Газета Завтра 871 (30 2010)

ИСПОЛНЕННЫЙ РУССКИХ ДЕРЗАНИЙ

Александр ПРОХАНОВ. Милый друг Михаил Николаевич, вот и тебе, такому молодому, цветущему, исполняется семьдесят. В эти годы человек начинает задумываться о массиве прожитой жизни. А ты чувствуешь, что в твоей судьбе было предназначение? Есть ли у тебя ощущение, что эта жизнь не случайна, что тебя привели в жизнь с каким-то смыслом?

Михаил КУЗНЕЦОВ. Вопрос непростой, Александр Андреевич. Он касается самооценки, а её всегда нелегко сделать. Точно могу сказать, что в период последних двадцати лет моей жизни был большой смысл. Это я ощущаю.

А если говорить о предыдущем периоде, то большой этап был связан с моим духовным становлением: как с получением образования, так и с познанием мира, вовлечённостью в процессы, которые шли вокруг меня. Однако они были не столь значительного уровня, как последующие. Объективно сложилось так, что моя личная жизнь установилась именно в этот период. Это первое.

Во-вторых, это было время грандиозных сдвигов в жизни, сознании миллионов русских людей, взрывов, катаклизмов, тектонических подвижек в общественном устройстве страны и народа. В этот период большинство людей почувствовало, зачем они пришли в этот мир. А кто не почувствовал, всё равно рано или поздно это оценит. Бог по-разному и в разное время, но всем без исключения даёт возможность задуматься над этим.

А.П. Ты для себя пытался словами изречь неизречимое? Для чего ты? Почему ты родился на этом переломе, поставлен на этом месте?

М.К. Думаю, время выбрало нас, в том числе меня, как маленькую песчинку, для того, чтобы мы в известной степени и по своим силам могли постоять за те идеалы, принципы, те душевные и духовные позиции, которые были обретены нашими предками до нас. В частности, моим отцом, ушедшим на фронт, в 32 года безвременно погибшим, сознательно отдавшим жизнь за Родину. Он оставил троих детей (а я был еще грудным) в надежде на то, что Родина, за которую он отдает жизнь, не бросит его детей. Мне представляется, что отец с высоты смотрит на меня, на мои деяния. Это я ощущаю в некоторых сложных ситуациях моей жизни. Я чувствую, что он спрашивает: "Как ты, сын, не подвел ли меня?" Но это не выразить словами, это неизреченное. Это очень тонкая материя. С топором в часовой механизм не полезу.

А.П. Было ли у тебя ощущение, что в твоей судьбе, столь же извилистой, как жизнь любого человека, был какой-то водитель, что у тебя был посох, который вёл, чтобы ты не попал в яму, что тебя отводили от минных полей, что перед тобой шёл твой пастырь, имя которого не назвать?

М.К. Если говорить о периоде до 40 лет, то серьезным сдерживающим, направляющим ориентиром было моё представление о чести и долге, которое привили очень грамотно, тонко, ненавязчиво, глубоко в Тульском суворовском военном училище, где я учился. А в 43 года я без нажима с чьей бы то ни было стороны крестился. И тогда я почувствовал, что есть тот, кто меня оберегает от необдуманных поступков.

К примеру, мне никогда не приходило в голову поддержать неправое дело. Касалось ли это моей преподавательской профессии, адвокатской ли практики, действий ли моих знакомых или поступков моих детей.

Мне, к примеру, пришлось немало повозиться с сыном, чтобы он не оступился.

В прошлом году он защитил кандидатскую диссертацию по праву. Ему нравится работа, всё, слава Богу, хорошо. Но когда он закончил девятый класс, его не хотели брать в десятый, потому что были претензии к пропускам занятий, неглубоким знаниям. Я пошёл в школу и на педсовете резко выступил против сына, сказав ему в присутствии учителей: "Если ты занимаешь чужое место, освободи его. Занимая чужое место, ты наносишь вред. Если не хочешь или не можешь учиться, иди разгружать вагоны".

Я ощущал, что пастырь, посох, если можно так назвать, корректировал какие-то действия и укреплял в помыслах. Я никогда не стоял за неправду, но старался поддержать человека, если видел, что он загнан, обложен красными флажками, находится в непростой ситуации.

