Фридрих Барбаросса

ГЛАВА III Италия около 1150 года. Бургундское королевство

Италия в XII веке очень отличалась от других стран. Это была область, сложившаяся давным-давно, индивидуализированная в своих естественных границах — обширный полуостров, закрытый с севера альпийскими хребтами, — долго и основательно обживаемая римлянами, а после них, что бы там ни говорили, мало отмеченная германскими вторжениями, гордая своими предками, легко воодушевляющаяся, но также легко сникающая и весьма неоднородная. Довольно большая разница в климате между севером и югом, еще более разнообразный рельеф с высокими Альпийскими горами, мягкими холмами и плоским пейзажем долины По, скалистые склоны и грандиозные вершины Апеннин, внутренние водоемы, маленькие равнины, открывающиеся к морю, особенно на терренском побережье, бесчисленные заливчики и бухточки — все это делало Италию необыкновенно разнообразной. В свою очередь история, провоцируя здесь раньше и сильнее, чем в иных странах, глубокие социальные изменения, стесняла процессы выравнивания. Зато Италия, в отличие от Германии, не стремилась к внешней экспансии, однако ее богатства и слава могли сделать ее объектом чужих притязаний и прежде всего со стороны германского королевства, с которым она была связана в единую империю.

Можно сказать, что было несколько Италий, вместе составлявших одну страну с таким переменчивым обликом, но некоторые из ее характеристик оставались постоянными. Эту страну описывает немецкий автор хроники Оттон, епископ из Фрейзинга, дядя Фридриха Барбароссы, посетивший ее, по-видимому, впервые в 1154 году. Описание это довольно известно и красочно:

«Эта страна, — пишет прелат, — ограничена Пиренеями (здесь именуемыми Альпами) и Апеннинами, очень высокими и крутыми горами, вытянутыми в длинную цепь; она является как бы средоточием этих гор или их внутренним цветущим садом; она простирается от берегов Тирренского моря до берегов моря Адриатического… Орошаемая водами реки По, которую географы считают одной из трех самых известных рек Европы, эта страна благодаря доброте солнца и милости неба производит пшеницу, виноград и масло, она покрыта несравненными лесами из всех видов фруктовых деревьев, в частности, каштановыми, фиговыми и оливковыми… Эта страна разделена на города и сохраняет республиканский строй подобно древним римлянам. Итальянцы действительно любят свободу так, что, отбрасывая наглость власти, подчиняются скорее правительству консулов, чем суверенам. Они разделены на три сословия: капитаны, вассалы и чернь; а для того, чтобы избежать любой диктатуры, консулы избираются всеми тремя сословиями: их меняют почти ежегодно, чтобы они не проникались стремлением к господству. Отсюда следует, что во всей стране, разделенной на города, каждый из которых обязывает своих жителей держаться вместе, не найти ни одного благородного, знатного или честолюбивого человека, который не хотел бы стать во главе этого города. В соответствии с властью принуждать людей оставаться всем вместе каждый называет подвластную ему территорию contado; но так как при каждой удобной возможности все стараются произвести впечатление на соседей, то не упускают случая дать рыцарский пояс или какое-либо звание молодым людям из низшего сословия или рабочим, занятым тяжелым и скудно оплачиваемым трудом, которых во всех иных странах отталкивают как чумных от почетных и либеральных постов. Из этого выходит, что богатством и властью они превосходят все прочие страны на земле. В том им способствует не только совершенство их техники, но и факт, что принцы взяли в обычай отсутствовать в этих заальпийских краях. Забыв о былом благородстве, итальянцы сохраняют черты варварства уже тем, что, похваляясь знанием законов, сами этим законам не подчиняются. И действительно, они никогда или почти никогда не встречают с почтением принца, которому по доброй воле должны были бы выразить покорность и смирение, и никогда или почти никогда не внемлют с повиновением его законным решениям, разве что бывают принуждены присутствием многих рыцарей почувствовать его власть. Поэтому нередко случается, что они враждебно встречают полноправные требования того, кого им должно было бы принимать как законного и снисходительного господина. От этого бывает двойной вред общественному делу, ибо, с одной стороны, принц тратит свои усилия на военные действия для усмирения граждан, с другой стороны, граждане подчиняются ему только ценой больших потерь своего достояния».

