Ганнибал. Военная биография величайшего врага Рима

У Карфагена, как у Тира, финикийского города-государства, давшего ему жизнь, не было регулярной армии.[69] Когда возникала необходимость, карфагеняне расходовали большие денежные средства на формирование армии призывников и наемников под командованием карфагенских полководцев, которые назначались сенатом на время войны. У Карфагена был Священный отряд, состоявший приблизительно из двух тысяч пятисот вооруженных граждан. Этот вооруженный отряд был сформирован на постоянной основе, но, вероятно, играл роль гражданской милиции. В военное время Священный отряд действовал вместе с армией, и мы находим его воюющим на Сицилии в 341 и в 311 годах до н. э.

Карфагенская армия

Возможно, при необходимости армия, состоявшая из призывников и наемников, формировалась на базе Священного отряда, в котором на постоянной основе служил офицерский состав. Аппиан сообщает, что в Карфагене в городских стенах были построены казармы для 24 тысяч пехотинцев и конюшни для 4000 лошадей и 300 слонов. После сдачи Карфагена в 146 году до н. э. по окончании Третьей Пунической войны Рим получил 200 тысяч комплектов пехотного вооружения и доспехов. Не вызывает сомнений, что эти оборудованные казармы, конюшни и вооружение предназначались для более многочисленной армии наемников и призывников в военное время.

Большое внимание уделяется использованию карфагенянами наемников. В отличие от Греции и Рима Карфаген располагал незначительным по численности классом мелких фермеров, который был не в состоянии обеспечить надлежащее число ополченцев. Большая часть земель находилась в руках аристократов, которые поставляли в армию отличных лошадей и служили в коннице. В распоряжении Карфагена имелись значительные людские резервы из африканских подданных, или ливофиникийцев. Позже испанские подданные и союзники, жители других карфагенских городов и деревень, и новобранцы из карфагенских городов на Сицилии и в Испании тоже служили в карфагенской армии. Ливофиникийцами называлось смешанное население колоний, основанных финикийцами на северном побережье Африки. В сражении в долине реки Баградас в 255 году до н. э. со стороны Карфагена приняли участие 12 тысяч пеших воинов. Позже ливофиникийцы составляли большую часть 17-тысячной пехоты, которая сопровождала Гамилькара в Испанию и служила под командованием Ганнибала. Ганнибал перед походом в Италию оставил 11 тысяч карфагенских пеших воинов для поддержки Гасдрубала и с 20 тысячами пеших воинов совершил переход через Альпы, но только 12 тысяч из них воевали в Италии. Когда в текстах говорится об африканской пехоте Ганнибала и Гасдрубала, значит, речь идет о карфагенских пехотинцах-ливофиникийцах.

Отчеты о битве при Кримиссе в 341 году до н. э. содержат подробное описание карфагенской армии. Экипировка пехотной фаланги состояла из железных нагрудников, шлемов и больших белых щитов. На флангах располагалась конница и колесницы, запряженные четверкой лошадей. Непонятно, от кого карфагеняне позаимствовали колесницы — от своих предков ханаанеев или от ливийцев. Персы тоже использовали колесницы, запряженные четверкой лошадей, которые, возможно, попали в Карфаген с торговцами. В 310 году до н. э. Карфаген выставил против армии Агафокла две тысячи колесниц.

В 256 году до н. э. приглашенный карфагенянами для отражения римской атаки на город наемный спартанский полководец Ксантипп увидел, что экипировка карфагенских пеших воинов, как и греческих пеших воинов Александра и Пирра, состоит из металлических шлемов, наголенников (поножей), льняных чешуйчатых доспехов, круглых щитов, пик и коротких мечей. Ксантипп заменил длинную карфагенскую пику более коротким греческим копьем и, поскольку Спарта не признавала македонскую фалангу, обучил пехоту сражаться в манере спартанских гоплитов. Африканские пехотные фаланги были огромной силой; Ганнибал и другие карфагенские командующие возлагали на них большие надежды. В Каннах в 216 году до н. э. пехотные фаланги заманили в ловушку римскую армию. Карфаген был не в состоянии пополнять потери армии, и постепенно в ходе войны армия Ганнибала теряла элитные пехотные подразделения.

В состав карфагенской армии входила также ливийская тяжеловооруженная и легковооруженная пехота. Тяжелый пеший воин был вооружен копьем и щитом и, возможно, носил льняные доспехи; легкий пеший воин имел копье, маленький круглый щит и не имел доспехов. После сражения у Тразименского озера ливийцы были довооружены захваченным у римлян оружием и доспехами, включая римский пилум (метательное копье). Возможно, некоторые легкие пешие воины получили римские доспехи, но продолжали выполнять традиционную задачу легкой пехоты, зачастую воюя во взаимодействии с балеарскими пращниками.

Карфагенская легковооруженная пехота набиралась из числа ливийцев и мавров. Карфагеняне формировали отряд лучников, вооруженных сложносоставными луками, характерными для армий Ближнего Востока; в битве при Заме принимали участие и мавританские лучники. У нас нет никакой информации о лучниках во время итальянских кампаний Ганнибала, и, вероятно, в его армии единственными метателями на дальнее расстояние были балеарские пращники. У каждого из пращников было по две пращи: одна для метания на дальнее расстояние, а другая — на ближнее. Праща, предназначенная для метания на дальнее расстояние, могла метнуть камень размером с теннисный мяч на расстояние до шестисот футов. Снаряд, запушенный пращой, предназначенной для метания на ближнее расстояние, летел по траектории, подобной траектории современной пули, поражая цель на расстоянии в сто ярдов. В Древнем мире лучшими метателями были балеарские пращники, и на протяжении почти шестисот лет они служили наемниками в разных армиях. Диодор упоминает также служивших в карфагенских армиях мавританских лучников.[70]

На вооружении у карфагенян были также метательные машины, предшественники артиллерийских орудий, которые можно найти в эллинистических армиях преемников. Сведения о карфагенском арсенале, захваченном Сципионом Африканским при взятии Нового Карфагена, дают некоторое представление о количестве и типах машин, доступных карфагенским армиям. Римляне захватили 120 больших катапульт, 281 малую катапульту, 23 большие баллисты и 52 малые баллисты. В конце Второй Пунической войны Карфаген сдал Риму 2000 метательных машин.

Карфагенская конница, подобно римской и греческой, набиралась из числа представителей аристократии, которые могли себе позволить дорогую лошадь и оружие, необходимое офицеру, служившему в коннице. Конница в Карфагене появилась довольно рано, вероятно в силу необходимости защищать поля от нумидийцев. Нумидия граничила с Ливией, и Карфаген был вынужден защищать Ливию и ее ценные зерновые культуры от набегов нумидийских всадников. Граница с дорогостоящими фортификационными сооружениями и традиционные колесницы, запряженные четверкой лошадей, не спасали от коварных налетчиков. Для решения проблемы Карфаген создал собственную конницу. Карфагенский всадник, подобно греческому всаднику, был в чешуйчатых доспехах и шлеме и вооружен мечом, коротким копьем и небольшим щитом. Тактика тоже была заимствована у греков. Когда в 237 году до н. э. Гамилькар отправился в Испанию, он взял с собой 3 тысячи карфагенских всадников. Когда в 219 году до н. э. Ганнибал отправился в Италию, он оставил 450 карфагенских всадников с Гасдрубалом. Ганнибал, похоже, не брал с собой в Италию карфагенскую конницу, за исключением небольшой группы охраны, и в сражении при Каннах упоминаются только испанские, галльские и нумидийские всадники. Причина, по которой Ганнибал не использовал карфагенскую конницу, состоит в том, что она, как и греческая конница, не представляла серьезной угрозы для хорошо вооруженной и дисциплинированной пехоты. Позже мы подробно поговорим на эту тему.

Армия Ганнибала

Карфагенская армия, которую Гамилькар взял с собой, сильно изменилась за те почти двадцать лет, что Гамилькар и Гасдрубал находились в Испании, и эту новую армию Ганнибал взял с собой в Италию. В состав карфагенской армии Ганнибала входили ливофиникийцы, нумидийцы, испанцы и кельты, которых римляне называли галлами.[71] По ходу войны в состав армии Ганнибала вошли большие группы италиков, в том числе самниты, луканы и бруттии. Когда в 203 году до н. э. Ганнибал был вынужден покинуть Италию, вместе с ним ушли 18 тысяч италиков. В битве при Заме эти войска сформировали третью, самую надежную линию, которая держалась до конца.[72] Ближе к концу греки тоже, возможно, входили в состав армии Ганнибала. Ливий сообщает, что в битве при Заме принимали участие 4 тысячи македонцев, сражавшихся в армии Ганнибала.[73]

Никогда не предпринималось попыток объединить этих воинов из разных стран, племен и культур в единую армию, одинаково вооруженную и использующую одну и ту же тактику. Каждая группа имела на вооружении свое оружие, сражалась в соответствии с собственной тактикой и под командованием своего командира. В большой степени успех любой карфагенской армии, в том числе и Ганнибала, зависел от таланта полководцев соединить эти отдельные части и использовать их наиболее эффективным способом. Карфагенская армия могла на поле боя проявить недисциплинированность, если ситуация выходила из-под контроля командующих, как, например, это произошло с армией Гасдрубала в битве у реки Ибер. Как бы то ни было, но карфагенские полководцы редко выпускали ситуацию из-под контроля.

Война Ганнибала против Рима была бы невозможна без привлечения испанцев, галлов и племен, населявших Апеннины. Римляне тоже активно использовали племена, сначала в Испании, затем в Африке; Сципион использовал отряды нумидийских всадников и пехоты в сражениях у Башни Агафокла, на Великих равнинах и при Заме. Иногда эти племена воевали из преданности командующему, как в случае с Гамилькаром, когда справедливым и уважительным отношением он завоевал преданность испанского племени, а иногда они служили в качестве наемников. В 212 году до н. э. римляне узнали, какая опасность таится в приеме на службу наемников, когда братья Сципионы увеличили армию за счет 20 тысяч наемников-кельтиберов. Но кельтиберы, подкупленные Гасдрубалом Баркой, покинули войско, и Сципионы оказались в безвыходном положении. Они оба были убиты, и шестилетние успехи были уничтожены за один день.[74]

По достижении Италии Ганнибал полностью положился на отряды галльских и италийских племен, а потому некоторые считают, что наемники сыграли более значительную роль в карфагенских, а не в римских армиях. Это зависит от того, что следует понимать под словами «племена» и «наемники», поскольку обе армии в значительной степени зависели от воинских подразделений, составленных из членов племен, союзников и наемников. До перехода через Альпы большую часть армии Ганнибала составляли отряды различных испанских племен, которые долгое время находились под влиянием Карфагена и сохраняли статус преданных союзников или подданных.[75] Вместе с африканской пехотой и нумидийской конницей они сформировали ядро армии Ганнибала. Эти воинские подразделения долгое время оставались частью армии Гасдрубала, которую Ганнибал унаследовал после его смерти. По большей части это были опытные воины, обучением которых занимались карфагенские офицеры. После перехода через Альпы армия Ганнибала включала большую часть галльских «наемников», то есть отряды, состоявшие из членов племен, под началом своего вождя или командира. Этих воинов не следует путать с профессиональными наемниками, которые продавали свое мастерство тем, кто предлагал наивысшую цену в Греции и в других странах. В любом случае племенные наемники воевали согласно своим обычаям и зачастую были не более опытными, чем римское ополчение.

