8

Из деревень и самых отдаленных джунглей собирались орды фанатичных туземцев и пробирались к городу, осаждаемые и отталкиваемые полицией и стражей.

Босоногие Крестьяне, распространявшие запахи мускусной травы, рыбаки с гарпунами и в колючих браслетах из рыбьей кости, даже красные варвары, прибывшие на пирогах со второго континента, с духовыми трубами и в набедренных повязках из раскрашенной травы - все они составили живое море, готовое сокрушить старые укрепления. Их вели индивидуумы с безумными глазами, утверждавшие, что настало время, что во сне им явился Сафасс-Тин.

Кочевые племена, прибывшие из степей на спинах давалей, неслись по предместьям с хриплыми криками, размахивая над головами длинными копьями.

На заре на горизонте показалась туча лучников и метателей камней. Над толпой возвышались высокие силуэты горных дворян, идущих впереди своих кланов, в шлемах с забралами, и едущих на гусеницах-львах, покрытых металлической попоной.

Они затопили Северные Порты. Неудержимые, прибывающие орды смешивались с рабочими в кожаных лохмотьях, со студентами в нарукавных повязках, сталкивающихся на перекрестках, в то время, как нижние кварталы распухли и лопались, как нарывы, выпуская бесчисленный плебс.

Волны одержимых поднялись на штурм золотых храмов. Они лавиной перекатывались через ограды и толпами падали ниц перед алтарями и деревянными изображениями.

При их приближении стражники отводили в сторону оружие, срывали свои эмблемы и пели с ордами гимны, которые считались забытыми.

Но другие стражники пытались преградить путь этому приливу. Они падали под лучами ненависти, и их растоптанные металлические обломки высвобождали рой голубых мух, которые тут же умирали. Но у фанатиков не было времени удивляться этому.

Воодушевленные своим пением в храмах, они разливались во все стороны, как морская зыбь, ощетинившаяся пиками, алебардами, знаменами и разномастным оружием, захваченным в музеях. Они сняли защиту правительственного дворца, сотнями падая под заградительным огнем полиции и тысячами наплывая снова.

Дворец был захвачен и разграблен. Политиков выбрасывали из окон. Микрофоны, выкрикивающие слова официальных приказов и от имени науки возмущавшихся против суеверия, замолкали один за другим. Годы антирелигиозной пропаганды были сметены жестоким возвратом древней Веры.

Большое солнце Альфа, как мирный наблюдатель, медленно поднимало огромную голову на горизонте, чтобы посмотреть на город сквозь дым пожаров, а затем робко осветило улицы и площади. Дворянчик дернул поводья гусеницы и крикнул:

- К Старому Дворцу!

Этот крик был подхвачен и повторен на разные голоса, он летел от квартала к кварталу. И живая волна покатилась к улицам и садам Старого Дворца на холме.

Сафасс-Тин дематериализовался в коридорах миссии. Два земных чиновника закричали, увидев бесшумную вспышку на этаже клиники. А все, занимавшие этот этаж, оказались необъяснимым образом без сознания.

Сафасс-Тин снова обрел себя перед запечатанными дверями Старого Дворца. Под его взглядом печати соскочили, тяжелые створки медленно повернулись на петлях, повинуясь мысленному приказу, формулу которого король-колдун знал века назад.

Ему были знакомы все ходы и выходы, и эхо его шагов торжествующе звучало от одного пустого зала к другому. И все дцери бесшумно раскрывались перед ним.

В тронном зале два ночных стражника застыли от ужаса, увидев его высокий силуэт, и не могли шевельнуться.

А Сафасс-Тин поднялся по ступеням и сел на скамью, ножки которой представляли когтистые лапы, вцепившиеся в мрамор и оникс помоста.

И Сафасс-Тин заговорил на древнем языке с давно вышедшими из употребления оборотами:

- Сыны, возьмите таблички для письма. Возьмите стило и пишите на табличках утерянные великие Принципы.

Два стражника повиновались, как автоматы. Они послушно стали писать под диктовку короля-колдуна: Когда заря окрасила стекла, Сафасс-Тин сказал:

- Достаточно, о сыны. Мы возобновим книгу. Отдыхайте.

Стражники выпустили орудия для письма из рук и упали по обе стороны трона, истощенные смертельной усталостью.

