Газета Завтра 607 (28 2005)

«ВЛАСТЬ — ЭТО СЛУЖЕНИЕ...»

«ВЛАСТЬ — ЭТО СЛУЖЕНИЕ...»

Леонид Потапов

Леонид Потапов:

«ВЛАСТЬ — ЭТО СЛУЖЕНИЕ...»

Беседа Александра Проханова с Президентом Республики Бурятия

Александр ПРОХАНОВ. Леонид Васильевич, огромный фрагмент вашей длинной многотрудной жизни связан с властью. Власть — это категория, в которой вы себя реализовали в советское время и в нынешнее, очень сложное, переходное время. Мне хочется услышать от вас, человека власти, что такое, по-вашему, эта основополагающая для государства и общества категория? Или это искусство управления, или это искусство доминирования и повеления, или это уникальная возможность использовать власть для своих целей? Как вы понимаете власть сущностно?

Леонид ПОТАПОВ. Александр Андреевич, вопрос о власти вообще многогранный, философский. Я не готов рассуждать о природе власти как таковой, но могу рассказать конкретные эпизоды из моей жизни, которые так или иначе касаются предмета нашей беседы.

Возможно, некоторые люди с детства и мечтают властвовать и даже царствовать. Я же не готовил себя к власти. Когда начинал трудиться на Улан-Удэнском локомотиво-вагоноремонтном заводе, и мыслей-то таких не было. Просто работал, повышение по службе воспринимал как очередной, новый этап работы, не более того. Даже когда стал начальником электромашинного цеха, а в нем работала почти тысяча человек, мне и в голову не приходило, что это ступень карьеры и надо обязательно одолевать следующую. Поэтому я и в партию не вступал… Секретарь партбюро начал меня агитировать: как же, такая должность, а ты не коммунист… А я всё отговаривался, мол, еще не время, не дорос до такой чести. Но он был так настойчив, что отказываться во второй, третий раз мне стало неловко. И написал заявление. Но опять же не потому, что думал о какой-то своей выгоде. В заявлении так и написал, что хочу быть членом КПСС, смыслом жизни и основной целью которой является благо трудящегося человека… Помню, тот, прочитав написанное, был так удивлен, что показал его секретарю парткома: посмотри, мол, что тут написал молодой руководитель… Мой первый политический опыт связан как раз с началом работы начальником цеха. Чтобы начать осуществление задуманного, надо было правильно расставить кадры. И я решил сделать ставку на своего старшего мастера, очень толкового человека, умеющего держать дисциплину. Его-то и наметил повысить до начальника участка. А секретарь партбюро — против. Созвал заседание партбюро, которое "не рекомендовало назначать моего избранника на должность". Тогда я пошел к начальнику завода, а завод у нас тогда был большой, около одиннадцати тысяч работников, и рассказал ему о проблеме. И получил поддержку: тебе работать, значит, тебе и виднее, расставляй людей, как считаешь нужным. Вышел приказ начальника, поддерживающий мою точку зрения. Тогда секретарь собрал коммунистов для разборки, ведь я же не выполнил решение бюро. Пришлось объяснить свою позицию: бюро не должно заниматься мелочной опекой. А вот если с планом не справлюсь, дело завалю, тогда отвечу по полной программе. Пришлось секретарю признать свое поражение.

Вот так, на низовом уровне, начал "властвовать". Я уже тогда был уверен, что исход любой управленческой работы зависит от умения наладить системную работу, чтобы цели и задачи были четко очерчены и понятны. Так, на уровне начальника цеха, на тот момент считал, что, в первую очередь, нужно решить проблему снабжения деталями, выстроить с опережением механизм их доставки. В результате родилась оптимальная система управления ремонтным производством. Это сразу повысило мой авторитет на заводе. А авторитет — это и есть власть.

Александр ПРОХАНОВ. В основе управления всегда — работа с людьми. Это постоянное общение, взаимодействие, личный контакт…

Л.П. Я считаю себя достаточно жестким руководителем. Но хороший результат дает только сочетание жесткой требовательности с человечностью, пониманием нужд работающих. На производстве меня, я бы сказал, боялись, но боялись по-доброму. Потому что все знали: поступаю всегда по справедливости. Чтобы не отступить от этого правила, я, став руководителем завода, большое внимание уделял общественным организациям. Все общественные институты успешно и эффективно работали: и женсовет, и товарищеские суды. По первому требованию выходила на дежурство народная дружина. Мы придавали ее работе очень большое значение, и эффект был соответственным, ведь рабочие хорошо ориентировались в обстановке, каждого хулигана, дебошира, злостного пьяницу знали "в лицо". Они, если было нужно, до глубокой ночи патрулировали улицы, держали порядок. Уверен, параллельно с административной "дубинкой" должна действовать социальная, общественная составляющая. Власть является властью, когда она поддержана "снизу".

