Фридрих Барбаросса

ГЛАВА VII Надежды и тупики (лето 1159 — лето 1164)

С 1159 по 1164 годы германская мощь еще большей тяжестью, чем в предыдущие, обрушивается на полуостров, где Фридрих Барбаросса все с той же дерзостью продолжает политику господства. Более чем когда-либо он рассчитывает подавить сопротивление силой и не пытается вникнуть в ситуацию до конца. Впрочем, он расширяет свою программу: события вынуждают его вступить в Тоскану и подготовить прямую акцию против Сицилии.

В то же время в римской церкви наступает серьезный кризис, в котором частично повинен он сам, но который позволяет ему приблизиться к своим целям. Однако очень скоро возникшие трудности усиливают враждебность итальянцев. Мало-помалу надежды его тают, продвижение вперед замедляется, — он все сильнее начинает увязать в итальянских делах.

И все же судьба как будто вновь улыбается императору, когда после смерти Адриана IV кардиналы собираются 7 сентября в базилике Св. Петра для избрания его преемника. Для Фридриха это удобный случай, оказав давление на Священную коллегию, добиться избрания папой пронемецки настроенного или, по крайней мере, благосклонного к его действиям человека. У него были основания для таких надежд. Отто фон Виттельсбах был в Риме и занимался подкупом населения и Сената, чтобы привлечь их на сторону императора; кардинал Октавиан и некоторые его коллеги также были готовы к действию.

В самом деле, члены Священной коллегии тайно согласились признать только единогласное избрание, что должно было дать «нейтрального» кандидата, человека, стремящегося к миру и переговорам. К несчастью, волнения в Вечном городе, на подступах к базилике и даже внутри нее, где толпились верующие, а каноники с возрастающим возбуждением ожидали результатов, не располагали к мирному проведению процедуры голосования. Эти волнения могли бы привести некоторое число электоров к отдаче предпочтешь императорскому клану из страха перед беспорядками и насилием. Но, ощутив в последние месяцы, какую угрозу представляла политика Барбароссы для римской церкви, измученные волнениями и опасностью, многие кардиналы занимали все более жесткую позицию.

Во всяком случае, это все, что можно было извлечь из неясных и противоречивых сведений, дошедших до нас от тех времен. Похоже, что сначала голоса разделились между тремя кардиналами: Роландом, Октавианом и Бернардом (который был легатом в Безансоне вместе с Роландом). В следующих турах электоры Бернарда отдали свои голоса Роланду. Чтобы быть избранным, нужно было набрать простое большинство голосов, а кардиналы-епископы играли решающую роль в том смысле, что должны были сначала принять совместное решение, а потом объявить имя кандидата своим коллегам. И вот в решающий момент оказалось, что победу одержал Роланд. Неизвестно, сколько голосов он получил в точности, но должен был собрать не менее двадцати из тридцати двух. Через несколько дней, как сообщают хроники, его поддерживало уже двадцать два кардинала, в том числе четыре кардинала-епископа, против пяти кардиналов за Октавиана.

Электоры Роланда приготовились надеть на него папскую мантию, чтобы представить духовенству и верующим. Сторонники Октавина решили им помешать в этом и поспешили облачить в мантию своего кандидата. Они представили его для приветствия каноникам, потом народу, ожидавшему результатов голосования. Октавиан получил имя Виктора IV. Тогда остальные кардиналы скрылись в укрепленном здании рядом с базиликой Св. Петра и объявили, что они не изменят своего решения. Через несколько дней, после перемены, произошедшей в настроении римлян, которых будоражило семейство Пьерлеоне, решительно настроенное против немцев, Роланд и его сторонники смогли бежать из Рима. Они отправились в Кампанью, где 20 сентября Роланд был торжественно посвящен в папы под именем Александра III. 27 сентября он отлучил Октавиана от церкви, но и сам точно так же был отлучен от церкви Октавианом.

Таким образом, попытка Отто фон Виттельсбаха сделать папой своего ставленника провалилась. Все же факт двойного избрания и признания большинством римлян кандидата пронемецкой партии открывал новые возможности. Фридрих сразу же это понял и незамедлительно провел очередной маневр с целью настроить христианский мир, то есть королей, знать, епископов, в пользу Виктора IV, изолируя тем самым Александра III, который за неимением иной поддержки, кроме Сицилии, уже не должен был представлять никакой реальной опасности и оказался в ситуации, в которой был антипапа Анаклет тридцатью годами ранее.

Император сделал вид, что пытается понять, который из двух пап настоящий, боясь совершить ошибку, признав таковым Виктора IV. В лагере у стен Кремы он выяснял мнение по меньшей мере двадцати немецких и итальянских епископов, а также аббатов из Сито и Клерво, которые посоветовали ему постараться примирить соперников, то есть убедить одного из них отказаться от папской митры. Тогда же он написал суверенам и епископам разных стран с просьбой прибыть на церковный собор в Павию в первых днях 1160 года, чтобы собрать как можно больше свидетельств о событиях 7 сентября и решить, кто будет истинным главой церкви. Он очень ловко представил свою инициативу как моральную обязанность, давая понять, что обстоятельства этого дела настолько исключительны, что один лишь он имеет достаточно полномочий для созыва подобного собрания. Туда же были вызваны Роланд и Октавиан. Первый из них отказался прибыть, заявив, что он — единственный папа, избранный по каноническим правилам и что только он имеет право созывать церковный собор; но вместе с тем и прислал одного из своих кардиналов в качестве наблюдателя. Второй соперник выразил согласие и приехал.

Собор торжественно открылся не 13 января, как предусматривалось ранее, а 5 февраля 1160 года, и задержка эта была вызвана капитуляцией Кремы. На собор прибыло не более пятидесяти епископов, очень мало представителей Франции и Англии, несколько больше — от небольших стран. Но в основном — немцев, бургундцев и итальянцев. Да и не все земли империи были представлены, как ни странно: Эберхард, архиепископ Зальцбургский, неоднократно приглашавшийся Фридрихом, отсутствовал, ограничившись тем, что прислал каноника от своей епархии; не приехали Хиллин, архиепископ Трирский, архиепископы Лиона, Арля и Безансона. В соборе приняли участие архиепископ Майнцский со своими четырнадцатью епископами, архиепископы Кельнский, Бременский и Магдебургский со своими епископами, епископы из провинциальных округов Трира, Аквилеи, Равенны, Бергамо, Мантуи, Фаэнцы и Фермо.

