Фрайдэй

15

Я была права.

Я не хочу уводить Жоржа от Дженет… но я надеюсь на приятные визиты, и, если он решит ликвидировать мою стерильность, то для Жоржа можно было бы сделать ребенка так же, как это делают кошки — я не понимаю, почему Дженет так не поступила.

В третий или четвертый раз я проснулась от приятного запаха. Жорж разгружал кухонный лифт. — У тебя есть двадцать одна секунда, чтобы войти и выйти из ванной, — сказал он, — потому что суп на столе. У тебя был уместный завтрак ночью, поэтому сейчас у тебя будет совершенно неуместный второй завтрак.

Я думаю, данджнесских крабов действительно неуместно есть на завтрак, но я их обожаю. Их предваряли ломтики банана и кукурузные хлопья со сливками, которых я считаю блюдами для завтрака, сопровождалось это подрумяненными сухарями и зеленым салатом. Закончила я цикорным кофе с рюмкой коньяка. Жорж — нежный развратник, настоящий гурман, талантливый повар и умелый лекарь, который может заставить искусственную женщину поверить, что она обычный человек, а если нет, то это неважно.

Вопрос: почему все три члена этой семьи такие стройные? Я уверена, что они не сидят на диете и не занимаются мазохистскими упражнениями. Один врач однажды сказал мне, что все упражнения, которые нужны человеку, можно проделывать в постели. Может быть, поэтому?

Все вышеуказанное — это были хорошие новости. Плохие новости…

Международный Коридор был закрыт. Можно было добраться до Десерета с пересадкой в Портленде, но не существовало гарантии, что подземка Солт-Лейк-Сити — Омаха — Гэри будет открыта. Похоже было, что регулярно капсулы двигались только по одному крупному международному маршруту — Сан-Диего — Даллас — Виксберг — Атланта. До Сан-Диего добраться было просто, потому что подземка на Сан-Хосе была открыта от Беллингхэма до Ла-Джоллы. Но Виксберг — это не Чикагская Империя; это всего лишь речной порт, откуда любой, у кого есть наличные и настойчивость, может достичь Империи.

Я попыталась дозвониться до босса. Через сорок минут я стала относиться к синтетическим голосам так, как люди относятся к таким, как я. Кто придумал программировать в компьютеры «вежливость»? Услышать, как машинный голос говорит «будьте добры, подождите» в первый раз, может быть утешительным, но три раза подряд напоминают тебе, что это все ненастоящее, а сорок минут, в течение которых ни разу не слышишь живой голос, могут подвергнуть испытанию терпение гуру.

Я так и не заставила терминал признаться, что до Империи дозвониться невозможно. Этот упрямый цифровой кошмар не был запрограммирован отвечать «нет»; его запрограммировали быть вежливым. Было бы легче, если бы его запрограммировали говорить после определенного числа бесплодных попыток «отвали, сестричка, с тебя хватит».

Потом я попыталась дозвониться до почтового отделения Беллингхэма, чтобы узнать насчет отправки писем в Империю — простые слова на бумаге, с оплатой как за посылку, не факс или почтограмма или что-нибудь электронное.

В ответ мне прочитали радостную лекцию о том, что рождественские открытки нужно отправлять пораньше. Если учесть, что до Рождества оставалось еще полгода, это казалось не очень неотложным делом.

Я попробовала еще раз. И прослушала нотацию о написании индексов.

Я попыталась в третий раз, и добралась до отдела обслуживания потребителей Мэйси и до голоса: «Все наши помощники в настоящий момент заняты будьте-добры-подождите».

Я не стала ждать.

Я все равно не хотела звонить или посылать письмо; я хотела лично явиться к боссу. Для этого мне нужны были наличные. Этот агрессивно вежливый терминал признал, что местное отделение «Мастер чардж» находится в главном здании «Трансамериканской корпорации». И я набрала код и услышала в ответ голос — записанный, не синтезированный — который произнес: «Спасибо, что обратились в „Мастер чардж“. В интересах эффективности и максимального дохода для миллионов наших удовлетворенных клиентов все наши местные отделения в Калифорнийской Конфедерации объединены с главным офисом в Сан-Хосе. Для ускоренного обслуживания звоните, пожалуйста, по бесплатному номеру, указанному на обратной стороне вашей карточки „Мастер чардж“». Приятный голос уступил место передаче: «…наш бар». Я быстро его отрубила.

На моей карточке «Мастер чардж», выданной в Сент-Луисе, не было этого номера в Сан-Хосе, а только номер Имперского Банка Сент-Луиса. Поэтому я попробовала этот номер, не особенно надеясь.

Я попала на «Набери молитву».

