Где же ты, любовь?

Глава 15

Майкл ехал домой, и тяжелое чувство, которого раньше он никогда не испытывал, доводило его до отчаяния. Он почти не помнил, что сказал сэру Норману и мисс Хелен, ждавшим его в библиотеке. Они спросили его о Синтии, и он пробурчал, что она пошла спать. Они решили, что Синтия постеснялась идти за ним в библиотеку после тех волнующих мгновений, которые они пережили под луной. Сэр Норман и мисс Хелен лелеяли надежду, что между молодыми людьми завязался роман.

Майкл едва сдержался, чтобы не рассказать им, что он оскорбил Синтию и она убежала от него.

Он внушал себе снова и снова, что она заслужила это оскорбление. Но он так и не смог убедить себя в собственной правоте. Ему было мучительно стыдно. Но хуже всего было то, что он наконец понял: он влюблен в Синтию!

Он любил ее отчаянно, безумно, страстно, и ничто в жизни не могло изменить это. Снова и снова он твердил имя Дэвид, будто это было заклинание, способное охладить его кровь. Но все усилия были тщетны.

Теперь он признался себе, что образ Синтии преследовал его, был с ним все время, как бы он ни старался отрицать это.

Он думал о ней не один, а тысячу раз в день. И хотя стыдился этих мыслей, они все же преследовали его неотступно и настойчиво.

Теперь было поздно! Он уже знал, что никогда не сможет забыть ее, забыть жар ее тела.

Вновь и вновь он вспоминал тот момент, когда целовал ее губы и чувствовал в ответ биение ее сердца. И хотя он ненавидел себя за слабость, в то же время знал, что никогда не забудет этих чудесных мгновений. Синтия! Синтия!

Вся ночь, казалось, была полна ею.

Он помнил каждый ее взгляд, то, как билась нежная жилка у нее на шее.

Он любил ее! Конечно же он любил ее!

Но все это было безнадежно, обречено на неудачу с самого начала. В отчаянии Майкл пытался внушить себе ненависть к ней, но вместо этого он постоянно вспоминал рыдания Мэри, молившей его о любви, ее простертые к нему руки, ее ищущие глаза.

Неужели и Дэвид вел себя так же с Синтией? Ему было трудно сказать, так ли это. Но все равно он чувствовал, что между ним и Синтией всегда будет существовать барьер — барьер, возникший еще в их первую встречу.

Все это разбивало ему сердце, потому он понял, что будет любить Синтию до конца своей жизни.

Но даже Туги, несмотря на свою мудрость, не смогла бы понять, что, даже попроси он Синтию стать его женой, он будет всегда чувствовать кровь Дэвида на своих руках — Дэвида, который умер из-за любви к ней.

Это было безнадежно и невозможно!

И Майкл, подъезжая к своему домику, вдруг почувствовал нестерпимое желание поскорее найти корабль или, может быть, даже самолет, который унесет его подальше от нее. Он хотел очутиться в пустыне, затеряться там навсегда.

Пытаясь вести себя как обычно, Майкл осторожно остановил машину, вытащил из кармана ключи и вставил их в замок.

В холле горел свет. Там, как обычно, его ждала гора писем.

Он взял их и пошел в гостиную. Билл, который остался ночевать у него, сидел в кресле и читал газету.

— Привет, Майкл!

— Привет, Билл, — ответил Майкл. — Я думал, ты уже спишь.

Билл посмотрел на часы:

— Всего половина одиннадцатого. Еще совсем рано.

Майкл удивленно посмотрел на часы. Действительно, только половина одиннадцатого! Ему показалось, что после обеда прошло уже сто лет!

— Там, на столе, для тебя письмо, — сказал Билл. — Посыльный принес его примерно час назад. Сказал, что это срочно.

Майкл взял конверт и узнал почерк.

Это было письмо от крупного государственного деятеля, человека, который доблестно служил стране во время войны и который теперь отошел от общественной жизни, хотя и сохранил огромное влияние в своей партии.