Большинство неприбывших тем не менее прислали свои извинения с заявлением, что не признают ни одного из избранников, пока император через своих посланцев не сообщит им решение собора. Король Франции Людовик VII и английский суверен Генрих II поступили точно так же. Такое поведение свидетельствовало об упорном желании соблюсти осторожность, а также получить информацию из верного источника и принять самостоятельное решение, не обязательно с учетом мнения собора.

Заседание началось с речи Фридриха, который заявил, что только епископы, а не он, должны решить данный вопрос. Затем были заслушаны рассказ римских каноников и различные свидетельства в пользу Октавиана. Все они напоминали, что при жизни Адриана IV Роланд и его сторонники не прекращали действий против Констанцского договора, заключили альянс с Миланом и Сицилией и что эта «сицилийская секта» старалась спровоцировать выступления против императора. Все это привело к двойным выборам, в ходе которых Октавиан получил голоса лучшей части (sanior pars) Священной коллегии. Поскольку Роланд был виновником волнений и интриганом, то вполне логично, что sanior pars была настроена против него. На основании этого довольно странного рассуждения собор высказался в пользу Виктора IV, хотя, по словам судьи их Берхтесгадена, посланца архиепископа Зальцбургского, не обошлось без колебаний. Фридрих торжественно препроводил папу в соборную церковь Павии, где тот вновь был посвящен в папы. Потом отлучили от церкви Роланда и его сторонников и объявили, что миланцы и король Сицилии должны будут выплатить папе «канонические репарации».

Первая цель была достигнута: у императора появился преданный его делу папа. Однако Александр III все еще не был устранен. Более того, ознакомившись с этим решением и письмом, которое церковный собор разослал во все концы христианского мира, он ответил на эти шаги громогласным постановлением об отлучении от церкви Барбароссы (24 марта). Булла с этим приговором была составлена сухо и лаконично: император виновен в насилии и подлоге, он является «главным гонителем Божьей церкви», созвал собор по собственной воле и тем самым нарушил единство церкви, присвоил себе не принадлежавшие ему права, разорвал нерукотворное платье Христово и перепутал священническую миссию с королевской. По всем этим причинам, из которых ни одна не носила политического характера, в частности, за то, что «принял раскольника Октавиана и самодовольно примкнул к нему, полностью сознавая, что делает», Фридрих был отлучен от церкви, а его подданные освобождены от клятвы верности, «потому что никто, — указывалось в документе, — не обязан соблюдать клятву верности в отношении отлученного от церкви». Он не был низложен, хотя фактически распоряжение, данное подданным не подчиняться своему господину, означало отмену его власти.

Эта санкция, сколь энергичной она ни была, не явилась неожиданной для императора. Исходи она от особы бледной и невыразительной, могла бы остаться без последствий. Но выборы 7 сентября 1159 года поставили перед Барбароссой противника, весьма отличающегося от него, однако того же масштаба: очень грамотный юрист, один из лучших знатоков канонического права своего времени, прославленный некогда преподаватель школ в Болонье, имеющий четкое понятие об обязанностях своего сана и убежденный в том, что прежде всего должен защищать свободу римской церкви — гаранта всех священнических свобод, которой угрожают имперские кампании, и что для осуществления этой задачи необходимо действовать твердо, не прибегая к пылким теократическим заявлениям предыдущей эпохи, чьи понятия устарели, но допускающей, что временная юрисдикция является действительно автономной; при всем том человек хладнокровный, деятельный, властный, ревностный защитник прерогатив святого престола, а также ловкий дипломат, готовый пожертвовать второстепенным ради главного, если при этом можно спасти лицо; наконец, политик, который благодаря своему сиенскому буржуазному происхождению, карьере и занятиям прекрасно знал итальянские проблемы и очень хорошо понимал ситуацию на полуострове (чего как раз не хватало Фридриху).

Отлучение от церкви, юридическая правомочность которого была немедленно отвергнута, потому что оно было произнесено узурпатором, и на которое Виктор IV ответил анафемой, не смущало императора в его собственных государствах, где его власть являлась всемогущей, хоть она и давала почву для размышлений некоторым сомневающимся прелатам и склоняла их либо к поискам истины, либо к тактике выжидания. Так обстояло с архиепископом Зальцбургским и его епископами из Гурка, Фрейзинга и Бриксена, а также с епископами Италии и Бургундии.

Зато осуждение Александром III могло вызвать осложнения, если весь остальной христианский мир не признает Виктора IV. Поэтому в течение месяцев, последовавших за церковным собором в Павии, сфера подчинения Виктора IV расширилась мало. К ней примкнули Богемия и Дания, но Венгрия, Арагон и Кастилия поддержали Александра III, к которому в 1161 году присоединилась и Святая земля. Во Франции и в Англии Людовик VII и Генрих II хотели войти в этот же лагерь из политических соображений, но ни тот, ни другой не решились взять на себя инициативу; епископы и клирики этих стран сразу же выступили за Александра; летом 1160 года синоды, проходившие в Бове (для епископов из Франции) и в Ньюмаркте (для епископов континентальных владений Генриха II), высказались против «немецкого» папы.

Таким образом, предприятие, затеянное 7 сентября 1159 года, оказалось затяжным; надежды рассеивались, а оно заходило в тупик. Но эта неудача не только не обескуражила Фридриха, а наоборот, подтолкнула его к действиям. Следуя советам Рейнальда фон Дасселя, он начал в эти месяцы как можно выше поднимать авторитет императорской власти, представляясь как настоящий мирской глава всего Запада, — подразумевалось, что решения и действия других королей являются, в общем-то, второстепенными; но из этих же соображений он утверждал себя как римский император, властелин христианского мира со столицей в Риме и ответственный перед Богом за христианство, а следовательно, теоретически его власть выше власти папы — и это оправдывало его политику в отношении служителей церкви. В такой обстановке в баварском аббатстве Тегернзее была сочинена пьеса «Ludus de Antichristo», первая часть которой показывала, как император римлян требует повиновения ему всех королей и добивается его либо силой (от короля Франции), либо страхом, а вторая часть представляла его победу над Антихристом, изгнавшим церковь из храма Божьего. В это же время итальянский поэт Архипоэта воспевал власть «кесаря Фридриха, князя князей на земле, поставленного Богом королем над другими королями». Это возвышение возрождало надежды, разжигало амбиции.

