С именем великого флотоводца Федора Федоровича Ушакова связана целая славная эпоха в обширной летописи подвигов русского флота. Большинство побед русских моряков конца XVIII века достигнуто под непосредственным командованием Ушакова.
Родился Федор Федорович Ушаков в 1745 году в Темниковском уезде[15] Тамбовской губернии в обедневшей дворянской семье. Отец его служил в скромном чине коллежского регистратора.
В 1761 году Ушаков поступает в Морской шляхетный корпус. Дисциплинированность, успешность в науках быстро выделяют его из среды остальных воспитанников корпуса. Через два года Ушаков производится в гардемарины, через год в капралы и в 1766 году — в мичманы.
Первые же плавания в Балтийском море, поход на пинке «Нарген» в Архангельск показали прекрасные командирские качества Ушакова, его любовь к морю.
Ушаков, подобно всем истинным морякам, любил море. Тяготясь береговой жизнью, он преображался, когда вступал на палубу боевого корабля. «Я всегда больше желаю быть на море, чем в гавани», — говорил этот выдающийся флотоводец. Уже будучи адмиралом, он в письме к своему сослуживцу подчеркивал, что «весело время проводил в походе, а возвратясь, принужден опять заняться за скучные письменные дела». По мнению Ушакова, для моряка настоящая жизнь только в море. Ему он и посвятил себя целиком.
В русско-турецкую войну 1768―1774 годов Ушаков с Балтики переводится на Черное море. У него уже накоплен солидный морской опыт; много дало плавание на корабле «Три иерарха» под командованием большого знатока морского дела, капитана 1 ранга С. К. Грейга, впоследствии героя Чесменского сражения.
Плавание в Азовском и Черном морях на вновь построенных судах требовало большого искусства. Плоскодонные, наспех сделанные, они сильно дрейфовали, плохо разворачивались. Точных карт не было. Прокладывали курс по картам, изготовленным несколько десятков лет назад.
Когда на Черном море смолкли орудийные выстрелы, Ушаков вместе с несколькими офицерами переводится обратно в Балтийский флот. Однако его плавание в водах Балтики было недолгим.
В Петербурге снаряжается особая экспедиция. Адмиралтейств-коллегия получила указ: «Отправить из Петербурга русские товары на казенный счет, для продажи в иностранных местах». Три военных фрегата поднимают купеческие флаги. 15 июля 1776 года, наполнив трюмы различными товарами, фрегаты отправились в необычный рейс. Их сопровождал фрегат «Северный Орел», шедший под военным флагом.
На нем находился и Федор Федорович Ушаков. Он шел принимать командование одним из фрегатов, оставленных после русско-турецкой войны в Италии в Ливорно. Поход был хорошей практикой. Через два месяца после начала плавания фрегаты пришли в Ливорно. Ушаков сразу же вступил в командование 26-пушечным фрегатом «Св. Павел». На нем он совершал рейсы в Константинополь, Гибралтар и другие порты Средиземного моря. Почти три года длилось это плавание в чужих, далеких морях.
По возвращении в Кронштадт Ушаков получил назначение на императорскую яхту. Но Ушаков явно не подходил к роли командира увеселительного корабля. Чуждый обществу светских бездельников, он всегда тяготился им и скоро без сожаления расстался с раззолоченной яхтой.
В 1780 году на 64-пушечном корабле «Виктор», в составе эскадры Сухотина, Ушаков снова уходит в Средиземное море для охраны русского торгового плавания.
В эти годы Россия по-хозяйски обосновывалась на черноморском побережье. Вырастали новые города, крепости, строился военно-морской флот. В 1778 году на Днепре закладывается новый город Херсон. В нем оборудуются верфи, адмиралтейство. Усиленно развивается судостроение и на Азовском море, в Таганроге. В 1783 году к России окончательно присоединяется Крым. И в том же году основывается порт и база Черноморского флота — Севастополь. Утверждаются первые штаты Черноморского флота: 12 линейных кораблей, 20 фрегатов, 5 ботов, 8 транспортов, 10 плашкоутов.
Для растущего флота требовалось много хороших моряков. И Балтика — эта историческая школа моряков русского флота — передает свои лучшие кадры.
Жарким летом 1783 года из Кронштадта в Херсон, вместе с новым пополнением для строящегося Черноморского флота, прибыл и Ушаков.
Этот год был несчастным для Черноморья. Неожиданно появилась эпидемия чумы. Сотнями гибли люди. Едким густым дымом окутались селения. Всюду дымились кучи навоза, которым окуривались от заразы, — люди думали, что она переносится ветром. При встречах держались наветренной стороны. Но ничто не помогало. Строительство кораблей приостановилось.
Прибыв в Херсон, Ушаков со свойственной ему энергией начал бороться с чумой. Он правильно решил, что самое главное — надежная изоляция больных, уничтожение очагов болезни, соблюдение санитарных условий.
Результаты мероприятий Ушакова не замедлили сказаться — в его команде чума была сразу же пресечена. За успешную борьбу со страшной болезнью Ушаков получил орден. Инициативу Ушакова ставили в пример другим командирам.
В это время Черноморским флотом и портами на побережье Черного моря командовал Потемкин. Карьера этого фаворита императрицы была головокружительна. Начав службу поручиком, он быстро становится генералом, получает графское, а затем и княжеское звание. В 1775 году Потемкин становится полным властителем Тавриды, с неограниченными полномочиями.
По достоинству оценив способности Ушакова, Потемкин поручает ему устройство линейного флота. Командовал же флотом граф Войнович, выходец из Черногории, человек, не отличавшийся большой храбростью.
Между тем над Черным морем опять собираются грозовые тучи. Турция ждет лишь удобного случая, чтобы начать новую войну.
Осенью 1787 года турецкая эскадра под командованием капудан-паши Эски-Гассана подошла к Очакову. Не ожидая формального объявления войны, турки напали на фрегат «Скорый» и 12-пушечный бот «Битюг», стоявшие в Днепровском лимане.
Шесть часов продолжалась перестрелка двух русских судов с целой эскадрой. К концу боя русские корабли, потопив один турецкий корабль, отошли к Глубокой пристани.
Командующий Севастопольским флотом Войнович получил приказание «собрать все корабли и фрегаты и стараться произвести дело, ожидаемое от храбрости и мужества вашего и подчиненных ваших… Где завидите флот турецкий, атакуйте его, во что бы то ни стало, хотя б всем пропасть».
Русский флот вышел в море, но плавание было неудачным. Эскадра вскоре попала в жестокий, осенний шторм, который рассеял все суда. Многие суда получили серьезные повреждения.
«Не было никаких недостатков ни в рачении, ни в усердии, ни в осторожности, ни в искусстве, — доносил по начальству Войнович о постигшем русский флот несчастье, — а все произошло от слабости судов и их снастей; хотя шторм прежде такой был, но если бы все крепко было, устояло бы».
Лишь на следующий год произошла, по словам, самого Ушакова, «первая на здешнем море генеральная баталия».
Турки имели 13 линейных кораблей и фрегатов, 3 бомбардирских корабля и 21 мелкое судно; русская же эскадра насчитывала всего 2 корабля, 10 фрегатов и 24 мелких судна.
Турецкие корабли, построенные под руководством французских мастеров, скоростью хода и мореходностью превосходили русские, изготовленные наспех на речных верфях. И артиллерия была у турок дальнобойнее. Их пушки большею частью были медные, тогда как у русских чугунные, которые часто разрывались.
Но султан, отдавая категорический приказ об истреблении русского флота, не учел патриотизма русских моряков и их непреклонной воли к победе.
29 июня противники впервые заметили друг друга.
Однако турецкая армада долго не решается напасть на численно более слабого противника. Наконец, 3 июля у о. Фидониси противники встретились.
Ушаков командовал авангардом. Командующий флотом нерешительный Войнович чрезвычайно нервничал перед сражением. Инициативу и ведение боя он возложил на своего младшего флагмана Ушакова. «Если подойдет к тебе капудан-паша, сожги, батюшка, проклятого. Надобно поработать теперича и отделаться на один конец» — говорил он Ушакову.
В 2 часа дня турки начали быстро спускаться по ветру на передовые русские корабли. Капудан-паша намеревался обойти и окружить нашу эскадру. Ушаков быстро разгадал этот маневр. Он приказал, не ожидая сигнала старшего флагмана, прибавить парусов и с ветра атаковать голову неприятельской колонны. Противники сближались. Капудан-паша, поставив против 66-пушечного корабля Ушакова один 80-пушечный и два 60-пушечных корабля, сам с двумя кораблями бросился атаковать передовые фрегаты «Берислав» и «Стрелу». Ушаков, расправившись с поставленными против него кораблями, устремился на помощь фрегатам. За ним, также без сигнала флагмана, последовала вся эскадра. Началось общее сражение. Каждый корабль Ушакова сражался против 3―4 турецких, нанося противнику метким и сильным огнем огромные повреждения.
Русские моряки «стреляли в неприятельские корабли не часто и с такой сноровкой, казалось, что каждый учится стрелять по цели, снаравливая, чтобы не потерять свой выстрел».[16] Их огонь был убийственен.
После трехчасового боя турецкие суда стали отходить за линию боя. А когда вышел из строя флагманский корабль, началось общее бегство турецкого флота.
