FLY

XXIII

- А теперь, - огромное спасибо вам. Вы проделали поистине огромную работу, и эти слова я чуть ли не впервые за свою жизнь использую в их истинном смысле… Официальная награда вас не минует в любом случае, но это, - по известным причинам, - позже, а чего бы вы, к примеру, хотели сейчас, граф?

- Ваше Высочество, я настолько устал повторять, что никакой я не граф, а всего- навсего младший графский сын, что даже не говорю этого каждый раз, - но это все- таки именно так.

- Да отстаньте вы от меня со всеми вашими формальностями, ей- богу! Хочу называть, - и буду! Каприз у меня такой. Как результат аристократической дегенерации… Вот захочу, - и будете полный граф, никуда не денетесь! Так вы мне ничего и не ответили. Вы, кажется, намеревались самолично участвовать в завершающих этапах операции?

- Это кажется мне совершенно необходимым, Ваше Высочество. А пока в присутствии моем нет ровно никакой необходимости, - он вопросительно глянул на князя Адриана и тот согласно кивнул, - нельзя ли выдать мне что- нибудь летающее и отпустить на пару-тройку недель домой? Что ни говори, - а нигде так не оттянешься…

- Гм… - В голосе Великого Князя явственно отразилось сомнение. - Ну, если вы считаете что так будет лучше, то, думаю, никаких проблем не возникнет…

- Вот этого вот джутта, - он ткнул пальцем по направлению скромно торчащего несколько в стороне Дубтаха, - я, с вашего позволения, возьму с собой.

- Этого скользковатого типа?

- Этот скользковатый, - как вы изволили выразиться, - тип безусловно является одним из лучших пилотов нашего времени. Это я из врожденной скромности говорю, потому что не могу утверждать, что видел всех…

- Лучше, чем был ты, Ансельм?

- Трудно сравнивать. Все-таки несколько разные амплуа. Но без него все пропало бы. Я чувствую себя крепко ему обязанным.

- Только обязанным?

- Нет не только, - Мягкого в его нынешнем виде было тяжеленько смутить, он и сейчас даже глазом не моргнул под режущим взглядом собеседника, - он мне и сам по себе, как личность импонирует.

- Ну, инда и быть посему… Можешь взять мой "Збраг", - новая модель, индивидуальный заказ, тебе понравится, - если сломаешь, то не беда.

Этим вечером он посидел в кабинке, привыкая, и остался весьма доволен. Его Высочество врать в данном случае не изволило, и он остался доволен. Утром он погнал Дубтаха, - впрочем, уже проснувшегося, - в Роруг, посадив в автомобиль и выдав надлежащую сумму денег наряду с доверенностью и напутствием пилотировать автомобиль осторожно и летать на нем пониже. Тут он наглядно убедился, что не только в Кромном Селе, но и в столице вообще заблудиться невозможно: пролетев около пятидесяти километров в соответствии с напутствием совсем-совсем низко, он поспел к заветному павильону, когда заря еще не утратила своего первозданного румянца, а западный угол Небесного Навеса в синеве своей сохранил еще нечто от ночной темноты. Тихая, неспешная, всякой суеты лишенная группа истинных ценителей из числа местных уроженцев заполняла емкости у сонных продавцов или же прямо покупала закупоренные фторопластовые емкости по четырнадцать литров "Престольно Акромне" - пива, которое варилось только на этом столичном заводе и, по соответствующему Канону Истинных Ценителей, - настоящий вкус имело только в свежем, но отнюдь не в консервированном виде. Потом он отправился в один из многочисленных круглосуточных магазинчиков мощной фирмы "Серебряные Ночи", где купил три тортика "Кромное Село", приготовленных прямо этой ночью. Потом еще завернул к киоску рядом с Домом Печати где, в соответствии с инструкцией, купил по одному свежему экземпляру всех имеющихся в продаже газет. После этого - вернулся на базу, где его ожидал бодрый, даже несколько возбужденный предстоящей поездкой кавалер Мягкой.

- Все привез?

- Не извольте беспокоиться. Заказ в полном соответствии.

Мягкой, не доверив этого тонкого дела никому иному, погрузил гостинцы в багажник, надлежащим образом их закрепив, и удалился в диспетчерскую, откуда вскорости и вернулся с Предписанием и двумя парашютами, которые он волок без всякого почтения - за ремни.

- Порулить - дашь?

- Н-ни боже мой! И думать-то про это забудь!

- Ну пожалуйста!

- Ладно, - несколько сменил он гнев на милость, - дам немножко. Потом. Знаешь, как руки зудят? Единственное, от чего так до конца и не отделался: все снилось, что за рукоятку держусь…

Когда они сели, пристегнулись, приготовились, а Ансельм еще и получил формальное разрешение на взлет, на окраину поля непостижимым образом вдруг вы- вернулась на скорости продолговатая спортивная машина и, резко повернув, остановилась. С этого расстояния Дубтах сумел рассмотреть невысокую, тонкую девушку с короткими темными волосами, одетую в темно-лиловый брючный костюм. Она встала рядом с машиной, уперев руки в бока и глядя вслед выруливающему на взлетную полосу "Збрагу". Увидел ее и Ансельм Мягкой, заметно помрачнел лицом и, катая желваки по окаменевшим щекам, - решительно отвернулся. Выждав после взлета надлежащую паузу, Дубтах почел за лучшее отвлечь нового товарища "техническим" вопросом. Впрочем - эта проблема его и впрямь интересовала. Мягкой, казалось, только обрадовался возможности отвлечься от каких-то своих тягостных мыслей, очевидно навеянных нежданной встречей, но все- таки осведомился, слегка хмуря брови:

- Интересно, - откуда бы это такие сведения?

- Я и сам был крайне удивлен. Это кажется совершенно невозможным, но откуда- то они все- таки знают.

- Ну-у, думаю, что особого секрета тут уже нет. Хотя бы потому, что очень уж навряд ли кому- нибудь впредь пригодится тот же трюк. Очень сильно в этом я сомневаюсь. Видишь ли, как я тебе уже говорил, моя легенда вовсе не выдумана. Во всяком случае - не полностью. Дело в том, что люди Горного Князя пробовали внедрить своего человека в "Шее Рун"… Ты, понятно, не в курсе и в курсе быть попросту не можешь, но дело в том, что внедрить к нам человека - дело невозможное. Совершенно. Просто по определению. Дело даже не в какой-то там службе безопасности, которой просто нет, а в самой сути нашей организации. Внедренный был немедленно замечен, и Посвященный, мой учитель, которого тебе довелось увидеть, исподволь им занялся… Это был ужас какой-то. Не просто то, что называют "скверно сплетенный коврик", как это бывает у плохо, в жестокости живших и воспитанных людей с пристрастием к разного рода дурману, это был явный результат целенаправленных усилий, грубых, архаичных, варварских, но по- своему умелых. Там все было не просто сдвинуто и запутано, а буквально сварено в петли. Нужно быть моим учителем, чтобы не только справиться, но и просто, разобравшись, - взяться… Я бы вот и сейчас не смог бы ничего подобного, даром что тоже стал Посвященным… Вот этот- то горе- резидент нам и рассказал кое- что. От него-то мы как раз и узнали про третью жену султана, происходившую из рода Горных Князей, и про шестнадцатилетнего наследника, который вдруг стал не-наследником, а потом - пропал без следа… Его, понятное дело, - уничтожили, уничтожили в классической манере Горных Князей, так что и концов не найдешь, уничтожили именно потому что он был опасен. Сам по себе, как образчик человеческой породы. И - действительно, сам, при свидетелях заявил об отказе от всех и всяческих мыслимых претензий, хватило ума. Только это ему не помогло.

- Но ведь мог бы найтись кто-нибудь, кто его видел! Вряд ли он был такой же здоровенной орясиной, как ваша милость?

