Газета Завтра 199 (38 1997)

ВЗРЫВ В КОНЦЕ ТУННЕЛЯ

Игорь Феофанов

Наверное, каждому жителю Москвы приходила в голову идея о том, что столичное метро помимо своих безусловно приятных свойств, таких как удобство передвижения по городу, дешевизна и демократичность, обладает одной очень неприятной чертой — уязвимостью для террористов. В самом деле, московский метрополитен является одним из наиболее вероятных мест для совершения террористического акта, направленного на убийство как можно большего числа людей, причинение серьезного вреда городской инфраструктуре, запугивание населения и шантаж власти. Этому есть свои объяснения.

Любая станция метро представляет собой место массового скопления людей. В час пик в прибывающих поездах, на перроне и на выходе со станции одновременно может находиться до пяти тысяч человек. По своей плотности масса пассажиров метро уступает разве что митингующей толпе; в результате огромное количество народа одновременно оказывается на достаточно ограниченной площади, что резко повышает эффективность даже слабого взрыва.

Станция метро или тоннель — замкнутые пространства. Помимо своего прямого воздействия — смерти десятков людей от осколков мины и ударной волны — теракт в метро нередко может вылиться в погребение пассажиров заживо под обрушившимися сводами станции или пожар развороченного взрывом поезда посередине тоннеля. Закрытое пространство всегда усиливает взрыв. Кроме того, пассажиры на станции стеснены опасными путями с высоковольтным электричеством по обеим сторонам перрона и узкими эскалаторными выходами; взрыв или даже слух о взрыве в час пик неминуемо вызовут панику и давку, в результате которой также погибнут люди. Важно и то, что в метро проникновение спасательных служб на место теракта и эвакуация людей гораздо более затруднены, чем на улице или в здании.

Станция метрополитена — сложное инженерное сооружение с большим количеством коммуникаций. В случае выведения из строя хотя бы одной из них, например, системы вентиляции, пассажирам угрожает опасность. Проникнуть же постороннему в технические помещения, ходы, коллекторы не составляет особого труда. Кстати, в тоннели можно легко попасть через городскую канализацию, а на открытых участках метро для этого достаточно перелезть через никем не охраняемый невысокий забор. Все это делает московский метрополитен еще более привлекательным для террористов.

В силу своего устройства метро уязвимо в следующем: даже небольшая авария на одной станции парализует работу других станций той же ветки. В результате — сбой в графике движения, давка ожидающих поезда людей. Это не замедлит сказаться и на работе наземного транспорта.

Особое влияние любой теракт оказывает на психологию граждан. Взрыв в метро с этой точки зрения опасен вдвойне. Дело в том, что избирательность жертв теракта в метро абсолютно случайна. Взрывы у дверей коммерческих фирм, взлет на воздух иномарок обычно не вызывают сильных эмоций у простых горожан, даже несмотря на то, что рядом с эпицентром этих взрывов зачастую оказываются случайные прохожие. Взрывы на стадионе, в кинотеатре, в универмаге вылились бы в гораздо больший всплеск народного гнева, но и в этом случае в мозгу у обывателя прочно будет сидеть мысль: “Я там не бываю. Мне это не угрожает”. Но в метро ездят все! Слепой случай, каковым для пассажиров является теракт, не различает ни имущественного ранга, ни национальности, ни интересов человека. И что особенно важно: степень возможности совершения теракта в метро (в отличие от улиц Москвы) вовсе не уменьшается по мере удаленности от центра города. Взрыв одинаково возможен как на “Охотном ряду”, так и на “Юго-западной”. Если террористы взрывают кинотеатры, в них, в конце концов, можно просто не совать нос. Если теракты происходят на одной улице, можно избегать ее и ходить по другой. С метрополитеном такое не выйдет: маршрут пассажира подземки зачастую просто не может быть скорректирован.

Таким образом, вывод о том, что метро является очень “подходящим” местом для совершения теракта, выглядит, на наш взгляд, вполне обоснованным. Но, может быть, мы напрасно волнуемся? Может быть, ситуация под контролем, “наша милиция нас бережет”?

Вспомним, как досматриваются поезда. Раз или два за весь путь от конечной до конечной станции в вагон войдет милиционер (обычно из полка милиции сопровождения электропоездов) или солдатик, пройдет быстрым шагом вдоль сидений, больше разглядывая молодых пассажирок, подойдет к последней двери, уставится во тьму тоннеля и на следующей станции выйдет вон. Что он ищет? Ничейную сумку с надписью “бомба”? Полости под сиденьями, например, проверяются только на конечных станциях, да и то не всегда. А ведь именно там находилась бомба, взорвавшаяся в вагоне метро 11 июня прошлого года в тоннеле у станции “Тульская”.