Фактически руководил боем младший флагман Ушаков. После сражения Войнович прислал ему записку, в которой писал: «Поздравляю тебя, батюшка Федор Федорович, сего числа поступил весьма храбро; дал ты капудану-паше порядочный ужин, мне все видно было».
Искусное руководство, правильный тактический расчет, умелые действия команды обеспечили победу русского флота.
Ушаков придавал огромное значение обучению команды, воспитанию из матросов сознательных, решительных бойцов. В рапорте на имя Потемкина он просит за геройство в бою наградить команду и добавляет: «всякая их ко мне доверенность совершает мои успехи».
Талантливый адмирал уделял огромное внимание постоянной учебе личного состава, поощрял проявление личной инициативы. Он неустанно воспитывал подчиненных в духе взаимного понимания, строгого соблюдения воинской дисциплины, преданности родине. Он, подобно своему современнику Суворову, умел найти путь к сердцу русского воина. Его слова воодушевляли матросов.
Вскоре Ушаков производится в контр-адмиралы и ставится во главе Черноморского флота, вместо нерешительного, бездеятельного Войновича.
Турки, охваченные жаждой реванша, готовят многочисленный флот с десантом, намереваясь овладеть Крымом, уничтожить Севастополь и русский флот. Быстро восстанавливают они убыль своих кораблей. На строительство флота расходуются сокровища султанских дворцов. В гареме с жен султана снимаются драгоценные украшения.
Командовать многочисленным и сильным турецким флотом назначен молодой и горячий капудан-паша — двадцатидвухлетний Гуссейн.
Он горит нетерпением сразиться с Ушаковым и обещает султану возвратить Крым.
Русский флот также усилился новыми кораблями. 16 мая 1790 года эскадра под флагом контр-адмирала Ушакова вышла в море, взяв курс на Синоп. Через пять дней эскадра подошла к турецким берегам. Крейсерские суда, разделенные на три отряда, отправились вперед искать корабли противника. Один отряд крейсеров к вечеру этого же дня захватил два судна врага.
Всю ночь лавировал Ушаков со своими кораблями перед входом в Синопскую бухту, отрезая находившимся там турецким судам путь к бегству. Рано утром русские корабли вошли в бухту и открыли огонь по турецким судам и береговым батареям. Весь день и следующую ночь продолжалась орудийная стрельба. Крепость и турецкие корабли, укрывшиеся под ее стенами, понесли большие потери.
24 мая эскадра оставила Синопскую бухту и пошла вдоль берега на восток, истребляя встречные суда противника. Подойдя к Анапе, эскадра бомбардировала эту сильно укрепленную крепость.
Три недели продолжалось победоносное плавание у турецких берегов. Эскадра привела в Севастополь восемь транспортных судов противника с пшеницей и пленными. Двенадцать судов было сожжено и утоплено.
В рапорте начальству Ушаков сообщал, что эскадра обошла всю восточную сторону Анатолии и берега Абхазские, от Синопа до Анапы, «господствуя сильной рукой при оных».
Известие о таком дерзком и смелом налете русских на турецкие берега заставило Гуссейна поспешить с выходом в море.
Но Ушаков тоже не терял времени зря. Он день и ночь готовил флот к новым победам: тренировал команду в быстрой постановке парусов, приказывал «для моциону бегать через салинг, дабы обучить людей к скорому и красивому управлению каждого дела». Ушаков был уверен, что с русским «флотом можно не только румельским берегам нанести страх и беспокойство, но и Константинополь не останется спокойным».
Имея основания ожидать появления неприятельского флота со стороны Анапы, Ушаков направляется с флотом в количестве 33 вымпелов к Керченскому проливу. Его предположения оправдались. 8 июля в половине десятого утра, при бурной погоде, со стороны Анапы показался турецкий флот в составе 36 кораблей, идущий под всеми парусами на сближение.
Первый турецкий выстрел послужил сигналом к общему сражению. Главная атака турок была направлена на авангард русской эскадры. Командовавший передовыми кораблями капитан Голенкин стойко выдержал натиск сильнейшего врага и своим огнем привел турок в расстройство. Дистанция между эскадрами все уменьшалась. После часовой перестрелки Ушаков поднял сигнал: «Следовать движению флагмана» и повел свой флот в наступление. В густом дыму, прорезав линию неприятеля, русские с наветра напали на турок, осыпая их градом картечи и ядер. Русские, сблизившись до полукабельтова, стреляли почти в упор. Турки были плохими артиллеристами: их снаряды пролетали мимо цели. Вскоре флот Гуссейна пришел в полное замешательство. Уходя от метких выстрелов, турецкие суда поворачивали на разные галсы. Жестоко пострадал и корабль капудан-паши. Флаг младшего турецкого флагмана был сбит. Через шесть часов боя неприятель стал искать спасения в бегстве, и только наступившая темнота спасла турецкий флот от полного разгрома. Ушаков всю ночь преследовал противника.
Наша артиллерия произвела жестокое опустошение на судах, переполненных десантными войсками.
25 августа Ушаков снова выходит на поиски неприятеля. Через три дня плавания с салинга флагманского корабля заметили стоящий у Тендровской косы многочисленный турецкий флот. На этот раз в советники молодому Гуссейну султан дал престарелого Саид-Бея.
Приказав нести все паруса, Ушаков устремился на турок. Такая решительность вызвала на кораблях противника панику. Турки начали рубить канаты и в беспорядке бежать от русской эскадры.
«Испуган — наполовину побежден». Этого правила Суворова придерживался и Ушаков.
Русский флагманский корабль поднял сигнал «усилить погоню». Скоро стало видно, что задние суда турецкой эскадры возможно отрезать. Ушаков лег на пересечку курса. Капудан-паша, чтобы защитить свои суда, вынужден был принять бой.
Когда туркам кое-как удалось построить боевую линию, Ушаков вместе со своим авангардом обрушился на их передовые корабли. Турецкий флот скоро потерял всякий строй. Сигнал о погоне и нападении почти не убирался с мачты корабля Ушакова. Русские корабли входили в интервалы между судами противника и громили его. Корабль Ушакова одно время сражался с тремя турецкими судами и заставил их выйти из строя.
На рассвете следующего дня можно было видеть турецкие суда, рассеянные по всем направлениям.
Фрегат капитана Нелединского оказался случайно окруженным несколькими неприятельскими кораблями. Но турки не замечали присутствия среди них чужого судна. Русский фрегат, не поднимая флага, шел некоторое время вместе с турками. Улучив удобный момент, фрегат поднял флаг и под всеми парусами на глазах изумленных турок достиг своего места в строю русской эскадры.
Два турецких корабля оказались под ветром, один из них был под флагом Саид-Бея. Ушаков послал против них несколько кораблей. Турки дрались отчаянно. Но сила была на стороне русских. Скоро один корабль, лишившись капитана, вынужден был сдаться. Упорствовал лишь Саид-Бей. Его только что спущенный с верфи корабль был совершенно разбит; от метко пущенного брандскугеля[17] на нем начался пожар. Приход к месту боя русского флагмана поколебал решимость старого капудан-бея — турецкий флаг медленно пополз вниз. Не успели шлюпки с пленным турецким адмиралом отвалить от борта, как горящий корабль взлетел на воздух.
Потемкин в частном письме так писал об этой победе Ушакова: «Наши, благодаря бога, такого перца туркам задали, что любо. Спасибо Федору Федоровичу».
Разгром турецкого флота открыл нашим гребным судам путь к устью Дуная. Войдя в Дунай, гребная флотилия способствовала взятию Суворовым Измаила.
До глубокой осени плавал флот в эту кампанию и ушел в гавань лишь тогда, когда наступили заморозки и начал валить снег.
Непобедимого адмирала турки звали Ушак-пашей, его имя внушало непреодолимый страх. Ушаков был грозой всего турецкого побережья.
Султан для усиления своего флота вытребовал суда подвластных ему владений: Туниса, Алжира, Триполи. До восьми адмиралов собралось в весну 1791 года в Черноморском флоте султана. Среди них находился и известный своей храбростью алжирский паша Саид-Али. На него султан возлагал особые надежды.
Получив сообщение о выходе турецкого флота из Босфора в Черное море, Ушаков немедленно направился на его поиски.
До русского адмирала дошли слухи о хвастливом обещании Саид-Али привезти Ушакова в Константинополь в цепях.
31 июля противник был обнаружен у мыса Калиакрия. Суда стояли на якорях под прикрытием береговых батарей. Часть команды гуляла на берегу. Как гром средь ясного дня, было появление русских. Турки, завидя неприятеля, в панике начали рубить канаты, даже не успев забрать с берега свою команду. Береговые батареи открыли беспорядочный огонь. Русские, не обращая внимания на выстрелы турецких батарей, смело вошли в проход между турецкими кораблями и берегом и атаковали противника.
Турки пытались было построить свои суда в боевую линию, но это им не удалось.
Тогда Саид-Али повел свою расстроенную эскадру в контратаку. Решив драться до последней крайности, он велел прибить свой флаг к флагштоку гвоздями, так чтобы команда ни в коем случае не имела возможности его спустить. Весь турецкий флот следовал за пашой, стараясь выиграть ветер.
