Газета Суть времени №168

О коммунизме и марксизме — 36

Лафарг в своих исследованиях, посвященных прометеевской тематике, прямо и недвусмысленно говорит о связи между прометеизмом и орфизмом. Мол, было совсем древнее начало, яростно протестующее против патриархальной свирепости в вопросе о статусе членов патриархальных семей и родов. В вопросе о праве рядовых представителей этих родов на обладание душой и всем, что из этого вытекает. По Лафаргу, это древнее начало, уходящее корнями аж в эпоху первобытного коммунистического матриархата, олицетворяет Прометей. А есть, как считает Лафарг, и новое начало, которое, будучи тоже патриархальным, считает необходимым смягчить свирепость патриархата и вернуть определенные права рядовым представителям патриархальных семей и родов. Это новое начало Лафарг соотносит с орфизмом и наследующим ему (опять же по Лафаргу) христианством.

Я излагаю точку зрения Лафарга, которая для меня особо важна по одной причине, неоднократно мною здесь оговоренной. Лафарг — классический марксист. Он очень близок к Марксу. И он, оставаясь классическим марксистом до конца жизни, чураясь любых ревизионистских отклонений, любого реформизма и пр., занимается прометеевской историософией, а значит — в каком-то смысле и метафизикой.

Со времен, когда Лафарг исследовал прометеизм и всё, что с ним связано, прошло более ста лет. За это время наука продвинулась далеко вперед, и никто сегодня не рассматривает те антропологические данные, на которые опирались Лафарг, Маркс, Энгельс, как истину в последней инстанции. Но мы здесь не занимаемся разбором основательности суждений Моргана или Бахофена по поводу первичного матриархата и других сходных вопросов. Мы обсуждаем нетривиальное содержание марксизма и коммунизма. Причем обсуждаем его, опираясь на классику. Если Лафаргу представлялась важной связь между орфизмом и прометеизмом — так тому и быть. В этом случае орфизм тоже должен быть нами рассмотрен в качестве религиозного направления, не чуждого прометеизму.

Как мы уже убедились, Прометей в той древнегреческой трагедии, авторство которой кто-то приписывает Эсхилу, а кто-то нет, заканчивает свои стенания обращением к святой Матери Земле и Эфиру. Обращение к Эфиру вполне орфично.

Нас убеждают в том, что Эсхил был очень законопослушен и потому не мог написать трагедию, в которой проклинается Зевс. Но если речь идет о законопослушании с ориентацией на позицию власти, то есть Писистрата и его последователей, то Эсхил просто должен отдавать дань орфизму, коль скоро Писистрат и его последователи — орфики, покровительствующие орфизму. Более того, если Писистрат — этакий властитель, ущемляющий права эвпатридской земельно-олигархической элиты в пользу крестьян, — это земной аналог Зевса, то эвпатриды — это земной аналог титанов, ущемляемых земным «Зевсом-Писистратом» как началом, насаждающим новую социальную и государственную жизнь.

Эсхил — представитель эвпатридского сообщества. Но и Писистрат — представитель этого сообщества. И Солон тоже. В конце концов, и Зевс — один из титанов, восставший против титанократии своего отца Кроноса. Если допустима параллель между эвпатридской земной олигархией и неземной олигархией титанов, то Прометей и Зевс являются двумя антититаническими силами, поддерживающими друг друга. И Прометею это особенно тяжело делать, поскольку и его отец, титан, и члены отцовской семьи восстали против Зевса, а он-то — нет. Почему бы эвпатриду Эсхилу не быть земным Прометеем, разрывающим связи со своим олигархическим классом и ориентирующимся на новую антиэвпатридскую власть Писистрата и К^о?