Но цели все же оставались прежними. Фридрих хотел еще, во-первых, упрочить свою власть в Италии, во-вторых, привести весь христианский мир в сферу подчинения Виктора IV. С обновленной энергией, подстегиваемый двумя неудачами в начале 1160 года, в течение четырех лет он должен будет неуклонно действовать в этих двух направлениях.

С этого момента программа действий в Италии расширилась. Фридрих полагал, что интервенция на полуостров станет способом изоляции и устранения Александра III и вынудит колеблющихся подчиниться Виктору IV. Еще он решил, что если получит подкрепление, то Ломбардия будет быстро и легко подчинена. Сначала ему нужно будет подавить Милан: «Победив Милан, мы победим все», — писал один из современников. Затем следует прочно обосноваться в Папской области и в Риме, куда переедет также Виктор IV, потому что Александр не сможет туда вернуться и будет сидеть в Террачине, в Кампанье, а империя восстановит в Риме свой авторитет как во времена Карла Великого или Оттона Великого. И, наконец, надо будет подавить Сицилию. Этот последний пункт программы приобретал новый аспект, потому что император надеялся — на сей раз при содействии папы — подменить сюзеренитет папы в Сицилийском королевстве своим собственным и даже упразднить нормандскую династию, чтобы связать аристократию южной части полуострова напрямую с итальянским троном. Таким образом, раскол предоставлял ему случай для действия, о котором он, возможно, когда-то и мечтал, но которое трудно было осуществить, так как до Констанцского договора у него были намерения заставить Сицилию не влезать в итальянские дела и устранить ее как державу, но не как реальность. После Беневентского конкордата любое вмешательство казалось ему невозможным. Но теперь под предлогом принуждения самозванного папы (Александра III) к повиновению и преследования тех, кто его поддерживал, выполнимым становилось мероприятие еще более масштабное, чем то, о котором он подумывал, готовясь стать императором.

Он методично начал с Ломбардии, из которой, впрочем, не выходил и где ожидал подкрепления. Ассамблея в Эрфуте, на которой председательствовал Рейнальд фон Дассель, 25 июля 1160 года приняла решение об отправке войска в поход. В следующие месяцы Фридрих обратился к принцам с просьбой прибыть лично во главе своих подразделений. Некоторые из них нахмурились, в частности, архиепископ Зальцбургский, в конце концов согласившийся выделить финансовую помощь, от которой император отказался то ли со злости, то ли с досады. Такое отношение прелата было вызвано проблемой раскола, а не итальянской политикой; оно выражало вместе с тем и то, что некоторые принцы остались равнодушными к амбициям их суверена. Тем не менее были собраны довольно многочисленные войска. Италия также выставила своих рыцарей, лучников, саперов и специалистов по осадным орудиям, которые были снаряжены епископами Новары, Верчелли и Асти, маркизом Монферра, маркизами Васто и Буско, графом Бьяндрате, Обизо Маласпина и другими сеньорами Ломбардии, а также городами Лоди, Комо, Кремоны и др.

Военные действия, которые практически не прекращались все это время, а летом 1160 года вылились в ряд сражений местного значения и в суровый бой за городок Сарзано возле Комо, осажденный миланцами, возобновились в еще большем масштабе весной 1161 года, когда прибыло немецкое подкрепление. В мае Милан был осажден. Он героически сопротивлялся. Фридрих предложил ему очень жесткие условия капитуляции, гарантируя населению жизнь, а городу существование: засыпать рвы, разрушить стены и башни, выдать триста заложников, принять императорского наместника — подесту, отказаться от всех пожалованных королем прав, выплатить контрибуцию, возвести за свой счет замок для императора, не вступать в союзы ни с какой державой, отправить в ссылку три тысячи своих граждан и принимать у себя Штауфена с его солдатами всякий раз, как он того пожелает. Милан отказался. Но 1 марта 1162 года ему пришлось капитулировать уже без всяких условий.

Тогда на город обрушились исключительной силы репрессии, давшие волю ненависти, копившейся с 1159 года; эти репрессии должны были преподать другим антиимперски настроенным городам урок лояльности и повиновения. 6 марта жители города вместе со своими консулами и хоругвями, окружая carrocio — повозку, запряженную быками, которую каждая итальянская коммуна брала с собой на войну, а водруженный на ней флагшток украшало знамя Святого Амвросия, — отправились в Лоди, где распростерлись перед императором, моля его о пощаде. Суверен сорвал знамя Святого Амвросия, но ничего не ответил. На следующий день он сухо приказал выдать ему консулов и четыреста рыцарей, а также расширить городские ворота для его въезда. 19 марта миланцы должны были покинуть город со всем имуществом, которое они могли унести. 26 марта Фридрих совершил туда торжественный въезд, сделал вид, что просит совета у своих итальянских союзников по поводу судьбы города и, следуя их ответу, принял решение о его разрушении. «Дома, церкви, в том числе собор, у которого снесли колокольню, стены, возведенные еще в древнеримскую эпоху, — ничего не уцелело, от целого города не осталось и одной пятидесятой части» (Э. Жордан). А миланцам пришлось разойтись и расселиться в четырех неукрепленных городках.

