Советские морские пехотинцы шли по берегу моря. Они наблюдали, как под лучами утреннего солнца золотистые блики бежали по волнам, дробясь в полосе прибоя. Прежде, чем нанести визит в островную столицу, пару дней назад, сразу после того, как султан Анджи Пангеран уехал, в город отправили разведчиков. И только когда те убедились, что засад нет и иные опасности по дороге не подстерегают, Федор Яровой принял решение выдвигаться во главе отряда, чтобы передислоцировать часть сил для защиты султанской столицы.
— Если даже кто-то на нас нападет, то сразу в бой не вступайте, а рассыпьтесь на местности. Возможны провокации. Мы еще не знаем, насколько хорошо султан контролирует своих людей. А среди них многие обижены на нас за гибель родственников, которые пытались атаковать нашу базу и остались лежать в болотах. Но, наши снайперы нас, если что, прикроют. Они со вчерашнего вечера позиции заняли, — проинструктировал морских пехотинцев Яровой, когда впереди показались городские домишки на деревянных сваях и стены палисада за ними, защищающие султанский дворец с резными деревянными башенками по четырем углам.
Еще Яровой добавил:
— У подобных потешных войск тактика очень простая. Они прекрасно знают о нашем преимуществе в вооружении. И, если захотят нам вредить, то действовать будут партизанскими методами. Могут стрелять в спину, нападать на обозы, убивать отставших. Потому приказываю проявлять бдительность, держаться всем вместе, не разбредаться по городку и быть готовыми поддержать товарищей огнем. Но, только по моей команде, не раньше. Может еще и не случится ничего.
Пулеметный расчет Петрова и Доренко тоже получил приказ сопровождать командира советской военной базы Федора Ярового во время ответного визита в столицу Тараканского султаната, которая называлась город Таракан. И все бойцы морской пехоты, служившие на Нефтяном, поначалу покатывались со смеху, угорая от такого названия. Но, привыкнув после пары лет службы, пулеметчики Илья Доренко и Григорий Петров давно перестали отпускать шуточки на эту тему.
— Знаешь, Гришаня, чего я боюсь больше всего? — пробормотал Илья, когда они подходили к городку по грунтовке, идущей вдоль песчаного пляжа, следом за другими морпехами, сопровождавшими командира, топающего во главе отряда.
— Чего? — переспросил друга Григорий.
— Глупо подохнуть без пользы, например, от выстрела в спину, — поведал Доренко.
Петров был настроен оптимистичнее:
— Не подохнем, Илюха. Вон, сзади нас идет целый взвод испанской милиции. Они нам спину прикроют, ежели чего. Не сомневайся.
— А я вот сомневаюсь, потому что в деле мы этих усатых испанских парней не проверяли еще. Если вдруг они начнут беспорядочно палить от страха из своих револьверных мушкетов, так и в спины нам с тобой, как раз, очень даже попасть могут. Не доверяю я им пока, — поведал Илья.
Лично возглавив отряд, Федор Яровой уверенно шел вперед. Контингент, направляющийся в султанскую столицу, конечно, получился недостаточно многочисленным. Фактически, всего два отделения морпехов и взвод испанцев смог взять с собой Федор, чтобы, при этом, не сильно ослаблять оборону нефтепромыслов. Но, зная, что за спиной идут коммунисты и комсомольцы с родного эсминца, он чувствовал себя под надежной защитой. Да и трое снайперов на самом деле заняли позиции загодя. И командир не блефовал, когда говорил об этом своим бойцам.
Все морские пехотинцы, которыми командовал Яровой, отлично знали свое ратное дело. Они постоянно тренировались по учебно-боевым программам под руководством опытных инструкторов. Все эти парни давно уже стали не просто старослужащими, а опытными сверхсрочниками. После перемещения в шестнадцатый век, на дембель не отправляли почти никого, кроме ценных специалистов, необходимых на берегу, которых приказом наркомов перевели со службы военной на службу гражданскую с целью поднимать промышленность. А оставшиеся на военной службе сделались пусть и совсем маленькой, но отлично обученной армией. И Яровой знал, что, если потребуется, то эти парни умрут за красный флаг, но не допустят позора.