Итак, орфизм Писистрата… Орфизм героя трагедии «Прометей Прикованный»… И — возможный орфизм Эсхила, опровергающий аргументы тех, кто восклицает: «Да как он мог так сильно проклинать Зевса в своей трагедии? Его бы власть раздавила, а он ее боялся до колик». Орфическая власть не будет давить сочинителя, ориентирующегося на орфизм, не правда ли? Впрочем, в любом случае, нам важно — хотя бы в связи с аргументацией Лафарга — приглядеться к такому религиозному направлению, как орфизм.

Орфические таинства посвящены Дионису-Загрею. Кто он такой? «Загрей» в переводе с греческого означает «великий охотник» или «великий ловчий». В греческих мифах Загрей (которого иногда называют старшим Дионисом) выступает в качестве наиболее архаической ипостаси греческого бога Диониса. Загрей — сын Зевса Критского и Персефоны, жены владыки царства мертвых Аида. Согласно древнегреческой мифологии, Зевс вступил с Персефоной в незаконный брак, приняв обличие змея. От этого брака родился рогатый мальчик, которому Зевс собирался отдать всю власть над миром.

Орфики считали, что этот мальчик был вскормлен самой Персефоной. А. Ф. Лосев в своей работе «Мифология греков и римлян» подкрепляет эту версию, сообщая нам о том, что «на монетах IV века до н. э. из Парса встречаем изображение женщины, ласкающей Зевса-змея, в ней нетрудно узнать Персефону».

Нонн Панополитанский (V век н. э.), древнегреческий эпический поэт, выходец из египетского города Панополь, в своей большой эпической поэме «Деяния Диониса» говорит о том, что новорожденный Загрей сразу после своего рождения сел на трон своего отца Зевса, получил от Зевса скипетр и стал своей детской ручонкой потрясать молнией и посылать громы.

Этого странного бога-мальчика возненавидели сразу многие.

Во-первых, законная жена Зевса богиня Гера, которая по праву ненавидела всех незаконных Зевсовых детей.

Во-вторых, богиня земли Гея, для которой передача Зевсом власти этому рогатому мальчику по неясным причинам содержала в себе опасность. Гея убедила титанов в том, что данный мальчик, если его не убить, окажется гораздо опаснее Зевса. Титаны напали на мальчика.

Фирмик Матерн, латинский писатель и астролог, живший в IV веке н. э., сообщает о том, что титаны-заговорщики напали на божественного ребенка, когда он смотрелся в зеркало. Что богиня Гера с помощью погремушек и этого самого зеркала побудила божественное дитя сойти с трона, на котором он был в безопасности. Она же, одарив тех, кто охранял мальчика, лишила его защитников.

Титаны напали на мальчика, но он ускользал от них, превращаясь то в Зевса, то в Кроноса, то в юношу, то во льва, то в лошадь, то в змею. Наконец, как сообщают нам всё те же орфики, когда он принял облик быка, титаны его настигли и растерзали.

Нон Панополитанский, дополняя орфиков, сообщает, что титаны перед тем как растерзать мальчика, превратившегося в быка, измазали себе лицо белым медом. Орфики говорят о семи кусках, на которые было разорвано тело мальчика.

Раннехристианский богослов Арнобий утверждает, что эти куски были помещены в некий треножный сосуд. Что титаны сварили мясо, поджарили его и съели.

Уже упоминавшийся Фирмик Матерн говорит о том, что Афина спасла сердце Диониса. Судьба этого сердца описывается по-разному в разных мифах.

Что же касается плоти Диониса, то титанов, съевших эту плоть, Зевс испепелил молниями и низверг в Тартар. А из пепла Титанов, смешанного с поглощенным ими телом Диониса, якобы родились люди.

В эпоху Эсхила еще боролись между собой культы трех главных типов.

Тип № 1 — земледельческие культы. Речь идет о культах, посвященных богине плодородия Деметре. Именно внутри этих как бы экзотерических культов сформировались эзотерические элевсинские мистерии. Но помимо этих конкретных мистерий существовала земледельческая метафизика в целом. И она, конечно, наиболее близка была тем крестьянам, которых ущемили олигархи-эвпатриды, экспроприировав их земли в свою пользу. Чему и оказали противодействие в Афинах уже обсуждавшиеся нами Солон и Писистрат.