Сила выдохлась, злость была утолена, тщеславие — удовлетворено; главный враг на Севере Италии перестал существовать. Барбаросса гордо объявил об этом. Союзники Милана — Брешиа и другие — тотчас же покорились и приняли немецкие условия. Пьяченца, покинувшая императорский лагерь, должна была засыпать рвы и разрушить крепостные стены, восстановить все regalia и замки, заплатить контрибуцию, принять наместника — подесту, отказаться от любой независимой политики и помогать Штауфену «сохранять свою корону и империю в Италии и в Ломбардии» (май 1162 года). С другими коммунами, более терпимо настроенными к немецким мероприятиям, Фридрих обошелся лучше. Равенна сохранила своих консулов, но теперь они должны были избираться в присутствии представителя императора, который утверждал их в должности (инвестировал); эти консулы должны были лично поклясться в верности монарху во время его пребывания на полуострове; жители города клятвенно признавали, что regalia и правосудие находятся в императорской юрисдикции. В Кремоне, одной из самых верных союзниц немцев, regalia и верховное правосудие были торжественно пожалованы в обмен на контрибуцию, но консулы избирались и назначались на тех же условиях, что и в Равенне (июнь 1162 года).

Все это явилось четким соблюдением декретов, провозглашенных в Ронкалье: в Северной Италии был установлен и публично провозглашен имперский суверенитет. В то же время Фридрих продолжал дело военной организации этой области, начатое в 1158 году: занятие и наблюдение за перевалами и портами, овладение имеющимися замками и строительство новых, передача укрепленных городков дружественным сеньорам и т. д. Впервые ему удалось завладеть опорными пунктами и базами, даже если накопившаяся ненависть и злость, порожденная присутствием его войск, повсеместно создавали очень опасную ситуацию.

Зная, что за победой должна следовать победа и что это деморализует тех, кто еще на что-то надеется, он без промедления взялся за подготовку кампании против Сицилийского королевства. Понимая, что ему не одержать победы без морского сражения, он на следующий же день после падения Милана приступил к переговорам с двумя главными приморскими городами, заинтересованными в данном вопросе, — Пизой и Генуей.

С первым из этих городов, традиционно выступавшим в поддержку империи, в отличие от второго — скорее антинемецкого, соглашение было достигнуто легко (6 апреля). Фридрих признал за пизанцами право самим выбирать консулов, вершить правосудие и полную независимость во внешней политике, без всякой оглядки на императорский суверенитет. Зато городская территория и владения в графстве были подтверждены коммуне как ленные; кроме того, император жаловал им привилегии в торговле от Чивитавеккья на юге до Порто-Венере на севере. После чего следовал настоящий договор о союзничестве, предусматривающий, во-первых, что Пиза будет помогать Штауфену сохранять свою корону и империю в Италии; во-вторых, что она отправит свой флот против Сицилии, когда имперская армия в сентябре следующего года достигнет Пулии. Город не будет заключать никаких сепаратных соглашений и после победы получит Гаэту, Маццаро и Триполи, а также половину Палермо, Мессины, Салерно и Неаполя. И, наконец — неожиданное условие — монарх соглашался поддерживать Пизу против Генуи в том случае, если между двумя купеческими республиками разразится война.

А вот крупный лигурийский город никогда не состоял в немецком лагере. Более длительные переговоры завершились 9 июня 1162 года договором, который так же, как и пизанский документ, констатировал пожалование генуэзцам в качестве лена городской территории и разных других владений и давал им свободу торговли от Порто-Венере до Монако. Но, если за коммуной было признано право верховного правосудия, то вопрос об учреждении консульского правления обошли молчанием, дабы избежать обсуждения проблемы, где согласие было трудно-достижимо. Союз же не обязывал поддерживать корону и империю, а был направлен против Сицилии, и генуэзцы тоже должны были выступить против нее, за что после победы им будет отдан город Сиракузы, часть городского имущества (улицы, магазины, склады и т. д.) в местностях, которые заберет себе Фридрих, и право торговли во всей Южной Италии.

Намерения императора не оставляют никаких сомнений. Если он согласился не обсуждать с Пизой и Генуей вопрос об императорском суверенитете, если в переговорах с ними он отступил от политики, намеченной в Ронкалье, если он не подвергает репрессиям Геную — сторонницу Александра III и весьма сдержанную в отношении империи, однако очень могущественную, а следовательно, и очень полезную, так это потому, что он полон решимости действовать прямо против Палермского королевства, а для этого ему нужен флот.

Однако через несколько недель после генуэзского договора он отложил эту кампанию на более поздний срок.

Дело в том, что Фридрих не переставал заниматься церковной проблемой и следить за действиями Александра III. А тот, проведя некоторое время в Риме, не смог оставаться там и дальше. Из страха перед германскими мероприятиями он решил отправиться во Францию. В конце 1161 года он выехал из Террачины, провел несколько дней в Генуе, где находился и в момент капитуляции Милана, морем достиг порта Маглон в Лангедоке, куда прибыл 11 апреля 1162 года. У него была двойная цель: не попасть в руки сторонников императора и убедить королей Франции и Англии принять его сторону. Фридрих это понял и попытался разрушить замыслы папы, убежденный в том, что успех Виктора IV в расколе, который и позволит Виктору обосноваться в Риме, станет решающим фактором в его войне против Сицилии, даже если придется отложить эту войну на несколько месяцев.

И эта тактика заставила его покинуть Италию и отправиться в Бургундию.

Чтобы понять цепь этих событий, необходимо вернуться к тем дням, которые последовали сразу же за церковным собором в Павии. Фридриху тогда много пришлось поработать, чтобы привлечь побольше людей в поддержку своему папе и волей-неволей изменить отношение сторонников Александра III. 26 мая 1161 года он собрал в Кремоне новую ассамблею епископов, а в мае из соображений военного порядка перенес ее в Лоди. Были приняты серьезные меры: снова провозгласили, что истинным главой церкви является Виктор IV, отлучены от церкви прелаты — сторонники Александра III (архиепископ Милана, епископы Пьяченцы, Брешиа и Вероны), смещены со своих кресел епископы Болоньи и Падуи, наконец, к партии императора присоединились король Норвегии и король Венгрии (этот последний отказался от партии противника), затем короли Дании и Богемии. В то же время Виктору IV отдало предпочтение большинство аббатств, подчиняющихся Клюни. — Зато цистерцианцы склонились в пользу Александра III.

