Газета Завтра 486 (11 2003)

СТАЛИН РАСТИЛ СЕБЕ СМЕНУ

18 марта 2003 0

12(487)

Date: 16-03-2003

Author: Виктор Добров

СТАЛИН РАСТИЛ СЕБЕ СМЕНУ (Но Хрущeв расправился с ней)

В издательстве "Патриот" выходит книга публициста В. Доброва "Убийство социализма или как избавлялись от преемников Сталина (документально— художественные протоколы "круглых столов")". Предлагаем фрагмент из нее, касающийся одного из самых трагических моментов нашей истории.

"Георгий, что случилось? Я-то думал, мы с тобой настоящие друзья...Откуда взялись эти люди? Мог бы хотя бы предупредить о таких переменах". Никита Хрущев, секретарь Центрального Комитета и руководитель московской партийной организации, был встревожен не на шутку. Впрочем, и для его собеседника Георгия Маленкова, многолетнего члена сталинского Политбюро, отвечавшего за работу с кадрами, выдвижение в партийные "верхи" новых людей на только что завершившем свою работу XIX съезд партии были также неожиданными. Обычно Сталин советовался с ним, как и с другими своими соратниками, относительно возможных кадровых перестановок. Но на сей раз он все до последнего момента держал в тайне. Получилось как обухом по голове, о чем Маленков откровенно признался "Никите", от которого ничего не скрывал, поскольку считал "своим". Как и другие члены сталинского руководства, Маленков посматривал на Хрущева свысока — слишком ограниченным и недалеким казался им этот протеже Сталина. Он-то хорошо знал истинное отношение "хозяина" к "Никите", который попал в Политбюро за чисто "адъютантские" заслуги — умение быстро и энергично выполнять сталинские поручения, проявляя подчас невероятную жестокость, не останавливаясь буквально ни перед чем...Как политика Сталин Хрущева, памятуя, видимо, о его троцкистском прошлом и склонности к левацкому авантюризму, всерьез не воспринимал, что задавало покровительственный тон по отношению к нему и других членов Политбюро, научившихся за многие годы на ходу улавливать преобладающие настроения вождя...

Впрочем, сам Маленков, как и другие небожители тогдашнего партийного ареопага, был обеспокоен развитием событий на съезде не меньше Хрущева. И для этого были все основания.

Казалось бы, проходивший в октябре 1952 года XIX съезд ВКП (б) начинался вполне привычно и спокойно — традиционно построенный отчетный доклад, похожие друг на друга речи, выдержанные в духе новейших установок "великого вождя и учителя" — и вдруг настоящая кадровая революция! Сталин, казалось бы, полностью доверявший своим ближайшим соратникам, внезапно нанес по ним сильнейший удар...На съезде он предложил проголосовать за новый состав Центрального Комитета, сильно расширенный и обновленный людьми, которых мало кто знал. А на состоявшемся после съезда Пленуме сразу в два с половиной раза было увеличено число членов Президиума ЦК. Старая "партийная гвардия" оказалась там в меньшинстве, зато появились представители молодого поколения партийного руководства, в основном с мест, а также молодые ученые-обществоведы. Если учесть, что на Пленуме Сталин подверг резкой критике, казалось бы, наиболее близких ему Молотова и Микояна, по существу, исключив их из числа своих возможных преемников, становилось ясно, что дни "старой партийной гвардии" сочтены, на смену ей уже подготовлены новые люди.

Удар был действительно внезапным, хотя готовился задолго до съезда, да и своих намерений Сталин не скрывал. Правда, его соратники, судя, видимо, по себе, считали, что перешагнувший 70-летний рубеж и дряхлевший на глазах вождь вряд ли отважится на крутые перемены. Тем резче и болезненней для них были его последние кадровые решения.

Хрущев, тонко уловивший настроения большинства, не случайно появился у влиятельного Маленкова. Своим визитом "Никита" дал ясно понять, что в неизбежном столкновении с выдвиженцами Сталина он будет на стороне старой "партийной гвардии". Маленкову эта поддержка была весьма на руку. Ведь на съезде прозвучал тревожный сигнал. Не реагировать на него означало бы согласиться с принятыми "вождем народов" кадровыми решениями, а согласие было равнозначно уходу Маленкова и других членов старой "партийной гвардии", и уже в скором будущем, со своих высоких постов.

