Франкенштейн: Антология (2012)

До того как полностью посвятить себя писательской деятельности, Карл Эдвард Вагнер учился на психиатра. Его первая книга «Паутина тьмы» («Darkness Weaves with Many Shades»), вышедшая в 1970 году, знакомит читателей с колдуном-варваром Кейном. Этот персонаж появляется еще в двух романах — «Кровавый камень» («Blood Stone») и «Поход Черного Креста» («Dark Crusade»), а также в трех сборниках — «Тень Ангела Смерти» («Death Angel's Shadow»), «Ветер Ночи» («Night Wind») и «Книга Кейна» («The Book of Kane»). Вагнер планировал опубликовать еще один сборник о Кейне под названием «Серебряный кинжал» («Silver Dagger»). Для антологии «Элрик. Сказания о Белом Волке» («Etrick: Tales of the White Wolf»), повествующей о герое-альбиносе Майкла Муркока, Вагнер написал рассказ о встрече Кейна и Элрика.

С 1980 года Вагнер являлся составителем ежегодной серии «Лучшее за год. Ужасы» («The Year's Best Horror Stories»), выпускаемой издательством «DAW Books». Писатель участвовал в создании графического романа «Скажи мне, тьма» («Tell те, Dark») издательства «DC Comics». Его работы в жанре хоррор объединены в сборники «В безлюдном месте» («In a Lonely Place»), «Почему не ты и я?» («Why Not You and I?»), «Не боясь утреннего света» («Untreatened by the Mornin Light») и посмертном издании «Экзорцизмы и экстазы» («Exorcisms and Ecstasies»).

Автор признавался, что представленный ниже рассказ, вероятно, является его самым любимым произведением о Кейне. Вагнер говорил: «Структура „Глубинного течения“ основана на фильме Алена Рене „В прошлом году в Мариенбаде“ („Last Year at Marienbad“, 1962), где намеренное искажение линейного времени создает жуткое ощущение раздробленной реальности. Когда, будучи студентом колледжа, я впервые смотрел этот фильм, киномеханик запустил бобины в неправильном порядке. Никто из зрителей даже не заметил».

Пролог

— Ее принесли незадолго до темноты, — прохрипел смотритель, по-крабьи семеня вдоль рядов молчаливых, укрытых саванами плит. — Ее нашел городской стражник и доставил сюда. Похоже, это та, которую ты ищешь.

Он остановился у одного из доходивших до пояса каменных «столов» и поднял грязную простыню. Искаженное, смотрящее вверх невидящим взором лицо девушки — раскрашенная и нарумяненная жуткая маска шлюхи. Капли свернувшейся крови — словно ожерелье из темных рубинов.

Человек в плаще покачал головой в капюшоне, и круглолицый смотритель опустил простыню на место.

— Не та, о которой я думал, — извиняясь, пробормотал он. — Иногда можно спутать, ты понимаешь, — ведь их так много, и они то и дело приходят и уходят.

Шмыгая носом на холодном ветру, смотритель протискивался между столами, остерегаясь касаться грязных, в пятнах крови, саванов. Нависая над провожатым, укутанный плащом незнакомец молча шел следом.

Светильники не разгоняли тьму в некротории Карсультьяла. В чадящих жаровнях жгли ладан. Его вязкая сладость казалась более тошнотворной, нежели запах смерти. В густом мраке звучало эхо монотонной капели тающего льда, временами слышался еще какой-то звук. Этим вечером муниципальный морг был переполнен, как всегда. Лишь несколько из сотни или более сланцевых лож пустовали, все прочие были заняты безликими фигурами под запятнанными простынями; некоторые лежали в неестественных позах, словно беспокойные мертвецы пытались вырваться из-под грубых покрывал. Над Карсультьялом уже опустилась ночь, но в этой подземной камере без окон ночь царила всегда. В тени, пронзаемой лишь слабым пламенем похоронных светильников, лежали неоплаканными безымянные покойники Карсультьяла, ожидая, чтобы их затребовал кто-либо. Если этого не происходило, мертвецов вывозили на телеге в неприметную общую могилу за городскими стенами.

— Кажется, здесь, — объявил смотритель. — Я сейчас принесу лампу.

— Покажи мне, — потребовал незнакомец под капюшоном.

Грузный чиновник смущенно глянул на спутника. В говорившем чувствовалась сила, даже величие — недоброе знамение в спесивом Карсультьяле, башни которого тянулись вверх, к звездам, соперничая, как шептались люди, лишь с подземельями, превосходящими своей глубиной их высоту.

— Здесь плохое освещение, — пожаловался смотритель, отдергивая саван.

Гость еле слышно выругался — в его голосе звучало не столько горе, сколько звериная ярость.

Представшее перед ним лицо с широко открытыми глазами было прекрасным в жизни; в смерти оно было лиловым, опухшим, искаженным от боли. Темная кровь испачкала кончик торчащего языка, а шея казалась изогнутой под неестественным углом. Платье из светлого шелка было смято и запачкано. Девушка лежала на спине, со стиснутыми в кулаки руками.

— Ее нашел городской стражник? — спросил посетитель жестким тоном.

— Да, едва наступила ночь. В парке с видом на гавань. Она висела на ветке — там, в роще, где весной повсюду белые цветы. Должно быть, это случилось недавно — говорили, что ее тело было теплое, как жизнь, хотя морской бриз вечером нес прохладу. Кажется, она сделала это сама — забралась на ветку, завязала петлю и спрыгнула. И зачем только они это делают — она такая же хорошенькая и юная, как те, кого сюда приносят и о которых я уже позаботился.

Незнакомец стоял в напряженной тишине, уставясь на задушенную девушку.

— Ты вернешься утром, чтобы заявить на нее права, или хочешь подождать наверху? — поинтересовался смотритель.

— Я заберу ее сейчас.

Пухлый служитель ощупал золотую монету, которую бросил ему незадолго до этого посетитель. Его губы напряглись. В некротории нередко появлялись те, кто хотел украдкой забрать тела для странных и тайных целей, — обстоятельство, делающее прибыльным сие неприятное заведение.

— Не могу этого позволить, — возразил он. — Есть законы и формуляры — тебе вообще нельзя находиться здесь в этот час. Наверху захотят получить ответы на вопросы. И еще вознаграждение…

Зарычав от невыразимой ярости, незнакомец повернулся к нему. От резкого движения капюшон упал с головы.

Смотритель впервые увидел глаза посетителя. Он успел лишь коротко вскрикнуть от ужаса, прежде чем кинжал, которого он не видел, пронзил его сердце.

На следующий день работники, озадаченные исчезновением смотрителя, начали осмотр новых ночных обитателей некротория и были потрясены, обнаружив, что тот и не думал никуда исчезать.

I Ночные бродяги

Опять этот звук.

Маврсал оторвался от раздраженного созерцания почти пустой винной бутыли и тихонько поднялся на ноги. Капитан «Туаба» был один в своей каюте, а время было позднее. Последние часы до него доносились лишь плеск волн, бьющих в обросшее ракушками днище корабля, скрип снастей и глухой стук старого дерева о пристань. Вскоре послышались тихие шаги и приглушенный шорох среди палубных надстроек за полуоткрытой дверью его каюты. Слишком громко для крыс — может, вор?

Маврсал угрюмо вынул из ножен тяжелую саблю и подхватил фонарь. Он беззвучно вышел на палубу, с горечью размышляя о споем никчемном экипаже. Несколько дней назад все они сбежали с корабля, все, от повара до первого помощника, разозленные отсутствием денег. Шторм, редкий в это время года, вынудил их сбросить большую часть груза медных слитков, и «Туаб» приполз в гавань Карсультьяла с изодранными парусами, треснувшей грот-мачтой и дюжиной новых протечек, да и прочий старый такелаж был не в лучшем состоянии. Вместо ожидаемого богатства оставшаяся десятая часть груза едва покрыла расходы по ремонту оснастки. Но сразу после починки можно будет подыскать груз и тогда, из задатка, выплатить жалованье с премией за преданность. Команду не убедили ни его логика, ни обещания: она сбежала, осыпая капитана свирепыми угрозами.

«Не вернулся ли один из них, чтобы?..» Маврсал воинственно расправил мощные плечи и взвесил в ладони саблю. Хозяин «Туаба» никогда не уклонялся от драки, тем более от воришки или крадущегося наемного убийцы.

Ночные осенние небеса ярко сияли над Карсультьялом, делая фонарь почти бесполезным. Маврсал всмотрелся в мягкие тени на палубе, щуря внимательные карие глаза под густыми бровями. Но он уже расслышал тихое всхлипывание, так что ему незачем было обходить в поисках палубу.

Он быстро прошагал к сваленному у дальнего леера такелажу.

— Ладно, вылезай оттуда! — проворчал капитан, маня кончиком сабли едва различимую фигуру, забившуюся под рваный парус. Всхлипы оборвались. Маврсал нетерпеливо потыкал брезент сапогом. — Вылезай, черт побери! — повторил он.

