Газета День Литературы # 97 (2004 9)

Виктор ШИРОКОВ СОЮЗ ДУШЕВНЫХ СТРУН

Новая подборка моих переводов на самом-то деле относится к середине 60-х годов прошлого века. Мне было двадцать лет, я почти заканчивал медицинский институт, много занимался английским языком (ежедневно) в спецгруппе, в которую входил еще один юноша с моего курса и то ли трое, то ли четверо студентов с предыдущего курса. Всех нас готовили на работу за границей, и, кажется, никому это так и не удалось.

Через год после окончания вуза меня выдернули, несмотря на "броню", из спецординатуры и на два года призвали в армию. Что ж, не надо было читать самиздат, общаться с пермскими диссидентами, находиться "под комитетским колпаком". Кроме меня в СА загремели мои пермские приятели того времени, ныне известные писатели Анатолий Королев и Леонид Юзефович. Первый был на год меня моложе, второй — на два. Оба учились в местном университете. Но их "пасли" куда как круче, ходили по пятам "топтуны", устрашая откровенной слежкой.

Для них дело кончилось тоже относительно спокойно. А кое-кого засудили и отослали в ГУЛАГ. Об этом — до сих пор не опубликованный роман мой "В другое время, в другом месте".

Вернусь к переводам. Кое-что я уже тогда перевел с подстрочника (коми-пермяцких поэтов) и напечатал в пермских газетах и потом в сборнике "Четыре ветра". Но переводы с английского выполнялись заведомо "в стол".

Ряд имен привлекал своей известностью по редким сборникам, по периодике: Редъярд Киплинг, Джеймс Джойс, Д.Г.Лоуренс… Но в основном выбор происходил при чтении оригиналов, привлекали близость чувств и острота мыслей, музыкальность английского текста.

Как-то попался мне в руки сборник "Поэзия нашего времени", изданный, видимо, в 50-х. Сейчас у меня нет под рукой ни книжки, ни выписок, в которых содержались имена двух составителей, английских поэтов и критиков. Книжку "заиграли" в редакции "Иностранной литературы", где в конце 70-х публиковались мои переводы. Потом видел эту книгу лишь однажды, в Казахстане, и как на грех не оказалось денег для приобретения. Более эта книга не попадалась. Так, целых две недели находясь в Лондоне в ноябре прошлого года, ежедневно пробегая по тамошним "букинистическим" лавкам, надеясь восстановить пропажу, увы, вожделенную антологию не встретил.

Итак, эту подборку составили переводы из десяти английских поэтов. Почему-то так получилось, что, чуть ли не большинство среди них ирландцы. Более четверти века назад я опубликовал в журнале "Студенческий меридиан" подборку поэтов Ольстера. Готов утверждать и далее, что Ирландия — страна замечательных поэтов.

О ряде поэтов я знаю очень мало или ничего. Не помню прочитанные комментарии, а антология, о которой уже говорил, весьма далече.

Сегодня мне важно поделиться настроением чуть ли не сорокалетней давности, ввести в атмосферу давних духовных поисков и открытий.

Переводы из Киплинга и Уайльда я уже печатал в "ДЛ", среди новых имен, думаю, выделяются Уильям Батлер Йейтс, нобелевский лауреат (1923), крупный общественный деятель Ирландского возрождения, драматург, публикующий стихи с 1886 года, и Роберт Грейвз, тоже ирландец, окончивший Оксфорд в 1926 году, участник Первой мировой войны, поэт, переводчик, автор романов о Древнем Риме, исследователь античной мифологии, значительный ученый. За последние десять-пятнадцать лет их книг издано-переиздано изрядно. Джойс, тоже ирландец, сегодня известен тем более широко, и мой перевод — лишь малый штрих к его портрету. Д.Г.Лоуренс — сын шахтера, выучившийся на учителя и прославившийся романами о половой свободе человека, прежде всего показавший с неожиданной стороны женскую страстность. Стихи он публиковал с 1903 года, первый роман "Белый павлин" издан в 1911 году. На русском языке издавался пятитомник его прозы. Еще Де Ла Мар, совмещавший поэзию со службой в торговой фирме. Печататься он начал в 1908 году. Мистические эпизоды и фантастические мотивы у него удивительным образом сочетались с бытовыми зарисовками. Его любил и переводил ранний Набоков, и мне кажется, что набоковский герой писатель Делаланд обязан происхождением своей фамилии Де Ла Мару (а не так, как думает А. Долинин), кроме того, рассказ Набокова об ангеле, влюбившемся в лыжницу и расправившемся с ней, как-то перекликается со стихотворением Де Ла Мара "Ангел Тома" (восходя еще и к лермонтовскому "Демону").

