Фрегаты идут на абордаж

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВТОРАЯ

Известие о том, что вместе с тремя английскими «купцами» погибла в пламени и его «Морская дева», поразило Захариаса Спрекельсена, точно громом. Несколько секунд он стоял, словно окаменев, — и вдруг рухнул, как подкошенный. Экономка позвала на помощь слугу, вдвоем они подняли старика и уложили его на кровать.

— Пожалуй, он не протянет и до утра, — высказала предположение экономка.

— Э, что вы такое говорите, — отозвался слуга, — этого не так-то просто спровадить на тот свет, он старик жилистый.

— Ну что ж, подождем пару дней, — заключила экономка.

Слуга оказался прав. Уже на следующее утро, в самую рань, старый Спрекельсен своей визгливой бранью поднял с кровати и слугу, и служанку, и экономку и принялся донимать их бесконечными приказаниями по хозяйству и мелочными придирками. По его требованию немедленно был подан завтрак, однако старик лишь торопливо проглотил чашку чаю, схватил шляпу и трость и заковылял к Эльбе.

Однако ворота порта были еще заперты. Начальник охраны объяснил ему, что их откроют только с восходом солнца.

От нетерпения Спрекельсен уже совсем извелся, когда ворота наконец распахнулись. Он тут же побежал наискосок через верфи, пробираясь между штабелями досок и бочками со смолой к берегу реки. На причале он разыскал какую-то пустую бочку, кряхтя и еле переводя дух, вскарабкался на нее и принялся вглядываться в утреннюю дымку, стелившуюся над лениво катившей свои воды Эльбой. Среди стоявших на якоре «купцов» и китобойцев он не обнаружил своей «Морской девы» и продолжал упорно таращить глаза на реку, пока не заметил ниже по течению у самого берега корпус судна без мачт, с борта которого свешивались обрывки такелажа. По формам галиона он узнал свой корабль.

Спрекельсен сполз с бочки и побежал вдоль берега по направлению к «Морской деве», крича и махая руками. С судна его заметили, и капитан послал к берегу шлюпку. Едва вскарабкавшись по трапу на палубу, Спрекельсен вознамерился, было, помчаться на полуют, в капитанскую каюту, — но не обнаружил полуюта. Вместо него на корме судна зияла черная обгорелая дыра, в ее недрах виднелась главная палуба с шестью пушками, которые, казалось, стыдливо съежились под испепеляющим взглядом судовладельца, словно чувствуя свою вину за то, что не сумели ответить голландцу. Над пушками мерно ходил из стороны в сторону, от правого борта к левому и обратно, длинный румпель, и это движение выглядело, как успокаивающий жест. Но Спрекельсена теперь не так-то легко было успокоить — он набросился на капитана Юргена Тамма:

— Так! В таком вот виде предстает передо мной мой прекрасный корабль! А вы? Вы делаете вид, будто речь идет о потере нескольких дырок из головы голландского сыра.

Юрген Тамм на это достаточно недвусмысленно отвечал, что если бы дело обстояло именно так, как представляет его господин судовладелец, то от корабля не осталось бы ни кусочка обшивки, а от груза в его трюме — ни одного тюка, ни одного мешка пшеницы. Лишь благодаря его, капитана, хладнокровию да смелости и решительности команды «Морская дева» осталась на плаву, а груз и вовсе не пострадал. Когда от зажигательных ядер голландца вспыхнул такелаж, капитан «Морской девы» приказал рубить с наветренной стороны ванты и пардуны, а затем и мачты, так что ветер перебросил горящий такелаж через борт в воду. И только с бизань-мачты пламя успело перекинуться на ют, потому что не хватало людей, чтобы сбить огонь. Но в конце концов им удалось потушить и пожар.

— Это была ваша обязанность, господин Тамм, — отпарировал старый Спрекельсен. — Отчего же вы не стали стрелять по этим негодяям из пушек, а?

Между тем вокруг судовладельца и капитана собралась команда «Морской девы». Услышав последние слова Спрекельсена, вперед шагнул парусный мастер:

— Стрелять из пушек было невозможно, — ответил он за всех. — Однако прежде чем мы начнем говорить о других делах, как насчет нашего жалованья, хозяин?

Вопрос этот тревожил всю команду: морякам надо было думать о семьях, так как из плавания в Англию ничего не вышло, а отремонтировать корабль удастся в лучшем случае только к зиме.