Полибий даст нам возможность понять степень зависимости Рима от итальянских союзников, когда отмечает, что в 225 году до н. э. они составляли более половины людских ресурсов Рима. «Италийские союзники» были привлечены из тридцати колоний, говорящих на латыни, в то время как «обычными союзниками» были греческие колонии и племена, населявшие Южную Италию. Обычные союзники отличались во всех отношениях, и даже говорили не на латыни, а на других языках.[76] Их надежность и преданность Риму были так же сильны, как надежность и преданность галльских и италийских союзников Ганнибалу. Милиционная (ополченческая) армия Рима и смешанная армия Ганнибала, вероятно, одинаково упорно сопротивлялись, сражались и под давлением распадались. Спустя два тысячелетия британская Индийская армия, в которую входили мусульмане и индусы, отлично сражалась под командованием британских офицеров.

Испанская пехота

Испанская пехота Ганнибала набиралась из племен, населявших область вдоль средиземноморского побережья Испании. Почти двадцатилетние усилия Гамилькара и Гасдрубала по налаживанию добрых отношений с племенами, живущими в прибрежной зоне, сделали возможной вербовку этих племен в карфагенскую армию.[77] А вот племена, жившие внутри страны, сохраняли враждебность к карфагенянам, которым время от времени приходилось использовать военные средства для подавления недовольства. Установлению отношений с прибрежными племенами помогло сильное греко-финикийское культурное и экономическое влияние, существовавшее в этом районе примерно с VI века до н. э., когда на побережье Испании появились греческие, финикийские, а затем карфагенские торговые пункты (эмпории). Это культурное и экономическое присутствие оказало существенное влияние на развитие населявших побережье Испании племен, на их искусство, сельское хозяйство, вооружение и тактику.[78] Некоторые племена позаимствовали вооружение и тактику у греков и ханаанеев, и их солдаты походили более на дисциплинированных греческих гоплитов, чем на неорганизованных племенных воинов. Соглашения, достигнутые Гамилькаром и Гасдрубалом с племенами, жившими на побережье, превратили эти племена в настоящих союзников, которые охотно служили в армии Ганнибала.

Большую часть испанских войск Ганнибала составляли иберы из разных племен — турдетаны, бастетаны, контестаны, эдетаны, — жившие на побережье и в долине реки Бетис. Иберы формировали отряды легкой и тяжелой пехоты и конницы. Воины этих отрядов были одеты в белые туники, перепоясанные широким кожаным поясом на греческий манер. Командиры носили бронзовые шлемы греческого типа, а рядовые воины обходились обычными шлемами из кожи или бронзы. Испанская тяжелая пехота из защитного вооружения использовала бронзовые пластины на ремнях, прикрывавшие грудь, и чешуйчатые панцири. Большой овальный щит, наподобие римского скутума, заставил римских авторов назвать этих воинов скутариями.

Легкая пехота была вооружена центрами — легкими, круглыми, немного выпуклыми щитами из кожи, ивняка или дерева с металлическим умбоном (бляха полусферической или конической формы, размешенная посередине щита, защищающая кисть руки воина от пробивающих щит ударов) и креплением (рукоятью). Цетратии, легкие пешие воины, были вооружены копьями и фалькатами; эти войска полагались в сражении «меча и щита» на скорость и ловкость. Ганнибал зачастую использовал свои легковооруженные войска более эффективно, чем его враги. Цетратии, наряду с пращниками, выполняли все классические задачи легкой пехоты, включая прикрытие развертывания; поддержку конницы; выдвижение и охват флангов; захват таких ключевых позиций, как холмы, перекрестки дорог и мосты; устройство засад. Важной особенностью испанской пехоты было тесное взаимодействие с конницей, что позволяло последней быстро использовать бреши, сделанные пехотой во вражеском строе.[79]

Испанская тяжелая пехота была вооружена шестифутовым метательным копьем, наподобие римского пилума, цельнометаллическим с острым наконечником в форме листа, которое называлось солиферум.

Кроме того, испанская пехота имела фаларику, сосновое древко с длинным железным наконечником. Иногда фаларику обматывали паклей, пропитанной горючим веществом, и использовали как зажигательный снаряд. Испанская пехота, возможно, также имела длинные копья, но источники наиболее часто упоминают испанскую пехоту как обрушивающую на противника град метательного оружия.[80] Легкие и тяжелые испанские пешие воины были вооружены фалькатой, основным иберийским оружием ближнего боя. Фальката — короткий изогнутый меч, сделанный из отличного испанского железа, длиной 22 дюйма и шириной 2 дюйма в самой широкой части. Острый конец затачивался с двух сторон. Эфес фалькаты выковывался из цельного куска вместе с клинком. Ни один шлем не мог выдержать рубящего удара этого изогнутого меча. Фальката произвела большое впечатление на Ганнибала, и он вооружил этим испанским мечом африканские войска. До некоторой степени победу при Каннах можно отнести за счет превосходства в ближнем бою испанского меча над коротким греческим мечом, который использовали римляне.

Испанская тяжелая пехота состояла из сильных и отважных воинов, под стать римской пехоте. Обычно они наступали сомкнутым строем и, прежде чем вступить в ближний бой с мечами, обрушивали на противника ливень копий. Зачастую этого было достаточно, чтобы сломать строй противника. Кельто-иберийская пехота иногда выстраивалась клином, атакуя противника, что часто давало положительный эффект. Испанские пешие воины, известные своим упрямством, не поддавались отчаянию в тяжелых ситуациях. Есть свидетельства, что испанская пехота, не желая капитулировать, совершила массовое самоубийство.[81]

Испанская конница

Самой мощной силой карфагенской армии, скорее всего, была испанская тяжелая конница, или хинетес. Испания была страной с развитым коневодством, и выносливые испанские лошади были приучены пересекать гористый ландшафт, что делало испанскую конницу чрезвычайно гибкой при перестроениях и развертывании. Испанцы не использовали седло, обходясь седельным ковриком. Они управляли лошадью с помощью уздечки и поводьев. Известны случаи, когда на поле битвы пехотинец-цетратий прибывал за спиной всадника и, спешившись, вступал в бой. Всадники Магона использовали эту хитрость, когда заманили в засаду римлян в битве на реке Требия. Испанская конница разорвала строй римской конницы в битве при Каннах.

Испанская тяжелая конница Ганнибала была карфагенским вариантом конницы Филиппа II Македонского, и, возможно, Гамилькар обучал ее по той же схеме. До Филиппа греческая конница была вооружена коротким копьем или дротиком и ксифосом (колюще-рубящий меч с заостренным клинком листовидной формы) и использовалась для прикрытия пехоты с флангов и тыла. Неспособная прорвать пехотную фалангу с помощью внезапного удара и оружия, греческая конница была способна лишь метнуть свое оружие и ретироваться. В отличие от нее конница Филиппа была вооружена длинным девятифутовым копьем-ксистоном с древком из древесины кизила и острым железным наконечником. Вместо бесполезного ксифоса, для ближнего боя македонский всадник был вооружен смертоносным оружием — махайрой (нож-тесак, приспособленный для рубящих ударов). Македонские лошади были крупными, сильными животными, способными теснить пехоту противника, когда конники действовали сначала копьем, чтобы затем, ворвавшись в ряды противника, пустить в ход махайру.[82] Филипп первым применил конницу как самостоятельную ударную силу для прорыва и уничтожения пехоты противника в ближнем бою. Конница Филиппа сражалась в «опасной близости», и она должна была тесно взаимодействовать с пехотой с фронта, фланга и тыла; вступать в бой и разбивать фалангу.[83] С этой конницей Филипп завоевал Грецию, а его сын Александр — Азию.

После Александра в эллинистических армиях подчеркивалась важность иметь хорошо обученную, ощетинившуюся копьями пехотную фалангу, которую конница сочтет непробиваемой. Таким образом, в ту эпоху задача вооруженной копьем конницы заключалась в том, чтобы завязать бой с конницей противника, заставить ее отступить и использовать любые возможности, чтобы заявить о себе. Это привело фактически к отдельным сражениям между пехотой и конницей противников и давало небольшую возможность использовать конницу против пехоты.[84] Опять пехоте отвели решающую роль, отодвинув конницу на второй план. Такое положение существовало в Карфагене в то время, когда Гамилькар отправился с армией в Испанию.

Но в Испании Гамилькар познакомился с испанской конницей и ее сильными лошадьми. Испанские всадники в чешуйчатых доспехах, с небольшим щитом, были вооружены длинным копьем наподобие ксистона и фалькатой для ведения ближнего боя. Самое главное, что испанская конница, как конница Филиппа, сражалась в «опасной близости» и, используя копье, проникала внутрь отрядов противника. Грозные мечи испанских всадников сеяли смерть. Подобное оружие и тактика оказались эффективными против тесно сомкнутых рядов пехоты, с которыми сражался Филипп. Это оружие и тактика были столь же эффективны против римских манипул, расположенных в бою в шахматном порядке, который назывался quincunx.

Интересно, почему испанская конница была вооружена и обучена как македонская конница Филиппа и почему продолжала придерживаться тактики, от которой эллинистические армии отказались более столетия назад? Как уже говорилось, прибрежные районы Испании испытывали сильное греко-финикийское влияние примерно с VI века до н. э.[85] Возможно, греческие наемники и торговцы ознакомили жителей прибрежной зоны с македонской тактикой незадолго до Первой Пунической войны. Фальката практически ничем не отличалась от махайры, которую использовала конница Филиппа.[86] Греческий историк Ксенофонт говорит, что махайра имеет персидское происхождение.[87] Однако согласно греко-английскому словарю в начале IX века фессалийцы использовали махайру в жертвоприношениях, и, значит, она имеет греческое происхождение.[88] Была ли махайра персидского или греческого происхождения, но, вероятно, финикийские торговцы завезли ее в Испанию, где ее, внеся небольшие изменения, стали изготавливать и в конечном итоге вооружили махайрой испанскую конницу и пехоту.[89]

Но даже если испанские всадники задолго до прибытия Гамилькара в 237 году до н. э. имели фалькату, то далеко не бесспорно, что в то же время они позаимствовали тактику веления боя у македонцев. Более вероятно, что кто-то обучал их сражаться так же, как сражалась конница Филиппа. Гамилькар, закаленный в сражениях профессиональный солдат, несомненно, знал историю греческой войны и о той роли, которую Филипп II сыграл в развитии конницы. Будучи профессиональным военным, Гамилькар, возможно, понял, что испанская конница использует то же оружие, что и конница Филиппа, и, возможно, обучил свою конницу сражаться так, как сражалась конница Филиппа. Как бы то ни было, но конница, которую Гамилькар и Гасдрубал оставили Ганнибалу, была внушающим ужас, действенным боевым оружием. У Ганнибала было значительное преимущество перед римлянами, конница которых была вооружена и обучена как традиционная греческая конница, с которой так легко расправился Филипп.