Майкл распечатал конверт. Внутри было несколько строк, написанных мелким, четким почерком. Он медленно прочел:

«Мой дорогой Филдинг!

Я решил, что Вы должны незамедлительно узнать, что в октябре будут всеобщие выборы. Премьер-министр сделает заявление завтра утром. Примите нашу благодарность и поддержку».

У Майкла перехватило дыхание. Так это все-таки произошло, свершилось! Не говоря ни слова, он протянул листок Биллу.

— Хорошая новость? — спросил Билл, взяв его.

Он прочел письмо и радостно воскликнул:

— Майкл, это чудесно! Теперь у нас появится шанс спасти Англию.

— Неужели все оказалось так легко? — пробормотал Майкл.

— А ты в этом сомневался, да? — спросил Билл. — Это на тебя не похоже. Ты же делал все для этого! Или ты испугался?

— Нет, не испугался, — сказал Майкл. — Я только понял, сколько нам еще предстоит сделать, пока мы окончательно не выиграем.

Майкл сел в кресло напротив Билла. На несколько секунд воцарилось молчание. Каждый из них был занят своими мыслями.

Вдруг Майкл неожиданно спросил:

— Билл, а ты когда-нибудь был влюблен?

Билл удивленно посмотрел на него и слегка покраснел.

— Да, Майкл. Я хотел рассказать тебе об этом. Именно поэтому и ждал тебя сегодня вечером… Если ты, конечно, не слишком занят, чтобы выслушать меня.

— Конечно, я не занят, — сказал Майкл. Было видно, что слова Билла его удивили.

— Видишь ли, Майкл, — смущенно забормотал Били, — я влюблен в Мэри. Уже довольно давно… И сегодня днем она… она пообещала выйти за меня замуж.

— Билл! — изумленно воскликнул Майкл, вскочил и схватил его за руки. — Я просто в восторге!

Билл посмотрел на Майкла открыто и честно, как человек, который не привык притворяться.

— Я люблю Мэри, Майкл, но она не влюблена в меня. Пока не влюблена… Она все еще любит тебя…

— Но, Билл… — запротестовал Майкл.

— Подожди минутку, — сказал Билл. — Я знал об этом, конечно, еще до того, как она сама призналась. Но это не важно, Майкл. Мэри тебе не подходит, я так ей об этом и сказал. А я смогу заботиться о ней. Я буду счастлив работать ради нее и со временем заставлю ее полюбить себя. Она поймет, что мы очень подходим друг другу.

— Тебе удастся это сделать, Билл, — улыбнулся Майкл.

— Да, я знаю, что смогу, — уверенно произнес Билл. — Видишь ли, я понимаю Мэри лучше, чем она сама понимает себя. Она изголодалась по любви. Так было и со мной. Теперь мы будем вместе.

Майклу нечего было на это сказать. Он мог только похлопать Билла по плечу, давая понять, что все понимает.

Через несколько секунд молчания Билл смущенно сказал:

— Со мной все в порядке. Майкл. И я надеюсь, что ты тоже будешь счастлив.

— Думаю, что это маловероятно, — неожиданно сухо произнес Майкл.

— Почему? — спросил Билл и осмелился добавить: — Синтия Стендиш — чудесный человек, и… я думаю, она любит тебя.

Майкл не знал, что ему ответить, просто не мог найти подходящих слов. Ему показалось, что Билл говорит слишком смело.

Он даже чуть было не сказал ему, чтобы он не лез не в свое дело, но встревоженное выражение лица Билла сказало Майклу, что тот сделал это замечание только из дружеского чувства.

Взяв сигарету из пачки. Майкл помял ее в пальцах и наконец сказал:

— Ты помнишь Дэвида?

— Еще бы не помнить! — ответил Билл. Его явно удивил этот вопрос.

— Я любил Дэвида, — взволнованно произнес Майкл.

— Мы все его любили, — ответил Билл.

— Ты, наверное, знал его лучше меня, — сказал Майкл, — вы с ним жили в одной палатке. Ты ведь говорил мне, что он был хорошим человеком, так ведь?

