Где начинается радуга?

Глава 31

— Народ, тусуемся до тех пор, пока нас держат ноги!

Кричит Бельков Олег.

Я начала их различать. Олегу присуще порывистость в действиях. Он словно заводная игрушка, которая прыгает и скачет постоянно. И иногда хочется нажать ему на стоп. Только кнопки у него такой нет.

Ян спокойнее. Он уравнивает своего брата. Более степенный. Говорит только, когда придумает, что хочет сказать.

Они встретили меня и Глеба на входе в дачу Матвея. В первые секунды меня оглушило. Громкие басы, выкрики одноклассников и не только. Они будоражили кровь.

— Вы последние, — приветствует Олег нас. — С вас штрафные стопки!

Мне вручают стопку с прозрачным напитком и такую же Глебу. Мне не охота пить что-то крепкое. Но на нас выжидательно смотрят слишком многие.

— Давай я вместо тебя, — предлагает Глеб. Он уже отдал пустую стопку довольному Олегу. И протягивает руку к моей.

Я бы с радостью отдала. Девчонки, которые стояли поблизости и услышали предложение парня, умилились.

Но я встретилась взглядом с Матвеем. В его глазах была уверенность, что я отдам стопку Глебу.

И что-то во мне надтреснулось.

Когда я успела стать такой трусливой?

Разве я не подросток. Когда я в следующий раз напьюсь? Моделям нечасто удается это сделать между съемками. Нам нужен свежий и цветущий вид.

Либо сейчас, либо в нескором будущем.

Крепче сжимаю стопку и выпиваю алкоголь.

Напиток тут же обжигает мне горло. И первое желание выплюнуть все что я выпила. И только спустя пару секунд я почувствовала тепло. Оно потекло вниз по горлу, согревая внутренности.

Приятно.

Не сразу, но приятно.

Отдаю пустую стопку Олегу, который взрывает хлопушку над нами.

— А теперь поцелуй влюбленных!

Что?

— Или первых попавших в сети, — ржет Олег, и обнимает попавшую в его руки Машу.

Наша отличница отталкивает его от себя и жутко краснеет. Мне показалось, что ее кожа приобрела оттенок бордово-красного. И может вот-вот бухнуться в обморок.

Олег же уперто не пускал девушку и поцеловал ее прямо в губы. Под напором парня девушка сдалась. И возможно немного ответила на его поцелуй.

— Вот видишь, Снегирева, поцелуи это вообще не страшная вещь, — отстранил ее от себя и с любопытством заглянул в ее лицо. — Или может это был твой первый?

Маша покраснела, толкнула в бок Белькова и убежала. Она вытирала руками щеки и расталкивала подростков в стороны, чтобы убежать.

— Олег, ты такой придурок, — Ян треснул по плечу брата. — Иди за ней. И успокой. Для девчонок что-то первое всегда важное.

— А ты откуда такой просвещенный? — вспыхивает Олег. — Может сам себя на место девчонок любишь ставить?

— Если бы это было так, ты бы знал.

Олег поворчал, но пошел за Снегиревой. Успокаивать.

— Не смотрите на придурка, — советует Ян. — Он путь прокладывал головой, вот и повредил ее немного.

Ян прошел мимо нас.

— Бельковы, — пафосно проговорил Глеб. — Они всегда такими были. Один натворит делов, а другой решает их.

Мы пошли в толпу. Глеб прокладывал нам путь, а я осматривала гостей.

Тут были все наши одноклассники. Арина приехала тоже, но с Ниной и с Ксюшей. Я хотела ей предложить поездку со мной. Но передумала. Незачем травить девушке душу, нашими с Глебом сплетенными руками.

А то в последнее время Глеб постоянно меня держал. Он не хотел отпускать меня даже на уроках. И поэтому, когда удавалось, он пересаживался.

Не согласился ехать один Денис. Как бы его не уговаривали. Он отрицательно махал головой и твердил: «Нет».

Пришлось нашим отступить. Все же Яров успел заиметь свою репутацию нелюдимого.

Мы прошли мимо Олеси, которая рассказывала группе девчонок новую сплетню. И мимо волейбольной команды Маркова.

Арсений тут же помахал мне. И тот другой. С яркой мимикой. К своему сожалению, я забыла как его зовут.

Матвей не подходил к нам, и Глеб помаленьку расслаблялся. Он тоже понял, что отвертеться нам от приглашения не удастся. Зачем нужна была вечеринка для Мрака мы не знали.

Я надеялась не для того, чтобы подставить еще как-то меня. Или показать в невыгодном свете Глеба.

Либо это было примирение?

Нет, не думаю. Слишком смиренно для Матвея. В нем точно нет такого качества, как смирения с чем-то либо.

Значит подстава?

Глеб отошел, чтобы найти нам напитки. А я осталась стоять около камина.

Живой огонь приятно согревал мои застывшие пальцы. Чтобы добраться в горы нам пришлось потратиться на такси. И одеться пришлось не по-летнему и даже не по-весеннему. Днем в горах было тепло. Но ближе к вечеру тут холодало. Мне пришлось отыскать теплую кофту и куртку, чтобы добраться до дачи в полной комплектации и без обморожения.

