Где ты, Маленький 'Птиль'

-- Это серьезно. Дальше, Пилли, -- сказал папа.

-- Один из наших кораблей-гигантов садится на Землю, вы его тепло принимаете, начинаются дружеские отношения, переходящие в деловые; земляне скоро поймут, что на них давят по линии их ресурсов, и я не знаю, как вам это понравится. Но вы в вежливой форме узнаете также, что по договоренности с нашими двадцатью кораблями, оставшимися в космосе, корабль, сидящий на Земле, обязан каждый час выходить с ними на связь. Достаточно одного срыва связи, и корабль, наш, сидящий на Земле, если успевает -- уходит в космос, а летающие двадцать атакуют Землю, от которой ничего не останется. Еще раз: я слушала, ч т о вы говорили Горгонерру на беседе в доме правительства. Судя по вам -- земляне отчаянные и гордые... люди, и вы не потерпите давления экипажа севшего к вам этого, первого, корабля. Вот почему я бы очень не хотела, чтобы Горгонерр, отпустив вас, узнал дорогу на Землю.

-- Черт знает что такое! -- Папа резко встал.

-- Черт? -- спросила Пилли. -- Что он знает?

-- Ай, ладно. Потом. По логике получается, что если так и будет и нас повезет Карпий, то просто лучше, чтобы нас с Митькой не стало, но и не стал бы известен курс на Землю. Этак можно не столько убийства бояться, сколько думать о самоубийстве.

-- Перестаньте! -- сказала Пилли. -- Перестаньте!

-- Перестал. Извиняюсь.

-- По-моему, вы изрядно устали и вам пора поспать, и основательно. Так что, до встречи утром.

-- Вы на машине? -- спросил папа.

-- Да, -- сказала Пилли, и мы проводили ее вниз.

Пилли взлетела, сделала разворот невысоко над нами и, не выбрасывая защитный купол над машиной, сделала (в пику мне) мертвую петлю, потом быстро снизилась и медленно пролетела мимо нас, улыбаясь; я показал ей большой палец. Кивнув, она врубила двигатель на полную катушку и исчезла.

Часть 2

1

Столько разных впечатлений навалилось на нас, что я просто не мог поверить, что все это произошло за считанные часы. Какая-то необычно стремительная дружба с Ориком и Пилли (и я им верил); меня поражало, с какой легкостью и скоростью они вошли в наше положение, вдруг став не приятными собеседниками, а просто друзьями. Второе ощущение, как бы даже философское: подумать, так нам даже повезло, что нас очевидно взяли в плен. Сумей Карпий наладить с нами контакт в космосе, уговори он нас залететь в гости на Политорию и поддайся мы этим уговорам, -- мы бы точно были в неведении о положении дел. А чего стоили одни эти неясные моро -- потомки обезьян, и к т о их, спасая, привез на Политорию? А геллы? А Латор? Летающие люди, у которых украли половину эмоций и превратили в рабов. В наше отсутствие "Птиль" был тщательно изучен. Как именно, если тщательно? А если они, попав внутрь, нашли и вскрыли потайной ящик с картами -- это же полный завал. Как быть с мамой, как? Фантастично -- но вдруг мы сумеем дать о себе весточку Славину, весточку-инструкцию? Мама уже дома, а он каждый день передает ей от нас приветы. Но что это за приветы, если нас нет больше месяца? Ладно, мы что-то обнаружили на своей планетке и с согласия Земли ведем расследования (редкий металл). Тогда эту "утку" он должен подкинуть газетчикам, все же знали о нашем отлете. Но начальству-то надо будет сказать правду, а им -молчать? А вдруг что-то да просочится?!

Заснул я с трудом и, засыпая, увидел, нет, не сон, конечно, а какую-то предсонную приятную белиберду: чужая планета, инопланетяне -- слизняки со щупальцами и мерцающим глазом, но добрые, добрые, и музыка, музыка... .. Мы "плыли" над Политорией на двух машинах: в одной -- Орик и Пилли, в другой -папа, Оли, я и Сириус. Полет к моро решился за завтраком, который я проспал, и присоединился к остальным уже в самом конце. Утром звонил Горгонерр и сказал, что все меняется, и попросил папу провести короткую пресс-конференцию с учеными и газетчиками. Мы на пару часов разделились: папа -- на пресс-конференцию, я -- в планетарий. Еще по дороге к планетарию я связался с папой по маленькому коммуникатору и попросил его на время выступления свой не отключать, чтобы я мог все слышать. Замысел Горгонерра был понятен: отказаться от пресс-конференции (как он думал вчера) было бы неверно, это значило придать огромное значение протесту укрывшихся в скалах политоров. До конференции папа сгонял с Ориком на "Птиль" (тот так и стоял внутри Карпиева корабля) и забрал с собой кое-какую одежду, фотоаппараты, слайды и проектор (в космос их брали обязательно -- для борьбы с ностальгией), кое-какую баночную еду -- для угощений, ну, и конфетки там разные... Конференция была курам на смех. Папа постоянно "соскальзывал" на быт: семья, дети, обучение, разные языки и народы, культура, искусство, спорт и прочее. Всем дико понравились слайды. Жизнь на них чем-то напоминала политорскую (разве что старомодные роллеры и обычные машины вызвали тактичный смех), растительность была вовсе не похожа, и тем более дома, огромные небоскребы. Всех поразило количество людей в городах и особость наших животных. Поговорили о третьем глазе, об обезьянах (наконец-то они их увидели). О космотехнике папа говорил почти открыто, раз уж ясно было, что она ниже политорской. Всех, однако, поразили межпланетные станции (спутники у политоров были, а межпланетки -- нет). Папа пояснил, что станции эти расположены довольно далеко от Земли и используют свои конкретные космические условия для работы. Там в основном лаборатории, ну и "местные жители", конечно. Станций очень много, объем каждой невелик, и на большом расстоянии они не "прощупываются" и совсем не видны, но сами обладают мощной аппаратурой слежения и мощным оружием.

-- А разве вы не обжили какую-нибудь годную планету?

-- Да, -- сказал папа. -- Не очень большую, правда.

-- Она имела название или вы ее назвали сами?

-- Не имела. Теперь ее зовут Ромашка-один.

-- А "ромашка" как-то переводится?

-- Да, это такой простенький цветок.

Все развеселились, аплодировать политоры не умели.

-- А как на Ромашке с ресурсами: руда, металл, газы?

-- Увы -- плохо, очень плохо. На Земле с этим тоже туговато. Ищем искусственные ресурсы, как и вы, -- закрепил папа скользкую тему.

-- Был ли смысл заселять Ромашку? И кто там жил до...

-- Нет, Ромашка была пуста.

-- Значит, никакой рабочей силы?

-- У нас все делают машины и роботы.

-- Зачем вам эта Ромашка, если она так бедна? Папа пожал плечами:

-- Там красиво. (Легкий смех в зале.) Много забавных животных. Главное же -- проблема перенаселения Земли, на Ромашку улетело много желающих. Плюс -- огромные запасы леса.

-- Вот это уже яснее.

Был серьезный разговор о войнах, папа подробно рассказал, чем могла кончиться третья мировая, исходя из типа оружия на Земле, но этой трагедии удалось избежать. Как сказал ведущий передачу, многие политоры встали, изображая рукой жест, которым они на расстоянии обозначают, что кладут правую руку на левое плечо папы.

Мне повезло: планетарий был пуст. Орик познакомил меня с директором планетария, тихим политором по имени Ир-фа, и улетел. Ир-фа, как это ни странно, был для политора, нет, даже для человека, маленького роста, но тоже красивым, а главное -- мягким и чутким. Я объяснил ему, что на Земле увлекаюсь астрономией, и он охотно показал мне полную картину звездного неба Политории. Насколько это возможно, я запоминал все, и еще мне удалось увидеть обе Тиллы. После Ир-фа спросил у меня: не хочу ли я посмотреть выставку моделей истории политорского космического флота? Какие разговоры?! Я тут же согласился. Выставка была огромной. Модели шли одна за другой по кругу на крытом балконе "шара" планетария. Сам "шар" на пике был один, как и у квистории, но много ниже, а кавычки я поставил потому, что шар был сплюснут. Внимательно разглядывая каждую модель, до последней, я наконец обнаружил модель, близкую к нашим, земным кораблям. Принцип действия я не смог уловить абсолютно верно, но одно меня удивило: некоторые корабли имели как бы хвост; на четырех мощных станинах, идущих от транца назад, крепился еще один транец, уже не плоской, а сферической формы. Вывод напрашивается такой: выброс двигателя толкал корабль вперед, доходил до этого сферического транца, "отталкивался" обратно и по краям основного потока-выброса возвращался к главному транцу и, хоть и ослабленный, все же "толкал" корабль чуть-чуть еще в его главном направлении. Конечно, эти мои мысли были на уровне бреда...

-- Нравится? -- спросил Ир-фа. -- Модели.

-- Да, очень, -- сказал я.

-- Но самое главное, что, когда мы говорим о моделях, мы имеем в виду не только скорость большого корабля этой модели, но и скорость самой маленькой модели.

-- Ка-ак?! -- Я удивился. -- Они тоже могут летать? И быстро?

-- Очень, так же, как и их крупные варианты.

-- Прямо вверх, в космос?

-- Да, и так. Или по кругу: модель легко программируется.

-- Здорово, -- сказал я. -- А вам не жарко? Солнце припекает.

-- Жарковато, -- сказал Ир-фа. -- Но дело поправимое. -- Он нажал какую-то кнопку на стыке двух выгнутых плоскостей плекса, и одна секция сдвинулась, "вписываясь" в соседнюю, открылась, как большое длинное окно, и тут же потянуло ветерком.

-- Сегодня будет жаркий день, -- сказал Ир-фа.

-- А ваш род, уль Ир-фа, не самый древний, но все-таки...

-- Ну какой же я "уль"? -- грустно улыбаясь, сказал он. -- Вы правы, я не самого древнего рода. Хотя в свое время это не мешало мне быть на космоплане первым пилотом.

-- А что случилось? -- спросил я. -- Если не секрет.

-- Не секрет, -- сказал он. -- Возраст. А еще -- я страстный охотник, дружил с моро и однажды на охоте проглядел крупного кольво. Когда он вцепился мне в руку, вождь Малигат прикончил кольво копьем, но меня еле спасли от яда, а нервные окончания руки так и не пришли в норму. Так я из командира корабля превратился в мелкого служащего.

Мне стало не по себе. Честно. Уныло как-то.

-- А вот и уль Орик, уль Митя, -- сказал Ир-фа. -- Прощаюсь с вами и жду вас снова, если вам понравилось.

-- Очень, -- сказал я. И смущаясь, но положил-таки свою правую руку на левое плечо Ир-фа. Он мне ответил тем же. -- И не зовите меня, пожалуйста, улем! Митя -- и все.

