Чувство вины как паразит. Как чертов гельминт в кишечнике. Паразитирует внутри и медленно убивает. Питается тобой. Твоими хорошими эмоциями и убивает в тебе цельного человека.
А сам расцветает и растет.
Прошла неделя, потом вторая. А Глеб продолжал молчать.
Он обиделся. Без этого никак.
Парень не отвечал на звонки, которые я делала в первые дни. В школе игнорировал. Даже на совместном награждении в математическом конкурсе ездили молча. Но молчал он не только со мной.
Маша, наша отличница, во время поездки трещала словно у нее два рта вместо одного. Она надеялась на внимание. Все же Глеб в школе, а тем более в классе, является одним из популярных парней. И его внимание для любой как честь. Как солнечный свет во время дождя. Которым я смела разбрасываться.
Судя по взглядам одноклассниц.
Они не понимали, почему я еще не выпрашиваю прощение в ногах у парня.
Глеб говорил только с учителями, Люсей и Рустамом.
Его друг неодобрительно на меня поглядывал. Но не зыркал убийственным взглядом, после которого хочется вздернуться. Его беспокоило состояние Глеба.
Но я устала. Устала держать себя. Свое лицо. Свою маску.
Арина недоуменно поглядывала на меня. Она не спрашивала подробности. Но все в ней говорило. «Иди к нему. Поговори. Я бы так и сделала».
НО.
Я не она.
Часть меня бежит к Глебу, чтобы попросить прощение. Это часть влюбленная. Верующая в чудо. Нежная фиалка, которой нужно в меру солнечной свет и вода. А еще любовь и ласка. Другая часть заставляет сидеть на месте. Это камень. Мой малахит в сердце.
Камень для моей души: привычен. Привычен на столько, что я гублю в своей душе фиалку. Не поливаю и не радую светом. А она чахнет.
Но зато крепнет камень во мне.
И голос от малахита говорит все громче.
«Его жизнь здесь. Пусть лучше мы расстанемся сейчас, чем позже. Это благородный поступок. Ты спасешь его от боли».
Ведь так?
Я ведь этого хочу. Чтобы он меньше страдал? Чтобы не страдала я.
Эти мысли убивали меня. Чтобы откинуть их, я садилась и занималась как угорелая. Нужно сдать экзамены, нужно подготовиться к модельным показам. Нужно подготовить свою будущую жизнь в столице. Остается времени все меньше. А я столько часов бездарно потратила на чувства.
Я занималась и практиковалась в английском, в театральном мастерстве. Упражнялась с разными эмоциями и позами. Я все делала со слезами на глазах. Но делала.
Экзамены по математике и русскому.
Я даже ночью училась. Потому что сон бывало не приходил.
Я осунулась. У меня появились мешки под глазами.
Однажды ко мне подошел Рустам и увел на разговор.
— Что между вами снова произошло. Вы что тут бразильские сериалы устраиваете из ничего.
Парень нависал надо мной. И меня впервые не трясло от страха при его присутствие. Он остался таким же большим и угрожающим. Но мое чувство самосохранения ушло в глубокую спячку.
Я могла только без интереса пялится на парня и подбирать слова.
— Тебя это разве касается?
— Касается раз из вас двоих ни один не может подойти и разобраться в ситуации, — четко проговорил Рустам. — Он мой друг. И я вижу, что он страдает. Но еще я вижу, что страдаешь и ты. Поэтому не понимаю, что происходит.
— А он не говорит?
— А ты как думаешь? — с усмешкой произнес он. — Мы ведь гордые люди. И пойти на прямую честно поговорить нам сложно. Вместо того чтобы гладить по шерстке свою гордость. Мог бы пойти против шерсти ради счастья. И ты кстати тоже.
Я гляжу на друга моего парня и радуюсь. У него есть хороший и преданный друг. Не то, что те ребята. Они может и общаются давно. Но они не друзья.
Так приятели и только.
А Рустам предан Глебу. И это меня радует.
— Рустам, — тихо зову его. Он наклоняется ко мне. — Я люблю…
Нас прерывает тихий вздох рядом с нами.
Оглядываюсь и вижу нашу классную.
Она прижимает классный журнал. Ее глаза распахнуты и в них отголосок боли. Она смотрит на меня, а потом и на Рустама. Делает шаг назад, и убегает.
Рустам срывается за ней. Он проносится, словно его подгоняет сам ветер, по школьному коридору, преследуя свою жертву.
Неловко.
Я ушла в тот день, но недалеко. Меня встретила Света и тоже повела на разговор.
Только она не с дружеской помощью, а с угрозами.