Мне это всегда помогало. К примеру, решение квартирного вопроса. Стоял он всегда очень остро. Чтобы не наломать дров при распределении жилья, я посадил в коляску мотоцикла своего секретаря партбюро, и мы всех нуждающихся рабочих, в первую очередь пожилых, объехали, посмотрели: как живут люди, как устроены. К каждому уважительно обращались по имени-отчеству. Они, помню, удивлялись, откуда главный инженер завода их так хорошо знает. Так я к этому визиту почти полмесяца готовился! Зато потом, на профсоюзном собрании, у меня была совершенно четкая позиция, я уже точно знал, кого действительно, в первую очередь необходимо обеспечить жильем… Процесс подобной работы руководителя на первый взгляд может быть рутинный, и есть процесс становления власти. Значит власть — это служение. Конечно, нужны еще знания, понимание действительности, какие-то технические навыки, опыт… Но необходимо и понимание своей роли: зачем занимаешь этот пост, для чего властвуешь?.. Если на первом месте стоит общее благо, то авторитет у такой власти — безукоризненный.

А.П. Как началось ваше восхождение во власть?

Л.П. Базовое образование у меня связано с железнодорожным транспортом, инженер-механик. А когда перешел на хозяйственную работу, понял, что без специальных знаний не обойтись. Специальность — это одно, но необходимо иметь и организационно-управленческие навыки, хорошо ориентироваться в экономике… Пришлось снова учиться. На этот раз на факультете экономики Иркутского института народного хозяйства.

В бытность мою главным инженером завода звонит первый секретарь Бурятского обкома КПСС Андрей Урупхеевич Модогоев и приглашает к себе, причем очень конспиративно, чтобы никто не знал. А по приезде огорошивает предложением занять пост заведующего промышленным отделом обкома. Я так был к этому не готов, что простодушно сказал: извините, я даже не знаю, чем вы тут занимаетесь… А он мне в ответ: научим… Но прежде чем окончательно согласиться, я поставил условие: если не получится, вернуть на завод. Первый засмеялся: вернём, говорит, вернём, но уже директором…

О том, что я дал согласие перейти на партийную работу, никому не сказал, даже жене. Она, конечно, видела, что я переживаю, нервничаю, ведь к тому времени я проработал на заводе уже 17 лет, из них половину — главным инженером. А тут — совсем другой уровень, незнакомая работа…

Став заведующим промышленным отделом обкома, я снова задумался об образовании. За написание кандидатской диссертации сел, мобилизовав весь свой багаж: экономический, хозяйственный, управленческий… Писал ее параллельно с работой. Первый секретарь, а в то время в основном большинство таких руководителей были очень опытными управленцами, часто испытывал меня на прочность, подкидывал проблему за проблемой, смотрел, как молодой заведующий будет справляться. Республика тогда активно строилась, очень нуждалась в кирпиче, продукции четырех заводов не хватало. Вот он мне и поручил: займись… Через год общими усилиями кирпича стало выпускаться в три раза больше. А я его все пытал: в чем моя партийная работа? Андрей Урупхеевич ответил: вот в этом самом и есть… И опять задание дал…

На партийной работе, поскольку я уже стал секретарем по промышленности, я продолжал оставаться хозяйственником, не скажу, что мне это было трудно, я знал технологии, достаточно быстро разобрался с незнакомыми отраслями. Мои инициативы успешно реализовывались.

Во время перестройки, уже при Горбачеве, меня пригласили в отдел транспорта и связи ЦК КПСС и предложили стать начальником главка, совмещая с должностью заместителя министра путей сообщения. Однако назначение не состоялось, срочно вызвали к секретарю ЦК КПСС Разумовскому, который встретил с новым предложением: поехать председателем Марыйского облисполкома Туркмении. Я опешил, ведь даже не знал, где находится место будущей работы. Снабдили материалами. Начал знакомиться, оказалось, эта та самая область, где располагается знаменитая Кушка, самая южная точка страны. Поскольку партия считала, что так надо, я, как человек дисциплинированный, не мог отказаться. Кандидатуру мою обсуждали в начале января на заседании секретариата, которое проводил Егор Лигачев. Он спрашивает: какой мороз у вас в Бурятии сейчас? Отвечаю: минус 46. Все ошарашенно переглянулись. А Воротников говорит: вот в Туркмении и отогреетесь…

А.П. Решили поставить русского. Почему?

