Грустно опустив хвост, барсук Фридолин брёл по лесу. Да, нелегко покидать любимые места! И такая разобрала его досада, что он разозлился даже на собственный хвост.
Барсук очень хорошо даже разглядел, какой роскошный хвост был у лисы. И сейчас он, бредя по лесу, жаловался создателю.
«И как же он мог, — думал он, лязгнув зубами вслед лягушке, которая спаслась отчаянным прыжком прямо в болото, что, разумеется, никак не улучшило настроения Фридолина, — и как же мог наш создатель, — спрашивал себя барсук, — этому негодяю и бандиту подарить такой прекрасный хвост? Неужели правда, что в этом мире зло вознаграждается, а добро наказывается? Разве не жил я тихо и мирно, скромно добывая себе пропитание, разве не содержал я в чистоте дом свой, а всё остальное время предавался сну, как и положено нашему брату? И нате! Является такой вот бездомный бродяга, выгоняет меня из моей же норы и ещё хвастается, какой у него, видите ли, красно-рыжий хвост, какие тонкие сильные ноги и зелёные, сверкающие огнём глаза?! Будь наш создатель хоть чуточку справедливее, он бы всей лисьей красотой наделил бы меня, а бессовестному нахалу отдал бы мои короткие лапы и мою скромную шкурку. Но нет правды в этом мире! И сколько же горя ещё выпадет на мою долю, пока я найду себе спокойный уголок!»
Так рассуждал барсук Фридолин, покидая родной Буковый лес. При этом он совсем упустил из виду, что если бы создатель всех животных на земле подарил бы барсуку и быстрый бег, и красный мех, и зелёные глаза лисы, то это уже был бы не барсук, а лиса со всеми столь ненавистными Фридолину повадками. Ведь Фридолину очень хотелось в образе лисы вести жизнь барсука, ну, а такого не бывает на свете.
К тому же Фридолин совсем позабыл, что не такой уж он благородный и смирный. Разве не он прогнал родную мать из норы, разве не он в поисках корма лишал жизни тысячи жуков, червей, лягушек, а то и птенцов, выпавших из гнезда? А сколько пчелиных, осиных и шмелиных гнёзд разорил он, прельстившись сладким мёдом? Словом, Фридолин никакого права не имел ругать лисёнка: и барсук и лиса оба жили по законам природы.
И уж совсем неразумно было обвинять создателя и весь мир, ибо только потому, что мир этот и каждое животное в нём были такими, какими они были, только потому и барсук был барсуком, то есть животным, которому дороже всего мирная жизнь и одиночество, и, по правде говоря, ничем другим он и не хотел бы быть.
Мало-помалу Фридолин выбрался из родного леса и теперь брёл по полю, приближаясь к усадьбе, где жила собака Аста. От пережитых волнений он почувствовал мучительный голод и потому решил проведать знакомый огород. Но ветер, надо сказать, был неблагоприятным — он уже донёс до овчарки запахи барсука и та стала рваться с цепи. Однако в эту ночь Фридолину и собачий лай был нипочём: прежде всего ему надо было утолить голод!
Луна, весело поблёскивая, глядела с неба на одинокую усадьбу, рвущуюся с цепи рыже-чёрную овчарку и уплетающего морковь барсука. Но сегодня Фридолину всё было не по вкусу. Морковь показалась ему деревянной, горошек — горьким и ничуть не сочным. Несколько утешили его две-три улитку, найденные среди листьев давно уже обобранной клубники, но цветная капуста опять была нехороша!
«Даже огорода своего эти двуногие не умеют содержать в порядке! — подумал он. — И зачем только такие твари существуют на свете?»
Миновав одинокую усадьбу, Фридолин топал всё дальше и дальше от Букового леса.
Случилось так, что он напал как раз на ту дорогу, по которой лисёнок Изолайн перебрался в Буковый лес. Правда, лиса куда быстрей подвигалась вперёд, чем неповоротливый и неуклюжий барсук, которому, видите ли, каждый камень надо перевернуть и в каждой ямке покопаться — нет ли там чего-нибудь съестного. Этой ночью ему к тому же не везло, никак ему не удавалось утолить голод.