— Отличным, — подтвердил Билл. — Он мне очень нравился, и мы прекрасно друг с другом ладили. У него не было недостатков… ну, если не считать того, что он не пропускал ни одной юбки.

Майкл, откинувшийся было на спинку стула, вдруг выпрямился.

— Что ты этим хочешь сказать? — спросил он требовательно.

— То, что женщины почему-то так и вешались ему на шею, — ответил Билл. — У него вечно были интрижки то с одной, то с другой.

Майкл вскочил.

— Почему я об этом ничего не знал? — гневно спросил он.

— Не знал? Боже мой, Майкл, ты, наверное, единственный человек в лагере, кому ничего не было известно о похождениях Дэвида! Остальные до смерти ему завидовали.

— Я не имел об этом ни малейшего понятия, — сказал Майкл, — ни малейшего…

Он настежь распахнул окно. Ему вдруг стало душно.

— Бедный Дэвид, — продолжал вспоминать Билл. — Он чертовски весело проводил время! Мы все были не святые, что касается женщин, но до него нам было далеко. Кого только у Дэвида не было! И девушки, и замужние, и даже подружки каких-то местных шишек. Помню, была у него одна…

Майкл жестом прервал его рассказ.

— Спасибо тебе, — резко сказал он, — жалко, что я не знал об этом раньше.

— Почему? Разве это так уж важно? — спросил Билл. — А потом, ты всегда относился к таким вещам слишком уж серьезно. Вот ребята тебе ничего и не рассказывали. Мы-то все были не ангелочки, я уже тебе говорил. Конечно, мы тебя любили, но ты… как бы это сказать… никогда не был для нас своим… в некоторых вещах.

Часы на камине пробили одиннадцать. Билл встал с кресла:

— Теперь мне пора спать. Доктор не велел засиживаться допоздна. Тебе что-нибудь еще нужно. Майкл?

— Нет, спасибо.

Билл ушел, а Майкл уселся за письменный стол. Он достал стопку бумаги и взял ручку.

Подперев голову руками, он смотрел прямо перед собой. Что он мог сказать? Он ни на секунду не сомневался в правдивости слов Билла. Теперь он знал правду. И его поступок показался ему еще отвратительнее.

Почему он посмел диктовать женщине, которую никогда до этого не видел, как строить отношения с мужчиной, любившим ее. Даже если Дэвид действительно испытывал к ней глубокое чувство, никому не позволено приказывать женщине, кого ей любить, а кого нет.

Он оскорбил женщину, которую любил и которая, как он надеялся, любила его.

Что он может сказать в свое оправдание? Словами извинений не обойтись. Он должен придумать что-то более действенное. Он хотел Синтию, он нуждался в ней. И знал, что не сможет жить без нее!

Вдруг Майклу стало понятно, что он должен предпринять, и он выскочил из комнаты с поспешностью человека, готового немедленно действовать.

Захлопнув входную дверь, Майкл вскочил в машину, развернулся и помчался по дороге.

Въездные ворота «Клэверли» были открыты. Он миновал их, не сбавляя скорости. Только у самого дома притормозил, остановился в тени огромного дуба и выключил мотор.

Майкл неслышно подошел к дому. Трава скрадывала звук его шагов. Он должен увидеть Синтию сегодня же ночью. Если будет нужно, перебудит весь дом.

Он вспоминал беседу за обедом, когда Синтия упомянула об аромате роз, который доносится в ее комнату из окна. Это было подсказкой.

Он догадался, с какой стороны дома может быть ее комната, так как уже видел розарий.

Майкл немного постоял среди роз и посмотрел на окна наверху.

Луна светила ярко, и через секунду его глаза отыскали одно открытое окно. Он подобрался ближе и встал прямо под ним. Он увидел, что занавески открыты, и через мгновение рассмотрел, что кто-то сидит у окна.

Некоторое время он стоял не двигаясь, но и наверху не было никаких признаков жизни.