Ушаков понял намерение турок и погнался за передовым кораблем. Затем он приказал своему флоту спуститься по ветру на врага. На мачте взвился сигнал: «Каждому атаковать соответствующий корабль». Сражение началось.
Ушаков хорошо знал особенности своего противника. Стоило только вывести из строя флагманский корабль турок, как остальными их судами овладевала паника: лишившись руководства, они рассыпались в разные стороны. Ушаков не был сторонником старинных «рыцарских дуэлей», по правилам которых приличным воинской доблести считалось сражение лишь с равносильным соперником: кораблю с кораблем. «Победа при любых условиях» — было его девизом, поэтому он с тремя лучшими своими кораблями обрушился на флагманский корабль Саид-Али. Вскоре корабль турецкого адмирала с перебитыми мачтами и реями, порванными парусами и снастями вынужден был удалиться под ветер и укрыться в середине своего флота.
Место корабля Саид-Али заступил вице-адмиральский корабль, но скоро и его постигла та же печальная участь.
Чтобы ликвидировать последнее сопротивление противника, Ушаков, опять-таки вопреки принятым тогда «правилам военной науки», строго наказывавшим во всех без исключения случаях соблюдать неразрывную линию баталии, задержав ход своего корабля, уклонился под ветер, прорезал линию неприятельских судов и, войдя в их середину, открыл сокрушительный огонь на оба борта. Этим маневром, исполненным и другими кораблями, был спутан весь турецкий строй. Смешавшись в кучу и подставив русским кораблям кормы своих судов, турки стали спускаться под ветер. Флот Ушакова, окружив разбитого неприятеля, засыпал его снарядами.
Перемена ветра, густые облака порохового дыма и наступившая темнота позволили туркам спастись от полного поражения.
Сражение у мыса Калиакрия еще раз доказало талантливость Ушакова. Блестящая тактика Ушакова, его исключительное мастерство в управлении боем и личное мужество способствовали победе русского флота. Туркам не помогли и английские офицеры, управлявшие артиллерийской стрельбой почти на каждом их корабле.
На русской эскадре было всего 17 убитых и 28 раненых, тогда как турки потеряли три корабля и сотни убитых на каждом корабле. Только на корабле Саид-Али было 450 убитых.
Турки искали спасения у берегов, их суда с пробитыми бортами и поломанным рангоутом не могли больше держаться на море.
Одна лишь алжирская эскадра кое-как ночью добралась до Константинопольского пролива, но и то, войдя в пролив, корабль Саид-Али стал тонуть. Пушечные выстрелы с гибнущего корабля всполошили всю столицу.
Ужасный вид эскадры, весть о разгроме флота, слухи о готовности Ушакова напасть на Константинополь заставили султана поспешить с заключением мира.
К верховному визирю, сражавшемуся с русской армией, в тот же день поскакал гонец с султанским предложением о немедленном заключении мира.
По мирному договору за Россией осталось все северное побережье Черного моря от Днестра до Кубани. Этим Россия в значительной степени была обязана Ушакову.
Наступило мирное время. Но командующий не перестает уделять особое внимание боевому совершенствованию флота, содержанию его в постоянной готовности. Частые выходу в море, пушечные и ружейные стрельбы стали при Ушакове системой.
Командующий лично контролирует ремонт старых и строительство новых кораблей. При посещении верфей и доков он вникает во все мелочи.
В одном из своих приказов Ушаков благодарит за быстрый ремонт кораблей «разных чинов мастеровых», изъявляет признательность «в многотрудных работах» корабельному подмастерью Юхарину.
Денег на содержание флота присылалось тогда мало, поступали они нерегулярно. Даже при бережном расходовании их нехватало, приходилось занимать у частных лиц, тратить свои собственные.
В письме интенданту Афанасьеву Ушаков жалуется: «Мне через правление отпущено здесь на экстраординарную сумму только 1000 руб., что я из них могу сделать или купить? Дохожу до такой крайности, если правление не позволит покупать необходимо подобных вещей, заложить собственный дом и покупая исправить все необходимости, дабы быть готову». Кстати сказать, личные деньги Ушакова, затраченные на ремонт кораблей, были возвращены ему царем лишь через десять лет.
За время командования Ушакова флотом неузнаваемо изменилась база Черноморского флота — Севастополь. Город быстро рос и благоустраивался.
Историк Головачев в своей «Истории Севастополя», вышедшей в 1872 году, писал: «Порт Севастопольский за последующее время управления Ушаковым гораздо быстрее обстроился новыми зданиями, нежели во все продолжение своего прочего существования».
Ушаков строит новые, каменные казармы, госпитали. Возмущенный замеченными в госпитале непорядками, он отдает приказ улучшить питание больных, ежедневно варить кисель, достать пшеничной муки для булок, свежей капусты, «дабы лучшим содержанием людей подкрепить и привести в здоровье», и тут же наставляет, что «необходимо стараться о здоровье служителей».
В январе 1791 года Ушаков назначается руководителем Черноморского морского правления. Ушаков с головой уходит в дела флота. Его деятельность этого периода крайне разнообразна. Наряду с боевой учебой и строительством флота он улучшает санитарное состояние Севастополя, организует загородные гулянья моряков, заботится о питании команд.
Но, к сожалению, Ушакову недолго пришлось возглавлять Черноморский флот. После смерти Потемкина председателем Черноморского морского правления Екатерина снова назначает лично известного ей Мордвинова. За Ушаковым остается командование действующим флотом.
Завистники и враги Ушакова пытаются скомпрометировать его военные успехи, пускают сплетни о совершенных якобы им ошибках, о том, что другой на его месте сделал бы значительно больше. Все это огорчает Ушакова, отравляет ему жизнь, отнимает у него массу времени на никому ненужную переписку.
Европа в это время жила бурной политической жизнью. Во Франции революция, король Людовик XVI казнен. Екатерина II борьбу с буржуазной революцией во Франции считала своей главной задачей. Лишь внезапная смерть в 1796 году помешала ей начать войну с буржуазной Францией. Ее преемник Павел не меньше «просвещенной» императрицы боялся революционной «заразы». Деятельный организатор войны против революционной франции, Павел послал для борьбы с ней Суворова в Итальянский поход, Ушакова — в Средиземное море.
Павел давно с тревогой следил за развитием французской революции, за продвижением по Европе французских войск. После захвата французами Ионических островов у России на Ближнем Востоке появился опасный соперник. Возникли опасения, как бы Турция, соединившись со своей соседкой, не попыталась вернуть себе черноморское побережье. Ходили кроме того слухи о намерении Франции восстановить Польшу как самостоятельное государство.
Египетский поход Наполеона превращает Турцию из союзника в противника Франции. Наполеон, вместо того чтобы следовать через турецкие земли в Индию — золотое дно Британской империи, — принялся покорять Египет. Огорошенная такой неожиданностью Турция заключает наступательный союз с Россией. Павел давно ждал этого союза. Арест на Ионических островах русского консула, наконец, захват французами Мальты — были ближайшими поводами к войне России с Францией. К коалиции присоединилась веками враждовавшая с Францией Англия, а затем Австрия.
Ушакову предписывается, соединившись с турецким флотом, действовать против французов.
Это повеление Ушаков получил в море. Выполнить его оказалось далеко не легким делом: кораблей, годных к длительным походам, по существу, не было.
«Корабли и фрегаты в прошлую войну строились с великой поспешностью, только чтобы поспевали на военное дело; от такого поспешного строения не так крепки, а часто и многие хилости уже в членах оказываются. Артиллерия на всех судах тяжелая; посему, когда выхожу в море, стараюсь для сбережения судов избегать крепких ветров и уходить в закрытие к берегам» — писал на следующий день Ушаков морскому министру Кушелеву.
Эскадра стала готовиться к дальнему походу, к боям с сильным и опытным противником.
Оставив наиболее неблагонадежные суда в Севастополе, приняв на эскадру запасы и пополнив личный состав, Ушаков в середине августа вышел в море. Шестнадцать русских кораблей взяли курс на дружественный теперь Константинополь.
У входа в Босфор эскадра получила сообщение русского посланника об объявлении Турцией войны Франции и желании турок как можно быстрее видеть эскадру Ушакова в Константинополе.
В Дарданеллах произошло соединение с турецкой эскадрой, состоявшей из 28 различных судов. Командовал их эскадрой опытный моряк Кадыр-Абдул-Бей.
20 сентября соединенный флот под флагом Ушакова покинул Дарданеллы.
Не успел еще русско-турецкий флот выйти в море, как другие союзники — Англия и Австрия — начали тайными происками подрывать мощь коалиции.
Австрия послала на Ионические острова (уступленные ею же Франции после уничтожения в 1797 году Венецианской республики) эмиссаров с предложением своего покровительства, предлагала жителям островов поднять австрийский флаг.
Честолюбивый английский адмирал Нельсон сам хотел захватить Ионические острова. Видя в Ушакове серьезного конкурента и поэтому стремясь задержать отплытие русского флота, он писал английскому посланнику в Константинополе: «Я намерен обратиться к Мальте, Корфу и прочим островам этим; почему надеюсь, что русскому флоту назначено будет находиться на Востоке; если же допустят их утверждение в Средиземном море, то Порта будет иметь порядочную занозу в боку».