Галльская пехота

Большая часть галльской пехоты была мобилизована Ганнибалом из племен, проживавших в долине реки По в Италии. В 390 году до н. э. галлы напали на Рим, захватили и разграбили его. На протяжении следующего столетия они неоднократно вторгались в Центральную Италию. Всего за семь лет до того, как Ганнибал вторгся в Италию, семидесятитысячная армия галлов перешла Апеннины, пытаясь воспрепятствовать проникновению римлян в долину реки По. Неудивительно, что галлы, учитывая их долгую историю конфликта с Римом, были союзниками Ганнибала и составляли 40 процентов его армии в Италии. Эти племенные воины жили ради войны, славы и грабежа.

Галлы были тяжелыми пешими воинами, вооруженными шлемом, большим щитом и длинным мечом. Любопытно, что, хотя в то время лучшие кольчуги изготавливали галлы, некоторые из них сражались по пояс обнаженные. Они были намного выше и сильнее, чем средиземноморские народы, и пугали римлян своим ростом, светлой кожей, длинными волосами, боевыми танцами и грозным боевым кличем. Их атаки были безудержными, а их обычай отрубать головы внушал ужас.[90] Римские историки среди слабостей галлов отмечают недостаток выносливости, склонность к панике и стремление покинуть поле боя после того, как получены голова поверженного врага и достаточное количество добычи.[91]

Галлы формировали отряды тяжелой пехоты и редко использовались в качестве застрельщиков. Их основным оружием был обоюдоострый меч с закругленным концом длиной в ярд (около метра), предназначавшийся для рубящих ударов. Сделав несколько взмахов над головой, галльский воин опускал свой меч как топор. Подобная техника требовала значительного пространства, и, вступив в бой, воин, можно сказать, сражался как самостоятельная боевая единица, полагаясь исключительно на свою ловкость и сообразительность. Галльский щит был овальным, сделанным из дубовых досок, обтянутый войлоком или кожей. Его большой размер объясняется тем, что многие галлы сражались без доспехов. Галльское восьмифутовое копье либо бросалось одной рукой, либо вообще не использовалось, и галлы очень быстро перешли на римский пилум. Хотя галлам был по душе индивидуальный бой, они обычно сражались в сомкнутом строю, сдвинув щиты, иногда держа щиты внахлест. Согласно Ливию, «они мчались на противника, как дикие животные, полные гнева и воодушевления, без всякого строя вообще… слепая ярость никогда не оставляла их, пока было дыхание в их телах… даже со стрелами и копьями, вонзившимися в них, они продолжали сражаться одной только силой духа, пока длилась их жизнь».[92]

Конница галлов

В галльской коннице служили знать, короли и вожди племени. Из защитного вооружения у них была кольчуга, шлем и маленький круглый щит. Основным оружием конницы, как и пехоты, были копье и меч. Галльская конница обычно не вступала в бой с вражеской пехотой, а атаковала вражескую конницу в традиции одиночного героического поединка. Конница совершала набеги и проводила разведку, захватывала ключевые позиции и заманивала в засаду вражеских фуражиров и разведчиков. Галльская конница редко сражалась как тяжелая, хотя в битве при Каннах четыре тысячи галльских всадников следует отнести к тяжелой коннице. Галльскими войсками было трудно управлять во время сражения, и карфагенские полководцы часто использовали их в качестве ударной силы для нанесения удара в центр противника. Эта тактика приводила к тяжелым потерям, и галлы жаловались, что иногда Ганнибал использует их в качестве пушечного мяса (как он сделал это в битве при Каннах). По ходу войны они постепенно заменяли свое традиционное оружие на захваченное у римлян.

Нумидийская конница

Нумидийская легкая конница была лучшей и самой надежной конницей Ганнибала. Иногда противники Карфагена, иногда союзники, служившие ради общих интересов, но главным образом наемники, эти отряды прибыли из Нумидии, области в Северной Африке, занимавшей часть современного Алжира. Ливий пишет, что нумидийские «лошади и всадники поджарые; всадники без кольчуг, и из оружия у них только копья».[93] Нумидийские всадники действительно не имели мечей и, вероятно, ничего иного, кроме ножа для ближнего боя. Будучи прирожденными всадниками, нумидийцы скакали без седла, используя в качестве средства безопасности веревку, наброшенную на шею лошади. Они не использовали поводья и уздечку, управляя лошадью при помощи ног, голоса и прута. Их основным оружием были легкие копья и дротики. В качестве защитного вооружения обычно использовали маленький круглый щит, но иногда вместо щита набрасывали на руку шкуру. Они были специалистами в маневренной войне: атаковали, отступали, маневрировали и снова атаковали, но уже в другом месте. Они были незаменимы для проведения разведки, набегов и засад, но не столь полезны, как тяжелая конница, для использования в качестве ударной силы против пехоты. В Каннах нумидийская конница не смогла самостоятельно оттеснить римлян, и пришлось прислать ей в помощь испанскую конницу. Зато в качестве преследователей им не было цены.

Слоны

Первым западным полководцем, который столкнулся со слоном как с орудием войны, был Александр Великий. Это произошло во время войны с персами, которые, в свою очередь, вероятно, узнали о слонах от индийцев. Слоны индийского царя Пора в битве при Гидаспе доставили много проблем армии Александра. Хотя Александр никогда во время войны не использовал животных, в войнах преемников Александра и эллинистических армий средиземноморские государства обычно использовали слонов. Карфагеняне впервые столкнулись со слонами, когда в 310 году до н. э. Агафокл Сиракузский вторгся в Африку и попытался захватить Карфаген, и во время войны карфагенян с Пирром на Сицилии в период с 278 по 276 год до н. э. После войны с Пирром карфагеняне включили новый род войска в состав своей армии — боевых слонов, заменив ими боевые колесницы. Впервые карфагеняне использовали слонов в битве при Акрагасе (262 год до н. э.), а затем в битве при Панорме (250 год до н. э.). Греки и карфагеняне отлавливали и обучали лесных африканских слонов из-за невозможности получить больших индийских слонов. Высота в плечах обитателя Марокко и Алжира, вымершего африканского лесного слона, составляла семь-восемь футов, в то время как у знаменитого африканского саванного слона — тринадцать футов, а у индийского слона — десять футов.

Слоны были не разведенные в неволе, а отловленные в дикой природе. Старались поймать молодых слонов, не старше пяти лет, но дрессировать их начинали с десятилетнего возраста. Лесные слоны полностью вырастали к двадцати годам, и их рабочий возраст находился в промежутке от двадцати до сорока лет. В дикой природе слон жил шестьдесят лет, а в неволе редко жил больше сорока лет. Двигаясь со скоростью три мили в час, он мог с тяжелым грузом пройти в день пятнадцать — двадцать миль, а без груза в среднем сорок миль в день. Лесные слоны любили воду и были хорошими пловцами. Трудность Ганнибала в переправе слонов через Рону, возможно, была связана с тем, что его слоны, выросшие в неволе, никогда не видели воды.[94]

Во время Первой Пунической войны Карфаген содержал отряд из трехсот слонов, которые размешались в стойлах, находившихся в нижнем ярусе казематов, отделявшихся от городской стены крытым проходом. Все тридцать семь слонов Ганнибала, которые участвовали в переходе через Альпы, остались живы. В битве на реке Треббия Ганнибал использовал слонов для прикрытия пехоты, и слоны задержали наступление римлян на флангах. Когда битва закончилась, то оказалось, что погибло двадцать девять слонов. Из оставшихся восьми только один, Сур, пережил зиму. Когда при переходе через болота Ганнибал подхватил глазную инфекцию, офицеры убедили его, что ему будет удобнее ехать на слоне. В 215–214 годах до н. э., несмотря на римскую блокаду, карфагенянам удалось тайно привезти в Южную Италию сорок слонов. Ганнибал использовал этих животных, чтобы прорвать фронт римлян в сражении с Марцеллом в 209 году до н. э.

Еще более важную роль слоны играли на Испанском театре боевых действий. Во всех главных битвах в Испании Сципиону приходилось сталкиваться с карфагенскими слонами. Одна из причин, по которой Сципион атаковал фланги карфагенян в битве при Илипе, заключалась в желании избежать встречи с тридцатью двумя боевыми слонами Гасдрубала. В битве при Заме Сципион опять столкнулся с боевыми слонами. Он настолько опасался карфагенских слонов, что перестроил свои отряды. Теперь между отрядами были проходы, по которым атакующие слоны могли пройти, не уничтожив римских пехотинцев. В Заме погибли одиннадцать слонов. Сципион взял с собой нескольких слонов для триумфального возвращения в Рим, а остальных отдал своему союзнику Масиниссе.

Слоны играли важную тактическую роль в карфагенских армиях. Они наводили ужас на воинов, никогда не видевших слонов, и на лошадей, лишая конные отряды боеспособности. Требовалась специальная тренировка лошадей для того, чтобы они могли выдержать атаку слонов. В период правления Клавдия римляне привезли слонов в Британию, чтобы произвести впечатление и заставить замереть от страха местных вождей. Под управлением погонщиков атака разъяренных слонов могла оказать шоковый эффект на пехотные формирования. Слоны использовались в Персии, Индии и Греции в качестве помоста для лучников и метателей копья, а также для прикрытия пехоты в центре и на флангах, а их высота позволяла применять их в качестве ширмы для незаметного перемещения конных отрядов. Кроме того, слонов использовали, чтобы ворваться во вражеский лагерь, как это сделал Ганнон во время восстания наемников. Полибий сообщает, что «лишь только слоны ворвались в лагерь, неприятели не могли выдержать их тяжелого натиска, и все бежали из лагеря». У командующего, сидящего на спине слона, высотой в десять футов, был превосходный обзор поля битвы.