В мае 1948 года, после того как Жданов, тяжело заболев, перестал руководить работой Секретариата Центрального Комитета, секретарями ЦК становятся представители молодого партийного поколения: А. Кузнецов, возглавлявший ленинградскую партийную организацию, и П. Пономаренко, первый секретарь ЦК Компартии Белоруссии. Кузнецову было поручено курировать вопросы промышленности, Пономаренко— государственного планирования, финансов, торговли и транспорта. При обсуждении этого вопроса на Политбюро Сталин высказался в том духе, что для работы в Секретариате ЦК ВКПБ (б) надо привлечь некоторых молодых руководителей местных партийных и республиканских организаций из числа образованных и имеющих необходимый опыт работы. "Пусть перенимают опыт у нас, пока мы живы, — подчеркнул он, — и приучаются к центральной руководящей работе". Стало очевидным, что кого-то из них Сталин намечает сделать своим преемником. Этим решением из их числа фактически был выведен Молотов, наиболее близкий, пожалуй, Сталину член тогдашнего политического руководства. Молотов, заменявший "вождя народов" на период его болезни, так и не сумел должным образом справиться с руководством партией и государством, что и предопределило его дальнейшую политическую судьбу.

И речь шла не только о преемнике самого вождя. На одном из совещаний в узком кругу Сталин прямо предложил всем членам политического руководства подготовить из среды своих работников 5-6 человек, которые могли бы заменить их, когда ЦК сочтет нужным это сделать. Это свое требование он повторял затем несколько раз, настаивая на его выполнении. Естественно, подобные попытки были не по душе привыкшим к большой власти, связанным с ней почетом и привилегиями членам Политбюро. С какой стати надо было их, успешно решавших сложнейшие задачи, списывать в архив? Разве они плохо работали? Да и молодость — понятие относительное. Большинству членов Политбюро было чуть более 50 лет, за исключением Молотова, да и того отделяло от Сталина 11 лет. Во многих странах это нижний возрастной предел деятелей политического уровня. Как правило, самые высокие посты там занимают в возрасте от 60 до 70 лет.

Шептались об усиливающейся "придирчивости" и "подозрительности" товарища Сталина, сокрушались по поводу его ухудшавшегося здоровья. Но открыто об этом вопрос никто не ставил, да и не мог ставить. И не только потому, что смертельно боялись стареющего вождя, который и в своем почтенном возрасте, как говорится, "владел ситуацией" и был в государственных делах выше их на несколько голов. Сознавали в глубине души сталинскую правоту, но, как это бывает со многими, не хотели делать из этого добровольных "оргвыводов" — от высоких постов, почета и привилегий отказаться трудно.

Возраст и болезни, сказывались, конечно же, на поведении Сталина. Но необходимость смены руководства он чувствовал острее и глубже других. Речь ведь шла о защите высших интересов партии и государства, разумеется, в том плане, как он эти интересы понимал. А в таких вопросах давние дружеские связи с близкими ему людьми ничего не значили. Если требовалось, Сталин без малейших колебаний мог объявить своих недавних соратников "врагами народа" со всеми вытекающими отсюда последствиями, что, конечно же, всем было хорошо известно. ...

Стареющий лидер понимал, что изменившаяся к началу 50-х годов обстановка требовала и иных подходов и новых людей, способных провести их в реальную жизнь. Время "чрезвычайщины" и "великих вождей" уходило в прошлое. Использование объективных преимуществ социалистического строя требовало совсем иных подходов и методов и, главное, подключения к выработке и реализации стратегических решений коллективного разума и коллективной воли как своих соратников, так и всей партии. Иными словами, речь шла о переходе к широкой демократизации партийной и общественной жизни, к коллективному руководству. То есть примерно к той системе, которая сложилась в Китае после смерти Мао Цзедуна и которая позволяет этой стране осуществлять эффективную и безболезненную смену высшего политического руководства.

Именно этот мотив — мотив защиты коммунистами демократических прав и свобод, знамя которых буржуазия окончательно выбросила на историческую свалку — Сталин развивал в своей лебединой песне — выступлении на последнем в своей жизни XIX партийном съезде. А на состоявшемся сразу же после съезда Пленуме Центрального Комитета партии прямо заявил о необходимости передачи эстафеты власти из рук "старой партийной гвардии" молодому поколению. Работа министра, говорил в своей речи на Пленуме Сталин, это "мужицкая" работа, требующая огромного напряжения и энергии, на что деятели старшего поколения уже неспособны, вследствие чего их пришлось сместить с ответственных должностей. Сталин говорил и об отсутствии единства в высшем руководстве, что уже вряд ли можно было изменить. Единственным реальным выходом был приход к государственному рулю новой генерации политиков, чему и призван был содействовать партийный съезд.