В конечном итоге все зависело от поведения Людовика VII и Генриха II. Фридрих решил оказать давление на Капетинга, которого считал более податливым, в то время как Плантагенет обязательно последовал бы в своей политике примеру короля Франции, чтобы не оказаться в изоляции перед лицом франко-немецкого согласия. Император начал действовать в пограничных районах королевства. Для начала провел переговоры с графом Реймондом Беренгарием IV Барселонским и его племянником графом Прованским, которого женил на своей племяннице, и получил их поддержку в отношении Виктора IV, чем вовлек в свой лагерь и графа Форкалькье. Он установил контакты с епископом Вивье, с духовенством в Лионе, которое разделилось во мнениях, с различными сеньорами в районе Макона и Шалона. Но главное — он связался с герцогом Шампанским Анри (Генрихом) Щедрым, имевшим владения на границе Бургундии и Германии и заинтересованным во всем, что император делал в этом районе, а также со многими французскими епископами, в том числе Манассэ Орлеанским, и даже с канцлером короля, Гуго де Шамфлери, епископом Суассонским.

Так при французском дворе сформировалась пронемецкая партия в тот самый момент, когда Александр III прибыл в Маглон и отправил своих легатов к Людовику VII и Генриху II. К несчастью, папа совершил тогда серьезную оплошность. Не зная, конечно же, насколько Фридрих продвинулся в своих происках (договор с домами Барселонским и Провансским датирован августом), думая, вероятно, что поддержка Генриха II в данный момент будет полезнее, чем поддержка Людовика VII, доверяя доброй воле Генриха и успокоенный влиянием, которое оказывали в его пользу на Генриха разные прелаты, в частности, его родной брат Анри, епископ из Бове, который вскоре должен был стать архиепископом Реймсским, Александр III предоставил своим легатам вести переговоры с Плантагенетом, который повернул дело так, что добился от них разрешения на отмену возрастного ограничения для брака своего сына с дочерью короля Франции. Но Людовик VII не стремился к тому, чтобы этот брак состоялся немедленно, так как это заставило бы его уступить Вексэн — приданое невесты. Он был глубоко уязвлен поведением легатов и, напомнив им о том, что он еще не принял никакого официального решения, предложил прислушаться к тем из своих советников, которые выступали за согласие с императором.

Первые беседы Барбароссы и графа Шампанского проходили, видимо, в самом начале 1162 года. Они объясняют безразличие и терпеливость императора, убежденного в том, что он «находится в выгодном положении» по сравнению с позицией Эберхарда Зальцбургского, который, прибыв в Италию в марте, дабы подтвердить свою приверженность Александру III, возможно, был его посланцем мира (ряд уступок и пожалований в Италии в обмен на признание его папой). Переговоры возобновились в мае по инициативе Людовика VII. Генрих Щедрый отбыл в Ломбардию, где находился Штауфен; предложение о встрече 29 августа на мосту через Сону в Сен-Жан-де-Лон, между Долем и Дижоном, было принято. Фридрих тут же объявил эту новость немецким архиепископам и епископам, архиепископу Лионскому и германским принцам и перешел Альпы, направившись в Бургундию.

Согласие было достигнуто на следующих условиях: оба папы должны присутствовать на встрече; каждая из сторон представит свои доводы; потом оба монарха примут совместное решение в пользу того или другого папы. Александр III очень обеспокоился этой ситуацией; он стал просить тех из капетингских прелатов, которые были его горячими сторонниками, попытаться отговорить Людовика VII от этого проекта, но тот заупрямился, поскольку уже дал свое слово. Тогда Александр III несмотря на настойчивые требования короля Франции отказался сопровождать его на мост через Сону, но послал пятерых кардиналов в качестве наблюдателей.

Однако перед самым отъездом к месту встречи (начало августа) сначала с Александром III, а затем с Фридрихом Людовик VII засомневался. В Дижоне он узнал, что Генрих Шампанский, действуя без инструкций, принял условие, согласно которому в случае неявки одного из пап на условленную встречу, второй будет признан таковым автоматически. Он ежедневно виделся в районе Шалона в Клюни с сеньорами и духовенством, говоря им, что Фридрих находится уже совсем близко к Соне и повсюду представляет Виктора IV как истинного главу римской церкви. К тому же императорская агентура везде плела интриги, действовал Рейнальд фон Дассель, запущенные немецкой пропагандой слухи доносили, что Капетинг уже является сторонником императорского ставленника.

Штауфен, в свою очередь, оказавшись в Бургундии, стал лучше понимать истинную позицию короля Франции, вовсе не «викторианца», но податливого на внушения своих епископов в пользу Александра III; Людовик забыл уже о гневе, вызванном в нем действиями Александра III, и старался привлечь его на свою сторону с тем, чтобы убедить его исправить собственную оплошность. Но, поскольку прежде всего нужно было постараться избежать официальной поддержки Александра III, то молчаливое согласие объединило три главных действующих лица: Фридрих не хотел, чтобы Людовик VII публично критиковал Виктора IV; Александр III не мог явиться на встречу из страха перед арестом или даже просто обсуждением законности его избрания; Людовик VII не был заинтересован в том, чтобы встреча проходила по заранее намеченному четкому регламенту, опасаясь, что тогда ему придется выполнить свои обязательства.

В результате 29 августа оба монарха разминулись: каждый из них поочередно являлся на берега Соны, чтобы констатировать отсутствие другого.

Но чтобы спасти условности, необходимо было продолжать в том же духе. Новую встречу назначили на 19 сентября. Капетинг оказался в затруднительном положении. Он считал, что если хочет сдержать слово, то должен, по крайней мере, увидеться с императором и объяснить ему доводы Александра III, чье отсутствие надеялся извинить тем, что сторонники императора сообщали об официальном признании Виктора IV. Со своей стороны пронемецкая партия настаивала на том, чтобы 19 сентября он выполнил свое обещание и явился со своим папой, а в случае отсутствия этого папы на встрече королю Франции, возможно, придется оставить заложников. В лагере императора все были полностью в курсе сложившейся ситуации. По этой причине, несомненно, Фридрих и Рейнальд еще до 29 августа приняли решение с целью принудить Капетинга к согласованным с ними действиям о созыве церковного собора в Доле, где большинство принцев и прелатов вновь подтвердят свою приверженность Виктору IV. Это произведет на Людовика VII впечатление и, может быть, заставит его — если эту же игру будет поддерживать Генрих Шампанский (а он это сделал, пригрозив, что откажется от своей прежней присяги и присягнет на верность императору) — также признать папой императорского ставленника.

