Где начинается радуга?

Глава 25

— Опять урок у Марго, — вздыхаю я и прижимаюсь крепче к Глебу.

Мы стоим в тени углубления. И нас никто не видит. До урока осталось примерно десять минут. А после каторга этого дня закончится.

— Она опять над тобой будет стебать, — смеется Глеб и целует меня в висок. — Почему ты не можешь отвечать строго на ее вопросы? Не дополняя их своими комментариями.

— А я только так и делаю, — возражаю и отстраняюсь. — Разве этого не видно?

Парень улыбается и машет в отрицании. Я от возмущения задыхаюсь, но отмалчиваюсь. Буду я еще тратить свое время на противную училку. Лучше крепче обниму парня, которого не видела почти неделю.

Вчера я поздно приехала с победой. Глеб не смог прийти ко мне, хоть и хотел. Поэтому я получаю лавры победительницы от любимого с опозданием.

Но к счастью, сейчас Люся здорова. Утром они были у врача. И сразу пришли в школу.

Как Глеб сказал, не мог больше терпеть в дали от меня.

Мое каменное сердце с каждым его словом оживает. Я с теплотой отщепляла воспоминания и собирала их в копилку. Чтобы в будущем я могла поднять себе настроение, открыв ее.

Это ведь так ми-ило.

Меня точно влюбленность отупляет.

— Расскажешь как прошел конкурс? Кто был? Кого видела?

Вопросы Глеба невинны. Он интересуется, потому что ему интересна я. Вся я. Как дышу. Что нравится. Что воодушевляет.

Но я с ужасом ждала этот вопрос. И все же не была готова к нему.

Потому что не знала. Говорить ему про Матвея или нет.

Если скрыть — не будет ли это ложью. А если рассказать — не разозлиться ли он.

— Был Рома, Арина и Денис.

— И все?

— И конкурсантки, — смеюсь я. Куда уже без них.

— И все?

— И…, — звонок прервал мое трепыхание.

Глеб обернулся на звук. Он взял мою руку и потянул за собой. Я шла за ним, но чувствовала камень в груди. Отвратительное чувство вины. Мое сердце окаменело от этого. Идти мне было трудно. Я передвигала ноги, но казалось, что у них увеличился вес.

Глеб не заметил моего состояния. Он проходил сквозь толпу танкером и тащил меня на прицепе. Около кабинета он остановился. Что-то заставило замереть его.

Я подняла голову и увидела Матвея. В его глазах я видела приговор. Он уставился на наши руки, провел взглядом по руке вверх и остановился на моем лице. И этот засранец, который кажется недалеким в плане чувств других. Он словно не замечает, что другие люди тоже умеют чувствовать.

Но это ложь.

Он прочитал мою вину. Потому что он заглянул в мои глаза и улыбнулся. Как победитель. Как тот, кто знает секрет в обход другому.

— Рассаживайтесь, — Маргарита Геннадьевна прошла мимо меня.

Я отцепилась от Глеба и села за свое место.

Арина сидела уже на месте. Она не поднимала головы, когда одноклассники заходили. И даже когда учительница проводила перекличку. Она ожесточенно чертила на бумаге линии, а потом стирала их.

— Держи, — протянул ей чистый листок. — Твой скоро истончиться.

Она молча приняла и отбросила карандаш.

Понимала ли я ее чувства?

Частично.

Жалко ли мне было ее?

Жалко.

Но жалела ли я о том, что выбрала Глеба?

Не знаю. Может чуть-чуть. Примерно одна тысячная или даже миллионная процента.

— Так Малахова, — начала избиение младенца Маргарита Геннадьевна. — Твой анализ «Не жалею, не зову, не плачу…». Где он?

— В тетрадке.

— В какой? — прошипела учительница и уперлась ладонями в рабочий стол.

Опять по старой. Эта женщина каждый свой урок начинает с «Малаховой». Я скоро буду думать, что родственница сосланного телевизионного ведущего. Пусть говорит она свою любимую фамилию где-нибудь дома. Подальше от меня.

Потому что это начинает создавать внутри меня воронку. Которая втягивает в себя многое. Бешенство на учительницу, вину к Глебу, сочувствие к Арине, гнев на Матвея. Смерч нарастает. И вот-вот наступит торнадо.

— В толстой, — смешок в классе прервал меня. — В линеечку. На сорок восемь листиков. На обложке котенок с надписью «Китти».

— Хватит!

Озверевший окрик и стук по столу. Возможно задрожали стекла в кабинете.

Но не я.

Потому что торнадо внутри меня наступает.

Одноклассники переглядывались, но смеяться перестали. В открытую враждовать с учительницей для них в новинку. Но каждый урок эта мегера спрашивала меня. Все ответы, задания, пересказы.

Всё!

Меня это достало.