- Ну, - во-первых был юноша, надо сказать, не из мелких. А кроме того, очень многие юноши продолжают расти и после шестнадцати. Так что вся эта история была просто как нарочно для нас придумана. Когда прижало, мы ее очень даже отчетливо вспомнили…

Кавалер замолк, и Дубтах, - может быть с несколько излишней поспешностью, - отыскал новую тему для разговора:

- Послушайте, аристократ, за недосугом я как- то все не могу спросить одну мелочь: куда мы, собственно, летим? То есть мне приблизительно понятно, что к вам домой, но где это?

- Ага, вот ты и попался! - Ансельм, прищурившись, вдруг наклонил голову чуть вперед и вниз, рассматривая местность внизу. - Сейчас я буду тебя экзаменовать, и хрен ты сдашь с первого раза… Ну- ка? Сколько было исторических столиц у Империи?

- У собственно Империи три, - торжествующим голосом проговорил Дубтах, и впрямь неплохо подготовившийся к визиту в пугающую страну вечных врагов, - а так вообще четыре: Зазбрано, Ксаров, Збанибор и Роруг. Верно?

- Верно. Верно, да только не совсем. Щас я тебе совсем простую вещь скажу, а стыдно - будет. Хочешь?

- Ну?

- Так подумай тогда, - что значит слово "Зазбрано"? Уж во всяком случае, - что- то либо следующее за чем- то, либо что- то за чем-то стоящее. Так? Так! Так что гляди вниз, джутт, гляди, потому что мы подлетаем к городу, именуемому Зброн. Вот он-то и был соответствующее время назад осчастливлен появлением на свет такой достопримечательности, как ваш покорный слуга. Это, конечно, главное событие в его истории, но не единственное. Как вам, может быть, известно, а может быть - и нет, только полторы тысячи лет тому назад наши отдаленные предки жили как и сейчас - на севере. Роруг, понятное дело, в те поры никаким городом не был, а был, скорее, главным капищем целого куста племен, среди которых онуты и мовяне вовсе даже не были доминирующими. Плавали себе на остров на лодке, людишек в жертву приносили, били друг другу морды, безобразничали, баб друг у друга на всякий случай таскали, - в общем жили как люди. В свое удовольствие. И тут из лесов на северо- западе явились полчища на этот раз уже ваших предков, уважаемый. Под водительством некоего Торидильховикса, более известного под именем Тридвихса Гонителя…

- Это который Доридольковихс Великий?

- Возможно, очень возможно. Так вот, этот самый Тучегонитель разбил порознь не то пять, не то шесть племен, прежде чем остальные пришли к видимости согласия и выступили против него единым фронтом. Только он к этому моменту так разошелся, что разбил их и скопом. Попробовал было неожиданным напуском истребить всех остальных, но неожиданно напоролся на самого страшного противника - людей, напрочь лишенных героического настроя. Они смылись от него и ушли в совсем уж непролазные в те поры южные леса. Только попробовали было осесть, - их опять согнали. Так повторялось несколько раз… А потом они уж и сами не могли остановиться… Пивка плесни, в горле пересохло… И себе налей… Так вот, - считается, что как раз тогда, лет через семьдесят после приснопамятной битвы кончился так называемый Сгон и начался собственно Брод. Предки ваши успешно размножались, образовывали союзы, делились, начали что-то похожее на жалкое подобие городов строить, леса вырубали потихоньку, - и теснили тех самых недоминирующих мовян с онутами все дальше на юг. Так длилось два века без малого, бродячий народ, понятное дело, сильно по пути изменился, но язык и летописи сохранил. А потом произошло что? А для ответа посмотрите вниз: что мы там видим? Правильно, - Грбы. Точно так же, но только не сверху увидали их мои предки после почти двухвековых блужданий. Брести было больше некуда, а ваши клятые прародители продолжали наседать. Волей-неволей пришлось возобновить попытки как-то отмахнуться. Тогда-то и возник первый в здешних местах город- крепость, названный без изысков - Зброн… Как пиво-то, понравилось?

- Кхм… Видите ли, - это, конечно, интересно и даже, может быть, - вкусно, но только я привык, - вы только поймите меня правильно, - называть пивом нечто совсем иное…

- Э- эх, - варвар… Впрочем я, откровенно говоря, тоже не очень- то: я в Збаниборе учился, там город прагматичный, сентиментальности лишенный напрочь, так что и сам к совсем другому привык. Только Истинным Ценителям не вздумай ничего подобного говорить, - с дерьмом сожрут…

- А вы продолжайте. Никогда не слышал изложения этой истории с подобных позиций. Очень интересно.

- Ага… Так вот, как вам, несомненно, понятно, "Зброн" - это что- то сильно укрепленное, защищающее. Так онуты с мовянами, упершись спиной в Грбы - закрепились в предгорьях, а Брод - закончился. То есть всякие там гамры, кольгунги и прочие кеты с прантами продолжали лезть, но каждый раз возвращались с битой мордой, пока не успокоились окончательно. По эту сторону гор возникло три крепких княжества, каждый род помимо земель в предгорьях имел еще и пастбища в горах и родовые башни… Я тебе покажу их, еще увидишь. Народишко еще за пару веков опомнился, подуспокоился, размножился - и стал потихоньку на ту сторону просачиваться, во владения тогдашней Корхинайской Империи. Селились, шалили потихоньку, набеги устраивали. Их из гор вышибать пробовали, только было это, понятное дело, вовсе без толку, потому что стали они к этому времени форменными горцами и взять их в горах не было никакой возможности. Потом, когда народишко корхинайский из предгорий мало-помалу разбежался, Няшко Загорский со товарищи взял, да и заложил у подножья сильный город Зазбрано, буквально: "Следующий за Зброном". С империей потом и дрались, и договоры заключали, а из своей воли все-таки полностью не вышли. В Гассаре и опомниться не успели, как все предгорье заселили люди нашей крови, помимо навовсе отрезанного куска земли, где стало княжество Поградское, еще и весь север империи заселили, уже как подданные. Многие и в войсках служили, и в императорах бывали, хотя и нечасто. А потом…

- А потом до границ Корхиная доползли люли.

- Правильно говоришь, - кивнул Ансельм, - и такого империи задали танца, что ей чуть вовсе кряк не наступил. Ну тут-то они и пошли кланяться к Гржиму Рудому, чтобы, значит, заодно той напасти противостоять. То есть он и сам-то был куда как не мед и не сахар, но по сравнению с люлями, похоже, мог считаться истинным гуманистом и вообще душкой… Тот потребовал себе в жены царевну Сану и Соправительства на вечные времена, - чтобы, значит, князь Поградский одновременно еще и Соправителем был императорским. Ну, они тогда готовы были чего угодно пообещать. Обмануть, наверное, думали! Гржим люлей на Сакалайских Полях разнес, потом за Пестрые Столбы вышиб. Потом - войско собрал и свое, и имперское, и из-за Грбов, - сам за Столбы вышел. Полтора десятка родов люлей вырезал, недобитков в Люли-Круле осадил. Смех смехом, - а самое крупное в то время укрепление было, - если, конечно, самого Гассара не считать. Почти три версты в поперечнике. Потом…

- Погоди, - это не его потом как- то неудачно травить пробовали?

- Молодец! - Восхитился Ансельм. - Не вполне пробовали, не то, чтобы травить, и смотря с какой точки зрения неудачно, - а так все верно. На пиру по поводу окончательного разгрома люлей, - там только в рабство сто семьдесят тыщ продали, - он заявил, что император пытается его отравить и быстренько соправителя прирезал. Прямо тут же. Императорские подданные, надо сказать, перевыборы приняли "на ура", поскольку в основной массе своей жили не то, чтобы очень. С тех пор Гржима Рудого звать стали Гржим Червена Чаша. Столица объединенного государства, понятное дело, как- то сама собой переехала в Гассар, который незадолгим стал Ксаровым… Вот, собственно, и все. Уважаемые пассажиры! Через пятнадцать минут наш самолет произведет посадку на грунтовом аэродроме в имении графов Мягких. Так что просьба пристегнуть соответствующие ремни…

- Нет, ты уж давай досказывай! Я обо всем том же самом как- то совсем по- другому учил…

- Некогда, - не ты ж машину сажать за меня будешь?

