Диана КАН ОСЕННИЙ НАЛИВ


***


Негоже тебе, Русь, как бесприданнице,


Кидаться на восход и на закат.


Ты жди-пожди! Все женихи заявятся,


Благоговейно выстроившись в ряд.


Виконты, и маркизы, и посланники,


Наслушавшись про кладези твои,


Из-за границ наедут голоштанники,


Чтоб клясться с пеной на губах в любви.


Растрачивать приданое готовятся…


Но если завтра ты пошлёшь их в бой,


За честь твою и славу не сподобятся


Пролить ни капли крови голубой!


Богатое Бог дал тебе приданое.


Не каждый встречный будет ко двору.


Храни же первородство Богоданное.


И ройся в женихах, как бы в сору!


Своими заграничными уловками


Тебя начнут к взаимности склонять –


Духами, золотыми блохоловками –


Тех блохоловок даром нам не нать!


На что, скажите, русской раскрасавице


На шею надевать такой позор,


Коль от рожденья бани на чурается


Маркизам заблошнившимся в укор?..


…Надменный бритт и сумрачный германец,


Спесивый лях и куртуазный галл…


Ужо мы с женихов поспустим глянец


И поглядим, какой из них удал!



***


Ликует Анталия. Нежится Ницца…


И только у нас в безрассудстве своём


Закатное небо меж туч кровянится,


И месяц серпом проступает на нём.


Есть галльское небо в изящном плюмаже


Несущихся за горизонт облаков.


Есть гуннское – цвета мерцающей сажи,


Под чьей паранджой скрыта поступь веков.


Античное небо, какому не внове


Пить воду с лица средиземных морей.


И – скифское – цвета запёкшейся крови,


Закатное небо Отчизны моей.


То царский багрец разольёт над Россией,


А то полоснёт по глазам кумачом…


О твердь спотыкаясь ногами босыми,


Не тщусь подпереть его бренным плечом.


Не льщусь удивить его пением лиры


(Пред русскою бездной достойней молчать!).


…Гляжу в него взглядом обугленно сирым,


И глаз от него не могу оторвать.



***


Москва, люблю твою сирень,


Что возле университета


Цвела в застойный майский день,


Будя в душе моей поэта.


То пятизвездие цветов


Благоуханнейшей сирени


Сулило больше, чем любовь –


Сулило сладость вдохновений.


Прилежно чту науку ту


Конца двадцатого столетья –


Сквозь смуту, морок, маяту


Цвести победным пятицветьем.


…И душу сквозь родной раздрай


Доселе озаряет светом


Тот яростно цветущий май,


Мне ставший университетом.



***


Измельчали мы, измельчали…


Мы не те, что были вначале.


Где косая сажень в плечах?


Где Перунов огонь в очах?


Где предания отчего края?


Расклевала картавая стая...


Где любовь, что веками нам снилась?


Триаршинной косой удавилась.


Алой лентою кровь утекла…


Вот такие, мой друже, дела.



***


И ты называешь всё это судьбой,


Мой город степной на полынном просторе,


Что каждое наше свиданье с тобой –


Мой новый побег от тебя, и не боле?!


Не слишком ли быстро, однако, бегу?


А вдруг ты однажды меня не догонишь.


На льду оскользнёшься, увязнешь в снегу,


Пургой захлебнёшься, бураном застонешь?


И ты называешь всё это судьбой –


Что я, позабыв повседневную прозу,


Надменно несу на свиданье с тобой


Живого дыханья крещенскую розу?


С тобою осталась навек зимовать,


Забытая мной в неуютном домишке


Стихов моих первых сестрица-тетрадь,


Что позже прославит тебя, ставши книжкой.


Зачем я тогда же её не сожгла?..


Теперь же, по улочкам снежным слоняясь,


Я б, может, гораздо счастливей была –


На радость друзьям и зоилам на зависть.



***


На куриный переступ


Да на воробиный скок,


Тьме кромешной дав отлуп,


Прибавляется денёк.


Впрочем, курица – не птица,


И не сокол – воробей…


Неумолчно вьюга злится,


Колобродит у дверей.


Хоть и ходит величаво


Зимовея за окном,


Но на смену ледоставу


Поспешает ледолом.


Скоро, словно неудачник,


Не снеся былых обид,


Лёд скукожится, заплачет,


С рёвом к Волге побежит.


Что, сердешный, отсиялся,


Отыскрился под луной?..