Возможно ее шутка капельку затянулась. Но пусть она уже поймет, что пытать Малахит вредно для здоровья. Я могу терпеть насмешки, постоянные придирки. Какое-то время. Но и мое терпение имеет свойство кончаться.

Тетя тоже допрыгалась. Сейчас мы при встрече только здороваемся. Ее попытки сделать из меня современную золушку канули в прошлое. Она не дотянула до уровня злой мачехи, а я до сказочной героини из сказки.

Сейчас это предстоит увидеть и учительнице.

— Малахова, выйди в центр и расскажи стихотворение.

— Любое?

— То самое. Анализ которого пропал.

Встаю с места и прохожу в центр. Я осматриваю бегло ее стол. Не мог он исчезнуть без чей-либо помощи извне. Раз училка не на моей стороне, буду действовать напролом.

— Анализ не пропадал. Пропала тетрадка. Но для учительницы литературы логика и причинно-следственная связь не знакомые понятия?

Встала в центре и скрестила руки. Моя поза расслаблена. Но кто бы знал, что мне приходится удерживать себя.

Что мне хочется вцепиться в волосы мегеры и расцарапать ее лицо.

Что мне хочется скинуть с ее стола все вещи и найти свою пропажу.

И что мне приходиться прикладывать усилия не делать этого.

— Ты договориться хочешь?

— Я справедливости хочу.

Маргарита Геннадьевна подошла ко мне. И она достигала меня в росте, к моему удивлению. Она была на каблуках. Но все же. Эффект хорош.

Она заглянула в мои глаза на прямой линии. И меня это радует. Можно посоревноваться в софистике. Противник — сойдет.

— Ты хочешь показать кто из нас крутой, — начала женщина и ее ноздри раздулись.

Первый раунд.

Начинаем.

— Вы находите меня крутой, — медленно начала я. — Если так, то ваши попытки прогнуть меня есть показатель принятия.

— Принятия?

— Что я достойна крутости. Что я… смогу ответить вам по уровню.

— Да ты….

— Вы сказали, что пропал анализ. Но про тетрадь вы ничего не сказали. Вывод: тетрадь не пропала, а только анализ. Кто-то выдрал страницу из моей тетради. И вы это знали. А исказили факт так, словно я виновата в отсутствии анализа. А не вы. Потому что позволили кому-то выдрать мой анализ из моей тетради. Я права?

И это был нокаут.

Учительница, которая недавно смотрела мне прямо в глаза, упала.

Не на колени. Но ее ноги точно подогнулись. Ошарашенное лицо, страх в глазах.

Я что права?

Я угадала?

Йеху-ла.

Оглядываю класс. Все с одинаковым шоком смотрели на падение авторитета учительницы. И только один смотрел на меня.

Света прожигала во мне дыру. Взгляд с обещанием кары.

— Садись, Малахова, — сипло пробормотала женщина и махнула мне рукой.

Я не я, чтобы не послушать.

И немного подбить.

— А стих?

— Какой… Ах, не надо. Я передумала. Садись, — проговорила она.

Я села на место. Арина пожала мне руку. Ее первый разговор со мной за сегодня. Хоть и безмолвный.

Почему она продолжает страдать? Могла отсесть от меня. Или попросить отсесть мне. И перестать общаться.

Сила это или глупость?

Кто знает.

— Так в субботу у вас был урок русского. И была контрольная. Я хотела спросить причины отсутствия. Алмазов?

— Сестра болела, — Глеб приподнялся. — Сдам в любой день.

— Хорошо, — кивнула учительница и сделала пометку. — Дальше. Гордеева?

— Прогуляла.

— Как обычно, — рыкнула учительница и отметила что-то в журнале. — Яров, Вахрушева и, кхм, Малахова. Вы были?

— На конкурсе, — вместо нас ответил Денис. Он встал с места и подал листок. На нем наши имена значились как участники. — Я, Арина и Ксюша участвовали в региональном конкурсе.

— И как?

Равнодушно спросила Маргарита и пометила в журнале наше достойное отсутствие.

— Победили.

— Поздравляю, — вернула ему листок.

Дена такое равнодушие покоробило. Он поджал губы и сел на стул с прямой спиной. Обидно парню за такое непонимание.

У него победа как фотографа.

У Арины как мастера образа.

Я как модель.

Но для такой грымзы как Маргарита Геннадьевна — это чушь. Блажь. И что-то неважное. Только трата времени.

Но для нас — это будущее.

— Марков, а ты где был? — удивленно спросила женщина.

Не-ет. Внутри кричу, а внешне удерживаю лицо кирпичом.

Оглядываюсь на парня, а он на меня. И в его глазах напутствие. Он не прощает отказа. Он встает, а я отворачиваюсь.