Как у всякого боевого средства, у слона были свои недостатки. Опытные застрельщики, стоявшие перед строем пехоты, могли встретить слонов градом стрел и копий. Раненые слоны приходили в ярость, становились неуправляемыми, поворачивали обратно и топтали тех, с кем начинали атаку. Разъяренные слоны, бегающие по полю битвы, разрушали все планы. Диодор рассказывает, что карфагенские погонщики имели при себе длинный гвоздь и молоток. Если слон переставал подчиняться командам, погонщик вбивал ему в череп гвоздь, и слон мгновенно умирал. Диодор приписывает изобретение этого способа Гасдрубалу.[95] Однако при всех своих недостатках слоны доказали свою значимость, сыграв решающую роль в битве при Ипсе, в двух победах Пирра над римлянами и в победе карфагенян над Марком Атилием Регулом.

Зачем Ганнибал брал с собой слонов в эти трудные походы? Ведь римляне были хорошо знакомы со слонами и знали, как вести себя с ними. Пирр разбил римлян с помощью слонов в 280 году до н. э. Спустя пять лет в битве при Беневенте римляне убили двух и захватили восемь слонов. Хотя слон был дорогим и престижным оружием, он не давал существенного преимущества против легионов. Возможно, Ганнибал рассматривал слонов как орудие пропаганды, чтобы произвести впечатление на галлов и убедить их присоединиться к его кампании. Возможно, он планировал показать слонов жителям союзных городов, чтобы убедить их в силе своей армии и чтобы они поняли, что в их интересах присоединиться к нему. А вот причину, по которой карфагеняне использовали слонов в Испании, понять проще. Слоны были важной частью карфагенской армии более половины столетия, вписывались в тактику карфагенских полевых командиров и, если их правильно использовали, действительно приносили большую пользу.[96]

Тактика Ганнибала

В карфагенских армиях служили воины, использовавшие разнос оружие и говорившие на разных языках, а значит, к каждой группе требовался особый подход. Больше столетия карфагенские командующие были способны командовать этими армиями и одерживать с ними победы, что служит доказательством их опыта и компетентности. Карфагенские командующие были известны своим мужеством и отвагой; зачастую эти качества вызывали к ним любовь племенных и клановых отрядов.

С одной стороны, годы разумного руководства и справедливого обращения при Гамилькаре и Гасдрубале помогли установить прочные связи с некоторыми испанскими племенами и добиться их преданности. Гасдрубал и Ганнибал даже взяли в жены испанских принцесс. Сципион, римский командующий в Испании, тоже заслужил уважение благодаря военным победам, милосердию и справедливому обращению. Некоторые испанские племена приветствовали Сципиона как своего царя, признав его своим покровителем и вождем.[97] С другой стороны, карфагенские командующие, устанавливая дисциплину в войсках, могли быть безжалостными и жестокими; воинов избивали, наносили увечья и выносили смертные приговоры. Подобное поведение едва ли удивительно для офицеров, которые были свидетелями расправ на городской площади Карфагена с их товарищами, потерпевшими поражение в сражениях. Однако в итоге большинство племенных отрядов охотно служило в армии Ганнибала, и только в отдельных случаях за плату.

В силу особенностей карфагенских армий применение стандартной тактической системы не представлялось возможным. Боевая эффективность отрядов зависела в большой степени от тактической изобретательности их карфагенских командующих, которые должны были найти творческий подход к каждой отдельной группе, чтобы добиться максимального положительного коллективного результата. Для достижения победы следовало соединить отдельные тактики в единое целое. Эта весьма непростая задача, и современные командующие хорошо представляют все трудности, возникающие при ее решении. Между тем римские союзные контингенты — латины, этруски, кампанцы и италийские греки — уже были объединены с римскими отрядами, и к ним было проще применить римскую тактику.[98]

Несмотря на то что карфагенская пехота была превосходной, карфагенские армии в целом и армия Ганнибала в частности в большей степени полагались на конницу как ударную силу и использовали пехоту в качестве основы для совершения маневров совместно с конницей. Нет ничего удивительного в этой расстановке сил. Благодаря тесным контактам с греками в Восточном Средиземноморье карфагеняне, вероятно, познакомились с военными системами Александра, Пирра и эллинистической, в которых за основу бралась пехота, а роль ударной силы отводилась коннице. Опыт войны с Пирром показал карфагенским командующим, что сильная фаланга сама по себе не играет решающей роли и должна быть более мобильной и гибкой, чтобы защищаться от нападения. Карфагенский военный гений преобразовал пехоту, сделав ее гибкой и мобильной, и использовал конницу в качестве ударной силы и для совместного маневрирования с пехотой. Следовательно, карфагеняне разработали тактическую доктрину, в которой главная роль отводилась коннице, в то время как римляне не придавали коннице особого значения и относились к ней как к вспомогательному оружию, не имеющему большого влияния на исход боя.[99]

Успешный двойной охват римлян в Каннах долго служил примером тактического таланта Ганнибала. Но ко времени Ганнибала охват и двойной охват давно уже относились к стандартным тактическим маневрам карфагенских армий. Более того, несколькими столетиями ранее первым принимал удар слабый центр греческой фаланги, а затем усиленные фланги, отбивая атаку, смыкались, заключая в кольцо армию противника, как это произошло в 490 году до н. э. в Марафонской битве. Тактика Ганнибала в Каннах, когда его пехота бросилась вперед, образовав выпуклый полумесяц, а затем, постепенно отступая под натиском римлян, заманила внутрь и, развернув фронтально фланговые колонны африканской пехоты, охватила римлян с обеих сторон, использовалась аркадянами в битве при Мантинее.[100] Спартанец Ксантипп, приглашенный возглавить карфагенскую армию в борьбе против Регула, добавил конницу в тактический рисунок. В битве на Баграде в 255 году до н. э. его конница сначала заставила отступить конницу римлян, а затем атаковала противника с флангов и тыла. В 215 году до н. э. в битве при Ибере Гасдрубал попытался применить ту же тактику, которую Ганнибал применил в Каннах, и разместил своих слабых племенных новобранцев в центре, рассчитывая завлечь римлян в ловушку. Римляне легко прорвали центр, но африканская пехота, атакуя с флангов, окружила римлян. Однако римлянам удалось раздвинуть фланги и отбросить карфагенян. Когда центр рассыпался, конницу Гасдрубала охватила паника, и она отступила с поля боя. Армия Гасдрубала была почти полностью уничтожена.[101]

Традиционный карфагенский маневр охвата Ганнибал позаимствовал у предшественников, которые, в свою очередь, узнали о нем от греков, а вот успешные двойные охваты были редким явлением. Греческие гоплиты в прежние времена и эллинистические фаланги пикинеров в дни Ганнибала господствовали на поле боя, отодвигая конницу на второй план, то есть сражались с вражеской конницей вместо того, чтобы атаковать вражескую пехоту. Не пытаясь привести в соответствие боевую силу фаланги и легиона, Ганнибал создал компенсирующую силу в лице конницы, которая использовала тактические слабости римлян. Во всех битвах, кроме битвы при Заме, у Ганнибала было численное превосходство конницы, то есть создавалась асимметрия в боевой силе, что позволяло разбивать вражескую конницу и давало возможность своей коннице, тесно взаимодействующей с пехотой, атаковать вражескую пехоту с флангов и с тыла. В создании асимметрии силы и использовании тесного взаимодействия конницы и пехоты Ганнибал подражал тактике Филиппа II Македонского.[102]

Попробуем предположить, как Ганнибал мог узнать о греческой и македонской тактике. Одним из его друзей был грек по имени Сосил, сопровождавший Ганнибала в его кампаниях и позже написавший историю, теперь утраченную, деяний Ганнибала. В биографии Ганнибала Корнелий Непот пишет, что Сосил был спартанцем, обучавшим Ганнибала греческому языку.[103] Военный историк Публий Флавий Вегеций Ренат высказывает предположение, что у Ганнибала служил спартанский тактик, вероятно тот самый Сосил.[104] Но вполне вероятно, что Ганнибал приобрел знание о греческих способах ведения войны по время службы в армии Гамилькара и что Гамилькар, а не Ганнибал изучил военную теорию и практику греков и, пользуясь этими знаниями, обучил свою армию. Однако нам слишком мало известно о кампаниях Гамилькара и Гасдрубала в Испании, чтобы подтвердить это предположение.

В отсутствие стандартной тактической системы, такой как у римлян, перед карфагенскими командующими стояла задача таким образом использовать разные подразделения, чтобы максимизировать эффективность каждого, следуя при этом тактическому плану, конкретному для каждой боевой ситуации. Однако можно выделить некоторые «тактические константы», или общие правила, которыми руководствовались карфагенские тактики. Первое правило заключалось в том, чтобы достигнуть максимального эффекта внезапности и вызвать максимальный шок. Отличный пример — засада на Тразименском озере. Кроме того, командующие часто вступали в бой, когда противник еще двигался в колонне походным маршем. Второе правило состояло в том, чтобы завязать бой сразу после того, как противнику пришлось тяжело потрудиться, преодолевая сложное препятствие, такое как река, возвышенность или лес. Примером может служить переправа римлян вброд через Треббию, когда они сильно замерзли и ослабли. Третье правило состояло в том, чтобы с максимальной эффективностью использовать ландшафт. Карфагенские командующие часто размешали на флангах тяжелые войсковые соединения, оставлявшие врагу все меньше и меньше пространства для маневра. Иногда для выполнения этого маневра они использовали слонов во взаимодействии с пехотой и конницей. Тактика конницы состояла в том, чтобы, вытеснив вражескую конницу с поля боя, вернуться и внезапно атаковать с тыла или растянутый фланг вражеской пехоты. Последнее правило, похоже, состояло в том, что если нельзя воспользоваться ни одним из перечисленных правил, то следует избегать сражения. Если карфагенский командующий не мог сражаться на своих условиях, он обычно вообще не вступал в бой.

Римляне — враги карфагенян

Первоначально римская армия называлась легионом, и этот термин относился к войску, с которым Ромул выступил против Амулия.[105] Войско делилось на центурии, которые формировали боевые подразделения под названием манипулы. Манипул — от слова manus, что означает горстка или пучок; по традиции древко с прикрепленным на конце клоком сена являлось боевым штандартом легиона Ромула.[106] На протяжении столетий легион состоял исключительно из римских граждан, призываемых к оружию как ополчение. Все мужчины в возрасте от семнадцати до сорока шести лет, личное состояние которых составляло по крайней мере четыре тысячи ассов, могли быть призваны на военную службу. Срок службы в пехоте составлял двадцать лет, а в коннице — десять. Самые бедные граждане служили на флоте.