— Жалованье, говорите? Разве вы не получили половину вперед? И разве не было уговора, что вторую половину все получат после возвращения из плавания? Да я теперь с полным основанием могут потребовать от вас вернуть выплаченные деньги.

— С вас станется, господин Спрекельсен, можно не сомневаться, — проговорил парусный мастер. — Но у меня есть одна мыслишка, как нам всем выпутаться из этой беды.

— Да? Интересно было бы узнать, — язвительно проскрипел судовладелец.

— В альстерской гавани все еще стоит старый «Мерсвин» Берента Карфангера, — начал парусный мастер, — правда, без такелажа, но его можно быстро восстановить, использовав остатки такелажа «Морской девы». Если господин Спрекельсен соблаговолит договориться с капитаном Карфангером, то мы могли бы доставить товар в Лондон на «Мерсвине» — для плавания в Англию корабль еще сгодится. А это значит, что команда получит жалованье сполна, а вы не понесете больших убытков. В этом году Лондон жестоко пострадал от страшного пожара, там будут рады каждому кораблю, который привезет одежду и продукты.

Спрекельсен обещал подумать. Затем он потребовал еще раз подробно описать ему, как все произошло. Не мог же голландский капер принять их за англичан!

Гамбургский флаг на кормовом флагштоке «Морской девы» в момент нападения был поднят и развевался на ветру так же, как и флаги на топах мачт, среди которых был и синий прощальный. Расстояние до голландца составляло не более трех корпусов корабля. Юрген Тамм, боцман и парусный мастер узнали капитана голландского фрегата, который так осмотрительно обстрелял зажигательными ядрами паруса «Морской девы» — явно с целью причинить вред только кораблю Захариаса Спрекельсена, и чтобы при этом не пострадал никто из команды. Да что там — вся команда «Морской девы» знала, кто стоял на квартердеке голландского фрегата, но ни один не проговорился об этом судовладельцу, всех их — от капитана до мальчишки юнги — связывал уговор. Некоторые поначалу даже отказывались спасать груз и корабль, настолько они ненавидели скаредного судовладельца. И лишь когда Юрген Тамм воззвал к их благоразумию и убедил их, что вместе с кораблем они потеряют работу и кусок хлеба, они присоединились к остальным. А теперь вдруг все оборачивалось по-иному. Хотя им и удалось, насколько возможно, спасти судно и груз, все же плавание в Англию и их жалованье пока что оставались для всех под вопросом.

В глубине души Юрген Тамм подозревал, что Спрекельсен догадывается о том, кто поджег его корабль, ибо ему конечно же было известно, что Михель Шредер поступил на службу к голландцам. Но будет ли команда держать язык за зубами, если старый хрыч начнет соблазнять людей деньгами? Зачем он тогда оставляет их в неведении насчет жалованья? И кто из этих бедняков, рискующих жизнью за нищенскую плату, устоит перед искушением продать свою тайну за звонкую монету?

Тем временем на палубе «Морской девы» появились господа из адмиралтейства в лице Клауса Кольбранда, Берента Карфангера, секретаря Шредера, а вместе с ними и ратссекретариус Хинрих Шретеринг и Дитрих Фасмер, представитель купеческой гильдии. Кольбранд, Карфангер и Шредер высоко оценили поведение капитана и команды и их попытку спасти горящий корабль. Юрген Тамм тут же задал вопрос, не полагается ли команде за это соответствующее вознаграждение со стороны фрахтовщиков и судовладельца?

Спрекельсен немедленно принялся протестовать, однако представители адмиралтейства, посовещавшись, признали за командой безоговорочное право на получение такого вознаграждения.

— Если людям отказать в этом, — подчеркнул Берент Карфангер, — то капитанам и судовладельцам нечего удивляться, когда в другой раз в минуту опасности команда не пошевелит и пальцем. А с чего начинаются все мятежи? Господин Спрекельсен, советую вам подумать хорошенько, какое принять решение, в противном случае придется вмешаться адмиралтейскому суду.

— Вы мне грозите, господин Карфангер?

— Ну что вы. Всего лишь даю хороший совет, причем для вашего же блага.

— А мой корабль, мой славный корабль? — заскулил Спрекельсен. — Посмотрите только, что с ним сделали! Кто мне уплатит за все это?