Прелести жизни в изобильном и плодородном крае (впрочем, автор в своей очарованности немца, открывающего для себя яркие пейзажи и экзотические плоды, несколько преувеличивает), городская цивилизация, требования и традиции свободы, доходящие до отказа в послушании принцу, то есть императору — таковы основные черты, которыми Оттон из Фрейзинга наделяет полуостров и которые лишь отчасти соответствуют реальности.

Тем не менее автор хроники кое о чем запамятовал. В Италии не только города и городское засилье. Есть и феодальное общество, хотя несколько искаженное и ослабленное. Кроме того, есть не только императорская Италия, образованная из Итальянского королевства; наряду с ней существуют, во-первых, королевство Сицилия, во-вторых, византийские анклавы. Итальянское королевство единственное действительно входит и в состав империи, хотя воспоминания о некоторых суверенах Каролингах (Лотарь и особенно Людовик II) наводят на мысль о том, что теоретически весь полуостров подчиняется императору. Оно ограничено с севера альпийскими вершинами и ущельями от Монако, в принципе входящее в королевство, до Венеции, которая в него не входит. На юге граница проходит по линии, отделяющей Папскую область и герцогство Сполето от Сицилии; она ведет от Тирренского побережья между Террачиной и Гаэтой к Адриатическому побережью возле Васто, к югу от Кьети. Так что эти пределы те же, что и при Карле Великом, который создал страну по франкской модели, разделив ее на графства во главе с графами.

Но здесь, как и везде, в конце IX и X веках феодализм поглотил всю систему. Королевская власть стала фиктивной, и так продолжалось до того дня, когда Оттон Великий до некоторой степени восстановил авторитет монарха. Тем не менее, почти везде власть захватила знать; герцогства и маркизаты (здесь оба термина имеют одно и то же значение) образовались путем объединения нескольких графств или просто-напросто присвоением титулов. Графства превратились в лены, которые затем перешли во владения какого-нибудь герцога или маркиза, а другие остались в вассальной зависимости от короля. В конце X века, кроме того, они большей частью распались либо потому, что графы уступили или передали часть своих земель, либо потому что монарх пожаловал графскую юрисдикцию (право высшей судебной инстанции) разным сеньорам, либо епископам были переданы графские функции и они постарались распространить их на все свое епископство.

Поэтому в XI веке границы королевства стали похожи на сложную феодальную карту, главными участками на которой были герцогства и маркизаты. Самым могущественным среди них являлся маркиз Тосканы, занимавшей большую площадь в Центральной Италии и включавшей графства, которые на самом деле находились в прямой вассальной зависимости от маркиза, а тот передавал временную власть епископам, осуществлявшим ее в своих городах и на соседних с ними землях. В Северной Италии бывшие марки Генуя и Ивреа, наоборот, распались, и многие семейства, например, Монферрат из области Асти, носили титул маркизов, что не было связано ни с какой особой властью. А Веронская марка, основанная Оттоном I, сократилась до довольно незначительной территории из- за церковных графств Тренто и Фриули (последнее принадлежало патриарху Аквилеи), которые подчинялись непосредственно германскому императору; к тому же маркиз Вероны не имел прямой юрисдикции в графствах и епископствах своей марки. Герцогство Романья и расположенные южнее герцогство Сполето и Анконская марка (созданная в XII веке за счет Сполето) образовали округа, которым тоже не хватало сплоченности и внутри которых графы и вассальные сеньоры пользовались большой независимостью.