Но все ухищрения вероломных союзников оказались напрасны. Блестящие действия русской эскадры сорвали коварные замыслы англичан и австрийцев. Русский флот, возглавляемый Ушаковым, быстро занимает один остров за другим.
Первыми пали крепости острова Цериго. Французы храбро оборонялись. Но ядра русских судов и двух установленных на берегу батарей быстро выводили из строя защитников крепости. Несколько орудий противника было подбито. И в последнюю минуту, когда адмирал приказал капитан-лейтенанту Шостаку итти с десантом на приступ, над крепостью взметнулся белый флаг. Комендант крепости торжественно поднес Шостаку крепостные ключи и знамя.
Греческое население острова, изнывавшее от непосильных поборов и контрибуций наполеоновских войск, с восторгом встретило русских. Это было первым триумфом эскадры.
Весть о прибытии русских облетела все острова.
Когда к острову Занте подошли русские фрегаты, обрадованные греки на руках вынесли русский десант со шлюпок. Французы бежали в крепость и, видя бесполезность сопротивления, скоро сдались. 491 пленный, 42 орудия, порох, знамена — таковы были трофеи русских.
В течение шести недель все острова, за исключением прекрасно защищенного Корфу, были взяты.
Когда в Константинополе было получено сообщение о взятии островов, султанский визирь послал Ушакову поздравительное письмо. «Достоинство, деятельность, храбрость ваши, — писал визирь, — обнадеживают блистательную Порту в дальнейших подвигах. Она нелицемерно поставляет вас в число славнейших адмиралов Европы».
Остров Корфу являлся последним оплотом французов. Расположенный на стыке двух морей, он был ключом Адриатического моря.
Во времена Ушакова эта большая крепость, обнесенная со всех сторон гранитными стенами, считалась одной из сильнейших в Европе. Ее укрепления заключались в пяти самостоятельных крепостях, построенных таким образом, что неприятель, завладев одной из этих крепостей, неизбежно подвергался огню остальных. Хорошо укрытые казематы и бастионы располагались по склонам гор. Крепость вмещала от 10 до 15 тысяч гарнизона. Осаждающего на каждом шагу встречали препятствия — глубокие рвы и высокие валы.
Казармы и пороховые погреба были высечены в гранитных скалах. Здания сообщались между собой траншеями и туннелями, также высеченными в горах.
Со стороны моря крепость прикрывал остров Видо, имевший пять батарей с орудиями крупного калибра.
В Корфу находились главные силы французов, во главе с генеральным комиссаром. Трехтысячный гарнизон, при 650 орудиях, был больше чем на полгода обеспечен продовольствием. Свыше 800 солдат находилось на острове Видо.
На удобном Корфинском рейде под прикрытием крепостей стояли обшитый медью 74-пушечный корабль «Женере», захваченный в плен английский корабль «Леандр» и еще девять военных судов.
Эту-то неприступную крепость и предстояло взять Ушакову.
Нельсон все еще не терял надежды захватить Корфу. Он несколько раз предлагал Ушакову снять блокаду и уйти к северным берегам Италии, хотя этим берегам никто не угрожал. Однако все ухищрения английского адмирала были напрасны.
Русский флот крепко стерег Корфу. Французский корабль «Женере» несколько раз пытался прорвать блокаду, но неизбежно попадал под обстрел русских судов. «Корабль французский, — писал в рапорте главнокомандующий, — будучи на ветре, выходит иногда от крепости и шарлатанствует: стреляет издали, не отделяясь от крепости, и потом назад уходит». За одно из очередных «шарлатанств» «Женере» серьезно поплатился: снарядами русских была разбита корма, сделано несколько пробоин и восемь человек убито.
Ушаков днем и ночью готовился к взятию Корфу. Он все время находился среди моряков, обучал их высадке на берег, стрельбе из орудий и ружей, действиям на берегу.
Когда наступил момент решающего наступления, Ушаков дал приказ к нападению на крепость с моря и суши.
План атаки был разработан самим адмиралом. 130 особых сигналов позволяли направлять действия отдельных кораблей и войск.
Взятие острова Видо возлагалось на флот. Приказ, отданный накануне атаки, определял задачу и местоположение каждого корабля.
Население получило специальные повестки, призывающие к участию в штурме. Но по ним никто не явился — ожидали неудачи.
18 февраля в семь часов утра, по сигналу с флагманского корабля Ушакова, началась атака.
Первыми вступили в бой фрегаты. Проходя под парусами вблизи берега, они обстреливали неприятельские батареи. Доходя до своего места, фрегаты становились бортом к крепости. За фрегатами следовал весь флот. Часть кораблей обстреливала суда неприятеля, а также рейд, не давая подвозить к острову Видо подкрепления. Как всегда, в самый решительный момент Ушаков подал личный пример. Видя упорство наиболее крупной батареи, он поставил свой корабль против нее и в короткое время заставил батарею замолчать.
После продолжительной артиллерийской подготовки в трех местах острова начал высаживаться десант. Преодолевая упорное сопротивление французов, различные естественные и искусственные препятствия, моряки смело продвигались вперед.
К двум часам дня над островом уже были подняты русский и турецкий флаги. Половина гарнизона попала в плен. В числе пленных был и комендант острова бригадный генерал Пиврон. Русские моряки нашли его спрятавшимся в огромной бочке. Генерал был объят таким ужасом, что позже за обедом у русского адмирала не мог даже держать ложку.
Так же успешно было нападение и на главную крепость. До пяти часов вечера корабли и береговая батарея обстреливали крепость орудийным огнем. Наконец, по приказу Ушакова, турки и албанцы, подкрепленные русскими моряками, бросились на приступ. Первая атака была отбита. Союзники ударили еще раз. Храбро защищались французы. Больших трудов стоило выбить их из каждого укрепления, каждого выступа скалы. Карабкаясь на почти отвесные стены, взбираясь по приставленным лестницам, наступающие к вечеру взяли два важнейших бастиона.
Французы, не желая дальше бесполезно жертвовать жизнью, предложили перемирие.
— Я всегда на приятные разговоры согласен, — ответил Ушаков.
20 февраля 1799 года неприступная крепость Корфу впервые в своей истории капитулировала. В плен было взято 2931 человек, захвачено 636 орудий и большое количество боевых и продовольственных запасов.
Великий Суворов, узнав о взятии Корфу, радостно вскричал:
— Ура русскому флоту! Жалею, что не был при взятии Корфу хотя бы мичманом.
Правительство Павла не оценило самоотверженности и отваги русских моряков.
Спустя полтора месяца после взятия Корфу Ушаков в письме к русскому посланнику вынужден был констатировать горькую истину:
«Из всей древней истории не знаю и не нахожу я примеров, чтобы когда какой флот мог находиться в отдаленности без всяких снабжений и в такой крайности, в какой мы теперь находимся. Мы не желаем никакого награждения, лишь бы только, по крайней мере, довольствовали нас провиантом, порционами и жалованьем как следует, и служители наши, столь верно и ревностно служащие, не были бы больны и не умирали бы с голоду, и чтобы при том корабли наши было чем исправить, и мы не могли бы иметь уныния от напрасной стоянки и невозможности действовать».
На севере Апеннинского полуострова французов теснил фельдмаршал Суворов. Только его система, его тактика могли противостоять тактике французских батальонов. «Они воюют колоннами, и мы их бить будем колоннами», заявил Суворов. Русские солдаты, по выражению их полководца, «дрались как отчаянные… а ничего нет страшнее отчаянных». По свидетельству же иностранцев, русские полки «обладали твердостью и устойчивостью бастионов». Северная Италия была быстро очищена от французских войск.
Но на юге еще господствовали французы. Нельсон со своим флотом крейсеровал у Неаполя, не решаясь начать действия на берегу.
Ушаков отдает распоряжение итти к берегам Италии.
Русские корабли, идя вдоль побережья Италии, занимают один город за другим.
В Палермо произошла первая встреча русского флотоводца с английским адмиралом Нельсоном. Ушаков предложил Нельсону направить против занятой французами Мальты соединенные силы двух эскадр. Но это никак не входило в расчеты Нельсона, он всеми силами старался отклонить предложение Ушакова.
С первой же встречи русский и английский флотоводцы не сошлись. Ушаков, не доверяя льстивым фразам английского лорда, с подозрением относился к его предложениям. Нельсон с досадой видел, что русский адмирал держит себя самостоятельно, независимо и никак не может быть зачислен в число его бессловесных помощников.
Нельсон писал подчиненному ему командиру Трубриджу, что Ушаков «держит себя так высоко, что это невыносимо; под вежливой наружностью в нем скрывается медведь».
С прибытием в Неаполь русская эскадра стала готовиться к взятию Рима. Но и тут англичане, привыкшие загребать жар чужими руками, воспользовались появлением русской эскадры — моральным воздействием русских войск на неприятеля.
Стоявший в Неаполе корабль английского командира Трубриджа сразу же после прихода Ушакова снялся с якоря. Ушакову свой поспешный уход Трубридж объяснил необходимостью собрать у Чивита-Веккии английские суда и итти на соединение с Нельсоном. На самом деле Трубридж отправился к Риму и склонил французского генерала Гарнье, защищавшего Рим, к весьма невыгодной для союзников капитуляции. Французский генерал, поставленный в безвыходное положение, охотно принял предложенные ему условия капитуляции. По этим условиям французские войска не признавались военнопленными, у них не отбиралось оружие, они не лишались права дальнейшего участия в войне, им даже обещалась перевозка в отечество.
