Фрайдэй

14

Мы снова были на кухне, поглядывали на терминал, но главное внимание уделяли друг другу и хайболлам, которые подал Иен, и обсуждали, что делать дальше.

Иен сказал:

— Мардж, если ты будешь спокойно сидеть, этот идиотизм кончится, и тогда ты сможешь поехать домой со всеми удобствами. Если случится еще что-нибудь, ты сможешь залезть в Нору. В худшем случае тебе придется оставаться в доме. А Жорж в это время будет писать с тебя картины, как сказала Бетти. Согласен, Жорж?

— С огромным удовольствием!

— Что скажешь, Мардж?

— Иен, если я скажу боссу, что не смогла вернуться вовремя из-за того, что двадцатипятикилометровый участок границы был номинально закрыт, он мне просто не поверит.

(Сказать им, что я профессиональный курьер? Не стоит. Пока.)

— Что ты собираешься делать?

— Я думаю, что уже достаточно принесла вам неприятностей, ребята. — (Иен, дорогой, по-моему, ты до сих пор в шоке от того, что видел, как у тебя в гостиной убили человека. Хотя ты и взял себя в руки и дальше вел себя как профессионал.) — Теперь я знаю, где ваш запасной выход. Когда вы завтра проснетесь, возможно, меня здесь уже не будет. И тогда вы сможете забыть о своих волнениях.

— Нет!

— Дженет, как только все кончится, я позвоню вам. Потом, если захотите, я приеду к вам в гости, как только получу отпуск. Но сейчас я должна вас покинуть и вернуться на работу. Я все время вам об этом говорила.

Дженет даже слушать не хотела о том, что я в одиночку попытаюсь пересечь границу (а мне попутчик был нужен так, как змее ботинки). Но у нее был план.

Она заметила, что мы с Жоржем можем ехать по их паспортам — я была примерно одинаковой с ней комплекции, и Жорж с Иеном были одного роста и веса. Наши лица не были похожи, но разница была не большая — и вообще, кто смотрит на снимки в паспортах?

— Вы можете использовать их, а потом отослать назад по почте… но ехать вам придется не кратчайшим путем. Вы могли бы поехать в Ванкувер, оттуда попасть в Калифорнийскую Конфедерацию просто по туристским карточкам — но под нашими именами. До Ванкувера вы доедете по нашим кредитным карточкам. Как только вы окажетесь в Калифорнии, вы, можно считать, свободные люди — Мардж, твоя кредитная карточка будет действовать, ты сможешь спокойно позвонить своему работодателю, и полицейские не будут пытаться вас интернировать. Подходит такой вариант?

— Да, — согласилась я. — Я думаю, что хитрить с туристскими карточками безопаснее, чем пытаться пользоваться вашими паспортами — безопаснее для всех. Если я доберусь до места, где моя кредитная карточка будет признаваться, все мои проблемы кончатся.

(Я сразу возьму наличных, и никогда больше не позволю себе оказаться вдали от дома без достаточной суммы наличными: деньги — универсальная смазка. Особенно в Калифорнии, где полно взяточников, хотя в Британской Канаде чиновники иногда слишком честны.)

Я добавила:

— Хуже, чем здесь, в Беллингхэме быть не может — но если там какие-нибудь проблемы с движением, мне придется добираться до самой Республики Одинокой Звезды. Что-нибудь говорили о Техасе и Чикаго? Они в нормальных отношениях?

— Насколько я слышал, да, — ответил Иен. — Мне запросить компьютер?

— Да, пожалуйста, пока я еще здесь. Если придется, я смогу попасть из Техаса в Виксберг. За наличные можно всегда проплыть вверх по реке, потому что там постоянно движутся контрабандисты.

— Пока мы здесь, — мягко поправил меня Жорж.

— Жорж, я думаю, этот маршрут подойдет для меня. А ты будешь только удаляться от Квебека. Ты, кажется, говорил, что Макгилл — твой второй дом?