- Считай, что я, остекленев от подобного хамства, - замолк. Ты только скажи, как у вас-то, по-настоящему, звали Сданаха Проклятого?

- Кого-кого, - Ансельм нахмурил красивые брови в усилии сообразить, - а-а, это, наверное, ваши мудрецы так Ждана Первого назвали. Что тебе сказать… Жил и правил Ждан долго, и за это долгое время жизни и деятельности…

- Или, - сокращенно, - просто "жизнедеятельности".

- Хороший термин, - невозмутимо кивнул головой кавалер, - так вот успел сей отец нации сменить последовательно аж три прозвища. Сперва прославился, как Ждан Нежный Брат, - за то, что первый успел зарезать братьев своих Лемка и Мовсила. Потом прозвали Нежного Брата Ждан Сбойца …

- То есть убийца все- таки?

- Нет, что ты. Видишь ли, точного перевода на паалти все-таки, похоже, нет: лучше всего подошло бы слово "забияка", но только без присутствующего тут уничижительного оттенка. Что-то такое вроде "муж воинственный" или "муж бранелюбивый", только в одном слове…

- А потом?

- А потом, как то и надлежит строителю Збанибора, во всех войнах победителю и супостата сокрушителю, владыке, что навсегда выкинул извечных врагов и обидчиков в восточные чащи и болота, получил Ждан Iпрозвище Ждан Великий…

- Мы в тех чащах с болотами не пропали. А лично моих предков, джуттов и энгов из Королевства Джуттского, этот ваш Нежный Брат и вообще никогда не бивал…

- Это точно, - кивнул головой Ансельм, не отводя глаз от освещенной летним солнцем полосы, поросшей удивительно ровной, низкой, чуть стелющейся трав- кой желтоватого цвета, - отсиделись вы себя там, в углу на севере, Паалти Ше прикрывшись…

- Ничего себе, - отсиделись, - сказал Дубтах и замолк, потому что в это время шасси "Збрага" с неестественной мягкостью и точностью коснулись неистребимой травки посадочной полосы, так, что даже пиво в початой емкости не булькнуло, - кто Новый Свет- то открыл? В углу сидючи?

- Траанкен аа, меестре?

- А траанкен. - Коротко глянув на спрашивающего, так же коротко ответил Иоганнас Саар и опустил глаза назад, к столу с выпивкой, потому что много говорить расположен - не был, а отрицать очевидное - не видел пользы: он действительно пил. Пил крепко и достаточно давно, только помогало это плохо. Рыбью кровь и железные нервы меестре-флегера даже солидные дозы алкоголя разогревали весьма незначительно. Его вообще заводила по- настоящему только лишь одна вещь на свете, и это была отнюдь не выпивка. Так, что по виду и не скажешь, что в человеке булькает по меньшей мере шесть выпивок в гремучей смеси с тремя литрами крепкого темного пива. Он больше не глядел на подсевшего к нему господина, поскольку и в этом не было особенной пользы. Если к нему, мирно сидящему в тихом кабаке на окраине Комкавы, подошел человек, говорящей на благородном айкаптаас, и называет его, - пусть и ехидноватым голосом, - "меестре", то о случайности тут и речи быть не может. Знал господин, точно знал, к кому подсаживается. Впрочем - это еще не основание для того, чтобы его не послать. Ничего хорошего тип все равно не скажет. Впрочем, - послать человека, как известно, никогда не поздно. Он еще раз глянул на человека напротив. Года сорок два - сорок три, густые, ухоженные волосы с проседью, удлиненные по неизбывной в определенных кругах Збанибора моде. В серьезных, надо сказать, кругах. Скромненький летний костюм приблизительно в полугодовое полковничье жалование. Летние кожаные туфельки - тоже немудрященькие, ручной работы, не дороже какого-нибудь народного автомобиля. И темный, шелковый, скромный галстук. Тоже летний. И физиономия… Тоже, в общем, - стандарт. Особенно ежели вспомнить, что первоначально слово "стандарт" обозначало "образец", и добавить к существительному "стандарт" прилагательное "высокий". Умные, темные, чуть прищуренные глаза, чуть подвяленная возрастом и нелегкой жизнью кожа сухощавого лица, мелкие морщинки в углах глаз, сильный подбородок. Так что во всяком случае не шпион. Не проявляя фантастических способностей к какому-то узкому роду деятельности, такие люди практически не имеют слабых мест и с детства начинают обходить особо талантливых, особо энергичных и прочих особо резвых. Он заинтересовался, но не то, чтобы слишком: по-настоящему его в этой жизни интересовала всего только одна вещь. Похоже, - господин специально выучил эту фразу, чтобы произвести первое впечатление и не быть послану прямо от ворот, потому что продолжил он разговор на мовяне.

- Вы, кажется, испытываете трудности с трудоустройством после того прискорбного случая с тем лайнером? Как его называли? Кажется, - "Геллы"?

А вот это уже излишне: если знает его, значит знает и его обстоятельства, и вовсе незачем тыкать этими обстоятельствами Иоганнасу Саару в нос.

- Да. - Ответил он на прямо поставленный вопрос и любезно осведомился. - И чего вы от меня хотите?

Среди вольного братства наемников он слыл на редкость прямолинейным и бестактным парнем. Господин, не отвечая мельком, - мельком! - глянул в сторону наглого, как все холуи, официанта, и тот уже бросился стремглав к их столику. Дробной рысью и на цыпочках. Тот с великолепной уверенностью в себе заказал какой- то салатик, сухое вино и орехи. Повернулся к собеседнику и достал из изящной сумочки визитную карточку.

- А дело в том, господин Саар, что моя фамилия - Колюшич. Мироволд Колюшич, к вашим услугам.

- Это мне ровно ничего не говорит.

Помедлив, Колюшич достал еще одну бумажку, - газетную вырезку. Фотография какой- то бабы. Тощая, нестарая. Дохлая. Глянув на нее мельком, Саар равнодушно отодвинул документ в сторону:

- И что с того?

- А то, что это моя родная сестра. Ее при достаточно странных обстоятельствах отравили в компании… Достаточно своеобразных людей. "Северный жемчуг", знаете ли.

- Жалко тебя, - равнодушно сказал меестре-флегер, и безучастно поинтересовался, - и хорошая была сестренка?

- Стерва, пилот. Мерзкая тварь. Шлюха. Истинный позор нашего дома. Своими бы руками удавил, если бы у нее хватило глупости попасться мне на глаза. Отца из- за ее фокусов парализовало, а ему и сейчас всего- навсего шестьдесят семь.

- И чем ты тогда, спрашивается, недоволен?

- Тем, что это сделал кто-то другой. Мне - можно, и совсем-совсем другое дело, если члена моей семьи убьет кто-то посторонний. Будь это какая угодно т-тварь… В общем, - посторонним этого нельзя. Ни в коем случае. А кроме того, - видите ли, господин Саар, у нас очень своеобразная страна. И бизнес в ней, - а тем более в Збаниборе, где расположен главный офис торгового дома "Колюшич и сыновья", - ос-собый… Я, изволите ли видеть, никаких дел с криминальным бизнесом не имею, торговля у меня совершенно законная, - но это ничего не меняет. У нас точно так же, как у самых что ни на есть распоследних гангстеров нельзя позволять, чтобы тебе, - или твоей семье, безразлично, - наступали на ногу. Мигом лишишься кредита, и никакие деньги не помогут. Но дело тут не только в голом торговом расчете… Не знаю, как объяснить…

- А тут нечего объяснять. У черномазых тоже есть что-то вроде кровной мести. И не нужно, и не хочется, - а все равно надо. Лучше объясни мне, наконец, - меня-то с какой стороны это должно интересовать?

