ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ

Капитаны голландских судов, приходивших в Новый Амстердам, в один голос советовали Карфангеру на обратном пути не идти через Ла-Манш, а плыть вокруг Британских островов, поскольку на торговых путях опять появились дюнкеркские корсары. Карфангер всякий раз благодарил за предупреждения, однако они не вызывали у него особой тревоги. Тем более ошеломляющей была для него новость о захвате гамбургского каравана — целых восьми «купцов», попавших с лапы к алжирцам. Он сразу догадался, чьи это были корабли, и принялся торопить своих людей.

Впрочем, гамбуржцы и без того уже спешили погрузить товар в трюмы. Карфангеру не терпелось вернуться к жене и детям — Иоханну и Вейне, которой вскоре исполнялся годик, и отец непременно хотел отпраздновать это событие в кругу семьи. Погрузка продолжалась до глубокой ночи, при свете факелов и фонарей. Еще не успела заняться заря следующего дня, когда был задраен последний люк.

По-осеннему неприветливый Атлантический океан встретил гамбуржцев ледяным ветром с Лабрадора и нескончаемыми штормами. Матросы шили из вымененных у индейцев шкур теплую одежду, большей частью довольно неопределенной формы, конечно, не из горностаев, не из лисьего или бобрового меха, бывших не по карману простому матросу.

Когда задувал крутой ветер, Карфангер приказывал убирать ровно столько парусов, чтобы не беспокоиться за целость рангоута, а если ветер ослабевал, они шли даже под лиселями. Бывали дни и ночи, когда можно было идти только под штормовыми парусами меньшего, чем обычные, размера, сшитыми из самой толстой, самой прочной парусины. Но ни разу корабли не ложились в дрейф, отдав плавучий якорь, чтобы переждать шторм. Даже в самую непогоду, когда огромные волны швыряли корабли, словно скорлупки, они упорно шли на восток. Бесконечные маневры, требовавшие усилий всей команды, изматывали матросов, при этом одинаково туго приходилось экипажам и «Дельфина», и «Мерсвина». Карфангер не жалел ни себя, ни своих помощников, ни матросов, а менее всего — запасы рома.

На восемнадцатый день плавания по левому борту показался остров Уайт, а по правому — берег Нормандии. Свежий попутный ветер гнал гамбургские корабли к проливу Па-де-Кале. Впередсмотрящие на марсах и в «вороньих гнездах» зорко вглядывались в поверхность моря, одетую белопенными шапками волн, но парусов не было видно нигде. Ни своих, ни чужих. Казалось, что все капитаны в такую погоду предпочли отсидеться в защищенных от ветра гаванях и тихих бухтах. Лишь когда за кормой остался Дувр, море несколько успокоилось, и сразу же на горизонте показались первые паруса.

На траверзе Дюнкерка они обнаружили в море тридцатишестипушечный французский фрегат, державший курс в их сторону. Карфангер тотчас передал на «Мерсвин» приказ взять право на борт и подойти ближе к «Дельфину». Ян Янсен сообразил, что он намеревается взять француза в клещи. Тот попытался отвернуть, но опоздал с маневром.

Теперь, лавируя против ветра, фрегату пришлось пройти между кораблями Карфангера. При этом французы разрядили пушки левого борта по «Дельфину», а правого — по «Мерсвину». В момент первого залпа фрегат качнуло на волне, и ядра просвистели высоко над палубой «Дельфина», лишь три из них оставили зияющие дыры в брамселях. «Мерсвину» повезло меньше: одно из ядер пробило фальшборт и теперь каталось по верхней палубе туда-сюда, словно выбирая, где бы остановиться. Наконец боцман накрыл двенадцатифунтовый чугунный шар деревянным ведром и принес его наверх капитану.

— Оставлю себе на память, — посмеиваясь, сказал Ян Янсен, — может, когда-нибудь верну французам с довеском.