Матвей в эти дни не общался со мной. Он не говорил со мной с Москвы. Но его взгляд изменился после моего фиаско с Арсением. Как он проговорился на набережной Глебу, что я с ними встречалась.
Видимо друг рассказал Мраку про встречу, и чем она закончилась.
Взгляд Матвея напоминал звериный. Он как хищник наблюдал за моими действиями и выжидал. Когда я ослабну до такого состояния, когда позову его.
Но он не дождется от меня зова помощи. В этом я была уверена.
Только Свете об это не расскажешь. Она видит, что Матвей ни с кем не встречается. И он наблюдает за мной. С ее способностями она может вычислить, что я работаю в бизнесе родителей Маркова.
Моя сестрица пришла с уже знакомой мне Диной, и прижала меня к стене.
— Почему он продолжает за тобой следить? Почему он смотрит на тебя, а не на меня? Что мне сделать, чтобы он посмотрел на меня!?
Она кричит, а слюна падает мне на лицо.
Я слишком слаба, чтобы сопротивляться. Во мне нет ни физических, ни моральных сил. Она кричит и плюется. А я могу выдавить из себя немного.
— Сделай пластику. Чтобы твое лицо было похожим на мое. Я уверена. Он обратит внимание на это.
После моих слов ярость в глазах сестры выливается. Мне или мерещится, или скорей всего нет. Но они краснеют и напоминают дьявольские.
Света заносит руку, чтобы ударить. Но ей не дают.
— Тебе ведь говорили, что трогать Малахит никто не смеет, — Бельков номер один держит крепко руку сестры прямо около моего лица. Видно, что девичья рука помаленьку приобретает синеватый оттенок. Света пытается вырвать из тисков кисть, но ей не удается.
— А ты, — второй Бельков приобнимает Дину и прижимает к себе. — Ты уже должна знать, что Мраку не нравится, когда что-то его портят.
— Да разве она его, — выкрикивает Света. Она не выдерживает и взрывается. Отпихивает Белькова и вытягивает свою руку. И начинает оглушительно кричать. — Она не с ним! Она его динамит! Как он смеет ее еще и защищать! Я могу и хочу сделать ей больно. Чтобы поняла, что такое боль. Что значит терять близких. Что значит остаться в одиночестве.
Поднимаю голову и холодным взглядом ловлю ее.
У нас с ней контакт. Но я впервые смотрю на нее своим взглядом. Который режет по живом.
Выпрямляюсь во весь рост и нависаю над своей сестрицей. Теперь помощь нужна ей, а не мне.
Протягиваю свою руку и смыкаю на ее шее.
И говорю. Не так как она. Громко, в надежде что ее кто-нибудь услышит. А тихо. Потому что знаю. Страшнее тихого голоса нет ничего. Только нож перед горлом.
— Ты не знаешь, что такое истинная боль. Что значит терять близкого. — крепче перехватываю и вижу как глаза у сестры пугаются. Она делает судорожный вздох, но ее горлу не хватает места, чтобы протолкнуть воздух в легкие. — Ты потеряла надежду на будущие. Но он даже не был твоим близким. Ты придумала историю в которую сама и поверила. И не смей говорить мне, что я не знаю боль. Что я не знаю, что значит терять близких. И что такое одиночество. Ты должна навсегда заткнуться для меня. Чтобы больше я тебя не слышала. Чтобы из твоего поганого рта больше ни слова не вылетело в мой адрес. Ты поняла меня?
Говорить Света не могла.
А я не могла остановиться.
Что-то во мне взорвалось и уничтожало все вокруг. Мне хотелось крушить. Мне хотелось губить. Мне хотелось убивать все вокруг.
И так получилось, что мне попалась она.
Моя кузина. Которая давно напрашивалась на порку.
Пришла кара и за ней.
— Тебе нужно остановиться, — один из Бельковых подошел к нам и положил свою руку на мое плечо. — Ксюша, остановись. Ты ее убиваешь.
— Ян, говори когда ее хватать.
— Олег, заткнись, — гаркнул Ян. — Она сама отпустит. Она ведь не хочет стать убийцей.
Кто убийца?
Я?
Как тот парень, который убил моих родителей. Причина аварии. Он убийца. Которого я ненавидела и хотела убить. Но он стал калекой. Его судьба сама погубила.
Но мои родители умерли.
А Света. Я ее ненавижу. Но убивать. Ее убивать я не хочу.
Медленно, даже слишком я разжимаю руку. Света жадно глотает воздух. А я отхожу. Моя рука опадает, и Ян подхватывает меня.
— Ты молодец Ксюша.
— Так девоньки, — Олег встал около Светы и подбежавшей к ней Дины. — Вы забываете о встречи. Забываете, что было. И тогда все будет окей. Прощайте. И надеюсь, Света, это твоя последняя попытка обидеть Малахит. Она тоже может сделать тебе больно.
