Фрайдэй

31

Во время перелета до Ботани Бей я крутила эту мысль так и эдак, пытаясь обнаружить в ней какой-нибудь изъян. Я вспомнила классическое дело Дж. Ф. Кеннеди. Его предполагаемый убийца погиб (был убит) так быстро, что не было проведено даже предварительного слушания. Потом был этот дантист, который застрелил Хьюи Лонга — через несколько секунд он застрелился сам. И множество других агентов времен холодной войны, которые жили достаточно долго, чтобы выполнить свое задание, а потом «случайно» попадали под колеса мчащихся автомобилей.

Но картина, которая продолжала возникать в моем мозгу, была такая древняя, что стала почти мифом: пустынный пляж, предводитель пиратов, наблюдающий за тем, как закапывают сокровища — яма вырыта, сундуки с награбленным опущены туда, — а потом он убивает тех, кто выкопал яму; их тела используются, чтобы заполнить яму.

Да, я мелодраматична. Но мы говорили о моей матке, а не вашей. Любой в Исследованной Вселенной знает, что отец настоящего Первого Гражданина поднялся на трон по бесчисленным трупам, а его сын остался на этом троне, потому что еще более безжалостен, чем его отец.

Поблагодарит ли он меня за то, что я улучшила его потомство? Или он закопает мои кости в самом глубоком подземелье?

Не пытайся обмануть себя, Фрайдэй; лишние знания — преступление, караемое смертной казнью. В политике всегда так было. Если бы они захотели обращаться с тобой честно, ты не была бы беременна. Следовательно, тебе придется предположить, что они не будут честно обращаться с тобой после того, как извлекут из тебя королевский плод.

Мне нужно было сделать очевидную вещь.

Неочевидным был только способ, которым мне нужно было это сделать.

То, что моего имени не было в списке пассажиров на Аутпост, больше не казалось бюрократической ошибкой.

Следующим вечером за коктейлем я увидела Джерри и попросила его потанцевать со мной. Это был классический вальс, и мое лицо оказалось достаточно близко к его, чтобы нас никто не мог услышать. — Как живот? — спросил он.

— Голубые таблетки помогают, — успокоила его я. — Джерри, кто знает об этом, кроме нас с тобой?

— Это самое удивительное. Я был так занят, что не успел ничего ввести в твою медицинскую карточку. Все заметки лежат в моем сейфе.

— А как же лаборант?

— Он был так занят, что я сам провел анализы.

— Так, так. Как ты думаешь, эти заметки могут исчезнуть? Например, сгореть?

— Мы никогда ничего на корабле не сжигаем; это не нравится инженеру по вентиляционным установкам. Вместо этого мы все разрезаем на кусочки и перерабатываем. Не бойся, девочка; твоя постыдная тайна со мной в безопасности.

— Джерри, ты настоящий друг. Дорогой, если бы не моя горничная, я думаю, что могла бы обвинить в этом тебя. Помнишь мой первый вечер на корабле?

— Я вряд ли его забуду. У меня был приступ острого разочарования.

— Иметь с собой горничную — это не моя идея; ее мне навязала моя семья, и она присосалась ко мне как пиявка. Можно даже подумать, что моя семья не доверяет мне только потому, что они знают, что не могут мне доверять — тебе это хорошо известно. Ты можешь придумать, как избавиться от ее опеки? Я чувствую себя очень сговорчивой. С тобой. С мужчиной, которому я могу доверить свои тайны.

— Гм. Я должен об этом подумать. Моя каюта не подходит; чтобы дойти до нее, нужно пройти мимо кают двух десятков других офицеров и через кают-компанию. Осторожно, Джимми идет.

Да, конечно, я пыталась купить его молчание. Но, помимо этого, я была благодарна ему и чувствовала, что должна для него что-то сделать. Если ему хотелось совокупиться с моим нецеломудренным телом (а именно этого ему и хотелось), я была готова — причем и для собственного удовлетворения тоже; в последнее время я была обделена вниманием, а Джерри очень привлекателен. Меня не смущала моя беременность (хотя сама идея была для меня определенно новой), но я хотела оставить в секрете свое состояние (если возможно — если на корабле не было уже взвода людей, знавших об этом!) — сохранить его в секрете, если это был секрет, пока я соображу, что мне делать.