А вот на испанских вояк с усами и в широкополых шляпах, похожих на мексиканские, Яровой сильно не надеялся. Во-первых, хоть им и вдалбливали идеи, примененные на практике кубинскими революционерами, но они все-таки оставались людьми своего шестнадцатого века со многими предрассудками, характерными для этого времени. Конечно, глядя на советских людей, они стремились им подражать и постепенно окультуривались. Но, не всегда у них это получалось. Например, их привычка креститься и молиться по любому поводу, которую никак не удавалось побороть, сильно раздражала Федора, как закоренелого атеиста, не верящего ни в бога, ни в дьявола.
Во-вторых, среди испанских вояк, устроившихся милиционерами, имелось много таких, кто плевать хотел на все идеологические посылы, лишь бы пристроиться поближе к кормушке. Ведь всем этим милиционерам платили приличное жалование и выдавали земельные участки. И, разумеется, они предпочитали изображать из себя революционеров, чем продолжать находиться в положении военнопленных, где каждый должен тяжело трудиться изо дня в день под охраной за прокорм и кров. А тот, кто приходил в милицию, заявляя свою поддержку революционным идеям, сразу становился полноправным членом советского общества. Фактически, все эти испанцы были простыми наемниками, и руки у многих из них успели уже обагриться кровью несчастных туземцев, когда они служили в отрядах конкистадоров до попадания в советский плен.
Конечно, никому из них не хотелось выглядеть трусами или предателями в глазах остальных, потому, когда надо, они дружно кричали свой «Венсэрэмос!» или другие революционные лозунги, а также отрабатывали свое содержание, поддерживая порядок и занимаясь боевой учебой на полигонах. Но, как вся эта революционная испанская милиция поведет себя в настоящих сражениях, пока не знал никто. И Яровой в глубине души опасался, как бы они не утратили боевой дух, если неприятель окажется достаточно сильным и многочисленным. Надеяться оставалось только на то, что некоторые испанцы, похоже, прониклись идеями борьбы с монархией всерьез. На этот костяк идейных бойцов Федор и старался опираться при взаимодействии с милиционерами, выделяя для себя таких людей.
Один из них по имени Леонардо Перейра, бывший пехотный сержант испанской армии, оказался не только выходцем из городской бедноты Сарагосы, ненавидящим короля и инквизицию всей душой, но и настолько полезным, что Федор постепенно начал доверять ему, повысив в должности до командира испанского отряда базы на Нефтяном. Ведь этот человек, который выучил уже русский язык, бегло и почти без акцента разговаривая, мог предоставить Яровому исчерпывающие сведения о любом из испанских вояк. Сержант отличался талантом найти подход к каждому из них, просто поговорив по душам. Федора он уверял: «Никаких предателей среди нас нет. Все милиционеры готовы биться за советскую власть. Хотя, малодушные люди имеются. Это так. Но и они сделают свой выбор, когда дело дойдет до сражений. Не должны подвести».
Как бы там ни было, Яровой отлично знал, что испанские милиционеры — это отнюдь не советские морпехи. И потому использовать испанцев придется с оглядкой, чтобы в решительный момент они не дрогнули и не побежали. Впрочем, Федор и рассчитывал использовать их именно в обороне. А обороняться полегче будет, чем наступать. Из Дальнесоветска по радио такой приказ и поступил: обороняться на острове имеющимися силами и ждать помощи.
Время утренней молитвы давно прошло, а до полудня было еще далеко, когда тараканский султан, сидя в своих носилках, поехал в сторону порта, потому что посол султана Сулу Саджар Багадар ждал Анджи Пангерана в своей резиденции на берегу. Не желая самому наносить визит Пангерану, а лишь передав ему через раба, что привез важные вести от Буддимана, которые готов озвучить с глазу на глаз, Саджар, тем самым, унижал тараканского правителя. Но, поскольку Анджи все еще надеялся избежать войны, то принял решение все-таки поехать к послу самолично.
В отсутствие слона, который растоптал бы много чего на узких припортовых улочках, потому и остался во дворе дворца, в трубы дудели слуги, оповещая горожан о приближении султанского эскорта. Завидев процессию, толпа утекала в переулки. А тех, кто зазевался, султанская стража расталкивала прикладами мушкетов и древками пик, заставляя падать ниц прямо в зловонные городские канавы. Эскорт султана сначала продирался мимо одноэтажных домов на деревянных сваях, покрытых пальмовыми листьями. Потом пошли и вовсе ряды лачуг, похожих на шалаши, стоящие возле рыбацких пристаней, где собирались многочисленные рыбаки на своих лодках, и бойко шла торговля. Труженики моря обменивали морские дары не только на медные монеты, но и на товары береговых лавочников, которые вынесли сюда свои маленькие передвижные лавчонки в виде раскладных сундуков, в открытых крышках которых раскладывался товар, а в самую жару, когда торговля замирала, рабы помогали хозяевам уносить товары в тень, чтобы вечером снова вернуть все на прежнее место.