Л. П. Ситуация была сложной, нужно было начать активную борьбу со взяточничеством, приписками. За всю историю Марыйской области я стал вторым русским руководителем. Во время войны еще Иван Васильевич Чернышев в 1942-1943 годах там руководил. И вот я… Работал я на этом посту три года. Сразу по приезду среди местных жителей прошел слух, что руководить приехал внук Ленина. Это потому что я стал байские методы руководства пресекать. Ведь даже элементарного приема граждан по личным вопросам там не существовало. Никто не принимал и не выслушивал простых людей. Я же сразу начал вести прием граждан каждый вторник, всю вторую половину дня до 10 вечера. Люди увидели: приехал русский начальник и разговаривает с ними…

А.П. С чем шли к вам люди, с какими вопросами?

Л.П. Да простые все вопросы: одни землю не поделили, другие — воду. Но они же и существенные для жизни, вода в засуху, сами понимаете, на вес золота… Всех принимал, всех выслушивал, срочно принимал меры. И пошла молва…

И нагрянул в область первый секретарь ЦК компартии и Председатель Верховного Совета Туркмении Сапармурат Ниязов, нынешний президент Туркменистана, с предложением поездить с ним по районам. Я попытался объяснить ему, что в таких поездках обычно первое лицо республики всегда сопровождает первый секретарь обкома, так положено. Но он не согласился: знаю, что делаю.

Приехали мы в Сагаргачинский район, А в поселках целые улицы новых домов выстроены. Ниязов спросил, как это удалось сделать, ведь в других областях подобного нет. Я и объяснил, что излишние площади, отведенные под хлопок и овощи, распорядился отдать под индивидуальное жилищное строительство. Семьи ведь здесь у всех большие, по 8-9 человек. И глины много. Вот они и лепят себе сами дома. Мы, чем нужно, помогаем, открыли столярку. Глядишь, сегодня начали стройку, а назавтра дом уже готов. Ниязову наша инициатива очень понравилась. Решил наш опыт на пленуме ЦК обсудить. На пленуме он меня похвалил и сразу же сессию Верховного Совета назначил, попросил первому выступить. Я и рассказал, как 20 тысяч земельных участков выделил под застройку. А потом обратился к Ниязову: "Сапармурат Отаевич, дом построить — это еще не все, надо дальше обустраиваться. Чтобы поставить линии электропередач, на столбы 11 тысяч тонн цемента необходимо, это целых три железнодорожных состава. Если вы мне поручите, я этими проблемами буду, конечно, заниматься. Но тогда зачем нужен республиканский Совет Министров?"

Через месяц председателя Совета Министров Хаджимурадова освободили от должности. Оказывается, между ними были напряженные отношения, а я, получается, "подлил масла в огонь".

Хаджимурадов на пленуме ЦК КПСС, в Москве, подходил ко мне с большой обидой. Пришлось объяснить, что я не имел в виду персонально его, а критиковал работу правительства в целом…

А.П. То есть с Ниязовым у вас отношения складывались нормально?

Л.П. Как-то в одной из совместных поездок один из аксакалов обратился к Ниязову с просьбой. Я уже начал понимать самые простые слова по-туркменски: он просил машину "Волгу". Ниязов повернулся ко мне: "Дай ему "Волгу". А я ему в ответ: "Вот вы и дайте". Он повторил еще: "Я тебе сказал, дай ему "Волгу". В то время область была богатой за счет тонковолкнистого льна. В год мы получали почти полторы сотни автомобилей, в основном "Лады" и до 15 "Волг". Но я был не готов, не посмотрев, как обстоят дела с очередью на эту машину, дать сразу согласие. Ниязову мой тон, естественно, не понравился. Я пообещал разобраться с ситуацией и через сутки доложить, чтобы он принял решение. А в очереди первыми были два Героя Соцтруда, как я мог их обидеть? Доложил Ниязову. Ему, конечно, неловко стало. Извинился, но попросил уважить старика: "Я же ему принародно машину пообещал…".