— Дорогая леди, я не хочу ехать в Макгилл. Поскольку полиция здесь, в моем настоящем доме, ведет себя неподобающе, я не могу придумать ничего другого, кроме как ехать с тобой. Как только мы окажемся в Провинции Вашингтон или в Калифорнии, ты сможешь сменить имя с миссис Торми на миссис Перро, так как я думаю, что обе мои кредитные карточки, и «Мэйпл лиф», и «Креди Квебек» будут приниматься.

(Жорж, ты очень галантен… а когда я пытаюсь быстро двигаться, галантный мужчина мне все равно что колодки на ногах. А мне придется, дорогой — что бы ни говорила Дженет, я там не буду совершенно свободна.)

— Жорж, это звучит замечательно. Я не могу сказать тебе, что ты должен оставаться дома… но я должна тебе сказать, что я по профессии курьер и путешествовала много лет в одиночку, по всей планете, не раз была в космических колониях и на Луне. На Марсе и Церере я пока не была, но мне могут это в любой момент приказать.

— Ты хочешь сказать, что мне лучше с тобой не ехать.

— Нет, нет! Я просто говорю, что если ты решишь ехать со мной, мы будем просто друзьями. Для твоего и моего удовольствия. Но я должна добавить, что как только я окажусь в Империи, я должна буду оставить тебя, потому что сразу буду на службе.

Иен сказал:

— Мардж, позволь Жоржу хотя бы увезти тебя отсюда туда, где не будет глупых разговоров об интернировании, и где твоя кредитная карточка будет работать.

Дженет добавила:

— Важно избавиться от проблемы интернирования. Мардж, ты можешь пользоваться моей кредитной карточкой «Виза», сколько хочешь; я буду использовать «Мэйпл лиф». Только помни, что ты Джен Паркер.

— Паркер?

— На «Визе» моя девичья фамилия. Вот, возьми. — Я взяла ее, подумав, что буду ею пользоваться только если кто-то будет смотреть через мое плечо. Когда будет возможно, я буду оплачивать все за счет покойного лейтенанта Дики, чей кредит будет действовать еще несколько дней, может быть, недель. Мы поговорили еще некоторое время, и наконец я сказала:

— Я сейчас уезжаю. Жорж, ты едешь со мной?

Иен сказал:

— Эй! Не сегодня. С утра.

— Почему? Подземка работает всю ночь, разве нет?

(Я это знала точно.)

— Да, но до ближайшей станции подземки больше двадцати километров. И темно, как в угольной куче.

Через двадцать минут мы выехали, в коляске. Иену не нравилось, как я себя веду, потому что я не была той милой, мягкой, беззащитной женщиной, какую предпочитают мужчины. Но он преодолел раздражение и очень нежно поцеловал меня, когда они высадили нас на углу Периметра и Макфиллипс через дорогу от станции подземки. Мы с Жоржем втиснулись в двадцатитрехчасовую капсулу, и были вынуждены стоять всю дорогу через континент.

Мы были в Ванкувере в двадцать два часа (по тихоокеанскому времени, в Виннипеге была полночь), взяли бланки туристских карточек, войдя в челнок до Биллингхэма, по дороге их заполнили и засунули в компьютер на выходе из челнока через несколько минут. Оператор даже не посмотрела на нас, когда машина выплюнула наши карточки. Она только пробормотала: «Желаю приятно провести время», — и продолжала читать.

В Беллингхэме станция ванкуверского челнока выходила в нижний холл «Беллингхэм Хилтона», перед выходом в воздухе висела надпись:

БАР ЗАВТРАКОВ

Бифштекс — Быстрые заказы — Коктейли

Завтрак подается круглые сутки

Жорж сказал:

— Миссис Торми, моя любимая, мне пришло в голову, что мы пропустили обед.

— Мистер Торми, вы абсолютно правы. Давайте застрелим медведя.

— Кулинария в Конфедерации не экзотична, не изысканна. Но она может быть по-своему удовлетворительна — особенно если было время нагулять настоящий аппетит. Я раньше ел в этом заведении. Несмотря на название, в нем большой выбор блюд. Но, если ты примешь меню завтрака и позволишь мне сделать заказ, я, думаю, смогу гарантировать, что твой голод будет утолен.

— Жорж — то есть, «Иен» — я ела твой суп. Ты можешь заказывать для меня когда угодно!