Пока компьютер учил меня смирению, Жорж читал олимпийский номер «Лос-Анджелес таймс» и ждал, когда я перестану впустую тратить время. Я сдалась и спросила:

— Жорж, что в утренних газетах о чрезвычайном положении?

— Каком чрезвычайном положении?

— А? В смысле, прошу прощения?

— Фрайдэй, любимая, единственное чрезвычайное положение, упомянутое в газете — это положение вымирающего вида Rhus diversiloba, о котором предупреждает клуб «Сьерра». Планируется пикетирование «Доу кемикал». А в остальном на западном фронте без перемен.

Я наморщила лоб, напрягая память. — Жорж, я не много знаю о калифорнийской политике…

— Моя дорогая, никто не знает достаточно много о калифорнийской политике, в том числе калифорнийские политики.

— …но я, кажется, вспоминаю сообщения о примерно десятке убийств крупных деятелей Конфедерации. Это все было мистификацией? — Подумаем и учтем часовые пояса — сколько прошло времени? Тридцать пять часов?

— Я нашел некрологи на нескольких известных леди и джентльменов, о которых говорили позапрошлой ночью в новостях… но о них не сказано как об убитых. Один умер от «случайного огнестрельного ранения». Другой — от «продолжительной болезни». Потом была жертва «необъяснимой аварии» частной машины, и генеральный прокурор Конфедерации отдал приказ о проведении расследования. Но, насколько я помню, генеральный прокурор тоже был убит.

— Жорж, что происходит?

— Фрайдэй, я не знаю, но я полагаю, что слишком большой интерес проявлять опасно.

— Я не собираюсь интересоваться этим; я не занимаюсь политикой, и никогда не занималась. Я собираюсь как можно быстрее попасть в Империю. Но чтобы сделать это — поскольку граница закрыта, что бы ни говорила «Лос-Анджелес Таймс» — мне нужны наличные. Мне очень не хочется разорять Дженет, используя ее «Визу». Может быть, я смогу использовать свою собственную, но если я хочу от нее чего-нибудь добиться, я должна попасть в Сан-Хосе. Ты хочешь поехать со мной? Или вернешься к Джен и Иену?

— Милая, все мое богатство у твоих ног. Но покажи мне дорогу до Сан-Хосе. Почему ты отказываешься взять меня в Империю? Разве не может быть так, что твой работодатель найдет применение для моих талантов? Я не могу вернуться сейчас в Манитобу по причинам, которые известны нам обоим.

— Жорж, я не отказываюсь взять тебя с собой, но граница закрыта… что может вынудить меня изобразить из себя Дракулу и просочиться через щель. Я тренирована для этого, но я могу сделать это только в одиночку — ты специалист; ты это можешь понять. Более того, хотя мы не знаем состояния дел в Империи, в новостях говорят, что дела плохи. Как только я буду там, мне может потребоваться очень быстро двигаться, если я захочу остаться в живых. И я тренирована для этого.

— И ты усовершенствованная, а я нет. Да, я понимаю.

— Жорж! Дорогой, я не хотела тебя обидеть. Послушай, как только я доберусь до босса, я позвоню тебе. Сюда, или к тебе домой, как скажешь. Если для тебя пересечь границу будет безопасно, я буду об этом знать. — (Жорж попросит босса дать ему работу? Невозможно! Или нет? Боссу может понадобиться опытный генный инженер. Когда я серьезно об этом подумала, я поняла, что понятия не имею об интересах босса, не считая той узкой области, в которой работала сама.) — Ты действительно хочешь поговорить с моим боссом насчет работы? Что мне ему сказать?

Жорж улыбнулся той полуулыбкой, которую он использует, чтобы скрыть свои мысли, так же, как я использую выражение лица, которое на снимке в моем паспорте. — Откуда мне знать? Все, что я знаю о твоем работодателе — это что ты неохотно говоришь о нем, и что он может себе позволить использовать тебя в роли посыльного. Но, Фрайдэй, я могу значительно лучше, чем ты, оценить, сколько денег было вложено в твое создание, твое воспитание и твою подготовку… и, следовательно, какую цену заплатил твой работодатель за твой контракт…

— Я не связана контрактом. Я Свободный Человек.

— Значит, это стоило ему еще больше. Можно предположить разное. Не волнуйся, дорогая; я не буду гадать. Серьезен ли я? Мне хочется увидеть что-нибудь новое. Я предоставлю тебе свое curriculum vitae; там есть все, что может заинтересовать твоего работодателя, уверен, он даст мне знать, если я ему понадоблюсь. Теперь о деньгах — тебе не нужно волноваться, что ты «разоряешь» Дженет; деньги для нее ничего не значат. Но я сам хочу дать тебе столько денег, сколько тебе будет нужно, используя свой собственный кредит — а я уже выяснил, что вопреки всем политическим проблемам мои кредитные карточки здесь принимаются. Чтобы заплатить за наш полуночный завтрак, я использовал «Креди Квебек». Номер в гостинице я снял за «Америкэн экспресс», а потом воспользовался «Мейпл лиф», чтобы заплатить за второй завтрак. Так что у меня есть три кредитные карточки, и все они на мое настоящее имя. — Он улыбнулся мне. — Так что разоряй меня, милая девочка.