Этот церковный собор открылся 7 сентября, в третью годовщину папских выборов, и проходил гораздо торжественнее, чем об этом сообщают некоторые историки. Как и в Павии, присутствовало по меньшей мере полсотни епископов; если немцы и составляли большинство, то на сей раз было довольно много прелатов из Бургундского королевства, отсутствие итальянцев могло считаться нормальным, так как они уже выразили свое мнение в Павии и в Лоди. Здесь же были и главные принцы: Генрих Лев, Альбрехт Медведь, Отто фон Виттельсбах; король Богемии прислал вместо себя своих представителей, но король Дании присутствовал лично.

К сожалению, как это часто бывает при исполнении замыслов, очень скоро начались эксцессы. Так как некоторые немецкие епископы задавали вопросы и делали вид, что рассматривают этот собор как пересмотр выборов 1159 года, Виктор IV хоть и предложил им апеллировать к Священной коллегии, но заговорил с ними как действительный глава церкви. Епископы заметили, что прежде чем вести себя так, ему следовало бы заручиться поддержкой всего христианского мира, и тут Рейнальд фон Дассель ответил за Виктора IV, что это касается одного лишь императора и никак не зависит от мнения «провинциальных королей». Эти слова дошли до Людовика VII и были восприняты им как оскорбление; узнав о том, что в Доле вопрос о папах не обсуждается и легитимность Виктора IV принята как данность, он пришел к заключению, что встреча на мосту через Сону больше не имеет никакого смысла. С политической точки зрения мудрость подсказывала остановиться на этом. Генрих II активно поддерживал Александра III, и события показывали, что в своем противостоянии английскому королю Капетинг не мог рассчитывать на реальную помощь Фридриха, который, напротив, действовал против него в областях, расположенных рядом с Соной.

19 сентября он отказался от своих обязательств. Он прибыл на мост в Сен-Жан, готовый, казалось бы, объяснить, что ему незачем более придерживаться заключенного соглашения, потому что Фридрих его нарушил. Но Фридрих не явился, а послал вместо себя Рейнальда, который, безусловно, надеялся привезти короля Франции в Доль и переубедить его. Людовик в сухой форме выразил удивление отсутствием Штауфена и дал понять, что вопрос улажен. Немецкий канцлер возмутился и в ответ заявил, что никогда «император не говорил, что будет делить с кем бы то ни было — а тем более с корольками (rehab,) — право юрисдикции на римскую церковь». Капетинг больше колебаться не стал, повернул своего коня и галопом умчался прочь. Встреча была закончена, дело завершено. Через несколько дней Александр III, торжественно признанный французским монархом, был с триумфом принят в Туре, а затем в Париже. В марте 1163 года он председательствовал в первом из этих городов на торжественном церковном соборе, в котором участвовало 17 кардиналов, 4 епископа и более 400 аббатов.

Вопреки надеждам, появившимся весной, раскол не прекращался. Раздел внутри христианского мира становился все более очевидным. Здесь тоже образовался тупик.

А Фридрих ни в чем не изменил своего поведения. С твердой настойчивостью он преследовал свои цели: поскольку дипломатический маневр не удался, нужно было вновь прибегнуть к силе, то есть возобновить вооруженную борьбу в Италии, чтобы водворить в Риме Виктора IV и победить Сицилию. Впрочем, он не потерпел никакого тяжелого поражения. Если дело не сдвинулось с места, то он не утратил из-за этого своих позиций: неизменно держал в своих руках Северную Италию.

Не обращая внимания на интриги Бертольда фон Цэрингена с королем Франции, делая вид, что не знает о не слишком теплом приеме, оказанном многими немецкими епископами Виктору IV во время синода, созванного Виктором в Трире, с презрением отнесясь к повторному решению об отлучении от церкви и его самого, и его окружения, которое было принято в Туре, он высокомерно отвергал попытки примирения, которые предпринимал Александр III.

На следующий день после несостоявшейся встречи в Сен-Жан-де-Лон Александр III действительно предложил через Эберхарда Зальцбургского мир; он принес свои извинения и обратился к императору «как к могущественнейшему из принцев», но ответа не получил. Летом 1163 года он направил в Нюрнберг четырех легатов, в том числе двух кардиналов. Фридрих, вынужденный прийти к какому-то решению, предложил назначить арбитражную комиссию, которой поручено будет произвести расследование и установить, который из двух пап является настоящим. Это означало возврат к процедуре в Павии, на что Александр согласиться не мог. Весной 1164 года два кардинала должны были снова попытаться установить отношения с императором и прибыли в Сузы, где он находился в тот момент; но их даже не приняли.

За эти несколько месяцев Штауфен ограничился тем, что, вернувшись из Бургундии в Германию, занялся улаживанием отложенных в этой стране дел, чтобы как можно скорее вернуться в Италию, куда весной 1163 года он направил Рейнальда фон Дасселя. Он предпринял жестокие санкции против города Майнца, где в 1160 году жители восстали против архиепископа и убили его. Применяя все ту же силовую политику, что и в итальянских городах, и отвергая мысль, что городские цехи могут иметь большие свободы, Фридрих отменил все привилегии, заставил засыпать рвы и срыть часть крепостных стен. В то же время он вмешался в назначение нового архиепископа, пренебрегая предписаниями Вормсского конкордата, а Виктор IV не заявил протеста; далее император отвел кандидатов капитула — Рудольфа фон Цэрингена, не без оснований считавшегося противником имперской политики, и Христиана фон Буха — и назначил брата Отто фон Виттельсбаха, Конрада, удовлетворись выбором, о котором впоследствии пожалел.