Тут же крутились мальчишки из бедных семей, надеясь украсть какую-нибудь рыбешку или крабика к обеду. А еще ходили всякие попрошайки, изображающие нищих праведников, но таковыми не являвшиеся, просто зарабатывая деньги на жалости всех остальных. К счастью, с распространением ислама, с улиц исчезли местные шлюхи. Хотя это вовсе не означало, что разврат в Таракане окончательно удалось побороть. Просто шлюхи теперь сидели по домам, а те, кто пользовались их услугами, приходили туда, якобы, погостить, отсыпая деньги за услуги хозяину заведения. Зато внешне все стало выглядеть более пристойно. И это Анджи ставил себе в заслугу.
В порту громко стучали молотки. Это рабы-плотники сколачивали новые дополнительные деревянные башенки, предназначенные для стрелков. Таким образом султан надеялся усилить защиту порта. Ведь войны с Сулу, похоже, было уже не избежать. И все-таки какая-то надежда на лучшее еще теплилась в душе Анджи Пангерана. Вести, которые привез посол Буддимана, могли быть, например, требованием дани с Тараканского султаната. И, если это позволит избежать войны, тогда Анджи, конечно, предпочтет заплатить, чем воевать, так он решил для себя.
Хотя Пангеран и заручился поддержкой белокожих чужаков из некоего Советского Союза Юга, он до конца все же не был уверен, насколько сможет положиться на них. О такой стране Анджи раньше ничего не слышал. До тех пор, пока эти чужаки, обладающие огромной военной мощью, удивительными кораблями без парусов и всякими непонятными вещами, похожими на колдовские, не высадились на его собственном острове Таракан. Но, поначалу он, конечно, сделал ошибку, что попытался выбить их с острова. Ведь ничего хорошего из этой затеи не получилось, а только зря погибли лучшие воины острова. И все равно пришлось этим чужакам покориться. Единственный результат этой вооруженной борьбы Анджи видел только в том, что удалось все-таки добиться почетных и щадящих условий капитуляции, даже получить автономию.
Власть над Тараканом досталась Пангерану в наследство от предков, как законному принцу, наследовавшему своему отцу, предыдущему островному правителю. Вот только Анджи, в отличие от своего отца, раджи, исповедующего индуизм, принял ислам, объявив себя султаном. Сделал он это по политическим соображениям, по той причине, что соседние страны в последнее время тоже приняли именно эту религию. Модный мусульманский бог показался ему сильнее, чем индийские боги его собственных предков. К тому же, мусульманские страны и Османская Империя обещали поддержку в борьбе против христианских завоевателей из Европы. Кроме этого, Анджи считал, что человек обязательно должен верить в какого-нибудь бога, потому что бог, если в него старательно верить, всегда поможет в трудный момент. И оттого эти бледнолицые советские люди, именующие себя неверующими, казались Пангерану еще более загадочными и непонятными.
Уже одно то, что они не поставили за обеспечение безопасности каких-то своих особых условий, кроме все тех же, что и раньше, не мешать им добывать нефть и вывешивать красные флаги, настораживало Пангерана. Ведь за услуги все всегда просят плату, тем более, за услуги военные, за защиту от врагов. Единственное, на чем эти бледнолицые настаивали, так это на признании их советской власти на всем острове, оставляя Тараканскому султанату широкую автономию. И Анджи, конечно, признал сразу их власть на этих условиях, пообещав развесить повсюду красные флажки, как они этого и хотели. Но, на островную жизнь до сего дня это совсем никак не повлияло. И она продолжалась своим чередом. Когда слуги доложили, что чужаки приближаются к городу, тараканский султан этому обстоятельству не удивился. Поскольку визит согласовали заранее, и Анджи сам пригласил к себе их главного по имени Федор, султан распорядился, чтобы гостей приняли во дворце торжественно, как полагается, угощая и развлекая, пока сам Пангеран не вернется со встречи с Саджаром.