— Но я хочу разорять тебя не больше, чем Дженет. Послушай, мы можем попробовать мои карточки в Сан-Хосе; если это не сработает, я с радостью займу денег у тебя… и переведу их тебе назад, как только явлюсь к боссу.

(Или, может, Жорж захочет ради меня смошенничать с кредитной карточкой лейтенанта Дики? — женщине чертовски трудно получить наличные по карточке мужчины. Заплатить за что-то, засунув карточку в приемную щель, и получить наличные по этой карточке — это две большие разницы.)

— Почему ты говоришь об уплате долга? Когда я навечно у тебя в долгу?

Я решила быть непонятливой.

— По-твоему, ты действительно мне что-то должен? За прошлую ночь?

— Да. Ты была неплоха.

Я открыла рот.

— О!

Он ответил, не улыбнувшись:

— Ты бы предпочла, чтобы я сказал «плоха»?

Я смогла удержать рот закрытым.

— Жорж. Раздевайся. Я лягу с тобой в постель и там стану медленно тебя убивать. А в конце я сломаю тебе шею в трех местах. «Плоха». «Неплоха».

Он улыбнулся и начал раздеваться.

Я сказала:

— Не надо, лучше поцелуй меня! А потом мы поедем в Сан-Хосе. «Плоха». Какая я была?

Чтобы попасть из Беллингхэма в Сан-Хосе, нужно почти столько же времени, сколько на поездку из Виннипега в Ванкувер, но в этот раз мы сидели. На землю мы выехали в четырнадцать пятнадцать. Я с интересом оглядывалась вокруг, потому что раньше никогда не была в столице Калифорнии.

Первым, что я заметила, было огромное количество машин, которые прыгали повсюду, как блохи, и большую часть их составляли такси. Я не знаю другого современного города, в котором разрешают до такой степени засорять воздушное пространство. Улицы были заполнены кэбами, и вдоль каждой улицы шли тротуары; тем не менее эти механические паразиты были везде, как велосипеды в Кантоне.

Вторым, что я заметила, было чувство Сан-Хосе. Это был не город. Теперь я поняла классическое описание: «Тысяча деревень в поисках города».

Если бы не политика, смысла в существовании Сан-Хосе не было бы. Но Калифорния получает от политики больше, чем любая другая страна, о которой я знаю — абсолютная, наглая и неограниченная демократия. С демократией можно столкнуться в разных местах — в смягченной форме ее использует Новая Зеландия. Но только в Калифорнии можно найти чистую, стопроцентную, неразведенную демократию. Голосовать разрешают с того возраста, когда гражданин становится достаточно высоким, чтобы самостоятельно, без помощи няни, дотянуться до рычага, и регистраторы с неохотой удаляют из списков избирателей гражданина, у которого нет заверенного свидетельства о смерти.

Я не могла до конца оценить последнее, пока не узнала из репортажа о голосовании, что урны с останками в парке спокойствия «Прехода пайнз» составляли три избирательных участка, голосующих через зарегистрированных представителей («Смерть, не будь горда!»)

Я не стану высказывать свое мнение об этом, потому что я была уже взрослой женщиной, когда впервые столкнулась с демократией в ее самой мягкой, незлокачественной форме. Демократия, возможно, вещь хорошая, если использовать ее в умеренных дозах. Британские канадцы пользуются ею в разбавленном виде, и живут, похоже, нормально. Но только в Калифорнии все одновременно пьяны от нее. Кажется, не проходит и дня без того, чтобы где-то в Калифорнии не было выборов, и в каждом округе выборы, как мне сказали, проходят примерно раз в месяц.

Я думаю, они могут себе это позволить. У них мягкий климат, от Британской Канады до Мексиканского Королевства, и большая доля плодороднейших полей Земли. Их второй любимый вид спорта (секс) в своем исходном виде почти ничего не стоит; он повсюду доступен, как марихуана. Благодаря этому остается время на настоящий калифорнийский спорт: разговоры о политике.

Они выбирают всех, от мелкого районного чиновника до Вождя Конфедерации, или просто «Вождя». Но они отзывают их почти с такой же скоростью. Например, Вождь должен работать один шестилетний срок. Но из девяти последних вождей только двое отработали полные шесть лет; остальные были отозваны, кроме одного, которого линчевали. Зачастую чиновник не успевает принять присягу, когда появляется первое прошение об отзыве.