Впрочем, в XII веке во всей Италии графы, сумевшие сохранить некоторую власть на местах, пользовались слабостью центральной власти. То же наблюдалось и в отдельных церковных графствах, управляемых епископами Пармы, Верчелли, Пьяченцы, Новары и других. В Тоскане с 1115 года настоящего маркизата больше не существовало ввиду пресечения династии со смертью «великой графини» Матильды, повлекшей за собой серьезные раздоры между империей и Папской областью из-за ее наследства: разногласия касались, с одной стороны, высвободившихся таким образом графств Реджо, Модены, Мантуи и Феррары, вновь ставших королевскими, с другой — личных (наследных) владений усопшей, разбросанных в Тоскане даже в высокогорной долине Серчио и в Версилье (приморская область к северу от Пизы), в Апеннинах на юго-запад от Реджио и Болоньи, в низовьях По и, наконец, в графствах Мантуанском, Феррарском и Реджо. В результате в 1120- е годы здесь полностью исчезла центральная власть, чем прежде всего воспользовались города.

Италия около 1150 года: 1. Итальянское королевство. 2. Сицилийское королевство. 3. Патримония Св. Петра (церковные государства). 4. Герцогство Сполето. 5. Герцогство Романья. 6. Анконская марка.

Городской фактор в гораздо большей степени, чем феодальная раздробленность, повлиял на раздел стран и в то же время сильно изменил феодальный строй, чем вызвал уже известное нам удивление Оттона из Фрейзинга, сторонника монаршей власти и весьма искушенного в вопросах вассальной зависимости. С раннего средневековья города полуострова развивались быстрее, чем где-либо, во-первых, потому что их было гораздо больше, и люди, особенно богачи и знать, привыкли в них жить; во-вторых, потому что там никогда не прекращалась коммерческая деятельность. Кроме того, с середины XI века возобновление перевозок по Средиземному морю пошло на пользу итальянским купцам, достаточно смелым и предприимчивым, чтобы заступить место византийцев (где давно уже наблюдался упадок) и мусульман. Сначала морской торговлей занимались некоторые из южных городов, например, Бари, Амальфи или Салерно. Затем наступила очередь крупных северных портов — Генуи, Пизы и Венеции. Вскоре торговля с Востоком потребовала установления контактов с другими регионами Запада — для поисков новых товаров и рынков, а также развития ремесел для превращения сырья в готовые изделия. Все это, происходившее в период демографического прогресса, дало итальянским городам, особенно городам королевства, сильный импульс для развития, что выразилось в росте населения, расширении и украшении самих городов, углублении научной и художественной мысли, упрочении городской культуры, обогащении и усилении правящих классов в купеческой среде.

Естественно, эти классы постарались прибрать к рукам общественную власть. Путем переговоров или силой они добились сначала фактически, затем юридически передачи им графских полномочий, что позволило им полновластно править в городах.

Они сместили прежнее руководство, прежде всего, сеньоров-священников, а также светских маркизов и графов, действуя то при поддержке короля, то вопреки ему, а иной раз и попросту его игнорируя: все эти формы поведения стали возможными благодаря длительной борьбе за инвеституру — конфликту между папой и императором. Эти классы объединялись в коммуны или общины, а население связывало себя клятвами и формировало различные союзы для борьбы за свои права. Во время этих сражений и социальных перемен феодализм лишился главных центров господства, тем более, иго каждая едва созданная коммуна потребовала себе юрисдикцию на все графство, то есть на соседнюю с коммуной территорию (contado) и получила ее в ущерб многим мелким местным сеньорам.

Прежние органы городского управления уступили место новым учреждениям, которые в середине XII века уже имели почти одинаковые полномочия в большинстве городов королевства.

Главным учреждением стало общее собрание граждан, arengo, теоретически обладавшее верховной властью. Фактически же законодательные функции были делом более узкой группы — совета, осуществлявшего политическое руководство, управление, правосудие, военное командование и различные экономические права; все эти прерогативы доверялись нескольким лицам — консулам, избиравшимся обычно сроком на один год. Консульское правление было введено в Асти в 1093 году, в Ареццо в 1098 году, в Генуе в 1099 году, в Павии в 1105, в Болонье в 1123, в Сиене в 1125, во Флоренции в 1138 годах. К 1150 году оно было установлено или устанавливалось почти во всех остальных городах — Милане, Кремоне, Лоди, Пьяченце, Парме, Мантуе, Брешиа, Бергамо, Ферраре, Вероне, Тревизо, Виченце, Модене, Реджо, Пизе и т. д.