Ратссекретариус Шретеринг, уже направившийся было к трапу, обернулся и спросил судовладельца:

— Может быть, вы думаете, что из-за вашего корабля город объявит войну генеральным штатам? Конечно, мы заявим протест и возможно голландцы хоть частично возместят убыток. Мы оценим понесенные вами потери, господин Спрекельсен.

Рихард Шредер тоже собрался уходить, но тут его остановил Юрген Тамм:

— Одну минуту, господин Шредер, я хочу поговорить о вашем брате.

— Пожалуйста, господин Тамм, — отвечал секретарь адмиралтейства, — только вам нечего скрывать от господина Карфангера: и я, и он прекрасно знаем, что это дело рук моего брата.

— То есть как? Вы знаете об этом? И другие тоже?

— Нет, только он и я и еще… Впрочем, об этом в двух-трех словах не расскажешь. Если хотите, можете пойти вместе с нами на верфь, мы как раз собирались посмотреть, как идет подготовка к постройке конвойных фрегатов.

Они прошли по берегу до того места, где уже громоздились штабеля дерева. Возчики подвозили все новые и новые бревна и доски, которые сгружали с шаланды, стоявшей на приколе у берега. По их одежде, а еще более по тому, как они обращались с лошадьми и как переговаривались друг с другом, нетрудно было догадаться, что это — бывшие крестьяне, сбежавшие сюда от невыносимого подневольного труда на барщине, чтобы зарабатывать на пропитание, нанимаясь рабочими на мануфактуры, портовыми грузчиками и, не в последнюю очередь, матросами на корабли, которые здесь строились. Они подошли к человеку, принимавшему груз с подвод и проверявшему его.

— Уж больно вы угрюмы, мастер, — поздоровавшись, сказал Карфангер.

— С чего бы мне радоваться, господин Карфангер, — отвечал тот. — Если так пойдет и дальше, то с закладкой судна придется повременить. — Он указал рукой на кучу отбракованного дерева. — Вот, взгляните сами. Из этого я должен построить тяжелый фрегат? Вот эти бревна — мало того, что они кривые, их еще и слишком быстро сушили, большой палец можно засунуть в щели. Ель надо уметь сушить, если не хочешь, чтобы дерево растрескалось. Все только и делают, что спешат, торопятся неведомо куда… Но ведь хорошая работа требует времени, не так ли, господин Карфангер?

— Ваша правда, — отозвался тот. — Однако, что касается времени, то его было потрачено немало еще до того, как сюда начали свозить корабельный лес, — несколько лет. У вас же в Нидерландах, напротив, за год с небольшим построили целый флот. Разве вы не сумеете построить к весне хотя бы один из фрегатов?

Корабельных дел мастер покачал головой.

— Конечно, господин Карфангер, дело тут не только в дереве. Я могу нанять ровно столько людей, сколько талеров мне отпустит ваше казначейство, так что вы уж при случае слегка прижмите там этих господ.

Карфангер знал, что денег на постройку было отпущено недостаточно. После того как адмиралтейство приняло решение строить фрегаты, разгорелся бесконечный спор, кто должен финансировать это предприятие. Вначале решили, что расходы разделят поровну городская казна и адмиралтейство. Но купцы захотели, чтобы один из кораблей строился на деньги адмиралтейства и купеческой гильдии, а другой — на деньги из городской казны. Спорили и о том, в какой последовательности строить корабли — оба одновременно или один за другим. Карфангера просто тошнило от всех этих перебранок и бесконечной болтовни. Вместе с некоторыми из коммерц-депутатов он вновь выступил с предложением созвать собрание, пригласив туда всех заинтересованных в постройке конвойных фрегатов, чтобы положить конец бесплодным спорам. Однако казначейство на это никак не соглашалось. И все же Карфангер не собирался отступаться от намерения ускорить принятие окончательного решения по этому вопросу.

Он хлопнул ладонью по киль-балке и проговорил:

— Отличное дерево — ни сучка, ни трещинки не найдешь! Такое выдержит не один шторм. И если мастер и далее с такой же тщательностью будет отбирать материал, то корабль выйдет — на славу.

Затем Карфангер, Шредер и Тамм заговорили о вчерашнем происшествии на рейде. Неожиданно появился Венцель фон Стурза и присоединился к ним. Карфангер представил ему капитана «Морской девы».

