Франция

Париж. Площадь Согласия

Эту площадь делают прекраснейшей в мире величие и смелость перспективы, а также гармония окружающих ее зданий. Площадь Согласия[1], расположенная на пересечении двух больших перпендикулярных осей — одной, идущей от Триумфальной арки на площади Звезды[2] до Двора Лувра[3], и другой — от Бурбонского дворца[4] до церкви Святой Марии Магдалины[5], — это сердце Парижа, который представляет собой сердце Франции.

Эта площадь так понятно спланирована и так правильно очерчена, что невольно хочется приписать ее замысел и исполнение одному талантливому человеку. История свидетельствует, что она стала творением не одного художника, не одной эпохи, а самой Франции, и ее дух, направляемый неизменным вкусом и случайными событиями, на протяжении двух столетий вносил изменения в эти формы, пока не добился совершенства.

Уже в XV веке на том месте, которое сейчас является частью сада Тюильри[6], возвышался большой королевский дворец, а перед ним оставалось открытое пространство. В 1748 году Людовик XV[7], тронутый горячей любовью парижан, давших ему прозвище «Возлюбленный», подарил им эту землю для устройства на ней большой площади. Ее назвали в честь Людовика XV и поручили архитектору Габриэлю[8] разработать план.

Он выполнил эту задачу с присущим ему искусством, взяв за основу проекта два изумительных в своей благородной строгости здания, симметричные колоннады которых немного напоминали колоннаду Лувра. Габриэль окружил площадь рвами, вымощенными камнем и окаймленными балюстрадами. Восемь небольших павильонов обозначали границы гигантского восьмиугольника. От каждого угла наискосок к центру шла широкая полоса, разбивавшая целостность пространства. Даже сегодня поток автомобилей следует по путям, намеченным Габриэлем, подтверждая справедливость его расчетов.

Город заказал скульптору Бушардону[9] конную статую Людовика XV, а Пигаль[10] украсил ее пьедестал четырьмя фигурами: Мира, Благоразумия, Силы и Справедливости. Увы! Чувства народа меняются быстрее, чем творят художники! Когда работа над памятником подошла к концу, Людовик уже не был Возлюбленным, а парижане декламировали стишок, обличавший их прежнего кумира:

В 1770 году; во время торжеств, устроенных в честь бракосочетания дофина с Марией-Антуанеттой, в толпе возникла паника, люди падали во рвы, спроектированные Габриэлем, были многочисленные жертвы. Это сочли зловещим предзнаменованием. Именно на площади Людовика XV в те времена устраивали ярмарку Сент-Овид. У подножия статуи потерявшего любовь народа короля, отныне Ненавистного, суетились шпагоглотатели, заклинатели змей, канатные плясуны и торговцы пряниками.

Революция снесла памятник, дала новое имя площади и установила на ней гильотину. Именно здесь скатились головы короля Людовика XVI и королевы, головы бесчисленных невинных жертв, а потом — и их палачей. В 1795 году власти сделали попытку примирить французов между собой, и площадь Революции переименовали в площадь Согласия. Но засыпать обагренные кровью рвы удалось далеко не сразу. Империя увеличила протяженность примыкающих к площади проспектов и украсила их, завершив один церковью Святой Марии Магдалины, а другой — Триумфальной аркой. Во времена Реставрации площадь снова назвали именем Людовика XV, потом, в 1826 году, во искупление содеянного, площадью Людовика XVI. Июльская монархия, установившаяся в результате очередного восстания, вновь посвятила одну из самых красивых площадей Парижа Согласию. Чтобы связать братскими чувствами всю Францию, было решено восемь павильонов Габриэля превратить в основания для восьми статуй, символизирующих Лион, Марсель, Бордо, Руан, Лилль, Нант, Страсбург и Брест. Для статуи Страсбурга позировала любовница скульптора Джеймса Прадье[11], Жюльетта Друэ[12].

Однако чем же украсить центр площади, чтобы не разрушить столь хрупкое Согласие? Статуей короля? Это разозлило бы добрую половину французов. В голове мудрого и изобретательного Луи-Филиппа родилась идея компромисса. Египет преподнес ему в дар один из обелисков, поставленных в Луксоре[13] при Рамзесе II. Можно ли было вообразить что-то нейтральнее обелиска?

Или найти что-нибудь величественнее трехтысячелетнего монумента, чтобы создать ось, вокруг которой отныне предстояло вращаться жизни Парижа? После долгого, полного опасностей пути монолит, целый и невредимый, вознесся в центре площади. По бокам выстроились фонтаны и фонари.

В XVIII веке по краям площади поднялись на дыбы кони Марли[14], тех, что были установлены у входа в сад Тюильри, создал скульптор Куазевокс[15], а тех, что украшали начало Елисейских полей, — Кусту[16]. Площадь Согласия, казалось, была завершена.

Однако само согласие запаздывало. Двадцать восьмого февраля 1848 года именно с этой, им самим обустроенной площади, отправился в изгнание Луи-Филипп. Вскоре во дворце Тюильри поселился Наполеон III[17]. В 1852 году, наконец, были засыпаны рвы Габриэля. В течение века они представляли опасность для людей, но их не трогали по причине присущей всем режимам административной беспечности. В свою очередь, был свергнут и Наполеон III. В 1871 году Коммуна сожгла дворец Тюильри. Его не стали восстанавливать, и открылась новая огромная перспектива — от Лувра до самой площади Звезды. Стала ли эта драма последней в жизни площади? Отнюдь нет. Более сорока лет статую Страсбурга[18] украшали траурные венки. Поскольку Бурбонский дворец стал вначале местом заседания Палаты депутатов, а потом Национального собрания, в дни волнений парижане стали устраивать демонстрации именно перед мостом Согласия. Надо ли жалеть об этом? Чего стоила бы площадь Согласия, превратившись в площадь безразличия?

Книга, носящая название «Франция», по достоинству должна была открываться образом этой площади, французской по самой своей сути. Настоящее произведение искусства может быть понято при простом созерцании. Оно должно быть самодостаточным, и в этом его сила. Чтобы собор волновал душу, не нужна помощь богословов. Площадь Согласия — это произведение искусства. Открыв для себя ее благородную упорядоченность, изящное величие окружающих ее зданий и обширный городской пейзаж, центром которого она является, путешественник сразу же понимает, что находится в великой стране, не только унаследовавшей великие традиции, но и сумевшей сохранить их живыми.