- Сейчас дойдем и до этого. Я потратил много времени, сил и денег, чтобы разобраться с этой веселенькой историей, но много не доспел. Узнал только, что иначе, нежели с воздуха, этот лагерь взять было никак нельзя. Я этому своему консультанту и тот вариант предлагал, и другой, а он все только башкой мотал… Как лошадь, когда слепней гоняет, ей-богу. Потом я ему уже окончательно надоел, и он мне как на ладони выложил, - почему по-другому совершенно невозможно, и с этой целью гораздо подробнее разобрал гораздо большее количество вариантов, чем мне когда- нибудь вообще могло прийти в голову. "С воздуха это сделать так, как это было сделано, - говорит, - тоже совершенно невозможно. Но все-таки менее невозможно. Попробуйте покопать в этом направлении, потому что ничего другого мне в голову не приходит." Тут я что-то начал соображать, и спросил его, не происходило ли впоследствии каких-то подобных же таинственных происшествий. Он восхитился самой по себе идеей, как он сказал, поиска следов бесследности и предложил мне зайти на другой день. И вот я здесь, перед вами. Скажите, чертов вы меестре, тот, кто навел меня на ваш случай и вас лично, - знал он свое дело?

- Да, черт его побери. Я и сам немало поломал голову над этой историей. Пока не махнул на это дело рукой. Но у меня случай чуть ли не прямо противоположный: не было там никакого воздушного нападения. Близко не было. И с земли никто ничего не запускал. Тьфу!

- Я где- то слыхал, что подобные вещи вроде бы можно обеспечить ударом со спутника. Импульсный лазер.

- Можно. Технически. Только стрельнуть из такой штуки незаметно, - это все равно что с голой жопой ходить белым днем по улице, рассчитывая, что на это не обратят внимания. А если заметят, то такой скандал будет, что не обрадуешься. Потому как нарушение договора. Эти штуки у всех есть, но доказать этого никак нельзя. Как та же самая жопа: у всех есть, и все знают, что у другого есть, но друг от друга все-таки скрывают. Нет, уважаемый, - там были самые что ни на есть настоящие снаряды. Странные - да. Малоследные и малоконтрастные - тоже да-а… Никогда таких не видел - опять-таки согласен. Но все-таки просто ракетные снаряды.

- Уверены?

- А ты уверен, что у тебя есть жопа?

- А вам не кажется, что вы несколько зациклились на этой части тела?

- Переживешь, - безучастно произнес Саар, - нет у меня сегодня настроя на литературный стиль. Все? Больше вопросов не-ет?

- Вопросов - нет. Зато предложение маленькое есть. Кто-то под жутким секретом затевает какую-то международную хреновину в океане.

- А ты откуда знаешь, если под жутким секретом?

- Мой дорогой… Летун. Не существует такого рода секретов от оптовых торговцев бакалеей, производителей мясных консервов и поставщиков продовольствия вооруженным силам. По определению не существует. А я - все эти трое в одном лице. Так вот, - этот - или эти, там будут.

- А про это ты откуда можешь знать?

- Скажем - чую. И вообще - кто может это проверить, ежели не вы? Мне почему- то кажется, что вы сумеете угадать… причастного.

- Хорошо, а каким образом?

Не отрывая от собеседника странного взгляда, бакалейщик и поставщик с нарочитой неторопливостью достал из сумочки и еще одну бумажку.

- Вот это вот контракт. Стандартный контракт на службу в авианосном соединении республики Рифат для квалифицированного летчика. На "К - 21", надеюсь, летать умеете?

- Я, добрый господин, умею летать на всем, что может летать, а также на том, что, вообще говоря, летать не может. Где расписаться?

- Не так быстро, хамская морда. Извольте извиниться за вашу омерзительную грубость с человеком, который вам ничего плохого не сделал, а вовсе даже наоборот. Ну!?

- Ага, - бесцветные глаза Саара тускло блеснули. Он бы мог запросто проучить этого хлыща. Подумаешь, - бизнесмен… И тюрьмы ихней вонючей не побоялся бы. Говорят, у них в Империи - паскудные тюрьмы, ну да он-то видал и похлеще. Куда похлеще. Только все это мелочи. Ерунда абсолютнейшая по сравнению с единственной вещью, которая имеет значение: возможностью влезть в череп к страшному, ревущему, огнедышащему зверю, защелкнуть шлем на лысой башке и… Нет, его могут понять, разве что, только наркоманы. Наверное, только они так же вот мечтают о понюшке, затяжке или восхитительной ломоте от входящей в вену иглы. Он извинений хочет! Да ради бога, если для него все эти завитушки имеют еще значение. От него, старого Саара, - не убудет. Давненько перерос он весь этот ребяческий задор и всяческий вздор. - Простите меня за грубость, господин Колюшич. Думал я, что потерял в этой жизни все и считал себя вроде как мертвым… Ей-богу - это не способствует любезности. Вот я ожил немного, и мне стало стыдно. Правда.

- Извинения принимаются. Я также доволен и приятно удивлен, что вы соизволили хотя бы к концу беседы перейти на "вы". Вот, - он достал из сумки еще какую- то бумажку и тощенькую пачку крон, - здесь все записано. Где, когда, кто… И прекратите пить! Желаю здравствовать…

Но руки пилоту не прощание все-таки не подал. Повернулся и пошел. Извинения- то он принял, а простить - не простил. Даже жаль. Похоже, что приличный мужчина.

Это оказался неожиданно старенький, седенький, сутулый человек, разумеется, - не иначе! - в форме технической службы без знаков различия. Аудиторию же его, наоборот, составляли сравнительно молодые парни в форме ВВС разных стран, но равно здоровенные, сытые и с одинаковым выражением легкой иронии по отношению ко всему на свете на гладких мордах. Он - внимательно оглядел их и решил это выражение им даже и внутри себя простить: такое и вообще характерно для людей, ставших мастерами, - это без всяких шуток, - уже в молодом возрасте. Таким, как он, это просто не дано. Он и смолоду был всегда недоволен собой и тем, что становилось детищем его головы и на редкость умелых для ученого мужа рук. Таков же он и сейчас и таковым, похоже, пребудет до конца. Ждать теперь не так уж долго… Именно поэтому, именно потому, что он никогда так и начал считать себя мастером, мастера и до сих пор учатся у него.

- Значит так: изделие это совсем новое, разработано на потребу дня, и кроме того до сих пор является секретным. Поэтому письменных инструкций не будет, и все, что вам надлежит знать относительно использования прибора, вы должны узнать здесь. Записи - не вести. По окончании краткого курса все слушатели будут должны сдать экзамен по практической эксплуатации прибора в предполагаемых условий. Мне же доверено изложить вам ряд соображений относительно возможных тактико-политических ситуаций, имеющих возникнуть в ходе эксплуатации данной аппаратуры… Это, вообще говоря, не моя специальность, но руководство, взвесив все "за" и "против", сочло меня достаточно толковым для изложения также и этого материала… Дело обстоит таким образом, что сила, которая будет играть роль противника в предполагаемых событиях, в дальнейшем именуемая "контрагент", систематически, целенаправленно, на протяжении четырех месяцев снабжалась горючим, имеющим особую маркирующую присадку. Особенностью ее является то, что присадка одинаково маркирует как сами нефтепродукты, так и выхлоп, образуемый при сжигании помеченного топлива. Теперь извольте посмотреть сюда, потому что практически такой же экран-индикатор будет установлен на всех боевых и разведывательных самолетах, предназначенных к участию в предполагаемых событиях, а также на всех кораблях всех флотов, которые будут принимать участие в… В активных действиях. Каких-либо дополнительных средств управления аппаратурой на машины устанавливать не предполагается. В зависимости от типа техники, на которую будут установлены наши изделия, включение, отключение и смена режимов будет производиться при введении соответствующих кодовых последовательностей с общей аппаратной либо же виртуальной клавиатуры. Режимов всего два: дифференцировочный, предназначенный для распознавания техники, использующей маркированное топливо на расстоянии видимости в оптическом диапазоне, и индикаторный, предназначенный для определения самого наличия цели на расстояниях до ста пятидесяти километров по прямой и, - обратите особое внимание! - целей, скрытых пластиковыми покрытиями толщиной до десяти миллиметров, сплошными деревянными покрытиями толщиной до тридцати пяти- сорока миллиметров, - и сколь угодно густой растительностью, включая тропическую, на расстоянии до двадцати пяти - тридцати километров. Итак, первый режим: предполагается, что аппаратура уже включена введением кодовой последовательности …, мы наводим визир прибора на интересующий нас объект и вводим последовательность … . Здесь, на экране монитора вы видите, как выглядит обычный грузовой автомобиль "щетар" в оптическом диапазоне.