-- Понимаю, мальчик, -- сказал он. -- Но все же... Иная планета, разум -- это вызывает уважение.

Я покраснел, и мы простились. Я плюхнулся в машину Орика, и мы дунули в сторону квистории. Прохожие, громко щебеча, махали нам рукой. Папа и Орик плыли навстречу друг другу, лоб в лоб, и очень изящно, сантиметрах в тридцати друг от друга, развернулись в сторону нашего дома. И Орик так приблизил свою машину к папиной, что я на ходу перескочил к папе, и мы рванули вперед -- забрать Пилли, Оли и Сириуса.

Тронувшись от дома спокойно, мы вскоре резко взмыли вверх и пошли в сторону моря как бы уже на планелетах, ясно было, что нажатие этой вот ручки переводило машину с режима воздушной подушки совсем на иной режим, скажем, реактивный. Летели мы рядом, "подняв" куполы над головой, двигатели работали бесшумно, и я спросил, будем ли мы пролетать над Калихаром, Ромбисом и Лукусом.

-- Нет, -- сказал Орик. -- Они в стороне. Под нами будут только Кру и Селим -- маленькие городки, почти деревни, там местные жители разводят овощи и целебные травы.

-- А дома тоже как в Тарнфиле? -- спросил папа.

-- Нет, другие, -- сказала Пилли. -- Деревянные домики, но тоже поднятые над землей: кругом леса, дикие звери. А иногда очень сильные ливневые дожди -- вода катит по земле, как река.

-- А как же подземный Тарнфил?

-- Там высокие тротуары... Ах да, ведь вы же еще не побывали там. Тротуары имеют некоторый угол наклона.

-- Похоже, Кру и Селим, -- сказал я, глядя вниз, -- совсем скрыты в лесах. А как добираться оттуда до Тарнфила?

-- У нас давно нет колесных дорог, -- сказал Орик, -- но летают рейсовые пассажирские космопланы.

-- Кто побогаче, -- сказала Пилли, -- имеют машины вроде наших. Кое-кто -- винтокрылы, но особые: двигатель и горючее в сумке за плечами и винт над головой.

-- А, -- сказал я. -- У нас на таких только соревнуются. Орик сказал:

-- Уль Владимир, если вы хотели пожить на какой-нибудь планетке с водой, -- вы взяли с собой что-нибудь для подводного плаванья и охоты?

-- Конечно. И сейчас все при себе. Кстати, Орик, если у моря скалы и дикий лес, -- вы взяли оружие?

-- Конечно, -- сказал Орик. -- А вы?

-- Да, -- сказал папа. -- И не сегодня на "Птиле" мы его взяли.

-- Всегда с собой?

-- Да, капитан! -- гордо сказал я.

-- А какая система? -- спросила Пилли. Оли все время молчала, закрыв глаза: то ли загорала, то ли пижонила.

-- Лазерная, -- сказал я, а папа подробно попытался объяснить им, что к чему, но Орик сразу же почти сказал, что они давно отказались от оружия такого типа. Если пускать его в ход в городе ли, в лесу ли -- луч убивает много живого. Губит деревья. У нас другие системы.

-- Например? -- спросил папа.

-- У политоров, которые ушли в скалы, есть ружья, пулеметы, наводка оптическая. Пули -- разные, есть усыпляющие. Пистолеты с биоприцелом.

-- А это как?

-- Крепится ремешками к тыльной стороне ладони -- и все.

-- Но целиться неудобно, -- сказал папа.

-- А и не нужно, -- сказал Орик. -- Как правило, из пистолетов мы стреляем, подпуская цель близко к себе: достаточно протянуть кисть в сторону объекта -- врага или дикого кабана -- и его биополе само точно выводит на себя дуло пистолета.

-- Ловко, -- сказал я. -- А это кто внизу, а?

-- Это Кру, -- сказала Пилли, но я мало что успел рассмотреть, кроме разноцветных домиков: мы летели быстро и невысоко. Лес был густой -- ужас, и джунгли потрясающе многоцветные.

-- Как вы думаете, -- спросил папа, -- это серьезная ситуация? Протест и поставленные условия. Теми, кто ушли в леса.

-- Думаю, да, -- сказал Орик. -- Повстанцев -- много.

-- Уль Орик, -- сказала Пилли, вдруг обняв его за плечи. -- Вы выдаете всепланетную тайну.

-- Чем очаровательней женщина, -- сказал явно довольный Орик, -- тем виртуозней ее глупости.

-- Я буду защищаться! -- сказала Пилли и тут же вырвала у Орика руль. Я завопил: их машина стала резко падать, войдя в штопор. Папа побледнел. Через несколько секунд Пилли и Орик снова были рядом с нами, хохоча -- как безумные. Все это произошло на огромной скорости и без всяких привязных ремней. Оба они были, я думаю, действительно спортсменами суперкласса.

-- Какая уж там тайна, Пилли, -- сказал Орик. И тут неожиданно "подала" голос Оли:

-- Допустимо, что сегодня же тайну выдаст сам квистор.

-- Занятно, -- сказал Орик. -- Ты -- мой политик!

-- А что? -- сказала Оли. -- Я не удивлюсь, что, когда мы сядем на пляже, в море будет болтаться подлодка во-от с таким телескопом.

-- Умница, -- сказал Орик. -- Но и повстанцы не вчера родились. Если допустить огонь с воды -- повстанцы ответят.

-- А как же моро? -- спросил папа.

-- Это не остановит квистора, -- сказал Орик. -- Власть дороже.

-- В том числе и ваша? -- спросил папа, но без тени выпада.

-- Слово "власть" пока ко мне неприменимо, но, дойди до этого, я бы охотно заменил его на другое.

-- Вы и дальше будете говорить о политике? -- спросила Оли.

-- Это уж как Пилли скажет, наша дама, -- ответил Орик.

-- Дама не против, -- сказала Пилли. -- Был бы в этом толк.

-- Пилли, -- сказал Орик. -- Если бы вместо уля Владимира и Мити сидел перед нами слизняк со щупальцами, ты бы этого не говорила. Ты быстро адаптировалась. Но уль Владимир -- не политор. Мне интересно мнение человека, который развился иначе, чем мы, из другого существа, живет в такой дали, что и осознать трудно, -- и при этом понимает нас.

-- Я была неправа, -- просто сказала Пилли.

-- У меня такое ощущение, что на Политории и на Земле существуют разные проблемы, но похоже, исходя из древности наших цивилизаций, наша картина жизни должна была быть у вас, а ваша -- у нас, -- сказал Орик.

-- Возможно, вы правы, -- сказал папа.

-- Я уверен, что уровень нашей техники куда выше вашей, мы достигли колоссальных высот, но далеко не во всех областях. Мы охотно пользуемся трудом политоров, геллов, тиллитов, почти не заменяя их вашими роботами. Вы же, не достигнув многих наших пиков, обогнали нас в другом, ваша забота -обеспечить людей нормальной жизнью.

-- Все верно, -- сказал папа.

-- Если я истинный член оппозиции, то только потому, что хотел бы видеть на Политории иные формы существования. Политоры понимают, что деньги, которые им недоплачивают, могли бы пойти на исследования, облегчающие их труд.

-- А куда на самом деле идут эти деньги? -- спросил папа. -- На еще большее усовершенствование того, что и так совершенно?

-- Частично. А на самом деле... -- сказал Орик, -- сейчас об этом не хочется говорить.

-- Море! -- сказала Пилли. -- Вот оно!

Через полчаса мы сели на довольно узкий из белого песка пляж. За спиной у нас были высокие скалы, некоторые из них маленькими хребтами уходили в прозрачную зеленую воду. Море было тихим. Кое-где узкие расселины уходили вверх, в скалы, естественными тропами, поросшими жестким кустарником. Лес, джунгли, над которыми мы летели, остался за скалами, и где-то там бродили тени моро и политоров-повстанцев.

Оказалось, что все хотят купаться -- действительно, жарища была приличная. Бедный Сириус! Его оставили пока в машине. Орик, папа и я надели подводные костюмы -- охотиться. Поразглядывали снаряжение друг друга, в общем, похожее. Орик взял ружье (как и мы с папой), но и надел пистолет на кисть левой руки. Я спрятал в нагрудный карман свой лазер. Конечно, поговорили о рыбах, какие ядовитые, какие нет.

-- А есть крупные опасные рыбы? -- спросил я у Орика.

-- Ну как опасные? -- спросил Орик.

-- Наш юный уль хочет показать себя настоящим мужчиной, -- съехидничала Оли (чего вдруг прицепилась -- не знаю).

-- Я в незнакомом море, -- сказал я ей строго, -- и иду в море не один, -- а Орику пояснил: -- Большие, с нашу машину, или еще больше. У нас это -акулы. Собственно, они могут перекусить человека пополам. И кстати, на кого именно охотиться, чтобы не ядовитые и вкусные?

-- Знаете, Митя, ищите глазами только двух: одну -- абсолютно розовую и другую -- в черно-желтых полосах: пирру и окали -- обе очень вкусные. А опасные? Да, есть. И огромные. Но здесь их нет. Они держатся в северной части моря и, чаще всего, на глубине.

-- Ах, я боюсь, папочка! -- Оли закатила глаза.

И Оли, и Пилли были уже в купальниках, и эти простые вещи ничем не отличались от земных. Правда, их коммуникаторы были в резиновых чехлах, и они могли переговариваться под водой, а мы с папой -- нет, ни между собой, ни с остальными: и наши коммуникаторы, и "плееры" были без водонепроницаемой оболочки. Оставался (под водой) "язык жестов", о чем мы, посмеявшись, и договорились.