Оставленную сумку милиционер еще заметит. Но сколько раз каждый из нас видел в вагонах, на платформах, в вестибюлях обычные жестяные банки и бутылки из-под воды или пива. На них обращают внимание разве что уборщицы, хотя в них запросто может оказаться взрывное устройство. Вообще, отсутствие на станциях метро урн, вызванное, очевидно, желанием облегчить поиск возможной бомбы, приводит к тому, что на валяющийся тут и там мусор милиция смотрит сквозь пальцы.

Порядок действий работника милиции при обнаружении предмета, похожего на взрывное устройство, таков: обследование предмета металлоискателем, вынос предмета из вагона (вестибюля) и помещение его в металлическую “бочку”, которая стоит на каждой станции посередине перрона. Затем приезжают саперы (свои, милицейские) и обезвреживают этот предмет. Часто находят учебные или боевые гранаты, еще чаще — псевдобомбы: забытые вещи пассажиров, внешне напоминающие взрывное устройство. С гранатами все понятно, их каждый узнает. Их и перенести можно, и металлоискателем определить. Но как можно взять и донести до “бочки” оставленный где-нибудь у эскалатора пакет с миной, взрывающейся от прикосновения? И как быть со взрывчаткой, в которой могут вообще отсутствовать металлические детали? Речь идет о так называемом безоболочечном взрывном устройстве, — пластиковой бомбе или обыкновенной тротиловой шашке — поражающая сила которого заключена не в осколках, а в ударной волне. Если это орудие смерти приводится в действие взрывателем химического типа, то никаким металлоискателем его не определишь.

До сих пор мы говорили только о взрывах. Но ведь возможны еще и отравление ядовитыми химикатами, и применение бактериологического оружия, и газовая атака. Последняя, кстати, вовсе не выдумка — вспомним теракт в токийском метро, совершенный религиозной сектой “Аум синрике”. Террористы, выбравшие полем своей деятельности метрополитен, имеют поистине богатые возможности.

Чем же тогда объяснить спокойствие в метро? В милиции говорят, что это их заслуга: дескать, хорошо работают. Очевидно, под этим понимается повальная проверка документов у лиц кавказской национальности, заключение в кутузку пьяных пассажиров, которым и домой-то ехать, кроме как на метро, не на чем, обстукивание металлоискателями подозрительных зонтиков на перронных скамейках, да пробежка по вагонам.

Существует иное объяснение отсутствию терактов в метро: ФСБ и МВД на самом деле далеко не так слабы, как кажется; они везде имеют своих людей, все контролируют. Лет десять назад, может быть, так оно и было. Но сегодня, когда ликвидирован институт осведомителей, а сами органы наладом дышат, когда по стране гуляют тысячи единиц оружия, а взрывчатку можно купить на каждом углу, когда на улицах Москвы почти ежедневно гремят взрывы, а сотрудники силовых ведомств до сих пор не могут найти убийц Листьева и Холодова, — трудновато верить в силу милиции и комитетчиков под землей.

Часто называется и такая причина: наши политики договорились с теми же чеченцами о некоем “моратории”: мы закрываем глаза на их безобразия, а они нас не взрывают. Однако эта версия вряд ли способна выдержать критику хотя бы потому, что даже среди чеченских боевиков есть немало групп, не контролируемых своими главарями. А ведь есть еще украинские националисты, и белорусские “народные фронтовики” — да мало ли их наберется, ненавидящих Россию и русских. С ними что, тоже договорились? А еще есть экстремисты всех мастей, религиозные фанатики, хулиганствующие психбольные. И самое важное: невозможно ни контролировать, ни договориться с одиночками-“отморозками”, злобными, затаившимися до времени, лелеящими безумные планы. Устроить взрыв в метро для профессионала ничего не стоит, как говорится, было бы желание…

Почему же москвичи ездят в метро? Тут нет русского “авось”. Это обычный здравый смысл, трезвый расчет. Да, в любой момент в метро может прогреметь взрыв. Но ведь и на улицах сегодня опасности не меньше, и там можно нарваться на мафиозную разборку или попасть под колеса пьяного водителя. Кроме того, пока-то ведь в метро все спокойно. Что же зря нервничать? А главное: для большинства москвичей и особого выбора-то нет: куда они денутся, как еще доберутся из спальных районов до работы, попадут в центр, доедут до театра или музея?

Поэтому каждый день миллионы людей спускаются под землю, проходят по красивым станциям, влезают в переполненные душные вагоны и едут куда надо. Иной раз кто-нибудь вдруг вздрогнет, услышав слова машиниста: “Не оставляйте свои вещи”, подумает о чем-то, но потом прогонит тревогу, прибавит шагу и исчезнет в недрах нашего столичного отличного метро.

Игорь ФЕОФАНОВ