— Алмазов тебя случаем не бросил?

Едкий голос сестрицы. От него застывает кровь во мне. Я медленно поворачиваюсь в ее сторону и осматриваю.

— Нет, с чего это ему бросать меня.

Отворачиваюсь от сестренки и провожу по волосам. Все же я напрягаюсь. Я жду от нее подлянки. Может это, будет гадкое слово. А еще Света не поняла мое предупреждение. Она снова пытается добиться от меня реакции.

Не люблю реагировать на чужие провокации. Но иногда так трудно удержать язык за зубами.

— Да? — сомнение в голосе сестрицы. С издевкой. Что она хочет сказать этим? — Только почему-то твой парень общается с твоей подругой. А твоя подруга…

Ее палец с ярким красным маникюром со стразами указал направление. Я не хотя взглянула и сжала зубы до скрежета.

Там стоял Глеб, а рядом с ним Арина. Она столкнулась с ним и теперь краснела. Девушка пыталась вытереть салфеткой мокрое пятно, а Глеб… он отстранял ее. С улыбкой и какими-то словами. Но они вызывали у Арины приступ смущения. Она более нервно пыталась осушить пятно. И в какой-то момент Глеб схватил ее за руки и встряхнул. Она посмотрела на него, а он говорит. Проникновенно. Прямо в глаза.

И она заворожена.

Обжигающая ревность.

К нему. К ней.

Она лишает рассудка и здравого смысла. Она управляет мной похуже чужой намеренной провокации. А это лишает меня главного. Того, чего я дорожу больше всего на свете. Независимости.

Я зависима от своих чувств. Они поглощают меня.

И казалось бы невинный поступок любимого. Его попытка успокоить девушку. Вызывает во мне взрыв атомной мощности.

Я не слышу себя. Я не слышу своего подсознания. Разве это независимость?

Это зависимость. От чувств. От другого. То, чего я не люблю. То, чего я боюсь.

А еще жалость. Потому что Глеб бросает взгляд на меня. И он моментально меняется. На нем появляется та, самая улыбка. Только для близких. И это замечает Арина.

Ее личико искажается. На нем мелькает боль, которую она хочет скрыть. И мне тоже больно.

Жалость к другому — это тоже зависимость. Чувство вины — зависимость. Я не могу поступить по-своему без оглядки на другого.

Раздражение внутри губительно для меня.

Но меня больше всего раздражает не сами чувства. Не другие люди. А то, что я испытываю эти чувства. То, что я не чувствую свободу.

И они меня сжимают в рамки, которые я создала. Сама.

— Оо, а ей больно, — вкрадчиво прошептала Света. — Из-за тебя она страдает. Да не только она. Все. Но ей… единственная твоя подруга каждый день умирает. Когда видит тебя такой счастливой. И его. Только тебе скорей всего плевать. Как и всегда. Ах, да. Ты ведь смогла пережить реальную смерть близких. Так что на чужую сердечную смерть тебе наплевать. — ее яд патокой лился. Он обволакивал меня и попадал в нужные места. Мои руки задрожали и, чтобы скрыть это. Я сжала их в кулаки. А Света обошла меня с другой стороны и продолжила: — А еще твои родители. Они ведь умерли, потому что спешили к тебе. Ведь у любимой дочурки праздник. Первый показ. День рождение. Поздно ночью возвращались ради этого. А там… столкновение. — она сделала глоток напитка и взглянула оценивающе на Глеба. — А еще он. Алмазов ведь тоже мучается. Он понимает какого полета ты птица. И ждет, и боится. Ему хочется удержать тебя. Но и боится перекрыть тебе путь. Ведь тогда ты упорхнешь. Ты даже Матвея поймала в свои сети, — указала на Мрака. Вокруг него столпились девчонки, но он ни с кем не общался. Даже пытался вырваться из кучи, что у него не получалось. — Расскажи, как себя чувствует та, вокруг которой все страдают и умирают?

Света вздернула одну бровь и ухмыльнулась. Она отсалютировала мне полупустым бокалом. А я окаменела.

Она смогла ударить меня.

Она нашла мое слабое место.

Я следила мертвым взглядом, как она уходила. Но в голове моей она оставила хаос. Гул нарастал.

Оказалось, что гул был не только в моей голове.

— Куски говна!

Голос Белькова вырвал меня. Рядом с ним стояла заплаканная Маша. На полу с прижатой ладонью у щеки лежал в футболке с футбольным номером Антон, а напротив Олега стоял другой футболист. Он вытянул руки перед собой и отступал.

— Олег, ты чего? Мы ведь поразвлечься ей предложили. Без всякого криминала.

— А она вам отказалась, — грозно замахнулся Бельков. — Но со слухом у вас беда.

— Да она не знает от чего отказывается!

— От дерьмового любовника, — глухо проговорил Олег. Он еле сдерживался и уже направился к стоящему футболисту.