Мы вошли в воду и сразу же невольно разделились: Пилли и Оли остались в прибрежной полосе, а Орик, папа и я дунули в сторону высокой скалистой гряды метрах в пятидесяти от нас. Вода была прозрачной, теплой, очень зеленой, а песок белым и чистым. Бродили по песку крупные какие-то моллюски, немного похожие на наши рапаны, но в голубых, более крупных панцирях. Уже в районе гряды я просто растерялся от обилия рыбы. Это был какой-то невозможный цветник, невероятный. Я не видел ни Орика, ни папу, скалы гряды во многих местах были близко к поверхности, и они, заныривая на глубину или в какие-нибудь щели, вполне могли быть невидимы за пиками этих скал. Не видя их и оставшихся у берега девушек, я даже почувствовал страх, и здесь я уж точно боялся не просто моря, но -- подсознательно -- чужого, политорского, в миллионах километрах от Земли. Здесь все было чужое и какое-то недоброе. И тут я увидел в двух метрах под собой эту окали, черно-желтую, размером с килограммового окуня, и про все забыл, про все на свете. Окали плыл (или плыла) очень медленно и спокойно, пощипывая скальную травку. Я понял, где она окажется через четверть минуты, тихо отплыл, тихо занырнул и, медленно шевеля ластами, поплыл вокруг небольшой скалы ей навстречу; уцепившись за острый выступ скалы, я замер, вытянул вперед свой пневматический пистолет, и тут же эта окали боком выплыла чуть впереди меня, и я нажал курок. Потрясающе -- первый же выстрел, и окали завертелась на моем гарпуне. Буквально трепеща от радости, я насадил ее на кукан и потом уже освободил от гарпуна. Целую минуту я был просто счастлив, рыбина была крупной, и было ощущение, что и одной ее вполне хватит и охоту можно считать удачной. Трижды потом я промазал по одной хитрой розовой пирру, после она уплыла, я увидел рядом папу, а потом и Орика, и мы помахали друг другу. У папы я увидел на кукане двух розовых пирру, вполне приличных, у Орика, я думаю, было штук пять разной рыбы. Неожиданно я вздрогнул, как бешеный, -- что-то чужое и теплое легло мне на плечо. Я резко обернулся -- Пилли! Хороши шуточки! Ее лицо за маской улыбалось. Набрав побольше воздуха, она плавно и мощно занырнула и так же плавно, работая обоими ластами одновременно и изящно прогибаясь в талии, поплыла метрах в семи подо мной к берегу. Она уплывала удивительно долго и спокойно, пока не исчезла в зеленой мути вдалеке. На поверхности я увидел плывущую ко мне Оли. Когда она оказалась рядом, я погрозил ей пальцем и сделал рукой жест, чтобы она плыла к берегу. Она подняла голову над водой, вынула изо рта трубку и показала мне язык. После поплыла дальше к высоким скалам хребта. Я быстро дунул за ней, догнал и поплыл рядом. Хребет был не очень широким, я увидел, как он обрывается в сторону открытого моря резко и глубоко, -- дна не было видно. Вдруг я почувствовал, что плыву, напрочь позабыв об охоте, с единственной, что ли, миссией: следить, как бы чего не случилось с Оли. А потом произошло непостижимое, то, что можно пережить даже не в душе, не душой, а как-то всем своим нутром, до последней молекулки, до последнего атома. И все это запечатлелось во мне точно и ясно, как-то резко и основательно, будто кто-то с силой поставил печать на чистый лист бумаги. Я увидел, как из глубины, вдоль стенки обрыва, поднялся наверх Орик метрах в тридцати от нас. Оли немного занырнула и тихо поплыла в сторону Орика, я поплыл с ее скоростью над ней. Она немного уходила в глубину, и тут я увидел, как из зеленой глубинной мути подымается и плывет в ее сторону огромная рыба, конечно же, это была их, политорская акула, с раскрытой пастью, с телом, слегка развернутым по оси и нацеленным на Оли. Уже резко и глубоко занырнув, я увидел под водой Орика, тоже занырнувшего, но он был дальше меня от рыбы, я плыл в глубину, бешено работая ластами, как бы наискосок, пытаясь "вклиниться" между Оли и рыбой; Орик вытянул левую руку в сторону рыбы, дважды его рука дернулась, вероятно, это были выстрелы, но рыба приближалась, она была ближе к Оли, чем ко мне, как я ни старался; как я переложил пневматический пистолет в левую руку, а правой достал из нагрудного кармана лазер, я не помню. Я включил его и провел лучом, рассекая рыбу пополам, как бы немного под углом к ее голове с дикой пастью. Вода окрасилась грязно-коричневой мутью, кровью, я еще дважды провел лучом по еле видимой в мути туше и, резко ударив ластами, стал подниматься наверх. Я был в шоке, не иначе. Поглядев вниз, я увидел в расходящейся мути три неравных куска рыбины -- они медленно тонули. Орик, обхватив Оли рукой, резко поднимался на поверхность. Тут же я увидел рядом папу. Вместе с Ориком они повернули Оли лицом к небу и, поддерживая ее под плечи, быстро поплыли к берегу. Я тоже поплыл, медленно, еле шевеля ластами. Мне было как-то пусто внутри, настолько, что я даже не думал, что рыба, такая же, как и убитая, может оказаться где-то рядом со мной. Я плыл, не оглядываясь.

Когда я выполз из воды и упал на песок, все молчали. Потом Пилли подошла ко мне и погладила меня по плечу. Вскоре я встал, снял костюм и, взяв на руки Сириуса, сел на песок, прислонившись спиной к машине. Потом как-то механически я освободил Сириуса от поводка и намордника и пустил на песок. После встал. Орик подошел ко мне, обнял и, сильно прижав к своей мощной, выпуклой груди, держал меня так с полминуты. Потом отошел и сел у воды. Вдруг я заметил, что Оли встала с песка и идет ко мне. Ее лицо было каким-то нейтральным, прозрачным и бледным одновременно. Подойдя ко мне, она остановилась и глубоко поклонилась мне. Я -- поклонился ей. Сразу же она отошла.

-- Мальчик, -- позже сказал Орик. -- Ты спас мою дочь. Скоро мы простимся и, наверное, навсегда, но я никогда этого не забуду. Я видел ваш космолет, он невелик, но моя машина вполне в него поместится, когда вы будете улетать от нас. Это не подарок. Тому, что ты сделал, нет равного подарка. Это на память. О Политории, какой бы она ни была, об Оли, Пилли, обо мне...

Он подошел к папе, протянул ему руку, помогая встать с песка, и после, как и меня, крепко обнял его.

Тропа была достаточно нахоженной, хотя и узенькой. Она вилась между скал, то чуть убегая вниз по склону, то некруто подымаясь вверх. Среди красно-рыжих слоистых скал, на их склонах и возле тропы росли небольшие кустистые и жесткие деревца, очень бледно-зеленого, белесого цвета. Мы уже видели следующую гряду высоких скал, лес, вероятно, был за нею или еще дальше. Мы шли гуськом, сзади всех -- Орик, потом я, Оли, папа и Пилли. Но Пилли шла не первой.

... Минут двадцать назад все вдруг спохватились -- где Сириус. Я жутко перепугался. На пляже, рядом, его не было, на видимом расстоянии вдоль скал в обе стороны -- тоже, если он ушел по расселине в скалы, то по какой, и уж вовсе неясно было, как его искать и что с ним случилось в скалах или в лесу. Если наш кольво Сириус встретил настоящего кольво, даже маленького, и смело ввязался в бой, то, скорее всего, его уже нет в живых. Мы все вместе как-то нелепо рыскали по песку возле наших машин и чуть дальше, обшарили сами машины, заглянули под них, я все время кричал: "Сириус! Сириус!", но все было напрасно.

Неожиданно откуда-то сверху раздался длинный гортанный крик. Все мы подняли головы: наверху, на самом краю скалы, довольно высоко над нами стоял человек, политор. Он стоял совершенно спокойно, не боясь высоты. У него было темное лицо, белая повязка на голове, длинная одежда до пят а на руках... а на руках наш Сириус! Человек этот поднял руку вверх, и то же самое сделал Орик. Потом Орик что-то прокричал, перевода я не услышал и понял, что это не политорский язык. Человек что-то крикнул Орику в ответ и кивнул головой. Орик быстро достал из машины штуку, явно напоминающую подзорную трубу, и долго разглядывал море.

-- Не вижу никакой подводной лодки, Пилли, -- сказал он. Пилли взяла трубу и тоже внимательно оглядела море.

-- Да, -- сказала она. -- Пусто. Их перископ, даже чуть высунувшийся, я бы разглядела. Море такое гладкое.

-- Тогда мы можем взлететь, -- сказал Орик, и мы торопливо сложили все вещи в машины и взлетели. В скалах, чуть ниже края, где стоял политор с моим Сириусом на руках, Орик отыскал площадку, мы сели и вылезли из машин. Человек с Сириусом подошел к нам, прямой и гордый, но не надменный по виду, и остановился от нас метрах в пяти. Орик подошел к нему, и они положили руки друг другу на плечи. Человек этот что-то сказал Орику. Орик повернулся к нам лицом и перевел:

-- Вождь всех племен моро -- Малигат приветствует вас.

Я подошел к Малигату, низко поклонился ему, не рискуя класть руку ему на плечо, а он своей рукой легко коснулся моей головы. После я протянул руки к Сириусу, позвал его, он потянулся ко мне, и Малигат передал его мне.

-- Уль Орик, -- сказал я. -- Передайте, пожалуйста, улю Малигату, что Ир-фа, директор планетария, кланяется ему и шлет привет.

Орик перевел то, что я его просил. Не думаю (да так и оказалось), что моро были столь надменны, что требовали общения только на своем языке. Но время показало, что политоры могут хоть как-то преодолеть устройство своего речевого аппарата и говорить на языке моро, последние же не могли усвоить систему политорского языка никак. Когда говорил Малигат, я уловил в его речи как бы человеческие черты и свойства, хотя я совершенно не представляю, на какой земной язык язык моро хоть как-то был похож. После имени Ир-фа Малигат легко кивнул мне. Малигат вел себя так, будто не улавливал разницы между политорами, мною и папой. Конечно, он видел эту разницу, но, казалось, гордость и сдержанность были сутью его характера. Орик протянул руку в сторону папы, папа подошел к нам, и Орик сказал Малигату, а Пилли перевела нам:

-- Уль Владимир и его сын уль Митя -- с другой планеты, она находится, быть может, в миллионах километров от нас. Они прилетели к нам как гости. Во время охоты в море Митя спас мою дочь Оли от криспы длиной двенадцать метров. Митя разрезал ее пополам лучевым пистолетом.

Почти весь этот перевод я слушал, ощущая на своих плечах спокойные и тяжелые руки Малигата. После он распахнул плащ, снял с пояса нож в ножнах и протянул мне. Я поклонился ему, он -- мне, и тут же он отошел к Оли и Пилли. Он взял лицо Оли в свои ладони и долго глядел ей в глаза, потом погладил по голове. Пилли поклонилась Малигату, положила обе ладошки ему на плечи и засмеялась. Она была с Малигатом хорошо знакома, да и Оли, я думаю, тоже. Малигат что-то произнес, и Орик сказал нам с папой, что Малигат приглашает нас всех в гости к своему племени -- пешком это километров пять.

-- А разве долететь мы не можем? -- спросил я Орика.

-- Вполне, там есть место и для посадки, но могут появиться патрульные корабли из Тарнфила. Им-то известно, что повстанцы находятся возможно именно в этих скалах, и мне бы не хотелось, чтобы они связывали мой прилет (машины будут хорошо видны) с присутствием здесь повстанцев.

Тут же он "перегнал" обе машины под скальный козырек, закрыл крышами из "плекса", потом нажал другие кнопки, и прозрачные крыши машин, будто заполняясь какой-то жидкостью, стали зеленоватыми, непрозрачными.