Он скорей всего скажет, что был с девушкой. В городе. Словно с намеком. Чтобы я напряглась еще больше. Чтобы была на грани разоблачения. Ему невыгодно валить меня открыто. Он хочет попросить меня о чем-то. А мне придется дать что ли?

— Поддерживал Ксюшу на конкурсе, — с улыбкой ответил Матвей и облокотился на парту.

Он не мог так сказать. Я оборачиваюсь к нему через плечо. А он посылает мне воздушный поцелуй.

Глеб увидел это. Он сжал руки и убрал их на колени. Рустам присмотрелся к другу, а потом на меня и на Матвея. Он покачал головой и что-то сказал своему другу.

— И как, поддержал? — с нездоровым интересом учительница оглядывала нас.

— Букетом белых роз и поцелуем.

Вот г…. Он ведь специально не договорил. Что за поцелуй. В щеку ведь. И он тут же ушел. Он не провел со мной весь вечер.

Да мы в субботу уехали. Основная часть конкурса начиналась после обеда. В воскресенье оглашение победителей и фуршет.

Он был и в субботу значит. Я его не видела.

Звучит паршиво. Словно я все выходные провела с Матвеем, а не ребятами.

Вот г… Матвей.

Дзинь.

Надеюсь также звучит арфа в раю. Я никогда так не радовалась окончанию урока. Сейчас я могу увести Глеба от Матвея. А то он может и дальше продолжать говорить двояко. В итоге окажется блуждание в трех соснах.

Одна сосна — я изменница.

Вторая сосна — я лгунья.

Третья — я прообраз адюльтера.

Я успела сложить свои принадлежности. И Глеб выхватил меня из-за парты. Я с кем-то прощалась. Кому-то махала рукой. Но все они сложились в единый блик. Без лица и сущности.

Мы не говорили. Спустились на этаж с младшими классами. Забрали Люсю.

Она тараторила как заводная юла. И это единственное, что сдерживало парня. Глеб ступал неторопливо, но каждый шаг он продавливал в землю. Он улыбался Люсе, но на меня не смотрел.

Ко мне пришло сообщение.

Арина каждое новое слово отправляла отдельно. Волновалась подруга за меня.

Смысл складывался в правде. Она хотела позвонить Глебу и сказать, что Матвей врун. Он не сказал важного. Что виделся со мной не больше пяти минут после победы. Отдал цветы, чмокнул в щеку и исчез в тумане толпы.

Она была готова встретиться с тем, кого любит. Чтобы он не вздумал обижаться или обвинять меня.

Так поступит не каждый. И эта мысль была как мотылек надежды.

Но пользоваться ее добротой я не буду. Глеб должен поверить мне.

НО.

Если вдруг случится, что он не поверит. Если он примет ложь за правду. Если Мрак для него убедительней Малахит.

То такой симптом как недоверие не лечится. Это уже диагноз. Это опухоль отношений.

Глеб отвел Люсю на занятия музыкой. Дал ей перекус. И вернулся ко мне.

Хмурый красивый парень смотрел на меня исподлобья.

Я не находила слов. Оправдываться мне не в чем. Но вину при этом я чувствую. Хочу рассказать как все было. Но почему не смогла рассказать об этом с утра? Или до урока, когда он меня спрашивал про конкурс.

Я не солгала.

НО.

И не сказала всей правды. А это почти ложь.

— Пойдем, — произнес Глеб и первым пошел к детской площадке.

На ней резвились дети. Они радостно кричали и пищали при спуске с горки. Родители стояли в сторонке и пялились каждый в свой телефон.

Мы не остановились рядом с ближайшей свободной скамейкой. Глеб повел меня дальше и усадил за самую спрятанную от чужого внимания места.

— Ты злишься? — спросила я, когда он уселся рядом со мной.

Он сел около меня, а не на другой край. Меня уже это обнадеживало.

— Злюсь.

— Сильно?

Глеб махнул головой, а потом запрокинул ее. Он долго молчал и смотрел на небо. Я думала, что ответ его готов. Что он сильно обижен и нам нужно расстаться. Раз я скрываю информацию о Матвее. Раз считаю, что ему моему парню это знать не нужно.

Я вдохнула в себя побольше воздуха, чтобы опередить его ответ. Но не успела.

— Впервые Мрак проявляет такой нездоровый интерес к девушке. Раньше такого не было.

— Меня это должно впечатлить?

— Нет, — Глеб взглянул на меня. — Я это к тому, что он не отступит. И мне нужно быть готовым к тому, что… Он будет поблизости. Чтобы дискредитировать кого-то из нас. Чтобы не упустить момент. Но это не главное. Ксюша, — он взял мои руки в свои и крепко сжал. — Ты что-нибудь к нему чувствуешь?

— Нет.

— Тогда почему ты мне не сказала, что видела его. Там.