Зато неподалёку от овсяного поля Фридолин набрёл на огромную лужу, в которой поспешил хорошенько выкупаться, что несколько ободрило его. Ну, а так как подул свежий ветерок и стала выпадать роса, да и луна уже потускнела, а следовательно, близился рассвет, Фридолин решил, что пора приглядеть себе укромное местечко для светлого времени суток.
Он свернул с дороги влево, сперва пробрался через Утнемерские овсы и вышел на пустошь, где стояла сухая трава, на огромных валунах виднелся выгоревший мох да кое-где росли старые-престарые кусты бузины. Здесь нечего было и думать о корме, да и укрыться было негде. Невольно браня столь неприветливый край, Фридолин брёл всё дальше и дальше, покуда не наткнулся на грубо сколоченный забор, ограждавший чей-то выпас. Пробраться под ним было для барсука делом одной минуты.
Теперь он вновь очутился на южном склоне, спускавшемся к Цансенскому озеру. Но здесь не росли красивые буковые деревья, а всё было заплетено ежевикой, дикими розами и бузиной; то там, то тут над этими зарослями поднимался высокий орешник. В прежние времена здесь водилось видимо-невидимо кроликов, но теперь норки их стояли заброшенными. Две суровые зимы да ружьё инспектора Фризике вывели в этих местах и последнего грызуна.
Кое-как Фридолин устроился в одной из пустовавших норок. Близилось утро, и он на скорую лапу расширил одно из кроличьих гнёзд. Потом задом забрался в него и лёг, выставив свою длинную мордочку навстречу новому дню. И хотя здесь было тесновато, но казалось спокойно, а это уже кое-что. Присыпав себе голову землёй, чтобы свет не бил в глаза, Фридолин, уморившись после необыкновенных приключений, крепко заснул.
Однако и тут счастье не сопутствовало ему — поспать спокойно барсуку не дали.
Дело в том, что он попал в такое место, которое крестьяне близлежащей деревни называли выгоном кузнеца Рехлина.
Раздосадованный и утомлённый Фридолин ведь не дал себе труда обойти и обнюхать всё вокруг, а то по многочисленным коровьим лепёшкам он догадался бы, что не будет здесь единственным жильцом.
И в самом деле, днём сюда пригоняли трёх коров и двух телят. Правда, пастбище было это скудное: среди кустов орешника и всевозможных колючек редко попадались отдельные травинки, которые скотина и выщипывала — чем-то ведь надо было кормиться.
И в то утро сюда пригнали коров и задвинули слегами выход — пусть, мол, теперь сами глядят, как убить длинный летний день, как утолить неутихающий голод. Поначалу маленькое стадо отправилось к водоёму и насосалось вдоволь — воды тут и впрямь хватало да и свежего воздуха, разумеется.
Погрузившись в размышления о том, что вряд ли здесь удастся набрать хотя бы охапку травы из подросшей за ночь, коровы так и остались стоять в воде, лениво похлопывая по бокам грязными хвостами и грустно глядя прямо перед собой, в то время как маленькие окуньки и краснопёрки, словно серебряные стрелки, метались вокруг их ног.
Так прошло не меньше часа, и этот час Фридолин проспал в полное своё удовольствие. И снилось ему, что спит он в своей старой норе и что у него теперь шелковистый лисий хвост — прави́ло, как его называют, — и стройные лапы, а негодный Изолайн упал в Цансенское озеро и утонул. «Так ему и надо, злодею!»
Фридолин чихнул, должно быть, песчинка попала в нос, и продолжал сладко спать.
Наконец самая старая из коров, по кличке Роза, надумала поднять голову — тихо звякнул колокольчик, болтавшийся у неё на шее, — и, окинув своим мутно-голубым взглядом весь склон, решила прекратить ножную ванну. Медленно стала выбираться она из воды, и ещё медленней за ней поплелись все остальные, и старые и малые. Отряхивая воду, Роза поднималась вверх по крутому склону, осторожно обходя колючий кустарник и выдёргивая изредка попадавшиеся сорняки; при этом она возводила свои голубые очи горе, словно моля о сострадании. Жалобно позвякивал колокольчик.
Другие коровы и телята разбрелись по склону, жалобное позвякивание неслось со всех сторон.