Впрочем, консульское правление — за исключением, пожалуй, Милана и Кремоны, где различные социальные группы также участвовали в создании консульского корпуса — находилось в руках аристократии, состоявшей из богатых купцов и знати, связанных общими интересами и брачными союзами (что, возможно, помогало людям незнатного происхождения стать рыцарями, как это отмечает Оттон из Фрейзинга). Почти во всех городах majores (называемые также milites благодаря тому, что они могли купить боевое оснащение для конницы, и принадлежащие к сословиям капитанов и вассалов) осуществляли правление над minores или pedites, зачастую и в ущерб им.

Таким образом формировалась новая Италия, которая во многих из своих областей и в самых подвижных и сильных структурах уже не являлась феодальной. Конечно, прежний строй кое-где еще сохранялся, например, в альпийских областях — Пьемонте, Верхней Ломбардии, Трентино, горных районах Романьи, в Умбрии, Сабинии и герцогстве Сполето. Но и здесь он подвергся изменениям, взять хотя бы общественное сознание, которое больше не формировалось на основе зависимости между сеньорами и вассалами.

Эти перемены и городское засилье действовали во вред королевской власти. Впрочем, власть эта существовала лишь в теории, так как король Италии — это и король Германии, то есть император, и действовал он на полуострове именно в этом качестве. Как король он располагал весьма ограниченными средствами: официальная столица в Павии, королевские владения в Ломбардии, Пьемонте и Тоскане; но при этом у него не было никакой администрации за исключением архиканцлера Италии — чисто почетной функции. Поскольку ему при этом трудно было заставить вялую феодальную систему работать на себя, то ему оставалось лишь надеяться на верность городов империи.

Но в этом вопросе итальянцы сталкивались с двумя противоречивыми идеями, которые очень хорошо отразил Оттон из Фрейзинга, когда писал, что «похваляясь знанием законов, сами они этим законам не подчиняются». Потому что, с одной стороны, они старались защищать и сохранять свои муниципальные прерогативы, которые называли «свободами», и, приверженные этому «патриотизму», не могли допустить своего подчинения централизованному руководству, чьи законы вступали в противоречие с их собственными; с другой стороны, они все-таки ощущали необходимость в высшей власти, которая гарантировала бы им соблюдение их обычаев, покровительствовала им и в то же время сплачивала королевство, которое в своих глубинных структурах являлось действительно однородным. Отсюда следует, что жители этих краев, не будучи ярыми приверженцами имперской государственной формы, понимали и принимали ее необходимость. Но большинство из них более или менее сознательно желало, чтобы император не осуществлял свою высшую юрисдикцию полностью и постоянно, а уважал бы автономию городов, так как они образовывали один из главных элементов империи. Вот этого именно и не смог уловить Оттон из Фрейзинга: этого сочетания свободолюбия с желанием сильной власти в рамках почти конфедеративной системы.

Реальность, однако, была еще сложнее, потому что по причинам экономического порядка и из стремления к власти города очень часто соперничали друг с другом. Они завидовали один другому, нередко ненавидели друг друга — как Милан и Кремона, Генуя и Пиза — и каждый был готов уничтожить своего соперника, призвав на помощь императора. В этом и заключался фактор глубокой разобщенности, а для императора — постоянная возможность вторжения.

Эта картина, изображающая Итальянское королевство, была бы неполной, если бы мы не упомянули о Папской области, которая по способу управления и своей истории представляла исключительно оригинальное государство.

В середине XII века патримония святого Петра, как тогда говорили, уже не вполне соответствовала тем территориям и пожалованным землям, которые некогда признал и утвердил за римскими папами Карл Великий, а затем Оттон Великий. Узурпации и насильственные подчинения сократили ее размеры. Папская область состояла тогда из трех основных частей, которые были обращены в сторону Тирренского моря.