А.П. Вы руководили областью в период перестройки в мононациональной республике, возникали какие-либо трудности по национальным вопросам?

Л. П. Туркмения — этнически однородная страна, большинство жителей — туркмены. Пришел как-то на почту, а там старик мучается, не может послать телеграмму. Он не знает русского языка, а телеграфистки не говорят на туркменском. Хотя официально в республике два государственных языка: русский и туркменский, так и в Конституции записано. Но делопроизводство всё велось только на русском. Все служащие райисполкомов в совершенстве владели русским, вели документацию правильно. Но поступала-то она в сельсоветы, где большинство председателей говорили на родном языке и русского не знали. Я и задумался: как же они решения вышестоящих органов исполняют, а сельсоветов в то время было в области 280. Решил проверить, приехал в один из сельсоветов, прошу показать мои постановления. Председатель показал: лежат аккуратной стопочкой, их никто и не читал, потому что языка-то не знают.

Я своему аппарату сразу дал поручение: все выписки переводить на туркменский. А они говорят: такой пишущей машинки нет… Ищите, говорю… Наладили мы делопроизводство на туркменском языке.

После этого Ниязов меня снова вызвал и спросил: действительно ли я наладил взаимодействие с местной интеллигенцией и для села распечатываю все официальную документацию на туркменском? Я подтвердил. После этого у нас с ним возникло полное взаимопонимание, взаимоуважение, и работа пошла. Я работал на совесть, и в выходные работал, только вторую половину воскресенья и отдыхал, отсыпался за всю неделю.

Так что мой энтузиазм не только в народе оценили, но и "наверху", видели: работа налаживается, дела пошли. По припискам и взяткам меры тоже принимались.

В январе 1990 года меня назначили заместителем Председателя Верховного Совета Туркменской ССР. А уже в мае я вернулся в Бурятию, где был избран первым секретарем республиканского комитета КПСС.

А.П. И тут 91-й год, он рухнул вам прямо на голову?

Л.П. Действительно, рухнул. Я очень дорожу своей репутацией. Знаю, что большинство уважает меня, считает честным человеком. И из Туркмении я приехал по просьбе общественности республики. И считал это особым доверием. Исторически областной комитет партии обычно возглавляли буряты, из русских во главе обкома из десяти за всё время было только четверо, причем все приезжие, присланные ЦК. Один я, десятый, был свой, доморощенный. И вот прямо на площади, под моим окном, обкомовскую вывеску сорвали, растоптали… Свои, местные демократы, выдвинули требования… Потом запретили партию…

Я без работы не остался, предложили стать председателем планово-бюджетного комитета Верховного Совета. А тут выборы нового председателя Верховного Совета, 170 депутатов никак не могли подобрать подходящей кандидатуры. Отправили ко мне делегацию с предложением возглавить Верховный Совет. Но я отказался. По традиции, эту должность у нас тоже всегда представители титульной нации занимали. Объяснил, что если в республике русские и буряты жили всегда дружно, это следствие выверенной национальной политики и определенного этнического паритета во власти. После четырех безрезультатных попыток они снова пришли ко мне за согласием. И это при том, что я не отказался от членства в Коммунистической партии.

Демократы, правда, роптали: как будет коммунист взаимодействовать с Ельциным… Но я уже принял решение и напомнил, что именно они вызвали меня из Туркмении, выдвинули на эту должность… А отношения с Центром, сказал я тогда, будем строить не на политических амбициях, а на государственном интересе.

С Борисом Николаевичем Ельциным у меня все-таки возникли сложности. Председатель Верховного Совета в то время считался высшим должностным лицом. И меня вызвали для согласования новой конституции России. А я говорю: "Борис Николаевич, не могу подписать такой документ"… На вопрос Ельцина почему, попытался объяснить, что в конституции должен обязательно быть прописан переходный период: "Дом, и то сложно перестраивать, а тут огромная страна…" После этого первых руководителей республики посадили за круглый стол и торжественно, под музыку, стали приглашать на подпись, по алфавиту. Такое, знаете, психологическое давление. Когда наступила моя очередь, я развернулся в противоположную сторону и вышел.

А.П. Из-под музыки прямо?

