Гадкие реплики начинающим авторам

Волосат, вонюч и крут… или Оставь герою сердце!

Нет, ребята-падаваны, я не гордый. Не заглядывая вдаль — героем, литературным, естественно, может стать любой. Не любой сможет полюбиться читателям, а то и стать именем нарицательным, как Ш. Холмс или Дж. Сильвер. Между прочим, Холмс списан с одного врача, совершенно без криминального прошлого, а Р.Л. Стивенсон сроду не был на пиратском корабле, да и серебряного испанского пиастра, я сильно подозреваю, в руках не держал.

Он тот, кто вправду крут. Большинство авторов любит крутых героев, нормально. Где-то восхищаются ими. Крутых не только физически. Ну, приятно примерить шкуру варвара или бронескаф косморейнджера, а если ближе к телу, то погоны майора секретного суперспецназа, да еще экстрасенса впридачу. Да, да, Василий Головачев стал в этой сфере именем нарицательным. Вона, сколь его опусов в магазинах.

И без ненужных моральных терзаний. Надо — пришиб кулаком. Надо — вообще замочил. А не так чтоб, по выражению Отца народов, «казнит горстку бояр, а потом долго кается». Вот как Конан… а что, собственно, Конан?

Не любят наши друзья-эстеты Конана. Фыркают на него через губу. Простодушный проект, примитив.

Да, написано оно, прямо скажем, не гораздо. Так себе написано. Однотипные ситуации, однотипные героини, минимум размышлений и вообще «всей этой мирихлюндии». Язык не чарующий совершенно. Герой — хамоватый альфа-самец. Кто бы спорил.

Но есть у Конана и иные качества, не только ненасытное либидо да жажда денег и славы. Вот к нему, простому наемнику, обращается измученная страхом принцесса — и он становится ее военачальником, берет на плечи безнадежное дело — выиграть битву с превосходящей армией, которую еще и стигийский черный маг поддерживает, маг отнюдь не свадебный.

Вот он пограничник, рискуя шкурой, спасает от пиктского колдуна и его жуткого звериного войска случайных товарищей, а потом несется предупредить поселян чужого народа — пора бежать от пиктов.

Вот он выдергивает из пропасти глупую девчонку-танцовщицу, роняя вожделенный ларец с драгоценностями.

Вот он стал королем — и смеется, когда ему, пленнику, враги предлагают большие деньги и жизнь за отречение. Власти он так жалеет? Так ведь не отрекись официально — сегодня убьют. И автор сам говорит: Конан в ответе за своих подданных, хоть престол он занял мечом. Изменился-таки бродяга-Конан, но в главном остался собой.

Конан — парень НАДЕЖНЫЙ и внутренне ПОРЯДОЧНЫЙ, человек чести, короче, хоть честь он понимает в «дикарском» стиле, по счастью. Надраться, пойти по бабам, просадить сокровища и влезть в драку — сколько угодно. Предать доверие, ударить в спину — никогда. Ни разу.

Понимаете? «В безумном мире самым лучшим отцом стала бы машина» — ну, грустные мысли шибко травмированной душевно Сары Коннор, не все в мире так худо. Но Терминатор похож на Конана (Шварценеггер вообще часто играет таких героев) тем, что с ним как за каменной стеной. Не обидит, не стукнет, «сорвавшись», со злости. Не смоется от ответственности. Умрет, а своих не бросит. Прикроет собой, кинется в огонь, чтобы спасти.

Морально устойчив, говорили в прежние времена. Припомните, шофер из шолоховской «Судьбы человека», лагерник, полутруп, не закусывающий после третьей рюмки — дуэль воль у зажратых розовых арийцев выиграл. Внутренний стержень, будто это что объясняет.

Вот ваш герой, дорогой мой автор, он (или она) — есть у него какие-то принципы? Да, я понимаю, в наше-то время… но некромант, сдающий дракону глупого соратника-паладина, или ехидная ведьма, что походя делает гадости друзьям (убогим и занудным) и разом «сливает» их в погоне за принцем — вы понимаете, почему иные читатели отзываются с отвращением? Не понимаете… это ж для смеху писано. От такого рода чувства юмора Челентано, помню, быстро вылечил свою гостью в «Укрощении строптивого», ухохотавшись над ее собственной ушибленной ногой. Она сама говорила, что «упал, ушибся, разрыдался, как тютя» дико смешно, чего теперь обижаться?

Ну, герои, по порядку становись… или ложись… будем вас препарировать, как придется и сможется. Топор в операционную и шредер для останков.

Рубака-парень. Научить человека стрелять или бить ножом несложно, на самом деле. Трудно научить человека убивать, да еще себе подобного. Именно этим в первую голову вынуждена заниматься любая военная пропаганда. Чтобы перестали видеть во вражеских солдатах, таких же парнях, людей, чтобы не мучались в самый главный момент, когда палец давит на спуск. Тут годятся и плакаты, и уверения, что «все грехи на себя возьмет царь-батюшка», и «политзанятия», и агитфильмы. А все равно солдафон Хайнлайн помянул: в бою 9 из 10 новобранцев намеренно палят мимо целей.