Но калифорнийцы не ограничиваются избранием, отзывом, обвинением и (иногда) линчеванием толп своих государственных служащих; они напрямую издают законы; во время каждого голосования в бюллетене больше законопроектов, чем кандидатов. Члены провинциальных и национальной палат представителей относятся к этому сдержанно — меня уверяли, что типичный калифорнийский законодатель отзовет законопроект, если ему доказать, что число «пи» не будет равно трем, сколько бы людей за это ни проголосовало. Но для законодательной инициативы со стороны простых людей такого ограничения не существует.

Например, три года назад простой экономист заметил, что выпускники колледжей зарабатывают в среднем на тридцать процентов больше, чем их сограждане, у которых нет степени бакалавра. Такое недемократическое состояние — проклятие для Калифорнийской Мечты, поэтому с огромной скоростью на следующее голосование был выдвинут законопроект, который был принят, и все выпускники калифорнийских школ и граждане Калифорнии, достигшие восемнадцати лет, получили степени бакалавров. Специальная статья вводила закон в действие задним числом, за восемь лет.

Эта мера сработала замечательно: обладатели степени бакалавра больше не имели никаких недемократических преимуществ. Во время следующих выборов действие закона было расширено еще на двенадцать лет назад, а сейчас раздаются голоса о предоставлении этой привилегии всем гражданам.

«Vox populi, vox Dei». По-моему, это совершенно нормально. Эта благотворительность ничего не стоит, но делает всех (кроме нескольких зануд) счастливей.

Примерно в пятнадцать часов мы с Жоржем шли вдоль южной стороны Нэшнал-плаза перед дворцом Вождя, направляясь в главный офис «Мастер Чардж». Жорж говорил мне, что он не видит ничего страшного в том, что я предложила зайти в «Бургер кингз», чтобы перекусить вместо обеда — что, по его мнению, этот гигантский бутерброд, должным образом приготовленный из высококачественного искусственного филея и шоколадного солода с минимумом мела, являлся единственным взносом Калифорнии в мировую haute cuisine.

Я соглашалась с ним, тихо отрыгивая. Группа мужчин и женщин, десять-двадцать человек, спускалась по огромной лестнице перед дворцом, и Жорж начал двигаться в сторону, чтобы обойти ее, когда я заметила на маленьком мужчине в середине группы головной убор из орлиных перьев, узнала так часто фотографируемое лицо под ним, и придержала Жоржа одной рукой.

И заметила что-то уголком глаза: фигуру, выходящую из-за колонны наверху лестницы.

Во мне что-то переключилось. Я толкнула Вождя на ступени, отбросив на ходу в сторону пару человек из его команды, потом бросилась к этой колонне.

Я не убила человека, который прятался за колонной, я просто сломала ему руку, в которой он держал оружие, потом ударила его ногой снизу вверх, когда он попытался бежать. Меня не торопили так, как вчера. Уменьшив размеры мишени, которую представлял из себя Вождь Конфедерации (ему не следовало надевать этот приметный головной убор), у меня появилось время, чтобы сообразить, что убийца, если его взять живым, может вывести на след банды, которая совершала эти бессмысленные убийства.

Но у меня не было времени сообразить, что еще я сделала, пока двое полицейских не схватили меня за руки. Только тогда я все поняла, и сразу помрачнела, представив себе насмешливый тон босса, каким он будет со мной разговаривать, когда мне придется признать, что я позволила себя арестовать. Какую-то долю секунды я даже думала о том, чтобы вырваться и исчезнуть за горизонтом — это было бы нетрудно, потому что у одного полицейского, несомненно, было высокое давление, а другой был немолодым мужчиной в очках.

Слишком поздно. Если бы я побежала, используя полный овердрайв, я бы почти наверняка удрала от них, и через пару кварталов смешалась бы с толпой и исчезла. Но эти неумехи могли бы сжечь десяток прохожих, пытаясь подстрелить меня. Непрофессионально! Почему эта дворцовая охрана не защищала своего вождя, а переложила эту работу на меня? Засада за колоннами, Боже ты мой! — такого не случалось со времени убийства Хьюи Лонга[10].

Почему я влезла в это дело и не дала убийце сжечь Вождя Конфедерации с его глупой шляпой? Потому что меня тренировали только для оборонительных действий, вот почему, и вследствие этого я дралась рефлекторно. Меня не интересуют драки, мне это не нравится, но так просто случается.

У меня не было времени рассмотреть целесообразность невмешательства в чужие дела, потому что Жорж вмешался в мое дело. Жорж говорит на чистом (разве что немного высокопарном) британско-канадском английском; сейчас он бессвязно тарахтел по-французски и пытался отодрать этих двух преторианцев от меня.