При этом, верный своему желанию сотрудничества, он оказал действенную помощь Генриху Льву, чье присутствие в Доле весьма оценил: тот помог ему бороться с непокорными вассалами.

Герцог Саксонский и Баварский был действительно очень деятельным в первом из этих герцогств. В 1158–1159 годах он основал город Любек и перенес туда в 1160 году центр Ольденбургской епархии. Но это заставило его вступить в Гольштейн для пресечения набегов язычников. Все эти мероприятия и его властное поведение вызвали недовольство многих сеньоров. В это же время он провел в Баварии несогласованные действия; здесь он опирался на Отто фон Виттельсбаха, графа Баварского, и не стремился к упрочению своей чисто герцогской власти, которая и так была достаточно велика. Он занялся получением немедленных прибылей, в частности, с солеварен в Райхенхалле, и пошлин, взимаемых с дорог, ведущих в Италию, и с соляных путей, где у переправы через Изар основал в 1158 году город Мюнхен. Именно это и вызвало сопротивление, особенно нового епископа Фрейзингенского, а также войны, которые в 1161 году, по свидетельству архиепископа Зальцбургского, разоряли всю провинцию. Поэтому Барбаросса предложил ему свою помощь в восстановлении порядка здесь, в Саксонии, чтобы самому быть уверенным, что в его отсутствие в Германии будет царить спокойствие. Из тех же соображений он уладил польскую проблему, заставил князя Болеслава IV уступить Силезию (Вроцлавскую епархию) двум его племянникам, неустанно напоминавшим ему о претензиях их отца. На этой территории Фридрих сформировал герцогства Верхнюю и Нижнюю Силезию, которые теоретически относились к Польше, но очень быстро онемечивались и вскоре фактически стали германским княжеством.

Однако быстрые решения вопросов, свидетельствующие о деятельной энергии монарха, не помешали ему потерпеть неудачу в двух важных областях. Во-первых, число епископов, благосклонных к Александру III, возрастало: Эберхард Зальцбургский и его епископы по-прежнему поддерживали Александра III, Хиллин из Трира — также. В то же время архиепископ Магдебургский Вихман, занявший свое кресло благодаря королю, колебался, но епископы Меца и Вердена перестали подчиняться Виктору IV. Более того, новый архиепископ Майнцский Конрад фон Виттельсбах, бывший каноник из Зальцбурга, открыто отказался поддерживать императорского ставленника; в 1164 году он стал сторонником Александра III. В Бургундском королевстве изменников стало еще больше: в Лионе разделившиеся во мнениях каноники не смогли прийти к соглашению, однако избранник сторонников Александра III, Гишар де Понтиньи, не уступил своему сопернику. Во-вторых, несмотря на усилия и давление Фридриха принцы не согласились участвовать в новой итальянской кампании и не выставили воинских контингентов. В Германии также начали преобладать равнодушие и апатия.

Тем не менее император был по-прежнему убежден, что должен продолжать эту политику и даже ускорить ее. В октябре 1163 года он вновь перешел Альпы во главе небольшой армии и обосновался в Северной Италии, где перегруппировал остававшиеся там войска и ухитрился получить подкрепление от знатных сеньоров и городов, продолжавших его поддерживать.

Цель его была ясной: Рим, а оттуда, вместе с Генуей и Пизой, наступление на Сицилию. Еще весной он послал в Центральную Италию Рейнальда фон Дасселя и Виктора IV, чтобы завладеть там выгодными позициями и водворить папу в Вечном городе. Там талант и кипучая энергия Рейнальда развернулись во всей своей мощи. В несколько месяцев, пока он действовал в Тоскане, в герцогстве Сполето, в Анконской марке, в Романье, ему удалось, почти не прибегая к военной помощи, исключительно благодаря своей ловкости, угрозам или улыбкам, а главное — императорскому авторитету создать довольно мощные опорные пункты в соответствии с организацией, которая в дальнейшем оказалась намного долговечней, чем то, что было осуществлено в Ломбардии.

Намерение канцлера было простым. Речь шла о том, чтобы согласно принципам Ронкальи упрочить власть императора. Поэтому он устранил тех, кто ему мешал и был по отношению к нему в оппозиции: Вельф VI, дядя Фридриха и Генриха Льва, получивший в 1152 году в ленное владение Тоскану и герцогство Сполето, был несмотря на его протесты отстранен, сеньоры и города этих областей напрямую подчинялись монаршей юрисдикции; епископы-сторонники Александра были смещены Виктором IV, а их места заняли верные люди.

В это же время начались активные переговоры с коммунами. Самые значительные из них, такие как Лукка, получили право сохранять своих консулов, но эти консулы должны были ежегодно инвестироваться императором; города эти сохраняли также regalia, за исключением права чеканить монету, но при условии выплаты ежегодной арендной платы, и привилегия эта не являлась постоянной; города клялись в верности Фридриху и обязывались поставить ему воинский контингент (Лукка — двадцать рыцарей) для предстоящего похода на Рим, Пулию и Калабрию. Что касается маленьких городков, то они непосредственно подчинялись империи, которая яко- бы обеспечивала им протекцию против крупных городов; 8 ноября 1163 года Губбьо получил на этом основании подтверждение своих владений и должен был выплатить годовую арендную плату в шестьдесят луккских лир помимо финансового участия (сто лир) в войне против Сицилии.

Наконец, во время кампании имперские должностные лица — немцы и итальянцы, последние выбирались из лучших имперских чиновников — обязывались присматривать за знатью и контролировать дороги. Графы, подесты были внедрены почти везде, а главное — что трудно было осуществить в Ломбардии, — Рейнальду удалось наложить руку на многочисленные замки, куда он поставил своих капитанов. Он приказал построить крепость Сан-Миньято (около сорока километров на юго-запад от Флоренции), главный командный пункт всей системы. Это было прекрасное достижение, что не преминули зафиксировать авторы хроник. Бурхард Уршпергский отметил, что эта деятельность распространилась даже на римский регион, тогда как кардинал Бозон настаивает на преимуществе тяжелой немецкой властной мощи: «Император, — пишет он, — завладел тогда неприступными цитаделями и другими очень мощными крепостями; он велел немцам занять и стеречь их. Он поставил также немцев принцами и сеньорами над ломбардцами и тосканцами, так что ни один итальянец нигде не мог противиться его воле».