Только приблизительно в 100 году до н. э., в соответствии с реформами Гая Мария, неримлянам разрешили служить в регулярной армии. Первые знания о военной службе юноши получали от отцов. Призванных на военную службу собирали в лагере для новобранцев, где они в течение нескольких недель проходили обучение под командованием опытных военных трибунов, прежде чем легион отправлялся на поле боя. За дальнейшее обучение отвечал командующий легионом. Граждан-рядовых призывали к оружию в критические времена, они оставались на действительной военной службе какое-то непродолжительное время, а затем возвращались в свои хозяйства. В республиканский период римляне не расширяли корпус профессиональных офицеров.

Самое первое римское войсковое соединение со времени основания республики (509 год до н. э.) было создано по образцу греческой фаланги гоплитов. Вооружение римских граждан-солдат тоже было греческим и состояло из короткого копья, круглого щита, шлема, доспехов, наголенников (поножей) и меча.[107] В тех случаях, когда сражение велось на равнине против армий, использующих подобные соединения, фаланга действовала довольно хорошо. Однако на пересеченной местности фаланга не могла маневрировать и имела склонность разваливаться на части. Во время Самнитских войн (343–290 годы до н. э.), когда римлянам пришлось воевать на сильно пересеченной местности против мобильной пехоты и конницы, римская фаланга ломала строй и становилась уязвимой, особенно при внезапной атаке. Войны с галлами также показали, насколько просто мобильные соединения галльских армий охватывали фланги фаланги и, изгнав конницу с поля боя, атаковали ее со всех сторон. Если учесть, что римская конница была довольно слабой, изгнать ее с поля боя не представляло особого труда.

После Самнитских войн римляне заменили легион, делившийся на фаланги, на легион, разделенный на манипулы. Кроме того, вместо тяжелых больших щитов, которые они позаимствовали у греков, римляне стали использовать легкие деревянные щиты, скутумы, как у самнитов. Знаменитый пилум римляне, возможно, тоже позаимствовали у самнитов. Однако происхождение пилума остается под вопросом; вполне возможно, он был изобретен этрусками. Манипулярный легион обычно состоял из 4200 пеших воинов и 300 всадников, которые делились на 10 турм по 30 всадников в каждой. В критические времена численность легиона увеличивалась до 5200 пеших воинов: при этом количество всадников и триариев (воины третьей линии) оставалось прежним.[108] Два легиона, с которыми Сципион Африканский отправился к берегам Африки, состояли из 6200 пеших воинов каждый.

Манипулярный легион был основным войсковым соединением на всем протяжении Пунических войн. Однако когда римляне поняли, что легиону трудно противостоять массированным атакам испанской тяжелой пехоты карфагенян, они усилили его, увеличив численность до 5200 воинов и объединив три пехотных манипула (360 воинов) и 60 велитов (воины легкой пехоты) в новое войсковое соединение, когорту. Когорты постепенно заменили манипулы, и когортный легион оставался основным войсковым соединением приблизительно до 100 года до н. э. Переход от манипулярного к когортному легиону начался, похоже, на последних стадиях Второй Пунической войны. У италийских союзников легион был той же численности и организации. В некоторых союзных легионах тяжелая конница состояла из 600 всадников. В объединенных легионах было от 9 до 10 тысяч воинов. Два римских легиона и два союзных легиона под одним командующим составляли консульскую армию в 20 тысяч воинов, развернутый фронт которой тянулся на полторы мили.

Одновременно с введением манипулярной тактики была проведена реорганизация на основе возрастного деления. Самые молодые, самые проворные и наименее обученные отправлялись в легкую пехоту, в велиты. Защищенные небольшими круглыми щитами и вооруженные дротиками, гастами (hasta velitaris), они действовали как застрельщики. В каждом легионе было 1000 велитов, которые заполняли промежутки между манипулами. Вторая группа воинов, гастаты (от гасты), носили защитные доспехи, состоявшие из шлема, нагрудника и наголенников (поножей). Вооруженные мечом, двумя пилумами (дротиками) и большим щитом, скутумом, гастаты составляли первую линию. На второй линии располагались самые лучшие и опытные воины, принципы. Эти тридцатилетние, закаленные в боях ветераны были вооружены как гастаты. Третья линия состояла из сорока-сорокапятилетних ветеранов, триариев. Триарии, вооруженные длинным копьем, обеспечивали устойчивость легиону. Когда две передние линии были сломлены под натиском противника, триарии должны были остановить вражеские войска и дать перегруппироваться двум отступающим передним линиям пехоты, гастатам и принципам. В легион, состоявший из 4200 воинов, входили 1000 велитов, 1200 гастатов, 1200 принципов, 600 триариев и приблизительно 100 офицеров, служащих штаба и обоза.

Тактика

В начале Второй Пунической войны (218 год до н. э.) римская армия состояла из легионов. В каждом легионе было по тридцать манипул. В состав основного тактического подразделения, манипул, входило 120 воинов, составлявших две центурии, по 60 воинов каждая. Первоначально в центурии было 100 воинов, но, вероятно, центуриону было трудно управлять таким большим количеством воинов. Количество воинов сократили до 60–80 человек, но название осталось прежним. Центурия стала просто административной единицей.

Ключ к тактической гибкости легиона лежал во взаимоотношениях внутри каждой линии манипула и между линиями тяжелой пехоты. Каждый манипул разворачивался как небольшая, независимая фаланга под прикрытием легкой пехоты, велитов. Интервалы между воинами давали возможность биться на мечах на площади размером приблизительно в пять квадратных ярдов. По фронту промежуток между манипулами первой линии был равен длине фронта развернутого в боевой порядок манипула, примерно пятидесяти ярдам. Внутри манипула расстояние между линиями составляло сто ярдов. Манипулы располагались в шахматном порядке, который именовался quincunx. Манипулы принципов прикрывали промежуток между гастатами, а принципов прикрывали манипулы триариев.

Тактическая гибкость манипула обеспечивалась взаимоотношениями между линиями. Если воины первой линии, вступившие в бой, не могли справиться с противником, или чувствовали усталость, или утратили боевой настрой, то постепенно отходили назад, через интервалы второй линии. Теперь воины второй линии вступали в бой, а в это время воины первой линии могли передохнуть и перегруппироваться. Этот маневр мог повторяться несколько раз, и в результате на первой линии сражались полные сил воины. Позже мы еще вернемся к этой теме, а сейчас достаточно сказать, что этот маневр давал легиону важное преимущество перед противником. Современные исследования показывают, что воины, участвовавшие в ближнем бою, могли сражаться в полную силу не более десяти — пятнадцати минут. Для поддержания боевой силы пеших воинов легиона длительное время было жизненно необходимо получить передышку во время боя.[109] Воины последней линии, триарии, ждали, присев на правом колене, укрывшись щитом и выставив копья вверх, готовые прикрыть отход первых линий, если того требовала ситуация. Тогда гастаты и принципы постепенно отходили за триариев, которые поднимались, быстро смыкали строй, закрывая интервалы в своей линии, и атаковали противника. Выражение «Дело дошло до триариев» вошло в поговорку как определение крайне тяжелого положения.

Способность проходить через линии определенным образом давала еще одно преимущество. У большинства армий этого периода сражение превращалось в бегство, как только их первые шеренги терпели поражение. Римляне, используя манипулярное соединение, поняли, как оторваться от противника и отступить в установленном порядке. По команде манипулы первой линии разворачивались и отступали через промежутки в двух других линиях. За ними следовали манипулы второй линии. Триарии прикрывали отступление. Велиты, легкая пехота, разворачивались по фронту и удерживали врага, в то время как основная часть благополучно покидала поле боя. Способность манипула независимо сражаться и маневрировать увеличивала его тактическую гибкость, но, похоже, этой цели редко удавалось достигнуть. Сципион был первым римским командующим, который обучил своих воинов действовать подобным образом. Победа в нескольких сражениях была достигнута в значительной степени благодаря способности манипул Сципиона действовать самостоятельно, сдвигаясь к флангу, растягиваясь в линию или охватывая с фланга противника.

Римский солдат был первым солдатом в истории, который воевал в боевом соединении, оставаясь в то же время до некоторой степени независимым от его передвижений. Он также был первым солдатом, который в основном полагался на меч, а не на копье. Особое значение, которое римляне придавали использованию меча, затеняло важную роль, которую играл в сражении пилум. Обычно две первые линии были вооружены пилумом, и часто сражение начиналось с того, что воины бросали пилумы, после чего входили в соприкосновение с противником.[110] До войн с Карфагеном римляне пользовались короткими мечами италийского или греческого типа. Во время Второй Пунической войны некоторые легионы в Испании постепенно взяли на вооружение фалькату. Короткие мечи греческого типа в ходе продолжительной эволюции превратились в знаменитый гладиус, gladius hispanicus (испанский меч). Римский гладиус был длиной двадцать дюймов, шириной около трех дюймов и сделан из твердой стали. Более прочный, чем остальные мечи, он не ломался, давая римскому солдату психологическое преимущество.[111] Однако для владения мечом требовался высокий уровень подготовки и мастерство. Гладиус, или гладий, был в первую очередь колющим оружием, и римских солдат учили наносить колющие, а не рубящие удары, наиболее распространенный метод использования меча в большинстве армий того времени. Защита щитом с одновременным нанесением колющего удара в грудь стала отличительной чертой римской пехоты. В руках римского солдата до изобретения огнестрельного оружия гладиус превратился в один из наиболее разрушительных видов оружия.

Поскольку в организационной структуре карфагенских и римских армий имелись существенные различия, то отличались и тактические движущие силы их боевых подразделений. Решающим оружием римлян была тяжелая пехота; действительно, в битвах все держалось на пехоте, и в этом смысле армия была «однорукой». Римская пехота располагалась в центре и наносила удары до тех пор, пока не уничтожала вражеское соединение. При наличии достаточного пространства для использования меча и поддержании организационной целостности римские пешие воины могли пробиться через любое пехотное соединение. Однако часто бой против разомкнутого строя галлов и испанцев превращался в рукопашный. Если галльские и другие племенные воины сражались, не рассчитывая на товарищей, римский солдат зависел от левого или правого соседа, полагаясь на его помощь в отражении нападения. Пробившись в глубь греческой фаланги, ощетинившейся длинными копьями, сариссами, римляне входили в соприкосновение с врагом. Отдельный копьеносец в фаланге был беззащитен, и римский пилум успешно делал свою кровавую работу. Поскольку карфагеняне часто использовали подразделения галлов в качестве ударных войск и испанскую пехоту, построенную в традиционную фалангу для прикрытия центра, римляне обычно имели преимущество в ближнем бою. Преимущество, очевидно, заключалось в том, что вооружением, дисциплиной, тактикой и привычкой упорно биться в ближнем бою римляне превосходили испанцев.

