Франция

Канны. Порт и Сюке

Мы приехали в Канны по горной дороге, вьющейся по склонам массива Эстерель[30]. Она очень красива. Здесь почти не встретишь жилья. Насколько хватает глаз — склоны, покрытые соснами, кипарисами, миртами, можжевельником, самшитом. Лесные пожары уничтожили множество деревьев, поэтому общее впечатление такое, будто ты смотришь на огромный темно-зеленый куст с разбросанными по нему светлыми пятнами. С одной стороны вдали открывается вид на сверкающее огнями море, с другой — на Альпы, чьи вершины зима разрисовала широкими мазками снега.

Эта дорога, такая приятная в наши дни, некогда была крайне опасной. Не всякий решался пуститься по ней в путь. На одном из перевалов Эстерель находился постоялый двор Адре, печально прославившийся бесчисленными совершенными там преступлениями; об этом написана известная мелодрама. В XVIII веке люди предпочитали путешествовать по морю. Для этой цели использовались фелуки; впрочем, на море приходилось опасаться штормов, кораблекрушений и берберских пиратов. Суда тунисского и алжирского беев бороздили Средиземное море в поисках рабов-христиан вплоть до 1830 года.

Порт города Канны[31] стал связующим звеном между прежними героическими временами и современным миром. Рядом с безупречными белыми яхтами, сверкающими лакированным деревом, навощенными палубами, блестящей медью, стоят барки традиционной формы с коричневыми парусами. Пригород Сюке, по соседству с портом, сохранил многоцветное очарование итальянского городка с его высокими домами и открытыми аркадами. Самые высокие здания здесь — башня с зубчатыми стенами и церковь. Крепостное сооружение и храм напоминают о тех временах, когда жителям приходилось искать убежища от пиратских набегов среди холмов и гор.

Над портом возвышается лес мачт. Их бесконечно много, почти все они параллельны друг другу, и лишь немногие выбиваются из общего направления, нарушают однообразие, составляя естественную картину. Толстые вертикальные линии мачт. Тонкие косые линии такелажа. Линии, линии, линии, почему вы вызываете у нас столько странных поэтических ассоциаций? Ведь это в равной мере относится и к горизонтальным линиям телеграфных проводов, и к изгибающимся линиям железнодорожных рельсов, убегающих за горизонт, и к мачтам, покачивающимся на ветру. Может быть, линия так волнует нас, потому что обозначает присутствие человеческого разума и его созданий. В природе редко встречаются ровные линии. В основном деревья растут вертикально, но их стволы часто изгибаются, ломаются, имеют утолщения; во все стороны от них беспорядочно отходят ветви; под листвой почти не видно остова. А вот лес мачт, вырастающих из изящных скорлупок, целиком является творением человека.

Город роскоши Канны резко контрастирует с этим портом, чья история уходит корнями в далекое прошлое. Еще в XIX веке Канны были всего лишь рыбацкой деревней. В 1838 году здесь побывал Шатобриан[32], писавший госпоже Рекамье[33] «из маленькой комнатки на постоялом дворе, под окнами которого шумит море. Солнце заходит: вокруг себя я вижу настоящую Италию. Собираюсь отправиться в залив Жуан. Я приеду туда ночью. Увижу пустынный берег, куда этот человек причалил со своим маленьким флотом. Мне придется довольствоваться одиночеством среди волн и неба; тот человек ушел навсегда». Ведь Рене находил величие во всем и не мог спать в комнате постоялого двора, не впустив в свои двери Императора и Океан.

Менее высокопарный Мериме[34] нашел здесь страну Кокань[35]. Он приехал в эти места с двумя старыми англичанками, с одной из которых впоследствии разделил могилу — странность вполне в его духе. Вот что он говорил о почтовой станции, на которой жил: «Это, в уменьшенном виде, венецианский табльдот, за которым Кандид[36] нашел столько королей».

В дальнейшем настоящие короли, и не только свергнутые, наслаждались, как и он, здешним небом и солнцем. Набережная Круазетт стала местом королевских прогулок. Маленький рыбацкий поселок, «расположенный в приятном месте на берегу моря», превратился в центр мирового значения.

Канны нужно видеть во время кинофестиваля, то есть ежегодно в мае. Над Круазетт поднимается новый лес мачт. Линии, линии, линии. Они увенчаны штандартами и флагами почти всех стран мира. Нет ничего жизнерадостнее, чем эти яркие полотнища, пляшущие под утренним ветерком. Со всей земли сюда прибывают блестящие пестрые толпы: знакомые лица звезд, мчащихся в длинных лимузинах; щедрая нагота постоянно улыбающихся старлеток; могущественные продюсеры в молодежных свитерах, обтягивающих шестидесятилетние животики; писатели и художники, входящие в жюри.

Я дважды возглавлял жюри Каннского фестиваля, сидел бок о бок с друзьями — Роменом[37] и Паньолем[38], Жаном Кокто[39] и Жаком Ибером[40], а также с американцами, англичанами, итальянцами, русскими, чехами. Опасная роль: ведь грозное общественное мнение возлагает на председателя ответственность за выбор, часто не совпадающий с его собственным. Впрочем, мне доставило удовольствие играть эту роль и смотреть множество фильмов из самых разных стран, отражавших то, о чем мечтает человечество.

А сколько раз на экране передо мной открывался какой-нибудь китайский или югославский порт, исчерченный теми же необычными линиями, что и небо над Сюке! Во всем мире среди достойных художников нечасто найдется тот, кто сумеет это изобразить. Увидев в каком-то красивом фильме японских рыбаков, которые тщательно расправляли свои сети, я с удивлением обнаруживал, что их жесты и приемы в точности такие же, как у рыбаков Средиземноморья. Природа повелевает; человек приспосабливается; а беспристрастный художник запечатлевает одновременно и человека и природу.

Вечером, устав от искусственных образов, я отправлялся побродить по порту. Мне казалось, что на каждом шагу я вижу сцену, достойную войти в фильм. Если задуматься, это совершенно естественно. Моряки и художники очень близки друг другу. И те и другие убегают от повседневности, одни — переезжая с места на место, другие — интерпретируя жизнь по-своему. И те и другие «оторваны от действительности» и отважны. Ни один человек не может смотреть на раздувающийся парус, на исчезающий за горизонтом корабль, не слыша внутри себя некоего зова предков. Порт — это место, где сосредоточены мечты.