Тот, который был в очках, отпустил мою руку, пытаясь разобраться с Жоржем, и я пихнула его локтем прямо в живот. Он выдохнул и осел. Другой все еще держал меня за правую руку, поэтому я ударила его в то же самое место тремя пальцами левой, от чего он тоже выдохнул и улегся поперек своего приятеля, после чего обоих стошнило.

Все это произошло значительно быстрее, чем я рассказываю об этом, то есть, эти коровы схватили меня, вмешался Жорж, я была свободна. Две секунды? Сколько бы ни было, убийца исчез вместе со своим оружием.

Я тоже собиралась исчезнуть, вместе с Жоржем, даже если бы мне пришлось нести его на руках, когда поняла, что Жорж решил все за меня. Он держал меня за правый локоть и сильно толкал в сторону главного входа во дворец, который был сразу за этой колоннадой. Когда мы вошли в холл, он отпустил мой локоть и тихо сказал:

— Спокойным шагом, моя дорогая — тихо, тихо. Возьми меня за руку.

Я взяла его за руку. В холле было довольно много народу, но все было спокойно, и ничто не говорило о том, что только что в нескольких метрах отсюда была совершена попытка убийства главы государства. Люди толпились у киосков, стоявших вдоль стен, особенно возле букмекерских киосков. Налево от нас девушка продавала лотерейные билеты — точнее, предлагала их купить, потому что в этот момент у нее не было покупателей, и она смотрела по терминалу мыльную оперу.

Жорж развернул нас и остановился у ее киоска. Не поднимая головы, она сказала:

— Сейчас будет перерыв на рекламу. Тогда я смогу с вами поговорить. А пока осмотритесь.

Киоск был увешан лентами лотерейных билетов. Жорж стал рассматривать их, поэтому я тоже изобразила глубокий интерес. Мы тянули время; наконец, началась реклама, девушка выключила звук и повернулась к нам.

— Спасибо, что подождали, — сказала она с приятной улыбкой. — Я никогда не пропускаю «Несчастья одной женщины», особенно сейчас, когда Минди Лу снова беременна, а дядя Бен так неразумно к этому относится. Вы смотрите картину, дорогая?

Я призналась, что у меня редко бывает время на это — мешает работа.

— Жаль, это очень поучительно. Вот, например, Тим — мы живем с ним вместе — не смотрит ничего, кроме спорта. Поэтому он не имеет даже представления о лучших сторонах жизни. Вот, например, этот кризис в жизни Минди Лу. Дядя Бен просто преследует ее, потому что она не говорит ему, кто это сделал. Вы думаете, Тиму это интересно? Вовсе нет! Ни Тим, ни дядя Бен не понимают, что она не может этого сказать, потому что это случилось на окружном партийном собрании. Под каким знаком вы родились?

Мне следовало бы заранее подготовить ответ на этот вопрос: люди всегда его задают. Но если вы не родились, такие вещи очень смущают. Я назвала ей первую попавшуюся дату. — Я родилась двадцать третьего апреля. — Это день рождения Шекспира; он просто пришел мне в голову.

— Ого! У меня есть лотерейный билет специально для вас! — Она порылась в одном из украшений на киоске, нашла билет, показала мне номер. — Вы видите? Вы просто пришли сюда, а теперь у вас есть это! Сегодня ваш счастливый день! — Она оторвала билет. — С вас двадцать бруинов.

Я протянула бритканский доллар. Она ответила:

— У меня нет сдачи.

— Оставьте сдачу себе, на счастье.

Она протянула мне билет, взяла доллар.

— Вы славная девушка. Когда получите выигрыш, заходите ко мне, и мы выпьем вместе. Мистер, вам приглянулся какой-нибудь билет?

— Еще нет. Я родился в девятый день девятого месяца девятого года девятого десятилетия. Можете ли вы справиться с этим?

— Ух ты! Какая потрясающая комбинация! Я попробую… и если у меня не получится, я вам не буду ничего продавать. — Она стала копаться в стопках и лентах бумаги, мурлыкая себе под нос. Она засунула голову под стойку, и некоторое время ее не было видно.

Она вылезла, покрасневшая и довольная, сжимая в руке лотерейный билет. — Есть! Посмотрите, мистер! Внимательно посмотрите.

Мы посмотрели: 8109999.

— Я поражен, — сказал Жорж.

— Поражены? Вы богаты. Вот ваши четыре девятки. Теперь сложите нечетные цифры. Снова девять. Разделите на нечетные цифры. Еще одна девятка. Сложите четыре последних — тридцать шесть. Это девять в квадрате, значит, еще две девятки, получается четыре девятки. Сложите все вместе, и получается пять девяток. Что бы вы ни делали, у вас все равно будет получаться ваш день рождения. Что вам еще нужно, мистер? Танцующие красавицы?

