Лето шло на убыль. В то время как Берент Карфангер обдумывал детали предстоящего рейса в Англию, который намеревался предпринять еще до наступления холодов, от берегов Испании отплывал караван из десяти гамбургских торговых судов. Среди них были довольно крупные корабли грузоподъемностью в шестьсот и более тонн, были и поменьше. Их трюмы под, самые переборки были набиты бочонками с вином, ящиками с фруктами и тюками с пряностями. Некоторые везли золото и серебро — плату за гамбургские товары, проданные в Испании и Португалии. Искусные мастера вольного города изготавливали из этих драгоценных металлов всевозможные украшения, отчего цена их возрастала в десятки раз. Но ничей глаз, даже самый зоркий, не сумел бы разглядеть, что все эти кольца и перстни, браслеты и ожерелья, шкатулки и подсвечники сделаны из того самого серебра и золота, которое испанские конкистадоры, в том числе Писарро и Кортес, награбили в землях инков и ацтеков еще сто лет назад.
Они шли кильватерным строем, держа курс на север, к родным берегам. Днем — раздутые паруса идущего впереди корабля, ночью — его кормовые фонари, больше впереди ничего не было видно. Много сотен миль отделяли их от Гамбурга, грозный Бискайский залив еще не принял их в свои воды. А до тех пор, пока не был пройден остров Уэссан, нельзя было с уверенностью сказать, что опасность встречи с пиратами миновала, ибо конвой двигался медленно, со скоростью самого медлительного из своих кораблей. И горе тому, кто потеряет из виду идущих впереди!
Слева по борту каравана, на расстоянии в добрую милю от него, словно пастушья овчарка, стерегущая стадо, шел один из кораблей-конвоиров, принадлежащих Томасу Утенхольту. Это было «Солнце», которым командовал Маттиас Дреер. За крышками его орудийных портов таились жерла тридцати двух пушек, и даже самый маленький из «купцов» в караване имел на борту не менее шести орудий. Не всякий пират посмел бы к ним сунуться.
Наступал вечер вторых суток плавания; они как раз проходили на траверзе мыса Финистерре, когда на горизонте, далеко на юго-западе, показались паруса, принадлежавшие, по всей видимости, трем быстрым кораблям. С тревогой поглядывал за корму Даниэль Людерс, капитан «Анн-Шарлотт», самого малотоннажного судна в караване и потому шедшего одним из первых. Его опасения не были беспочвенными. Если это на самом деле пираты, «Анн— Шарлотт» придется туго — остальные поднимут все паруса и пустятся наутек: старушке «Анн-Шарлотт» в жизни за ними не угнаться, а Маттиас Дреер вряд ли полезет в драку с таким противником из-за одного судна. Конечно, по договору это — его святая обязанность. Но кто знает, как уговорились меж собой Утенхольт и Дреер на такой случай, да и Захариас Спрекельсен, владелец «Анн-Шарлотт», скорее всего, тоже не остался в стороне. Не иначе старый хрыч застраховал свое прогнившее корыто на такую сумму, что его потеря обернется ему еще и прибылью! На собственную команду Даниэль Людерс не очень-то полагался. Тревога в его душе еще более усилилась, когда трое из шедших позади «Анн-Шарлотт» «купцов» обогнали ее. Капитан обернулся к своему штурману Михелю Шредеру.
— Не поднять ли нам еще пару простыней, как думаешь?
Михель Шредер был еще весьма молод, однако невзирая на свои двадцать с небольшим лет, считался неплохим мореходом. Он тоже давно следил за тремя подозрительными парусниками, поэтому сразу понял, куда клонит Людерс.
— Как прикажете, капитан. Можно поставить грот-брамсель и крюйсель. Но позвольте заметить, что ветер крепчает.
— Нам надо догонять остальных, если не хотим угодить в лапы к берберийцам, — буркнул капитан.
Штурман вытянул вверх руку, указывая на такелаж.
