Я узнал хорошо Илью за последние годы, когда его "Ультра.Культура" активно сотрудничала с нашими газетами. Конечно, знал и ценил его былое уральское рокерство, его знаменитые песни к "Урфин Джюсу" и "Наутилусу Помпилиусу". Он чем-то схож был с Сашей Башлачевым, и именно их поэзия, что бы ни говорили музыканты, определяла направление русского рока. Слово в русском роке всегда значило больше, чем сам музыкальный ритм.
Его слово – всегда было словом протеста и словом свободы. Внешне мягкий и покладистый, в наше нынешнее время скорее похожий на уютного и доброго дядюшку, нежели на отчаянного и безудержного бунтаря, тем не менее, до конца дней своих таким бунтарём и оставался. Почему и отказался от обуржуазившегося Бутусова и от гламурного рока, почему и основал самое безнадежное и протестное издательство "Ультра.Культура", где выходили книги левых и правых бунтарей, которые больше никто не рисковал издать. Затеял было Илья Кормильцев и выход моей книги "Злые заметки Зоила". Замечу, затеял сам. Вот его несколько отрывков из писем ко мне: "Только что закончил читать "Последних поэтов империи", нашёл уйму интересного для себя – в силу поколения и воспитания многое прошло мимо меня совсем. А зря. Теперь на очереди "Злые заметки Зоила". А я тем временем посылаю вам обещанный рассказ Садулаева и желаю счастья в Новом году". Это был ещё 2005 год. Уже вышли у него в издательстве книги Проханова и Лимонова, "Скины" Нестерова, кормильцевские переводы Чака Паланика и Мишеля Уэльбека. Но его издательство, откровенно оппозиционное, и откровенно убыточное, напрямую зависело от уральского банкира, финансировавшего их. А от кого зависит банкир? И сколько времени он мог покрывать откровенно антипутинское издательство? Как писал Илья Кормильцев: "Ультракультура – неологизм, который мы придумали. Это то, что лежит за пределами культурного мейнстрима. Ультракультура шире контркультуры… Какое-то явление контркультуры вполне может быть адаптировано мейнстримом, что сейчас происходит сплошь и рядом. Ультракультура – это то, что мейнстримная культура пытается отвергнуть, табуировать, объявить вне закона. Контркультура – социоэстетический термин, ультракультура – политический… Это культурная аналогия политической борьбы против однополярного мира". И долго ли наш нынешний режим склонен терпеть такие откровенно оппозиционные издательства?
Так уж случилось, что я был повязан на эту борьбу. Моя откровенно прорусская националистическая книга, подобно "Скинам", его заинтересовала. Не хочу сказать, что он стал моим союзником, но он требовал допуска и моих взглядов на литературный процесс. Он пишет: "Прочел "Злые заметки Зоила", хотел бы увидеться, писал даже в Живой журнал, но безответно. Володя, выйдите на связь!" После нашей встречи, где Илья сказал о своём полном одобрении рукописи, до этого отвергнутой со скандалом питерским "Лимбус-прессом", и где мы согласовали детали, он передал рукопись своему банкиру-издателю. Я хотел было её забрать для одного из наших издательств, но Илья написал: "Я пока не в курсе, дочитал издатель рукопись или нет. В любом случае она стоит на следующий редсовет, 5 июля. Если можете дождаться до этого времени, то, пожалуйста, еще подождите. Мне бы очень хотелось добиться положительного решения".
Увы, было отвергнуто всё. Не только моя рукопись. Думаю, что банкиру дали понять: шутить с путинской администрацией не стоит. И уже Илья пишет: "Дорогой Владимир! Увы… честно говоря, вообще ничего не удалось пропихнуть… Очень сожалею об этом, давайте дружить дальше, думаю у нас ещё найдётся море совместных интересов. Всего самого. Илья Кормильцев".