— Сколько я вам должен?

— Это особенный номер. Любой другой билет вы можете купить за двадцать бруинов, но этот… Почему бы вам просто не выкладывать передо мной деньги, пока я не улыбнусь?

— Это, похоже, честно. Только если вы не улыбнетесь, когда, по моему мнению, будете должны, я заберу деньги и уйду. Нет?

— Я попрошу вас вернуться.

— Нет. Если вы не предложите мне твердой цены, я не позволю торговаться после того, как предложу честную цену.

— С вами трудно иметь дело. Я…

Громкоговорители со всех сторон вдруг взорвались гимном «Слава Вождю», за которым последовал «Да здравствует Золотой Медведь». Девушка прокричала:

— Подождите! Сейчас это кончится! — С улицы в здание вошла толпа людей, прошла через холл и двинулась по главному коридору. Я заметила орлиные перья, торчавшие в середине группы, но в этот раз Вождь Конфедерации был так тесно окружен своими подчиненными, что убийце пришлось бы попотеть, чтобы попасть в него.

Когда снова можно было что-то слышать, продавщица лотерейных билетов сказала:

— Недолго он гулял. Меньше пятнадцати минут назад он прошел на улицу. Если он просто ходил до угла, чтобы купить пачку сигарет, почему он не послал кого-то, а пошел сам? Весь этот шум мешает работать. Ну, как, вы уже решили, сколько заплатите за то, чтобы стать богатым?

— Конечно, да. — Жорж вытащил трехдолларовую бумажку, положил ее на стойку. Он посмотрел на женщину.

Они смотрели друг другу в глаза примерно двадцать секунд, потом она печально сказала:

— Да, наверное, я улыбаюсь. — Она одной рукой взяла деньги, другой подала Жоржу лотерейный билет. — Могу поспорить, я расколола бы вас еще на один доллар.

— Мы об этом никогда не узнаем, правда?

— Сыграем, вдвое или ничего?

— С вашими картами? — мягко спросил Жорж.

— Вы меня старухой сделаете. Проваливайте, пока я не передумала.

— Туалет?

— По коридору налево от меня.

Она добавила:

— Не пропустите розыгрыш.

По дороге к туалету Жорж тихо сказал мне по-французски, что пока мы торговались, сзади прошли жандармы, вошли в туалет, вышли, вернулись в холл и пошли по главному коридору.

Я прервала его, тоже говоря по-французски — что я знаю, но здесь должно быть полно Глаз и Ушей — поговорим позже.

Я перебила его не из высокомерия. Два охранника в форме — не те двое, у которых были проблемы с желудком — вошли почти сразу за нами, торопливо прошли мимо, проверили сначала туалет — разумно, любители часто пытаются спрятаться в общественном туалете — вышли и прошли мимо нас в глубь дворца. Жорж тихо покупал билет, когда охранники, ищущие нас, дважды прошли мимо. Достойно восхищения. Вполне профессионально.

Но я не могла сказать ему это прямо сейчас. Билеты в туалет продавала личность неопределенного пола. Я спросила ее (его), где женский туалет. Она (я остановилась на «она», когда после ближайшего рассмотрения выяснилось, что ее футболка прикрывала или фальшивые, или маленькие молочные железы) — она презрительно ответила:

— У вас что, с головой не в порядке? Пытаетесь дискриминировать, да? Мне, наверное, нужно вызвать полицейского. — Потом она внимательно посмотрела на меня. — Вы иностранка.

Я согласилась.

— Ладно. Только не говорите так; людям это не нравится. У нас здесь демократия, ясно? — удобства для мужчин и женщин находятся вместе. Так что покупайте билеты или отойдите от турникета.

Жорж купил нам два билета. Мы вошли;

Направо от нас был ряд открытых кабинок. Над ними висела голограмма: «ЭТИ УДОБСТВА ПРЕДОСТАВЛЕНЫ БЕСПЛАТНО ДЛЯ ВАШЕГО ЗДОРОВЬЯ И КОМФОРТА КАЛИФОРНИЙСКОЙ КОНФЕДЕРАЦИЕЙ — ДЖОН „КРИКУН“ ТАМБРИЛ, ВОЖДЬ КОНФЕДЕРАЦИИ»

Сверху висела голограмма Вождя в полный рост.

За открытыми кабинками были платные кабинки с дверями; еще дальше находились комнаты, вход в которые был полностью закрыт занавесями. Слева от нас был киоск, где продавались всякие мелочи, там восседала личность вполне определенного пола, огромная толстуха. Жорж задержался там и удивил меня, купив разную косметику и флакон дешевых духов. Потом он попросил билет в одну из комнат в дальнем конце.