К югу от Тибра находились прилегающие друг к другу Кампанья и Приморская область, одна тянулась вдоль побережья, ограниченная на востоке Альбанскими и Лепинскими горами, другая — внутри страны, между этими хребтами и Апеннинами, простираясь вверх по течению Тибра до его притока Анио и по реке Сабине. Дальше на юг лежало королевство Сицилия; на востоке было герцогство Сполето.

По другую сторону от Тибра простиралось то, что официально именовалось патримонией святого Петра в Тускулуме — треугольник, ограниченный побережьем от Остии до Монтальто, местности на полпути между Орбетелло и Чивитавеккья, с внутренней стороны — руслом Тибра от Читта ди Кастелло до устья с анклавами Тоди, Нарни и Амелия на левом берегу, где уже лежало герцогство Сполето, на севере — линией, проходящей от Монтальто до Читта-ди-Кастелло и включающей озера Больсенское, Тразименское и Браччанское, а также города Витербо, Орвьето, Перуджа и крепости Аквапенденте, Радикофани и Тосканелла.

Наконец, в месте, где обе эти области смыкаются, на обоих берегах Тибра лежал город Рим, первоначально основанный на левом берегу. Однако в раннем средневековье он уже не заполнял пространство, ограниченное старыми стенами, возведенными при Аврелиане, потому что население сгруппировалось в квадрате между гробницей Августа, церквями Санта-Мария-Маджоре и Сан-Джованни-да-Латерано и Авентинским холмом, особенно же в старых кварталах между форумом, гробницей и рекой и вокруг папского Латеранского дворца. Вне этого пространства густо населены были остров Тиберина, Трастевере и правый берег между базиликой Св. Петра и дворцом Св. Ангела.

Такое разделение Папской области обусловливалось не только географическими факторами. Оно соответствовало также политической и социальной ситуации. В Приморской области, в Кампанье, Сабинии и всей южной части Тускулум феодальный строй держался довольно прочно. Здесь не было городов как таковых; укрепленные поселения с замками — Террачина, Ананьи, Тиволи, Сутри — были сравнительно мало заселены и не могли рассчитывать на экономический подъем; впрочем, эти местности были довольно бедны. Сеньоры-вассалы папы сохраняли здесь свою власть. Они происходили из семейств, сыгравших важные роли в истории Папской области, — Савелли, Франджипани, Колонна. Зато в остальной части Тускулум наряду с несколькими предприимчивыми помещиками, населявшими горный район Орвьето, города были богаче и следовали тем же путем общей эволюции, что и прочие итальянские города, а самыми развитыми среди них были Перуджа, Витербо и Орвьето.

Наконец, Рим тоже подвергся глубоким внутренним переменам, вызванным экономической перестройкой и той ролью, которую Вечный город играл на Западе в связи с борьбой за инвеституру, вернувшей прежний блеск и авторитет Святому престолу, а также возобновлением паломничеств, собирающих все более многочисленные толпы верующих. Аристократия, происходившая из старинных благородных семейств, более влиятельная здесь, чем купеческая знать, после крупного восстания захватила в 1143 году власть и провозгласила коммуну. Коммуной правило собрание, назвавшее себя Сенатом для возрождения античной традиции. Эта «революция» была направлена против власти пап, напрасно пытавшихся оказывать сопротивление (Иннокентий II, Селестен II и Лукиан II). В 1145 году Евгений III сделал попытку провести переговоры, но вскоре вынужден был бежать во Францию, откуда вернулся в конце 1149 года при помощи короля Сицилии.