-- Стенки двойные? -- удивленно спросил я. Орик кивнул.

Идя по тропинке, я понял, что Орик учел все: в скалах была масса углублений и щелей, вряд ли патрульщики из Тарнфила могли появиться внезапно и лететь быстро (если бы хотели что-то увидеть), и мы могли быстро спрятаться. Вскоре мы перешли речку. За речкой был пологий подъем и снова высоченные скалы, но никакой тропы вверх я не увидел, а наша тропа -кончилась. Малигат повел нас вдоль скал направо, и метров через двести пути по красноватой траве я увидел красные же с желтыми цветами густые кусты возле скал, мы за Малигатом продрались сквозь них, он отодвинул неровную, прислоненную к скале плиту, там был узкий лаз в пещеру; Орик пролез туда первым, потом все остальные; Малигат изнутри снова закрыл лаз куском плиты, но сразу же стало светло: Орик зажег фонарь. Лаз вскоре расширился, но это была не пещера, а длинный, почти прямой тоннель. Орик с фонарем шел впереди и довольно медленно. Не знаю, сколько мы шли, но наконец вдалеке я увидел неясный красноватый свет; позже оказалось, что это конец тоннеля, только прикрытый не плитой, а лишь густыми красными кустами. Но раньше, чем мы дошли до них, Орик резко остановился и, вытянув левую руку вперед, дважды выстрелил: звук был явный -- глухой и усиленный акустикой тоннеля. Я подошел к Орику, папа -- тоже, перед нами на боку лежала розоватая, пятнистая (пятна черные), мерзкая и огромная (величиной с крупного спаниеля), многоногая жаба. Рот ее был раскрыт, и из него торчали тонкие длинные клыки и длинный язык. Малигат отшвырнул жабу ногой, и мы тронулись дальше (а я с усмешкой вспомнил о многоногих инопланетных курах, о которых я мечтал на Земле).

-- Ядовитая? -- спросил я у Орика.

-- Да, -- сказал он. -- Это криспа-тутта. Так мы ее зовем за схожесть с криспой-рыбой, которую ты убил, -- за агрессивность. Счастье еще, что в лесах их нет, разве что рядом с водой.

Только тут я заметил, как дрожит Сириус у меня на руках.

Вскоре мы вышли из тоннеля, перед нами опять была лента узкой долины, вся в красной невысокой травке и цветах. Впереди снова были огромные, высокие скалы с острыми зубцами наверху, но никаких троп вверх не было, не было и нового тоннеля; слева и справа от нас в глубь скал уходили ровные, слегка петляющие между скалами узкие ущелья. По левому из них мы шли довольно долго, и только тут я стал замечать разных маленьких и средних птичек и услышал их пение, очень красивое, как звуки флейт, самых разных флейт, тонюсеньких и низких, и тут же вспомнил, что когда нас встречали на космодроме Политории и гремел оркестр, я уловил тогда звучание подобных птичьих флейт.

Наконец мы вышли из ущелья, перед нами была речка, вполне приличная, она вытекала из леса слева, а далеко справа сворачивала в ущелье, к морю; за речкой среди высоких, но редких деревьев, совершенно голых, но очень густых и нежно-желтых на вершинах, стояли на сваях конусообразные хижины, и среди них кое-где двигались моро, люди с темными лицами, в плащах и повязках на голове, мужчины и женщины, но ни на ком не было такой белоснежной повязки, как на Малигате. Он остановился вместе с нами на поляне и не подходил к хижинам, дожидаясь, когда остальные моро и те, кому они кричали резко и гортанно, соберутся возле нас.

Малигат вывел меня слегка вперед (папу -- тоже) и что-то сказал моро. Орик перевел, что он объяснил им, кто мы и откуда. Потом Малигат сказал еще несколько слов, после чего, молча, моро начали проходить друг за другом мимо нас, и каждый, мужчина или женщина, легко прикасался к моей голове, улыбаясь. Затем Малигат сказал, а Орик перевел нам, что пусть моро проводят Пилли и Оли в дом для гостей -- они отдохнут, а моро пусть начинают готовить еду. Моро поклонились нам и разошлись, уводя Пилли и Оли. Малигат положил каждому из нас руку на плечо, коротко и с мягким толчком, как бы отсылая нас куда-то и желая удачи; после медленно ушел.

Орик сделал нам знак, и мы зачем-то углубились в лес. Сириуса я по-прежнему нес на руках и шел между папой и Ориком, вертя головой во все стороны и разглядывая высокие редкие деревья (некоторые были и с лиловыми вершинами), траву, цветы, порхающих птиц и длинных красивых стрекоз, но с крыльями как у бабочек. Орик сказал, что в радиусе километров трех днем можно не опасаться диких животных, -- днем они боятся подходить к поселению моро.

-- А змеи у вас водятся? -- спросил я у Орика и объяснил ему, что это за существа, он понял и сказал, хвала небу, этой нечисти у них нет, достаточно кольво, разных видов криспы-тутты (этих жаб) и вообще хищных животных.

Постепенно лес стал гуще, деревья стояли плотнее, и кое-где голубоватые длинные растения (как наши лианы, которых я и не видел никогда в жизни) перекидывались с одного дерева на другое. На лианах сидели иногда крупные бело-синие птицы, но увидев нас, они срывались и с легким тихим чириканьем (так им неподходящим) улетали в лес. Орик легко нашел тропу, и она, петляя, вывела нас снова к скалам, но более низким и поросшим более густым лесом. Он повел нас налево, мы прошли еще с полкилометра и увидели в кустах четыре камня, на которых лежала тонкая скальная плита -- нечто вроде стола. Орик нагнулся, поднял камешек и постучал им по плите: звук получился высокий, даже звонкий. По знаку Орика мы сели на маленькой полянке и стали чего-то ждать. Но ждали мы недолго. Минут через пять из лесу вышли и подошли к нам четверо политоров с ружьями. Один из них был геллом. Я -- обомлел. Повстанцы! Значит, Орик...

-- Уль Владимир и уль Митя, его сын, гости с Земли, инопланетяне, -сказал им Орик, представляя нас с папой.

С каждым из четверых мы обменялись приветствиями: жест -- руки друг другу на плечи.

-- А это а,Тул, -- сказал нам Орик, показывая на самого высокого, самого красивого и самого горбоносого политора. -- Он вождь повстанцев. Как видите, он никакого рода, но... вполне может быть высокородным, исходя из той роли, которую он играет в нынешних событиях.

А, Тул улыбнулся, Орик сказал ему:

-- Запомни номера (он назвал а,Тулу номера наших коммуникаторов).

Горгонерр сделал меня их гидом. О вашей позиции он узнал от осведомителей, не знаю уж от кого, и, допускаю, привязал меня к гостям, чтобы ограничить круг моих действий. Связь прежняя, плюс эти два номера. Называйся любым именем: узнаете друг друга по странности текста. Оружие и люди могут прибыть морем или рейсовым через Селим, -- ты и сам знаешь. Все.

... Мы шли некоторое время молча, и наверное, и я, и папа думали об одном и том же: так или иначе мы уже хоть и малюсенькой ниточкой, но связаны с повстанцами, и еще: Орик не вождь восставших, но, может быть, их мозг. К тому же он не просто член оппозиции в правительстве как идеолог, политик и человек со своей точкой зрения, он прежде всего -- оппозиционер деловой. Наверняка Горгонерр этого не знал, иначе отвлечь Орика нашим присутствием было бы слабой мерой, а сильной -- тюрьма, и они, тюрьмы, были, позже я узнал об этом. Орик шел, очень тихо напевая что-то непереводимое, почти бормоча, и как будто не придавал особого значения тому, кем, частично, стали мы и тому, какую правду мы узнали о нем. И меня снова поразило такое доверие к нам: он знал нас (да и то ли это слово?) всего полтора дня. Или это была сверхинтуиция? Видимо, мы с папой чувствовали на одной и той же волне, потому что он спросил у Орика об интуитивном общении политоров и объяснил значение этого слова.

-- Нет, -- сказал Орик. -- Политоры очень хорошо чувствуют состояние другого, не зная его мыслей буквально, и они же, допуская подобные способности в собеседнике, хорошо умеют "закрываться" от него. Но "беседовать" без речи буквально мы не умеем. Это умеют моро, но лишь между собой.

-- А скажите, Орик, -- спросил я. -- Как понять, что среди повстанцев есть гелл? Добродушный боец... это же...

-- Верно, -- сказал Орик. -- Но это особый гелл. Чтобы снять подозрения, было сообщено (с показаниями свидетелей), что он погиб, столкнувшись в воздухе с военным космопланом. Во-вторых, у нас есть врач, способный снять с гелла влияние вредного поля. Но он один, и, оказалось, он не способен обучить этому массу врачей, к тому же, когда в курсе дела многие, -- это опасно.

-- А я-то подумал, что влияние поля ослабевает, если гелл далеко от машины-излучателя. Очень далеко.

-- Увы -- нет. Тому есть причины.

-- А лично вы знаете, где находится, хранится эта адова машина? При этом я не спрашиваю -- где именно, -- сказал папа.

-- Нет, -- Орик вздохнул. -- Это знал каждый глава правительства, сейчас это Горгонерр и пара политоров из его ближайшего окружения. Так же есть преемственность ученых, двух-трех, могущих следить за состоянием машины. Они засекречены.

Удивительно, Сириус у меня на руках иногда резко сжимался и дрожал. Неужели чувствовал опасных животных?

-- Орик, -- спросил я. -- А разговор по маленьким коммуникаторам может быть подслушан?

-- Толково -- почти нет. По видеостереофонам -- да, они стационарны. А тут... перемещения, тьма разговоров в эфире...

-- Отчего же вы все же осторожничаете?

-- Слежка в эфире идет. Им трудно "изловить" имена говорящих, если те их скрывают, но они могут выудить саму нужную информацию -- ситуацию, факт. Это опасно.

... Я плохо помню, как прошел вечер у моро в доме для гостей. Их еда отличалась от политорской простотой и немногообразием. Мы ели большие и нежные куски мяса какого-то животного и пили настой из трав. Я почти клевал носом. Моро много и тихо пели гортанными, но при этом приятными голосами.

-- А эта песня, -- сказал мне Орик, -- о том, как юноша моро, спасая свою девушку, голыми руками задушил крупного кольво. Уверен, эта песня посвящается тебе, Митя.

Я кивнул, и когда кончилась песня, встал и много раз поклонился всем певшим. А они -- мне, Орик не ошибся. После ужина Малигат сказал Орику, что просит его кое-что перевести именно для меня. Орик перевел.

-- Ты добрый человек и хороший воин, -- сказал Малигат. -- Зайди к Ир-фа. Ир-фа мой Друг, поблагодари его за привет мне и передай ему поклон от меня. Скажи ему также, что пока ты и твой благородный отец не улетели в другую жизнь, пусть он выполнит любое ваше желание. Сейчас мой воин проводит вас, и если вы вернетесь к нам снова, народ моро и я примем вас как лучших гостей. Удачи вам.