Брезент дернулся, высунулась пара ступней в сандалиях, за которой последовали обнаженные ноги и округлые бедра, выступавшие под сбившейся материей платья. Маврсал задумчиво поджал губы, когда девушка вылезла и встала перед ним. В глазах, встретивших его взгляд, не было слез. Аристократичное лицо казалось вызывающим, хотя расширенные ноздри и крепко стиснутые губы намекали на то, что ее бравада была напускной. Девушка нервно разгладила шелковое платье и поправила плащ из темно-коричневой шерсти.

— В каюту. — Маврсал указал саблей на освещенное помещение.

— Я ничего не делала, — возразила девушка.

— Подыскивала, что бы украсть.

— Я не воровка.

— Мы поговорим в каюте. — Он подтолкнул ее вперед, и она хмуро повиновалась.

Войдя внутрь следом за ней, Маврсал запер дверь и поставил на место фонарь. Вернув саблю в ножны, он развалился в кресле, созерцая свою «находку».

— Я не воровка, — повторила она, теребя застежки плаща.

Возможно, так оно и есть, решил он, да и что могло заинтересовать вора на дряхлой каравелле вроде «Туаба»? Однако зачем она пробралась на борт? Она шлюха, предположил он, — какое иное дело заставило столь красивую девушку в одиночку бродить по ночной пристани Карсультьяла? Она и в самом деле красива, заметил он с растущим удивлением. Рассыпавшиеся по плечам небрежно подвязанные рыжие волосы обрамляли лицо, классическую красоту которого скорее усиливала, нежели умаляла россыпь мельчайших веснушек на тонкой переносице. Зеленые глаза смотрели на него с вызовом, в котором читалась какая-то обреченность. Девушка была высокой, гибкой. Прежде чем она накинула на плечи темный плащ, он успел заметить под плотно облегающим тело платьем зеленого шелка высокие острые груди и мягко очерченную фигуру. Ее руку украшал изумруд достойного качества, а широкий ворот платья стягивала застежка, и тоже с изумрудом, куда больше первого.

Нет, решил Маврсал, она слишком красива, а ее одежда слишком дорога для заурядной уличной девки, «бороздящей» эти воды. Его изумление усилилось.

— Чем же ты занималась на борту? — осведомился он вежливее.

Ее взгляд скользнул по каюте.

— Не знаю, — ответила девушка.

Маврсал раздраженно хмыкнул:

— Ты пыталась незаметно уплыть?

— Наверное, да. — Она чуть пожала плечами.

Морской волк фыркнул и выпрямился.

— Тогда ты чертовски глупа — либо принимаешь за глупца меня! Пытаться тайком уплыть на побитом старом вояке вроде «Туаба», когда он не везет груз и когда любому видно, что проклятый корабль обновляет такелаж! Да это кольцо, которое ты носишь, может купить тебе место до любого порта, к тому же на первоклассном судне! И бродить по этим улицам ночью! Допустим, это твое дело, и, допустим, ты не слишком осторожна, но в притонах на пристани обитает всякий сброд. Тебе просто глотку перережут… Я наслушался достаточно историй о зверских убийствах хорошеньких девушек вроде тебя, чтобы…

— Перестань об этом! — напряженно выдохнула она. Съежившись во втором и последнем из имевшихся в каюте кресел, она положила локти на грубый стол и уткнулась лбом в стиснутые кулаки. Рыжие локоны закрыли ее лицо подобно вуали, так что Маврсал не мог понять, что чувствует девушка. Под распахнувшимся плащом с ударами сердца подрагивали ее груди.

Маврсал со вздохом нацедил остаток вина в свою оловянную кружку и подвинул девушке. В его буфете имелась другая бутыль; он поднялся и вытащил ее заодно со второй кружкой. Когда капитан вновь занял свое место, девушка уже пила маленькими глотками.

— Послушай, как тебя звать? — спросил он.

Она на миг замерла, прежде чем ответить.

— Дессилин.

Это имя ни о чем не говорило Маврсалу, но, судя по тому, что девушка понемногу успокаивалась, он понял: она рассчитывала, что оно покажется ему знакомым.

Маврсал разгладил коротко подстриженную каштановую бороду. Его лицо выдавало бывалого бойца; нельзя было сказать, что он еще не достиг тридцати лет; а женщинам нравилось говорить ему о грубой красоте капитана. Его несколько беспокоило левое ухо, сильно изуродованное в кабацкой драке, но оно было скрыто нечесаной гривой волос.

— Что ж, Дессилин, — ухмыльнулся он. — Меня зовут Маврсал, и это мой корабль. И если ты озабочена поисками места, то можешь провести ночь здесь.

Ее лицо побледнело.

— Я не могу.

Маврсал нахмурился, принимая это за оскорбление, и начал было сердито возражать.

— Я не смею… оставаться здесь надолго, — перебила Дессилин со страхом в глазах.

Маврсал с досадой скривился:

— Девушка, ты пробралась на мой корабль, как воровка, но я намерен простить тебе твой проступок. Моя каюта уютна, девицы считают меня приятным компаньоном, и я не скуп. К чему уходить туда, где в первом же грязном переулке отмеченный оспой пьянчуга возьмет задаром то, за что я желаю заплатить?

— Ты не понимаешь!

— Конечно не понимаю. — Глядя, как она нервно крутит в руках оловянную кружку, он многозначительно добавил: — Вдобавок ты можешь здесь спрятаться.

— О боги, если бы я могла спрятаться! — вскричала она. — Если бы я только могла от него спрятаться!

Озадаченно сведя брови, Маврсал слушал сдавленные всхлипывания, доносившиеся из-под спутанных рыжеватых локонов. Он не ожидал столь обезоруживающего отпора. Думая о том, что каждая новая попытка проникнуть в тайну, окружающую Дессилин, оставляет его в еще большем неведении, капитан отмерил себе очередную порцию вина и прикинул, не извиниться ли ему за что-либо.

— Наверное, потому я это и сделала, — бормотала девушка. — Я смогла ненадолго ускользнуть. Потом пошла по берегу, увидела вдоль всей гавани корабли, готовые к отплытию, и подумала: как прекрасно быть такой же свободной! Взойти на борт чужого корабля и отплыть в ночь, к неведомой земле, где он никогда не найдет меня! Быть свободной! О, я знала, что никогда не сумею сбежать от него так просто, но, проходя мимо твоего корабля, я захотела попытаться! Мне показалось, что я смогу хотя бы притвориться, что убегаю от него! Но только я знаю, что от Кейна не убежишь!

— Кейн! — Маврсал беззвучно выругался. Разгорающийся в нем гнев вдруг погас, сменяясь страхом.

Даже чужаку в Карсультьяле, величайшем из городов, это имя внушало ужас. О Кейне рассказывали тысячи легенд; даже в этом городе чародейства, где утерянное знание доисторической Земли было вновь открыто, Кейн сделался личностью, окутанной благоговейным страхом и тайной. Несмотря на бессчетные истории, странные и завораживающие, почти ничего не было точно известно об этом человеке, кроме того, что его башня уже столетия высилась над Карсультьялом. Там он следовал тайными путями, которыми вел его собственный темный гений, и руку Кейна редко видели (хотя и часто ощущали) в делах Карсультьяла. Братья колдуны и властители мирских дел единогласно произносили его имя со страхом, а тем, кто осмеливался враждовать с ним, редко отводилось время раскаяться в собственной наглости.

— Ты женщина Кейна? — вырвалось у Маврсала.

В ее голосе сквозила горечь.

— Так считает Кейн. Его любовница. Его собственность. Хотя когда-то я принадлежала себе самой — прежде чем оказалась настолько глупа, что позволила Кейну увлечь меня в свою паутину!

— Ты можешь покинуть его — покинуть город?

— Тебе невдомек, какими силами управляет Кейн! Кто рискнет навлечь на себя его гнев, чтобы помочь мне?

Маврсал распрямил плечи:

— Я не присягал на верность ни Кейну, ни кому-либо в Карсультьяле. Возможно, этот корабль стар и непрочен, но он мой, и я плаваю на нем, где хочу. Если ты решилась…

Ее лицо исказил страх.

— Не вздумай! — выдохнула она. — Даже не намекай мне на это! Ты не в силах осознать, какой силой Кейн…

— Что это?!

Маврсал напрягся. В ночи звучали мягкие хлопки огромных кожистых крыльев. Когти заскребли по доскам палубы снаружи. Внезапно пламя в фонаре затрепетало и съежилось, в каюте сгустились тени.

— Он вспомнил обо мне! — простонала Дессилин. — Он послал его, чтобы вернуть меня!

Ощутив холод в животе, Маврсал вынул саблю и с трудом повернулся к двери. Пламя светильника превратилось в умирающий голубой отблеск. За дверью глухо простонала расшатавшаяся доска.