— Один билет? — Она пристально посмотрела на него. Жорж кивнул. Она поджала губы. — Фу, как нехорошо. Без фокусов, дружок.

Жорж не ответил. Из его руки в ее переместился бритканский доллар и исчез. Она очень тихо сказала:

— Только не очень долго. Если я зазвоню в звонок, быстро приводите себя в порядок. Номер семь, дальше и направо.

Мы пошли в комнату номер семь, самую дальнюю, вошли туда. Жорж задернул занавеси, плотно застегнул их на молнию, дернул за ручку сливного бачка, потом включил холодную воду и оставил так. Снова говоря по-французски, он сказал мне, что мы сейчас изменим свой внешний вид без использования грима, так что, дорогая, снимай одежду, которая сейчас на тебе и надевай то, что лежит у тебя в сумке.

Смешивая французский с английским и время от времени смывая воду, он объяснил мне подробнее. Я должна была одеть эту неприличную «суперкожу», наложить больше, чем обычно, косметики и попытаться выглядеть как известная вавилонская блудница. — Я знаю, что это не твоя metier, но попытайся.

— Я надеюсь, это у меня получится «неплохо».

— Гм!

— А ты собираешься надеть одежду Дженет? Я не думаю, что она тебе подойдет.

— Нет, нет, это было бы слишком. Только несколько деталей.

— Прошу прощения?

— Я не буду надевать женскую одежду. Я просто постараюсь выглядеть женственно.

— Не могу в это поверить. Ладно, давай попробуем.

Надо мной мы поработали немного — только этот обтягивающий комбинезон, на который я подцепила Иена, плюс больше косметики, чем я ношу обычно, которую наложил Жорж (он, похоже, считал, что лучше меня разбирается в этом — вполне обоснованно), плюс — как только мы вышли наружу — эта походка «вот она я, бери меня».

Жорж наложил на себя, наверное, еще больше косметики, плюс эти отвратительные духи (мне он их не предлагал), плюс яркий оранжевый шарф на шее, который я использовала как пояс. Он попросил меня растрепать ему волосы и обрызгать их лаком, чтобы они стояли дыбом. Это было все… плюс другие манеры. Он по-прежнему выглядел как Жорж — но он не был похож на того крепкого самца, который так чудесно измотал меня прошлой ночью.

Я уложила вещи в сумку, и мы вышли. Старая лосиха в киоске, увидев меня, широко раскрыла глаза и перестала дышать. Но она ничего не сказала, потому что мужчина, который стоял, опершись на стойку, выпрямился, указал пальцем на Жоржа и сказал:

— Ты. Тебя хочет видеть Вождь. — Потом добавил, почти про себя:

— Не могу поверить.

Жорж остановился и беспомощно развел руками.

— О, Боже! Это, конечно, какая-то ошибка?

Посыльный перекусил зубочистку, которую жевал, и ответил:

— Я тоже так думаю, гражданин — но я не буду об этом говорить вслух, и ты тоже. Пошли. Без тебя, сестренка.

Жорж сказал:

— Я категорически отказываюсь идти куда-либо без моей дорогой сестры! И никаких!

Эта корова сказала:

— Морри, она может подождать здесь. Милая, иди сюда ко мне, садись.

Жорж еле заметно качнул головой, но мне это было не нужно. Если бы я осталась, или она затащила бы меня в туалетную комнату, или я засунула бы ее в ее собственный мусорный ящик. Скорее всего, второе. Я бы смирилась с этим при исполнении обязанностей — она не могла бы быть так же неприятна, как «Роки» Рокфорд — но не добровольно. Если я это сделаю, то это будет с человеком, которого я люблю и уважаю.

Я придвинулась к Жоржу, взяла его за руку. — Мы никогда не разлучались с тех пор, как наша мама на своем смертном одре наказала мне заботиться о нем. — Я добавила:

— И никаких, — размышляя одновременно, что бы это могло значить. Мы оба надулись и напустили на себя упрямый вид.

Человек по имени Морри посмотрел на меня, потом на Жоржа и вздохнул. — К черту. Можешь идти с нами, сестренка. Только держи рот закрытым и не путайся под ногами.

Примерно через шесть пропускных пунктов — на каждом из которых меня пытались оттереть в сторону — нас ввели в зал для приемов. Моим первым впечатлением от Вождя Конфедерации Джона Тамбрила было то, что он оказался выше, чем я думала. Потом я решила, что это могло быть из-за того, что на нем нет этого головного убора. Вторым впечатлением было то, что он выглядел еще некрасивее, чем в фильмах, на карикатурах и на экранах терминалов — и это ощущение осталось. Как многие другие политики до него, Тамбрил превратил особое, индивидуальное уродство в политическое преимущество.

