Я с трудом приходил в себя. Палящее солнце над головой пекло просто нещадно, обжигая кожу, хотелось пить. Слышался плеск волн, разноголосый говор, блеянье животных, скрип такелажа и хлопки паруса, палуба под моей спиной мерно поднималась и опускалась. Всё говорило о том, что я на корабле и он сейчас неспешно идёт куда-то по своим делам. Вокруг стоял невообразимая вонь, разделочная палуба китобойной матки, по сравнению с тем, что я сейчас ощущал, была просто парфюмерным магазином. Запах испражнений человека и животных, прогорклого жира, разложения, гнилой древесины и мокрой ткани, смешался с обычными запахами моря. Лежал я прямо на досках палубного настила, своими ребрами ощущая каждую волну, на которой корабль поднимался вверх, а потом опускался вниз. Я был полностью обнажён.
Хреново Витя! Адмиралы обычно с голой жопой на грязной палубе не валяются! А если и валяются, то только в двух случаях, или по недоразумению и пьяни (но не долго, верные адъютанты и вестовые поднимут командира, оденут и отведут в каюту, да ещё утром похмелиться принесут и слова плохого не скажут), или же если это вражеский адмирал и он в плену, а всем вокруг насрать на то, что эта падла у всех на виду мудями светит! Делаем вывод. Я точно не пьян, да и не напивался я так никогда, последнее, что я помню, это то как мы с Гришей, моим лучшим другом и командиром погибшего в бою крейсера, укрывались за телом моего убитого адъютанта, отстреливаясь последними патронами от абордажной команды американцев. Мы продержались час на тонущем линкоре, дав возможность специалистам подорвать ядерную бомбу, что лежала у нас в трюме, прямо посреди американской эскадры. Я мёртв, в этом не может быть сомнений! Или нет? Может опять со мной это дерьмо приключилось?!