— Нет! Пожалуйста! — в отчаянии вскрикнула девушка. — Ты ничего не сможешь сделать. Отойди от двери!

Маврсал огрызнулся, на его лице отражались охватившие его ярость и страх. Дессилин потянула его за руку, оттаскивая от двери.

Ранее он запер массивную дверь каюты на тяжелый железный засов. Теперь невидимая рука потянула засов вбок. Медленно и тихо железный штырь повернулся и пополз вдоль удерживающих скоб. Замок со щелчком открылся. С кошмарной быстротой дверь широко распахнулась.

Снаружи висела тьма. На них смотрели горящие глаза. Они приблизились.

Дессилин отчаянно вскрикнула. Похолодев от страха, Маврсал неуклюже махнул саблей. Кромешная тьма потянулась к нему и с необоримой силой швырнула к стене. Боль взорвалось в его сознании, и осталась только темнота.

II «Никогда, Дессилин»

Она вздрогнула и плотнее запахнула свой меховой плащ. Будет ли у нее когда-нибудь возможность снова ощутить этот безжалостный холод?

Кейн, суровое лицо которого казалось изможденным в неярком свете жаровни, стоял сгорбившись над алым перегонным кубом. Какими красными казались его волосы и борода, каким зловещим было синее пламя его глаз… Он напряженно склонился, чтобы поймать последние капли светящегося эликсира в чашу из рубинового хрусталя.

Она знала, что он трудился над этой мерцающей жидкостью бессонными часами. Драгоценными для нее часами, потому что они были часами свободы — временем, когда она могла избежать его ненавистного внимания. Ее губы сжались. О, ужасный состав, из которого он приготовил свой эликсир! Дессилин снова вспомнила об изуродованном трупе юной девушки, который Кейн приказал слуге унести прочь. И снова судорога изогнула ее гибкий стан.

— Почему ты не отпускаешь меня? — услышала она свой равнодушный голос, повторяющий вопрос в… который раз она задавала его?

— Я не отпущу тебя, Дессилин, — устало ответил Кейн. — Ты это знаешь.

— Когда-нибудь я покину тебя.

— Нет, Дессилин. Ты никогда не покинешь меня.

— Когда-нибудь.

— Никогда, Дессилин.

— Почему, Кейн?

Он позволил нескольким каплям янтарной жидкости упасть в мерцающую чашу. Голубое пламя трепыхалось над ее поверхностью.

— Почему?!

— Потому что я люблю тебя, Дессилин.

Горький всхлип вырвался из ее горла.

— Ты любишь меня?! — Она вложила в эти слова все свое отчаяние. — Кейн, смогу ли я объяснить тебе, насколько сильно тебя ненавижу?

— Возможно. Но я люблю тебя, Дессилин.

Снова истерический смех.

Участливо поглядывая на нее, Кейн осторожно протянул ей чашу:

— Выпей это. Быстро — пока не исчезло свечение.

Она устремила на него потемневшие от ужаса глаза.

— Очередная горькая вытяжка какого-то гнусного препарата, чтобы привязать меня к тебе?

— Называй, как тебе угодно.

— Я не буду это пить.

— Будешь, Дессилин, ты выпьешь.

Его глаза удерживали ее ледяными цепями. Она машинально приняла алую чашу, позволила светящейся жидкости скользнуть между губ, просочиться в горло.

Кейн вздохнул и взял пустой кубок из ее вялых рук. Его мощная фигура содрогнулась от усталости, когда он провел широкой ладонью по глазам.

— Я покину тебя, Кейн.

Морской ветер ворвался в башенное окно и запутался в длинных рыжих волосах.

— Никогда, Дессилин.

III В гостинице «Синее окно»

Он называл себя Драгар…

Не пройди девушка мимо него несколько секунд назад, он, вероятно, не вмешался бы, услышав ее вопль. А может быть, вмешался. Он был чужим в Карсультьяле, юноша-варвар успел пожить достаточно в городах поменьше, чтобы обращать внимание на крики о помощи в ночи и чтобы безоглядно бросаться в темные переулки и ввязываться в схватку. Унаследованные им благородные идеалы сочетались с гордостью и уверенностью в необоримости правой руки и странного клинка, которым он был вооружен.

Думая о гибкости белокожих рук, которые он успел заметить, и об утонченной красоте лица девушки, холодно принявшей его любопытный взгляд, Драгар извлек из ножен тяжелый клинок и бросился назад по улице, на которую только что вышел.

Лунного света было достаточно, хотя переулок находился довольно далеко от ближайшего уличного светильника. Девушка билась в руках пары головорезов, ее плащ был отброшен, а платье разодрано на плечах. Третий головорез, настороженный торопливым стуком сапог варвара, злобно обернулся, чтобы встретить его, и устремил свой меч в живот юноше.

Драгар рассмеялся и отбил более легкое лезвие мощным ударом своего меча. Не замедляя атаки, он рассек руку нападающего ударом снизу, а когда меч головореза дрогнул, расколол ему череп. Один из двух негодяев, удерживающих девушку, ринулся было вперед, но Драгар уклонился в сторону и неожиданным выпадом вонзил меч ему в грудь. Оставшийся бандит швырнул девушку в ноги варвару, моментально развернулся и помчался прочь по переулку.

Не обращая внимание на беглеца, Драгар помог ошеломленной девушке подняться на ноги. С лицом, искаженным ужасом, она машинально поправила порванный лиф своего шелкового платья. Лиловые царапины исполосовали бледную кожу ее грудей, нижняя губа распухла. Драгар подхватил упавший плащ и укутал им ее плечи.

— Благодарю тебя, — выдохнула она прерывистым шепотом.

— Не за что, — проворчал он. — Убивать крыс — хорошее упражнение. Но все ли у тебя в порядке?

Она кивнула и ухватила его за руку.

— Черта с два в порядке! Неподалеку есть таверна, девушка. Идем — у меня хватит серебра на бренди, чтобы вернуть жар твоему сердцу.

Она посмотрела на него так, словно могла отказаться, будь ее колени потверже. В полуобмороке девушка позволила ему внести себя в гостиницу «Синее Окно». Там он провел ее в незанятую кабинку и заказал бренди.

— Как тебя зовут? — спросил он, когда она пригубила крепкий напиток.

— Дессилин.

Он безмолвно повторил ее имя одними губами, чтобы ощутить его звук.

— Меня зовут Драгар, — отозвался он. — Моя родина лежит в горах, далеко на юге, хотя я уже несколько лет не охотился с людьми моего клана. Страсть к странствиям увлекла меня прочь, и с тех пор я следую за ее знаменем — или за другим, иногда даже за тенью моего собственного плаща. Наконец, наслушавшись достаточно историй, я решил убедиться, настолько ли чудесен Карсультьял, как о том говорят люди. Ты здесь тоже чужая?

Она покачала головой. Когда ее щеки порозовели, лицо уже не казалось столь надменным.

— А кажешься чужой. Иначе не решилась бы бродить по улицам Карсультьяла с наступлением ночи. Должно быть, что-то важное заставило тебя рискнуть.

Она небрежно пожала плечами, хотя в лице ее читалась настороженность.

— Никаких неотложных дел… хотя для меня это было важно.

Драгар вопросительно уставился на нее.

— Я хотела… просто побыть одной, уйти на время. Быть может, потеряться — не знаю. Не думала, что кто-то посмеет тронуть меня, зная, кто я такая.

— Кажется, эти подзаборные крысы трепещут перед твоим именем меньше, чем ты рассчитывала, — лукаво предположил Драгар.

— Все мужчины боятся имени Кейна! — горько возразила Дессилин.

— Кейн! — изумленно сорвалось с его губ. «Какое отношение имеет эта девушка к?..» Но Драгар снова посмотрел на ее утонченную красоту, ее роскошный наряд и начал догадываться. Он с гневом заметил, что его возглас заставил смолкнуть посетителей таверны. Несколько человек с испугом обернулись к нему.

Варвар хлопнул ладонью по рукояти меча.

— Здесь воин, который не боится имен! — объявил он. — Я слышал кое-что о самом страшном колдуне Карсультьяла, но произнести его имя для меня проще, чем испортить воздух! Сталь этого меча способна рассечь лучшее, что могут выковать известные на весь мир оружейники, она упивается кровью волшебников.

Дессилин уставилась на него как завороженная.

А что было потом, Дессилин?

Я… не уверена… Мой разум — я, наверное, была потрясена. Помню, как держала его голову, казалось, вечность. А потом помню, как смывала с нее кровь водой из деревянного таза, и вода была такой холодной и красной. Наверное, я накинула на себя одежду… да, и помню, как шла по городу… улицы и эти лица… Все эти люди, они смотрели на меня… Смотрели и отворачивались, смотрели и казались сочувствующими, иногда любопытными, смотрели и делали гнусные предложения… А некоторые не обращали внимания, вообще меня не видели… Я шла и шла, так долго… Помню боль… Помню мои слезы и боль, когда слез уже не осталось… Я помню… Мой разум был как в тумане… Моя память…

Не могу вспомнить…

IV Корабль поплывет…

Подняв глаза, он увидел ее стоящей на пристани — она следила за ним со странной игрой напряжения и нерешительности на лице. Маврсал удивленно хмыкнул и выпрямился над своей плотницкой работой. Должно быть, она была призраком — настолько бесшумно она к нему подкралась.