Действительно, к началу съезда почти все члены Политбюро либо утратили свои важнейшие государственные посты, либо получили вместо них "звучные", но маловлиятельные должности. Молотова, например, сняли с поста министра иностранных дел, сделали на время заместителем Председателя Совета Министров, курировавшим Бюро по металлургии и геологии, затем снова дают кураторство над МИДом, где уже верховодил Вышинский, никаких "кураторов" над собой не признававший. Похоже, Сталин просто не знал, куда его устроить. Микояна сняли с должности министра внешней торговли. Ворошилову поручили курировать культуру, здравоохранение, а также Добровольное общество содействия армии, авиации и флоту. Каганович занимал не очень важный пост Председателя Госснаба. Андреева вообще убрали с властного Олимпа, хотя совсем недавно поручали важнейшие вопросы сельского хозяйства.

Маленкова, Берию и Хрущева, правда, пока не трогали — Сталин считал, что они вполне справляются с порученными направлениями работы. Более того, Берии, который по своим деловым и организаторским качествам на порядок превосходил других членов Политбюро, намечалось даже резко расширить круг полномочий — он должен был возглавить объединенное Министерство госбезопасности и внутренних дел. Однако приход на ключевые посты молодых руководителей делал и его положение, даже в новом качестве, весьма зыбким — неизвестно еще, как долго они будут сохранять пиетет по отношению к старым и опытным кадрам, какие требования станут предъявлять...

Правительство уже по сути контролировалось новыми выдвиженцами Сталина. Все три Бюро Совета Министров, курировавшие ключевые министерства и ведомства находились в их руках. С возглавившими их Малышевым, Первухиным и Сабуровым, ставшими первыми заместителями Председателя Правительства, Сталин встречался чуть ли не каждый день, подолгу обсуждая важные народнохозяйственные проблемы, которыми раньше занимались его давние соратники по Политбюро. Да и само Политбюро на XIX съезде подверглось радикальной реорганизации — теперь оно называлось Президиумом ЦК, в его составе вместе с секретарями ЦК насчитывалось 36 человек. Правда, сохранялся узкий состав руководящего органа — Бюро Президиума, куда входили представители "старой гвардии", включая ту же испытанную "боевую" троицу — Маленкова, Берию и Хрущева. Однако теперь в составе партийного ареопага новые кадры явно преобладали. Но их влияние было пока формальным. Однако переход от де-юре к де-факто был уже не за горами, ход событий в стране неумолимо подталкивал к тому…

Наряду с наметившейся тенденцией к "распылению" высшей партийной власти, "старую гвардию" подстерегала и другая опасность. Дело в том, что в послевоенные годы роль Совета Министров была решающей. Партийные комитеты лишь проводили в жизнь решения Совмина и министерств. Это уже потом, в послесталинский период все стало наоборот — партийный диктат, зачастую малограмотный и некомпетентный, определял развитие конкретных производств и отраслей хозяйства. В те же годы роль специалистов, хорошо знающих свое дело, была решающей — партия же определяла стратегические основы развития общества и занималась идеологической деятельностью, а также работой с кадрами. Сталин считал такое "разделение труда", отвечающее ленинским заветам вполне естественным, и постоянно призывал партийных бонз прислушиваться к грамотным и толковым "спецам" и даже учиться у них. А среди этих "спецов" преобладали люди более молодого поколения, которые в силу своих знаний и современного образования не очень-то считались с заслугами опытных партийных ветеранов. Но, пожалуй, опасней всего для них была бы ситуация, когда Сталин сделал бы своим преемником человека из высшего партийного руководства, который сумел бы наладить с этой "технократической" молодежью прочный контакт.

Разговор Хрущева с Берией поначалу явно не клеился. Привыкший к деловой постановке вопросов, Берия не любил хождений "вокруг да около". Хрущев же долго не отваживался перейти к главному. Наконец, почувствовав раздражение своего собеседника, приступил к сути: " Не нравится мне, Лаврентий, назначение Пономаренко. Работать он, конечно, умеет. Но на таком посту нужен и опыт, и умение ладить с людьми. Нужно бы присмотреться к нему внимательней. Товарищ Сталин, похоже, поспешил".