Вам может быть не совсем ясно, насколько затруднительным было мое положение; наверное, мне лучше описать все подробнее. Если бы я попала на Релм, я должна была быть убита в операционной, тихо, законно и по всем правилам. Если вы не верите, что подобное может произойти, мы живем в разных мирах, и вам нет смысла читать эти мемуары дальше. Во все времена традиционным способом обращения с неудобным свидетелем было устроить так, чтобы он перестал дышать.

Со мной этого могло не случиться. Но по всем признакам было похоже, что случится — если я доеду до Релма.

Остаться на борту? Я думала об этом… но слова Пита-Мака эхом отдавались в моих ушах: «Когда мы приедем, на борт поднимется офицер дворцовой охраны, и вы станете его проблемой». Очевидно, они даже не собирались ждать, пока я спущусь на землю и притворюсь больной.

Следовательно, я должна покинуть корабль до того, как мы долетим до Релма — то есть, на Ботани Бей, другого выбора нет.

Просто. Всего-навсего выйти из корабля.

О, конечно! Спуститься по трапу и с земли помахать рукой на прощание.

Это не морской корабль. Ближе стационарной орбиты «Форвард» к планете не подходит — для Ботани Бей это примерно тридцать пять тысяч километров. Довольно далеко для прогулки в вакууме. На поверхность Ботани Бей я могла попасть только в одной из посадочных капсул, так же, как на Аутпосте.

Фрайдэй, тебе не позволят попасть на борт посадочной капсулы. На Аутпосте ты полезла напролом, и тебя пришлось пустить. Это насторожило их; второй раз у тебя такого не получится. Что случится? Мистер Ву или еще кто-нибудь будет стоять у воздушного шлюза со списком в руках — и снова твоего имени там не будет. Но в этот раз рядом с ним будет вооруженный полицейский. Что ты станешь делать?

Как что, обезоружу его, столкну их лбами, переступлю через их бесчувственные тела и сяду в кресло. Ты можешь это сделать, Фрайдэй; тебя тренировали для этого, и генетически ты создана именно для таких переделок.

И что случится потом? Посадочная капсула не стартует вовремя. Она останется на пусковой установке, пока не появятся восемь человек и при помощи грубой силы и стрелки со снотворным не вытащат тебя из капсулы и не запрут тебя в каюте ББ — где ты останешься, пока твое тело не поступит в распоряжение офицера дворцовой стражи.

Эта не та проблема, которую можно решить силой.

Остаются уговоры, соблазн и подкуп.

Подожди! А как насчет правды?

Что?

Конечно. Пойди к капитану. Расскажи ему, что обещал тебе мистер Сикмаа, расскажи, как тебя надули, попроси Джерри показать ему результаты анализов, скажи ему, что тебе страшно и что ты решила остаться на Ботани Бей, пока не появится корабль, который будет возвращаться на Землю, а не идти к Релму. Он милый, заботливый старикан; ты видели снимки его дочерей — он позаботится о тебе!

Каково было бы мнение босса обо всем этом?

Он бы заметил, что ты сидишь по правую руку от капитана — почему?

В последнюю минуту тебе предоставили одну из самых роскошных кают на корабле — почему?

Нашли место для семи других людей, которые занимаются только тем, что следят за тобой — ты думаешь, капитан об этом не знает?

Кто-то вычеркнул тебя из списка на экскурсию на Аутпост. Кто?

Кто владеет «Гиперпространственными линиями»? Тридцать процентов акций принадлежат «Интеруорлду», который, в свою очередь, контролируется или управляется различными частями «Шипстоуна». И ты заметила, что одиннадцатью процентами распоряжаются три банка Релма — а заметила ты это потому, что на Релме находятся владельцы пакетов акций «Шипстоуна».

Так что на многое от милого старого капитана ван Коотена не надейся. Ты и сейчас слышишь его: «О, я так не тумаю. Мистер Сикмаа мой кароший трук; я ефо снаю много лет. Да, я опещал ему, что фы пудете ф полной бесопасности; именно поэтому я не могу посфолить фам опуститься на дикие, несифилософанные планеты. Но когта мы полетим насад, на Хальционе я устрою фам настоящее расфлечение, опещаю. А теперь будьте карошей дефочкой и не песпокойте меня больше».

Он, может быть, даже поверит в это.