Это действительно был бар: без столиков. Но у стульев были спинки, они были мягкие, и сидеть на них можно было, не упираясь коленями в стойку бара — удобно. Когда мы сели, перед нами поставили яблочный сок. Жорж сделал заказ, потом вышел, подошел к регистрационной стойке и зарегистрировал нас. Когда он вернулся, садясь, он сказал:

— Теперь ты можешь звать меня «Жорж», а ты — миссис Перро. Я зарегистрировал нас именно так. — Он поднял свой стакан с соком. — Sante, ma chere femme[8].

Я подняла свой.

— Merci. Et a la tienne, mon cher mari[9].

Сок был холодный и приятный, как признание Жоржа. Хотя я не собиралась выходить замуж, из него вышел бы хороший муж, в шутку ли, как сейчас, или на самом деле. Он просто был выдан Дженет мне взаймы.

Появился наш завтрак:

Ледяной яблочный сок.

Клубника со сливками.

Глазунья из двух яиц, покрывающая легко поджаренный бифштекс, настолько нежный, что его можно было разрезать вилкой — «Яичница верхом».

Много свежего печенья с маслом, шалфеем и клеверным медом.

Кофе в огромных чашках.

Кофе, сок и печенье постоянно обновлялись — нам предложили вторую порцию бифштекса, но нам пришлось отказаться.

Уровень шума и наше местоположение не очень подходили для разговора. За баром висел экран с объявлениями. Каждое объявление оставалось на экране достаточно долго, чтобы его успели прочесть, но, как обычно, у каждого был номер, чтобы можно было вызвать его на терминал, стоявший рядом с каждым стулом. Пока я ела, я их лениво просматривала:

Будет ли пиратский корабль так открыто рекламировать себя? Даже в Свободном Штате Вегас? Трудно было поверить, но еще труднее было понять это как-то иначе.

Рак меня не волнует, но ни THC, ни никотин не для меня; у женщин должно приятно пахнуть изо рта.

Мне это тоже не понравилось.

Я вызвала это объявление и перечитала его. Что чувствуешь, когда берешься за освоение нового мира бок о бок с товарищами? — с людьми, которые не будут знать о моем происхождении. Или которым будет все равно. Мои усовершенствования могут сделать меня уважаемым человеком, а не уродом — пока я не буду хвастаться ими…

— Жорж, посмотри, пожалуйста, сюда.

Он посмотрел.

— А в чем дело?

— Это должно быть интересно — нет?

— Нет! Марджори, все, что по шкале Т выше восьми, подразумевает большие премиальные, серьезное оборудование и тренированных колонистов. Тринадцать — это просто экзотический способ самоубийства.

— О.

— Прочти вот это, — предложил он:

Я прочитала.

— Жорж, это действительно угроза убить этого В.К.? В открытом объявлении? Куда его можно отследить?

— Я не знаю. Может быть, отследить его не так легко. Мне интересно, что мы увидим завтра — будет ли там написано «шесть дней»? Потом «пять дней»? Ждет ли В.К., когда будет нанесен удар? Или это какой-то вид рекламной кампании?

— Я не знаю. — Я подумала об этом в связи с нашим положением. — Жорж, может ли так быть, что все эти угрозы в эфире — какая-то чрезвычайно сложная мистификация?

— Ты хочешь сказать, что никто не погиб, и все новости — фальшивка?

— Э… я не знаю, что я хочу сказать.

— Марджори, это мистификация, да — в том смысле, что три разные группы заявили о своей ответственности, и, следовательно, две группы пытаются обмануть весь мир. Я не думаю, что сообщения об убийствах — мистификация. Как и в случае с мыльными пузырями, у мистификации есть предельный размер, как в числе людей, так и во времени. Это все слишком большое — слишком много мест, слишком широко распространенное — чтобы быть мистификацией. Иначе сейчас отовсюду поступали бы опровержения. Еще кофе?

— Спасибо, нет.

— Хочешь что-нибудь?

— Нет. Еще одно медовое печенье, и я лопну.

Снаружи это была просто дверь гостиничного номера: 2100. Как только я оказалась внутри, я сказала:

— Жорж! Зачем?