Хрущев затронул больную струну. Члены Президиума ЦК в принятом тогда "обходном порядке" ставили свои визы на документе, предусматривающем назначение Пантелеймона Кондратьевича Пономаренко Председателем Совета Министров СССР. Сталин, наконец, сделал свой окончательный выбор: пост главы Правительства в тот период был ключевым, именно там сосредоточивалось реальное управление экономическим и социальным развитием, Не случайно Председателем Совета Министров был сам Сталин.

Возглавив Совет Министров, Пономаренко, даже не занимая первую должность в партийной иерархии, фактически становился бы его преемником, тем более, что ключевые посты в Правительстве и без того уже были у руках у молодого поколения. Отстоять свои позиции при таком развитии событий у "старой гвардии" уже не было никаких шансов -Пономаренко долго работал в партийном аппарате, имел там достаточные рычаги влияния и не позволил бы использовать его для оттеснения от руля способной молодежи. Хрущев, быстрее всех понявший это, раньше других и начал против сталинского преемника коварную интригу. Он-то хорошо знал, что Берия, как Маленков, да и другие ветераны "партийной гвардии", испытывали подобные опасения. Тем более, что Пономаренко в прошлом, даже занимая второстепенные посты, умудрялся брать верх над ними, могущественными членами Политбюро.

В 1938 году, будучи инструктором ЦК партии, Пономаренко не побоялся вступить в конфликт не только со своим прямым начальником — влиятельным Маленковым, отвечавшим в Политбюро за работу с кадрами, но и с Берией, сменившим Ежова на посту руководителя НКВД. Посланный в Сталинград изучить обоснованность дел, возбужденных против группы "врагов народа" он после тщательной проверки счел их сфабрикованными и, заручившись поддержкой секретаря обкома Чуянова, сразу же выпустил почти всех арестованных на свободу. И продолжал стоять на своем, даже когда Маленков вместе с тогдашним руководством НКВД пригрозили ему суровыми мерами за проявленное "самоуправство". Дошло до Сталина. Но он, одернув Маленкова, неожиданно поддержал молодого инструктора, расценив его поведение как пример "большевистской принципиальности".

Уже в годы войны Пономаренко вышел победителем из нескольких стычек с Берией и Хрущевым. Первый хотел сделать своего заместителя Сергиенко руководителем Штаба партизанского движения, второй, будучи главой партийной организации Украины, пытался исправить в ее пользу границу с Белоруссией. Начальником Штаба, однако, стал Пономаренко, предложивший Политбюро куда более продуманную и масштабную программу развертывания партизанского движения, чем ставленник Берии, Добиться же изменения границы Хрущеву не удалось — аргументы Пономаренко, отстаивавшего интересы Белоруссии, выглядели куда более убедительными, о чем Сталин без обиняков сказал уверовавшему в свою победу Хрущеву. Вот тогда-то мстительный Никита, потерпевший неожиданное поражение от казавшегося ему незначительным Пономаренко, и затаил злобу на "выскочку", пользовавшегося явным расположением "вождя народов". Малообразованного и малограмотного, не умевшего самостоятельно написать ни строчки Хрущева раздражала и широкая образованность, начитанность и эрудиция белорусского партийного деятеля, который наряду со Ждановым слыл в тогдашнем руководстве страны "интеллектуалом". Хорошо знавший обоих Л. Брежнев, называл Пономаренко "антиподом Хрущева". И они действительно были антиподами во многом.

Когда Сталин, направлявшийся на Потсдамскую конференцию в Германию, заехал в Минск, он после долгой беседы с Пономаренко, возглавлявшим белорусскую партийную организацию, пригласил его в Потсдам. Тот отказался, сославшись на неотложные дела в республике, но пообещал заехать позднее. И хотя Сталин ожидал его в Потсдаме и даже приготовил специальный домик недалеко от своей резиденции, Пономаренко так и не приехал — ситуация в Белоруссии была для него важней. Хрущев бы примчался к Сталину в один момент, бросив все дела...

Итогом беседы Хрущева с Берией стало обоюдное согласие противодействовать приходу к государственному рулю сталинских выдвиженцев, в первую очередь Пономаренко. Такой же негласной, но вполне определенной поддержкой пронырливый "Никита", занимавший весьма удобный для подобных контактов пост руководителя московской партийной организации, заручился и со стороны Маленкова, с которым этот вопрос обсуждался уже несколько раз.