Он почти наверняка знает, что ты не «мисс Богатая Сучка», и ему, возможно, сказали, что ты нанялась суррогатной матерью (наверное, ему не сказали, что это для правящей семьи — хотя он мог догадаться) и он просто подумает, что ты пытаешься нарушить законный и честный контракт. Фрайдэй, у тебя нет ни одного письменного слова, которое хотя бы намеком могло подтвердить, что тебя надули.

Не надейся на помощь капитана, Фрайдэй; ты можешь полагаться только на себя.

Оставалось только три дня до нашего запланированного прибытия на Ботани Бей, когда произошли хоть какие-то перемены. Я много размышляла, но в основном впустую — бесполезные и глупые фантазии о том, что я стану делать, если не смогу сбежать с корабля на Ботани Бей. Например: «Вы слышали, что я сказала, капитан! Я запираюсь в каюте и буду так сидеть, пока мы не улетим с Релма. Если вы прикажете взломать дверь, чтобы передать меня в руки офицера дворцовой стражи, я не смогу остановить вас, но вы найдете только труп».

(Просто глупо. Чтобы перехитрить меня, достаточно будет пустить по воздуховодам снотворный газ.)

Или… «Капитан, вы когда-нибудь видели аборт при помощи вязальной спицы? Я вас приглашаю посмотреть; как я понимаю, это будет довольно кровавое зрелище».

(Еще глупее. Я могу говорить об аборте, но сделать его не смогу. И хотя эта бородавка внутри меня не была мне родственницей, тем не менее она была моей гостьей и она ни в чем не провинилась.)

Я пыталась не тратить зря время на эти бесполезные мысли, а сконцентрироваться на устройстве побега, продолжая вести себя так, будто ничего не произошло. Когда контора казначея объявила, что пора записываться на экскурсии на Ботани Бей, я явилась туда одной из первых, выяснила, какие экскурсии нам предлагают, назадавала им вопросов, взяла себе в каюту разные брошюры и записалась на все лучшие и самые дорогие поездки, заплатив за них наличными.

Тем вечером за обедом я поболтала с капитаном о выбранных мной экскурсиях, узнала его мнение о каждой из них, пожаловалась, что моего имени не оказалось в списке пассажиров на Аутпост и попросила его в этот раз проследить лично — как будто у капитана гигантского лайнера нет больше дел, кроме как быть на посылках у мисс Богатой Сучки. Я не заметила, чтобы выражение его лица хоть на секунду изменилось — и он не сказал мне, что я не могу лететь на планету. Но он, может быть, погряз в грехе так же, как и я; а я научилась обманывать с невозмутимым лицом задолго до того, как покинула ясли.

В тот вечер (по корабельному времени) я оказалась в «Черной дыре» вместе со своими первыми тремя кавалерами: доктором Джерри Мэдсеном, Хайме «Джимми» Лопесом и Томом Уделлом. Том — первый помощник суперкарго, и я никогда не знала точно, что это такое. Я знала только, что у него было на одну нашивку больше, чем у остальных двоих. В самый мой первый вечер на борту Джимми сказал мне, на полном серьезе, что Том — главный уборщик.

Том не отрицал. Он ответил:

— Ты забыл еще «носильщик».

В тот вечер, меньше чем за трое суток до прилета на Ботани Бей, я узнала о части обязанностей Тома. Правая посадочная капсула заполнялась грузами для Ботани Бей. — Левую капсулу мы загрузили на Стебле, — сказал он мне. — Но правую капсулу мы загружали для Аутпоста. Чтобы справиться с Ботани Бей, нам понадобятся они обе, поэтому нам надо переместить наш груз. — Он улыбнулся. — Придется попотеть.

— Тебе это полезно, Томми; ты начинаешь толстеть.

— На себя посмотри, Хайме.

Я спросила, как они загружают капсулу. — Этот воздушный шлюз, по-моему, очень маленький.

— Мы не перемещаем грузы через него. Хочешь посмотреть, как мы это делаем?

И я договорилась встретиться с ним следующим утром. И выяснила многое.

Трюмы «Форварда» настолько гигантские, что в них развивается, скорее, не клаустрофобия, а агорафобия. Но даже трюмы посадочных капсул огромны. Некоторые из перевозимых грузов тоже огромны, особенно машины и механизмы. На Ботани Бей везли турбогенератор «Вестингауз» — огромный, как дом. Я спросила Тома, как же они могут передвинуть такое?

