Газета Завтра 592 (13 2005)

КНИЖНИКИ И ФАРИСЕИ. Кто — в салоне, кто — в поклоне...

КНИЖНИКИ И ФАРИСЕИ. Кто — в салоне, кто — в поклоне...

0

КНИЖНИКИ И ФАРИСЕИ. Кто — в салоне, кто — в поклоне...

Недавно закончившийся Парижский книжный салон вызвал большой резонанс. Рассказывают свидетели происходившего, руководители издательства "Ad Marginem" Александр ИВАНОВ и Михаил КОТОМИН:

Салон проходит каждый год в течение последних пятнадцати лет. Он устроен как культурное шоу, где продают книги, куда приводят детей, где выступают писатели, музыканты. Каждый год этот салон представляет страну — гостя. Четыре года назад — Германия, в прошлом году — Китай, в этот раз Россия. Страна организует свое представление. Предоставляется территория — несколько сот квадратных метров, оформляется экспозиция, проводятся различные мероприятия — "круглые столы", выступления на выставке.

Парижский салон занимает особое место в книжном бизнесе. Это вход во Францию, это событие, связанное с французской культурой. Идея приглашения страны — это идея инкорпорирования культуры другой страны. Это франкоориентированный салон, есть французская литература из Швейцарии, Канады, стран Африки. Век назад французский был главным мировым языком, и эхо того лидерства распространяется на салон. Здесь только литература на французском или переводы. Франкфурт, Лондон, пекинская ярмарка, даже Московская Международная книжная ярмарка — более интернациональные явления, без явного доминирования языка.

В России по-прежнему жив русский миф о Париже как о главной загранице. Мы поддерживаем миф о Париже как о мировой столице высокой и низкой культуры, развлечений, моды. Это давно не так. Насколько давно существуют разные мнения. Но с начала девяностых точно. Париж сегодня перестал выполнять функцию культурной легитимации. Скажи англичанину или американцу, что издан в Париже, — не вызовет особой реакции. Тем более французы довольно прижимисты, мало платят.

Болезненная тема приглашений более многомерна, нежели может показаться на первый взгляд. Там нет особой идеологии, по крайней мере со стороны французов. Главный критерий приглашения — количество переводов на французский.

В салоне участвовали православные издатели, была группа "Семнадцать", то есть патриотическое направление присутствовало. "Семнадцать" продали права в три издательства. Вообще тема литобъединений французам очень близка... До сих пор в "Фигаро" в передовице может идти сообщение, что редактор издательства "Gallimar" перешел в другое издательство. Писательский мир является престижным, востребованным, интересным.

Есть техническая сторона вопроса, которая критиками совершенно не учитывается. Сейчас такое единство, как "русская литература" или "французская литература", не существуют. Только в голове какого-нибудь слависта, для читающей публики же существуют отдельные понравившиеся книги. Вопрос в том, как эта книга может до него дойти. И когда патриотически ориентированный писатель обижается на то, что его не взяли, он прав, конечно. Вопрос только, что там он будет делать, если окажется. Нет техники попадания на книжный рынок, он не работает с литературными агентами.

Во Франции переводится довольно много русских авторов. Каждое издательство имеет от двух до десятка русских авторов. Не только современная проза — книги по русской истории, литературоведение. Есть те, кто издаются больше, чем в России. В основном, конечно, это, условно говоря, либералы, но имеющие персональные связи со славистами, с агентами. Они эти связи на полную катушку используют. Пафос обиды патриотов неуместен. Для каждого из сюжетов во Франции найдется свой рынок. Задача патриотического направления — свои идеи воплотить в технологию, обрасти контактами.

Франция — это огромный гербарий, место найдется всем. Будут издавать, приглашать.

В Париже сильны салоны. Французы очень любят встречи, бесконечные обсуждения. Во Франции есть тридцать литературных журналов и пятьдесят премий. Париж — это такой большой "Проект О.Г.И.".