Смерть Сталина была неожиданной. О ее возможных причинах высказано немало разных предположений. Преобладающая версия насильственного устранения вождя его испугавшимися грядущей чистки соратниками, однако, маловероятна. Сталин был живой "бог", страх и почтение к нему у каждого члена руководства были в самой крови, в генах. Поднять руку на бога мог лишь отчаявшийся безумец, а таковых в руководстве страны просто не было. Другое дело — начатая вождем "плавная" смена руководства. Вот тут — то "старая гвардия" могла, преодолев свои разногласия, личные симпатии и антипатии, единым фронтом выступить против завещания своего вождя. И она действительно, объединившись, пошла "ва-банк".

Сталин, как известно, умирал несколько дней. 5 марта 1953 года, когда, согласно официальным сообщениям, он был еще жив, находясь, однако, в безнадежном состоянии, в Кремле состоялось совместное заседание Пленума ЦК КПСС, Совета Министров и Президиума Верховного Совета СССР. "Старая гвардия", подготовленная к отпору сталинским выдвиженцам закулисными "челночными" интригами Хрущева, активно поддержанного Маленковым и Берией, взяла на нем полный реванш. Расширенный состав Президиума ЦК был упразднен, из него были выведены молодые кадры. Представителей молодого поколения также удалили из Секретариата ЦК. Молотов и Микоян, напротив, вновь были введены в Бюро Президиума ЦК. Естественно, о сталинском решении сделать главой Правительства Пономаренко больше никто не вспоминал. Самого Пантелеймона Кондратьевича вывели из состава высшего партийного руководства и направили "по нисходящей" — сначала министром культуры, затем подальше в Казахстан, а потом и в почетную отставку — на посольскую работу за рубежом. Своих ключевых постов лишились Малышев, Первухин и Сабуров, которых "перевели" в рядовые министры.

Это был государственный и партийный переворот. "Старая гвардия" спасала себя от неминуемого, практически уже решенного смещения с высоких постов. Такие люди, как Пономаренко, Сабуров, Первухин и Малышев были ей политическим приговором, живым напоминанием о том, что ее время миновало и что заслуженным в прошлом деятелям пора на покой. А смириться с этим привыкшие к большой власти, почету и уважению партийные лидеры никак не могли. К государственному рулю вернулись люди ушедшего времени, люди, не способные грамотно и компетентно руководить страной. В фундаменте мощного, динамично развивавшегося государства, появилась первая серьезная трещина, разрастание которой и привело через несколько десятилетий к крушению всего здания. Но о стране и народе недавние сталинские соратники, в отличие от ушедшего в иной мир вождя, думали в последнюю очередь.

Удачная операция по устранению сталинских выдвиженцев вывела Хрущева, как он к этому и стремился, на ключевые позиции в политическом руководстве, о которых он совсем недавно не мог и мечтать. В подковерной борьбе за высокие посты, в атмосфере закулисных интриг и подсиживаний энергичный, ловкий и беспринципный "Никита" чувствовал себя как рыба в воде, намного превосходя своих "тяжеловесных" коллег, скованных многолетней привычкой соблюдения элементарных партийных и государственных норм. На пути к единоличной власти, однако, стоял Берия. К нему, резко выделявшемуся по своим деловым качествам да к тому же хорошо осведомленному о теневых сторонах деятельности многих членов Политбюро, большинство "старой гвардии" также испытывали отнюдь не дружеские чувства. Хрущев вновь решил сыграть на этом, прибегнув к испытанному методу "объединения здоровых сил". Ну а после Берии наступила и очередь других сталинских соратников, мешавших властолюбивому "Никите" установить единоличную диктатуру, которая в новых условиях становилась тормозом развития страны. На это, однако, внимания уже не обращали — групповые, клановые, элитарные интересы стали превалировать над государственными, общенациональными. Все те "силы и традиции старого общества", с которыми беспощадно боролся Сталин, взяли верх в высших эшелонах управления страной..

Разрушив сталинскую схему "плавной" передачи власти в руки молодого поколения, "старая партийная гвардия" вырыла сама себе могилу, куда Хрущев ее без особого труда вскоре и препроводил. А великое государство, во главе которого стал авантюрный невежда, так и не избавившийся от троцкистских, палочно-командных методов управления страной, пошло навстречу своей неминуемой гибели.