— Мне нужно было увидеть… все ли с тобой в порядке, — неуверенно улыбаясь, сказала ему Дессилин.

— Все — не считая трещины в моем черепе, — ответил Маврсал, глядя на нее с сомнением.

К рассвету он выполз из-под обломков мебели — в каюте все было перевернуто. Кровь запеклась на густых волосах у него на затылке, и в голове пульсировала оглушающая боль — так, что ему пришлось долго просидеть, пытаясь вспомнить ночные события. Что-то вошло в дверь, отшвырнуло его прочь как надоевшую куклу. А девушка исчезла — унесенная демоном? Ее предостережение относилось к нему; сама она не выказывала страха, скорее отчаяние.

А может, вернулись его люди, чтобы выполнить свои угрозы? Выпил слишком много вина, удар по голове?.. Нет уж, Маврсала не проведешь. Обидчики ограбили бы его, убедились в его смерти — в том случае, если нападающими были люди. Девушка назвалась любовницей колдуна, именно колдовство простерло свои черные крылья над его каравеллой. Сейчас девушка вернулась; и приветствие капитана было сдержанным, потому что теперь он знал, какая опасность угрожает ему.

По-видимому, Дессилин догадалась, о чем он думает. Она сделала движение, будто собираясь повернуться и уйти.

— Погоди! — окликнул он вдруг.

— Я не хочу более подвергать тебя опасности.

Капитан не выдержал:

— Опасность! Кейн может забавляться со своими демонами в аду, мне наплевать! Мой череп оказался для этой твари слишком прочен, и если он хочет потягаться со мной, я здесь и готов его поприветствовать.

Дессилин шагнула к нему, в ее широко открытых глазах светилась радость.

— Занятия магией истощили его, — заверила она капитана. — Кейн проспит еще много часов.

Маврсал с грубой галантностью перенес ее через леер.

— Тогда приглашаю тебя присоединиться ко мне в моей каюте. Уже слишком темно для плотницкой работы, и мне хочется поговорить с тобой. После прошлой ночи я, пожалуй, заслуживаю ответов на некоторые вопросы.

Он поднес огонь к лампе, повернулся и обнаружил, что она сидит на краешке кресла, не сводя с него испуганных глаз.

— Какого рода вопросы? — спросила она неохотно.

Маврсал неопределенно махнул рукой:

— Да любого. Как ты связалась с этим колдуном? Почему он удерживает тебя, если ты его так ненавидишь? Почему не можешь уйти от него?

Она ответила грустной улыбкой, от которой он почувствовал себя наивным.

— Кейн… обворожительный человек; в нем есть какой-то магнетизм. И я не отрицаю притягательности его гигантской силы и богатства. Имеет ли это значение? Достаточно сказать, что я любила его когда-то, но ненавидела его с тех пор слишком долго и слишком глубоко, чтобы об этом помнить.

Кейн продолжает любить меня по-своему. Любить! Это любовь скряги к его богатству, любовь знатока к изящной безделушке, любовь паука к своей плененной добыче! Я — его сокровище, его собственность, — а что значат чувства вещи для ее владельца? Уменьшит ли наслаждение, получаемое хозяином от своей статуи, тот нелепый факт, что предмет его гордости ненавидит его? Уйти от него? — Ее голос дрогнул. — Клянусь богами, неужели я не пыталась?

Обуреваемый вихрем мыслей, Маврсал изучал измученное лицо девушки.

— Но к чему смиряться с поражением? Прошлая неудача не означает, что ты не можешь пытаться снова. Если ты достаточно свободна, чтобы бродить по улицам Карсультьяла ночью, твои ноги могут унести тебя еще дальше. Я не вижу цепи у тебя на шее.

— Не все цепи видимы.

— Я это слышал, хотя никогда этому не верил. Слабая воля может изобрести собственные оковы.

— Кейн не позволит мне покинуть его.

— Сила Кейна не более чем хвастовство.

— Кое-кто оспорил бы это, пожелай мертвецы поделиться мудростью, пришедшей к ним чересчур поздно.

В уставившихся на него зеленых глазах девушки читался вызов. Маврсал ощутил чары ее красоты, и в нем заговорил мужчина.

— Корабль поплывет туда, куда ему укажет хозяин, — и к черту все приливы и ловушки моря!

Ее лицо приблизилось. Золотисто-рыжие волосы коснулись его руки.

— В твоих словах звучит храбрость. Но ты мало знаешь о силе Кейна.

Дессилин сняла с пояса маленький кошель и бросила его капитану.

Поймав его, Маврсал развязал плетеный шнур и вытряхнул содержимое себе на ладонь. Его рука дрогнула. Сияющие камни высыпались на стол каюты. В его ладони осталось целое состояние в алмазах грубой огранки, изумрудах и прочих драгоценных камнях.

Маврсал застыл от изумления.

— Думаю, здесь хватит, чтобы починить твой корабль, заплатить команде… — Она помедлила; пламя вызова разгорелось в ее глазах ярче. — А может, и на место для меня до далекого порта — если ты осмелишься!

Капитан «Туаба» чертыхнулся.

— Я не шутил, девушка! Дай мне еще несколько дней, чтобы оснастить корабль, и я унесу тебя под парусами к землям, где никто никогда не слышал имени Кейна!

— Позже ты можешь передумать, — предостерегла Дессилин.

Она поднялась с кресла. Маврсалу показалось, что она хочет уйти, но он заметил, что пальцы девушки ослабили застежки на поясе. У него перехватило дыхание, когда шелковое платье начало соскальзывать с плеч.

— Я не передумаю, — пообещал он, понимая, почему Кейн готов пойти на все, лишь бы удержать Дессилин у себя.

V Чума колдуна

— Твоя кожа напоминает чистейший мед, — воскликнул Драгал. — Клянусь богами, что ты и на вкус как мед!

Дессилин поежилась от удовольствия и прижала к груди буйную светловолосую голову варвара. Через миг она вздохнула и томно высвободилась из его объятий. Усевшись, она провела тонкими пальцами по спутанной гриве золотисто-рыжих волос, ниспадавших на ее нагие плечи и спину и льнущих влажными локонами к разгоряченной коже.

Мозолистая ладонь Драгара пленила ее узкую кисть, когда она попыталась подняться со смятой постели.

— Не убегай прочь подобно кающейся девственнице, девушка. Твой всадник спешился лишь для короткого отдыха — и готов промчаться галопом сквозь дворцовые ворота не раз, прежде чем солнце уйдет в море.

— Замечательно, но мне пора идти, — возразила она. — Кейн может заподозрить…

— К чертям Кейна! — выругался Драгар, притягивая к себе девушку.

Мощные руки сомкнулись вокруг нее, и их губы встретились. Ласкавшая маленькую грудь ладонь ощутила биение сердца, юноша рассмеялся и взял в ладони ее зардевшееся лицо.

— А теперь скажи мне, что предпочитаешь изнеженные ласки Кейна объятию мужчины!

Она нахмурилась, будто грозовая тучка пробежала по небу.

— Ты недооцениваешь Кейна. Он не мягкотелый слабак.

Юноша ревниво оскалился:

— Гнусный колдун, прячущийся в своей башне с незапамятных времен! У него пыль вместо крови и сухая ржавчина в костях! Отправляйся же к нему, если предпочитаешь его беззубые поцелуи и высохшие руки!

— Нет, милый! Мне нравится лежать в твоих объятиях! — воскликнула Дессилин, обнимая его и гася его гнев поцелуями. — Я просто боюсь за тебя. Кейн отнюдь не высохший седовласый старец. Не будь в его глазах безумия, ты принял бы его за воина в расцвете сил. И опасаться тебе следует не только его чар. Я видела, как Кейн убивает своим мечом — он опаснейший боец!

Драгар фыркнул и напряг мощные мышцы.

— Ни один воин не прячется под мантией колдуна. Кейн — того лишь имя, имя людоеда, которым запугивают детей. Но я не боюсь его имени, как и его магии, а мой клинок пил кровь бойцов, управляющихся с мечом получше твоего тирана с черным сердцем!

— Клянусь богами, — прошептала Дессилин, прижимая голову к его мощному плечу. — Почему судьба бросила меня в паутину Кейна, вместо того чтобы бросить в твои объятия?

— Судьба подчиняется воле человека. Если пожелаешь, можешь считать себя моей женщиной.

— Но Кейн!..