Не топиться ли собрался,


Лёд Ледович дорогой?


Брызнет талою водицей,


Набираясь куражу:


"Не топиться, а родниться


С Волгой-матушкой спешу!.."



***


Неприкаянно, неприкаянно


Я свивала пути в кольцо…


И когда набрела на Каина,


Не узнала его в лицо.


Я сказала: "Богатым будете


Вы, проливший родную кровь…"


Он ответил: "Вы строго судите


Эту родственную любовь…"


Это что ж за любовь, идущая


Из библейских тёмных глубин –


Дочь, родную мать предающая,


На отца восстающий сын?


Мы к согласью прийти не чаяли –


Каждый правду свою искал.


Но лишь речь заходила об Авеле,


Собеседник глухо смолкал.


И в возникшей неловкой паузе


Мы тайком вздыхали с тоской:


"Почему же кинжал и маузер


Нам роднее, чем брат родной?.."


Погорюем так и – расстанемся.


Впредь не встретимся – жизнь коротка.


А пока… А пока… Апокалипсис


На Руси моей длится века.



***


Пора отрешиться от чепухи –


Чем я, собственно, хуже?


Бросила пить, курить и писать стихи.


Пора подумать о муже.


Был ввысь устремлён белопенный наив


Ветвей, расцветающих в мае.


Настала пора – и осенний налив


Строптивые ветви склоняет.


Часами над милою Волгой-рекой


Сижу – само благонравие.


Неужто надо – за упокой,


Чтобы закончить за здравие?


Пора влюбляться негорячо,


Подонков судить нестрого.


Пора перестать подставлять плечо


Тому, кто подставил ногу.


Пора… Золотая пришла пора.


Рябины пылают гроздья.


А там, где была я ещё вчера,


Не ждут меня нынче в гости.



***


Когда хоронили Россию мою


Помпезно, согласно и чинно,


Поникшие в сбившемся ратном строю,


Рыдали поэты-мужчины.


Забросив свои боевые клинки,


Прощались с Россией навеки.


В плену безутешной сыновней тоски


В гробу закрывали ей веки.


Сиротской слезой орошали они


Родные ракиты-берёзы…


А я? Что же я?


Бог меня сохрани!


Я лишь утирала им слёзы.


"Хоть сабля востра, да мечу не сестра…" –


Уныло кривились мужчины,


Когда намекала я им, что пора


В бою поразвеять кручину.


И вновь поминальный гранёный стакан


Горючей слезой закусили.


И так порешили – лишь тот атаман,


Кто слёзней скорбит по России.


А что же Россия?


Поминки поправ,


Восстав из хрустального гроба,


Она сквозь кордоны кержацких застав


Сокрылась в былинных чащобах.


Ведомая светом скорбящих свечей,


Ушла, не попомнив обиды,


На звон потайных кладенцовых мечей


От скорбной своей панихиды.


А я? Что же я?


На распутье стою


И слёзы друзьям утираю…


Не лучше ль погибнуть в неравном бою,


Чем вживе погинуть в родимом краю


У гроба пустого рыдая?..


Хоть сабля востра да мечу – не сестра,


Но верному слову – сестрица.


И коли приспела лихая пора,


Пусть вера Руси пригодится!



***


Когда я из глубинной дали


Кляну тебя, моя Москва,


Услышь в лирическом запале


Произнесённые слова.


Услышь! Но снова вранья стая


Обсела сорок сороков.


Услышь, оглохшая от грая,


Меня на рубеже веков.


Сорвётся стаей соколиной,



По ходу выстроившись в стих,


Призыв о доблести былинной


С воспламенённых уст моих.


Не стон, не вслип и не рыданье.


Не о пощаде жалкий торг.


А – из-под сердца восклицанье:


"Я русская! Какой восторг!"



***


Куда от прошедшего деться?


Залить покаянным вином?


Романс "Разорватое сердце"


Надрывно звучит за окном.


Лишь юность способна так гордо,


Презрев прегрешенья свои,


На два примитивных аккорда


Пропеть о высокой любви.


А голос всё выше и выше…


О, как же походит на нас


Котов расшугавший на крыше


Наивный жестокий романс!


Ты морщишься. Ты не в восторге.


Но вспомни, забывчивый мой,


О том, как наивно жестоки


Мы были с тобою весной!


А ты, как котяра домашний,


Вольготно и сытно живёшь,


Забыв о любовном бесстрашье,


Жестокий романс не поёшь.

Загрузка...