В голове Розы пробудилось воспоминание о глубокой низине почти в самом конце выгона. Там-то, где не росло кустов, хотя низинку и вытоптали сотни раз, за ночь и могло вырасти немного травки. Добравшись до верхней ограды, Роза стала пробираться вдоль неё, огибая ненавистный кустарник и стараясь первой достичь заветной низинки.
В непривычной для себя спешке она и не заметила, как ступила на выброшенный барсуком холмик земли. При этом Роза вывихнула себе ногу, а Фридолин, получив весьма чувствительный удар по голове, был самым непочтительнейшим образом разбужен. Перепугавшись не на шутку, он выскочил из своего ненадёжного укрытия и на всякий случай оскалил зубы навстречу неизвестной опасности, издавая при этом грозное фырчание.
Роза, тоже перепугавшись, поначалу и не вспомнила о вывихнутой ноге. Ничего не понимая, она уставилась на маленькое разгневанное животное, непостижимым образом явившееся так внезапно из-под земли. Какое-то время они, ничего не предпринимая, таращили друг на друга глаза. Постепенно фырчание Фридолина делалось тише и даже оскал зубов сделался меньше — ведь эта чудовищная чёрно-белая гора не проявляла никаких признаков враждебности. Но тут Роза грустно покачала головой — жалобно звякнул колокольчик — и решила опустить на землю четвёртую ногу. Резкая боль заставила Розу вновь поднять её. Не очень-то умственно развитая особа, Роза как-то связала эту боль с маленьким сероватым существом с бело-серой головкой. Одолеваемая любопытством, потянулась она к нему носом, громко втягивая воздух. А Фридолин, испугавшись, что эта чёрно-белая гора сейчас проглотит его, всеми зубами вцепился в чёрную влажную морду…
Натерпелась тут Роза страху, как никогда в жизни!
Взвив хвост трубой, она галопом понеслась вниз к водоёму, откуда, выбравшись на сушу, стала карабкаться по противоположному склону всё выше и выше; со всего маху в дикой скачке помчалась через Капитанскую горку к деревне, где добрые люди, может быть, и выручат её из беды.
А барсук Фридолин, тоже поглупевший от страха, висел у нее на морде.
Крестьяне в поле видели, как старая корова кузнеца Рехлина с поднятым к небу хвостом промчалась галопом к деревне, а на морде у неё висел какой-то зверь. Колокольчик жалобно дребезжал…
— Хорёк! — крикнул кто-то и, оставив лошадей, бросился вдогонку.
— Волк! — закричал другой и, схватив плеть и вилы, побежал за Розой.
Однако кое-кто — очевидно, то были весьма легкомысленные люди! — при виде этого бесподобного зрелища расхохотался. Смех становился всё громче. А тут ещё из-за Капитанской горки показались остальные коровы и телята, в полном недоумении бежавшие за своей заслуженной предводительницей.
Когда Роза достигла околицы, всё небольшое стадо перешло на рысь, а люди, которых мы вполне справедливо назвали легкомысленными, схватившись за животы, покатывались со смеху.
Все знают, что у самой околицы, если подходить к деревне со стороны Большого букового леса, особенно по правую руку от дороги, много валунов. Роза, терзаемая страхом и болью, ударилась об один такой валун и, жалобно замычав, упала…
А барсук, коснувшись милой его сердцу матушки-земли, вновь обрёл все свои умственные способности: он разжал зубы и, отпустив морду Розы, бросился для начала под росший неподалёку куст терновника, вспугнув лежавших в тени кур, которые с громким кудахтаньем разбежались в разные стороны. Крики и топот приближавшихся людей заставили Фридолина пуститься наутёк — мелкий кустарник ведь не убережёт от преследователей!
Он перебежал дорогу, миновал дощатый забор Гюльднеров, завернул за угол и тут сделал весьма счастливое открытие: перед ним оказалась сложенная из мелко наколотых дров поленница, куда он и забился, облегчённо вздыхая после всего пережитого. Тишина и сумрак были ему приятны, он и прилёг отдышаться…
Тем временем Роза с трудом поднялась и, ковыляя на трёх ногах, побрела к речке, протекавшей у самой деревни, где и стала в холодной проточной воде. Ничего уже не понимая в этом мире, она студила то вывихнутую ногу, то кровоточащую морду. А обе другие коровы кузнеца и два бычка выстроились вокруг своей предводительницы, глупо тараща на неё свои голубые глаза. При этом они тихо мычали, как бы говоря: «Нет, это ужасно! Но что же, собственно, произошло?»