Ушаков от такого вероломства англичан пришел в крайнее негодование. Он знал, что освобождающиеся в Риме французские войска будут переброшены на фронт против Суворова. Ушаков сначала было решил отменить предполагаемый поход русских на Рим, но потом все же отдал приказ о выступлении.
Государственный переворот во Франции, в результате которого «маленький капрал» Бонапарт стал императором Наполеоном, в корне изменил отношение Павла к Франции. Ушаков получает распоряжение спешно возвращаться в Черное море, забрав с собой все войска.
Два с четвертью года длился средиземноморский поход. Русские моряки совершили много геройских подвигов, прославили силу русского флота, высоко подняли честь родины.
Неожиданные симпатии к Франции оказались для Павла роковыми. Подкупленные английским послом в Петербурге, дворяне-придворные душат его в Михайловском замке, в котором он жил как в крепости.
С воцарением на престол Александра I для русского флота наступила самая темная в его истории пора. К руководству флотом пришли чуждые ему люди. Корабли гнили в гаванях, не получая самого необходимого ремонта; парусные и орудийные учения прекратились. Русский флот разбазаривался — много военных кораблей было продано в другие страны, в частности в Испанию. Истинные моряки тяжело переживали развал флота, с негодованием и неприязнью смотрели на заводимые порядки. Многие подали в отставку.
При Александре Ушаков — участник свыше 40 морских кампаний — занимает скромную должность начальника Балтийского гребного флота.
После позорного Тильзитского мира, когда все завоевания русских моряков в Средиземном море снова отданы французам, Ушаков подает в отставку.
Мотивируя свою отставку болезнью, Ушаков писал в рапорте на имя царя: «… не прошу награды, знатных имений, высокославными предками вашими за службу мне обещанных, но останусь доволен тем, что от вашей милости и щедрости определено будет на кратковременную мою жизнь к пропитанию».
Царь расщедрился и уволил Ушакова с половинной пенсией.
Остаток своих дней Ушаков провел довольно бедно и уединенно в деревушке Алексеевке Тамбовской губернии.
Поместия с тысячами душ, пожалованные ему за многочисленные победы над врагами, получены не были. Пенсии едва хватало на пропитание. О его бедности говорит и завещание, составленное в 1810 году. По нему он все свое наследство — «7 душ дворовых людей» — оставил единственным родственникам — двум племянникам и племяннице.
2 октября 1817 года знаменитый флотоводец скончался.
Смерть Ушакова прошла почти незамеченной. Петербургская газета «Северная почта» в номере от 27 октября ограничилась краткой заметкой: «Из Тамбова, от 12 октября. Известный адмирал Федор Федорович Ушаков, толико прославившийся военными деяниями своими, сего октября 2 числа, к общему сожалению, скончался здешней губернии в Темниковском уезде. Погребение происходило 7 числа». И все. Больше никто и никак не отозвался на смерть храброго моряка — создателя новой тактической школы русского флота.
Моряки Красного флота свято хранят боевые традиции. Они чтут память выдающихся флотоводцев, бесстрашных героев, талантливых сынов русского народа.
Героическая оборона Севастополя вошла в историю русского народа как одна из блестящих ее страниц. В течение 11 месяцев севастопольцы с непоколебимым мужеством обороняли родную землю от вторгнувшихся иноземцев. Будучи в начале кампании вовсе незащищенным с суши, Севастополь усилиями гарнизона, под огнем мощной неприятельской артиллерии, был укреплен в кратчайшие сроки и сумел оказать врагу стойкое, длительное сопротивление, во время которого русские войска покрыли себя неувядаемой славой. Немало мужественных защитников родины нашли себе могилу на бастионах Севастополя. Немало доблестных севастопольцев, талантливых организаторов обороны, прославило свои имена во время 11-месячной осады. Среди них всегда будет блистать имя адмирала Павла Степановича Нахимова, одного из подлинных героев севастопольской эпопеи, скромнейшего человека, «отца матросов», доблестного воина и талантливого командира.
Павел Степанович Нахимов, родившийся в 1802 году, прошел отличный боевой путь. Его воспитателем и учителем был знаменитый русский адмирал Лазарев. Лазарев неослабно внушал своим подчиненным, что «всякое положение человека прежде всего налагает на него обязанности» и что «с точным, безукоризненным их выполнением связана не только служебная, но и личная честь». Нахимов был любимым учеником Лазарева, заслужившим от него высокую, оценку: «Чист душой и любит море».
Всеобщее признание как талантливого адмирала Павел Степанович Нахимов заслужил после сражения под Синопом, в котором была одержана блистательная победа над турками. Синопским сражением и была в сущности начата Восточная война 1853―1856 годов, если не считать мелких пограничных стычек.
С открытием кампании Нахимов с эскадрой в составе четырех линейных кораблей, трех фрегатов, двух бригов и одного парохода отправился в крейсерство вдоль Анатолийских берегов. Стояла штормовая ноябрьская погода. Невзирая на это, Нахимов с успехом нес блокаду турецкого побережья. Крейсерство Нахимова является ярким показателем отличной боевой подготовки Черноморского флота. 8 ноября, в жестокий шторм, во время которого два корабля и фрегат получили сильные повреждения и вынуждены были вернуться в Севастополь, Нахимов подошел к Синопу. В гавани находилась в это время неприятельская эскадра в составе 7 фрегатов, 3 корветов, 2 пароходов и 2 транспортов, стоявших под прикрытием сильных береговых батарей.
Нахимов блокировал гавань, дождался прибытия подкрепления в составе 3 кораблей и 18 ноября 1853 года полностью уничтожил турецкую эскадру.
Приказ Нахимова, данный при получении известия об объявлении войны, является образцом лаконичного стиля: «Не распространяясь в наставлениях, я выражу свою мысль, что в морском деле близкое расстояние от неприятеля и взаимная помощь друг другу есть лучшая тактика. Уведомляю г.г. командиров, что в случае встречи с неприятелем, превышающим нас в силах, я атакую его, будучи совершенно уверен, что каждый из нас сделает свое дело».
Приказ Нахимова, зачитанный перед Синопским боем, четко и ясно определяет боевые задачи каждого корабля, изумляет предусмотрительностью, предвидением всех деталей.
В 10-м часу утра 18 ноября начался бой. Один за другим гибли турецкие корабли. Только один пароход «Тайф» успел спастись бегством, воспользовавшись превосходством своего хода.
Уничтожив турецкую эскадру и исправив повреждения на кораблях, эскадра Нахимова через 36 часов ушла в Севастополь.
Синопское сражение — последнее крупное сражение в истории парусного флота — вызвало сенсацию во всем мире, развязав силы войны. В английских журналах того времени писали о Синопе так: «Как бы ни смотрели на обстоятельства публицисты, мы, моряки, не можем относиться без уважения к неведомому для нас флоту, который смело борется с бурями в течение месяца, дает сражение тотчас после жестокого ветра, уничтожает противника и с торжеством благополучно возвращается в порт, несмотря на повреждения».
Французы и англичане поспешили на помощь своему союзнику Турции. Восточная война началась.
Военная отсталость и невежество николаевской эпохи имели своим следствием то, что союзникам удалось высадить экспедиционную армию на Крымский полуостров, нанести несколько серьезных поражений русским войскам и обложить Севастополь.
Его героические защитники выполнили свой долг до конца, защищая родину. Союзники нанесли поражение реакционному и косному режиму Николая I, но им не удалось сломить дух героического русского солдата. Севастополь в конце концов пал, и не мог не пасть, но чудеса самоотверженности и доблести, проявленные его защитниками, навеки остались в памяти нашего народа.
Флот союзников обладал громадным превосходством перед русским Черноморским флотом. Русским пришлось пойти на то, чтобы, затопив часть флота у входа в бухту, закрыть доступ в нее иностранным эскадрам, а командами кораблей усилить число защитников крепости. Адмиралу Нахимову была поручена организация обороны южной стороны. 14 сентября 1854 г. Нахимов издал приказ своим морякам: «Неприятель подступает к городу, в котором весьма мал гарнизон. В необходимости нахожу затопить суда вверенной мне эскадры и оставшиеся на них команды с абордажным оружием присоединить к гарнизону. Я уверен в командирах, офицерах и командах, что каждый из них будет драться, как герой; нас соберется до трех тысяч, сборный пункт на Театральной площади».
Осада началась в то время, когда Севастополь по нерадению и легкомыслию высшего командования был вовсе не укреплен с сухого пути. Нахимов немедленно с величайшей энергией принялся за сооружение укреплений. Бастионы росли день ото дня. 5 октября началась первая бомбардировка Севастополя. 1500 орудий неприятельского флота с моря и 136 орудий с суши открыли ужасающий огонь по Севастополю. Однако первая же бомбардировка показала, что дух гарнизона высок, что бойцы полны решимости отстоять крепость. Нахимов с присущим ему хладнокровием лично руководил огнем 5-го бастиона. В первом артиллерийском поединке крепость одержала победу — сухопутные неприятельские батареи были вынуждены замолчать, а флот отошел сильно поврежденный.