— Посмотрите туда. Старые снасти могут не выдержать напора ветра: стоит ему задуть посильнее — и они полопаются, как гнилое тряпье. Сейчас, напротив, самое время зарифить грот-марсель.
Даниэль Людерс еще раз оглянулся и убедился, что незнакомцы приблизились. Взглянув вперед, он заметил, что на «Солнце» подняли даже топсели. Тогда, отбросив все колебания, он погнал матросов на бизань-мачту ставить крюйсель.
Теперь «Анн-Шарлотт» стала так зарываться форштевнем, что волны перекатывались через бак; находившиеся там матросы в одно мгновение вымокли до нитки. Капитан Людерс, широко расставляя ноги и с трудом сохраняя равновесие на скользкой палубе, отправился на бак, где тотчас принялся щедро раздавать пинки и тычки забившимся в носовой кубрик промокшим и продрогшим матросам, выгоняя их ставить грот-брамсель. Озлобленные матросы беззастенчиво огрызались в ответ на брань капитана, но все же полезли на грот-мачту и развернули брамсель, который ветер буквально рвал из рук.
Расстояние между «Анн-Шарлотт» и ушедшими вперед кораблями стало понемногу сокращаться. Однако судно теперь настолько глубоко зарывалось форштевнем, что пена с гребней волн порой долетала до кормовой надстройки, где стояли, вцепившись в леера, капитан Людерс и его штурман. Оба старались не потерять из виду ни караван, ни его преследователей и в то же время следить за ходом собственного судна. Ветер разыгрался не на шутку: они находились уже почти в самом центре Бискайского залива. Однако капитан Людерс и не помышлял о том чтобы зарифить паруса, стремясь любой ценой не отстать от каравана.
Сумерки, между тем, начали сгущаться, и Михель Шредер потерял из виду гамбургский караван. Ни один из кораблей не зажег кормовых огней, и сколько ни напрягал штурман «Анн-Шарлотт» зрение, он не смог увидеть даже парусов последнего судна в караване. Внезапно у него над головой раздался громкий треск: лопнули лик-тросы крюйселя, и ветер мгновенно унес сорванный парус в темноту.
От неожиданности Даниэль Людерс потерял дар речи. Молча спустился он на палубу и знаками показал маатам, что надо убрать фор-брамсель и гротбрамсель. Но едва лишь матросы полезли по вантам на мачты, лопнули гротпардуны, просвистев над головами стоявших на палубе, словно кончики хлыстов. Грот-стеньга переломилась пополам, а марса-рей и брам-рей с треском обрушились на палубу, увлекая с собой остатки такелажа.
Михель Шредер в два прыжка слетел с полуюта на палубу и поспешил к основанию грот-мачты, где двое матросов только что вытащили старого Людерса из-под рухнувшего марса-рея. Но капитан уже не подавал признаков жизни: ему раздробило череп.
Вместе с капитаном погибли двое матросов, третий отделался лишь сломанной рукой. Шредер велел отвести его в свою каморку. Затем отправил всю команду чинить такелаж, поднимать и крепить стеньги и реи. Улучив минуту, он попытался разглядеть ушедшие вперед остальные корабли, но не обнаружил их. Неужели они не заметили, что случилось с «Анн-Шарлотт»? Ведь за нею следовало не менее трех судов каравана. Может быть, стоило подать сигнал бедствия, выстрелив из пушки? Нет, это могло, скорее, привлечь внимание пиратов, которые обычно только того и ждали, чтобы какой-нибудь «купец» отбился от каравана.
Тогда Михель Шредер дал команду поворачивать на восток, намереваясь уйти с курса трех незнакомцев, которые, скорее всего, могли оказаться пиратами. Спустя час с небольшим «Анн-Шарлотт» снова взяла курс норд: Шредер хотел дать команде хоть немного отдохнуть, а, кроме того, надеялся, что море к утру успокоится.