И он снова навел подзорную трубу на «Дельфин», ожидая сигналов Карфангера. Теперь пушки французского фрегата могли вновь заговорить не раньше, чем через полчаса, поэтому корсарский капитан поступил вполне разумно, решив не искушать судьбу. Оказавшись за кормой гамбургских кораблей, фрегат поставил все паруса и, повернув круто к ветру, кинулся удирать в южном направлении, к французскому берегу. Карфангер не стал его преследовать. «Дельфин» и «Мерсвин» шли прежним курсом, чтобы достичь Мидделбурга еще до захода солнца. Вскоре показался голландский берег, и Карфангер приказал взять курс ост. Теперь уже не стоило тратить время на починку продырявленных брамселей. Когда они швартовались в мидделбургском порту, лоскуты рваной парусины развевались на ветру, словно победные вымпелы.

Слух о необыкновенно быстром переходе гамбуржцев от Нового Амстердама до Мидделбурга — всего за двадцать дней — и о хладнокровии, с которым они встретили французских корсаров, мгновенно разнесся в порту и по близлежащим кабакам. Целые толпы повалили к «Дельфину» и «Мерсвину» поглазеть на отважных моряков. Какой-то молодой человек незаметно пробрался сквозь ликующую толпу и сказал дежурившему у сходней матросу, что хотел бы поговорить с Карфангером. Но тот уже шел ему навстречу, на ходу раскрывая объятия.

— Михель Шредер, какими судьбами? Пойдемте, расскажете обо всем.

В капитанской каюте к ним присоединился Ян Янсен, и Михель Шредер рассказал обоим, что произошло у берегов Испании, и какие события последовали за этим в Гамбурге.

— Давно было ясно, как Божий день, что эти горе-мореплаватели рано или поздно опростоволосятся! — Ян Янсен в сердцах стукнул кулаком по столу. — Будто вы все эти годы не повторяли премудрым отцам города, что это должно произойти? Теперь же, как говорят англичане, поздно запирать конюшню, когда лошади уже украдены.

— Может быть, они хоть теперь немного зашевелятся? — высказал надежду Карфангер.

— И вы еще сомневаетесь? — Ян Янсен вскинул брови. — Черт меня подери, что же тогда еще должно произойти, чтобы они наконец поняли?

— Успокойтесь, Янсен, — сказал Карфангер, — скоро мы все узнаем. А вы, Михель Шредер, не собираетесь ли вернуться в Гамбург?

Тот понурил голову и пожал плечами. До сих пор никто из судовладельцев не пожелал его нанять, пока что делать ему в Гамбурге нечего.

— А если я предложу вам отправиться на моем корабле в Англию? Мне самому в ближайшее время явно будет не до этого.

— Благодарю вас за любезное предложение, капитан Карфангер, — отвечал Михель Шредер, — но я намереваюсь подождать известий от моего брата насчет дела Спрекельсена. К тому же скоро должен вернуться из Архангельска адмирал де Рюйтер, и я хотел бы попытаться поговорить с ним. Если вы не прочь сделать мне одолжение, то я хотел бы просить вас написать несколько строк адмиралу, это будет весьма полезно для предстоящего разговора с ним.

Карфангер знал, что де Рюйтер уже несколько лет ходил в море на торговом корабле. Служба в военном флоте казалась ему в эти относительно спокойные годы после морской войны с Англией слушкам скучной и однообразной. Как капитану торгового судна ему постоянно приходилось с кем-нибудь драться, чаще всего с вест-индскими флибустьерами.

Письмо получилось очень длинным, ибо адмирал де Рюйтер был для Карфангера единственным, если не считать жены Анны, человеком, которому он поверял свои мысли, чувства и заботы.

На следующее утро, прощаясь с Михелем Шредером, Карфангер протянул ему письмо. Тот взвесил его на ладони и сказал:

— Я просил вас написать только несколько строк.

— Не беспокойтесь, друг мой, в письме о вас речь идет действительно лишь в нескольких строках. Остальное… видите ли, я уже несколько лет не имел возможности поговорить с Михиэлом Адрианезоном, а за это время произошло столько самых разных событий. Передайте ему мой самый сердечный привет. Вам же я желаю удачи, и не забывайте дорогу в Гамбург!

Снова под напором ветра выгнулись паруса. «Дельфин» и «Мерсвин» продолжили свой путь на восток.


Загрузка...