Легионера обучали вступать в бой с противником, находящимся справа, а не перед ним. Солдат, атакуя противника, поднимает меч высоко над головой и, опуская его, делает выпад вперед правой частью корпуса. В этом случае щит, который он держит в левой руке, утрачивает свою защитную функцию. Римский солдат, обученный атаковать противника, находящегося справа от него, убивал вражеского воина, поскольку тот поднимал свой меч против воина, стоящего перед ним. После двух поражений от шотландских горцев британцы возродили этот прием и в сражении при Каллодене в 1746 году использовали штык вместо меча.

Удар вправо давал еще одно преимущество в ближнем бою. Нанося удар воину, стоящему справа от него, римский пеший воин отступал, чтобы вытащить меч. В результате он слегка смешался вправо и занимал новое положение для атаки. Таким образом, римская линия смешалась вправо и немного назад. Это «отползание» сдвигало вражескую линию влево и вперед, вынуждая воинов переступать через тела убитых и раненых. Ганнибал лишил римлян этого тактического преимущества в битве при Каннах, когда разместил свои войска на небольшой возвышенности, заставив римлян атаковать на подъеме.

Слабые места тактики

У римского легиона было несколько слабых мест, которыми неоднократно пользовались карфагенские командующие. Во-первых, нехватка профессиональных офицеров. Римские старшие офицеры были гражданскими лицами, магистратами и политиками, которых назначали командовать легионами во время войны. Командование на поле боя было четырехуровневым: центурионы, трибуны, легаты и консулы. Выбирали центурионов исходя из их стойкости и отваги. Центурионы примерно соответствовали командирам роты, были опытными, но не кадровыми военными. Манипулой командовали два центуриона. Один, prior, командовал на правом, другой, posterior, на левом фланге манипулы, состоявшей из двух центурий; правофланговый центурион считался старшим. Трибуны командовали когортами. В отдельных случаях их выдвигали из центурионов, но в основном это были магистраты, служившие несколько лет, а затем возвращавшиеся к своим гражданским обязанностям. Легионом командовал легат; обычно это был сенатор, временно занимавший этот пост. Назначенный сенатом консул принимал командование консульской армией, в которую входили два римских легиона и два союзных легиона.[112]

Вторая проблема возникла в результате консульской системы отбора командующих. Зачастую на должности полевых командиров назначались некомпетентные люди. Полевой армией командовали по очереди два консула, ежедневно меняясь: один день командовал один консул, другой день второй консул. Обычай раздельного командования возник, вероятно, в ранней Римской республике в качестве меры предосторожности против преторианизма. Раздельное командование, своего рода двоевластие, при отсутствии единства мнений и единства действий консулов приводило к снижению боеспособности войск. Ганнибал изучал своих противников и старался выбрать тот день, когда, по его мнению, должен был вступить в бой с менее компетентным римским командующим.

Боевая сила легиона заключалась не в его тактических способностях, а в решимости, храбрости и дисциплине его тяжелой пехоты. Однако самая большая сила легиона была одновременно его самой большой слабостью. После вступления в бой тяжелая пехота могла двигаться только прямо вперед или отступать через свои ряды назад. До введения Сципионом новой тактики пехота не могла продвигаться вкось, не могла образовать линию, препятствующую охвату с фланга, одним словом, была лишена маневренности. Придя в движение, она могла только наступать и отступать. К примеру, в битве на Треббии фланги были окружены и разбиты, но передняя линия продолжала наступать и в конечном итоге прорвала карфагенскую линию и спаслась. Дело в том, что римские полевые командиры зачастую были непрофессионалами или просто не обладали тактическим воображением, а потому раз за разом направляли легион прямо вперед, чем Ганнибал пользовался с большим успехом.

Еще одним слабым местом римских армий была конница. В коннице служили главным образом аристократы, которые могли купить хорошую лошадь, необходимое снаряжение и оружие. После войны с Пирром римскую конницу вооружили греческим оружием и доспехами. Во времена Ганнибала римский всадник в качестве защитного вооружения имел короткий эллинистический пластинчатый панцирь, аттический шлем и «твердые и крепкие» греческие щиты. Римское копье заменили «устойчивым и крепким» копьем по образцу македонского ксистона, но шести футов длиной, что значительно короче македонского копья. Справа всадники носили прямые мечи, которые уступали фалькате в ближнем бою.

Во время Пунических войн римские всадники сохраняли прежнюю привычку доезжать до поля боя, там спешиваться и вступать в бой как пешие воины, что свидетельствовало о малой дееспособности конницы. Конница часто проявляла недисциплинированность, плохо поддерживала направление удара, стремилась разбиться на группы, не связанные между собой, и блуждать по всему полю боя. Судя по всему, римские командующие не придавали особого значения коннице, а потому у нее редко получалось взаимодействовать с пехотой. Но самое главное, римская конница не сражалась в «опасной близости», что отличало конницу Ганнибала, и не была научена атаковать и вступать в ближний бой с пехотой. Кроме того, римские командующие пренебрегали возможностью использовать конницу в предназначенной ей роли — в разведке и сборе информации, весьма редко используя эти ее способности. Примером может служить битва на Тразименском озере, когда их пренебрежение привело к катастрофе: Ганнибал атаковал армию Фламиния из засады и уничтожил ее.

Как уже отмечалось, конница Ганнибала была прекрасно обучена, вооружена для ведения ближнего боя и почти всегда использовалась вместе с пехотой. От сражения к сражению карфагенские командующие, почти не прилагая усилий, изгоняли римскую конницу с поля боя, а затем уничтожали римскую пехоту, фланги и тыл которой оставались неприкрытыми. Даже неукротимый Сципион Африканский был не в состоянии изменить положение в коннице. В конечном счете он прекратил тщетные попытки и просто создал конницу из наемников союзных испанских и нумидийских племен.

Основным слабым местом было отсутствие связи стратегической и тактической возможностей разведки, которую могли бы использовать полевые командиры. Со стратегической точки зрения Рим был не в состоянии предвидеть вторжение Ганнибала (218–217 годы до н. э.), кризис на Сицилии (216–215 годы до н. э.), восстание на Сардинии (215 год до н. э.), угрозу из Македонии (215–214 годы до н. э.) и дезертирство племен Южной Италии, перешедших на сторону Ганнибала (216–215 годы до н. э). В каждом из этих случаев римляне были застигнуты врасплох. Римская тактическая разведка была на редкость плоха, что показывает количество засад, которых не смогли избежать римские армии. Прошло чуть больше трех лет, и карфагеняне и их галльские союзники заманили в засаду и уничтожили не менее шести римских армий, в том числе в битве на реке Треббия в 218 году до н. э. и на Тразименском озере в 217 году до н. э. Позже в том же году Магарбал заманил в засаду Гнея Сервилия Гемина, Минуция заманили в засаду в Гереонии, а Луция Постумия Альбина в Литанском лесу. Многие римские подразделения понесли жестокие потери из-за отсутствия налаженной тактической разведки.

Проблемы с тактической разведкой можно частично отнести за счет того, что в легионе не было специального подразделения, занимающегося разведкой. Попытки, предпринимаемые по сбору информации, носили случайный характер, если вообще предпринимались. Большинство римских командующих использовали для разведки легкую пехоту, велитов, иногда вместе с малочисленными отрядами всадников.[113] В отдельных случаях использовали всадников из экстраординарии, подразделения, состоявшего из элитной пехоты и конницы. Сципион, видимо, был первым римским командующим, который создал в легионе подразделение, задача которого состояла в проведении тактической разведки. Это было подразделение из конных экстраординариев и легких пехотинцев. В новом подразделении было порядка двух тысяч человек.[114] Очень может быть, что телохранители Сципиона, преторианцы, иногда занимались разведкой.

В отличие от римлян у Ганнибала была отличная служба разведки, в которой использовались торговые агенты, разведчики, галльские союзники и политические провокаторы, изображавшие из себя дипломатов, которые занимались стратегической разведкой и разжигали разногласия между союзниками Рима. Ганнибал использовал легкую нумидийскую конницу для проведения тактической разведки. Возможно, потому, что Ганнибал был активным сторонником разведки, карфагеняне так серьезно относились к сбору разведывательных данных.

Механизм сражений

Сражения Пунических войн, особенно Второй Пунической войны, отличались по форме и динамике от боев предшествующего классического периода.[115] Армии пунического периода были армиями смешанного оружия, в которых разные рода войск сообща сражались под командованием знающих военачальников, которые обычно не воевали, а перемещались по полю боя, отдавая приказы в попытке повлиять на ход сражения. В то время как ранние классические битвы были больше «солдатскими битвами», битвы Второй Пунической войны были больше «генеральскими», в которых решающим фактором был талант таких командующих, как Ганнибал, от которых зависело, каким будет исход боя, победа или поражение.[116] Однако, как в любой войне, важную роль играли такие факторы, как численность, боеспособность, боевой дух, вооружение, система поставок, которые влияли на исход войны.

Поскольку изменился состав и вооружение армий, их тактические возможности стали отличаться, и возникла необходимость решать, какую тактику и в каких случаях применять, чтобы она привела к победе, а не к поражению. Решения до, во время и после битвы, которые могли должным образом повлиять на события, полностью зависели от командующего. Грамотный командующий мог уклониться от сражения при неблагоприятных условиях; привлечь союзников и подкупить противников; научить и заставить своих воинов умело сражаться, то есть устраивать засады, перехватывать инициативу и наносить удар, когда противник не готов его отразить, нападать ночью; готовить оперативный план до начала сражения, выбирать знающих подчиненных, быстро реагировать на изменения во время боя, отдавая приказы войскам относительно изменения тактики.[117] Конечно, ни одно из этих условий не гарантировало победу, но, по крайней мере, увеличивало шансы на успех. Прошли дни, когда военачальник вступал в сражение во главе войска. Война стала слишком сложной.

Существует три отличия сражений Второй Пунической войны от сражений, имевших место ранее: симметрия, маневренность пехоты и особое внимание флангам, тылу и внезапным атакам. До этого сражения были асимметричны в том смысле, что пехотные соединения выстраивались друг против друга несбалансированным образом, то есть одно крыло или конец линии был намного тяжелее и глубже, чем другой. Напротив слабого места в линии противника могли сосредоточиться основные силы. Наступление строилось таким образом, чтобы вывести противника из равновесия, добившись быстрой победы на одном конце вражеской линии, и заставить остальную часть его войск отступить. В этих тактических условиях часто битвы гоплитов и фаланги быстро заканчивались. В эллинистический период и в ранний период Пунических войн противостоящие армии стремились строиться симметрично, с относительно равными силами вдоль всей линии фронта. В результате пехота строилась против пехоты, конница против конницы и так далее. Единственным исключением из правила являлось стремление Ганнибала внести асимметрию на поле боя за счет численного превосходства своей конницы над конницей врага.