На экране монитора-двухметровки, действительно, по всем законам идиотского жанра армейских учебных фильмов без всяких преамбул возник крытый армейский грузовик, со средней скоростью петляющий по неширокому проселку.

- А теперь вы можете видеть, как он выглядит после введения первого дифференцировочного режима…

Позади автомобиля как по мановению волшебной палочки возникло широкое, колеблющееся и прихотливо струящееся полотнище скверного красного цвета. Оно тянулось вдоль дороги далеко вслед за автомобилем и медленно таяло.

- Сейчас вы можете видеть, как выглядит в первом режиме штатный "БТР 30\50", со всеми предосторожностями заправленный маркированными нефтепродуктами … Как видите, невзирая на подчеркнуто- осторожную заправку машины, в первом режиме отчетливо видны в виде ярко- алых светящихся пятен следы горючего и смазки на корпусе и прочих наружных частях бронетранспортера.

И впрямь - видно было отчетливо. И оттенок, что приятно, был другой.

- Таким образом, не зная о присутствии маркирующей присадке в ГСМ кажется абсолютно невозможным употреблять их таким образом, чтобы совершенно не пометить соответствующую технику… Режим индикации еще более прост: для выхлопа и для свежих материалов, для открытых и закрытых объектов наличие присадки будет одинаково выглядеть в виде ярко- красного значка, совпадающего с местом наибольшей концентрации вещества. При приближении и наличии каких-либо дополнительных требований всегда возможна смена режима. Обращаю ваше внимание, что аппаратура эта, невзирая на сугубо узкое и специальное назначение, по сю пору является на настоящий момент вполне секретной… Договор на эту тему - существует, основные блоки приборов - опломбированы, причем, смею надеяться - достаточно надежно и изобретательно. Поэтому, - настоятельно прошу и от всего сердца рекомендую, - не лезте вы туда, куда не просят! Честное слово -ничего не выйдет, а неприятности - будут. Теперь о некоторых возможных ситуациях: вполне может случиться, что люди, пользующиеся маркированным горючим окажутся представителями каких-то местных или центральных властей страны, где предполагается основное развитие событий. В таких случаях…

- Смех-смехом, а мы уважаемый, играем не то что с огнем, а прямо-таки с ржавой бомбой из числа запрещенных.

- Что это вы имеете ввиду?

- А вот эту вот личность, - адмирал ткнул рукой по направлению массивного серого цилиндра на кольцевидной серебристой подставке, - вы когда- нибудь задумывались, что этой железяке даны никогда в истории не виданные и ни с чем не сообразные полномочия? Например, давеча ей был передан полный контроль над группировкой спутников всех стран, участвующих в акции. Со всеми связями и со всеми, соответственно, кодами. Это, можно сказать, святая святых любой армии! Да, я знаю, что теперь контрагент получает чрезвычайно сбалансированную, точную и полную, но при этом - совершенно виртуальную картину реальности, ничего общего с нашей грешной реальностью не имеющую. Это, конечно, очень полезно, только уж очень уж страшно: вы представляете себе, какие возможности для злоупотребления возникнут, ежели что? И какой во всем этом содержится сокрушительный соблазн?

- Думаю, что не так все страшно, - ответил, закуривая, Богорат Накитка, - это же не просто компьютер, это - личность, имеющая свою цель и свои представления о долге. Точно так же, как цели и представления о долге есть, скажем, у вас. Но у человека могут быть посторонние интересы и связанные с этим соблазны, а здесь это совершенно исключено. У человека могут быть всяческие идеи фанатического круга, а здесь такого рода вещи вряд ли можно представить… Человека, наконец, можно, - боже нас избавь от подобного, - похитить, накачать наркотиками, подвергнуть пыткам. А здесь - сами понимаете…

- И все- таки, все-таки: ведь это подумать только, - три армии самых мощных стран помимо всякой мелочи - и подчинены, по сути, железке. Ведь это ж нам только кажется, что это мы принимаем решения! На самом деле мы просто-напросто беспрекословно выполняем ее так называемые рекомендации… Мы, видите ли, в глубине души о-отлично понимаем что всяческая попытка решить что-нибудь по-своему будет ничуть не лучше детского упрямого желания сделать попросту наоборот, и подчиняемся, и подчиняемся с покорностию, но и с унынием. Потому что лиха беда -начало, и есть чистой воды глупость не слушать того, кто знает лучше, и проиграет тот, кто не будет слушаться знающего лучше, а лучше всегда и неизбежно будут знать вот эти. А мы - что будем? А главное - зачем? Мы же сами про себя и внутри себя будем знать, что ни к чему на самом деле, потому что себя в конце концов не обманешь… А вот вам не приходило в голову, что может эта штука натворить, попросту свихнувшись? Потихоньку так, тихим помешательством, как это бывает и с нашим братом?

- Думаю - тоже ничего особенного. Мы все-таки не друг друга за глотку держим, мегатонны на свои города не копим… Деньги можем потратить, дела не довершив, - это да, а так…

- Э, не все так просто! Вся подлость ситуации заключается в том, что если бы мы могли предвидеть все, что надумает ваше детище, то в нем не было бы никакой нужды. А так - не ручайтесь вы, не стоит! Вот возьмет, - и натравит нас друг на друга… А то что-то давно не воевали мы, на самом-то деле! Пушек, сала, дури успели накопить за эти годы, так что только дай повод - тут такое начнется! Такое! Грустные события семидесятилетней давности легкой шалостью покажутся!

- Ну, что уж так- то…

- А что вы думаете? Уж не настолько же вы, в самом деле, наивны, чтобы всерьез верить, что мы за это время поумнели? Что мы вообще способны - поумнеть? Что людям вообще дано - поумнеть?

- Теперь вы меня уже совсем запутали: что вам, в конце концов, наиболее не- симпатично, - безмозглые люди или дюже умные их порождения?

- А все! Только по-разному: люди мне глубоко подозрительны вполне сознательно, а эту вашу тварь покоящуюся я терпеть не могу совершенно иррационально. Людей я люблю, хотя и пребываю в неизменном недоумении, - а за что?

- По- моему вы просто устали и страдаете теперь от своего рода предстартовой лихорадки. И не философствуйте вы, ради бога! Нет более страшной картины, чем философствующий военный…

- А-а, - думать - это только ваша монополия ? У военных, значит, никаких мозгов нет и быть не должно, окромя спинного? А чего? И ничего особенного! Иной раз он, пожалуй, понадежней будет, - спинной- то… А вы тут начнете рассуждать и рефлексировать, а того и в уме нет, чтобы по улице строем ходить… - Он замолчал, странным, исполненным страсти взглядом глядя на жирно лоснящийся цилиндр и знойным голосом прошептал. - Кувалду бы!