Задает вопрос и ждет. И как раз на этот вопрос ответить я не могла себе. А уже ему тем более.

— Знала, что начнешь ревновать.

Глеб с грустной улыбкой потянулся ко мне и прижал к себе. Он погладил меня по голове. И я почувствовала утешение с его стороны. И мне это было нужно.

Потому что я соврала. Частично. Но соврала.

Я не рассказала ему про Матвея, потому что знала что он будет ревновать. Но еще потому что мне пришлось бы рассказывать о чем мы с ним разговаривали. И тогда бы вскрылся мой страх. Мой выбор. Мне придется выбирать. А я пока не хочу. Хочу быть влюбленной в первого красавца школьницей.

— Больше так не делай, — в волосы проговорил Глеб. — Не хочу узнавать такое от Матвея, учительницы или еще кого-нибудь. Я лучше буду ревновать, но знать, что ты моя.

— Пройдемся?

Мы встали. У нас был час пока Люся занималась музыкой. Потом Глеб пойдет домой. Помогать сестре с уроками, кормить и другие домашние дома. Разве это правильно. Чтобы школьник нес ответственность взрослого.

— А что случилось с твоей мамой?

Глеб мельком взглянул на меня и ответил:

— Точно не знаю. Но помню я ее такой с детства. Раньше ее истеричность не проявлялась совместно с яростью. Агрессия появилась в последние пять лет.

— Пять? Но как?

— Отец из-за этого и ушел. Сначала ее ревность с проявлением истеричности была обращена на отца. Он не мог разговаривать по телефону. Мать сразу выхватывала трубку, чтобы проверить кто это. Он не выдержал и ушел. Мне было тринадцать.

— А он помогает вам? Хотя бы финансово? С Люсей встречается?

— Деньгами помогает. С Люсей редко встречается.

— Почему?

— Боится. Вдруг она унаследовала истеричность матери и начнет за него цепляться.

— Разве это генетическое?

— Нет. Что-то в жизни матери произошло в период подросткового созревания. Так психиатр сказал.

— Но что именно не известно. И спросить ее не представляет возможным. И остается только пить таблетки, чтобы снизить агрессию и уменьшить давление на мозг.

Запрокидываю головы и вспоминаю, что еще я находила.

— Откуда ты знаешь?

— Почитала статьи в интернете после знакомства.

Глеб остановился и повернулся ко мне.

— Мама может быть нормальной. Если не увидит катализатора в виде меня или отца. Но это работа самая простая. Которая не требует сильной нагрузки на мозги. Ей нельзя перерабатывать. Отец присылает нам денег. Но и их тоже не хватает в полной мере на нужды. Лекарства матери стоят дорого.

Что-то не сходится. Если алиментов не хватает, то откуда возможность покапать дорогой подарок сестре. Или Глеб копил деньги?

Но ведь и он одет не в лохмотья. Не в брендовые вещи, но и не в поношенных нескольким поколением Алмазовых.

Где дыра в информации?

— Но как вы тогда справляетесь?

— Ты ведь заметила, что я редко прихожу на вечеринки, в меру участвую в жизни школы. — Я медленно киваю. — Я работаю после школы. В четырнадцать я прошел первые курсы по программированию и начал на этом зарабатывать. Потом по созданию сайтов. За пять лет количество курсов перевалило за двадцать. И сейчас я неплохой специалист со своей базой клиентов.

— Вот откуда у тебя деньги на покупку подарков, — проговорила я.

— Я тот парень, у которого проблем много. Но их я научился решать.

Глеб повел меня дальше. Я шла за ним. А внутри меня появилось восхищением этим парнем. Глеб не раскис, не ждал подходящего момента. Он взял на себя обязательства. Маму, сестру и даже отца, который слился. Он уже не маленький мальчик.

И это достойно восхищения.

И мое сердце радостно забилось при взгляде на него.

Наша прогулка подошла к концу. Люсю мы забрали. Дошли до развилки и разошлись в разные стороны. На улице стемнело. Но мне нужна была эта темнота. Чтобы побыть наедине с собой.

Квартира встретила меня запахами еды и гомоном вечерней суматохи в семье. Но никто встречать меня не собирался, а я не собиралась здороваться с ними.

Прошла к себе и повалилась на кровать.

Глеб… разве можно быть таким правильным. Таким принципиальным.

Таким же как и я.

Но с разными целями на жизнь.

Оповещение в телефоне отвлекло меня. На почту пришло письмо. Я открыла сообщение и резко подскочила.

Вдох-выдох.

Разве такое возможно.

Но как?

«Малахова Ксения, вы приглашены на кастинг сессию. Она будет проходить в Москве. По адресу Кутузовский проспект, д. 36С5, каб. 101. В 11:00 начало. Модельное агентство Венеция».