Глеб и Ян выскочили к ним. Олега сдерживал его брат, а мой парень встал между ребятами.

— А теперь каждый по очереди расскажите, что произошло.

Мой телефон требовательно зазвонил.

— Алло, — осторожно ответила на незнакомый номер.

После смерти родителей, когда мне позвонили из полиции и сообщили об их гибели. У меня развился иррациональный страх. Словно каждый звонок с незнакомого номера — это признак плохого сообщения.

— Вы Ксения Малахова? — мужской уставший голос показался мне знакомым.

— Д-да. А вы кто?

— Капитан полиции Белехов.

Это он. Тот самый, который звонил мне и сообщил о смерти.

Что ему нужно?

Я затравленно оглянулась. Мне нужно уединиться. Увидела балконную дверь и кинулась к ней.

Свежий воздух обдал меня, наполняя меня кислородом и холодом. Но я его не чувствовала. Холод внутри меня был сильнее.

— Вы здесь, Ксения?

— Д-да. Я слушаю.

Дрожащая рука трясла телефон у уха. Дыхание сбивалось, а сердце билось в слишком частом ритме.

Предчувствие нового ужаса.

— Я сожалею, — Бум. — Мне снова приходится вам звонить. — Бум. — Но… — Бум. — Михаил Аркадьевич Носов. — Бум. — Он умер два часа назад. В центральной больнице. Он перед смертью попросил позвонить вам и передать сообщение. Ксения?

Умер….

Два часа назад….

Центральная больница…. А я даже не знала, что он госпитализирован.

Дядя Миша.

— Да, я слушаю.

— Вот его записка. «Я успел отправить тебе посылку. Она поможет тебе для твоего пути. Запомни, Ксютка, ты все равно передо мной в ответе за исполнение своей мечты». — … — Ксения?

— Кто его похоронит?

— Он оставил деньги на это. Я лично займусь этим.

— Спасибо, капитан. Спасибо, что позвонили.

Я отпустила руку с зажатым телефоном. Из него еще издавались звуки голоса, а потом последовали гудки.

Боль в груди сдавливала меня изнутри. Слез не было. Одни только жалкие всхлипы. Боль распространялась по телу, а камень трещал. Кровь сочилась из него внутри.

Как же больно!

Все вокруг меня страдают.

И умирают.

Все. Вокруг.

Слова Светы как кислота на рану. Зашипела и разъела еще больше.

И слезы рванули. Сбивая все преграды.

— Малахит, Малахит, замерзнешь ведь, — мне на плечи опустилась мужская куртка. Матвей обошел меня и заглянул в мое лицо. — Мал… Ксюша, что случилось? Ксюша! Болит где-то? Ксюша, не молчи!

Выкрикнул Матвей, дергая меня за плечи. Его волнение в голосе добили мое каменное сердце. Потому что я заревела в голос со стонами и всхлипами.

— Ну-ну, Ксюшенька, — притянул к себе Мрак и нежно провел по голове. — Маленькая моя, я все решу. Не нужно плакать. В чем хочешь, помогу. Не могу видеть твои страдания. Ксюш, ты ведь слышишь меня?

Его теплые объятия успокоили меня. Слезы высохли, но всхлипы остались.

Слышу как открылась балконная дверь и голос:

— Отойди от нее.

Глеб вырвал меня из объятий Матвея и упрятал за свою спину. Мне так тяжело в душе, что я не могу воспротивиться. Или даже сказать что-то.

Я стою и смотрю, но мне все кажется почти нереальной картиной. Почти сюрреализм.

— Вот придурок, — крикнул Матвей. — Посмотри на нее! Видишь? Ты часто видел, чтобы Малахит ревела вот так!

Глеб оглянулся и увидел только мои красные глаза. Он сжал кулаки и направился к Матвею.

— Это ты ее довел?

— А может ты?

Они встали друг против друга. В их позах напряжение. Нужно только взмахнуть флагом и начнут бой.

Внутри пустота. Внутри нет чувств. Они испарились. Потому что боль выжгла все светлое, что было.

Только последние слова дяди Миши звучали в голове. А все остальное казалось лишним. Неуместным.

Что нужно убрать и срочно.

— Вы оба идиоты, — холодно проговорила я. Они оглянулись на меня. И у обоих растерянность на лицах. Они всматривались в мое лицо. Но, я уверена, они видели только маску. Маску бесчувствия. — У меня умер последний близкий человек. А вы, как недалекие петухи, можете только петушиться и драться.

Оборачиваюсь, а позади меня толпа из гостей. Они расступились при моем подходе. И я как Моисей прошла сквозь море людей.

Я выбегаю и торможу около входа.

Нужно что-то делать. Нужно отсюда выбраться.

— Я вызвала такси. Оно приедет через двадцать минут. Ждет?

Арина протянула мне мою куртку. Я забрала ее. И кивнула.

Девушка не ушла. Она подошла ко мне и обняла. Крепко. Как умеет только она. Я выдохнула в ее плечо и затряслась.

Видимо я еще не все слезы выплакала.