Снайперов, специалистов по убийству, высокоэффективных и хладнокровных, никто на фронте не любит. Давно отмечено. Чужие — понятно, но и свои норовят держаться подальше, даже когда нет опасности, что по суперстрелку и тем, кто рядом, ударит все вражеское оружие, включая минометы и артиллерию. Что-то есть такое, что не дает относиться к этим очень спокойным и мирным с виду людям как к товарищам. Даже, казалось бы, вовсе лишившиеся представлений о «грехе» и всяких загробных «кунштюках» комсомольцы сороковых, нет, не могли из себя эту максиму выдавить: убивать людей плохо.

А ваш молодец, в прошлом клерк или коммерсант не из 90-х, попав в чужой мир, тут же рубит на лапшу местных агрессоров и не переживает по поводу. «И я его убил» — всего и делов. Как сигаретку выкурил. Без моральной подготовки, без знания, кто это и откуда. Ну, если, натурально, тебя хотят убить, может самосохранение включиться. А если только подошли: «Отдай кошелек и пояс»?

Сами скажите, герой нормален? У Стругацких «изначально заданный» супермен-боец Мак Сим в «Обитаемом острове» неосознанно «переключился» в схватке на воспоминания о диких зверях — и жутко переживал потом, когда понял, что перебил людей. Злых, угрожающих, подлых, но людей.

А ваши супермены-мясорубы мне напоминают ветхую славную книжечку поляка Густава Марцинека «Семь удивительных историй Иоахима Рыбки». Старый могильщик там говорит, что после Дахау мертвецов и смерти не боится. И рассказывает про этакого сверхчеловека, белокурую бестию из охраны. Эсэсовец, чтобы поехать в отпуск, положенный за убийство беглеца, выгонял за проволоку чем-то не приглянувшегося бедолагу — и стрелял в спину. Хвастал, как «вот этим пальцем исправлял работу Бога», расстреливая евреев в раскопах вроде Бабьего Яра (а может, и там). Раскололось арийское суперменство, когда под бомбами союзников погибли жена и дочери охранника. Нет, когда он выл раненым волком, катаясь по земле от известия, раскаяние его не потревожило. Мучила несправедливость случившегося с ним. Он ведь всегда думал — он хороший, положительный персонаж. За что?

Сказав же правду, умерла мгновенно. Стыд не дым, конечно. И если эпоха прикажет солгать, солги…

Вам, дамы-писательницы, особая честь. Когда ваша героиня «для смеху» врет, словно сивая кобыла, врет по любому поводу, буквально всем… чтобы потом из вранья «забавно» выкручиваться. Вот проще правду бы сказать.

Это смешно до колик?

Я понимаю, она попаданка из нашего времени, и врать ей — как дышать. Ну, женщин этому нынче учить не надо. Вот только в любое средневековье открытая ложь считалась не таким уж тяжким грехом для безродной попрошайки, но ба-альшим позором для знатной госпожи, кою ваша героиня изображает. То есть конечно, врали понемногу все и всегда, вот только прилюдное «вы лжете» в высокородной среде однозначно было вызовом на поединок. Женщины, между прочим, тоже на дуэлях дрались, так что вашу брехливую фифу может с полным правом проткнуть мечом злая соперница-аристократка. Но если героине повезет, все одно репутации ее придет конец. «Не за то вора бьют, что украл», а за то, что нагло соврав, попалась.

Пень бесчувственный. «Мальчика без каски плитой задавило, а девочка в каске улыбнулась и убежала. С тех пор так по стройке в каске и бегает. И улыбается». Что-то случилось с самим героем или рядом, что-то, от чего человек просто обязан выдать эмоциональную реакцию. Но… герой спокоен, аки сытый констриктор.

В советские времена, когда секса в фантастике не было, почитай, вообще, да и в остальной литературе выпалывали и кастрировали каленым топором печатные тексты, еще как-то понятна глухота героя к красивой девушке в купальнике, например. Сейчас уж с этим проблем нет, опишут все и досконально. Но почему прочие события проходят мимо? «Отряд не заметил потери бойца», ясно, в атаке, на скаку. Но потом-то заметят? Хоть слезинку уронят? Хоть разок в воздух пальнут?

Ведьма превратила Иванушку в козленочка. Ладно, что у него и окружающих теперь специфические проблемы: нужна трава или сено, волки хотят сожрать, да и воняет от козла не сильно диорно. Но ведь и сестрица Аленушка не может после первого вскрика «Ах ты, козел!» взять и отключить все переживания по поводу. И спокойно козла вести в поводу дальше. Будто ничего и не случилось. А при встрече с доброй волшебницей вспомнить о заколдованном братике, только когда волшебница откланяется. Сойди с тормозов, дура!

Как хотите, эмоциональный паралич какой-то.

Надеюсь, ваши-то герои им не заразятся.