Варвар вскочил на ноги и свирепо уставился на нее:

— Хватит распускать нюни, девушка! Ты любишь меня или нет?

— Драгар, дорогой, ты знаешь, что люблю! Разве все эти последние дни…

— Эти дни были наполнены хныканьем о Кейне, и у меня болит живот, когда я это слышу. Забудь Кейна! Я забираю тебя от него, Дессилин! Несмотря на все славные легенды и сверхмощные башни, Карсультьял — вонючая чумная дыра, как и любой известный мне город. Что ж, я более не потрачу здесь ни дня. Я уеду из Карсультьяла верхом либо куплю себе место на корабле. Отправлюсь в такие земли, где смелый мужчина и сильный клинок могут завоевать себе богатство! Ты едешь со мной.

— Ты говоришь всерьез, Драгар?

— Если думаешь, что я лгу, оставайся здесь.

— Кейн последует за нами.

— Тогда он потеряет свою жизнь заодно с любовью! — ухмыльнулся Драгар.

Уверенными руками он извлек из ножен свой огромный меч из серебристо-синего металла.

— Видишь этот клинок? — спросил он, с легкостью играя массивным оружием. — Я называю его Чумой Колдуна, и тому есть причина. Взгляни на лезвие. Это сталь, но не та, которую выковывают ваши прославленные кузнецы в своих горнах, пышущих дыханием дракона. Видишь эти символы, вырезанные у рукояти? Этот клинок обладает силой! Его выковал давным-давно кузнец-мастер, который использовал в своем сплаве пылающее сердце упавшей звезды и начертал охранительные письмена. Тому, кто владеет Чумой Колдуна, нечего опасаться магии, ибо колдовство не властно над ним. Мой меч может рассечь дьявольскую плоть демонов. Он может отвратить чары колдуна и проткнуть его злое сердце!

Пусть Кейн посылает чудовищ, чтобы найти нас! Мой клинок защитит от его заклятий, и я отправлю его приспешников туда, откуда они вышли! Пусть он выползет из своего логова, если посмеет. Я скормлю ему по кусочкам его собственную печень и буду смеяться ему в лицо, пока он умирает!

Глаза Дессилин лучились обожанием.

— Тебе это удастся, Драгар! Ты достаточно силен, чтобы отнять меня у Кейна! Ни один мужчина не обладает твоим мужеством, любимый!

Юноша рассмеялся и взъерошил ее волосы.

— Ни один мужчина? Что ты о них знаешь? По-твоему, эти бесхребетные городские щеголи, дрожащие при виде дряхлого рогоносца, мужчины? Даже не думай о возвращении в башню Кейна, пока ты нужна своему хранителю. В эту ночь, девушка, я покажу тебе, как мужчина любит свою женщину!

Но почему ты уверяешь, что невозможно покинуть Кейна?

Я знаю.

Откуда ты знаешь?

Потому что знаю.

Быть может, эти оковы лишь в твоем воображении, Дессилин.

Но я знаю, что Кейн не отпустит меня.

Ты так уверена, потому что пыталась сбежать от него?

Ты действительно пыталась, Дессилин?

Пыталась с другим — и проиграла, Дессилин?

Ты будешь откровенна со мной, Дессилин?

А теперь ты отворачиваешься от меня в страхе!

Так, значит, был другой мужчина?

Невозможно сбежать от него — а теперь ты покидаешь меня!

Скажи мне, Дессилин. Как могу я доверять тебе, если ты не доверяешь мне?

Что ж, полагаюсь на твое слово. Другой мужчина действительно был…

VI Ночь и туман

Ночь вернулась в Карсультьял и накрыла туманным плащом узкие улочки и задумчивые башни. Голос города стих, превратился в приглушенный ночной шорох. По мере того как разгорался свет звезд, просачивающийся сквозь морской туман, улицы замирали, лишь изредка всхрапывая и рыча, подобно тяжело засыпающему псу. Вскоре огоньки, мерцавшие тут и там, начали ускользать украдкой, так что никто этого не заметил. Каждому было известно, что теперь городом безоглядно правят темень, туман и тишина. И ночь, которая здесь ближе, чем в любом из городов рода человеческого, вернулась в Карсультьял.

Они лежали тесно обнявшись — насытившиеся, но слишком неспокойные, чтобы спать. Они почти не говорили, только слушали биение своих сердец, прижимаясь друг к другу, как будто желая слить воедино этот звук. Щупальца тумана вползали в щели запертых на засовы ставень, неся с собой холодное дыхание моря и далекие крики кораблей, стоящих на якоре в ночи.

Тогда Дессилин зашипела, как кошка, и вонзила ногти в руку Драгару так глубоко, что алые ручейки потекли вдоль напряженных мышц. Варвар потянулся к рукояти незачехленного меча, лежащего возле их ложа. Лезвие сверкнуло синевой.

Из ночи… Не порыв ли ветра потряс оконные ставни, превращая вымпелы тумана в крутящиеся вихри? Звук… Хлопанье огромных кожистых крыльев?

Страх повис над гостиницей липкой паутиной, окружившая их тишина была такой безысходной, что их сердца могли быть последними, бьющимися во всем обреченном Карсультьяле.

С крыши донесся скользящий металлический скрежет.

Меч Драгара замигал голубым колдовским пламенем. Резкие, неестественно черные тени съежились и отступили перед светящимся клинком.

Массивные ставни застонали и заскрипели от ужасного давления. Дубовые доски прогнулись внутрь. Уцелевшие железные засовы затряслись, затем вдруг задымились, раскаляясь до тускло-красного свечения. Туман устремился сквозь подающееся дерево, неся с собой запах невидимого моря.

Меч еще ярче засверкал радужным блеском. Ореол голубого пламени окружил готового к бою юношу и его испуганную подругу. Мерцающее голубое сияние, распространившись по комнате, коснулось стонущих ставней.

Дождем переливчатых искр сверкали раскаленные железные засовы. Ночную тишину разорвало тихое рычание, в котором угадывался зловещий вопль — хриплый звериный крик боли и ярости.

Прогнувшиеся ставни со скрипом встали на место, когда давление неожиданно ослабло. И снова ночь содрогнулась от ударов гигантских крыльев. Призрак удалился. Черная волна страха осела и откатилась прочь от гостиницы.

Драгар рассмеялся и потряс мечом. Все еще ошеломленная Дессилин завороженно уставилась на клинок, сиявший так же, как любая идеально полированная сталь. Все это могло быть пугающим сном, подумала она, прекрасно зная, что это не сон.

— Похоже, чары твоего хранителя не столь сильны, — насмешливо заметил варвар. — Теперь Кейн узнает, что его заклятия и трусливые трюки бессильны против Чумы Колдуна. Несомненно, твой древний чародей прячется под своей холодной кроватью, до полусмерти напуганный тем, что бесхребетные горожане когда-нибудь наберутся храбрости, чтобы разоблачить его!

— Ты не знаешь Кейна, — простонала Дессилин.

С грубоватой нежностью Драгар погладил нахмуренную девушку по щеке:

— Все еще напугана легендой? И это после того, как увидела его магию побежденной этим звездным клинком! Ты прожила в тени этого развращенного города чересчур долго, девушка. Через несколько часов будет светло, и тогда я выведу тебя в мир, где мужчины не продали свои души призракам древних рас!

Но согревающая уверенность варвара не рассеяла ее опасений. Дессилин прижималась к нему в темном безвременье, с беспокойно бьющимся сердцем, вздрагивая от малейшего звука, пронзавшего ночь и туман.

Наконец по темным улицам гулко зацокали копыта.

Вначале звук был таким слабым, что мог показаться игрой воображения. Вот он приблизился — приглушенный туманом стук железных подков по каменным плитам. Еще ближе — ритмичные мощные удары, оглушающие в абсолютной тишине. Цок-цок, цок-цок, цок-цок. Звук нарастал, неторопливо и неумолимо приближаясь к гостинице, окутанной туманом.

— Что это? — спросил Драгар, когда Дессилин вздрогнула и резко села в постели.

— Мне знаком этот звук. Это черный-черный жеребец с глазами, горящими подобно углям, и копытами, звенящими как железо!

Драгар хмыкнул:

— Ага! И мне знаком его всадник!

Цок-цок, цок-цок. Удары копыт раскатились дробью по двору гостиницы «Синее Окно». Ставни задребезжали… Неужели никто не слышит этого леденящего грома?

Цок-цок-цок. Невидимый конь резко остановился перед дверью гостиницы. Звякнула упряжь. Почему не слышны голоса?

Где-то внизу глухо застучали по полу падающие щеколды и засовы. Резкий скрип распахивающейся наружной двери. Где же хозяин гостиницы?

Шаги прозвучали по лестнице — мягкий шорох кожаных сапог по выщербленным доскам. Кто-то вошел в коридор, уверенно прошагал к их комнате.

Лицо Дессилин застыло от ужаса. Костяшки пальцев, которые она прикусила, подавляя рвущийся вопль, покраснели от крови. Глаза в страхе уставились на дверь.