Сафасс-Тин встал и, не глядя на стражников, вышел из тронного зала и прошелся, как хозяин, по всему пустому дворцу.

Проходя мимо зеркала из полированного металла, он заметил, что он голый. Он прошел к сундукам, открыл их, выбрал тунику Главного Жреца и надел ее. Она позволяла видеть его татуировку на руках и половину на груди. Он надел священные браслеты и диадему. Эти украшения давно было решено отдать в переплавку, но никто не осмеливался дотронуться до них.

Король прошел на террасу, выходящую на столицу, облокотился на баллюстраду и ощутил растущий шум в нижних кварталах. Легкая улыбка заиграла на его лице, когда он увидел горящий вдали Новый Дворец.

К нему обратился тихий голос внутри. У этого голоса не было слов, он в них не нуждался, он оперировал точными образами. И король понимал малейшие нюансы этого голоса, его смесь почтительности и фамильярности, страх и мольбу, умеряемые мужественным достоинством. Голос говорил:

- Сафасс-Тин, или великий король, или… не знаю, как полагается тебя именовать.

- Зови меня Господин, но вообще это не имеет значения.

- Ладно, как хочешь: Господин, я отдал тебе свое тело, свою кровь и все остальное. Меня зовут Лоран и я землянин. Твоя мумия буквально пытает меня, мой Господин Сафасс-Тин. Извини меня, но мы отвыкли обращаться к королям.

- Я понимаю.

Вот и отлично. Черт побери, и подумать только, что это случилось со мной, Лораном, простым парнем, любящим жизнь, опасность, девушек и искреннее веселье! Я просто не могу этому поверить. Может, я сплю? Сафасс-Тин, скажи, не сплю ли я?

- Ты не спишь.

- Ясное дело! Но я хотел бы спросить, при чем я во всей этой истории? Я уже сыт по горло всей этой историей. Я все отдал тебе, Сафасс-Тин. Всего себя без остатка. Должен признаться, не по своей воле - надо быть сумасшедшим, чтобы добровольно согласиться на такую вещь. Что ты хочешь со мной сделать?

- Ничего, иноземец.

- Как это - ничего? Объясни, пожалуйста.

- Ты… ты исчез из этого мира, иноземец. И я ничего тут не могу поделать. Тебя выбрал случай, чтобы сыграть эту тягостную роль. Ты вернешься в космос. Я ничего не имею против тебя и, если бы я мог, я вернул бы тебя к своим. Но это невозможно. Но успокойся, смерь не страшна. Ее, в сущности, не существует. Просто ты войдешь в другую жизнь.

- Так говорят… А как там, с другой стороны?

- Нельзя, собственно, говорить о другой стороне, потому что их тысячи… Поверь мне, ты не пожалеешь ни о чем. Ты сам увидишь, что в твоей судьбе нет ничего страшного.

- Ах, черт… Мне это вовсе не улыбается, заешь ли! И как такое могло случиться со мной? Я знаю, что повторяюсь, но пойми меня: я никогда не верил в магию.

- Магия - это наука, только она еще не сведена к уравнениям. Ты веришь в науку?

- Да… Ладно, не будем больше говорить обо мне. Раз уж я пропал, так пропал, ничего не вернешь? А земляне, а Треугольники? Что произойдет? Ей-богу, исчезну с легким сердцем, если Земля возьмет верх.

- Ты мне нравишься, чужеземец, потому что сказано: тот, кто делает свое дело до конца, достоин всяческого уважения. Успокойся: Треугольники покинут Заркас и более никогда не появятся в этой части Галактики. А теперь помолчи: мой народ идет ко мне, и я должен говорить с ним.

- Еще одно слово, Сафасс-Тин. Я хотел бы проститься со своим старым товарищем Дарселем. И потом… Я знаком с одной девушкой, она ждет меня на Земле. Я хотел бы…

- Я понимаю, ты будешь удовлетворен насчет своего друга и землянки, которая тебя ждет. Сафасс-Тин держит свое слово. Ты увидишь своего друга и попрощаешься с ним. А что касается девушки, она пойдет с тобой в большой Космос и даст еще тебе радость.

- Как? Нет, подожди, Сафасс-Тин, я не хотел бы…

- Молчи, чужеземец. Мой народ идет.

Загрузка...