— Правда, что же, собственно, произошло? — спрашивали друг друга и люди, с кнутами и вилами прибежавшие Розе на помощь. — И что же это был за смешной зверь, который висел у коровы на морде?
Неподалёку от околицы, на самом краю деревни, играли дети, и один мальчик возьми да скажи:
— Это был очень страшный зверь! Глаза у него горели, как у волка. Он быстро-быстро пробежал за угол — и прямо в наш свинарник. Потому свиньи так и визжат.
А ведь и правда, свиньи Гартигов ужасно визжали, но не из-за волка, а от голода.
Но люди всей толпой с вилами и кнутами бросились в свинарник. Однако, сколько там ни искали, страшного зверя не нашли. Вот они и стали опять спрашивать друг друга: кого же это они, собственно, ищут?
Тогда другой ребёнок, девочка по имени Гизелла, сказала:
— Это был длинный такой зверь с пушистым хвостом, как у хорька. Он пробежал мимо дома Гюльденов — и к ним на голубятню. Вы только послушайте, как там переполошились голуби, никак успокоиться не могут.
А ведь и правда, голуби бегали с места на место, но вовсе не из-за хорька, а потому, что фрау Гюльднер в суматохе забыла им насыпать корму. Напрасно крестьяне обыскивали голубятню, ничего они там не нашли.
В конце концов люди снова сбились в кучу, кое-кто озадаченно чесал в затылке, и все опять стали спрашивать, что же это был за зверь и каковы его повадки?
Но тут был ещё один мальчуган со светлой головкой, и звали этого мальчугана Ахим Дицен.
— Это был зверь с серой шкуркой и белой острой мордой, — сказал он. — И побежал он вон туда, за поленницу.
Но мальчуган был очень мал, и взрослые люди не стали его слушать, а мало-помалу разошлись, одни к своим упряжкам в поле, а другие поймали Розу и отвели её на скотный двор кузнеца Рехлина.
Тем временем маленький Ахим Дицен подошёл к поленнице и стал заглядывать внутрь и трясти дрова. Но так как он после яркого солнца смотрел прямо в темноту, то не увидел барсука. Зато Фридолин хорошо его видел и с досадой подумал:
«Вот противное двуногое! С тех пор как я встретил лису, несчастья преследуют меня по пятам! И что это опять за ужасный день? И куда я попал? Пахнет здесь невыносимо, и всё какими-то непонятными вещами, а главное, двуногими. Нет, ни за что тут не останусь, а поищу себе где-нибудь спокойную нору, где меня никто не потревожит. Однако до наступления темноты придётся мне, пожалуй, здесь переждать. Дай-ка я посплю — ведь столько страху натерпелся! А это маленькое двуногое мне ничего плохого не сделает». — И Фридолин сомкнул глаза.
В это самое время мама всех диценских детей сказала своей дочке, которую все в деревне иначе не называли, как Мушкой:
— Что-то давно нашего Ахима не видно. Опять где-нибудь шалит, наверное. Ты пошла бы поглядела, может, найдёшь его. Только сразу же веди домой, пора ему поесть. А я пока бутерброды приготовлю.
Надо сказать, что Мушка была очень послушная девочка, какие, по правде говоря, бывают только в книжках для маленьких девочек, где всё выдумано.
Так вот, Мушка, обрадованная тем, что мама дала ей поручение, сказала:
— Дорогая мамочка, я так рада, что могу сделать для тебя что-то приятное! Знаешь, больше всего мне хотелось бы добежать босиком до самого Ней-Штрелица и чтобы вся дорога была усыпана острыми камешками. Но беда в том, что наш Ахим дальше нижней околицы не ушёл.