Лет 30 назад по линии Высшей аттестационной комиссии в составе достаточно большой группы я ездил в Ленинград проверять философский факультет ЛГУ. Там были бурные противостояния: за коммунистов и против. При этом щепки летели. И одна молодая преподавательница, татарка по национальности, была загнана в угол придирками, разборками. А у неё на руках была больная мать, отца нет…

Суть претензий сводилась к тому, что она плохой специалист, имеет свое мнение и не вписывается в коллектив кафедры. Когда я разобрался в ситуации, то резко выступил в её защиту против линии всей комиссии. Эта женщина — не вина ситуации, а жертва. Я понимал, что если буду просто возражать, пройдет голосование, и я ей не помогу, потому что на моей стороне нет большинства. Мне самому эта ситуация стоила массы нервов и неприятностей, но я резко выступил, заявив, что так дело не оставлю, обращусь в комитет партийного контроля при ЦК КПСС, если будет допущено незаконное увольнение.

Кто-то извне как бы говорил мне: "Не малодушничай, смотри, совесть не разбазаривай, она очень маленькая, её дробить нельзя".

К тому же, окрестившись, я стал ходить в церковь, и батюшки могли подсказать, если сомневался и нуждался в помощи. Да и сама обстановка в церкви, когда ты раскрылся перед Богом, раскаяние, очищение перед иконой, помогает.

А.П. Когда у редакции были тяжелые времена и нас хотели закрыть, уничтожить, ты сам пришёл, хотя мы не были знакомы, предложил свои юридически услуги, сказав, что испросил благословления у батюшки, и тот его дал. Ты защищал газету бескорыстно, выполняя послушание. Ты нас вытащил из-под руин и спас. Я понял, что для тебя сильной мотивацией является твоё религиозное сознание. Как оно в тебе возникло? Ты крестился, но это же не происходит в одночасье, этому предшествует борение, происходит чудо или мучительное духовное выстраивание.

М.К. Я отлично помню этот эпизод в нашей с тобой совместной борьбе и очень им внутри себя горжусь. А помнишь, когда штурмовали редакцию, которая располагалась тогда на втором этаже в здании журнала "Наш современник"? Мне кто-то из редакции позвонил и сказал, что начался штурм. Я позвонил Юрию Гусеву, и мы ринулись к вам. Застали момент, когда банда во главе с двумя либералами, которых, по их словам, послал Лужков, ходила по разбитым кабинетам: дверь была взломана, перевернуты столы, за которыми мы неоднократно сидели и беседовали с Зюгановым, Макашовым, Лимоновым, который тогда только приехал из Франции.

Эпоха была такая, что были и жертвы. История их когда-нибудь откроет. Тогда не было отчётности и любого могли запросто грохнуть. И мы это понимали.

К нам присоединился главный редактор "Нашего современника" Станислав Куняев, мы представились, чтобы они поняли, что нас просто локтем не столкнуть, и втроём стали этих погромщиков стыдить, поскольку в тот момент ничего другого поделать не могли: "Вы же русские ребята, что вы делаете? Это же русская газета, она всех вас защищает". Их предводители, эти либералы, кричат: "Не слушайте их! Это провокация!" Мы зафиксировали в памяти и на бумаге этот штурм и самим своим посторонним присутствием охладили пыл погромщиков. Мы это делали по воле сердца.

А эпопея с духовными защитниками, которые у нас действительно были? Духовник у нашей газеты "Завтра" появился — отец Дмитрий Дудко. Прекрасный человек, скромный, даже с умалением своего достоинства. Помню, он пришел в Дзержинский суд и окропил святой водой весь зал и стол судьи. Судья пришла: "Кто здесь набрызгал?" Он: "Это я освящал".

В перерывах этого суда доходило до настоящих драк между сторонами.

Это один из судов, а их была масса: с Министерством печати, с Лужковым, когда ветеранов побили 9 мая. Лет 15 у меня хранились рубашки со следами крови: вещдоки столкновений власти с народом.

Много было таких, как я, но Господь выбрал меня, чтобы мы были вместе в этой борьбе. Я этим очень горжусь и своей семье об этом рассказывал. Маменька, когда была жива, очень тебя любила и ценила.

Да, кто-то вёл по жизни, кто-то говорил, что надо делать. Все было по зову сердца.

А.П. Но как все-таки в тебе просыпалось религиозное чувство? Люди не крестятся в одночасье. Это на фронте быстро крестятся. Отец Дмитрий Дудко говорил, что наши красные герои-мученики, даже не крещеные, кровью своей крестились.

