Фрося. Часть 3

Глава 53

Фрося с Аней вышли из здания Комитета Государственной Безопасности и, не сговариваясь медленно, молча побрели по тротуару совершенно не задумываясь, куда и зачем они идут.

Далеко уже за спиной остался памятник железному Феликсу, а чувство, что всевидящее око следит за ними не проходило.

Фросе трудно было даже представить, что творится в душе у дочери, у неё самой было препротивно, сложилось чувство, что их принародно раздевали до гола, демонстрируя и разбирая вслух их хорошее и плохое со всех сторон.

Если она так себя чувствует, так каково Ане, ведь до того момента, как Фрося зашла в кабинет к следователю, её дочь пробыла там больше часа.

Невообразимо было даже представить, о чём Аню спрашивали и что ей говорили…

Фрося без конца проигрывала в голове вопросы молодого капитана и свои ответы, подсознательно она чувствовала, что не навредила дочери, хотя не всеми своими ответами осталась довольна.

Ладно, уже ничего не переделаешь, теперь надо как-то разговорить дочь и продумать их дальнейшие действия.

По пути их следования она заметила уютный скверик и предложила Ане зайти в него и отдохнуть, подышать свежим воздухом и собраться с мыслями перед серьёзным между ними разговором.

Та не проронив ни звука, кивком согласилась и они уселись на скамейке в теньке.

Сюда мало доходила полуденная жара, лёгкий ветерок ласково остужал разгорячённые лица, сквозь густую листву клёна, нависшего над скамейкой, пробивались тонкие лучики июньского солнца.

Мать с дочерью заворожено смотрели на голубое по-летнему прозрачное небо и постепенно к душе возвращалось обычное состояние, нет, не спокойствие, а реальный взгляд на происходящее с ними.

Аня развернулась всем телом к матери и взяла в свои руки её ладони:

— Мамочка, как мне было страшно, я чувствовала себя под взглядом этого капитана, как будто нахожусь под микроскопом.

Они там всё про нас знают и такое чувство, что всё время хотят в чём-то обличить, и поймать на лжи.

— Доченька, а тебе не надо было ничего скрывать, ведь всё твоё преступление в том, что вы с Мишей хотели уехать в Израиль.

— Ох, не совсем мама, не совсем так.

Дело в том, что у Миши во время обыска в нашей квартире обнаружили запретную литературу, черновики новой книги и воззвания к народу бороться за свободу слова, печати и демонстраций.

Там же были списки отказников, в которых указывалось, кто и откуда был уволен с работы, и каким гонениям подвергаются родственники этих людей.

— И ты, обо всём этом знала, и об этом у тебя допытывался наш симпатичный капитан?

— Представляешь, да, но я не призналась, что знала о наличии этих бумаг, так мне наказал Миша, если что-то в этом роде случится.

— Благородный твой муженёк — сукин сын, думал, что в органах сидят идиоты.

Подлец, поставил свою жену и детей на грань катастрофы, борец за права обездоленных, хренов!

— Мамочка, я тебя очень попрошу, не надо его порицать и оскорблять, когда он находится за решёткой, и когда ему грозит, как минимум десять лет.

— Это тебе сказал капитан, я слышала, но я уверенна, что он тебе не сказал, что если бы не Рива с её бурной деятельностью, все эти бумажки твоего муженька и на тебя бы навесили, даже не сомневайся.

— Да, Евгений Николаевич посоветовал мне, как можно быстрей развестись с Мишей и уехать в Израиль, пока меня не арестовали, как его сообщницу.

— Ну, а что ты думаешь на этот счёт?

— Мама, пусть решение останется за Мишей, я не могу и не хочу сама подавать на развод.

— Ты сказала об этом капитану?

— Да.

— А, что он?

— Посоветовал не затягивать и не торопиться с ответом, хорошо подумать, обговорить этот вопрос тобой, и не поверишь, с Ривой.

— А знаешь, Анютка, а может и правда не стоит торопиться, видишь, вон там, продают мороженое, давай охладимся, мне купи три порции.

Аня с восхищением смотрела на мать, которая в свои пятьдесят, не утратила непосредственной радости при виде и поедании этого любимого детьми лакомства.

— Ай, не смотри ты на меня так, я же в детстве и юности в глаза не видела мороженое, а потом война, и после войны не скоро оно появилось у нас в Поставах, ты этого не помнишь.

— И правда не помню, мне кажется, что ты нам всегда его покупала.

— А знаешь Анютка, мне иногда кажется, что я ещё толком и не жила, для меня так многое является в новинку, столько вокруг интересного, и так много мест, где я бы хотела побывать, в том числе и в Израиле.

Вот, ты уедешь туда и заберёшь с собой половинку моего сердца.

Как я буду жить без этой половинки и представить себе не могу.

— Мамочка, я ещё никуда пока не еду и если можно было бы, вернуться на два года назад, я бы никуда с этой страны не поехала, а работала бы по-прежнему врачом в своей больнице, ведь я уже делала самостоятельные операции.

— Доченька, не стоит оглядываться назад, туда, куда уже нет возврата, будем надеяться на благоразумие и благородство твоего мужа.

Несмотря на всю злость, что кипит в моей душе по отношению к Мише, я верю в него и в его добропорядочность, поэтому нужно думать о том, как ты в Израиле опять будешь стоять со скальпелем в руках возле операционного стола и спасать людей от смерти или возвращать им здоровье.

— Мамуль, пойдём домой, пора уже обедать, а то эти разговоры о моём призрачном будущем введут меня окончательно в депрессию.

— Пойдём, пойдём, а то и Сёмка там голодный, сейчас купим пельмешек, быстренько сварим и полопаем.