Между тем в июне 1146 года в Риме появился ученый клирик Арнольд из Брешиа (Арнольд Брешианский), страстный приверженец реформы, пламенный критик церкви за ее стремление к обогащению и мощную иерархическую систему. Под его влиянием коммуна подорвала позиции церкви. Арнольд, раздосадованный тем, что не нашел понимания у папы, возобновил свои нападки на курию; он оспаривал право святого престола добиваться и осуществлять в стране политическую власть и напоминал римлянам о том, что они сами должны управлять своим городом. Поэтому сразу после возвращения Евгений III столкнулся с еще большими трудностями, чем в 1146 году. В 1150–1152 годах он стал добиваться императорского вмешательства против Арнольда, коммуны, некоторых сеньоров патримонии, пользовавшихся народными волнениями для установления собственной власти.

Действуя таким образом, он рисковал, так как мог тем самым предоставить императору — королю Италии нежелательные для себя аргументы в борьбе за власть в Церковной области. И в самом деле, трудно установить, входило ли это государство в состав Итальянского королевства. Карл Великий и его потомки, особенно Лотарь и Людовик II, никогда не уточняли юридическую сторону вопроса, но и не прекращали вмешательств в дела патримонии и Рима. Оттон Великий и многие из его преемников неоднократно добивались верховной власти, но папы так и не согласились явно и недвусмысленно признать правоту этих притязаний. По окончании борьбы за инвеституру, воспользовавшись возвышением церкви в Германии и видимым благоволением ее королей, папы привыкли считать себя суверенами.

Зато император мог претендовать на авторитет, опираясь на почти неопровержимый довод, не требующий толкования его прерогатив как короля Италии, ему достаточно было напомнить о своем титуле. Его империя, как преемница Римской империи, обеспечивала ему в Риме особый суверенитет, если не практическое правление. К тому же перед получением императорской короны, после своего избрания немецкими принцами, он признавался королем римлян. И наконец сама Папская область передавала императорам особый титул поверенных в делах римской церкви, делавших их естественными покровителями святого престола и дававший им право вмешиваться в дела патримонии, хотя сам факт передачи этой функции мог рассматриваться как доказательство высшего авторитета папы.

Эта деликатная в юридическом и практическом смысле ситуация осложнилась из-за территориальных конфликтов. Первый спор, сам по себе довольно незначительный, противопоставил первосвященника и императора в вопросе о принадлежности Церковному государству укрепленных городков Радикофани и Аквапенденте. Но за ним последовали другие, более серьезные, по поводу герцогства Романьи, герцогства Сполето и Анконской марки и наследства великой графини Матильды.

Притязания Папской области на Романью были законными, так как действительно герцогство, оставшееся после византийских владений, составлявших в раннем средневековье экзархат Равенны (область Болоньи, Феррары, Равенны), было включено в территории, пожалованные Каролингами при образовании Церковных государств. То же самое и с Анконской маркой, первоначально принадлежавшей — во всяком случае частично — святому престолу под наименованием Пятиградья; затем, связи с ослаблением папской власти присоединилась к герцогству Сполето, от которого вскоре была отторжена, чтобы образовать вместе с областью Фермо настоящую марку. Зато на территорию Сполето святой престол прав как будто не имел.

Но около 1150 года Папская область не слишком притязала на эти земли, скорее всего из-за римского восстания. Вопрос о владениях Матильды в Тоскане и соседних с ней областях, напротив, оставался животрепещущим. Впрочем, следует признать, что был он непростым. Владения великой графини фактически состояли из двух частей: с одной стороны, лены империи (Тосканский маркизат, графства Реджио, Модена, Мантуя и т. д.), которые после ее смерти естественно вернулись в имперскую казну, так как у графини не было наследников; с другой стороны, наследственные владения, расположенные почти целиком, как мы уже писали, в тех же областях, и которые графиня вновь получила от папы в качестве лена в 1102 году, оставив за собой право распоряжаться ими по своему усмотрению. Это наследство, превратившееся в лен святого престола, было завещано Матильдой в 1111 году своему дальнему родственнику Генриху V, который вступил во владение им в 1115 году и, будучи императором и на этом основании считая себя на особом положении, не пожелал принести за него присягу на верность римской церкви, что не исключало права церкви потребовать эти земли для себя. Более того, после смерти Генриха V (1125 г.) папа оказался вправе вновь завладеть управлением на Этих землях или по крайней мере вновь закрепостить их. К сожалению для него, бывшие вассалы Матильды предпочли обратиться к императору, дав понять, что император, кто бы им ни был, должен наследовать прерогативы Генриха V, который, в свою очередь, получил это наследство для себя лично. Итак, вопрос оказался очень тяжелым. Он осложнялся еще и тем, что прежние наследственные владения перемешались с ленными, право императора на которые не подлежало сомнению.