Крутые, пенящиеся волны Бискайского залива безжалостно швыряли «Анн-Шарлотт», словно скорлупку, в ее поврежденных снастях неумолчно свистел ветер. Михель Шредер созвал команду на шканцы и велел выдать каждому двойную порцию рома.
— Караван бросил нас, ребята, — начал он. — Поэтому я спрашиваю, доверяете ли вы мне привести с вашей помощью судно в Гамбург? Если да, то я требую, чтобы вы подчинялись мне как новому капитану — так велит морской устав в случае, если старый капитан гибнет или не в состоянии больше командовать кораблем.
— Доверяем, доверяем! — закричали все. — Будь нашим капитаном, Михель Шредер!
В этот момент кто-то дернул новоиспеченного капитана за рукав, тот обернулся и сразу же явственно увидел на западе, где небо еще призрачно светилось, силуэты трех фрегатов, шедших под всеми парусами курсом норд-ост; до них было не больше мили.
Михель Шредер решил уклониться от встречи с незнакомцами, взяв западнее, и приказал поднимать марсели и бизань. «Анн-Шарлотт», пританцовывая и переваливаясь с боку на бок, направилась на северо-запад, в Атлантический океан.
Когда море немного успокоилось, на «Анн-Шарлотт» вместо сломанной грот-стеньги поставили и закрепили на мачте марса-рей. Кое-как починили и остальной рангоут.
Два дня и две ночи плыли они на северо-запад. Когда Михель Шредер посчитал, что они достигли нужной северной широты, чтобы, идя с попутным западным ветром, еще через два дня выйти в пролив Ла-Манш, он приказал привести судно к ветру. А для того чтобы застраховаться на случай возможной ошибки в расчетах и, если это будет неизбежно, уткнуться все же в английский, а не во французский берег, он наметил курс на несколько градусов севернее. Дул ровный, крепкий ветер, поэтому команда могла снова немного отдохнуть.
Уже вечером следующего дня из «вороньего гнезда» на фок-мачте донеслось:
— Прямо по курсу земля-а-а!
Перед ними прямо из морских волн круто вырастали отвесные скалы островов Силли.
Старый парусный мастер всегда повторял, что лучше избегать этих мест. Он без конца рассказывал об опасных отмелях между многочисленными островами, о населявших их рыбаках, которые были сущими разбойниками, под стать береговым пиратам. Не раз им удавалось захватывать и грабить заплутавшиеся здесь корабли, перебив их команды. Поди докажи потом, что корабль не разбился о скалы и не затонул вместе с грузом и экипажем, а погиб при совершенно иных обстоятельствах.
И Михель Шредер решил к островам не идти. Если уж ему удалось довести «Анн-Шарлотт» до этих чертовых островов, то до Плимута они как-нибудь доберутся.
Старый парусный мастер посоветовал ему идти в Фалмут, туда они могли добраться уже на следующий день. В Фалмуте с них не станут драть три шкуры, когда речь зайдет о плате за ремонт судна, тамошние маклеры не такие пройдохи, как их коллеги в Плимуте — гораздо более крупном порту. Помимо этого, в Плимуте матросов частенько заманивали на английские военные корабли, а того, кто попадал служить во флот ее величества, англичане не отпускали ни за какой выкуп.
— А голова у тебя ничего, соображает! — не удержался от похвалы Михель Шредер.
— Зря я что ли столько лет хожу в море на кораблях Спрекельсена? — отозвался польщенный старик и сплюнул через фальшборт. — Я еще подумаю, может, поищу себе другого хозяина.
— С чего бы это? — заинтересовался Шредер.
— Э, видно ты еще толком не знаешь этого Спрекельсена, а то бы не спрашивал. Этот старый черт — еще какая хитрая лиса, скажу я тебе, и не счесть, скольких он на своем веку обвел вокруг пальца.
— Может, ты и прав, старик… Однако нам еще надо пройти Английский канал и Северное море. В Гамбурге поглядим, что будет дальше.