- Н- не поможет, - помотал головой ученый муж, - коньюгатор - штука сугубо сменная, ценности никакой не представляющая, а сам блок не токмо кувалда, - никакой гранатомет не возьмет. Мало того, - в подвале, замурованный, с автономным источником энергии стоит точно такой же цилиндр, с этим объединенный посредством Интегрального Поля. Не вторая часть, не запаска какая- нибудь, а тот же самый процессор и есть. Так же, как два куска зеркала одинаково, в двух экземплярах отражают то же, что раньше отражало целое зеркало. Так что, согласно любимой мной поэзии ваших предков:

"Пользы не будет

Мудрому мужу

Лживой мечтою

Бесплодно терзаться" - вот вы и не терзайтесь. Потому что не выйдет. Это совершенно невозможно. Тут нужно двухкилотонную сбросить, и то - вы не знаете, куда, а я вам - ни за что не скажу… Вам, чтоб дурью не маяться, отдохнуть бы надо, развеяться, - ну, не знаю… С десантом там сходить в первой волне, пострелять по чему-нибудь такому боевыми, кровь отполировать. Мужчинам в нашем возрасте это нужно как бы не побольше, чем молодым.

- Ага, - вяло проговорил адмирал, и замолчал, пока глаза его тем временем не начали наливаться тусклым, сволочным ядом, - однако же, муж ученейший и достойный, помимо хождения строем, есть и еще одна вещь, ускользнувшая от вашего внимания… Вот вы, чтоб вы там ни говорили, делали абсолютное оружие. Делали что-то такое, что врагов ваших превращает в слепых, глухих и связанных. И вот для этой самой, вовсе незамысловатой цели вы всего-навсего создали одноразового употребления личность. Проще вам ничего в голову не пришло, разучились вы - проще, а вот теперь, когда это несчастное создание выиграет нам войну, - да-да, именно оно выиграет, - дальше-то куда вы его денете? Отключите - и под магнит на миллион единиц за ненадобностью? В качестве награды за труды?

- А и впрямь, - недооценивал я вас. Разуму вашему в мере вполне достаточной присуща этакая особая говнистость. Как там у пророка? "За слова свои ты должен быть строго наказан. Потому что выгребная яма твоего рта извергла недозволенное." Вы только не радуйтесь, адмирал. Я непременно что- нибудь придумаю.

- Ба! - Весело взвыл адмирал. - Это говорит мне человек, минуту тому назад лепивший мне что-то насчет бесплодных мечтаний! Вот проекты эти, - лучше сразу забудьте. Никто, ни в коем случае, ни под каким видом, не позволит "Интегратору" остаться в чьих- нибудь отдельных руках. Так что рубите лес, настраивайте крематорий и думайте, куда ссыплете пепел… А насчет десанта, - можете радоваться и считать, что накликали. Не далее, чем через два дня, меняючи "Святоволда Костинича", в район развертывания отправляется "Великий Князь Тимофей", на котором имеет отбыть и ваш покорный слуга…

- "Великий Князь", - вроде бы как удивился Накитка, - но это ж вроде бы как морской пункт космической связи? Даже, кажется, гражданский? Насколько это возможно, конечно.

- Во-во. - Адмирал аж поперхнулся. - Можно, конечно, и так сказать. Зато идет он сугубо вовремя. Как и обычно ходит в этот район. Вот я тут много всякого наговорил о бестолковости всяких там гражданских, но, справедливости ради, надо сказать, что свое неизбывное дерьмо есть и у военных. Вот я, в отличие от нынешнего поколения, и впрямь воевал, по- настоящему, а значит - по-идиотски, так что я знаю, что говорю: мы всегда на чеку! Мы всегда находимся в полнейшей боеготовности но при этом все время, неуклонно ее крепим! У нас все силы превращены в силы быстрого развертывания, пока сохраняется мир. Но достаточно самую малость, хоть чуть- чуть начаться любой заварушке, сколь угодно паршивой, но реальной, как везде обнаруживаются дыры, а славные офицеры наши, собственные твои подчиненные поголовно оказываются недоумками… То есть исключения, конечно, бывают. Но до прискорбия редко. Знаете, что до сих пор спасало Конфедерацию от военной катастрофы?

- Просветите.

- Да всего- навсего то, что у Вероятного Противника - ничуть не лучше. И не хуже, - то же самое. Тысячу раз обкатываем-испытываем-утверждаем какой-нибудь танк, а потом на третий день настоящей стрельбы начинаем навешивать какие- нибудь убогие экраны.

- Вы это к чему?

- Да к тому всего- навсего, что был я вечор в порту и убедился, что и на этот раз все в порядке: горят плазменные огоньки, со свежевылизанных корабликов кое - срезают спешно, а кое - коряво приваривают, расконсервируем старые вертолетоносцы и диву даемся, - кто добро-то давал, кто отвечает за хранение (а все, как обычно, было в порядке), и почему эти люди до сих пор не в тюрьме? Везде полным-полно каких- то людей, - а все равно приходится вытаскивать из дому толстых и лысых резервистов… Короче - обычные героические будни.

- И вы…

- И я. Так что вымпел свой адмиральский, - он горделиво надулся, - подыму на "Тимофее". Вот там как раз почти совсем ничего не пришлось подделывать. Все весьма прилично, и потому только, что корабь все время по- настоящему в море…

- Батя, - прогудел Ансельм неимоверно жирным, сдобным, как приторный торт, в инфразвук переходящим басом, и раскрыл объятия, - а сестрицы иде? На своего важного старшего брата я, понятное дело, даже и не рассчитывал…

- Как положено, - махнул рукой Степан Мягкой, - мажутся и наряжаются. Не могуть перед горячо любимым братом при косах и в летничках предстать, а токмо не иначе как при нарядах от "Силантия" и с рожами, намазанными косметикой "Цикломен" по шестьдесят крон за боезапас…

- Вот сучонки!

- И не говорите, кавалер, и не говорите! Чистые кобылищи! Сам увидишь. Но тебе не кажется, что пора бы уже представить мне твоего друга?

- Виноват. Так что, - граф Степан Мягкой, хозяин здешних мест, в чем я уверен, - Фьян Дьен-Дьеннах, в чем я уверен куда меньше, вроде бы как пилот… Во всяком случае, - пилот он хороший, а остальное пусть остается на его черной совести. Шучу.

- Вроде как коллеги, значит, - полуутвердительно, почти констатируя, сказал граф, - это и хорошо опять- таки… Ансельм - к матери-то сейчас пойдешь?

- Да вроде бы как и ни к чему откладывать…

- Я того, - сказал Дубтах и сделал рукой- указательным пальцем неопределенно змеящееся движение этак в сторону, - где- нибудь поблизости пока поболтаюсь…

- А! Пойдемте, чего там… Это не надолго. - И повернулся к сыну. - Привез?

- Обижаешь…

А летний день тем временем уже наступил и оказался потрясающим, роскошно- великолепным, безветренным и жарким, с глубоко-синим, как это бывает в предгорьях. Источаемые цветущими деревьями, в воздухе неподвижно висели облака запахов настолько густых и сильных, что они становились почти неприятными, но именно что "почти", потому что силой своей и избытком как бы подчеркивали избыточное изобилие Теплых Земель, земного рая для любого северянина до тех пор, пока в конце концов не наскучит и не захочется чего- нибудь вроде мелкого дождя при порывистом ветре и температуре воздуха плюс шесть, либо же мокрого снега со слякотью под ногами, но уже при плюс одном. Травка ВПП под ногами шелестела, как обрывки особо тонкой магнитофонной ленты фирмы "РЕСТА", и заинтригованный Дубтах, как специалист, не выдержал и нагнулся. Травка резала пальцы, щепилась вдоль, стягиваясь в пластмассовые жилы, но практически не рвалась.