Потери русских были также весьма велики. Сам Нахимов был ранен в голову. Гарнизон потерял более 1000 человек убитыми и ранеными.
Один из севастопольцев — П. Берг, автор известных в свое время «Записок об осаде Севастополя», так описывает Нахимова: «С первых чинов до последнего адмиральского Нахимов держал себя со всеми просто и одинаково. Когда кругом все делалось иначе, когда большинство по мере повышений уходило вдаль и подчас становилось вовсе недосягаемым, — Нахимов был все тот же простой, беспеременный Павел Степанович Нахимов, душа-товарищ, отец-командир, всегда и всем доступный… Во время осады не было в Севастополе ни одного человека, кто бы не знал имени Нахимова».
Особой популярностью он пользовался среди солдат и моряков на бастионах и батареях. Его любовно называли «отцом матросов».
В личной жизни Нахимов был нетребователен и по-солдатски скромен. Когда в награду за боевые заслуги он получил значительную аренду, то, не стесняясь, сказал: «На что мне аренда, лучше бы бомб прислали».
Капитан А. Асланбегов в биографическом очерке о Нахимове приводит собственные слова адмирала, которые в высшей степени характерны для него и которые объясняют причину его громадной популярности среди моряков:
«Пора нам перестать считать себя помещиками, а матросов — крепостными людьми. Матрос есть главный двигатель на военном корабле, а мы только пружины, которые на него действуют. Матрос управляет парусами, он же наводит орудия на неприятеля, матрос бросится на абордаж, если понадобится, все сделает матрос, ежели мы, начальники не будем эгоистами, ежели не будем смотреть на службу, как на средство для удовлетворения своего честолюбия, а на подчиненных, как на ступени для собственного возвышения. Вот кого нам нужно возвышать, учить, возбуждать в них смелость, ежели мы не себялюбцы, а действительные слуги отечества. Вы помните Трафальгарское сражение? Какой там был маневр — вздор-с. Весь маневр Нельсона заключался в том, что он знал слабость неприятеля и свою силу и не терял времени, вступая в бой. Слава Нельсона заключается в том, что он постиг дух народной гордости своих подчиненных и одним простым сигналом возбудил запальчивый энтузиазм в простолюдинах, которые были воспитаны им и его предшественниками. Вот это-то воспитание составляет основную задачу; вот чему и посвятил себя, для чего тружусь неусыпно и, видимо, достигаю своей цели; матросы любят и понимают меня; я этой привязанностью дорожу больше, чем отзывом чванных дворянчиков-с».
В этих словах — весь Нахимов, резко выделявшийся из среды высшего командного состава армии и флота времен Николая I.
Помощник начальника гарнизона, командир порта и губернатор Севастополя Павел Степанович Нахимов как бы олицетворял решимость защитников крепости бороться до последнего. Этот немного тучный, добродушный 53-летний человек, с тихой и незатейливой речью, спокойными движениями был подлинно источником несокрушимой энергии, передававшейся всем защитникам Севастополя.
28 июня 1855 года Нахимов, как всегда, отправился на бастионы. «Как едешь на бастионы, так веселей дышишь», — говорил он. На Малаховой кургане Нахимов взошел на вал, чтобы посмотреть на неприятельские работы. Здесь он был смертельно ранен штуцерной пулей и через два дня скончался.
Весь Севастополь хоронил адмирала. Даже неприятель и тот воздал должное своему мужественному противнику, прекратив стрельбу и приспустив флаги на кораблях.
Генерал Тотлебен — крупнейший военный инженер того времени, один из славных организаторов обороны, в своем капитальном труде «Описание обороны Севастополя» пишет:
«Потеря Нахимова была громадным ударом для всех защитников Севастополя… Нахимов более чем кто-либо содействовал выработке типа русского моряка и развитию в Черноморском флоте того геройского духа, который так блистательно проявился в войну 1853―1856 годов. В этом отношении его по справедливости называют Джервизом русского флота… Нахимов не имел никаких личных интересов, он был чужд всякого эгоизма и честолюбия. Для него его собственное я решительно не существовало. Все его мысли и действия были направлены постоянно и исключительно на пользу, на неутомимое служение отечеству».
Севастополь пал. Дворянско-крепостническая империя не могла противостоять соединенным армиям крупнейших государств Европы. Но и в этой кампании, результат которой был предрешен всем ходом истории, русский солдат и матрос показали высокое мужество, стойкость и готовность беззаветно защищать родину.
«Помни войну».
«В море — значит дома».
«Степень усердия и знания команды зависит от командира и офицеров, достигается постоянной заботливостью о команде, не только о хорошем качестве провизии, но и об удобстве и осмысленности жизни».
Среди многих русских флотоводцев имя Степана Осиповича Макарова заслуженно пользуется большим авторитетом, славой и любовью. Талантливый русский простолюдин блестяще прошел свой путь от школьной скамьи до адмирала, выдержал острую борьбу с «цензовыми» адмиралами, с министерской рутиной и бюрократизмом, настойчиво добиваясь поставленной перед собой цели, проводя в меру сил и возможностей свои идеи и совершенствования в различных вопросах военно-морской службы. Военный по-настоящему, высокограмотный культурный русский моряк Макаров с одинаковым интересом вникал в вопросы штурманского дела, в дела артиллерийского ведомства и пароходного строительства.
С рвением и старанием занимался он научной деятельностью и подготовкой к военным действиям всякого корабля и соединения, бывшего в его подчинении, душой болел о постоянной боевой готовности всего русского флота.
Девиз «помни войну» был постоянным спутником в его работе и направлял не только его деятельность, но и деятельность личного состава, служившего под его руководством.
Много плававший, рожденный моряком, Макаров упорно добивался постоянной готовности к боевым действиям, настаивал на беспрерывной практике плавания и учениях, подчеркивая, что «плавание в мирное время — школа для войны».
«Нужно больше держать корабли в море, на судне все чины строевые, нестроевых нет; надо приохотить к морю, поощрив ученые работы, съемки, промеры и морской спорт; нужно беречь уголь, в военное время уголь — это жизнь; в море — значит дома», писал он в своей незаконченной работе «Без парусов» и был во всем прав.
Деятельный Макаров дал неисчислимое количество ценных оригинальных предложений, но немногие из них дошли до своего конца и были проведены в жизнь.
В тесноте гражданской и военной бюрократии русского самодержавного цинизма, под давлением двух прославленных породистых собак «шпица» и «таксы» (Макаров понимал под «шпицем» адмиралтейство, а под «таксой» ту непомерную «экономию», которую «проводило» министерство, базируясь на таксе — расценках), под давлением заслуженных адмиралов-дворян, — дарования Макарова никогда не могли получить широкого размаха. Макарова никогда не любили, не уважали и никогда не поддерживали ни министерство, ни «сослуживцы», ни тем более царский двор.
Но не устарело и поныне созданное трудом Макарова, не забыто то прогрессивное и замечательное, что удалось сделать для русского флота энергичному воинствующему адмиралу. Не забыли его русская наука, русский флот и народ.
Степан Осипович Макаров родился 27 декабря 1848 года в семье моряка, в городе Николаеве.
Переехав в Николаевск-на-Амуре вместе с отцом, Макаров поступил в морское училище и с большим интересом начал изучать военно-морское дело. Но, окончив училище с отличными показателями, Макаров не был произведен в гардемарины, ибо происходил не из дворян, а его способности при решении этого вопроса не играли никакой роли. Два года продолжались хлопоты отца и близких друзей Макарова. Наконец, после долгих просьб, в департаменте выдали справку о том, что отец Макарова за год до рождения сына был произведен в офицерский чин. Это помогло делу.
Любознательный и способный, веселый и живой, Макаров быстро освоил парусное дело, строевую службу.
Уже в 1867 году Макаров напечатал свою первую статью о приборе для определения девиации в море.
В 1869 году Макаров не без препятствий был произведен в мичманы. К этому времени он побывал на 11 судах. В этом же году, изучив аварию броненосной лодки «Русалка», он впервые поднял вопрос о мерах борьбы за непотопляемость судов, предложил разработанную им водоотливную систему, постоянные корабельные пластыри для заделки пробоин и т. д.
Предвидя русско-турецкую войну, Макаров предложил оборудовать пароход «Константин» для подъема на палубу минных катеров, чтобы, перебрасывая их из одного конца моря в другой, спускать на воду вблизи противника и атаковать противника шестовыми и буксирными минами.
Война 1877―78 годов показала настоящий героизм Макарова и его подчиненных — русских матросов. Часть кораблей противника была потоплена, часть подорвана и повреждена. Противник был выгнан из Черного моря. В этой войне Макаров впервые применил самодвижущиеся торпеды.
Личный состав под командой Макарова проявил исключительную отвагу и храбрость, бесстрашие и предприимчивость.
А сколько трудов стоило Макарову доказать целесообразность снаряжения парохода «Константин» для подъема катеров?!
«Верите ли, — говорил он, — за всю мою жизнь не проявил я столько христианского смирения, как за эти два месяца (пока рассматривался проект), иной раз не только язык — руки так и чесались».