Мы простились с Малигатом и моро и до своих машин долетели на машине моро: когда-то при товарном обмене они за драгоценные камни потребовали машину и топливо каждый раз, когда они окажутся в Тарнфиле, Селиме или других городах. Машина была им просто необходима.

Уже начало темнеть, когда мы взлетели. На этот раз Оли села к отцу, а Пилли ко мне и папе. Почти сразу же, как мы вышли на нужную высоту, заработал коммуникатор Орика (мы опять летели рядом). Это был а,Тул.

-- Выполняю просьбу моего быстроногого брата. Он просил передать поклон Латору.

-- И тебе, -- сказал Орик. -- Понял что-нибудь, Митя?

-- Быстроногий брат -- это тот гелл.

-- Верно. Это гелл Алург.

И тут же опять заработал коммуникатор Орика.

-- Куда вы пропали, уль Орик? -- Это был голос Горгонерра. -- Я звонил вам тыщу раз. Я беспокоюсь за вас и наших гостей.

-- Все живы-здоровы, -- сказал Орик. -- Вы же знаете, уль Горгонерр, мы прокатили их к морю. Мой аппарат был в машине.

-- Можете вы прилететь ко мне, когда доставите гостей?

-- Пожалуй. Они хотели посмотреть ночной город. А мне неплохо бы залететь в редакцию "Огней Тарнфила".

-- Что-то случилось?

-- Мне пока неловко говорить об этом: это касается меня лично.

-- Но это все же не секрет, если это будет в газете?

-- Во время охоты уль Митя моим старым лучевым пистолетом спас мою дочь. Крупная криспа напала на нее. Горгонерр долго молчал.

-- Откуда взялась эта дрянь? -- наконец сказал он. -- Они же только в северных водах... А вы понимаете значение случившегося?!

-- Я ее отец, -- сухо сказал Орик.

-- Это мне ясно. Но мальчик станет героем Политории.

-- Он им и является, -- чуть мягче сказал Орик. -- Это я вам говорю уже не только как отец.

-- Я понимаю, -- сказал Горгонерр. -- По сути дела, завтра будет большой праздник. Это отлично. Может быть, мальчик выступит перед детьми? Их машина рядом?

-- Недалеко, но по-моему, он спит, -- сказал Орик.

-- Хорошо, -- сказал Горгонерр. -- Не станем его будить.

-- Я буду у вас. Что-нибудь важное? -- спросил Орик.

-- Достаточно.

Горгонерр отключился от разговора первым.

Стал накрапывать дождь. Папа и Орик подняли плексовый верх и включили мощные фары.

-- Мне грустно от ощущения, что Орик очень одинок, хотя у него и есть чудесная дочь, -- сказал папа Пилли.

-- Его жена погибла в той же космокатастрофе, что и мои родители, -как сквозь тугую пелену, как сквозь ватный занавес, услышал я голос Пилли, засыпая.

Горгонерр, конечно, сработал умно: моя встреча с детьми на следующий день была организована с помпой, бездна цветов, фотографов, кино- и телеоператоров... И детишки были всех "сословий", были и геллы. И вся эта толпа вполне помещалась в зале, потому что зал -- в этом и заключался "ход" Горгонерра и шик -- был залом Дома правительства; зал-цирк, на "арене" -стол, за которым сидел сам квистор, папа, Орик и я. Расчет квистора был точным: впервые в истории планеты дети собрались в Дом правительства для встречи с пареньком тринадцати лет. Конечно, этот паренек не то чтобы открыл новую звезду или новый принцип движения в космосе, но был инопланетянином, живущим не поймешь где и оказавшимся здесь впервые с тех пор, как политоры перестали быть птицами. Два момента делали тему прилета инопланетян особой: уж очень они были похожи на политоров, а этот, помладше (не жаба, не осьминог с блестящим мозгом), проявил себя прежде всего как истинный политор: спас политорскую девочку от зубов страшной криспы. Чужое существо (я) сделалось (да еще при похожести) абсолютно своим, близким... Поначалу политорские дети вели себя как нормальные дети, то есть шумели и задавали вопросы все вместе, а уль Горгонерр (думаю, специально), как добрая няня, хлопал ладонью по столу, призывая всех к порядку. И милые детишки осознали наконец, что ими командует не строгий добрый учитель, а добрейший Глава Правительства.

-- А когда вы улетаете? Зачем вообще? Оставайтесь!

-- Через семь дней. Жалко, конечно.

-- Вот ужас-то, так быстро? Нет, правда, зачем?!

-- Земля нас ждет. Мама ждет!

-- А нельзя ей сообщить, что вы у нас задержитесь?

-- Нельзя. Сигналы не доходят -- Земля очень-очень далеко.

-- А ваша мама двухглазая, как и наши?

-- Ага. В точности. Очень строгая.

-- А как это вы не напугались криспы? Это же чудовище!

-- Не знаю. В тот момент я ничего не боялся. Я просто действовал, как было нужно. Это не храбрость. Так было нужно.

-- Это ваш папа научил вас такой скромности? Или вы сами?

-- Нет, -- сказал папа. -- Я ничему его не учил. Митя вел себя по ситуации, как и вы бы себя вели.

-- Вы бы хотели, чтобы сделали искусственную криспу, все повторили под водой и отсняли на пленку? На память.

-- Не-а. Если бы просто кино, а так... глупо.

-- А если мы сделаем вам подарки, куда это все тащить?

-- А прямо в Дом правительства, -- сказал я весело. Все хохотали, но особенно -- уль Горгонерр. Такой миляга!

-- Я пошутил, -- сказал я. -- На корабль к улю Карпию.

-- А какие животные есть на Земле?

-- Разные. Я думаю, другие, чем у вас, хотя птицы есть и у вас, и у нас. У нас есть слон, тигр, жирафы, змеи...

-- Непонятно! Непонятно! Ничего не переводится!

-- Да у вас нет похожих. Улетая, я оставлю слайды, такие цветные прозрачные фотографии. Я снимал их в зоопарке.

-- Слайды знаем! А вот что это -- зоо-парк?

-- Это когда звери не на свободе. Или окружены канавами с водой...

-- Ой, не на свободе. Мне их жалко. (Нам их жалко!)

-- И мне, -- сказал я. -- Но в зоопарках их изучают и часто сохраняют редкие виды.

-- А как вы думаете, почему мы так похожи внешне, хотя и не совсем?

-- Ну не знаю. Чтобы в этом разобраться, нужно, чтобы встретились ученые Политории и Земли!

-- А когда, где? Это возможно? Как?!

-- Эту проблему вам и решать, -- сказал уль Горгонерр. -- Вы -- наше будущее.

-- А летучие мыши -- это как геллы?

-- Нет, -- резко сказал я и почему-то встал. -- Летучие мыши, это маленькие такие... ну, мышки, с зубками, но у них есть крылышки, вроде птичьих. А геллы -- это очень разумные и очень красивые политоры. Это огромная разница! (Краем глаза я заметил, что Горгонерр одобрительно кивнул).

-- В газетах сказано, что у вас больше нет войн, что у вас было такое оружие на Земле, что все бы погибли, вся Земля. И вы тогда это оружие уничтожили. Это правда?

-- Да. Это правда. Осталось только мощное оружие защиты, оно принадлежит не одной стране, а специальному Всемирному, ну, Всеземному, комитету.

-- А зачем оружие, если никто не воюет?

-- Но одна планета может напасть на другую.

-- Например, Земля на Политорию?!

-- Нет, этого не будет никогда!

-- Вот здорово! И мы на вас никогда не нападем! Вы спасли нашу девочку от криспы, зачем нам нападать на вас?

-- Но есть же и другие планеты с разумными существами. Говорят, что давным-давно, -- продолжал я, -- какие-то разумные и добрые существа спасли моро от катастрофы и перевезли их на Политорию. Но могут быть разумные и злые существа.

-- А моро очень темнокожие и воинственные. Вы их видели?

-- Это ничего не значит, они вовсе не хуже вас и нас. Воинственные? Это потому что они охотятся, но ведь на вас они не нападают? Нет, я не видел моро, но очень надеюсь...

-- Не нападали. У них и оружия нет такого, как у нас.

-- Если бы им пришлось защищаться, -- сказал я, -- им бы хватило и копий с ножами.

-- Они бы все погибли. Копья и ножи -- не оружие.

-- Возможно. Но они бы сражались.

-- А если бы у вас в руках был под водой только нож, а не старый лучевой пистолет, вы бы тоже бросились на криспу? Наступила полная тишина...

-- Не знаю точно... Конечно, я бы очень боялся, но, я думаю, я бы бросился на криспу с ножом, -- сказал я.

-- Почему? Это же бессмысленно! Верная гибель!

-- Не знаю... но так бы надо было поступить.

-- А почему?

-- Ну, не знаю. Если бы я этого не сделал и остался жить, я бы никогда не простил себе этого. Так мне кажется.

-- Вы бы хотели, чтобы политоры сделали вашу фигуру из камня или металла?

-- Нет, -- сказал я. (Горгонерр улыбнулся.)

-- А вы учитесь? Хорошо? И где?

-- Нормально учусь. Но в специальном технициуме. Через четыре года меня будут считать ученым.

-- Вот это да! А что вы будете делать?

-- Конструирование космических кораблей.

-- А сейчас они у вас хорошие, быстрые?

-- Да, но хуже ваших. Мы летели, правда, на маленьком космолете, но и на большом мы не смогли бы долететь сами.

-- А почему? Высокие нагрузки для конструкции?

-- Нет. Мы так далеко от вас, что нашего топлива просто не хватило бы до Политории, нужное количество просто не поместилось на корабле. Нас к вам любезно доставил уль Карпий, приняв к себе на борт.

-- Неужели мы больше не увидимся?!

-- Ну, почему? Когда мы доберемся до Земли, мы пошлем в космос другой корабль и оставим в космосе межпланетную станцию, через которую будем общаться и дальше.

-- Ура! Ура! Ой, надо же!

-- Так что ждите наших сигналов. А через эту станцию мы можем обдумать и нашу новую встречу в будущем.

-- Здорово! А вам нравится девочка Оли, которую вы спасли?

-- Нравится. Она очень красивая!.. Вообще, все политоры и геллы очень красивые.

-- Вы сказали: политоры и геллы. Геллы -- тоже политоры.

-- Но они умеют летать, они особый вид политоров.

-- А у вас-то есть на Земле криспы? Вернее, в воде.

-- Есть. Но я их никогда не видел. Только в кино.

-- И все равно не испугались?

-- Да, испугался я. Все вышло как-то само.