Как в тебе, советском человеке, кадете, а кадеты — волокиты, бражники, бонвиваны, ты всем этим категориям отвечал и сейчас отвечаешь, — возникало это чувство?

М.К. Кадеты всегда были верующими: веру и царя они ценили превыше всего. Царь — это олицетворение отечества. То, что бонвиваны, любили красивых женщин? Так кто их не любит?

Конечно, всё произошло не в одночасье. Я не был закоренелым безбожником. Да, был воспитан в большей степени на атеистической литературе, но чтение классической, специальной литературы делали своё дело. Важную роль сыграли поездки в Лавру, в Суздаль. Хотя поездки были светскими, но многих людей, приезжавших туристами, такие посещения всколыхнули. Пришло понятие: есть не только материальная, но и духовная жизнь. Когда познаешь, что Феофан Затворник или Серафим Саровский были глубокие учёные, и их вера шла не от темноты и незнания, а от знания, начинаешь задумываться.

Сейчас говорят, что при коммунистах был запрет на религию. Наверное, был, но в тот период, что я застал, запрета не было. Я сам, учась в институте, на Пасху с красной повязкой ходил дружинником, следил за порядком, чтобы старушек не затолкали, чтобы не было свары. И нам давали установку не разгонять верующих, а именно следить за порядком и смотреть, чтобы крестный ход прошел без эксцессов.

Да, в лихие годы крушили церкви, ставили другие здания. Но народ протестовал и порой добивался своего, никого за это в тюрьму не сажали.

Например, мы, бывшие суворовцы, участвовали в реставрации церкви Фёдора Студита у Никитских ворот: выносили мусор, другую посильную работу выполняли. Было четко расписано, по очереди: в это воскресенье вы, тульское училище, идете помогать, калининское идет в следующее воскресенье…

А.П. Ты, как и многие из нас, несомненно, советский человек. Тебя склепали в красной мастерской, на тебе заклёпки и знак ОТК СССР стоят. И ты православный человек русской веры. Эти два качества в тебе не противоречат. Через что соединяется советское — атеистическое, богоборческое в первые годы советской власти, и христианское, боговое, которое во многом было изнасиловано, измучено радикальными красными большевиками? Не можешь ты не чувствовать этого противоречия, и всякий раз это противоречие пытаешься снять, найти гармонию одного и другого.

М.К. Слава Богу, я никогда не был и точно никогда не стану продуктом перестройки. Я — продукт советской системы, той закваски. В этом не вижу никакого негативного: ни текста, ни подтекста.

Выстраданные нашими предками за тысячелетия христианские принципы в большинстве сохранились в народе и в советское время. Например, чувство коллективизма, потрясающее чувство родины. Все испытывали его. Да, были отщепенцы, предатели, они бежали куда-то. В каждой стране могли быть такие. Но это ничтожное меньшинство, а подавляющее большинство были патриотами страны, любящими ее, гордящимися ее историей, культурой. В советском обществе были сильны христианские основы, уважение к старшим, например.

Кстати, это естественное право, которое возникло до христианства — право старшинства, право первородства, право на жизнь. Из этих прав выросла вся юриспруденция — из естественных прав. В древнем Риме естественное право, например, распространялось и на животных, на рыб и птиц.

В советское время эти естественные права, если и подавлялись, то в небольшой степени, гораздо меньшей, чем сейчас это происходит, они попросту пронизывали нашу жизнь и действительно казались естественными.

Да, мы жили небогато, но гордились тем, что учимся, работаем в коллективе, искренне душевно отмечали все праздники. Это и есть христианство — тяга к коллективу, к тому, что есть нечто, что мы должны естественным порядком уважать, что выше нашего эгоизма, наших воззрений и потребностей. Нужно подчинить свои желания необходимости. Разве это не православное смирение?

Христианство — это же не просто вера в существо с бородой. Бог настолько многогранен и предстает в разных ипостасях, что описать Его нельзя, но и нельзя не чувствовать Его присутствия в нашей жизни.

Сочетание моей природной русскости и того, что было в советское время, особенно в военный и послевоенный период, накладывалось одно на другое, не противореча. Сравнивая с другими странами — европейскими и Америкой — я вижу в таком положении вещей большую заслугу советского периода.

А.П. В XXI веке Сталин стал по существу главной фигурой, и вокруг него ведутся сражения, бури. Его, наверное, и при жизни так не обожали и так не ненавидели, как сейчас. Он ворвался в нашу жизнь с какой-то новой миссией и новым значением. Ты — сталинист?