Тип № 2 — аристократические культы. Они же — культы героев. Такие культы были особо почитаемы аристократами-эвпатридами, которых мы уже обсуждали. Эвпатриды считали, что происходят от тех или иных легендарных героев. Среди эвпатридов были, например, гераклиды, которые вели свое происхождение от Геракла. В Афинах одно из эвпатридских семейств вело свою родословную от Эрехтея, мифологического царя Афин, и его брата Бута.

В том же Элевсине правили евмолпиды, которые вели свое происхождение от Евмолпа, мифологического основателя элевсинских таинств, родоначальника наследственных жрецов храма Деметры в Элевсине.

Были и другие эвпатридские семьи, которые вели свою родословную от тех или иных мифологических героев.

Тип № 3 — орфический культ. Он возник во Фракии в VIII–VI веках до н. э. и получил распространение в Македонии, Греции, Южной Италии, Сицилии, а позднее в Риме.

В Афинах орфическое движение получило развитие в рассматриваемый нами период борьбы Солона и Писистрата с эвпатридами. Постепенно орфический культ Загрея стал приобретать достаточно утонченный характер. Омофагия или поедание сырого мяса, мяса растерзанной животной жертвы (зачастую, между прочим, и человеческой), стала истолковываться как первородный грех титанов, растерзавших тело Загрея. А поскольку все люди несут в себе титаническое начало, ибо сотворены из пепла титанов, то необходимо искупить данный грех. Это мог сделать только человек, посвященный в определенные мистерии, человек, ведущий особый, орфический образ жизни, исполняющий определенные обряды и так далее.

Учредителем обрядов и автором поэм, в которых содержится орфическое тайнознание, считается фракийский мифический поэт и певец Орфей. Согласно наиболее распространенной мифической версии, он был сыном фракийского речного бога Эагра и музы Каллиопы. А поскольку Эагр был потомком Атланта в пятом поколении, то этот мифический Орфей — в каком-то смысле родственник Прометея.

В разных мифических преданиях Орфей выступает то как сын Мусея, то как учитель Мусея. Считается, что Мусей посвятил Геракла в элевсинские мистерии. Что он перед битвой с гигантами на Крите перешел от гигантов на сторону богов. Позднеантичный историк философии Диоген Лаэртский, живший, предположительно, в конце II — начале III века н. э., в своем сочинении «О жизни, учениях и изречениях знаменитых философов» утверждает, что Мусей «первый, по преданию, учил о происхождении богов и первый построил шар; он учил, что всё на свете рождается из Единого и разрешается в Едином».

Все разговоры о связи орфизма с христианством мне лично представляются достаточно общими, то есть не ухватывающими уникальную специфику христианства, потому что богов, принесших себя в жертву ради спасения людей, в истории человечества два — Христос и Прометей. Орфизм никакой такой уникальности в себе не содержит. Но он содержит другое. А именно то, на что указал Диоген Лаэртский, разбирая Мусея. Он содержит в себе некое представление о Едином. Причем представление очень древнее. Не относящееся ни к VI, ни к какому-нибудь XVI веку до н. э. Лосев говорит о том, что некие представления, находящиеся в тесной связи с орфическими, были и в крито-минойскую эпоху. Но никакая крито-минойская эпоха не содержит в себе представления о Едином, которым пронизан орфизм. В том, что орфизм таков, есть большая историческая загадка. И негоже пытаться разгадывать ее в произведении, посвященном совсем другой проблематике.