-- А когда вы закончите ваш технициум, вы сразу женитесь?

-- Ну как это сразу вот так?! Не думаю.

-- А почему?

-- Я женюсь на девочке, если сильно ее полюблю.

-- А если она очень-очень богатая?

-- Но ведь не полюблю же я ее из-за богатства, верно?

-- А у нас по-всякому бывает. Сколько угодно.

-- И у нас тоже, -- сказал я.

-- Значит, вы очень хороший?

-- Со стороны виднее. Не думаю. Я, например, обжора, и однажды съел десять пирожных -- это такие сладкие длинные и круглые штучки. Чуть не умер!

Чтобы специально услышать детский политорский хохот, я на пару секунд оторвал от себя присоску плеера.

-- А еще ваш папа может вам запретить жениться так быстро, да? И мама.

-- Запросто, -- сказал я. -- Папа у меня строгий, отшлепает по попе -и все дела. -- И я показал, как это выглядит. Опять хохот, и среди него:

-- А нас родители не бьют. Когда наказывают, запирают на целый день в комнату, совершенно темную. (Горгонерр напрягся.)

Разумеется, вопросов и ответов было куда больше. О Сириусе -- тоже. Одна девчушка-гелла никак не могла понять, что такое "корова" и как можно с ней управляться. Никто не мог понять, зачем корову доить руками или даже механическим способом, что она, дура, что ли, что не может отдать молоко сама. Кое-как я понял, что в лесах Политории водится нечто вроде коровы, да еще с длинным острым рогом над носом. "Буйвол" этот свиреп и опасен, и окажись он под водой, то еще неясно, кто бы кого победил: криспа этого хурпу или хурпу ее.

Я ничего уже не слышал, кроме шума в зале, и тут же мне в голову буквально ввинтилась некая мысль о Латоре и об Ир-фа...

4

Думая, что я плохо слышу с балкона, Пилли сказала:

-- Не знаю, как совпадают наши виды генетически, и если бы вы не были полны (в этом я уверена) любви к Митиной маме, я бы согласилась стать вашей женой, уль Владимир. Что-то в вас, землянах, есть... такое...

-- Вы чудо, Пилли, -- смущенно сказал папа. -- Так приятно слышать ваш голос.

-- Не мой, а ваш, человеческий, -- сказала ядовитая Пилли.

-- Я бы полюбил и выучил и ваше чириканье, но у меня ощущение, что вы все равно должны стать женой Орика...

-- Но, -- сказала Пилли, -- вы сместили акцент в моей мысли...

-- Простите, -- сказал папа. -- Тема сильнее логики. Меняем ее. Они замолчали, а тут и я появился. А через час -- и Орик.

-- То, что я узнал от Горгонерра, я расскажу по дороге, -- сказал он. -- Пошли смотреть подземный Тарнфил.

... Лестницы в подземный Тарнфил были каменными и широкими, когда лестница скрывалась под землей, она вскоре переходила в широкую, достаточно длинную, а потому не с очень большим углом наклона ленту-эскалатор, чуть приподнятую относительно краев тоннеля, те же дополнительно были специально заглублены: дождь стекал по ступенькам лестницы, а после, искусственным барьерчиком разделяясь на два крайних рукава тоннеля, вода текла по каналам "вниз"; сама "проезжая часть" была наклонена, и вода протекала весь город до центра, до слива вниз, смывая таким образом грязь с "проезжей части", а грязь с тротуаров "сметалась" в канальчики воздушным потоком, идущим из узких щелей в фундаментах домов. Сами дома, разумеется, стояли прямо, не наклонно, их фундаменты к центру постепенно становились все выше и выше. Дома были высокими, пятиэтажными, с большими окнами, сейчас, ночью, кое-где горевшими. Другие дома были гораздо ниже и все ярко и цветасто освещены -магазины. Над домами было "небо" -- огромное поле искусственного дневного света; сейчас, конечно, горели лишь отдельные секции и был полумрак, основной свет, как и во всяком ночном городе, шел от реклам и магазинов.

Это был удивительный и страшный город. Днем -- ярко освещенный город без солнца. Смесь роскоши и убожества. Я сказал (а Орик подтвердил), что это город для безродных и геллов. Платили им гроши, но город выглядел шикарным: этакая пыль в глаза себе самим. Я представил себе выходящего из дома гелла, который тут же мог взлететь в небо, мог -- но не мог. Мы прогуливались молча, пока Пилли наконец не сказала: "Ну же!", и Орик тихо заговорил.

-- Квистор вызвал меня одного, как наименее посвященного в ситуацию. Теперь известно, что повстанцев больше впятеро, чем думал квистор, и это число увеличивается. "Орик, вы знаете, кто такой а,Тул?" -- спросил он у меня.

-- Нет, -- сказал я.

-- Это их руководитель. Рабочий с завода космического топлива. Он звонил мне сам, еще раз подтвердил их условия и добавил, что они ждут, но не назначают нам день нашего ответа; они, видите ли, выберут его сами и начнут действия внезапно. Вы представляете, Орик, как это неудобно?

-- Странно, -- сказал я ему. -- Допустим, мы примем их условия, заверим их в повышении зарплаты, что дальше?

-- Они вернутся к своим обязанностям.

-- А мы их арестуем? -- Я играл, как мог.

-- Вы наивный политор из древнего рода, политикан-оппозиционер с идеями, но не более того. Всех мы не арестуем. Арестуем, скажем, сотую часть, а остальные тут же бросят работу, и тогда войны не миновать.

-- Да, -- сказал я ему серьезно, -- как-то я не подумал. Вы, квистор, смотрите вернее и дальше меня.

-- Я держу войска наготове, но мне известно, что одна из подлодок перешла на сторону повстанцев. Это как раз та подлодка, которая способна снимать наличие своего поля и для других подлодок неуловима.

-- Это плохо, -- сказал я серьезно. -- Очень плохо!

-- В Калихаре обнаружен открытый настежь и пустой склад оружия: охранники ушли к повстанцам.

-- Еще не легче, -- сказал я.

-- Нам известно, где находятся повстанцы. Среди них есть трое наших. Не из моего аппарата, конечно. Они держат нас в курсе дела. Но этот а,Тул -- не дурак. У них три коммуникатора -- и все принадлежат не нашим осведомителям. Иногда кто-нибудь из них добирается до Селима (под видом охоты, например) и звонит сюда по автоматике.

-- Уль Горгонерр, -- сказал я ему с самым серьезным видом. -- А чего, собственно, жить в напряжении? Место их сборища нам известно, -- одна серьезная бомба и...

-- Ах, уль Орик! -- сказал он. -- Горячая голова и мечтатель. Не сердитесь, вы отличный спец в кулачном бою, в метании копья, в экономике и технологии и в общих идеях, но в делах... Одна серьезная бомба -- и мы заражаем Политорию в приличном радиусе. И гарантия, что вместо погибших в ответ на такую диверсию подымутся политоры количеством вдесятеро больше.

-- Я был неправ, -- как-то понуро сказал я квистору.

-- То-то же. Вот умели бы вы так же соглашаться, когда в правительстве идут дебаты, цены бы вам не было.

-- Только тогда неясно, почему вы меня вызвали срочно.

-- Вы член правительства и должны быть в курсе дела. Надеюсь, вы не сердитесь, что вам не известны имена наших людей в среде повстанцев?

-- Что вы, квистор, -- сказал я. -- Возможны случайности, накладки, оговорки. Чем уже круг посвященных, тем лучше.

-- Тут вы умница, -- сказал он, улыбаясь, и мы простились.

-- Орик, -- сказал я, -- мне нужен номер а,Тула, я... я буду предельно осторожен. И мне надо сейчас повидать Латора.

-- Об а,Туле ненадолго забудь, -- сказал Орик.

-- Латор предупредил, что его дом мне следует спрашивать только у гелла, я вижу впереди одного...

-- Что же, верно, -- сказал Орик. -- Мы сворачиваем налево и идем по большому квадрату, это минут десять. Хватит?

Дальше я пошел один и скоро поравнялся с геллом. Я остановился, он -тоже.

-- Долгой жизни, -- сказал я.

-- Долгой жизни, -- ответил он мягко и как-то удивленно.

-- Гелл Латор, -- продолжал я... -- Мне он нужен.

Он, улыбаясь, глядел на меня, немного склонив голову набок. Потом положил мне руку на плечо и, увидев, что я стесняюсь, сам положил мою руку на плечо себе.

-- Спасибо, мальчик, что ты спас девочку-политорку и дочь уля Ори-ка, -- сказал он. -- Пойдем, я покажу дом Латора.

Ему пришлось вернуться немного назад, и наконец он указал мне дверь парадной:

-- Верхний этаж, правая сторона.

-- Спасибо и извините меня, -- сказал я. -- Извините.

На лифте я поднялся наверх, на правой двери стояло: "Латор, гелл". Я растерялся, потому что никакого видимого звонка не было. В нерешительности я взялся за ручку двери, раздался звук нежной флейты, тут же дверь распахнулась -- передо мной, улыбаясь, стоял Латор.

-- Это очень поздно, Латор? -- спросил я.

-- О, уль Митя! -- сказал он, обняв меня за плечи, и ввел в квартиру. Я ощутил, какая она маленькая. -- Прости, я приму тебя на кухне, жена Лата спит и дочка Мики -- тоже. Мики слегка ударилась и ушибла крыло, играя в пятнашки над нашим домом.

Какой-то ком подкатил у меня к горлу, когда я представил себе маленькую птицу-девочку Мики, летающую над крышей дома под искусственным небом, а точнее -- под полом, под землей.

-- Уль Латор, -- сказал я тихо, садясь в маленькой кухоньке. -- Вам поклон от уля Орика, Пилли, моего папы и -- уля Алурга.

-- Ты был там? -- спросил он. -- Как Алург?

-- Да, -- сказал я, -- удалось побывать. Алург в порядке.

-- Спасибо, -- сказал Латор. -- Я внимательно слушаю тебя.

-- Латор, где вы работаете? -- спросил я. -- Если не секрет.

-- В Селиме, на заводе, -- сказал он. -- Маленьком.

-- Вы были когда-нибудь на Тилле первой или второй?

-- Приходилось. Я работал там. Нас, чернорабочих, иногда перебрасывают с места на место.

-- Скажите, -- спросил я, волнуясь. -- А буквально на днях вас не пошлют туда?

-- Нет, -- сказал он. -- Но через два дня полет туда состоится, некоторые, самые бедные политоры, согласились. И летят геллы. Один мой приятель-гелл сможет заболеть, и я заменю его, если тебе это надо: в Селиме работа менее срочная.

-- Да, мне это очень-очень нужно, Латор, -- сказал я. -- У вас есть большая сумка, вот такая! -- показал я.

-- Найдется. Сумку, мешок -- найдем.

