Сергей Яшин
25 марта 2003 0
13(488)
Date: 26-03-2003
Author: Сергей Яшин
АПОСТРОФ
Чоран Эмиль. После конца истории. Пер. с франц.; Б. Дубина, — СПб.: "Симпозиум", 2002 — 544 с.
"Смех убивает". — некогда сказал Фридрих Ницше. Смех воистину сильнейшее оружие. Он удел тех, кому уже нечего оплакивать. Кто стоит в полном одиночестве среди руин. Кто желает только добить то, что еще проявляет недостойные признаки жизни. Так смеялся, взирая на мировое пепелище, гениальный румынский мыслитель Эмиль Чоран (1911- 1995).
В числе лучших представителей румынской национальной элиты Чоран был вдохновлен идеями вождя легендарной "Железной Гвардии" К. 3. Кодряну. Жертвенность, меченосное Православие, ненависть к любым формам сатанократии являлись главнейшими составляющими "железногвардизма". Будучи подобием средневекового рыцарского ордена, "Железная Гвардия" требовала полной отдачи, тотального преображения личности, мобилизации всего богоданного в человеке. Разгром "Железной Гвардии" и мученическая смерть ее вождя произвели в душе Чорана настоящий переворот. Он намного раньше других представителей европейских праворадикалов пришел к героическому нигилизму, по сути, близкого христианскому миропониманию. " Не любите мiра, ни яже в мире. Аще кто любит мир, несть любве Отчи в нем" (1-е поел. Иоан.). Горький сарказм Чорана, его насмешливость, безжалостное сокрушение кумиров — безусловно, эпатируют читателя. Впрочем, его дискурс к этому и призван. "Хотел бы я владеть языком, слова которого сокрушали бы челюсти, как кулаки", — писал Чоран.
Его своеобразное апофатическое богословие покажется профанам непростительным богохульством. В действительности же, у Чорана вызывало раздражение псевдохристианство как креатура современного мира с его жалким биофильством. В средние века люди более пеклись о спасении, истово верили — вот и держалась мода на мертвечину; столь энергично мощной вере были по вкусу тлен и смрад, она умела извлечь выгоду из разложения и омерзения. Нынешняя слащавая религия предпочитает утешительные сказочки об эволюции и прогрессе. Нам не видать от нее современного варианта плясок Смерти.
До конца своих дней Чоран оставался мистиком, подданным Царствия Божиего. Небесная Дакия, как подлинная Родина, противопоставлялась им миру секулярной Франции, в котором мыслитель был обречен на тотальное непонимание. "Французский после румынского — все равно что договор после молитвы".
При всей неоднозначности Чорана, его произведения могли бы стать неплохим учебником жизни. Его выводы подобны лекарству, которое для многих, безусловно, станет ядом. Читая эту книгу, чувствуешь, как почва уходит из-под ног. Это хорошо. Это первый признак полета.