Вот собственно и все мои заметки по поводу. Переводы перед вами. Приятного чтения.

Уолтер Де Ла МАР

(1873 — 1956)

АНГЕЛ ТОМА

На поле было ни души,

Лишь я и Полли Флинт,

Когда явился ангел нам,

Сиянием облит.

Уже тревожил почки май,

Вставали зеленя;

Он мимо Полли Флинт прошел

И миновал меня.

Мы были заняты игрой.

Вдруг, странно глядя вверх,

Вскричала Полли: "Том! О, Том!

Взгляни, там человек!"

Я тотчас повернулся. Там

Сверкало небо въявь;

И крупным шагом ангел шел,

Чуть крылья приподняв.

И зяблик пел над головой

Моей и Полли Флинт;

Как пламя, ангел голубой

Прошел, грозой омыт.

Я видел: волосы его

Сверкали как огни.

Над клевером чудесно шли,

Не двигаясь, ступни.

Тут Полли вскрикнула опять,

Мы побежали в лес.

Назад решились посмотреть,

Но он уже исчез.

ДУХ

Покой ладоней,

Покой ресниц,

Покой твоих ласковых глаз;

Огромность мига в предвечный час,

Покой окружает нас.

Не плещет волна,

Не поет соловей,

Не гнется под ветром лоза;

Молчанье, когда отгремела гроза,

Как сон, закрывает глаза.

Все слезы ночей,

Все снеги злых зим,

Все долгие взгляды разлук

Утихли; и чудится, — дремлют без мук

Все грустные люди вокруг.

Джеймс ДЖОЙС

(1882 — 1941)

ПЕСНЯ

Выгляни в оконце,

Милая моя.

Стала звонкой песней

Радость бытия.

Книга вмиг закрыта;

Вижу, как в углу

Славно блики солнца

Пляшут на полу.

Я забыл о книге,

Перенесся в даль:

Разом милый голос

Разогнал печаль.

Стала звонкой песней

Радость бытия.

Выгляни в оконце,

Милая моя.

Уильям Генри ДЕЙВИС

(1870 — 1940)

КАНИКУЛЫ

Девчонки пищат,

Расшумелись ребята;

И с лаем собаки

Промчались куда-то.

Спасаются кошки,

Взлетев на дубы;

И лошади с ржаньем

Встают на дыбы.

Младенцы, проснувшись,

Открыли глаза,

Но их обошла

Стороною гроза.

Старик ковыляет

С работы домой,

Подумав: "Ну вот,

И еще выходной!"

ГРОЗА

Порой в душе гроза сбирается часами;

Пока не хлынут слов дожди в мою тетрадь,

Все мысли кажутся поникшими цветами

И птицами, уставшими летать.

И все же пусть гроза сбирается часами;

Как только хлынут слов дожди в мою тетрадь,

Все мысли оживут волшебными цветами

И в небе птиц сумеют обогнать.

ВЗГЛЯД РЕБЕНКА

Я видел нынче сад в цветах —

Другие у детей в руках.

Я слышал в парке лай собак —

Он для ребят звучит не так.

Я слышал птиц над головой,

Но дети слышат звук другой.

Сто бабочек со ста сторон —

Одной ребенок увлечен.

Я видел скачущих коней —

Они иные для детей.

Мой мир объемен, свеж и мил —

Но в детстве свой особый мир.

ПРИМЕР

Бабочка мне подает

Пример:

Присела на камень,

Что груб и сер;

Одиночеством так близка мне —

На этом ужасном камне.

Пусть ложе станет

Еще грубей;

Я буду весел,

Подобно ей;

Чей сердца счастливый пламень

В цветок обращает камень.

ДУМА

Стоит в зеркало взглянуть,

Занят лишь самим собой;

Посмотрю в прозрачный пруд —

Сонм миров передо мной.

Стоит в зеркало взглянуть,

Рожа дурака видна;

Посмотрю в прозрачный пруд —

Мудрый лик сверкнет со дна.