Как бы то ни было, Церковное государство было отдельной страной. Во всех планах — юридическом, политическом, экономическом и социальном — оно отличалось от королевства как такового или от остальной его части.

Однако никто не сомневался, что император имел более или менее теоретические и более или менее реальные права на это государство.

Прочие земли полуострова образовали две отдельные группы: Сицилийское королевство и Венецианскую республику. И то, и другое государства имели общую черту: они возникли из регионов, довольно долгое время находившихся под властью Византии.

Сицилийское королевство в 1152 году было в руках Роджера II, главы нормандской династии. В 1010 году несколько рыцарей из Нормандии, сыновья сеньора Отвиля, прибыли на юг Италии и остров Сицилию и поступили на службу местной знати, в принципе подчинявшейся Византии и выдерживавшей постоянный натиск мусульман, поселившихся здесь в 820—830-е годы. Мало-помалу эти рыцари изгнали часть захватчиков, а других подчинили себе. В то же время они выкроили сами себе владения-княжества, не считаясь с прерогативами Византии и подчиняя себе сеньоров, называвшихся «греками» (т. е. византийскими подданными — Прим. перевод.), и маленькие городские республики, в том числе Гаэту, Неаполь, Амальфи, ранее бывшие самостоятельными. В конце XI века здесь уже образовалось три крупных государства — герцогство Пулия и Калабрия, княжество Капуа, герцогство Сицилия. В 1127 году властелин двух последних из них Роджер II получил в наследство и Калабрию. В 1130 году он заставил своих вассалов дать себе королевский титул и короновался в Палермо. В том же году этот титул был утвержден антипапой Анаклетом в обмен на присягу королевства на верность римской церкви. В 1139 году папа Инокентий II поддержал это соглашение.

Таким образом, весь юг Италии, кроме Папской области и герцогства Сполето, оказался под властью Роджера II, который владел этими землями на правах папского ленника. Впрочем, этот юридический казус не привел к окончательному миру с Папской областью, которая могла в отдельных случаях (Евгений III в 1149 году) испрашивать и получать сицилийскую помощь. Однако она никогда не забывала о нормандских амбициях, предусматривавших более широкую территориальную экспансию и реальную власть над духовенством для своего монарха, добивавшегося своего избрания епископами. Несомненно, для того чтобы избежать такой опасности и сохранить для своего государства твердые гарантии, Иннокентий II признал Роджера II королем и своим вассалом. Но это не упрощало дела.

Византийская империя действительно могла напомнить о своих правах, которые были неоспоримы, так как Карл Великий и его преемники (кроме, пожалуй, Людовика II) не претендовали на господство над всем полуостровом. Около 1150 года император Мануил Комнин решил заявить свои претензии. Германскому же императору нечего было на это возразить; но в качестве поверенного в делах святого престола он мог править королевством от имени римской церкви и в собственных, интересах.

Наконец, и сама динамика развития империи вынуждала его добиваться фактического господства над всей Италией, при том что с IX века византийское господство было лишь теоретическим. Но если бы он действовал из этих соображений, то что осталось бы от сюзеренных прав папы? Папе пришлось бы опасаться одновременно и сицилийских действий, и имперских амбиций, и удерживать Сицилийское королевство вне империи.