Он улыбнулся. — При помощи черной магии. — Четыре грузчика обвязали генератор металлической сетью и прикрепили к ней металлический ящик размером с чемодан. Том осмотрел все и сказал:

— Ладно, запускайте.

Главный из четверых, человек с пультом, щелкнул переключателем… и это металлическое чудовище дрогнуло и слегка приподнялось. Переносное антигравитационное устройство, не очень отличающееся от встраиваемого в машины, но не заключенное в оболочку…

Со всеми предосторожностями, вручную, пользуясь канатами и шестами, они протащили генератор через огромную дверь в трюм посадочной капсулы. Том отметил, что, хотя этот монстр и висит в воздухе, освобожденный от искусственной гравитации корабля, он, как и раньше, ужасно массивен и может раздавить человека так же легко, как человек может раздавить насекомое. — Они зависят от действий своих напарников, и им приходится доверять друг другу. Я ответственное лицо, но покойнику будет все равно, возьму я ответственность на себя или нет; они должны заботиться друг о друге.

А на самом деле, по его словам, он отвечал за то, чтобы каждая вещь была обязательно размещена строго по плану и была прочно закреплена на месте, а также чтобы большие двери грузовых люков с обеих сторон были на самом деле герметично закрыты после того, как их открывали.

Том провел меня через отсеки для пассажиров-мигрантов. — Для Ботани Бей у нас колонистов больше всего. Когда мы оттуда улетим, третий класс будет почти пустой.

— Они все австралийцы? — спросила я.

— О, нет. Многие из них действительно австралийцы, но примерно третья часть — нет. Но у них есть одно общее: все они хорошо говорят по-английски. Это единственная колония с языковыми требованиями. Они хотят быть уверенными, что вся их планета говорит на одном языке.

— Я что-то об этом слышала. А зачем это им?

— Они считают, что при этом уменьшается вероятность возникновения войн. Может быть, и так… но самыми кровавыми войнами в истории были братоубийственные войны. Без всяких языковых проблем.

У меня не было своего мнения, поэтому я не стала это комментировать. Мы вышли из капсулы через пассажирский шлюз, и Том запер его за нами. Потом я вспомнила, что оставила там шарф. — Том, ты его не видел? Я помню, что в отсеке для мигрантов он был на мне.

— Нет, но мы его найдем. — Он повернулся и отпер дверь шлюза.

Шарф был там, где я его уронила — между двумя креслами в отсеке для мигрантов. Я обернула его вокруг шеи Тома, притянула его лицо к своему и поблагодарила его, и позволила моей благодарности быть настолько глубокой, насколько ему этого хотелось — довольно глубокой, но не очень, потому что он был еще на дежурстве.

Он заслуживал моей благодарности. Та дверь отпиралась цифровым кодом; теперь я могла открыть ее.

Когда я вернулась с осмотра грузовых трюмов и посадочной капсулы, было уже почти время ленча. Шизуко, как обычно, была чем-то занята (ухаживание за одно женщиной не может занимать у другой все время).

Я сказала ей:

— Я не хочу идти в столовую. Я быстро вымоюсь, надену халат и поем здесь.

— Что хочет мисс? Я сделаю заказ.

— Закажи для нас двоих.

— Для меня?

— Для тебя. Я не хочу есть одна. Мне просто не хочется одеваться и идти в столовую. Не надо спорить; набери заказ. — Я направилась в ванную.

Я услышала, как она начала делать заказ, но к моменту, когда я выключила душ, она стояла наготове с большим пушистым полотенцем, обвернувшись полотенцем поменьше, как настоящая банщица. Когда я стала сухой, и она одевала на меня халат, зазвенел кухонный лифт. Пока она открывала дверцы лифта, я оттащила маленький столик в угол, в котором я разговаривала с Питом-Маком. Шизуко подняла брови, но спорить не стала; она начал расставлять на нем ленч. Я запросила на терминале музыку и снова выбрала запись с громким пением, классический рок.

Шизуко накрыла на столе только для меня. Я сказала, повернувшись к ней так, чтобы она смогла услышать меня сквозь музыку:

— Тилли, свою тарелку тоже поставь сюда.

— Что, мисс?

— Бросай притворяться, Матильда. Спектакль окончен. Я устроила все так, чтобы мы могли поговорить.

Она почти не колебалась. — Хорошо, мисс Фрайдэй.