-- А это не будет странным, что вы с такой сумкой?

-- Нет, не будет. На Тиллах есть в лесу целебный корень, его настой хорошо восстанавливает мышцы крыльев и рук...

-- А время отдыха на Тилле вам дают?

-- Да. Мы едим и собираем корни.

-- Я бы полетел с вами... Но... сами понимаете.

-- Я все сделаю, уль Митя, -- сказал Латор. -- Не волнуйтесь.

-- Послезавтра я зайду к вам вечером, можно? -- спросил я.

-- Конечно. Если вдруг меня не будет, все коротко передай Лате. Ближе к ночи я прилечу к тебе. Криспы не такие уж умные, верно?

-- Я не разобрался, -- сказал я. -- Не успел.

Улыбнувшись друг другу, мы простились. На секунду я остановился и спросил:

-- В Селиме есть городские коммуникаторы, телефоны?

-- Да, несколько. Городок маленький.

-- Вы не замечали, часто ли звонят по нему политоры?

-- Редко. Я ни разу не видел.

-- Если увидите, и не раз, одного политора, сообщите Алургу его вид.

-- Понял, -- сказал он.

... На улице я почти столкнулся с Ориком, папой и Пилли. Быстро мы дошли до лестницы наверх, поднялись, сели в машину, Орик взлетел, рванулся еще выше и погнал ее на предельной скорости куда-то вбок, город быстро исчез. Орик нажал кнопку коммуникатора, и я сел к нему поближе.

-- Слушаю.

-- Долгой жизни, -- сказал Орик. -- Три политора из ваших, любой, могут добрести, охотясь, до соседнего селения. У них нет коммуникатора, и они звонят родным в Тарнфил по автоматике. Хотел бы я увидеть их лица...

Секунду. -- Орик кивнул мне, и я шепотом сообщил ему свою просьбу. Он хлопнул меня по плечу и снова заговорил: -- У меня заболел довольно бедный друг, нельзя ли ему устроить немного бесплатной корабельной кормежки?

-- Думаю, да, вполне. На сколько дней пищи ему надо?

-- Сообщу позже. Долгой жизни. -- Орик отключил аппарат.

-- Латор, -- сказал я Орику, -- бывает часто в Селиме. Я передал ему, что в автоматах связи могут быть подозрительные типы, их надо запомнить. Орик обнял меня.

-- Он политор какой-то, -- смеясь, сказала Пилли. -- Вроде маленький мальчик, а сам...

-- Орик, -- сказал папа. -- Митя точно себя ведет или это может стать помехой?

-- Сверхточно! Вы что, плохо знаете своего сына?

-- В этой области -- вовсе не знаю.

-- Странно, -- сказал Орик. -- Это всего лишь навсего область ума и доброты. Сколько топлива и какого тебе надо? -- спросил Орик.

-- Я должен узнать все завтра или послезавтра.

-- Узнаешь и сообщишь мне. Остальное мы наладим быстро.

-- Пилли, -- сказал я, -- в вашей лаборатории есть компьютер -- я мог бы посчитать у вас?

-- Надо подумать, -- смеясь, сказала Пилли. -- Ты можешь его сломать.

-- Вы будете рядом, -- сказал я. -- Я без вас не обойдусь!

-- О, какая честь! Договорились.

-- Что-то вырисовывается у тебя? -- спросил папа. -- Да?!

-- Я очень надеюсь. Простите, Пилли и Орик, что я ничего не говорю вам, просто боюсь сглазить пару неясных обстоятельств. Но я произнесу саму формулу: Ир-фа -- Пилли -- а,Тул -- Ир-фа -- Латор -- Тилла первая или вторая. Все.

-- Он у вас гений, что ли? -- спросил Орик у папы. -- Хотя я ничего не понял.

-- Да что-то вроде этого, -- смеясь, сказал папа.

-- Чаю -- и по домам, спать, -- строго сказала Пилли.

-- Можно и у нас, -- сказал папа и добавил Пилли: -- И я заварю чай по-своему. Без аппаратуры.

-- Отлично, -- сказала Пилли. -- Мне эта цивилизация надоела до чертиков. Душой я -- с моро.

5

Я думал о том, как, черт побери, сталкиваются иногда интересы людей, желающих при этом друг другу добра. Мне становилось как-то не по себе, даже страшновато. Начни а,Тул военную операцию сегодня или завтра, и все наши надежды полетят в тартарары. Они, такие понятные политорам, отодвинулись бы на задний план, потому что (о чем речь) политорам Политория была дороже.

Мы завтракали, раздался звонок коммуникатора видеосвязи, и тут же мы увидели лицо Горгонерра. Тысяча извинений, миллион пожеланий, и сразу же он изложил просьбу к папе -- встретиться с учеными-энергетиками; встреча, разумеется, закрытая.

-- В кои-то веки встреча двух высоких цивилизаций! -- высокопарно сказал он. -- Отнюдь не исключено при углубленной беседе, что окажется, что те ресурсы, которыми бедна Земля, имеются в достатке у нас, и наоборот -то, чего полно на Земле...

-- Хорошо, -- сказал папа. -- Но я узкий специалист.

-- Да, но ведь высокого класса?! -- сказал Горгонерр.

-- Ну-у... -- сказал папа.

Когда эта чудо-беседа кончилась, Пилли сказала:

-- Чует мое сердце, квистор хочет больше узнать о ваших ресурсах, чем...

-- Ай да Пилли -- патриотка! -- сказал папа.

-- Да ну вас! Я же объяснила, как может выглядеть дружеский прилет в район Земли двух десятков политорских кораблей.

-- Кстати. Власти используют рабский труд, за который платят гроши. Капитал огромен, но идет не на усовершенствование условий труда, а на суперулучшения и без того супервысоких достижений. Почему? Если я прав.

-- Да, вы правы. Да потому, что наше замкнутое общество издавна и очень-очень долго было чисто рабовладельческим. Я бы даже сказала так: когда со временем наша наука резко пошла в гору, нас от чистого рабовладения отделяло минимальное историческое время. И такого рода замашки элиты крепко укоренились, хотя зависимые рабы превратились в якобы независимых рабочих. Им дали минимум удобств и денег, но на большее не пошли. Политоры не равны -- эта философия въелась в кровь. Отсюда и термин "высокородные" и прочие. Почему-то я убеждена, что на Земле человек, способный проследить древность и значимость своего рода, может, скажем, работать сварщиком. А другой, чьи предки сотни лет обрабатывали землю, может стать ученым, деятелем искусства или главой правительства. Ведь так?

-- Абсолютно верно. Это не правило, но вполне вероятно.

-- В нашем же милом обществе другая философия, по облику глубоко скрытая или приукрашенная. Впрямую о ней говорят только внутри элиты. Философия дубль-государства. Государства (одного), но на двух планетах. Их можно назвать Политория-один и Политория-два. Со временем создастся -- и почти уже создано -- такое богатство высшей техники и сверхудобств только для элиты, что однажды (это как заговор) на вторую планету "икс" улетает сотня кораблей с правительством и элитой (книги, предметы развлечения, роскоши, спорт, охота, обслуга и почти вся армия). На новой планете армии отводят ее уголок и надзирателей над ней, а остальная часть планеты -мощные и элегантные города-курорты, сады, бассейны, зрелища, и никаких, никаких рабочих-рабов: все они остались на Политории, среднеродные, безродные, геллы, моро. Там же производство, управляющие им, лаборатории, сумасшедшие ученые или умные люди в них -- это их дело, заводы, фабрики -черт те что еще. И часть армии, отлично вооруженная и хорошо оплачиваемая, как и на планете элиты. Работай и не пикни. Все важные вещи доставляются с планеты кораблями для элиты на другую планету. Чуть рабы всколыхнулись -есть армия. Чуть армия замешкалась -- есть суперармия с планеты элиты. Понятно?

-- Боже мой, -- сказал папа. -- Похлеще, чем в нашей древности!

-- И железный контроль, полная гарантия, что планета рабов не сумеет стать такой, что сможет разрушить планету элиты или освободиться из-под ее влияния. Ну вот, развопилась! -- ударив себя по коленке, резко и глухо как-то сказала Пилли. -- Разнылась! А вы, конечно, не ожидали такого поворота, если речь идет о высочайшей цивилизации?!

-- От цивилизации -- не ожидал, -- сказал папа.

-- Цивилизация? Чего? Да чего угодно, но не духа. Цивилизация духа, скорее, есть у обыкновенных политоров, конечно -- у моро, и даже -- в ограниченных, но добрых эмоциях геллов. Вы думаете, Горгонерр не хотел бы иметь такую же, как против геллов, машину против простых политоров?! Сириус потянулся, вытянув передние и присев на задние лапы, зевнул, встряхнулся -и взлетел на колени Пилли.

-- Разбегайтесь, -- сказала Пилли. -- Вы к этим ученым, уль Владимир, а ты...

-- Я к Ир-фа, -- сказал я.

-- Ну а я успокоюсь гимнастикой и игрой с Сириусом.

... Я хорошо представлял себе, как трудно будет мне говорить с Ир-фа. Наверное, поэтому я летел к планетарию, не торопясь.

Ир-фа встретил меня теплее теплого, и, к счастью, детей опять не было -- он был свободен. Он провел меня в свой кабинет, я невольно стал оглядываться, и Ир-фа сказал мне с легкой улыбкой:

-- Уль Митя, мы здесь только вдвоем.

-- Я к вам по делу и с просьбой, мне... неловко...

-- Постарайся перестроиться, -- сказал он. -- Пусть тебе ничто не мешает, тогда и мне будет проще.

-- Я видел Малигата, -- сказал я и запнулся...

-- Ну и... Конечно, он что-то просил передать мне?

-- Да. Низкий поклон...

-- А еще?

-- Он мне подарил настоящий нож охотника моро, -- сказал я как-то уныло.

-- Наверное, он узнал, как ты царапнул криспу, да?

-- Ну да, -- сказал я. -- Он... сказал еще, что я могу обратиться к вам с просьбой и...

-- С любой, -- сказал Ир-фа. -- Верно?

-- Да, верно, -- сказал я.

-- Ну вот и обращайся. Смелее.

-- Я буду задавать вам вопросы, не объясняя, в чем дело?

-- Да как угодно. Не стесняйся.

-- Или вы и так все поймете, вы же пилот космоса.

-- Да, кое-что помню, кое-что соображаю.

-- Вот вы говорили, -- начал я, -- что ваши модели кораблей -- это не просто точные копии, но копии рабочие, они могут летать, исполняя заданную программу.

-- Конечно, мальчик, все верно. Дальше.

-- Скажите мне, если такую модель загрузить топливом максимально и запрограммировать на высшую скорость, то будет ли эта скорость столь же высока, как и у большого корабля-прототипа? И долго ли она сможет лететь?