(Неужели чтобы стать главой государства, необходимо быть уродом? Вспоминая историю, я не могу найти ни одного симпатичного мужчины, который далеко продвинулся в политике, пока не добираюсь до Александра Македонского… а у него было с чего начинать: его отец был императором.)

Как бы то ни было, «Крикун» Тамбрил выглядел как лягушка, которая пытается стать жабой, и это у нее почти получается.

Вождь прочистил горло. — Что она здесь делает?

Жорж быстро сказал:

— Сэр, у меня есть одна очень серьезная жалоба! Этот человек — этот человек, — он указал на пожирателя зубочисток, — пытался разлучить меня с моей дорогой сестрой! Ему следует сделать замечание!

Тамбрил посмотрел на Морри, потом на меня, снова на своего подчиненного. — Это правда?

Моррис заявил, что он не пытался этого сделать, но даже если бы и пытался, то потому, что думал, что таков был приказ Тамбрила, но в любом случае он думает, что…

— Вы не должны думать, — распорядился Тамбрил. — Я поговорю с вами позднее. И почему вы заставляете ее стоять? Найдите стул! Неужели я один должен за всех здесь думать?

Как только меня усадили, Вождь снова обратил свое внимание на Жоржа. — Вы сегодня совершили Храбрый Поступок. Да, сэр. Очень Храбрый Поступок. Великий Народ Калифорнии Гордится тем, что вырастил Сыновей Вашего Калибра. Как ваше имя?

Жорж назвался.

— «Пэйролл» — это Гордое Калифорнийское Имя, мистер Пэйролл; оно золотыми буквами вписано в нашу Славную Историю, от ранчеро, которые свергли Испанское Иго, до Храбрых Патриотов, которые свергли Иго Уолл-стрита. Не возражаешь, если я буду звать тебя Джордж?

— Нет, пожалуйста.

— А ты зови меня «Крикун». Это Великий Триумф Нашей Великой Нации, Джордж: Мы Все Равны.

Я внезапно сказала:

— Относится ли это к искусственным людям, Вождь Тамбрил?

— А?

— Я спросила об искусственных людях; как те, которых делают в Беркли и Дэвисе. Они тоже равны?

— Гм… маленькая леди, вам не следует перебивать, когда говорят старшие. Но отвечу на ваш вопрос: Как может Человеческая Демократия быть применима к созданиям, которые Не Являются Людьми? Может ли, по-вашему, голосовать кот? Или машина «Форд»? Говорите.

— Нет, но…

— Вот так-то. Все Равны и Все голосуют. Но нужно где-то провести черту. А теперь заткнись, черт побери, и не перебивай, когда говорят умные люди. Джордж, то, что ты сделал сегодня — если бы этот идиот пытался убить меня — а он не пытался, помни об этом — ты не смог бы вести себя так, чтобы это лучше соответствовало Героическим Традициям Нашей Калифорнийской Конфедерации. Я Горжусь Тобой!

Тамбрил встал и вышел из-за стола, сцепил руки за спиной и начал прохаживаться — и я увидела, почему он казался выше, чем когда я видела его снаружи.

Он использовал что-то типа детского стульчика на высоких ножках, или, возможно, платформу. Когда он стоял без всяких обманных штучек, он был мне примерно по плечо. Казалось, он думает вслух на ходу. — Жорж, в моей официальной семье всегда есть место для человека твоей храбрости. Кто знает? — может настать день, когда ты сможешь спасти меня от преступника, который на самом деле захочет повредить мне. Я имею в виду иностранных агентов; мне нечего бояться Верных Патриотов Калифорнии. Они все любят меня за то, что я сделал для них, пока занимаю Восьмиугольный Кабинет. Но другие страны завидуют нам; они завидуют нашему Богатому, Свободному и Демократичному образу жизни, и иногда тлеющая ненависть вспыхивает насилием.

Он на секунду остановился, склонив голову, в священном поклонении чему-то. — Есть Цена Привилегии Служить, — торжественно сказал он, — но Цена, которую, со Всей Покорностью, нужно платить Радостно. Джордж, скажи мне, если тебя призовут отдать Последнюю Высшую Жертву, чтобы мог жить Глава твоей страны, стал бы ты колебаться?

— Это маловероятно, — ответил Жорж.

— А? Что?

— Ну… когда я голосую — не часто — я обычно голосую за реюнионистов. А сейчас премьер-министр — реваншист. Я сомневаюсь, что могу ему понадобиться.

— Что это за чушь?

— Je suis Quebecois, Monsieur le Chef d'Etat. Я из Монреаля.