М.К. Нет, но всё то, что говорится о Сталине как о выдающейся личности, как о выдающемся государственном и общественном деятеле, который принял колоссальное бремя ответственности на свои плечи, я поддерживаю и разделяю.

Власть, как говорил еще Победоносцев — это страшная сила и страшная ответственность. Власть — это служение. И Сталин в силу своих человеческих качеств это принял и исполнил лучше, чем кто-либо в его окружении мог сделать. И уж никакого сравнения нет этой личности с теми, кого мы видим сейчас, с этими сердюковыми. Их много, сердюковых, не только в министерстве обороны.

Я не сталинист, потому что, думаю, есть пока не до конца известные стороны его деятельности, которые сдерживают меня в полном принятии его. Но совершенно очевидно, что он сумел прижать распоясавшуюся гидру и тем самым дал возможность стране открыть дыхание. И то, что он как совершенно гениальный провидец смотрел и знал, в каком направлении надо идти и принимать решения, тоже очевидно. Сталин — гениальный полководец. Он хорошо разбирался в людях, что важно для руководителя, подбирающего кадры на ключевые посты.

Его обвиняют в совершении деяний, при которых приходилось жертвовать людьми.

Но как было иначе в тот период и в тех условиях? К примеру, есть инструкция для командира партизанского отряда: расстреливать на месте в тех или иных случаях, если в этом есть необходимость в условиях партизанского движения. И расстреливали. Чтобы сохранить жизнь большинства, чтобы победить в жесточайшей войне и сохраниться в истории.

Я застал время, когда мы колоски собирали: ходили по полю, собирали, сдавали на пункт, и даже есть их нельзя было. Но я не сетую, что так было. Время диктовало многое, что сейчас понять трудно.

А.П. Ты — профессор, почётный работник высшего профессионального образования, преподаешь в элитном вузе, у тебя адвокатская практика. Ты респектабельный человек, окружен элитариями. У тебя прекрасный дом, семья, ты выглядишь абсолютно благополучным человеком, которому можно позавидовать. Ты жизнь эту принимаешь?

М.К. Нынешнюю жизнь я не принимаю и никогда не приму! По одной причине: "Платон мне друг, но истина дороже". Истина в данном случае заключается в том, что мы в нашей стране стремительно исчезаем как фактор мировой истории. И это сводит "на нет" все мнимые успехи. Да и какие успехи? Чем можем похвастать?

Просто у нас очень богатая страна, огромная по объёму и качеству, и за 20 лет не успели всё разбазарить. Но успешно это делают. Как это можно принять? Я думаю: что с небес скажут отец и матушка? Они бы совершенно не поддержали то, что творится.

Наш народ обманут, ограблен, фактически лишён собственности. Буферные зоны, мыльные пузыри как, например, участие в каких-то акционерных обществах в качестве вкладчиков, пайщиков, дольщиков — фикция. В действительности народ ничем не владеет, а всем владеет кучка богатых хозяев. Принять это и одобрить я не могу. Я даже ваучер не получал, мне было это противно, душа не принимала.

Что касается респектабельности, то к этому — следить за внешним видом — приучило суворовское училище. Даже на первом курсе вуза, когда я ходил в шинели, в форменных брюках, споров с них лампасы, выглядел хорошо. И никакого чувства ущербности не испытывал.

А сейчас дети чувствуют ущербность, если у них не та марка компьютера или машины. Вместо Бога — вещизм. В обществе царит богомерзкая парадигма прибыли. Сейчас в любом законе, касающемся хозяйственной деятельности, на первое место поставлена прибыль. А где Бог, где полезность? Я давно в своей среде говорю, что надо заменить это положение. Не может в гражданском кодексе извлечение прибыли значиться как главная цель создания юридического лица. А кто будет об убогих и сиротах думать? О пострадавших в катастрофах, инвалидах? Какая от них прибыль? В основу нужно класть "полезность" как принцип права.

Нам нельзя копировать Запад. Говорят: идеал — Америка. Но Америка добрую сотню лет живёт за счёт чужих трудов и вложений. Все страны платят ей дань. Американцы так обставили международные договоры, что пожинают от международно-правовой системы поступление прибыли. Сколько они грабили Южную Америку, пока не появились Уго Чавес, Эво Моралес, другие. Сколько от нас они получили и получают полезных ископаемых и интеллектуальных сил. Они не работают лучше нас, как нас пытаются убедить. Просто страна не воевала, она участвует в каких-то локальных кампаниях, выгодных ей, но страну это не разрушает.