То же самое могло произойти и с Венецианской республикой, лагунной и островной областью, чью принадлежность Византии Карл Великий официально признал в 812 году и которая затем добилась независимости под эгидой герцога. Резиденция его находилась на острове Риальто, и он — под титулом дожа — завладел тремя соседними островами. Так что здесь ситуация не была аналогичной тому, что происходило в Сицилии. Во-первых, Папская область никогда не проявляла интереса к Венеции. Во-вторых, если здесь и забыли о византийском господстве, то западные императоры никогда не пытались оспаривать ни правовое положение (византийская область), ни фактическое (независимость). Самое большее — мечтая о господстве над всей Италией, они логически должны были включать в это понятие и Венецию, и кое-кто из них мог бы об этом подумывать. Но это казалось им делом второстепенной важности из-за скромных размеров ее территории, а кроме того, они считали целесообразным оставить «свободу» этой купеческой республике, торговавшей с Германией, тем более, что с ней были связаны многие немецкие дельцы.

Если трудно четко определить права и возможности империи в отношении Сицилийского королевства и Венеции, то власть императора над Арлезианским и Бургундским королевством неоспорима, ибо она вытекает из законного и всеми признанного наследства.

В 888 году, при распаде империи Каролингов, вызванном поражением и смертью Карла Толстого, некто Рудольф I, сын герцога Осерского Конрада, получил титул короля Бургундии с правами на епископства Безансонское, Базельское, Лозаннское, Женевское и Сионское, то есть на территории, лежащие между Роной выше Лиона и Валлискими (Ленинскими) Альпами на юге, Рейсом на востоке, руслом Рейна от места впадения в него этой реки до Базеля, затем Воротами Бургундии и южными отрогами Вогезов на севере и, наконец, Соной на западе. Ему наследовал его сын Рудольф И (912–937 гг.); он даже попытался было надеть на себя корону Италии, ради чего вступил в борьбу с Гуго Прованским, но был побежден. В последовавшем за этим договоре взамен отказа от притязаний на трон в Павии победитель оставил ему Арлезианское королевство, специально для него созданное и простиравшееся между отрезком Роны (от озера Леман до моря, с несколькими анклавами на правом берегу в Виварэ) и Высокими Альпами. Так возникло Арлезианское и Бургундское королевство, иногда называвшееся просто Бургундским, а в дальнейшем также Арлезианским и Вьеннским, и правили им потомки Рудольфа II Конрад Миролюбивый (937–993 гг.) и Рудольф III (993-1032 гг.). Этот последний за неимением наследников согласился на переход его государства после его смерти под власть императора. В 1032 году немецкий монарх Конрад II стал королем Бургундии; в 1038 году ассамблея епископов и прелатов, собравшаяся в Солотурне, подтвердила законность этого акта, признав, что королевство Бургундия должно принадлежать императорам в соответствии с правилами императорского наследования. Итак, в 1152 году Бургундское королевство подчинялось императору.

Оно занимало довольно большую территорию, но суверен не мог осуществлять на ней власть во всей своей полноте, так как у него не было никакой администрации (разве что почетная функция архиканцлера Бургундии) и он никогда там подолгу не жил. Более того, монархи редко интересовались своим королевством. Поэтому области эти пользовались довольно большой свободой под властью сеньоров-вассалов империи. Самыми влиятельными среди них были маркизы Прованса и графы Воклюзские (Венессен), графы Прованские (в XII веке принадлежавшие к династии графов Барселонских), графы Форкалье и Ниццы, севернее — графы Вьеннские, Морьенвальские и Савойские, а также графы Бургундские, хозяева так называемого графства (ныне — Франш-Конте). Рядом, в долине Роны и на морском побережье, города Арль и Марсель начинали переход к самоуправлению, чего не было еще в городах внутри страны, таких как Безансон и Лион.

Такими в то время были итальянские, альпийские и приронские страны, составлявшие одну из частей империи, хоть и не самую важную, но благодаря Италии наиболее интересную и привлекательную. Они отличались природным разнообразием, значительной площадью, своеобразными экономическими и социальными структурами. В 1152 году они с динамикой своего развития и традициями, преимуществами и трудностями достались тому, кому немецкие принцы доверили самую главную корону Германии, — Фридриху Барбароссе.