Фракиец Орфей был любимцем Аполлона, который подарил ему золотую лиру. Орфей мог своим пением приручать диких животных, двигать деревья и скалы. Он усовершенствовал музыкальные инструменты. Иногда говорят о том, что есть два Орфея. Об этом, например, говорит древнегреческий писатель Геродор (не путать с Геродотом) в своей «Истории Орфея и Мусея». Младший из этих Орфеев участвовал в походе Аргонавтов. Об этом говорится во многих источниках. Орфей пел команде гребцов. Согласно Диодору Сицилийскому (90–30 гг. до н. э.), Орфей посещал Египет, изучал там теологию, обряды, поэзию и музыку. В этих сведениях есть намек на то, откуда мог взяться культ Единого у орфиков.

Согласно тому же Диодору Сицилийскому, Орфей был посвящен в самофракийские мистерии. Уже неоднократно упоминавшийся нами Павсаний сообщает, что деревянная статуя Орфея находилась в храме Деметры Элевсинской в Лаконике. Тут не так важно, где. Важна связь Деметры Элевсинской и Орфея.

Известная история о сошествии Орфея в ад и о выводе им из ада его любимой Эвридики и о том, что несвоевременный взгляд Орфея на Эвридику привел к тому, что он потерял любимую, которую почти что удалось спасти от смерти, входит в число самых поэтических историй, созданных человечеством. И в этом смысле — сошествие в ад, воскресение мертвой любимой — можно говорить о влиянии орфизма на христианство. Но тогда речь идет о достаточно косвенном влиянии.

Почему Орфей был растерзан фракийскими женщинами-менадами? По этому поводу есть слишком много суждений. Часть из которых более чем сомнительна, потому что Орфей, будучи жрецом местного храма Диониса, не мог посягнуть на Диониса, о чем иногда говорится теми, кто обсуждает причины убийства данного певца.

Эсхил в своей трагедии «Бассариды» описывает то, как именно был растерзан Орфей. Бассариды — это спутницы и почитательницы Диониса. Римляне называли их вакханками. Таких спутниц и почитательниц Диониса греки называли менадами.

Британского поэта и романиста Роберта Грейвса (1895–1985) автора трактата «Белая богиня», конечно же, нельзя считать ученым. Но он удивительно начитан во всем, что касается древности, и вполне способен к построению адекватных интерпретаций, основанных на его эрудиции. Обсуждая растерзание Орфея, Грейвс настаивает на том, что по всему миру были распространены обряды, требующие такого растерзания. И что эти обряды никак не были связаны с культом Диониса. Грейвс пишет: «Эратосфен из Александрии, цитируя «Бассариды» Эсхила, пишет, что Орфей отказался принять местную религию, ибо «верил, будто солнце, которое он называл Аполлоном, — высшее из божеств. Он вставал по ночам и шел на гору Пангей, чтобы не пропустить восход солнца. Из-за этого Дионис, разъярившись, послал к нему бассарид, которые разорвали его на куски…» Далее Грейвс, который прекрасно знает источники, заявляет, что такая версия — ложна. «Это неправда», — решительно заявляет вполне компетентный Грейвс. Подтверждая эту свою оценку, Грейвс не предается общим рассуждениям — он тоже ссылается на авторитет. Ничуть не меньший, чем тот, которым является Эратосфен из Александрии. Грейвс ссылается на авторитет главного неоплатоника — Прокла. Грейвс пишет: «Это неправда. Прокл в своих комментариях к Платону держится ближе к истине: «Орфей, так как он был главным в дионисийских обрядах, говорят, подвергся той же участи, что его бог». Это серьезное заявление. Потому что подвергнуть Орфея как главного служителя Диониса участи самого Диониса могли только служители некоего культа, враждебного Дионису. То есть культа титанов. Такова логика подражания, на которой основаны подобного рода жертвоприношения: «Мы поступим со служителем этого бога так, как наши боги поступали с самим этим богом».

Далее Грейвс пишет, опять же ссылаясь на авторитеты: «Орфею, если судить по Павсанию, поклонялись пеласги, и окончание eus (Orph-eus) является доказательством древности греческого имени». Ну вот мы и погрузились в предельную древность с ее пеласгами, с ее поездками пеласгических мудрецов в Египет. И с ее культом Единого.

(Продолжение следует.)