В 1948 году было принято решение заменить золото на доллар, печатать который будет резервная система, то есть несколько частных банков. Им надо — они напечатали. Кто их проконтролирует? И во все страны рассылают свои доллары. 60 лет назад мы освободились от зависимости от доллара, перешли на золотое обеспечение. А сейчас опять ходит у нас вторая валюта — доллар.

Еще Наполеон приказывал расстреливать тех, кто подрывает франк операциями на чужой валюте. Потому что это подрыв кровеносной системы государства. Что, нельзя отменить хождение чужой валюты в своем государстве? Мы — самодостаточная страна, с нашими запасами, богатствами это элементарно сделать.

Я не приемлю направления, в котором идёт страна. Это ведёт нас к гибели. Это потеря страны как таковой. Мы на первых местах в мире по нищете, деградации населения, пьянству, наркомании, преступлениям.

При Сталине этого не было. Дети могли гулять по улицам, самостоятельно ходили в лес по грибы, ягоды, и родители отпускали, не опасаясь. Были отдельные случаи, но власть быстро пресекала преступную деятельность. Были и силы, и политическая воля.

У нас сейчас всё перевернуто с ног на голову. Вот пример: у нас резко сделан крен государственной машины в сторону либерализма, частного права. Говорят, что частное право, открытое после стольких лет забвения, чуть ли не равно открытию колеса или огня.

Но это не так. Дело в том, что функция права, что не грех бы знать руководителям страны, едина и не может быть разделена на частное и публичное. И в Риме, а римское право легло в основу современного права, никогда не делили право на частное и публичное. Просто до нас дошло больше частно-правовых норм. Речь идёт не о разделении права, а о разделении изучения права: публичного, которое касается жизни множества людей, и частного, которое касается отдельно взятого человека. Ульпиан говорит, что не право распадется на публичное и частное, а изучение права распадется. Сейчас производят подмену понятий, что принципиально. Частный интерес не может и не должен противоречить публичному началу. А у нас говорят о главенстве закона, но закона и не знают!

То есть существование частного и публичного права не уникальны в России ныне, как нас уверяют. В Риме так было. Но, как всегда, сатрапы обращают законы в свою пользу, извращая их.

А.П. Ты, как и я, как и многие другие, не принимаешь этот мир. Мы с тобой видим исчезновение нашего народа. И большей боли, чем эта, нельзя испытать. Каждый испытывал боль от удара, от страдания, от потери близких. Но боль от сознания исчезновения нашего народа не сравнима ни с чем — это высшая форма боли. Мы, каждый в силу своих возможностей сопротивляемся. У нас нет воздушных армий, нет разведки, но каждый, так или иначе, противится этому умиранию. Как ты мыслишь свою борьбу и сопротивление?

М.К. Я полностью с тобой согласен. Чувство Родины и смыкает нас с христианством. Советский период дал нам, повторяю, потрясающее чувство Родины. Сколько песен пели о Родине! Сейчас и не поют, и не знают этих песен.

В нас подспудно присутствует и даже порой выпирает это чувство, как, например, у Владимира Квачкова и других наших героев.

Влияет на это мир духовный. Он настолько мощный, плодотворный, неистребимый, что и спустя поколения атеистов, он в человеке есть: сам Бог присутствует внутри, не объявляя громко о себе. И какими бы способами нас ни пытались уничтожить, это чувство живет. Да, физически мы быстрыми темпами исчезаем. Что интересно: в октябре пройдет перепись населения. Зачем она нужна, если предыдущая была 8 лет назад?

Разработана анкета, где порядка 1800 позиций, относящихся к национальности.

Например, вводятся понятия "афро-россиянин", "кацап", национальность "волжские". Около 20 наименований русских. Для чего это сделано? Раздробить и властвовать. По прошлой переписи русских было 85%, чисто великороссов — 80%. Решили, что слишком много, давайте-ка мы титульную нацию распылим.

Не могу я это принять и проглотить! Не могу принять и то, что Сердюков фактически уничтожил суворовские училища с их военной составляющей. Оттуда изъяты военная подготовка, подготовка к парадам, изучение оружия, вводят командирами женщин, дисциплина как таковая тоже упраздняется. А ведь это воспитывало дух и чувство системы.