- А бесполезно, - мимолетно оглянувшись, сказал Мягкой- старший, и - не поймешь, то ли всерьез сказал то ли так, для глупого чужака ляпнул, - мы теперь и дорог- то, почитай, не мостим, только эту вот травку сеем и - горя не знаем…

Потом, сменив траву, под ногами едва слышно захрустел ровно утрамбованный, мелкий, слежавшийся гравий, а они обогнули отрог невысокого каменного холма, поросшего уже другой меленькой травкой, не столь благородных статей а вполне еще первобытной, и - тут же оказались на месте. Это каким- то образом сразу было понятно. На фоне Неба и далеких гор виднелся грубоватый четырехгранный обелиск, на вершине которого виднелось чуть наклонное Колесо самого архаичного вида, о четырех толстых спицах. Уж это-то он видел, уж этакое он запомнил, потому что за все то время, что пробыл в Кромном Селе, ему не пришлось получить впечатления, хотя бы отчасти сравнимого с этим. Слева от здания Высшего Командно-Штабного Училища, каким-то образом наискось к монументально- официальному с легким привкусом помпезности Коло Заграта - кольцевой трассе Кромного Села, уходил узенький, неправдоподобно- незаметный переулочек, на который не выходило ни единого окна, а только лишь глухие, массивные и равнодушные торцевые стены двух исполинских зданий. Однако же название у нелепого переулочка было, он звался "Стежка Потайня" и, впору настоящему ущелью, имел S- образный изгиб, так что от начала его не было видно недалекого конца. Зато у того, кто доходил до этого конца, захватывало дух: там не было другой улицы или следующего ряда домов, не было казенного скучного двора с чем- нибудь неожиданно-нелепым. Во всю ширь, так, что глаза не сразу могли приспособиться, открывалась Площадь Возвращенного Сердца. По краю, вдоль обращенных внутрь фасадов зданий, она была по-обыкновенному, аккуратно замощена покрытыми волнообразным рисунком брусками лилово- черного базальта, но метрах в пятнадцати от домов эта мостовая разом кончалась, резко обрываясь неровно изломанным, зазубренным краем, как будто кто- то пробил в громадном каменном круге гигантскую грубую брешь, выломав всю его середину. Глядя на кусочек ландшафта, врезанный в эту брешь, было совершенно невозможно поверить, что это что-то специально посаженное и с большим толком спланированное, настолько неподдельными и первозданными выглядели эти небольшие группы самых обыкновенных, средней величины деревьев и клочки высокого кустарника на фоне яркой, с виду необыкновенно-мягкой, бархатной травки. Место это чуть возвышалось едва заметным холмом, и с вершины его даже тек ручеек, исчезающий под Каменным Краем. На самой вершине была проплешина, из середины ее точно так же торчал четырехгранный обелиск с наклонным каменным колесом на вершине, а подножье обелиска заросло могучей, жирной крапивой. Другое дело, что тот обелиск трудно было бы назвать грубоватым, это была сорокаметровая, чуть сужающаяся четырехгранная колонна из идеально полированного, сиреневого, узорчатого порфирита. Зато надпись там была точно такая же, исполненная неимоверно архаичными угловатыми буквами на дико звучащем, древнем языке тех еще времен, когда не существовало ни мовяны, ни онута. Совершенно неспособный прочитать ее, он тем не менее знал, что там написано: "Бог - он только в Пути". А еще те же доброхоты, что подвели его к подножью и перевели надпись, объяснили ему, что наличие крапивы отнюдь не является следствием небрежения, а наоборот, - в надлежащих рамках поддерживается, символизируя возврат хоть и через тысячу лет, но, однако же, все равно на родное пепелище, поскольку крапива не растет в диких местах, но зато столетиями отмечает вроде бы как совсем стертые с лица земли руины, слизанные водой и ветром, заплетенные корнями трав и кустарников, сожранные беспощадным временем. Крапива - олицетворение пусть невзрачной, но цепкой памяти о былом и прошедшем. И еще там написано было, теми же буквами но наречием куда более современным: "Сим местом начало встречается с концом". Это он уже сам прочитал. Здесь, понятное дело, ни крапивы, ни полировки на не больно-то ровных гранях, однако впечатление тоже производит, и выглядит этот образчик Возвышенного Колеса по крайней мере постарше, чем столичный. Он поневоле замедлил шаги и старался ступать как-то потише, потому что чуть в стороне от обелиска, отчасти - пристроенная к склону горы, отчасти - погруженная в него, виднелась совсем уж первобытная постройка, с неровными стенами, выложенными из разнокалиберных глыб серого камня, и швы между ними разбегались беззастенчиво, неровно и дико. Только двустворчатая дверь из потемневшего, ставшего от времени подобным железу дерева, выглядела на этом фоне островком точности и правильности. Граф, одетый в мягкую белую рубаху из тонкого домотканого полотна, расшитую безрукавку и свободные белые штаны, заправленные в мягкие сапожки, открыл дверь, и они все трое спустились на пять ступенек вниз. Там Дубтах увидал, что внутренность этого зловещего помещения вполне соответствует внешнему его виду: те же неровные стены из булыжника, массивные каменные откосы, подпирающие не больно-то ровные полки из толстых почернелых досок. На полках было главное: множество приземистых сосудов из простой глины, голубоватого гладкого фаянса, красной керамики с простым черным узором, из позеленевшей меди и почерневшей бронзы. И показалось пилоту - их тут сотни и сотни одинаковых сосудов с прахом всех почти за малым разве что исключением членов рода Мягких, и даже голова слегка пошла кругом. На уровне пояса вошедших, на тяжелых кронштейнах ждали, замерев в неподвижности, массивные металлические чаши, по две у каждой из пяти стен этого склепа. В каждой чаше горело розовато-красным накалом лежащее на дне ее колесо с четырьмя волнистыми спицами, они-то, вообще говоря, и освещали полу-подземное помещение Пепелова Хрона зловещим светом, отражаемым выпуклыми полированными щитами, укрепленными над каждой чашей. Степан Мягкой, подойдя к одной из чаш, с ловкостью фокусника извлек откуда- то связку аккуратных палочек и швырнул их в чашу. Отражаясь в щите, засветились угли затлевшего дерева, взлетело облачко пахучего дыма, и Дубтах потихоньку сморщился: благовоние, по всему видать, было данью очень уж давней традиции, а у современного человека (как, например, у него) от этого запаха начинало першить в горле. Теперь не хватало только, чтобы хозяин совершил возлияние маслом… Граф ловко плеснул в чашу прозрачного масла, и вверх с треском ударил столб огня, оторвался от жаровни и померк, а в нос ничего хорошего не ждавшего пилота шибануло остроумной комбинацией нормального такого, надлежащего смрада от горелого жира - с дешевой парфюмерией. Когда пламя от масла опало, дерево в чаше пылало ровным, голубоватым почти бездымным пламенем, отец с сыном стояли, что-то бормоча себе под нос, а закончив неразборчивую молитву, - старший взял у младшего початый бочонок белого пива и плеснул малость в огонь. Пар ударил со свистом, как в хорошей бане, и в воздухе пронзительно запахло хлебом и хмелем:

- Пусть милостивы будут к тебе те, кто обрел в этом месте конец Пути, - в унисон, но на этот раз хотя бы слышно проговорили хозяева, после чего старший плеснул в чашу почти черного виноградного вина и довершил формулу, - пусть милостивы к тебе будут также и те, кто, замыкая круг, обрели в этом месте начало нового пути.

Ну вот. Теперь они будут, поди , резать черного петуха и евонной кровью в жертвенник брызгать. Потом - кота. Потом - козла черного. Потом - черную свинью… Или свиньи из другой оперы? Потом - этого, как его? А, черного быка… С каждой новой жертвой они будут бросать на него все более призывные и, в то же время, все более подозрительные взгляды, пока он не догадается, и не начнет сам по себе краситься в черный цвет… Как? Вином все это представление и закончилось? А уж он-то размечтался… даже скучновато, - это с одной стороны , хотя, с другой стороны, - иной раз можно и поскучать. Ради такого случая.