— У невесты должны быть особые апартаменты.

— Это прекрасный номер. Это роскошный номер. Это симпатичный номер. И тебе не следовало тратить свои деньги. Ты уже превратил скучную поездку в пикник. Но если ты хотел, чтобы этой ночью я вела себя как невеста, тебе не следовало кормить меня «яичницей верхом» и целой миской горячего печенья. Я объелась, дорогой. И выгляжу непривлекательно.

— Ты очень привлекательна.

— Дорогой Жорж, не играй со мной, пожалуйста. Ты понял, что я такое, когда я убила Дики.

— Я знаю, что ты милая, храбрая и прекрасная леди.

— Ты знаешь, что я имею в виду. Ты специалист. Ты все понял.

— Ты усовершенствованная. Да, я это увидел.

— Тогда ты знаешь, что я такое. Я сознаюсь. Я давно притворяюсь. Я научилась хорошо скрывать это, но… этому ублюдку не надо было целиться в Дженет!

— Да, ему не следовало это делать. И за то, что ты сделала, я у тебя навечно в долгу.

— Ты серьезно? Иен считал, что мне нельзя было его убивать.

— Первая реакция Иена всегда традиционна. Потом он воспринимает все нормально. Иен прирожденный пилот; он думает мускулами. Но, Марджори…

— Я не «Марджори».

— А?

— Я могу тебе сказать свое настоящее имя. Я имею в виду, имя, которое мне дали в яслях. Я Фрайдэй. Фамилии, естественно, нет. Когда мне нужна фамилия, я использую одну из обычных ясельных. Чаще всего «Джонс», но мое имя Фрайдэй.

— Ты хочешь, чтобы я звал тебя так?

— Думаю, да. Именно так меня зовут, когда мне не надо скрываться. Когда я с людьми, которым доверяю. Мне лучше доверять тебе. Верно?

— Я буду польщен и очень обрадован. Я попытаюсь заслужить твое доверие. Потому что я у тебя в долгу.

— Почему, Жорж?

— Я думал, это ясно. Когда я увидел, что делает Мел Дики, я решил сдаться, чтобы не пострадали остальные. Но, когда он наставил на Дженет пушку, я пообещал себе, что позже, когда буду на свободе, я убью его. — Жорж слегка улыбнулся. — Я только пообещал себе это, как появилась ты, внезапно, как ангел мести, и исполнила мое намерение. Поэтому теперь я тебе должен.

— Другое убийство?

— Да, если ты этого хочешь.

— Нет, лучше не надо. Как ты сказал, я усовершенствованная. Когда нужно будет это сделать, я сама с этим справляюсь.

— Как скажешь, дорогая Фрайдэй.

— Э… черт, Жорж, я не хочу, чтобы ты чувствовал себя моим должником. Я по-своему тоже люблю Дженет. Этот ублюдок решил свою судьбу, когда стал угрожать ей смертельным оружием. Я сделала это не для тебя; я сделала это для себя. Поэтому ты мне ничего не должен.

— Дорогая Фрайдэй. Ты так же мила, как Дженет. Я все лучше и лучше понимаю это.

— А почему бы тебе не взять меня к себе в постель и позволить за многое отплатить тебе? Я понимаю, что я не человек, и я не надеюсь, что ты будешь любить меня так же, как свою жену — я вообще не рассчитываю, что ты будешь любить меня. Но я, похоже, нравлюсь тебе, и ты не обращаешься со мной как… э… поступила моя новозеландская семья. Как большинство людей обращается с ИЧ. Ты не пожалеешь. Я так и не получила диплом наложницы, но я прошла почти весь курс обучения… и я буду стараться.

— О, моя дорогая! Кто тебя так обидел?

— Меня? Со мной все в порядке. Я просто объясняла, что знаю, как обстоят дела. Я уже не ребенок, который учится жить без ясель. Искусственная женщина не ожидает от мужчины сентиментальной любви; мы оба это знаем. Вы понимаете это намного лучше, чем простой обыватель; вы специалист. Я уважаю вас и искренне люблю вас. Если вы позволите мне быть с вами в постели, я сделаю все, что могу, чтобы развлечь вас.