Скользящим движением принимая боевую стойку, Драгар успел глянуть на крепко стиснутое в ладони оружие. Над мечом не колыхалось ни нимба, ни пламени — лишь смертельный блеск наточенной стали отражался во внезапно потускневшем свете лампы.

Шаги замерли перед дверью. Ему показалось, что он слышит за порогом чье-то дыхание.

Тяжелый кулак грохнул в дверь. Один раз. Одновременно и ультиматум, и вызов.

— Кто смеет!.. — хрипло проворчал Драгар.

Сильнейший удар потряс массивные деревянные стены. Щеколда и засов выпрыгнули из скоб, взорвавшись градом щепок и искореженного металла. Почти сорванная с петель дверь распахнулась и гулко ударилась о стену.

— Кейн! — вскричала Дессилин.

Могучая фигура шагнула через порог с проворством хищника. В левой руке вошедший с кажущимся пренебрежением держал тяжелый меч, но горящие смертельной яростью глаза не оставляли никаких сомнений.

— Добрый вечер, — холодно улыбаясь, процедил Кейн.

Ничуть не испугавшийся, несмотря на предупреждение Дессилин, Драгар опытным взором живо оценил противника. Так, значит, магия чародея все же сохранила ему лучшие годы… Кейн был на несколько дюймов ниже высоченного варвара, но явно превосходил его весом. Длинные руки и мощь плеч выдавали фехтовальщика значительной ловкости и силы, хотя юноша сомневался, что Кейн сравнится с ним в быстроте. Узкая кожаная лента с черным опалом охватывала спадающие на плечи рыжие волосы, а бородатое лицо было грубым, свирепым. Кейн вовсе не походил на чародея, скорее на солдата, а в его синих глазах горела жажда убийства.

— Пришел за своей женщиной, колдун? — осведомился Драгар, следя за клинком противника. — Мы думали, ты предпочтешь прятаться в своей башне, после того как я прогнал прочь твоих вездесущих слуг!

Глаза Кейна сузились.

— Так это… кажется, ты называешь его Чумой Колдуна. Вижу, легенды не лгали о силе этого клинка. Пожалуй, мне не следовало рассказывать о нем Дессилин, когда я узнал, что заколдованный меч появился в Карсультьяле. Однако обладание им до некоторой степени вознаградит меня за неудобства, которые ты мне причинил.

— Убей его, Драгар, любовь моя! Не слушай его басни! — вскричала Дессилин.

— Ты что-то сказал о Дессилин? — проворчал Драгар, до которого не дошел намек Кейна.

Воин-колдун сухо усмехнулся:

— Ты не догадываешься, романтичный олух? Не понимаешь, что умная женщина просто использовала тебя? Ну еще бы — благородный варвар полагал, что защищает беспомощную девушку. Жаль, что я позволил Лароку умереть. Он мог бы поведать тебе, насколько невинна его любовница…

— Драгар! Убей его! Он просто хочет застать тебя врасплох!

— Еще бы! Убей меня, Драгар, — если сможешь! Это был ее план, знаешь ли. Из своих источников я узнал об этом устрашающем клинке, который ты носишь, и рассказал о нем Дессилин. Но ее, кажется, утомили мои ласки. Она заплатила слуге, неоплаканному Лароку, чтобы тот подстроил изнасилование, полагая, что некий олух бросится ей на помощь. Как по-твоему, хороший замысел? А теперь у бедняжки Дессилин есть смелый защитник, магическое лезвие которого сможет защитить ее от злых чар Кейна. Любопытно, Дессилин, ты просто хотела сбежать с этим тупым воякой или собиралась устроить поединок, надеясь, что я погибну и сокровища башни станут твоими?

— Драгар! Он лжет тебе! — в отчаянии простонала девушка.

— Ибо если ты рассчитывала на второе, то, боюсь, твой замысел был не столь умен, как тебе казалось, — насмешливо заключил Кейн.

— Драгар! — Сдавленный мучительный вопль.

Варвар в смятении рискнул украдкой взглянуть на ее искаженное лицо.

Кейн сделал выпад.

Мгновенный отпор не ожидавшего нападения Драгара отвел в сторону клинок Кейна в последнюю долю секунды, и варвар отделался неглубоким порезом.

— Будь ты проклят! — выругался он.

— Уже проклят! — рассмеялся Кейн, легко отбивая молниеносный удар юноши. Его быстрота была сверхъестественной, а устрашающая энергия мощных плеч придавала его клинку смертоносную силу.

Их мечи скрещивались с оглушительным звоном, рождая молнии. Звездный металл с выгравированными рунами молотил по стали, выкованной в прославленных далеко за пределами Карсультьяла горнах, и звон казался криками пары сражающихся демонов — резкий, звенящий болью и яростью.

Обнаженное тело Драгара покрылось потом, на губах показалась пена. Прежде он лишь несколько раз скрещивал оружие с равным ему по силе противником, и тогда быстрота юноши приносила ему победу. Теперь же, будто в немыслимом кошмаре, ему противостоял искусный и хитрый фехтовальщик, не уступавший быстротой и обладавший еще большей силой. После того как его первая атака была ловко отбита, Драгар действовал мечом осторожнее, не столь уверенно. Он решил истощить противника, полагая, что выносливость колдуна не сравнится с навыком закаленного наемника.

Во всем мире не было иного звука, кроме звона их клинков и хриплого, резкого дыхания. Время застыло повсюду, оно текло только для двоих, и эти двое метались по всей комнате, нанося друг другу удары.

Драгар получил узкий порез поперек левого предплечья, едва успев отбить очередной удар. Драться с левшой ему не приходилось, и лишь мастерство спасало пока от смерти. Он неохотно осознал, что державшая меч рука Кейна не слабела, и юноше все чаще приходилось защищаться. Чума Колдуна покрылся зазубринами, а его рукоять сделалась липкой от пота. Более тяжелый меч Кейна тоже пострадал.

В тот миг, когда Кейн отбил мощный удар Драгара, юноша сделал быстрый выпад вращающимся лезвием, достаточный, чтобы его кончик наискось скользнул по лбу Кейна и рассек стянувшую волосы ленту. Мелкий порез — но хлынувшая ручьем кровь запачкала свалявшуюся гриву волос. Кейн отступил, стряхнул кровь и отбросил пряди волос с глаз.

Драгар снова сделал выпад. Слишком быстрый, чтобы отбить как следует, поэтому лезвие пропахало кровавую борозду вдоль левого предплечья колдуна. Длинный меч Кейна дрогнул. И варвар мгновенно ударил по гарде.

Меч выскользнул из руки Кейна, когда тот неуклюже отбил звездный клинок. На долю секунды он свободно взмыл в воздух. Драгар возликовал, что ему наконец удалось выбить меч, и размахнулся для смертельного удара.

Но правая рука Кейна перехватила вращающееся лезвие с натренированной легкостью. Взмахнув мечом с проворством, не уступающим его боевой левой руке, Кейн отбил мгновенный удар Драгара. Не успел испуганный варвар прийти в себя, меч Кейна пронзил ему ребра.

Поверженный юноша перелетел через кровать. Чума Колдуна выпал из онемевших пальцев и покатился по широким дубовым доскам.

Из горла Дессилин вырвался вопль невыразимой боли. Она кинулась к нему, положила его голову себе на колени и в отчаянии пыталась остановить беспомощными пальцами кровь, льющуюся из раны.

— Прошу тебя, Кейн, — всхлипывала она. — Пощади его!

Кейн уставился горящими глазами на изуродованную грудь юноши и рассмеялся.

— Я отдаю его тебе, Дессилин, — вызывающе сказал он. — Я ожидаю тебя в моей башне — разумеется, если вы, юные любовники, не планируете, как прежде, сбежать вместе.

Истекая кровью, держа в правой руке окровавленный меч, он вышел из комнаты и пропал в ночном тумане.

— Драгар! Драгар! — стонала Дессилин, целуя его изнуренное лицо и пузырящиеся кровавой пеной губы. — Прошу тебя, не умирай, любимый! Онте, не дай ему умереть!

Слезы падали из ее глаз на его лицо, когда она прижималась к его бледному челу.

— Ведь ты не поверил ему, Драгар? Что, если я действительно подстроила нашу встречу, милый? Но я все равно люблю тебя, это правда! И всегда буду любить тебя, Драгар!

Он посмотрел на нее стекленеющими глазами.

— Сука! — сплюнул он и умер.

Сколько раз, Дессилин?

Сколько раз ты будешь повторять эту игру?

(Но это был первый раз!)

Первый? Ты уверена, Дессилин?

(Я клянусь!.. Как я могу быть уверена?)

А сколько раз после? Сколько кругов, Дессилин?

(Кругов? Откуда эта темнота у меня в голове?)

Сколько раз, Дессилин, ты была Лорелеей?