С этими словами послушная девочка Мушка положила пятьдесят седьмой том сочинений Карла Мая, который как раз читала, на точно отведённое для него место на полке, вымыла руки, причесалась и, взглянув в зеркальце — всё ли в порядке? — собралась в деревню. Проходя мимо кухни, она крикнула маме:
— Очень прошу тебя, не выпускай Тедди из дому, а то она всех гусей разгонит.
Дело в том, что собака Диценов, Тедди, была великая озорница.
Ну так вот, девочка Мушка шагала себе по деревенской улице и очень скоро увидела брата Ахима; тот стоял у поленницы возле дома Хартигов и не отрываясь смотрел в щёлку между дровами.
— Идём, Ахим! — позвала Мушка брата и взяла его за руку. — Мама велела тебе домой идти, она даст тебе бутерброд с малиной. Как вкусно!
Мальчику не хотелось идти с сестрой. Но руки своей он не отнял. Он всё ещё не отрываясь смотрел в щёлку между поленьями и шёпотом сказал Мушке:
— Там внутри зверь сидит! У него белое лицо с чёрными полосами. Это он укусил Розу прямо за морду!
Мальчик Ахим давно уже смотрел в щёлку между дровами; глаза его привыкли к темноте, и теперь он хорошо различал барсука. Мушка легонько оттолкнула Ахима и тоже посмотрела в щёлку. Но её глаза ещё не привыкли к темноте, и она ничего не увидела.
— Никого там нет, Ахим! Всё-то ты выдумываешь, — недовольно сказала она. — А потом, ведь зверя с белым лицом и чёрными полосами не бывает. Пойдём домой, будь хорошим мальчиком, как я — хорошая девочка. Мумми ждёт нас, а маму нельзя заставлять ждать.
Ахиму совсем не хотелось быть таким же паинькой, как его сестра Мушка, и он снова припал к щёлке и немного погодя проговорил:
— Вон он! Я его хорошо вижу.
Только Мушка собралась оттащить брата от поленницы, как к ним со всех ног подлетела собака Тедди — хвостом виляет заранее, уши трепыхаются на бегу… Ведь она опять не послушалась и удрала, хотя было ей это строго-настрого запрещено. Но, должно быть, ей очень хотелось проводить Мушку, а потом, она и сейчас гнала перед собой трёх диценских гусей.
— Тедди! — прикрикнула Мушка строго. — Ты ужасная собака. Иди сейчас же ко мне и оставь гусей в покое!
Но Тедди и теперь не думала слушаться. Она преспокойно дождалась, пока гуси, распластав крылья, не плюхнутся в речку, а затем ещё приветливей, чем до этого, виляя хвостом, подошла к своей хозяйке. Но здесь, около поленницы, она сразу учуяла чужой запах и страшно забеспокоилась. Шерсть встала дыбом, глаза загорелись.
К поленнице она подкрадывалась будто на цыпочках, такие длинные у неё при этом казались лапы…
Около дров Тедди бесцеремонно оттолкнула Ахима, сунула нос в щёлку и тут же зарычала.
— Видишь, видишь? — крикнул мальчик Ахим. — Это ты, глупая, ничего не видишь. Тедди тоже видит зверя и сейчас его выгонит.
Барсук Фридолин, конечно же, проснулся от всех этих разговоров. Особенно ему не понравилось рычание собаки Тедди.
«Вот так всё в этом мире! — думал он. — Нигде-то не найдёшь покоя! Даже здесь, в этом тёмном уголке, где так ужасно воняет. Но если ты, старая дрянь, просунешь свой нос хоть чуточку дальше, я тебя укушу, как укусил чёрно-белую гору за её мокрую морду. Мне всё равно терять нечего — хуже этого вонючего закутка ничего не придумаешь».
А Тедди, будто бы догадываясь, о чём думал Фридолин, свой нос дальше ничуточки не просовывала.
Мушка совсем рассердилась на такую непослушную собаку. Она схватила одной рукой её за ошейник, другой — брата за руку и решительно сказала:
— А теперь — марш домой! Хватит. Тебе должно быть стыдно, Ахим, и тебе, Тедди. Пошли!..
И они действительно тронулись в путь.
Вот каким образом состоялось первое знакомство двух представителей семейства Диценов с барсучком Фридолином. И хотя они почти не видели друг друга, им придётся встретиться ещё не раз.