Неясно, с чем были связаны эти преобразования.[118] Возможно, командующие поняли, что с возрастанием роли конницы необходимо, чтобы пехотные соединения в центре были более устойчивыми, чем когда-либо, способными к самостоятельному маневрированию. В этом случае маловероятно, что обход фланга заставит пехотинцев дрогнуть и пуститься в бегство. Скорее всего, они будут отрезаны, окружены, сжаты и не смогут защищаться. Это объясняет, почему сражения Пунической войны длились дольше, и почему число убитых и раненых в этих сражениях было намного больше, чем в сражениях предшествующих периодов. Многие сражения Пунических войн были сражениями на уничтожение, когда одна сторона была полностью уничтожена.[119]

Второе отличие сражений Пунических войн связано с маневренностью пехоты. В отличие от фаланги более раннего периода, ограниченной в возможности маневрировать, армии этого периода были намного более искусными и способными маневрировать даже под давлением со стороны противника. Ганнибал был, безусловно, превосходным тактиком. Однако Сципион был настоящим мастером тактического маневрирования и произвел тактическую эволюцию римского легиона.[120] Тактика Сципиона предусматривала использование фланговых пехотных колонн, атаки конницы с фланга, охват, двойной охват и энергичное преследование. Все это было давно известно, но Сципион достиг высочайшего мастерства в применении этой тактики, являвшейся беспрецедентной в римской истории.

Особое внимание флангам, тылу и внезапным атакам является третьим отличием сражений Пунических войн. Бои пеших воинов, в которых воины одной стороны заставляли отступить с поля боя воинов другой стороны, почти всегда решали исход сражений более раннего периода.[121] Сражения Пунических войн чаще были решены, когда пехотные соединения противника удавалось заманить в ловушку и уничтожить. Так произошло в битве на Треббии, когда находившаяся в засаде конница под командованием Магона атаковала и разгромила римлян, и в битве на Тразименском озере, когда Ганнибал внезапно атаковал из засады и уничтожил две римские армии. Исход сражений на Великих равнинах и при Заме решила конница Сципиона. Новые командующие Второй Пунической войны были компетентными военачальниками нового типа, которые обучали свои войска сложным тактическим маневрам.

С армиями, обладающими новыми тактическими возможностями, динамика сражений Пунических войн — то, что историк Филип Сабин называет «механикой боя», — отличалась от динамики предыдущих сражений. Вероятно, будет правильно сразу отметить, что ошибочно бытующее представление, будто сражения в древности были продолжительными боями равных по силам соперников, которые толкали друг друга, или схватками, в которых стороны сходились в рукопашном бою.[122] Если бы это было так, то были бы невероятные жертвы с обеих сторон и, кроме того, требовался такой уровень физической и психологической выносливости, которого нет у большинства людей.[123] Мало того, армии во время Пунической войны просто не выполняли бы многих новых тактических маневров, если бы толкали и убивали друг друга в ближнем бою на протяжении длительного времени. Только затишье между боями давало возможность маневрировать. Каким же было «типичное» сражение Второй Пунической войны?

Армии сближались и располагались на расстоянии от одной до семи миль друг от друга, в зависимости от рельефа местности и близости волы. Конница и легкая пехота иногда занимались разведкой, преследованием или принимали участие в перестрелке. Так могло продолжаться много дней до тех пор, пока одна из сторон не разворачивала основные силы, предлагая вступить в бой, а другая принимала это приглашение. Иногда армии в течение многих дней не предпринимали никаких действий, пока одна из сторон не переходила в атаку. Первое столкновение обычно начиналось (по крайней мере, у римлян) с метания копий, таких как пилум, которое сопровождалось наступлением пехоты. Наступление могло идти по всей линии фронта или только на каком-то участке фронта. Если атака была достаточно бешеной, противник мог быстро утратить самообладание и броситься наутек. Однако чаще противники сходились, и завязывался рукопашный бой. Он продолжался, вероятно, не более нескольких минут, пока одна из сторон, выйдя из борьбы, не отходила на безопасное расстояние. Нападавшие тоже делали передышку. Затем они продвигались на несколько ярдов друг к другу, но не вступали в борьбу. Нападавшие обычно прекращали атаку, если противник уступал позиции. Непрерывному соприкосновению с противником препятствовали усталость, страх и многочисленные потери.[124]

Находясь на расстоянии в несколько ярдов, противники кричали, размахивали оружием и вызывали друг друга на бой. Росло напряжение, усиливался шум, и, возможно, несколько храбрецов внезапно переходили в наступление и вступали в одиночный бой. Затем линии, или только какой-то участок линий, снова бросались в атаку и сражались несколько минут, пока одна из сторон не отступала, а другая продвигалась вперед, занимая позицию, которая была у противника до начала сражения. Так могло продолжаться в течение одного-двух часов. Наступающая армия отвоевывала несколько сотен ярдов в течение длительного времени, заставляя отступать армию противника.[125] Во время затишья между боями оказывали помощь раненым, подходило подкрепление, принципы могли поменяться местами с гастатами, а командующие получали возможность перестроить соединения, изменив их глубину и длину.

Бой длился до тех пор, пока одна из сторон от изнеможения, страха или, как это часто случалось во время Пунической войны, после тактического маневра противника (атака конницы с фланга и тыла или фланговый маневр пехоты) утрачивала всякое желание сражаться, прекращала сопротивляться и обращалась в бегство. Важно было сохранить целостность боевого соединения, поскольку в противном случае солдат быстро утрачивал желание сопротивляться — нарушение целостности оказывало сильное психологическое давление.

Согласно Сабину, этот вариант динамики противостояния на безопасной дистанции, прерываемого эпизодическими рукопашными схватками, мог продолжаться в течение какого-то времени вплоть до того момента, пока одна из сторон, внутренняя солидарность которой оказывалась сломленной, не теряла способности к противостоянию, что поощряло противника выступать вперед и убивать терзаемых напряжением и страхом бегущих людей с кровавой яростью.[126]

Наличие дисциплинированной конницы в армиях во время Пунической войны сделало почти невозможным побег с поля боя. Всадники легко догоняли и убивали этих несчастных воинов, многие из которых убегали, выбросив щиты и оружие. Атака с фланга или с тыла, скорее всего, вынуждала отступающего противника сместиться в центр, где на него начинала оказывать давление наступающая пехота. Постепенно кольцо сжималось. Воины все теснее прижимались друг к другу. Наступал момент, когда они уже не могли воспользоваться оружием, чтобы защитить себя. Тогда начиналась резня. По этому сценарию разворачивались события в Каннах, когда римляне потерпели поражение, и на Великих равнинах, где побежденной стороной были карфагеняне. Окруженных, тесно прижатых друг к другу, их забивали как скот.

Логистика

Во время Второй Пунической войны перед командующими стояла задача обеспечения их полевых армий всем необходимым, в том числе продовольствием и фуражом, в течение длительного времени и на большие расстояния. Тыловое обеспечение древних армий было подчас более сложным и достигалось более искусным способом, чем тыловое обеспечение армий XIX века, к чьим услугам были железные дороги, массовое производство продовольствия, стандартные упаковки, консервированные продукты, что значительно облегчало проблемы поставок. Из всех достижений древних армий современные военные тыловики менее всего оценивают усилия в области организации работы тыла и снабжения армий.

Древние армии должны были перевозить не только продовольствие и оружие, помимо того, что несли на себе воины. Технический прогресс поставил перед службой обеспечения новые задачи. С развитием осадной техники армиям пришлось везти с собой все оборудование для осады. Веревки, рычаги, раздвижные лестницы, лопаты для рытья туннелей и тараны — все это должно было перемещаться вместе с армией. Для транспортировки осадных машин, даже в разобранном виде, требовалось много фургонов и вьючных животных. Иногда везли с собой строительные материалы для наведения мостов. Вместе с армией шел кузнец со своей кузницей. По словам Ливия, римской армии из восьми центурий (примерно сорок тысяч воинов) требовалось 1600 кузнецов и их подручных (fabri) для ремонта снаряжения.[127] Большая часть осадных машин была слишком тяжелой и имела неудобную форму для перевозки на вьючных животных, а потому армиям пришлось увеличивать количество повозок. В качестве тягловых животных использовали валов и мулов. Кроме того, в повозках ехали ремонтные рабочие, необходимые для поддержания повозок в рабочем состоянии.[128]

Конечно, не было ничего важнее, чем обеспечить людей и животных продовольствием, водой и фуражом. Армии Сципиона (28 тысяч пеших воинов и 1 тысяча всадников) на марше в Новый Карфаген потребовалось в день 61 тысяча фунтов зерна для воинов; ежедневно для мулов 33 600 фунтов фуража (овес и ячмень) и для лошадей 11 тысяч фунтов. Кроме того, для этих 8400 мулов требовалось ежедневно 201 600 фунтов подножного корма, и еще 44 тысячи для лошадей. Ежедневно армии требовалось 58 тысяч галлонов воды, мулам 33 600 галлонов воды и лошадям 7500 галлонов воды.[129] У солдат были фляги с водой, но они использовали эту воду только тогда, когда поблизости не было ручья или реки, основных источников воды для армии. Вода — это жизнь; без воды животные погибли бы в течение нескольких дней. Римский полководец Помпей, отправляясь в поход в район Каспийского моря на войну с албанцами, приказал взять десять тысяч бурдюков с водой, чтобы его армия смогла пересечь пустыню.[130]

Для вещевых обозов требовалось значительное количество животных. Во Второй Пунической войне в римском легионе было 1400 мулов, то есть одно животное на три-четыре воина.[131] Данные взяты из исследования Джонатана Рота, согласно которому в каждом контубернии (подразделение римской армии из 8—10 человек) было два мула для перевозки снаряжения.[132] 1400 мулов несли 175 тонн, или 350 повозок.[133] В Испании в армии Сципиона, состоявшей из шести легионов, было 8400 мулов и 1000 лошадей. Обеспечение фуражом — одна из важнейших проблем древности. Фураж требовался грубый (сено, солома) и концентрированный (зерно, обычно ячмень и овес).[134] Для ежедневного выпаса десяти тысяч животных требовалось пастбище размером в 247 акров, и, если армия не находилась на марше, возникали большие проблемы с фуражом.[135] Согласно Ливию, армии часто не начинали кампанию, пока не убеждались, что их животных ждут тучные пастбища.[136] Одна из причин, почему древние армии прерывали кампании и отходили на зимние квартиры, была связана с нехваткой фуража.[137] Ни одна армия не могла взять столько зерна, чтобы хватило на несколько дней и людям, и животным, а потому проблема поиска фуража стояла наиболее остро. Вот почему особое внимание отводилось планированию маршрута армии.