А сколько тех, кто познал твой манящий взгляд?

Сколько было тех, кто слышал твой крик сирены, Дессилин?

Сколько душ приплыли к тебе, Дессилин?

И сгинули от таящихся в глубине теней?

И теперь подводное течение увлекает их в ад?

Сколько раз, Дессилин?

(Я не могу вспомнить…)

VII «Ему придется умереть…»

— Ты знаешь, что ему придется умереть. Дессилин покачала головой:

— Это слишком опасно.

— Но ясно, что намного опаснее оставлять его в живых, — мрачно заметил Маврсал. — Из того, что ты рассказала мне, очевидно: Кейн никогда не позволит тебе покинуть его — а это не то же самое что уйти от какого-то ревнивого лорда. Щупальца колдуна тянутся дальше, чем щупальца легендарного Орайки. Что толку бежать из Карсультьяла лишь затем, чтобы магический удар Кейна настиг нас позже? Даже в бурном море его тень может преследовать нас.

— Но мы могли бы сбежать от него, — пробормотала Дессилин. — Океаны безбрежны, и волны не хранят следов.

— Кудесник найдет способы преследовать нас.

— И все же это слишком опасно. Я даже не уверена, что Кейна можно убить! — Пальцы Дессилин нервно играли изумрудом, ее губы были плотно сжаты.

Маврсал сердито наблюдал за тем, как ее пальцы теребят изумрудное ожерелье. Изящные дамы могут следовать этой моде здесь, в Карсультьяле, но его раздражало, что она не снимает это украшение даже в постели.

— Ты не освободишься от рабского ошейника Кейна, — ворчливо озвучил он свою мысль, — до тех пор, пока этот дьявол не умрет.

— Знаю, — тихо выдохнула девушка, в зеленых глазах которой сияло нечто большее, чем страх.

— Его может убить только твоя рука, — продолжал он.

Ее губы дрогнули, но она промолчала.

«Туаб» мягко качался на волнах, до капитана доносились шепчущие в ночи тихие голоса гавани. Дерево корабля скрипело и стонало, стукаясь о буферы изношенного пенькового такелажа на причале. Вдалеке на палубе слышались шаги вахтенных, тихий разговор указывал на присутствие других членов команды — не улегшихся в свои подвесные койки, несмотря на тяжелую дневную работу. В капитанской каюте медленно раскачивалась в такт волнам лампа, поочередно отбрасывая мягкие тени на находящиеся внутри предметы. Атмосфера в помещении была спокойная — почти уютная, если бы только каюта могла быть защищена от темного призрака, блуждающего в ночи.

— Кейн уверяет, что любит тебя, — лукаво настаивал Маврсал. — Он не приемлет твою ненависть. Другими словами, наедине с тобой он подсознательно теряет осторожность. Он позволит тебе встать у себя за спиной и даже не заподозрит, что твоя рука может пронзить его кинжалом.

— Это верно, — подтвердила она странным голосом.

Маврсал взял ее за плечи и повернул лицом к себе:

— Не понимаю, почему ты не попыталась сделать это раньше? Мешал страх?

— Да. Я ужасно боюсь Кейна.

— Или было еще что-то? Ты все еще втайне любишь его, Дессилин?

Она ответила не сразу:

— Не знаю.

Он чертыхнулся и взял в ладонь ожерелье. Привычка Дессилин настолько раздражала, что капитан грубо сорвал изумруд с шеи девушки. Ее пальцы метнулись к обнаженной плоти.

И снова он выругался.

— Это сделал с тобой Кейн?

Она кивнула с расширенными от волнения глазами.

— Он обращается с тобой как с рабыней, а у тебя не хватает духу взбунтоваться — или хотя бы возненавидеть его за то, что он с тобой делает!

— Это неправда! Я ненавижу Кейна!

— Так прояви немного мужества! Чем может усугубить твою нынешнюю участь этот дьявол?

— Я просто не хочу, чтобы умер и ты!

Капитан хмуро рассмеялся:

— Если ты останешься его рабыней ради спасения моей жизни, ты достойна того, чтобы за тебя умереть! Но умрет один лишь Кейн, если мы все как следует обдумаем. Ты попытаешься, Дессилин, ты восстанешь против этого тирана, завоюешь свободу для себя и любовь для нас обоих?

— Я попытаюсь, Маврсал, — обещала она, не в силах оторваться от его взгляда. — Но я не смогу сделать это одна.

— Никто от тебя этого не просит. Я могу проникнуть в башню Кейна?

— Даже армия не в силах взять эту башню, если Кейн пожелает защитить ее.

— Я об этом слышал. Но могу ли я проникнуть туда один? У Кейна должны быть потайные ходы в его логово.

Она прикусила стиснутые в кулак пальцы:

— Я знаю один из них. Наверное, ты сможешь войти туда незаметно для него.

— Смогу, если ты предупредишь меня о каких-то прячущихся стражниках либо о ловушках, — сказал он ей; голос его был чересчур бодрым. — Если ты можешь ускользать из башни, почему бы мне не прокрасться туда.

Дессилин кивнула, ее лицо уже не выражало прежнего страха.

— Когда Кейн погружен в свои занятия, он забывает обо всем на свете. Сейчас именно такое время, и он не прекратит работу до завтрашней ночи, а потом заставит меня участвовать в его темном ритуале.

Маврсал вспыхнул от гнева:

— Тогда это будет его последним путешествием в земли демонов — мы отправим его навеки в ад! Починка корабля почти закончена. Если я потороплю людей и скорее запасусь провизией, «Туаб» сможет поднять паруса с приливом, на рассвете. Итак, это будет завтрашней ночью, Дессилин. Пока Кейн изнурен и занят своим черным колдовством, я проскользну в его башню.

Будь в это время с ним. Если он заметит меня, прежде чем я смогу ударить, погоди, пока он повернется, чтобы отразить мое нападение, и нанеси удар этим! — Он вынул из прикрепленных под изголовьем его койки ножен тонкий дирк.

Словно загипнотизированная его словами и блеском стали, Дессилин снова и снова вертела кинжал в руках.

— Я попытаюсь. Клянусь Онте, я постараюсь сделать, как ты говоришь!

— Ему придется умереть, — заверил ее Маврсал. — Ты знаешь, что ему придется умереть.

VIII Испей последнюю чашу…

Далеко внизу распростерся Карсультьял, туман кружил вдоль его широких улиц и кривых грязных переулков, колеблясь над приземистыми убогими жилищами и роскошными особняками, но надменные башни пронзали его пелену и в гордом величии тянулись к звездам. Рожденный двумя стихиями, воздухом и водой, туман то вился, то плыл, пытаясь отыскать и задушить третью стихию — огонь, но мог лишь чуть притушить слезами тысячи его горящих глаз. Пятна мутной желтизны в кружащемся тумане и огни Карсультьяла внушали иллюзию движения, так что нельзя было понять — смотришь ли ты на опутанный туманом город либо на погребенные в облаках звезды.

— Сегодня у тебя странное настроение, Дессилин, — заметил Кейн, тщательно поправляя пламя под перегонным кубом.

Она отошла от башенного окна.

— Это кажется тебе странным, Кейн? Меня удивляет, что ты заметил. Тысячи раз я говорила тебе, что колдовство мне отвратительно, но прежде мое настроение ничего для тебя не значило.

— Твое настроение значит для меня очень много, Дессилин. Однако, требуя твоего присутствия здесь, я лишь выполняю то, что должен.

— Неужели! — прошипела она с брезгливостью и указала на изуродованный труп молодой девушки.

Кейн устало проследил взглядом за ее жестом. С исказившей черты болью он сотворил знак и изверг поток резких, лающих слов. Открытое окно пересекла тень и упала на рассеченный труп. Когда она отстранилась, истерзанное тело исчезло и удаляющееся приглушенное хлопанье крыльев стихло во тьме.

— К чему тебе прятать от меня свои преступления, Кейн? Ты думаешь, я их забуду? Думаешь, я не знаю, что входит в состав этого дьявольского варева, которое ты заставляешь меня пить?

Кейн, нахмурясь, впился взором в светящийся пар, кружащийся в сосуде.

— Ты носишь на себе железо, Дессилин? В нимбе заметна асимметрия. Я просил тебя не вносить железо в эту комнату.

Кинжал неземным холодом леденил ее бедро.

— Твой разум слабеет, Кейн. Я ношу лишь эти кольца.

Не обращая на нее внимания, он поднял крышку и торопливо влил немного темной, наполовину свернувшейся жидкости. Сосуд содрогнулся и ярко вспыхнул изнутри. Капля фосфоресцирующей жидкости образовалась у кончика трубки. Кейн торопливо подвинул чашу, чтобы поймать каплю.

— Зачем ты заставляешь меня пить это, Кейн? Разве плохо служат узы страха, которыми ты приковал меня к себе?