Тут становится понятно, почему Фридрих смог быстро подчинить себе полуостров осенью 1163 года несмотря на осложнения при улаживании папского вопроса и невзирая на безразличие немецких принцев. Он думал, что удержит Италию и победит ее окончательно с помощью мелких вассалов, своих верных подданных и должностных лиц.

К несчастью, в запальчивости и гордыне он совершал оплошности, ускорившие некоторые события. В Северной Италии, пока его самого не было, а Рейнальд находился в Тоскане, его противники, до сих пор сидевшие с понурым видом и опущенной головой, возобновили сопротивление. Повсеместно ощущалась тяжесть германского ига. Города, до сих пор бывшие самыми верными сторонниками империи, вроде Кремоны и Павии, без колебаний выступили против того, что они считали тиранией. В Лоди неизвестный продолжатель хроники, которую начали составлять Оттон и Асербо да Морена, пламенные сторонники Фридриха, перешел в другой лагерь и стал восхвалять заслуги Александра III. Но в основном антинемецкая политика твердо вырабатывалась в конце 1163 — начале 1164 года в Венеции.

Раскол способствовал тому, что этот крупный приморский город не вошел в союз с императором. Венеция давно поддержала Александра III, и это сильно раздражало Фридриха. В следующие месяцы в нее прибыли итальянские епископы — сторонники Александра III, изгнанные из своих епархий. Венеция была обеспокоена тем, что Фридрих подчинил себе ломбардские города. К тому же она опасалась императорских амбиций в отношении Южной Италии, боялась немецкого проникновения в Пулию и установления на Адриатическом побережье контроля державы, гораздо более деятельной, нежели сицилийская монархия. Поэтому Венеция сблизилась с Вильгельмом I и Мануилом Комнином, чтобы вместе с Александром III, игравшим в этих переговорах определенную роль, противостоять германскому натиску.

Такое поведение объясняет реакцию императора. Договариваясь с Генуей, Фридрих предвидел, что генуэзцы могут изгнать венецианцев из Южной Италии, если те не помирятся с империей. Он систематически выказывал свою милость лигурийскому городу, не обращая внимания на упреки пизанцев, и не замечал, что тем самым не только не вызывает страх Венеции, но еще больше провоцирует ее на борьбу. Действительно, правительство дожа могло бы уступить обычной угрозе, по оно не терпело политику, которая, укрепляя позиции соперницы, мешает ее торговым интересам. Поэтому Венеция начала раздавать направо и налево деньги, чтобы оторвать коммуны Северной Италии от империи. Когда в марте 1164 года Штауфен проводил торжественную ассамблею в Парме, где объявил, что пойдет на Рим — поход, ставший возможным благодаря успешной деятельности Рейнальда фон Дасселя, — и что решил сделать Сардинию королевством и посадить там на трон некоего беззастенчивого и бездарного авантюриста, но верного клиента генуэзцев Барбизона д’Арбореа (Орнстано), — который, впрочем, с треском провалился, — эта капля переполнила чашу. Венеция сформировала антинемецкую лигу, куда вместе с ней вошли Верона, Виченца и Падуя, и которую в дальнейшем стали называть Веронской лигой.

Для Барбароссы это явилось серьезной неудачей, тем более опасной угрозой, — эти города охраняли дорогу на Бреннер и контролировали пути на Тарвис. Император отреагировал немедленно. Он сразу же предпринял ряд военных операций против Виченцы и Падуи и пошел на большие уступки для соседних с ними городов, с тем чтобы они не примкнули к лиге, но помогли ему в боевых действиях против непокорных городов. Тревизо, Феррара, Мантуя получили в мае большие привилегии (regalia, крепостные сооружения и т. д.), которые не в полной мере соответствовали духу декретов Ронкальи. Поэтому города эти остались верны императору, однако не оказали ему никакой ощутимой военной помощи (впрочем, Мантуя была освобождена от этой обязанности). Притом несмотря на апрельские обращения императора прибывшее из Германии войско было немногочисленным. Так что за неимением средств Фридрих потерпел полное поражение, когда в июне попробовал напасть на Верону.

Тогда он решил вернуться в Германию. Вскоре он уже был в Ульме. Тем временем в Лукке умер Виктор IV (26 апреля). Рейнальд фон Дассель без колебаний принялся убеждать своих кардиналов дать ему преемника. Был избран Гвидо да Крема, который стал Пасхалием III. Мнения императора не спросили, но он согласился с этим избранием. Это тоже явилось оплошностью, ведь было бы гораздо проще воспользоваться ситуацией и все переиграть по новой. Но этого Фридрих не хотел. Раскол продолжался, усиливая партию Александра.

Таким образом, летом 1164 года императорская политика оказалась в затруднении во всех отношениях. Папа, признанный империей, приобретал все более решительных и многочисленных противников; к тому же он находился не в Риме. Города полуострова, усмиренные на какое-то время, вновь начинали сопротивляться. Приходилось отказаться от похода в Пулию.

При всем том, однако, итог этих пяти лет был далеко не отрицательным. Отлучение от церкви, провозглашенное Александром III, практически ничего не изменило, оно не вызвало никакого протеста; немецкие прелаты — сторонники Александра III никогда не переставали считать Фридриха своим законным монархом и повиноваться ему. Милана, главного и самого грозного противника в Италии, больше не существовало; многие ломбардские города и большинство североитальянской знати поддерживали императора; в центре страны укрепились немцы. Фактически никогда еще позиции императора не были так прочны на этом полуострове. А поскольку, кроме всего прочего, королевская власть в Германии пустила глубокие корни и всеми почиталась, то авторитет Фридриха был огромен и невредим.

Несмотря на трудности и неудачи, все это, а именно — убежденность в своей силе, констатация реального успеха с момента его прихода к власти и непоколебимая самоуверенность и амбициозность — объясняет решения и крупные мероприятия следующих месяцев.