Борьба моя идет внутри: в сердце и в душе. Смысл перестройки состоял в том, чтобы искалечить душу народа, затоптать её, извратить и создать иного человека, иное население. Создание иного населения открыто провозглашено. И русские, давшие название Родине — Руси, России — должны исчезнуть. Как промежуточный этап, этакая пересадочная станция, вводятся россияне. А потом будут те, для кого готовится плацдарм на месте нашей Родины.

Но черная полоса не может быть долгой. К сожалению, все может привести к массовым формам сопротивления, как это уже произошло в Приморье. При полной коррумпированности судебной системы и системы МВД, люди совершают самосуд. Не удивлюсь, если где-то возникнут тройки из числа юристов, которые врагов Родины будут приговаривать к высшей мере наказания. Это худший из вариантов реагирования на беззаконие, но власть сама толкает людей на крайние формы протеста.

А.П. Ты помог многим людям. Недавно я был в Боголюбском монастыре, ко мне подошел человек, сказал: знаю, вы дружите с профессором Кузнецовым. Он меня спас от тюрьмы, которая мне грозила за мои взгляды.

Какими деяниями ты гордишься? Когда ты понимал, что именно ты вырвал человека из тюрьмы? Ведь это и есть твоя борьба, ты практик, спасаешь русского человека, попадающего в эти тенета.

М.К. Я понимаю, о ком ты говоришь. Этот парень — православный человек, главный редактор местного литературного издания, его обвинили по 282-й статье. У него двое детей, жена беременна, доходы незначительны, фактически их не было. Мы не только денег с него не брали, но давали ему деньги, ездили к нему за свой счет, оплачивали его жене дорогу сюда. Но это всегда было в русском народе — помощь.

Горжусь, что Господь сподобил защищать наших алтарников храма Николы в Пыжах, которые приостановили провокацию, развитие межконфессиональной розни в центре Москвы. Они пришли в центр Сахарова и поставили все на свои места. Как этим не гордиться?

Горжусь тем, что защищал мусульман, которые обратились ко мне по поводу публикаций в газете "Известия", с их точки зрения, гнусного пасквиля на Коран, на ислам вообще. Меня батюшки благословили. Мы вели процесс с великолепным профессионалом, православным адвокатом Сергеем Петровичем Штином.

К сожалению, суд не удовлетворил исковые требования Марата Сайфутдинова, татарина, у которого были полномочия от мусульманской уммы. По той причине, что его имя в этих статьях не упомянуто, и он лично не затронут. У него же, мол, нет документа, что он уполномочен от всех мусульман мира.

Это абсурд, которого не было в советское время: в уголовном кодексе тогда была статья за оскорбление чувств верующих. Так глумиться никому не было позволено даже в атеистическое время! Сейчас демократы эту статью сняли. Почему? Потому что врагом номер один после разгрома Советского Союза является православная церковь, которая строго стоит на догматах православия. И народ эти догматы чувствует. Поэтому у демократов цель — сокрушить церковь, веру. В том числе мусульманскую, чтобы добить народ, укрепленный верой. В советское время за такие пакости получили бы 10 лет. Пришел бы следователь, сфотографировал, акт составили — получите. Издеваться над Богородицей, спасшей и духовно, и физически миллионы людей — это каким подлецом надо быть?!

Горжусь тем, что поддерживал в тюрьмах Белграда и Гааги, помогал профессионально Слободану Милошевичу, что защищал Михаила Ивановича Лапшина от наветов со стороны прокуратуры, что защищал Леонида Васильевича Потапова, президента Бурятии. Светлый человек, старовер, любимец бурятского народа. Горжусь, конечно, всеми без исключения процессами газеты "День" и "Завтра". Судьба свела меня с тобой в этих ристалищах. Это тогда в одном из судебных заседаний у нас родилась знаменитая сейчас фраза "Нас остановит только пуля"!

А.П. Дорогой Михаил Николаевич, ты встречаешь свой юбилей во здравии, свете, исполнен наших русских дерзаний. Я от имени редакции, от имени читателей, которые тебя знают и любят, от себя лично поздравляю тебя с днем рождения. Знаю, что встретишь его в твоем чудесном саду, под яблонями, окруженный родными, близкими, любящими тебя людьми. С тобой будут твои друзья русские офицеры, к тебе придут все сословия: духовенство, воинство, купечество, чтобы быть с тобой в этот светлый день. Поздравляем тебя!

2