Она ощутила на себе его пронзительный взор и, хотя виной тому могла быть игра алхимического пламени, была изумлена, заметив состарившие его лицо усталость и боль. Как будто бессчетные столетия, прикосновений которых избежал Кейн, вдруг настигли его: волосы развевались, лицо потемнело и вытянулось, а кожа приобрела нездоровый оттенок.

— К чему продолжать эту игру, Дессилин? Неужели тебе хочется увидеть, до каких пределов я дойду, чтобы удержать тебя рядом?

— Мне хочется лишь освободиться от тебя, Кейн.

— Раньше ты любила меня. И полюбишь меня снова.

— Потому что ты прикажешь мне? Ты глупец, если веришь этому. Я ненавижу тебя, Кейн. И буду ненавидеть всю оставшуюся жизнь. Убей меня сейчас или держи здесь, пока я не состарюсь и не иссохну. Я все равно умру, ненавидя тебя.

Он со вздохом отвернулся от нее и заговорил, роняя слова в пламя:

— Ты останешься со мной, потому что я люблю тебя, и твоя красота не увянет, Дессилин. Со временем ты сможешь понять. Ты когда-нибудь задумывалась об одиночестве бессмертия? Тебя не интересовали мысли человека, проклятие которого — странствия через века? Человека, обреченного на одинокое, бесконечное существование, избегаемого и ненавидимого всеми, кто слышит его имя. Человека, никогда не знающего покоя, тень которого оставляет всюду, где он проходит, лишь руины. Человека, осознавшего, что любое торжество мимолетно, а каждая радость кратковременна. Все, чем он стремится обладать, украдено у него годами. Его империи падут, его песни будут забыты, а любимые женщины обратятся в прах. Лишь пустота вечности останется с ним — этот смеющийся скелет в плаще из воспоминаний, преследующий его днями и ночами.

Так ли ужасно, что этот человек смеет использовать свою темную мудрость, чтобы удержать любимую? Если сотня ярких цветов должна завянуть и умереть в его руке, будет ли злом, если он понадеется сохранить один, только один из них дольше, чем на краткий миг, уготованный ему временем? Даже если этому цветку ужасно не хотелось быть вырванным из почвы, разве не пожелает он сохранить свою красоту?

Но Дессилин не слушала Кейна. Колебание гобелена в отсутствие ветра привлекло ее внимание. Услышит ли Кейн почти беззвучный скрип потайных петель? Нет, он охвачен одним из столь частых приступов мрачных размышлений.

Дессилин попыталась заставить свое колотящееся сердце биться не так громко, а лихорадочное дыхание успокоиться. Она могла видеть застывшего в тени гобелена Маврсала. Казалось невозможным, что он сумеет подкрасться еще ближе, прежде чем сверхъестественное чутье Кейна обнаружит его. Спрятанный дирк обжигал ей бедро, словно ножнами ему служила ее плоть. Она потихоньку придвинулась поближе к Кейну, надеясь открыть Маврсалу его спину.

— Я вижу, эликсир готов, — объявил Кейн, выходя из своей задумчивости.

Добавив несколько янтарных капель в жидкость, он осторожно поднял чашу со светящимся напитком.

— Выпей это побыстрее, — приказал он, протягивая ей сосуд.

— Я не буду больше пить твое отравленное зелье.

— Выпей его, Дессилин. — Он не сводил с нее глаз.

И словно в повторяющемся кошмаре — а были и другие кошмары, — Дессилин приняла кубок. Она поднесла его к губам, ощутила, как коснулась языка горькая жидкость.

Через покои пролетел нож. Выбитый из ее вялых пальцев хрустальный кубок рассыпался о камень тысячью светящихся осколков.

— Нет! — вскричал Кейн страшным голосом. — Нет! Нет! — Он уставился на лужицу угасающего свечения, онемев от ужаса.

Выпрыгнув из укрытия, Маврсал кинулся к Кейну в надежде вонзить свою абордажную саблю в сердце врага, прежде чем колдун придет в себя. Но он не принял в расчет сверхъестественной реакции Кейна.

С нечеловеческой яростью Кейн бросился на капитана. Маврсал нанес клинком заурядный удар сверху вниз, не церемонясь перед лицом невооруженного противника.

С неуловимой для глаз быстротой Кейн шагнул под удар и перехватил опускающуюся кисть противника левой рукой. Маврсал услышал собственный крик, когда движение его руки было остановлено в воздухе сомкнувшейся вокруг запястья и ломающей кости мощной левой рукой Кейна. Сабля отлетела прочь и упала на камни.

С искаженным от звериной ярости лицом, Кейн схватился с морским капитаном. Маврсал, опытный боец в рукопашной, почувствовал себя хрупким ребенком. Пальцы другой руки Кейна сомкнулись на его горле. Капитан в отчаянии пытался ослабить хватку Кейна, ударить его изуродованным запястьем, но Кейн со свирепым смехом понес его назад, к стене, ухватив за шею, подобно сломанной кукле.

Красный туман застилал глаза… Кейн медленно душил своего противника, намеренно, откровенно наслаждаясь его беспомощностью.

Затем пришло ощущение падения.

Кейн ахнул, когда Дессилин вонзила свой кинжал ему в плечо. Кровь обрызгала ее скользкий от пота кулак. Когда Кейн повернулся к ней, тонкое лезвие застряло в лопатке и переломилось у рукояти.

Дессилин вскрикнула от удара наотмашь, повергшего ее на камни. Она лихорадочно подползла к Маврсалу, который лежал плашмя на полу — оглушенный, но все еще в сознании.

Кейн выругался и откинулся на свой верстак, опрокидывая перегонный куб, лопнувший подобно гнилой тыкве.

— Дессилин! — простонал он, не веря. Кровь струилась из раны. Левое плечо Кейна было изуродовано, но он стал теперь опасен, как раненый тигр. — Дессилин!

— Чего ты ожидал? — огрызнулась она, пытаясь поднять Маврсала на ноги.

Из окна внутрь устремились клубы тумана. Кейн что-то прокричал на нечеловеческом языке.

— Если ты убьешь Маврсала, лучше убей заодно и меня! — воскликнула Дессилин, прижимаясь к поднимающемуся на колени капитану.

Он бросил оценивающий взгляд на свою саблю. Слишком далеко.

— Оставь ее в покое, колдун! — прохрипел Маврсал. — Она виновна лишь в том, что ненавидит тебя и любит меня! Ты можешь сейчас покончить со мной, но тебе никогда не изменить ее волю!

— И кажется, ты любишь ее тоже, — мучительно произнес Кейн. — Ты глупец. Знаешь, скольких я убил прежде — других глупцов, думающих, будто они спасают Дессилин из зловещих объятий колдуна? Это ее старая игра. Еще с той поры, когда первый глупец… всего лишь игра. Ее забавляет дразнить меня своими изменами, своими планами покинуть меня с другим мужчиной. Поскольку это забавляет ее, я позволяю ей это. Но она не любит тебя.

— Тогда почему она вонзила сталь в твою спину? — Отчаяние сделало Маврсала безрассудным. — Она ненавидит тебя, колдун, и любит меня! Оставь при себе свои басни, чтобы утешаться ими в безумии. Твои чары не изменят чувств Дессилин ко мне, не изменят они также истину, которую ты не хочешь видеть! Так что убей меня — и будь проклят. Тебе не дано изменить мир, и Дессилин тебе не удержать!

Голос Кейна звучал странно, его лицо отражало мучительное отчаяние.

— Убери ее с глаз моих долой! — проскрежетал он. — Убирайтесь отсюда, оба! Дессилин, я даю тебе свободу. Маврсал, я даю тебе любовь Дессилин. Забери свою красотку и покинь Карсультьял! Думаю, у тебя будет мало поводов благодарить меня!

Когда они, пошатываясь, направились к потайной двери, капитан сорвал украшенную изумрудом брошь Дессилин и швырнул ее Кейну.

— Оставь себе свой рабский ошейник! — проворчал он.

— Ты глупец, — тихо произнес Кейн.

— Как далеко мы от Карсультьяла? — прошептала Дессилин.

— В нескольких лигах — мы едва еще отплыли, — ответил Маврсал дрожащей рядом с ним девушке.

— Я боюсь.

— Тс-с. Ты покончила с Кейном и всем его колдовством. Скоро наступит рассвет, а мы будем далеко от города и зла, которое в нем познали.

— Обними же меня крепче, любовь моя. Мне так холодно.

— Морской ветер холоден, но чист, — сказал он ей. — Он унесет нас к новой жизни.

— Я боюсь.

— Тогда обними меня крепче.

— Кажется, теперь я вспоминаю…

Но уставший капитан уже заснул. Глубоким, глубоким сном — последним неомраченным сном, которым ему довелось уснуть.

Ибо на рассвете он очнулся в объятиях трупа, покрытого пятнами разложения трупа давно умершей девушки, которая когда-то повесилась от отчаяния, не перенеся смерти своего любовника-варвара.