Франция

Межев. Зимний спорт

Во времена моей юности горы принадлежали горцам и немногочисленным любителям проводить там время. Я относился к последним. С компанией друзей я ездил в высокогорный приют Вануаз, над Пралоньяном[41].

Мы выходили еще до рассвета и отправлялись на покорение вершин — Гранд-Касс или пиков Вануаз. Восхождение на Гранд-Касс давалось нелегко: приходилось высекать ледорубом ступени в высокой ледяной стене. Но сколько радости, когда доберешься до вершины! Сколько счастья оттого, что ты испытал свою отвагу, что преодолел все препятствия. Я могу сравнить его только со счастьем писателя, который, после тяжелого «пути», длившегося долгие годы, добирается до конца толстой книги, поднимается из-за стола и, не выпуская пера из рук, радостно смотрит сверху вниз на кипу исписанных листков.

В то время горные лыжи были новым и редким видом спорта. Чтобы им заниматься, мы селились в маленьких сельских гостиницах французских Альп. Швейцарцы раньше нас поняли, что туристам понравятся эти опасные спуски. У нас лыжи широко распространились к 1930 году, и тогда же снежные склоны превратились в золотоносные шахты. Заброшенные деревушки обзавелись нужным оборудованием; появились примитивные подъемники; началось строительство отелей. Начиная с 1946 года все отважные молодые люди устремились в горы. Зимние каникулы стали пользоваться большей популярностью, чем летние. Некогда немногочисленные обитатели гор с трудом выживали за счет земледелия, которое было в этих краях делом безнадежным. Сегодня они поставляют в отели молоко из своих хозяйств. Общинный пастух, который летом пасет овец, зимой становится горнолыжным инструктором. Цивилизация досуга превратила Межев[42] в столичный город.

Но почему именно Межев? Потому что в его солнечной долине прелесть разнеженного лета сочетается с активными зимними удовольствиями. Островерхие горы, окаймляющие эту долину, придают ей альпийский вид, но без излишнего драматизма. Небо, почти всегда голубое, делает эти декорации еще более радостными. Чтобы увидеть хребты Альп, нужно поехать в Рошбрюн. Оттуда открывается вид на гряду Монблана: ее монументальный Повелитель составляет удивительный контраст со спокойствием Межева и долины Сен-Жерве, где плавает легкий туман, придающий глубину горному рельефу. Северный склон покрыт девственным оледеневшим снегом. На другом склоне пробивается бурая трава, по ней разбросаны редкие снежные пятна. Пейзаж заключен в строгую рамку черного елового массива. В зависимости от времени суток и погоды, цвет вершин меняется от розового к серому, от белого к зеленому, а иногда за какой-то пик цепляется заблудившееся облачко.

Маленькому городку Межев приходится идти в ногу со временем. С 1930 по 1954 год число гостиниц в нем увеличилось с шестнадцати до семидесяти пяти. Впрочем, здесь стараются не отходить от савойского стиля. Гостиницы — это большие дома, выстроенные в виде шале, из темного и светлого дерева. Яркие красные и зеленые ставни напоминают о сказочных городках из фильмов Диснея. Старая деревня все еще существует, сохранился и каменный мост через горную речку, но старинные дома превратились в ночные клубы и закусочные. Горное селение стало роскошным городом. Здесь, как в Сен-Тропе, появилось все, что требуется туристам: кондитерские и ювелирные магазины, цветочные лавки, оркестры. Только вместо бикини и надувных матрацев Лазурного берега в здешних витринах выставлены стеганые куртки и аксессуары для горных лыж.

На улицах суетится пестрая толпа. Очень много машин. Повозки обзавелись автомобильными колесами, но сохранили колокольчики былых времен. Пешеходы одеты в облегающие черные, бежевые, синие лыжные брюки. Красные и желтые куртки напоминают по виду стеганые одеяла. Если следовать моде этого закрытого мирка, свитеры должны быть мохеровыми, ручной вязки, и на три размера больше, чем надо. Это буйство красок, которое восхитило бы Дюфи[43], венчает вязаная шапочка с помпоном.

Впрочем, серьезные лыжники выглядят гораздо строже; они, как и инструкторы, носят темно-синие свитеры в красную и белую полоску. После катания люди одеваются более разнообразно, а смена туалетов, как обычно, является обязательной составляющей курортных удовольствий. Несмотря на царящее оживление, снег, которым окружен городок, приглушает звуки, и даже голоса в Межеве звучат совершенно иначе.

Король здесь — солнце. Именно к нему стремятся наверх все эти толпы. При каждом отеле имеется большая терраса, где под звуки оркестра целыми днями старые ловеласы, уже не рискующие встать на лыжи, обхаживают красоток в лыжных костюмах, улыбающихся, умащенных кремами, в дымчатых очках; а те, не слушая их, мечтают об атлетически сложенных инструкторах. Многие из этих дам ищут и находят множество причин, чтобы не кататься: «Снег слишком плотный, солнце чересчур горячее». Кто-то жалуется на вымышленные растяжения. Так зачем же люди, не настроенные заниматься спортом, приезжают в Межев? А почему бы им не приехать? Они получают удовольствие от прогулок под солнцем, в то время как повсюду в других местах идет дождь или дует сильный ветер; они демонстрируют сногсшибательные наряды; они встречаются с друзьями, ведут привычный образ жизни. А в это время дети катаются на санках, а влюбленные уходят подальше от трасс и террас и исследуют пустынные подлески. Что еще нужно для сотворения мира?

Когда наступает время соревнований, появляются чемпионы, и этот микромир становится серьезнее. Следующие несколько дней будет важен только «стиль», то есть непринужденность в преодолении трудностей, естественность в достижении совершенства. Для среднего лыжника самое простое испытание состоит в том, чтобы отправиться в Рошбрюн с лыжами на плече, проехаться по подвесной дороге, добраться на подъемнике до вершины Альпет, а потом, насколько позволит умение, по прямой или петляя, спуститься к подножью.

«Какая же ты трусиха!» — бросает один из этих героев своей робкой и растерянной жене, которая остановилась у подножья горы, в то время как муж небрежно покачивает железную перекладину, собираясь оседлать ее и вознестись к вершине. Ничего, она отыграется, когда немного погодя он вернется с вывихнутым плечом, страдальчески морщась от боли.

В шесть часов вечера зажигаются окна; город пустеет. Все переодеваются к ужину. Многие собираются танцевать допоздна. Но если существуют не-спортсмены, то должны существовать и не-танцоры. Усевшись в кресла, они будут беседовать о налогах, о «Докторе Живаго», о Луи Мале[44] и о Шаброле[45].

В гостинице поменьше кто-нибудь из постояльцев приносит в салон портативный радиоприемник. Падающие от усталости и восхитительно томные лыжницы слушают, не слыша ни слова, какую-нибудь пресс-конференцию, концерт или репортаж с боксерского поединка, а мужчины горячо его комментируют. Когда противник фаворита падает, все хлопают, все вопят. Если бы все эти мужчины и женщины остались в своих городах, на уровне моря, они проводили бы время точно так же. Однако они знают, что в Межеве найдут чистоту, пусть даже речь идет всего лишь о чистом воздухе. Добавьте к этому красоту спорта, требующую изрядных усилий, уединение альпийского оазиса и сияющую белизну снегов. Ради этого стоило проделать такое путешествие.