Кончилась война, и Макаров снова занялся новым и интересным делом. Он изучил течения в Босфоре и впервые доказал, что в Босфоре в нижней части имеется течение из Мраморного моря, а в верхней части — течение из Черного моря в Мраморное.
По возвращении из Босфора Макаров состоял флаг-капитаном шхерного отряда Балтийского моря, затем плавал на практической эскадре. Одновременно со своей прямой службой он разработал проект переустройства Кронштадтского военного порта, предложил проект мобилизации корабля, настаивая на том, что «нужно больше держать корабли в море… надо приохотить к морю… В море — значит дома».
В своей блестящей работе «В защиту старых броненосцев и новых усовершенствований» Макаров высказал следующие золотые слова: «Успех дела зависит от единства, а единство достигается только продолжительными эскадренными плаваниями — „упражнениями“». «Мое правило: если вы встретите слабеющее судно — нападайте, если равное себе — тоже нападайте…» «Забудьте всякую мысль о помощи своим судам: лучшая помощь своим есть нападение на чужих».
В 1886 году Макаров был назначен командиром корвета «Витязь» и ушел в кругосветное плавание, из которого возвратился в 1889 году. В этом плавании он пробыл 993 дня, прошел под парами 33 412 миль и под парусами — 25 856 миль. Изучая во время плавания гидрологию океанов, Макаров написал замечательную книгу «„Витязь“ и Тихий океан», которая получила премию Академии наук и золотую медаль Географического общества. В плавании на «Витязе» Макаров выработал корабельную нумерацию орудий, котлов и т. д., сохранившуюся по сие время, ввел для машинной команды и кочегаров душ после вахты, наладил варку пищи. Одновременно с обработкой материалов он выступил и с рядом других вопросов — предложил улучшить пригонку обмундирования нижним чинам, ввести наглядные пособия обучения (разрезные ружья, рисунки схемы).
С 1891 года Макаров — главный инспектор морской артиллерии. Грамотный моряк и техник, он и тут ввел много нового. Он издал чертежи орудий, завел порядок в хранении, содержании и окраске снарядов, применил впервые стрельбу бездымным порохом (изобретение профессора Менделеева), изобрел бронебойные наконечники на снаряды, за что был назван американцами «победителем брони».
В этом же году Макаров был назначен командующим эскадрой Средиземного моря, которая состояла из 10 судов. С прибытием на эскадру Макарова жизнь оживилась, боевая подготовка поднялась, плавающие учения и смотры стали содержательнее и интереснее. Ввиду угрозы для России японо-китайской войны, эскадра Макарова перешла на Дальний Восток, где Макаров по просьбе старшего флагмана — адмирала Тыртова написал свои соображения о том, как надо приготовиться к бою и как его вести. Эти соображения были опубликованы как приказ командующего эскадрой Тихого океана от 25 апреля 1895 года.
Немного ранее этих соображений Макаров опубликовал свою большую работу «Разбор элементов, составляющих боевую силу судов», в которой выражал свои взгляды на технику военно-морского дела и оружие, на способы его использования.
После того как Япония временно наладила отношения с Россией и опасность войны миновала, Макаров съехал на берег для лечения и начал свою замечательную работу «Рассуждения по вопросам морской тактики», которая вышла в 1897 году. Она была переведена сразу на несколько иностранных языков и во многом до сих пор остается действующей. Эта книга вышла под девизом «Помни войну».
Это не учебник и не устав, а просто изложенные взгляды боевого талантливого адмирала по важнейшим вопросам морской тактики, соображения о боевых действиях и об использовании оружия в различной обстановке.
Говоря о приготовлениях к бою, Макаров считает необходимым «выбросить с корабля ненужные для боя предметы», «отдать приказания, какие люки, двери и пр. держать в военное время задраенными». «Организовать жизнь так, чтобы всякий человек, утомившийся ночью, имел возможность спокойно выспаться днем». «Для питания команде иметь в батареях воду в ведрах и кружки».
В 1898 году он прибывает на Балтийское море и выдвигает идею постройки мощного ледокольного судна для плавания в полярных льдах. Макаров явился тем человеком, чьим именем начинаются крупные ледокольные исследования далекого Севера.
По его проектам был построен прославившийся «Ермак». Под его командой впервые пошли сквозь льды не наугад, не по ветру, а с целью ломать лед и силой пробивать себе дорогу.
Макаров, наблюдавший беспрерывно за ходом работ, вносивший нужные изменения и добавления, до самого дня спуска «Ермака» на воду (29 сентября 1898 года) и пришедший на нем командиром в Кронштадт (4 марта 1899 года), был назван дедушкой ледокольного флота, так же как после русско-турецкой войны он был назван дедушкой минного флота.
Правы были единомышленники Макарова, верившие вместе с ним, что «…в близком будущем обновленная Россия развернет во всей своей мощи и неисчерпаемые силы ее народа, использует непочатые сокровища ее природных богатств и смелая мысль русского богатыря Макарова будет осуществлена».
«Будут сооружены ледоколы, способные проходить среди льдов ледовитого моря так же свободно, как проходит „Ермак“ по льдам Финского залива, которые до него были также непроходимы».
«Омывающий наши берега Ледовитый океан будет исследован вдоль и поперек русскими моряками, на русских ледоколах, на пользу науки и на славу России».
Макаров же водил «Ермак» и в два пробные плавания в Ледовитый океан, в которых был собран интереснейший материал, обработанный Макаровым в книге «„Ермак“ во льдах».
По окончании работ с ледоколом в 1899 году Макаров получил назначение на должность главного командира Кронштадтского порта, где он с усердием принялся наводить твердый воинский порядок.
У него на работе и на службе «…одно требовалось от всех — исполнение поручения вполне добросовестное… Делать как-нибудь, отзвонить и с колокольни долой, у Макарова не полагалось». «Другое требование — никогда не откладывать до завтра то, что можно сделать сегодня».
Понятно, что при сношениях с учреждениями, встретив дело, которое не двигается, он искренно выражал свое негодование и всыпал кому следует по заслугам.
Являясь противником установившихся рутинных порядков, прогрессивный адмирал первым стремился создать новые взаимоотношения офицеров с нижними чинами (матросами) и, в первую очередь, сам заботился о подчиненных ему людях, как старший товарищ, как заботливый отец и как начальник.
Один из его сослуживцев отмечает, что он всегда хорошо знал всех своих людей и ему было в точности известно, кто какую работу сумеет выполнить. Он во всех своих должностях относился к матросу по-человечески, заботился о добром питании матроса, о хорошей подгонке обмундирования, о просвещении матроса, о его здоровье, об удобстве и осмысленности жизни.
Иногда он при посещении кораблей лично брал пробу пищи с общего котла и, в случае ее плохого качества, предлагал «попробовать да побольше» этой пищи и всему офицерскому составу.
Он хлопотал об увеличении приварочных денег для матроса более чем вдвое, организовал обучение коков и хлебопеков на флотах.
Он устроил при большинстве казарм свои бани и прачечные, ввел взвешивание матросов в установленные сроки, дабы следить за состоянием здоровья, ввел статистику заболеваний в госпитале для изучения санитарных вопросов и т. д.
Ни разу Макаров не наказал зря своих подчиненных, сознавая, что палочной дисциплиной ничего не добьешься, что важно разъяснить и потребовать сознательного исполнения.
Неудивительно поэтому, что Макарова на всех морях, кораблях и соединениях матросы любили, уважали, называли своим, хорошим и т. д.
Будучи волевым и организованным, он четко работал по составленному распорядку дня, систематически занимался физкультурными упражнениями — делал обтирания, гимнастику, прогулки. Никогда не предавался, по образу и подобию некоторых сверстников своих дворянской крови, кутежам и пьянкам. Настойчиво до последних дней вел он свой дневник, состоявший из чистых листов бумаги большого формата, переплетенных в толстый том. На этих листах велась запись о случившемся и наклеивались в хронологическом порядке всевозможные документы, дающие, при перелистывании книги, указания о том, что произошло в данный день примечательного… вырезки из газет… письма исключительной важности, фотографии встреченных лиц, виды посещенных местностей, краткая заметка о разговоре, о прочитанной книге…
Он никогда не стыдился своего происхождения, не тяготился своей родней и поддерживал с ней самую задушевную связь. В тяжелые моменты (материально) он обращался к старшему брату за помощью, а в нормальных условиях сам помогал своим родным и теплыми письмами, и деньгами, и советами.
В служебных делах Макаров также был аккуратен, бережен и, самое главное, честен.
Видя нарастание угрозы войны на Востоке, Макаров писал: «Обстоятельства так сложились, что японцы в настоящее время считают Россию истинным врагом для естественного, по их мнению, развития страны…» Макаров всеми силами стремился на боевую работу, горел желанием подготовить флот и победить Японию на море. Но его и не собирались посылать.
«Меня не пошлют, — говорил он, — меня пошлют тогда, когда дела наши станут совсем плохи, а наше положение там незавидное».
На Востоке же корабли беспечно стояли на рейдах без всякой охраны и затемнения, без паров в котлах и даже некоторые без боевых снарядов.
Все это способствовало легкому неожиданному нападению японцев и особенно беспокоило Макарова.