«Нужно попытать счастья!» — приказал себе Майкл и тихонько позвал:

— Синтия!

Луна осветила лицо Синтии, свесившейся через подоконник.

Она посмотрела вниз и, узнав Майкла, запинаясь, произнесла:

— Чего… вы… хотите?

— Мне нужно поговорить с вами.

— Нет… Майкл. — Ее голос был едва слышен.

— Синтия, послушайте, мне нужно поговорить с вами.

— Уже поздно. Вы… должны уйти.

Синтия выпрямилась, и он увидел, что она в ночной сорочке. Майкл почувствовал, что она собирается закрыть окно, и порывисто сказал:

— Синтия, вы должны выслушать меня! Это важно, очень важно…

Девушка стояла неподвижно, и Майкл понял, что она не знает, что ей делать.

Он стал быстро взбираться по стеблям глицинии, хватаясь за изогнутые ветви и упираясь ногами в каменную стену.

Ему понадобилось всего несколько секунд, чтобы добраться до окна Синтии. Протянув руку, он ухватился за подоконник.

Синтия стояла у окна, прижав руки к груди.

— Майкл! Вы можете… упасть! — воскликнула она.

Он перепрыгнул через подоконник, отряхнул руки от пыли и встал перед ней. Его поразило, какая Синтия маленькая и хрупкая. Он увидел, что она плачет.

— Синтия, — робко произнес он. — Я пришел просить прощения.

Он шагнул к ней и с болью в сердце увидел, что она отстранилась.

— Синтия, ты должна простить меня, — умолял он, — я все понял. Я пытался победить глубокое чувство к тебе, полагая, что, любя тебя, оскорбляю память Дэвида. Только сегодня вечером, когда я вернулся домой, Билл рассказал мне правду о нем. Конечно, что бы я ни думал о Дэвиде, у меня не было права осуждать тебя. Но ты должна простить меня. Ты должна позволить мне доказать, что я… люблю тебя. Я люблю тебя, Синтия, — хрипло повторил Майкл. — Ты мне нужна больше… больше всего на свете.

Ответа не было. Вместо этого Синтия медленно отошла и села у окна.

Он видел ее нахмуренные брови и опущенные уголки губ. Вдруг он упал на колени рядом с ней. Его лицо оказалось на уровне ее лица.

— Синтия, — прошептал он, — пожалуйста, Синтия, прости меня.

Его голос прозвучал так умоляюще, что, сама того не желая, она повернулась и посмотрела на него. Теперь лунный свет позволил ей увидеть желание и мольбу в его глазах.

Она долго смотрела на него, а потом плача прошептала:

— Майкл!

Очень осторожно он обнял ее.

— Послушай, моя дорогая, — сказал он, — я люблю тебя всем сердцем. Я хочу, чтобы ты стала моей женой. Только ты сможешь помочь мне, а нам предстоит столько всего сделать. Ты можешь полюбить меня?

— Ты же знаешь, что я… люблю тебя, Майкл. Да, люблю… — шептала она, — и ты должен знать, что именно ты заставил меня увидеть, какой пустой и бесполезной была моя жизнь раньше.

— Ты — женщина, о которой я мечтал всю свою жизнь!

Майкл прижимал ее к себе все крепче и крепче. Он чувствовал, как бешено колотится ее сердце рядом с его собственным, видел, как приоткрылись ее губы, а в глазах впервые загорелся огонь желания.

— Я обожаю тебя!

В этот момент Синтия со стоном повернулась и опустила голову на плечо Майкла.

Он неистово сжал ее в объятиях, и она услышала, как он шепчет ей на ухо:

— Ты моя, моя навсегда.

Синтия запрокинула голову и посмотрела ему в глаза.

— Навсегда… Майкл, — прошептала она. Ее голос прервался. — Я люблю тебя… Я так люблю тебя!

Он стал целовать ее яростно и страстно. Весь мир вокруг них померк. Они были одни на свете.

— Дорогая… моя дорогая… я люблю тебя.

Этот шепот потерялся в восторге, который унес их к звездам.