Уильям Батлер ЙЕЙТС

(1865 — 1939)

И ЧТО ЖЕ?

Ему судили на роду

Известность, жизнь под стать вельможе;

Он думал то же на беду

И юность посвятил труду;

"И что же? — дух Платона пел.— И что же?"

Издали всё, что он писал,

И кое-что прочли, быть может.

Он, наконец, богатым стал,

Друзей достойных отыскал;

"И что же? — дух Платона пел. — И что же?"

Сбылись заветные мечты —

Дом, сад, жена с атласной кожей;

Прекрасны тыквы и цветы;

Поэты с ним давно на "ты";

"И что же? — дух Платона пел.— И что же?"

"Жизнь удалась, — подумал он, —

Пусть злятся дураки. О Боже,

План моей юности свершен

И вспомнится в час похорон…"

Но громче тот же дух пропел: "И что же?"

ПОСЛЕ ДОЛГОГО БЕЗМОЛВИЯ

Речь после долгого молчания; точь в точь,

Как все любовники, чужды и далеки мы оба;

И абажуром скрыта лампы злоба,

И шторами — озлобленная ночь;

По Песне и Искусству голодны,

Мы рассуждаем; теме нет предела:

Мудра усталость старческого тела;

Кто молоды — глупы и влюблены.

ТЕ ОБРАЗЫ

Что, если разум лжет,

И жизнь, как сон, пуста?

Есть множество забот

Превыше живота.

Я не прошу тебя

Спешить в Москву иль в Рим.

Муз созови домой;

Давай поговорим.

Те образы найди,

Что выявят черты

Порока и добра,

Дерьма и красоты.

Постигни суть вещей,

Душевных струн союз;

Узнай пятерку тех,

Что правят пеньем Муз.

Роберт ГРЕЙВЗ

(1895 — 1985)

ПОЛНОЛУНИЕ

Когда я вышел в ту злую ночь,

Послышался бой часов.

Луна сияла, как солнце, точь-в-точь

Над ширью полей и лесов.

Казалось, она заклинала пшеницу

В любовном объятии соединиться

Под трезвыми взглядами сов.

Поля безмолвно легли под пяту,

Утомленный совенок кричал,

Соловей над моей головой на лету

То одним, то другим отвечал —

Так мужчина и женщина в тишине

Что-то друг другу бормочут во сне,

Словно плещет волна о причал.

И твой призрак в безжизненной маске луны

С моим столкнулся в ночи;

Если были они хоть на миг влюблены,

То сейчас разошлись как сычи.

Подробно фиксировало отраженье,

Как поднимается раздраженье

И лунный холод сочит —

Чтобы пыл живой любви охладить,

Затуманить светящийся след;

И казалось, что тонкая лунная нить

Качает ночной силуэт;

Наших призраков скрещивались взгляды

Подобно прутьям в могильной ограде,

Безразличны, как лунный свет.

Каждый выдох кинжалом нам ранил рот,

Окружила нас Арктики пелена;

Мы как айсберги мчались по сутеми вод,

И плыла между нами большая луна;

Русалки вокруг затевали игру,

И любовь развеялась на ветру,

Словно не существовала она.

ВОР

Прочь, на галеры, вор, и вымоли себе

В мученьях человеческую душу;

Там, под кнутом, вольготней воровать.

Ты раньше крал лишь кольца и часы,

Цветы и поцелуи, жесты, мысли,

Расплачиваясь за постель и крышу

Всегда, как самый честный человек;

Там, на галерах, воровству лафа:

Ты можешь красть у язв кандальных отдых,

У кислых корок сытость, у изгоев,

Прикованных к скамейке, дружбу.

И, может, слямзишь искупленье жизни

Никчемной у судна, рвущегося в битвы,

Но только не у самого себя.

Дэвид Герберт ЛОУРЕНС

(1885 — 1930)

СЛАВА

Слава — тоже из солнца, и солнце солнц,

И испускает лучи великолепных крыл,

Струя ручьи спокойствия.

Почти все время тигр расталкивает

И продирается в пылающем мире;

И малый ястреб взмывает и медленно

Кружит в центре вращения мира;

Мир приходит из-за солнца,

С сапсаном и совой.

И все они пьют кровь.