Л.П. Из-под музыки. Опять вызвали к Ельцину. Я ему объяснял, что это не тот случай, когда мог бы пойти на компромисс

После того, как в 1993 году разогнали Советы, остался один Верховный Совет Бурятии — как дерево без корней. Что делать? Давайте, говорю, конституцию новую будем принимать и выбирать новую власть. На последнем заседании народных депутатов мы определили сроки выборов президента…

В 1994 году меня избрали президентом Республики Бурятия. Ельцин, конечно, меня в упор не хотел видеть. Полгода не принимал. Но поскольку пошла волна суверенитетов, всех глав республик собрали в Кремле. Был приглашен и я. Стоим, ждем президента России. Я про себя думал: поздоровается он со мной или нет? Поздоровался. Борис Николаевич подал руку: ладно, раз избрали, будем работать…

А.П. Что же сейчас происходит в республике? Как у вас обстоят дела?

Л.П. В последние годы почувствовалось улучшение. Рост показателей был и в 2002-м, и в 2003-м годах. Относительно хорошо мы прожили прошлый год. А вот нынче у нас очень и очень сложно!

Те, кто знаком с региональными проблемами, бывает у нас, может понять, о чем я говорю. И это не только в Бурятии. Мы, руководители Дальнего Востока, Забайкалья, послали очень жесткое письмо президенту Путину по бюджету 2005 года.

Я и не предполагал, что в республике опять могут возникнуть долги по выплате зарплаты. В тяжелейший период, когда задержка зарплаты составляла до 7-ми месяцев, мне приходилось много ездить по районам, разговаривать с людьми. Объяснял, обещал, что положение нормализуется. В газетах много об этом писали, с каждого руководителя, допустившего невыплату, спрос очень суровый. И вот снова…

Все возможное, что в наших силах, мы в эти последние годы делали. Создали накопления, появился бюджет развития. Стали школы ремонтировать, новые небольшие строить, спортзалы. Появилась возможность для нормального социально-экономического развития. Сейчас же снова все рухнуло, строительство пришлось законсервировать…

А.П. А внебюджетные деньги идут, как с инвестициями?

Л.П. Пока большими успехами похвалиться не можем. Попытались завязать отношения с Кореей, но они выставили ряд требований, выполнить которые можно только по специальному постановлению правительства России. Но не всё плохо. Есть удачные инвестиционные проекты по освоению золотоносных месторождений. В золото уже вложено свыше 30 миллионов долларов. Вкладывается иностранный капитал на развитие связи, успешно эксплуатируется предприятие по производству макаронных изделий, которое удалось модернизировать за счет иностранных инвестиций, есть неплохие перспективы по лесоразработкам. У нас очень большая транспортная составляющая, и на запад, и на восток.

Жалко, что тот потенциал экономического роста, который создавался в прошлом, а это — радиозавод, приборостроительное объединение, моторостроительный завод, рассыпался в прах. Не меньше 15 значимых предприятий было разрушено в переходный период к рынку. Не будь этого, сегодня мы имели бы совсем другую Бурятию! Мы, конечно, очень много вложили сил, нервов, чтобы сохранить все, что можно было сохранить. Пусть не в советских масштабах, но реанимировали свой авиационный завод, нашли рынок сбыта его продукции в странах Юго-Восточной Азии. Но на повестке сегодняшнего дня минерально-сырьевая база. Увы, все идет к этому. Хотя мы — богатая минеральными ресурсами территория. 48% балансовых запасов цинка России находится в Бурятии. По свинцу у нас где-то 15-23%. Еще больше, 35-37% молибдена, 19-20% — вольфрама. Мы в первой пятерке в России по запасам урана. И наша основная забота: решить проблему освоения этих ресурсов. Делаем мы ставку и на развитие потенциала малых предприятий. Правительство республики сейчас уделяет этому вопросу очень большое внимание. Конечно, нам не хотелось бы оставаться только сырьевым придатком. Поэтому даже в таких трудных условиях мы стараемся развиваться.

А.П. Большое вам спасибо за беседу, Леонид Васильевич. Дай Бог вам сил и здоровья. Желаю добра и процветания республике Бурятия.

Поделиться:

Loading...

![CDATA[ (function(d,s){ var o=d.createElement(s); o.async=true; o.type="text/javascript"; o.charset="utf-8"; if (location.protocol == "https:") { o.src="https://js-goods.redtram.com/ticker_15549.js"; } else { o.src="http://js.grt02.com/ticker_15549.js"; } var x=d.getElementsByTagName(s)[0]; x.parentNode.insertBefore(o,x); })(document,"script"); ]]