— Лучше зови меня просто «Мардж», тогда мне не придется звать тебя «мисс Джэксон». Или зови меня настоящим именем, «Фрайдэй». Нам с тобой нужно поговорить откровенно. Кстати, горничную ты играешь отлично, но, когда мы наедине, тебе больше не нужно напрягаться. Я могу сама вытираться после ванны.

Она почти улыбнулась. — Мне, вообще-то, нравится ухаживать за вами, мисс Фрайдэй. Мардж. Фрайдэй.

— О, спасибо! Давай поедим. — Я положила сукияки ей на тарелку.

Немного пожевав — за едой разговор идет легче — я сказала:

— Какой у тебя в этом интерес?

— В чем, Мардж?

— В слежке за мной. В доставке меня во дворец на Релме.

— Сумма указана в контракте. И выплачивается моему боссу. Там, вроде бы, оговорены премиальные для меня, но я верю в премиальные только когда их трачу.

— Ясно. Матильда, на Ботани Бей я сваливаю. Ты мне поможешь.

— Зови меня «Тилли». Правда?

— Да. Потому что я заплачу тебе намного больше, чем ты могла бы получить.

— Ты действительно думаешь, что меня так легко перевербовать?

— Да. Потому что у тебя только две альтернативы. — Между нами лежала большая ложка, я взяла ее, сжала ее и сломала. — Ты можешь помочь мне. Или умереть. Довольно быстро. Что ты выбираешь?

Она подобрала изуродованную ложку. — Мардж, не надо все так драматизировать. Мы что-нибудь придумаем. — Большими пальцами она разгладила измятую сталь. — А в чем проблема?

Я уставилась на ложку. — «Твоя мать была пробирка…»

— «…а мой отец был скальпель». Как и твои. Именно поэтому меня и наняли. Давай поговорим. Почему ты хочешь бежать с корабля? Если ты это сделаешь, мне не поздоровится.

— Если я этого не сделаю, меня убьют. — Не пытаясь ничего скрыть, я рассказала ей о сделке, которую я заключила, как я оказалась беременной, почему я думала, что мои шансы пережить визит на Релм призрачны. — Ну, так что нужно, чтобы заставить тебя смотреть в другую сторону? Думаю, я смогу заплатить тебе твою цену.

— За тобой слежу не только я.

— Пит? С Питом я справлюсь. На остальных троих мужчин и двух женщин, я думаю, мы можем не обращать внимания. Если ты мне поможешь. Ты — вы с Питом — единственные профессионалы. Кто нанял остальных? Они же бездарны.

— Я не знаю. Я даже не знаю, кто нанял меня; это сделали через моего босса. Наверное, мы можем забыть об остальных — но это зависит от твоего плана.

— Поговорим о деньгах.

— Сначала поговорим о планах.

— Гм… как ты думаешь, ты сможешь подражать моему голосу?

Тилли ответила:

— Гм… как ты думаешь, ты сможешь подражать моему голосу?

— А ну, еще раз!

— А ну, еще раз!

Я вздохнула. — Хорошо, Тилли, это ты можешь. В «Дэйли Форвард» говорится, что выход в пространство у Ботани Бей произойдет завтра, и, если расчеты настолько же точны, как были для Аутпоста, мы выйдем на стационарную орбиту и запустим посадочные капсулы примерно в полдень послезавтра — меньше, чем через двое суток. Значит, завтра я заболею. К моему огромному сожалению. Потому что я уже настроилась на поездку на планету на все эти чудные экскурсии. Точное расписание моего плана зависит от того, на когда установят время старта посадочных капсул, а это, как я понимаю, будет сделано не раньше, чем мы выйдем в обычное пространство, и они смогут точно вычислить, когда мы попадем на стационарную орбиту. Неважно, когда это произойдет, но в ночь перед стартом посадочных капсул, примерно в час ночи, когда в коридорах пусто, я уйду. С этого момента ты будешь нами обеими. Ты никого не будешь впускать, я буду слишком больна.

Если кто-нибудь позвонит мне по терминалу, будь внимательна и не включай видеокамеру — я ее никогда не включаю. Ты — это мы обе во всем, с чем ты сможешь справиться, а если нет, то я сплю. Если ты притворяешься мной, но чувствуешь, что вызываешь подозрение, что ж, у тебя такой туман в голове из-за температуры и лекарств, что ты просто не в себе.