— Фрайдэй!

— Да, сэр?

— Ты не будешь со мной в постели, чтобы развлекать меня.

Я внезапно почувствовала в глазах слезы — очень редкий случай. — Простите меня, сэр, — несчастным голосом сказала я. — Я не хотела оскорбить вас. Я не собиралась навязываться.

— Черт возьми, ПЕРЕСТАНЬ!

— Сэр?

— Перестань называть меня «сэр». Перестань вести себя, как рабыня! Зови меня «Жорж». Если тебе захочется добавить «дорогой» или «милый», как ты делала это иногда раньше, пожалуйста. Или обругай меня. Обращайся со мной как со своим другом. Это разделение на «людей» и «нелюдей» придумано невежественными обывателями; любой специалист знает, что это чепуха. Твои гены — человеческие гены; они были отобраны тщательнейшим образом. Возможно, ты сверхчеловек; нечеловеком ты быть не можешь. Ты бесплодна?

— Э… обратимо стерильна.

— За десять минут при местном обезболивании я могу это исправить. А потом я оплодотворю тебя. Наш ребенок будет человеком? Или нечеловеком? Или наполовину человеком?

— Э… человеком.

— Иначе и быть не может! Чтобы родить человеческого ребенка, нужна человеческая мать. Никогда об этом не забывай.

— Я не забуду. — Я почувствовала странное покалывание внизу. Секс, но не то, что я чувствовала раньше, хотя я похотлива как кошка. — Жорж? Ты хочешь это сделать? Оплодотворить меня?

Он был поражен. Потом он подошел ко мне, поднял мою голову, обнял меня и поцеловал. По десятибалльной шкале я оценила бы это в восемь с половиной, может, даже девять — в вертикальном положении и не снимая одежды лучше это сделать невозможно. Потом он поднял меня, подошел к креслу, сел, посадив меня к себе на колени, и начал раздевать меня, небрежно и нежно. По настоянию Дженет я надела ее одежду; с меня можно было снимать более интересные вещи, чем мой комбинезон. Моя «Суперкожа», выстиранная Дженет, лежала в моей сумке.

Жорж сказал, расстегивая молнии и пуговицы:

— Эти десять минут должны быть в моей лаборатории, и пройдет еще примерно месяц до первой овуляции, и благодаря этому ты не будешь в ближайшее время ходить с выпирающим животом… потому что замечания подобного рода действуют на мужчину так же, как шпанские мухи на быка. Так что твоя глупость останется безнаказанной. Вместо этого мы ляжем с тобой в постель, и я попытаюсь развлечь тебя… хотя у меня тоже нет диплома. Но мы что-нибудь придумаем, дорогая Фрайдэй. — Он поднял меня и сбросил остатки моей одежды на пол. — Ты хорошо выглядишь. Ты приятна на ощупь. Ты хорошо пахнешь. Ты хочешь первой пойти в ванную? Мне нужен душ.

— Я лучше пойду второй, потому что мне понадобится там долго пробыть.

Я действительно пробыла там долго, потому что не шутила, когда сказала ему, что объелась. Я опытный путешественник, и никогда не навлекаю на себя два проклятия путешествий. Но я не обедала, а потом съела огромный «завтрак» в полночь, и мои внутренние часы немного сдвинулись. Если я собиралась выдержать груз у себя на груди — и животе — настало время избавиться от лишнего.

Уже был третий час, когда я вышла из ванной — вымытая, с пустым желудком, со свежим запахом изо рта, и чувствуя себя в отличной форме, как я чувствовала себя всю жизнь. Без косметики — я не пользуюсь духами, и к тому же мужчины предпочитают fragrans feminae любому возбуждающему средству, даже когда сами об этом не знают — им просто не нравится застоявшийся запах.

Жорж лежал в постели, укрывшись простыней, и крепко спал. Я заметила, что балдахин не был поднят. Поэтому я с предельной осторожностью забралась туда, и мне удалось его не разбудить. Честно, я не была разочарована, потому что я не настолько эгоистична. Я была уверена, что утром он отдохнувший разбудит меня, и так будет лучше для нас обоих — для меня это тоже был напряженный день.