— Рад познакомиться с вами, — сказал фон Стурза, пожимая руку Юргену Тамму. — Вы и ваши люди оказались настоящими храбрецами, и этот ваш ковчег все еще па плаву. Вот только владелец его повесился…

Первым опомнился Карфангер и засыпал фон Стурзу вопросами. Тот рассказал, что до дороге на верфи проходил мимо дома Спрекельсена и там услыхал от слуги, что его хозяин вернулся из страховой конторы совершенно не в себе, все бормотал что-то несусветное про страховую контору, которая отказывается платить страховку, поскольку урон кораблю Спрекельсена был нанесен не в открытом море, а в порту. А через некоторое время слуга обнаружил своего хозяина повесившимся на оконном шпингалете.

— Старый скупердяй определенно обанкротился, — предположил в заключение Венцель фон Стурза.

— Это несомненно, — согласился Карфангер, — однако мне кажется, что его докопало не только это. Он понял, что не сможет больше безраздельно господствовать над другими.

— Но что же теперь будет с вами, господин Тамм? — допытывался Венцель фон Стурза. — Есть у покойного судовладельца дети или иные наследники?

— Нет. А что будет с нами… — и Юрген Тамм рассказал о предложении парусного мастера. Затем, помолчав, добавил: — Теперь все эти надежды ушли в мир иной вместе со стариком. Разве что господин Карфангер согласится отремонтировать такелаж «Мерсвина» и сам поведет его с грузом «Морской девы» в Лондон.

— Ни за что на свете, — решительно ответил Карфангер. — Пока англичане бьются с голландцами, я буду ходить только в те страны, которые не воюют. А если вы захотите, я уступлю вам «Мерсвин». Для плаваний в Англию, Норвегию и Голландию или в Балтийское море он еще вполне пригоден. Много я с вас не запрошу, да и с оплатой можете особо не торопиться.

Когда Карфангер в сопровождении Рихарда Шредера и Венцеля фон Стурзы возвратился в город, на рыночной площади перед ратушей они застряли в огромной толпе, которой здесь не видали со времен злополучной потери целого каравана торговых судов, доставшихся двум алжирским рейсам. Пробиваясь сквозь людскую массу к ратуше, они услыхали, что пираты захватили пять гамбургских «купцов», шедших из Лиссабона. Все настойчивей звучали голоса, требовавшие наконец всерьез взяться за постройку конвойных фрегатов.

Карфангеру и его спутникам с трудом удалось добраться до дверей ратуши, где солдаты городской стражи чудом еще сдерживали напор бесновавшейся толпы, раздавая направо и налево удары древками пик или саблями плашмя. И в самой ратуше страсти были накалены до предела: ратманы, сенаторы, бургомистры, члены парламента, коммерц-депутаты, члены коллегий адмиралтейства вели между собой диспуты, никак не приличествовавшие их положению в обществе.

Рихард Шредер предложил подняться в адмиралтейство и переждать, пока страсти улягутся. Но и там, как выяснилось, царила сумятица. Карфангер заговорил о настроении толпы на улице, о том, что люди всерьез обеспокоены судьбами города.

— Мне кажется, властям надлежит прислушаться к мнению простых людей, — сказал он в заключение.

— И вы утруждаете себе слух всей этой болтовней, господин Карфангер? — спросил кто-то из высоких господ.

— Глас народа — глас Божий! — с живостью откликнулся тот. — И разве не прав был народ, предупреждая, что слишком долго ждущий дождется беды? Разве не случилось так, милостивые государи, что мы целых четыре года никак не можем приступить к постройке давно запланированных конвойных фрегатов? Или казначейство собирается и впредь отмежевываться от участия в этом деле? Не пора ли нам наконец договориться, чтобы мастер на верфи знал, строить ли ему оба корабля одновременно, или один за другим? В противном случае, господа, вновь пройдут годы, а мы не приблизимся к созданию конвойной флотилии ни на шаг!

— Не для себя ли вы так стараетесь, господин Карфангер?

Не ехидную реплику Ворденхоффа ответил Рихард Шредер:

— Ваш вопрос совершенно неуместен. Капитан Карфангер никогда еще не выходил в море под охраной конвойных кораблей. Всем нам пора наконец взяться за дело.

Страсти понемногу улеглись, зазвучали более разумные речи, стали думать, как же все-таки поступить, но так ни к чему и не пришли.

Лишь несколько недель спустя противоборствующие стороны наконец согласились с тем, что необходимо начать строить оба фрегата одновременно и что расходы на их постройку разделят между собой поровну адмиралтейство и городская казна.