Ты закажешь завтрак для нас обеих — твой обычный завтрак для тебя, чай, тосты в молоке и сок для инвалида.

— Фрайдэй, как я понимаю, ты собираешься улететь на посадочной капсуле. Но двери капсул, когда ими не пользуются, всегда заперты. Я знаю.

— Именно так. Но это не твоя забота, Тил.

— Ладно. Не моя забота. Хорошо, я могу прикрыть тебя после того, как ты сбежишь. Что мне сказать капитану, когда обнаружат твое исчезновение?

— Значит, капитан в этом участвует. Я так и думала.

— Он знает об этом. Но приказы мы получаем от казначея.

— Разумно. Допустим, я устрою так, что тебя свяжут и заткнут тебе рот… и ты расскажешь, что я напала на тебя и сделала это. Я, конечно, не смогу, потому что с раннего утра и до отлета капсулы тебе придется быть нами обеими. Но я могу устроить, чтобы тебя связали и заткнули рот. Я думаю.

— Конечно, мое алиби будет тогда значительно лучше! Но кто же этот филантроп?

— Ты помнишь наш первый вечер на корабле? Я пришла поздно и не одна. Ты подавала нам чай и миндальное печенье.

— Доктор Мэдсен. Ты рассчитываешь на него?

— Думаю, да. С твоей помощью. В ту ночь он был несколько озабочен.

Она хмыкнула. — У него язык по ковру волочился.

— Да. И волочится до сих пор. Завтра я заболею; он придет осмотреть меня как специалист. Ты, как обычно, будешь здесь. В спальной части каюты свет будет выключен. Если у доктора Джерри нервы настолько же крепкие, насколько я думаю, он примет предложение. И тогда он поможет. — Я посмотрела на нее. — Ладно? Он придет осмотреть меня на следующее утро и свяжет тебя. Все просто.

Тилли несколько секунд сидела с задумчивым выражением на лице. — Нет.

— Нет?

— Пусть все остается действительно просто. Не будем никого в это втягивать. Ни единой души. Не нужно меня связывать; это только возбудит подозрения. Вот моя история: незадолго до старта капсул ты решаешь, что с тобой все в порядке; ты поднимаешься, одеваешься и уходишь из каюты. Ты не делишься со мной своими планами; я просто бедная глупая горничная — ты мне никогда ничего подобного не рассказываешь. Или, может быть, ты передумала и все же решила поехать на экскурсию. Неважно. Я не обязана удерживать тебя на корабле. Моя единственная обязанность — присматривать за тобой, когда ты в каюте. Я также не думаю, что удерживать тебя в корабле — это обязанность Пита. Если тебе удастся сбежать с корабля, наверное, единственный, кому за это попадет — это капитан. И мне его не жалко.

— Тилли, я думаю, ты права на сто процентов. Я предполагала, что тебе захочется иметь алиби. Но без него тебе даже лучше.

Она посмотрела на меня и улыбнулась. — Пусть это не мешает тебе соблазнять доктора Мэдсена. Развлекайся. Одной из моих обязанностей было не пускать мужчин в твою постель — как, ты, наверное, поняла…

— Я догадалась, — сухо сказала я.

— Но ты меня перевербовала, так что это больше не имеет значения. — Она вдруг повеселела. — Может быть, мне стоит предложить доктору Мэдсену дополнительное вознаграждение. Когда он на следующее утро зайдет проведать свою пациентку, я скажу ему, что с тобой все в порядке, и ты ушла в сауну или еще куда.

— Не стоит предлагать ему подобного рода вознаграждение, если ты не относишься к этому серьезно. Потому что я знаю, что он серьезен. — Я вздрогнула. — Я уверена в этом.

— Если я что-то предлагаю, я это предоставляю. Ну что, все выяснили? — Она встала, я тоже.

— Все, кроме того, сколько я тебе за это должна.

— Я думала об этом. Мардж, ты знаешь свое положение лучше, чем я. Я предлагаю тебе решить это самой.

— Ты не сказала мне, сколько тебе платят.

— Я не знаю. Мой хозяин мне этого не сказал.

— Ты что, чья-то собственность? — Мне стало не по себе. Как любому ИЧ.

— Больше нет. Точнее, не совсем. Я была продана по контракту на двадцать лет. Осталось еще тринадцать. Потом я буду свободна.