Не имея никакого служебного к этому отношения, он все же решил написать управляющему морским министерством свое знаменитое письмо: «Из разговоров с людьми, вернувшимися недавно с Дальнего Востока, я понял, что флот предполагают держать не во внутреннем бассейне Порт-Артура, а в наружном рейде… Пребывание судов на открытом рейде дает неприятелю возможность производить ночные атаки. Никакая бдительность не может воспрепятствовать энергичному неприятелю в ночное время обрушиться на флот с большим числом миноносцев и даже паровых катеров…
Если мы не поставим теперь же во внутренний бассейн флот, то мы будем принуждены это сделать после первой ночной атаки, заплатив дорого за ошибку».
Советами Макарова пренебрегли. Были положены резолюции: «хранить совершенно секретно», «копии не снимать». На другой день предположения Макарова сбылись. За ошибку было заплачено большой ценой, несмотря на полную бездарность японской атаки.
Видимо, это побудило министерство послать на Восток Макарова. 1 февраля Макаров получил уведомление о назначении, а 4-го уже выехал со своим штабом. Кронштадтцы тепло проводили Степана Осиповича, выражая ему горячие пожелания успеха. Всю дорогу Макаров провел в кропотливой работе, готовил инструкции, наставления, проекты приказов и распоряжений. Адмирал, не собираясь «врастать в обстановку», в пути собирал сведения, следил за событиями и предполагал сразу заняться боевыми делами на эскадре.
Ему помогали в этом лучшие, отобранные им офицеры, сослуживцы — капитан 2 ранга Васильев, Шульц, лейтенант Кедров, инженер-механик Линдебек и корабельный инженер Вешкурцев. Они составляли его боевой штаб, сформированный в русском флоте впервые. С пути он сделал запрос в министерство напечатать поскорее его «Рассуждения по вопросам морской тактики» и выслать в Артур, видимо для ознакомления офицеров со своими взглядами. Однако министерство бюрократически ответило: «За неимением средств в текущем году и не признавая возможным отнести расход по изданию на военный кредит, его высочество приказал ответить, что печатать книги может быть разрешено из кредитов будущего года, о чем и указал войти своевременно с новым предписанием».
Возмущенный непревзойденным бюрократизмом, Макаров немедленно телеграфировал: «Просил бы теперь же напечатать мою книгу для раздачи ее командирам, дабы они ознакомились со взглядами своего начальника. Книга нужна теперь, а не в будущем году; не допускаю мысли, что министерство не может теперь же найти 500 рублей, и отказ в печатании принимаю как неодобрение моих взглядов; если моя книга не может быть напечатана теперь, то прошу заменить меня другим адмиралом, который пользуется доверием высшего начальства». Это была характерная прямота Макарова. Министерство согласилось, но до конца войны так и не выслало в Артур этой книги, так же, как отказало Макарову в высылке миноносцев по железной дороге, как отказало подчинить Макарову коменданта крепости Артур и т. д.
С прибытием на место 24 февраля он объехал эскадру, поздоровался с моряками, подбодрил их теплыми словами надежд и доверия, ознакомился с офицерским составом и, где позволило время, потребовал службы не за страх, а за совесть.
С появлением «бороды», «дедушки» эскадра ожила, поднялся боевой дух, загорелись надежды на успех и вера в победу. Уже 25-го, т. е. через день после прибытия, он выслал миноносцы в море с боевой задачей, а 26-го сам геройски выходил на легком крейсере «Новик» для прикрытия отходившего в базу миноносца «Решительный».
Смелый выход, за которым наблюдали вся эскадра, крепость и город, произвел столь огромное впечатление, что стал предметом долгих разговоров в Артуре.
Он окончательно завоевал эскадру и смело мог говорить — «моя эскадра». «Макаров научит, хватило бы сроку» — говорили грамотные очевидцы, говорил флот, видя перемены в жизни эскадры.
Тщетно пытались после этого японцы заградить выход из Порт-Артурского бассейна. Все их попытки были блестяще отбиты. В центре обороны на канлодке «Бобр» руководил уничтожающей стрельбой лично Макаров.
Он неоднократно ночевал на внешнем рейде на дежурном крейсере, чтобы в случае неожиданного нападения сразу сообразить, какова обстановка.
Он организовал перекидную стрельбу через Лао-тешань по участку, где маневрировали японские корабли.
Он дважды отгонял эскадру Того из вод Порт-Артура, во время неудачных заградительных операций японцев.
Он научил эскадру выходить и после эволюций, частично входить в гавань, за время одного прилива, тогда как до него на один только выход эскадры требовалось два прилива, т. е. почти сутки.
Он переформировал флот в новые тактические соединения, обучал эскадры эволюциям, научил вести разведку, организовал тральное дело, наладил оперативную работу, ускорил ремонт ранее поврежденных кораблей, организовал сторожевую службу на эскадре, поднял бдительность, заменил некоторых неспособных командиров судов.
За 36 дней он сделал больше, чем было сделано за 1―2 года подготовки к войне.
Макаров уверенно готовился в ближайшее время начать активные действия по овладению морем.
«Лучше стрелять реже, но метко. Ничто не ободряет так неприятеля, как беспорядочная стрельба с систематическими недолетами».
«Возможно, что я буду без флага командующего, чтобы мой корабль не был особенно приметен».
«Везде иметь ведра с холодной водой для питья».
«Иметь песок, чтобы посыпать, где скользко».
«Иметь несколько мешков… для потопления сигнальных книг, секретных шифров, приказов и прочего».
«Победой можно назвать лишь уничтожение неприятеля, а потому подбитые суда надо добивать, топя их или заставляя сдаться. Подбить корабль — значит сделать одну сотую часть дела. Настоящие трофеи — это взятые или уничтоженные корабли».
«С мостика посылать в батареи башни и машины известия о каждом нашем успехе…» и т. д. — гласили его боевые приказы.
В §§ 25, 26, 27 и 40 книги «Рассуждения по вопросам морской тактики» давались подробные указания о производстве минных атак противника и о контратаках; а в §§ 13―23 помещены замечательные указания об атаке главных сил противника в различной обстановке. При этом § 18, подкрепленный чертежом, предполагал и указывал, что при сближении с противником Макаров собирается использовать разработанный им маневр охвата головы, а в случае поворота противника на обратный курс — его хвоста, т. е. тот самый маневр, который впоследствии был жульнически присвоен адмиралом Того и применен им против бездарного Рожественского, тот маневр, на котором впоследствии, «разбив» неуправляемую кучу кораблей, спекулировал японский «герой» Того, называя его своим гениальным изобретением.
Хотелось бы посмотреть на этого горе-изобретателя, если бы до него удалось добраться «дедушке» Макарову; но этого случая не представилось. История обидела русского боевого адмирала, не дав ему приложить все свои накопленные силы в борьбе «за обладание морем».
Его дела и успех русских моряков, активность русской эскадры сильно встревожили Того, и он значительно сократил свои операции, так как боялся встретить Макарова в открытом море.
Однако, 31 марта 1904 года кипучей деятельности адмирала пришел неожиданный и нелепый конец. Возвратившись на рейд после выхода в море, Макаров дал уже последние распоряжения по эскадре, как вдруг броненосец «Петропавловск» коснулся мины, взорвался и затонул.
Погиб «Петропавловск», погиб личный состав, штаб Макарова и сам Макаров под своим боевым флагом.
Одним из способнейших и отличнейших флотоводцев России называла его английская газета «Таймс» от 1 апреля 1904 года. В той же газете писалось: «…своей энергией и примером неутомимой деятельности он вселил новую отвагу в личный состав».
«С кончиной Макарова Россия теряет вождя, которого трудно будет заменить». О нем было сказано, что он был «превосходным моряком, знатоком военно-морского дела и смелым флотоводцем».
Немецкая газета «Берлинер Тагеблат» № 189 от 1 апреля особо подчеркивала, что со времени его прибытия в Порт-Артур флот вновь воспрянул духом, и заметно было, как адмирал Того в той же мере умерял свои предприятия.
Итальянская «Трибуна» от 2 апреля писала еще сильнее: «… вы, сыны всех морей, моряки, служащие под всеми флагами, оплакивайте храбреца, бывшего вашим собратом, венчайте лаврами память его».
Только императорский прихвостень, наместник и главнокомандующий на Дальнем Востоке Алексеев обвинял Макарова в неосновательном выходе флота в этот день, в увлечении боевой обстановкой и т. д. и сожалел особенно слезно о гибели «вполне исправного сильного броненосца», да император всероссийский… ничего не понимая в обстановке, удивлен был этим неожиданным событием.
Тяжело переживал флот России и флот всего мира эту потерю. Особенно тяжело переживал ее русский народ, из которого вышел Степан Осипович.
В условиях гражданской и военной бюрократии самодержавного царизма; в среде царского кастово-ограниченного офицерства дарования Макарова никогда не могли найти себе достаточного размаха. Но большинство его работ сохранило свою ценность и по наше время. Долг каждого моряка — всесторонне использовать труды Макарова, обновлять, совершенствовать и дополнять их, создавая на их основе новые труды. Долг каждого моряка — изучать деятельность своего славного флотоводца, чтобы в будущих войнах так же бить врагов, как бил их Макаров на Черном море и на Дальнем Востоке.