Россия по-прежнему пользуется большим авторитетом. В понимании французов Россия — страна культуры. Модный журнал, аналог нашей "Афиши", посвящает номер Москве. Одно из главных событий — комиксы новосибирского художника Николая Маслова.

Культурная атмосфера активно поддерживается. Но эта культурность все больше музейного, автоконсервирующего вида. Актуальные французские образы находятся во внутренней эмиграции. Во Франции требуют четкости. Если патриот, то должен в таком качестве и выступать. Либерал — значит либерал. Движение своим путем, вне известных ниш, восторга не вызывает. Не стоит вырываться за рамки, выпендриваться. Если ты обслуживаешь любой культ прошлого — Шумер, Людовик XIV, старое вино — всё хорошо. Настоящее вызывает подозрение. Большие инвестиции в настоящее не очень приветствуются.

Основным событием салона была встреча российских писателей с Жаком Шираком и Владимиром Путиным. От встречи отказались несколько писателей — Толстая, Битов, Сорокин и Пригов с Рубинштейном. Сама встреча продолжалась несколько часов. Писатели стояли каре, президенты обходили их, ручкались, знакомились. Поэт Кушнер стоял с краю каре и почему-то решил, что до него дело не дойдет. Он начал пересекать огромный зал с криками: "Владимир Владимирович, я хочу подарить вам свою книгу". На что пьяный Пьецух крикнул: "Стойте, Александр, мы властелины мира, они сами подойдут".

Фаворитами встречи оказались Эдвард Радзинский и Виктор Ерофеев. Ерофеев выдал очень интересную стратегию. Он пришел с беременной женой -фотографом, в волосы которой были вплетены бриллиантовые украшения. Она забрала внимание Ширака. Ерофеев вообще показал себя крайне гибким человеком, он делал такие упражнения, которые трудно представить себе даже в художественной гимнастике. Он поворачивался на 180 градусов, стоя на одном месте. До этого подобное удавалось только Вицину в фильме "Кавказская пленница". Он, как лиана, умудрялся быть одновременно рядом и с Путиным, и с Шираком, произносил тосты о важности русско-французских связей.

Выглядел Путин солидно. У него были офигительно качественные ботинки, в отличие от средненько одетого Ширака. Правда, он стоял и передвигался как какой-то прапорщик, постоянно поигрывая мускулами.

Касательно литературных моментов Путин выдавал просто дзенские коаны. Писатель Дмитрий Быков спросил Путина, что бы тот читал, если бы у него было свободное время. Ответ Путина был сильнее вопроса: "А у меня есть свободное время". Путина также спросили, какой жанр ему больше всего нравится, на что Путин ответил: "Не скажу, иначе все будут писать в этом жанре". Писатель Кононов попросил Путина поучаствовать в судьбе высокой литературы, помочь донести подобную литературу до широких народных масс. Путин ответствовал: "А они не читают".

В конце произошел характерный эпизод. Настало время расставаться, президентам продолжать вести переговоры, но писатели продолжали, как сомнамбулы, двигаться за Путиным, словно за источником света, и распорядители никак не могли их отогнать. Только когда один из распорядителей напомнил о еще оставшемся шампанском, писатели оторвались от Путина.

Это мероприятие произошло, разумеется, не просто так. Путин с Сурковым сканирует ситуацию и понимают, что интеллигенция — причем не только "яблочная", в разбитых ботинках, но и упакованная, с влиянием, — постепенно начинает мыслить против режима. Очевидно, что образовался либеральный антипутинский пул очень влиятельных людей.

Путин делает жест навстречу интеллигенции, как бы легитимирует культуру. Прием — политика, это жест. Писатели же играли роль статистов. Есть много нюансов, носящих политический характер, в силу того, что Путин разыгрывает французско-европейскую карту, идею многополярного мира. Должно создаться впечатление, что у Путина есть европейская политика, а она делается через литературу, искусство.

Подготовил Андрей Смирнов