— Но… О, Господи, Тилли, давай вместе сбежим с корабля!

Она положила руку мне на плечо. — Не переживай. Ты заставила меня задуматься об этом. Это главная причина, по которой я не хочу, чтобы меня связывали. Мардж, по корабельному списку я не контрактная собственность. Следовательно, я могу поехать на экскурсию, если заплачу за нее — а деньги у меня есть. Может быть, мы увидимся внизу.

— Обязательно! — Я поцеловала ее.

Она крепко прижала меня к себе, и поцелуй начал набирать скорость. Я почувствовала ее руку у себя под халатом.

Через некоторое время я отодвинулась и посмотрела ей в глаза. — Значит, так обстоят дела, Тилли?

— Да, черт возьми! С первого же раза, когда я тебя искупала.

В тот вечер мигранты, сходящие с корабля на Ботани Бей, устроили в гостиной представление для пассажиров первого класса. Капитан сказал мне, что такие представления — традиция, и что пассажиры первого класса делают взнос в пользу колонистов — хотя это и не обязательно. Он сам тоже пришел тем вечером в гостиную — опять же по традиции — и получилось так, что мы сидели вместе. Я воспользовалась этой возможностью, чтобы сказать, что я не очень хорошо себя чувствую. Я добавила, что мне, может быть, придется отказаться от наземных экскурсий. Я немного поворчала на этот счет.

Он сказал мне, что если я не чувствую себя абсолютно здоровой, я определенно не должна рисковать и показываться на поверхности незнакомой планеты — но переживать о том, что я не увижу Ботани Бей, не стоит, потому что там нет ничего особенного. Оставшаяся часть путешествия просто чудесная. Поэтому буть карошей тефочкой или мне придется запереть тепя ф тфоей комнате?

Я сказала ему, что если мой живот не прекратит выступать, запирать меня в комнате необходимости не будет. Путешествие на Аутпост было кошмарным — меня тошнило всю дорогу — и я не рискну испытать что-то подобное еще раз. Я заложила для этого фундамент, поковырявшись в еде за обедом.

Шоу было сделано по-любительски, но весело — было несколько скетчей: но в основном — хоровое пение: «Tie Me Kangaroo Down», «Вальсирующая Матильда», «Ботани Бей» и, на «бис», «Грохочущие ставни». Мне понравилось, но я не стала бы обращать на это столько внимания, если бы не мужчина во втором ряду хора, мужчина, который кого-то мне напоминал.

Я посмотрела на него и подумала: «Фрайдэй, неужели ты стала такой беззаботной рассеянной бабой, что не можешь вспомнить, спала ты с этим мужчиной или нет?»

Он напоминал мне профессора Федерико Фарнезе. Но у этого человека была большая борода, тогда как Фредди был чисто выбрит — что ничего не доказывает, потому что прошло достаточно времени, чтобы он мог отпустить бороду, а рано или поздно каждый мужчина становится жертвой бородомании. Но из-за нее я не могла решить наверняка, глядя на него. Этот мужчина ни разу не пел соло, поэтому его голос помочь мне не мог.

Запах — на расстоянии тридцати метров выделить его из запахов десятков других людей невозможно.

Мне хотелось повести себя не как настоящей леди — встать, пройти через танцевальную площадку, обнять его: «Ты Фредди? Мы с тобой переспали в прошлом мае в Окленде?»

А что, если он скажет нет?

Я трусиха. Вместо этого я сказала капитану, что, похоже, заметила своего старого сиднейского знакомого среди мигрантов и как мне можно это проверить? В результате я написала на программке «Федерико Фарнезе», капитан передал ее казначею, тот передал ее одному из своих помощников, который ушел, вскоре вернулся и сообщил, что среди мигрантов есть несколько с итальянскими фамилиями, но ни одной фамилии, итальянской или нет, которая хотя бы отдаленно походила на «Фарнезе».

Я поблагодарила его, поблагодарила казначея и капитана — и подумала о том, чтобы попросить проверить фамилии «Торми» и «Перро», но решила, что это полный идиотизм: Бетти и Дженет я точно не видела — а они не могли отрастить бороды. Я увидела лицо, скрытое большой бородой — это значит, что я не видела его. Наденьте на мужчину большую бороду, и вы увидите только густую растительность.

Я решила, что все бабушкины сказки о беременных женщинах, наверное, правда.