— Пошли, Олег.
Ян уводит меня, а Олег идет позади с моей сумкой. Они не сговариваясь заводят меня на парковку и садят в машину.
— Ты в порядке? Может в больницу?
— Да посмотри на нее. У нее просто болезнь трех эн.
— Какие к черту трех эн, — взрывается Ян и заводит машину.
— Недосып, — зажимает первый палец Олег. — Недоед. И недо…
— Я понял, — перебил его Ян. — Но все же. Ксюш, ты как? Глеб тебя обидел? Скажи только Мраку, и он ему надерет задницу.
— Брат, ты дурень, — ржет Олег. — Ты не видел что ли Глеба. Он такой же, как и она ходит. У него тоже болезнь трех эн.
— И как по-твоему лечится эта болезнь, — хмыкает водитель.
— Блин, брат. Я знал, что ты младше меня, но чтобы мне как старшему объяснять как лечится последняя эн. Поезжай к моей девочке и я объясню. Почти наглядно.
Ян стукает брату по голове, но смеется.
А я слово только очухиваюсь. И понимаю, что натворила. Я этими руками сжимала горло человека. Я сжимала и чувствовала пульс. Как он учащается. Как не хватает телу кислорода.
И мне понравилась такая власть.
Это так ужасно.
Слезы покатились по моим щекам. Мои ладони прижимаются к глазам, словно пытаются удержать внутри. Но это не помогает.
Я вздыхаю, а с выдохов вырывается и всхлип.
Братья переглядываются, но молчат.
А я реву.
Потому что я хочу быть счастливой. Хочу быть мягкой и женственной. Хочу быть с Глебом. Но если я с ним останусь, то я не смогу исполнить свою мечту. И это меня угнетает не меньше.
Я устала выбирать.
Я хочу определиться. И выбрать что-то одно.
Братья привезли меня домой, а я прошла в свою комнату и сразу завалилась спать. Эмоций во мне не осталось. И сон наконец-то пришел.
**
Наступило утро. Я пялилась в потолок, когда на меня навалило осознание. Так продолжать нельзя.
Нужно что-нибудь отрезать. Либо мечту, либо Глеба. Одним ударом. Что-нибудь одно.
Тогда мне станет легче.
Собираюсь дольше обычного. Приходится замазать тоналкой мешки под глазами. Подкрасить глаза, чтобы они не казались потухшими.
Я вышла из подъезда и врезалась в парня.
Глеб стоял передо мной. В его руках красная роза. Которую он мне протянул.
Это что? Перемирие?
Когда я приняла решение что-нибудь отрезать?
— Прости меня, Ксюш. Я не должен был уходить. Как ребенок. Не узнав всю правду.
Передо мной маячит роза, а я не могу ее взять. Передо мной еще висит вопрос и мое решение. Что выберу я.
— Ксюш, я должен верить тебе. Ты не предашь меня. И мой поступок глуп и самонадеян. И я…
— Глупости не говори, — перебиваю его. Беру цветок в руки и вдыхаю аромат. Тут на югах цветы действительно пахнут. Свежестью и самим цветком. Обоняние тает от аромата, а я капельку оживаю. — Я тоже должна была рассказать о встречи с Матвеем.
— Но я…
— Глеб, мы подростки. Нам свойственно вести себя так. Не подумав. Мне не за что прощать тебя. А я вот…
— Ты тоже не должна ничего говорить, — обнимает меня Глеб.
Мне так уютно в его объятиях. Я хочу склонить голову на его плечо. Прижаться к нему. Поцеловать.
Но правильно ли это?
— Пойдем в школу, Ксюш. Скоро занятия.
Киваю и следую за ним.
Мы сделали пару шагов, когда Глеб резко тормозит и целует меня. Я задыхаюсь от его поцелуя. Мне он нравится. Я обнимаю его за шею и целую так же жарко его в ответ. Мне надо набраться смелости и решить что делать.
А пока я наслаждаюсь поцелуем с парнем, которого люблю.
С улыбками на губах мы приходим в школу. На нас все посматривают. Кто-то улыбается на наши скрепленные руки, а кто-то отворачивается.
Но когда мы зашли в класс, нас встретило объявление.
— Класс, давайте поедим на мою дачу в горы кататься на лыжи. Скоро экзамены. И времени совсем не будет. Так что предлагаю всем без исключения приехать на мою дачу. Будем пить, курить и кататься на лыжах. Как вам?
Предложение Матвея приняли на ура. И по взгляду Матвея я понимаю. Я поеду. По своей воли или нет. Это уже будет следующим вопросом на досуге.