Потом они вышли, и хозяева его были задумчивы и рассеяны, особенно старший. Он вообще шел, ничего не говоря и глядя, в общем, - вниз, но никуда конкретно. Вообще старый граф Дубтаху понравился, по причине ему самому не очень ясной, но похоже, - потому что он в глубине души равно опасался как чрезмерного провинциального гостеприимства с его выпендрежем, натянутостью и манерностью, так и показательного применения к нему каких- нибудь народных обычаев из числа особо первобытных и особо носящих печать местного колорита. От этих горцев и вообще всего можно ждать, и нет нужды, что у них аэродромы в поместьях и травка кевларовая произростает. А тут - ничего такого. Очень даже видно, что Степан Мягкой думает ту же тяжкую думу, что и всегда, и ничего из себя не пробует изображать, хотя и вовсе не похож на неотесанного хама голубых кровей. Тут старый граф вздохнул очередной раз и заговорил о том, что, очевидно, и впрямь занимало его больше всего, как в данный момент, так и вообще:

- Слушай, а ты, может, все-таки совсем вернулся, а? Чего в самом деле…

- Ба-атя, - тем же жирным инфразвуком воспроизвел то же слово Ансельм, - ты это говоришь таким тоном, что наш гость может подумать, будто продолжение рода для тебя - и впрямь актуально… Как будто у тебя от одного только наследника нет трех внуков, а от сестрицы- Елицы - еще двух… Как будто у тебя нет еще двух незамужних дочек, которые, мягко говоря, очень слабо похожи на бесплодных… Ты, - он обернулся к Дубтаху, - погляди на них, погляди… Мне чего-то кажется, что ты со мной - согласишься… Так чего?

- Мой род - это мой род, а вот как быть с твоим?

- А у нас никакого такого целибата и нет… Могу и жениться, - если, конечно, приспичит, никто не осудит, даже и одобрят.

- Вот сколько помню тебя, столько больше всего не любил, когда ты дураком начинал прикидываться. Как начнешь морг-морг глазками, - так и не сделаешь с тобой ничего, и придраться невозможно… Точь- в- точь как покойница… Да будут к ней милостивы нашедшие Конец и Начало. Ну чего ты нашел хорошего в этих сектантах? Ну, - не знаю… Ну ладно, - мой дядя был Преосвещенным, вполне даже респектабельно, - никто б тебе и слова не сказал… А зачем уж так- то?

- Ба-атя, - прогудел Ансельм и еще раз, сгреб отца в объятия, чмокнул его в нос и подбросил в воздух, - ну зачем тебе возвращаться к тому, о чем уж говорили - переговорили десять тысяч раз? Ладно б еще не знал всех тогдашних моих обстоятельств…

Дубтах, понятно, подозревал, что сила у его нового знакомого огромная, но все- таки не представлял себе - насколько. Плотного телосложения немолодой горец взлетел в воздух, как пушинка раз и еще раз, а сынок его - ловил и аккуратно опускал на землю, проделывая это с непринужденным изяществом. Вообще отец с сыном, при том, что родство было вообще-то заметно, не были особенно похожи. Сын был гораздо красивее, то, что называется - "прилепее" лицом, у отца были куда более крупные, округло-тяжелые черты лица, небольшие серые глаза, массивные надбровья. И сам он, при немалом росте (не ниже Дубтаха) производил впечатление, скорее, коренастого мужчины, тогда как мощное телосложение Ансельма такого впечатления не производило из-за необыкновенной его соразмерности.

- Во-во, - укоризненно проговорил раскрасневшийся, взъерошенный Мягкой - старший, оправляя растрепанную одежду, - силища - как у слона, стати - лейб- гвардейские, рожа смазливая, вроде бы и не дурак, хотя и дурак, конечно… Все, вроде бы, при нем, - а он х- хреновней занимается… Недостойным себя посчитал, видите ли! Ты просто не захотел сметь, вот что!

- Пап, - ну кто я, - и кто она? Если уж честно… Ведь все равно бы ничего хорошего не получилось…

- Та-ак, - зловеще проговорил граф Степан Мягкой, наливаясь кровью и злобно раздувая ноздри, - на пущанках, значит, жениться можно, а то и вообще, прости господи, на актрисках, а вот замуж выйти за моего сына - нельзя? Недостин, значит? Струсил ты, вот что, сам себя в недостойные записал, - да и смылся! Полный набор.

- Да брось ты это все!

- Нет уж, погоди! Мой род - уж никак не менее древен, чем у Костиничей вообще, не говоря уж об этих непонятных Кавичах в частности…

- Такова жизнь, папа. И ты это знаешь по крайней мере не хуже, чем я. Вот ты говоришь о роде, а в нашем роду мужчины сами решали, что им делать и как им жить. Вот и я решил, что так будет лучше. С глаз долой - из сердца вон.

- Он решил! - Степан даже ударил себя по бедрам от возмущения. - Он взял, - да и решил! Сам. Что при этом будет чувствовать бедная девочка - это он не подумал. Он даже - не поговорил с ней. Он вот так вот взял - да и решил!

- Решил, - опасно-ровным, глухую броню напоминающим голосом проговорил Ансельм, - решил, что всесильная соплячка приняла за любовь обычную упертость и неисправимую привычку получать все, чего она только пожелает. Допускаю даже, что в этом плане я мог и ошибиться, - допустим! Я думал, что ей через голову хватит годика, но, как выяснилось, ошибся…

Отец его вдруг присвистнул, причем это получилось настолько неожиданно, что Дубтах вздрогнул, - и спросил совсем уже другим, тихим голосом, заглядывая сыну в глаза:

- Так что, она себя как- то оказала уже и в этот твой приезд?

- Как тебе, безусловно, известно, - угрюмо проговорил Ансельм, - это был первый приезд. И, на данный момент, - последний…

- Да хоть расскажи, ты!

- Анноиномай!

Это слово, не больно-то понятное, было, однако же, сказано таким тоном, что все дальнейшие вопросы отпали как- то сами собой.

Насчет своих дочек отец семейства, понятное дело, шутил, но, однако же, в шутке его, как и положено, что-то такое было: девы, девятнадцати и семнадцати годов от роду встретили их у порога все в бело-розовом, все в кружевах, и аж даже с кружевными зонтиками. Дубтах умилился: он и представить себе не мог, что в этом подлом, жестоком, грязном мире сохранились подобные существа. Грешным делом, - он вообще считал их чистой воды фантастикой, наряду с грифонами, мантикорами, гиппогрифами и Заботливыми Сержантами. Оказывается, что ошибался. Впрочем, совсем воздушными их мог бы назвать разве что уж совсем уж бессовестный льстец, потому что это совсем не соответствовало истине: они обе были достаточно грудастыми, икрястыми и круглопопыми. А при этом еще, - аж на глаз ощутимо плотными и упругими. А к этому - вовсе не мелкими ростом. А еще - при превосходном цвете лица. Разумеется, они воспользовались тем самым "Цикломеном" по шестьдесят "зубчатеньких", - но и это не смогло их сильно испортить. Но дополняли общую впечатляющую картину и достойно венчали ее сияющие, цвета свежего меда, пронизанного солнцем, такие же, как у брата, фамильные глаза. Уж тут стало окончательно ясно, что оптика этому поколенью досталась в наследство от покойницы- матери. Да будут к ней милостивы нашедшие Конец и Начало. А как на него смотрели! Дубтах, понятно, меньше всего был самоубийцей, чтобы даже попытаться затеять что- то такое с дочками грозного магната в его доме, - и все- таки эти взгляды поневоле возбуждали.

- Ну че вылезли-то, че вылезли…- Проворчал Степан, для порядку хмурясь. - Завтрак-то накрыли? А то люди с дороги, понимать надо.