Конечно, рак возникает не сразу, но не надо забывать о том, что не случайное падение на землю в Лондоне послужило его обострением, а, как это часто бывает, мощный стресс из-за закрытия издательства. Все поминальщики явно забыли, что ещё до всякой поездки в Лондон сначала прекратили финансирование издательства "Ультра.Культура", и издательство обанкротилось. А потом, уже в Лондоне, врачи обнаружили обострение раковой болезни. Тихо дремлющий рак в период бурных неудач и потрясений даёт стремительный рост. Вот и всё.
Его издательство осознанно было лишено финансирования и закрыто, как единственное по-настоящему оппозиционное режиму издательство. Это было последним ударом по поэту. Это и спровоцировало вспышку болезни.
Из Ильи Кормильцева нынче хотят сделать правоверного мусульманина. Не верю, и не люблю эту предсмертную суету представителей любых концессий. Если бы Илья этого захотел, он бы принял ислам ли, буддизм, или ещё какое-то учение задолго до смерти. Никого не спрашивая. И надо ли в предсмертные минуты вытягивать из больного какие-то слова и откровения?
Из него хотят сделать русофоба. Я бы вообще к русским русофобам, от князя Курбского до Чаадаева, от Печерина до Синявского, от Герцена до Кормильцева, относился осторожно. Печерин последние годы жизни сотрудничал со славянофильскими журналами, Синявский в начале девяностых голосовал на всех выборах исключительно за Зюганова, как представителя левопатриотических сил, и печатался в "Дне". Кормильцев даже публикацией "Скинов" Нестерова, сотрудничеством с "Завтра", заинтересованностью в моей якобы ксенофобской книге опровергает примитивное расхожее мнение о себе, как русофобе. Он уважал наши взгляды, отвергая многие наши порядки и привычки. Естественно, не был расхожим патриотом, был в меру циничен и парадоксален. Хотя сам захаживал в трудные минуты в Православный Храм.
И на месте уважаемого мною Ильи Бражникова из "Правой.ру" и других, ему подобных, я не стал бы осыпать его проклятиями в день смерти. Как-то это не по-Божески, да и не по-людски. "Взглянул, и помолись, а Бог рассудит" (Франсуа Вийон). Я бы вспомнил лучше молитву святителя Гавриила Новгородского к Божией Матери об обращении заблудшего:
"О Всемилостливая Госпоже, Дево Владычице Богородице, Царица Небесная! Ты рождеством Своим спасла род человеческий от вечного мучительства Диавола; ибо от Тебя родился Христос, Спаситель наш. Призри Своим милосердием и на сих изгоев, живших в своей писательской жизни опасно, лишенных милости Божией и благодати, исходатайствуй Матерним Своим дерзновением и Твоими молитвами у Сына Твоего, Христа Бога нашего, дабы ниспослал благодать Свою свыше на сего погибающего. О Преблагословенная! Ты надежда ненадежных, Ты отчаянных спасение, да не порадуется враг о душе его!"
Конечно, всю жизнь Илья Кормильцев был отчаянным бунтарём и художником – ни ортодоксальным православным и ни мусульманином, ни правым и ни левым – и всегда старался уйти от этих приклеиваемых ярлыков: "На человека приклеивается ярлык, после чего информационная среда избавляется от необходимости как-то его объяснять – это либерал, это красно-коричневый, это художник, это политический деятель. Наклейки грузом ложатся на плечи человека… Для большинства творческих людей подобные ярлыки носят характер угнетения. Всю жизнь я старался избежать любых политических, социальных, культурных определений. Это всё орудия разделения… начинают нами манипулировать…"
Так не будем и мы манипулировать определением достаточно сложного и яркого художника и поэта. Он жил с любовью к культуре и к людям, жил именно по-русски до самосожжения. Лучшие его песни, стихи, поступки всегда останутся в истории русской культуры.
Говорят, он был последний бунтарь... Неужели больше не осталось?