Ни одна армия не могла нести с собой все необходимое, чтобы поддерживать себя в боевых условиях на протяжении длительного времени. Всем армиям, как говорится, приходилось «жить с земли», то есть ежедневно обеспечивать людей пищей и водой, животных фуражом и водой. Жить с земли означало обеспечивать армию, фуражируя, реквизируя и занимаясь грабежом. На поиски фуража и дров отправляли солдат. Реквизировали у дружелюбно настроенных властей и населения, иногда платили, но чаще обещали заплатить. Добыча фуража было опасным делом, а потому фуражиров всегда сопровождал отряд охраны, чтобы защитить в случае нападения. Фуражиры приносили ровно столько продовольствия, сколько мог везти обоз, обычно это был четырех-пятидневный запас.[138] Фуражирование занимало время, а это сказывалось на скорости движения армии.

Пока армия двигалась по территории своей страны или в пределах империи, она могла получать продовольствие из запасов, заранее сделанных на складах и в крепостях, расположенных по пути ее следования. Римская армия обеспечивала себя таким способом, когда Ганнибал вторгся в Италию. Действуя на вражеской территории, Ганнибал столкнулся с серьезной проблемой поставок. Не имея системы тылового обеспечения, он был вынужден захватывать римские склады, как в Плацентии (современный город Пьяченца) и Каннах, и жить с земли, либо заниматься разграблением областей, через которые он проходил и которые населяли сторонники римлян, либо, как во время кампании на юге Италии, получать продовольствие от итальянских союзников. В результате необходимость обеспечения армии на марше приводила к тому, что Ганнибалу иногда приходилось отказываться от стратегических и тактических возможностей только из-за того, что требовалось накормить войска.

В древности почти все армии использовали систему оперативных баз, тактических баз и складов. Оперативной базой мог быть порт или крупный город, расположенный вблизи или на вражеской территории. Ливий описывает оперативную базу карфагенян в Новом Карфагене как «цитадель, казначейство, арсенал и разные склады».[139] Преимущество порта перед городом состояло в том, что было намного дешевле и быстрее доставлять все необходимое по воде, чем по суше. Во времена Древнего Рима водные средства передвижения были в сорок раз дешевле сухопутных средств передвижения.[140] Одна из неудач Ганнибала связана с тем, что ему не удалось захватить портовый город и, как он надеялся, наладить линию сообщения с Карфагеном. Возможно, он первоначально планировал наладить линию поставок из Испании и создать оперативную базу у галлов в долине реки По. Однако если это и так, то ему не удалось осуществить свой план.

Когда враг подходил близко, армия покидала оперативную базу и создавала тактическую, которая, как правило, была укрепленной лагерной стоянкой, походным лагерем. Теперь тактическая база становилась главным центром пополнения запасов. На каждой стоянке строился лагерь, таким образом, на пути армии создавалась цепочка лагерей — тактических баз, где оставались небольшие гарнизоны, зернохранилища, стоянки вьючных и тягловых животных.[141] Запасы с оперативной базы перемещали на эти склады, находящиеся приблизительно в двадцати милях друг от друга. Благодаря этой системе промежуточных лагерей-складов армия имела возможность пополнять запасы на марше.[142] Если армия была вынуждена отступать, то старалась проходить через эти созданные ранее лагеря, чтобы поддержать себя и сохранить целостность. Эта система позволяла древним армиям планировать походы на большие расстояния. Большинство армий пользовались этой или близкой к этой системой баз, складов и конвоев.

В старину основным средством сухопутного транспорта были животные — ослы, мулы, волы, лошади, верблюды и слоны. Их использовали как в качестве вьючных, так и в качестве тягловых животных. Из-за поврежденных ног большинство животных хромало. Для защиты подошвенной поверхности копыта использовали ботинки из кожи или плотной материи. Такие ботинки для лошадей назывались гиппосандалиями, для мулов — мулосандалиями и т. д.[143] Всегда существовала проблема запасных животных и поиска возможности приобрести их на марше.

В древности в качестве перевозчиков и в мирное, и в военное время чаще всего использовались ослы и мулы. Для перевозки грузов на осле использовались вьючные седла, корзины и специальные деревянные рамы. Осел может нести груз весом 220 фунтов.[144] Мулы сильнее и крепче стоят на ногах, чем ослы; их дешевле прокормить, чем лошадей, но они дороже.[145] Мул легко может нести груз в 450 фунтов. Хотя скорость мула всего четыре-пять миль в час, он обладает невероятной выносливостью. Он может идти без остановок десять-двенадцать часов и легко проходит в день 40 миль.[146] В XIX веке караваны мулов армии Соединенных Штатов проходили в день от 80 до 100 миль в условиях форсированного марша.[147]

Для перевозки тяжелых и габаритных грузов использовались повозки, запряженные мулами. Воловья повозка могла везти 1000 фунтов груза, а пять лошадей, запряженных в повозку, могли с этим грузом покрыть в день расстояние в 32 мили, в два раза быстрее и израсходовав вдвое меньше фуража.[148] Вьючный вол движется со скоростью, не превышающей 9 миль в час, в то время как запряженные мулами повозки могут в день пройти расстояние в 19 миль.[149] Несмотря на несовершенство конструкции, повозки были основным транспортным средством большинства племенных армий на Западе. Кроме того, повозками можно было окружить лагерь, чтобы защитить его от нападения.

Наемные или призванные в армию носильщики и сами солдаты играли важную роль в системе обеспечения армии. Римский солдат имперского периода нес на себе от 70 до 80 фунтов[150], а в особых случаях — 100 фунтов.[151] Даже если солдаты несли треть от груза, который обычно несли животные, то 50-тысячной армии потребовалось бы 6000 вьючных и 240 тягловых животных.[152] Иногда армию сопровождало стадо крупного рогатого скота и овец, чтобы кормить воинов свежим мясом. Ливий сообщает, что как-то у Ганнибала было стадо более чем в 2000 голов скота для 30-тысячной армии.[153]

Количество вьючных животных, необходимых для обеспечения армии, зависело от того, сколько времени армия должна была находиться в полевых условиях без пополнения запаса. Командующим приходилось заботиться о питании не только солдат и животных, но и обозников, лагерной обслуги. Дональд Энгельс в исследовании обеспечения древних армий высказывает предположение, что на трех солдат приходился один обозник. Что касается армии Ганнибала, то в ней это соотношение было меньше, поскольку Ганнибал при всякой возможности старался урезать полевую армию.[154] Столь же дико звучит заявление Полибия, что перед битвой на Тразименском озере в армии Фламиния было больше нестроевых солдат.[155] Получается, что в битве на реке Требия командующий должен был накормить, помимо армии, состоявшей из 38 тысяч пеших воинов и 8000 всадников, примерно 15 тысяч нестроевых солдат. Для доставки продовольствия (183 тысячи фунтов рационов и зерна) и фуража для лошадей конницы (90 тысяч фунтов) ежедневно требовалось 1821 вьючное животное. Для обеспечения армии в течение недели потребовалось бы 18 630 вьючных животных — понятно, что цифра абсолютно нереальная.[156] Эти цифры объясняют проблемы с тыловым обеспечением, с которым столкнулся Ганнибал. Не имея продовольственных складов или портов, которые бы выполняли роль оперативной базы, Ганнибал, чтобы накормить армию, должен был постоянно переходить с места на место. Римские авторы обвиняют Ганнибала в том, что он «разорил» римскую провинцию для того, чтобы вынудить римские армии вступить с ним в борьбу, но это не так. Ганнибал не совершал никаких бессмысленных поступков, он пытался обеспечить свою армию.[157]

Удивительно, насколько прекрасно налажены были службы тыла и снабжения древних армий, не имевших в своем распоряжении механического транспорта. Следует отметить, что ни одна армия современного периода не превышала скорость движения этих древних армий до Гражданской войны в Америке, когда переброска войск стала осуществляться железнодорожным транспортом. Имея надежные службы тыла и обеспечения, древние армии могли проводить операции, находясь в 20–40 милях от последней тактической базы.[158]

Скорость перемещения

Изучая кампании Ганнибала, нельзя не отметить, что скорость передвижения римских армий была больше, чем скорость карфагенских армий. Пытаясь определить, был ли прав Магарбал, когда после битвы при Каннах сказал Ганнибалу, что за пять дней тот сможет дойти до Рима: «Через пять дней ты будешь пировать на Капитолии», историк Джон Лазенби отмечает, что в Италии армия Ганнибала на марше проходила всего 9 миль в день. Правда, иногда его армия могла пройти 10–15 миль в день.[159] Кроме того, следует отметить, что во время испанской кампании Сципион почти всегда двигался быстрее, чем его противники — карфагеняне, и однажды даже догнал отступающую армию и уничтожил ее. В Италии римские армии тоже перемещались в среднем быстрее, чем армия Ганнибала. Нам слишком мало известно о карфагенской системе тылового обеспечения, а потому мы можем лишь высказывать предположения.

Историк Питер Коннолли указывает, что римская армия могла легко пройти 18 миль в день, и у нее еще оставалось время, чтобы за четыре часа построить укрепленный лагерь.[160] Форсированным маршем легион мог пройти в день от 25 до 30 миль. Исследования, проведенные Маркусом Юнкельманном, показывают, что в экстремальных ситуациях солдат может пройти даже 100 миль в день.[161] Такую скорость не могли сохранять на марше в течение долгого времени — от силы день-два, поскольку в противном случае армия попросту не смогла бы добраться до места назначения в боевом состоянии. Для римской армии, которая стремилась прямо с марша перейти в наступление, средняя скорость перемещения 18–20 миль в день кажется вполне приемлемой. По бездорожью армия могла двигаться со скоростью порядка двух миль в час, а значит, для того чтобы пройти в день 18–20 миль, ей приходилось идти 9—10 часов. Скорость, с которой перемещалась армия Ганнибала в Италии и Испании, была вдвое меньше.

Тормозили движение племенные отряды, которые составляли порядка 40 процентов армии Ганнибала в Италии. Галлы, к примеру, держали большие стада, чтобы иметь свежее мясо и молоко.[162] По словам Ливия, племена настаивали на том, чтобы брать с собой свои стада, что, естественно, влияло на скорость передвижения армии. У римлян основу походного рациона составляло зерно, а потому римскую армию не сопровождали большие стада крупного и мелкого скота. Галльский обычай брать с собой семью и имущество был вторым фактором, влияющим на скорость перемещения карфагенских армий. Повозки, являвшиеся основным транспортным средством племен, ехали медленно. Запряженные ватами, они могли в день проехать не более 8–9 миль. О такой же скорости движения армии Ганнибала в Италии говорит и Бахрах.[163] В Испании движение карфагенских армий часто тормозилось за счет слонов и необходимости обеспечения их фуражом, что еще больше влияло на снижение темпа.[164]