-- Не беспокойся. Это действительно суперкопия, скорость ее будет огромна, и лететь она может очень долго.

-- Ну как долго? -- спросил я.

-- Видишь ли, до меня дошел отчет Карпия в Высшем космическом обществе. Затянув вас к себе на борт, он прошел огромное расстояние. Модель может долететь до той точки вполне. Второе: в этой точке корабль Карпия по заданной программе прощупывал космос, но почему-то не обнаружил Землю, иначе это было бы известно. Нам же известна максимальная скорость вашего кораблика. Вы долго летели?

-- Да суток двое.

-- Отсюда вывод: Земля от Карпия была не так уж далека, но, скорее всего, это зона, где прощупывание ее было невозможно по космическим (а не Карпиевым) причинам. Я знаю, это важно для вас, но сейчас важнее другое: если модель легко способна добраться до точки вашей бывшей встречи, то с тем максимальным запасом топлива она дойдет и до Земли. Я рассуждаю для тебя верно?

-- Да, уль Ир-фа, абсолютно верно!

Он положил мне руку на плечо и сказал:

-- Ну, Митя, договаривай, смелее. Дело важное.

Я напрягся... я не знаю, чего я так напрягся, но напрягся жутко и прошептал:

-- Уль Ир-фа... Вы... могли бы, ну... подарить мне одну модель?

-- Да, Митя, -- сказал он, -- могу, -- потом пауза, и потом: -- Может быть, даже обязан.

-- Что-о?! -- Я был... потрясен, не иначе.

-- Видишь ли, мальчик, -- сказал он. -- Просьба Малигата очень существенна для меня. Очень важна и история с криспой. Но... -- он помолчал. -- Я слышал и видел, что говорил твой отец, и слышал и видел тебя. И еще -я гляжу в тебя. Я слушаю тебя и слышу. Я чувствую, что ты не "закрываешься" от меня. И я знаю, что, подарив тебе модель, хотя и втайне, я не наврежу своей планете. Модель -- твоя.

-- Ох, -- сказал я. -- Ох, уль Ир-фа. Вы и представить себе не можете, как бы встретила вас моя мама! А я сумею установить программу курса?

-- А ты ее знаешь?

-- Да, и я могу ее проверить. Но как ее заложить?

-- Головная часть снимается, а крепится с помощью мощнейших магнитов. Ты просто заберешь модель со снятой крышкой, и крышка до нового соединения с телом модели будет завернута во что-то изолирующее ее временно от модели.

-- Как вы думаете, а я обнаружу в открытой системе узел, где задается программа курса?

-- Да, конечно. Снимать крышку более мощным магнитом буду я. Я же и помогу тебе найти нужный узел. И не волнуйся, крышка сама станет точно на место, силы сцепления по линии сцепления не равны и совпадают в определенных точках.

-- Наверное, я соображу, где место помещения топлива?

-- Наверняка. Но и его я тебе помечу.

-- Сумею ли я сосчитать нужное количество?

-- А зачем? Заправишь модель максимально.

-- Топливо мне обещали.

-- Если, -- сказал он, -- вдруг политор, обещавший тебе топливо, не сумеет сделать это вообще или быстро, я тебе помогу.

Голова моя, моя бедная дитячья головушка кружилась от того, как все складывалось, а сердце скакало, как Сириус, когда он играет с бумажкой.

-- Ты еще не все выяснил или обговорил? -- сказал Ир-фа.

-- Я не знаю, где и как заправить топливом модель, потому что в путь ее отправлять буду не я.

-- Я заправлю, -- сказал Ир-фа просто. -- Прямо здесь.

-- Политор, который заберет модель, получит все готовеньким?

-- Да, -- сказал Ир-фа. -- Но здесь, я думаю, нужен не просто политор, но именно политор-гелл.

Я смотрел на Ир-фа с восхищением и с каким-то недоверием.

-- Вы читаете мои мысли. Или откуда-то знаете мой план.

-- Просто, вероятно, совпадает наша логика. Делать это надо ночью. Планетарий закрыт. Ключи я не доверю никому, а галерея с моделями высоко, значит, нужен гелл.

-- И чуточку приоткрытая полоса длинного окна, -- сказал я, -- которую потом следует задвинуть обратно? Ир-фа сказал:

-- Давно я так славно не рассуждал. Помнишь, в твой первый визит, когда ты сказал, что очень жарко, я нажал кнопку -- и полоса окна уплыла до предела вбок?

-- Помню, -- сказал я. -- Еще бы.

-- Кнопку я держал долго, но надавил мягко. Теперь, уходя с галереи, я нажму ее на секунду, чтобы пролезла рука гелла, и важно, чтобы он нашел место, где эта щель и где стоит приготовленная модель. Он нажмет кнопку настолько, чтобы влезть на галерею.

-- А потом?

-- Потом, улетая, он снова нажмет эту кнопку, но "утопит" ее глубоко, тогда окно заскользит обратно до упора. Скажи геллу, что когда он найдет щель, он, чтобы расширить ее, должен нажать слегка, иначе щель, наоборот, закроется -- и все пропало, хотя бы на сутки, а это может быть важным для тебя.

-- Так оно и есть, -- сказал я.

-- Ты представляешь, как заполнено небесное пространство, окружающее Политорию, и сколько есть служб, следящих, кто и куда летит? Модель засекут и перехватят.

-- Я долго глядел в телескоп и пришел тогда к вам, чтобы видеть все ваше небесное пространство. Модель придется запустить с одной из Тилл. А ее может засечь корабль, который привезет туда рабочих?

-- Вряд ли он сумеет сделать это во время отдыха рабочих, когда и пилоты отдыхают. Мы установим максимальную взлетную скорость и она будет выше, быстрее реакции пилотов.

-- Уль Ир-фа, -- сказал я. -- Неужели я все верно рассчитал, чтобы успокоить на Земле маму?

-- Ты рассчитал все верно, мальчик, -- сказал Ир-фа.

-- Лишь бы она ни в кого не врезалась, эта модель!

-- А зачем ей это? Она умная. Она отклоняется от любого тела и даже скопления космической пыли, которая может ей повредить. Я закрыл лицо руками. Неужели удастся?

-- Ты что? -- спросил Ир-фа.

-- Вы многого достигли! -- сказал я. -- А роботов мало.

-- Да, -- улыбнулся Ир-фа. -- Мало. Могли бы больше.

-- Значит они просто не хотят?! -- воскликнул я.

-- Не хотят. Это что-то особое в крови: использовать и унижать живые существа. Пойдем, ты выберешь модель, и я покажу, как ее посылать в космос. Когда все должно быть готово?

-- Завтра к вечеру, чтобы гелл забрал ее ночью.

-- Значит, завтра днем ты дозвонишься до меня.

-- А сегодня я буду считать курс модели в полете. И нужна поправка отклонения на Тиллу. Я только боюсь, если все сложится удачно, не проверят ли сумки геллов при посадке, эти сумки они возят с собой для собирания корней.

-- Когда рейс, послезавтра?

-- Да, если состоится.

-- Тогда командиром корабля будет мой приятель, ясно?

-- Ясно. Спасибо... спасибо вам огромное!

-- Точно сообщи геллу принцип запуска модели, который я тебе сейчас покажу, -- сказал Ир-фа. Я кивнул. -- Ну, пошли.

6

Поставив машину возле дома, я поднялся на лифте, открыл квартиру и прошел в столовую. Первым, кого я увидел, был незнакомый, улыбающийся политор. Когда я вошел, он резко встал с пистолетом в руке и, продолжая улыбаться, велел мне сесть.

Я сел. Пилли сказала:

-- Этот красавец позвонил снизу и сказал, что принес кое-что от уля Орика. Я поглядела в глазок -- он был с двумя корзинами продуктов, сейчас они на кухне, хорошие продукты. Ты сообщил очень мало, политор, -- сказала она этому, с пистолетом. -- Начни снова. Развлечешь нас.

-- Значит, так, -- сказал тот, -- я прибыл в Тарнфил по заданию а,Тула и уже выполнил его. Но я побывал и у квистора, совещание только началось, и я оставил его секретарю записку с кое-какими сведениями, но об одном я ему пока не сообщил, объясняю, почему и о чем.

Я весь сжался, тут же ощутил телом в кармане свой лазер, подумал сразу же, что вряд ли успею воспользоваться им раньше, чем он своим пистолетом, и что я никогда никого не убивал, кроме криспы, не умею, хотя этот политор и есть -- криспа. Все это мелькнуло у меня в голове за мгновение; я весь дрожал.

-- Ну, политор, сын криспы-тутты и молекулы урана, дальше, -- сказала Пилли тому.

-- Вчера, находясь в отряде а,Тула, через ветви деревьев я видел тебя (взгляд на меня), твоего отца -- опасных пришельцев -- и уля Орика и слышал вашу беседу. Горгонерр ничего не знает, но -- это зависит от меня -- может узнать. Правда, от квистора я получу меньше, чем от уля Орика за то, что скрою его тайну. Не шевелись! -- резко крикнул он мне, подымая пистолет, но я уже успел вынуть носовой платок и высморкался (лазер был в том же кармане; платок я засунул обратно).

-- Чего, сморкнуться нельзя? -- спросил я. -- Да я болен.

-- Болен, но пока жив, так что береги себя.

-- Не могу, -- сказал я, -- в носу все мокро.

-- Я ухожу, вот записка Орику, в ней сказано, сколько денег, где и когда он должен оставить мне. К определенному сроку он или оставит их мне, или нет. Не оставит -- я бросаю отряд а,Тула и иду к квистору. Оставит -- я молчу. Думаю, что Орик "подарит" мне эту сумму. Он будет молчать и ничего не скажет а,Тулу. Если с помощью Орика меня раскроют в отряде и убьют, это сразу же станет известно, где надо, и будет сигналом все сообщить об Орике Горгонерру. Кое-кто предупрежден, что я в городе. Не о сделке, конечно.

-- Что-то здесь не то, -- сказала, улыбаясь, Пилли, а я снова достал платок и высморкался. Вдруг я почувствовал озноб; да, он уже не реагирует на платок, и я обязан буду выхватить лазер.

-- Что значит "не то"? -- спросил этот. Нервно он стал похлопывать свободной рукой по подлокотнику кресла. Такова уж, наверное, и политорская природа: все было ясно, ему вполне можно было уйти, но любой вопрос к нему вызывал какое-то беспокойство, чувство незавершенности, что ли, неясности, и он не мог уйти тут же, не мог -- и все тут. Рука его продолжала нервно похлопывать по подлокотнику.

-- Ну, слушай, -- медленно начала Пилли, а я подумал, дрожа, что можно обойтись и без крови, достаточно "выстрелить" в него лазером, а не рассечь его, но я никогда-никогда-никогда не убивал человека, политора. -- Нелогично почти все. Если Орик не оставит деньги, ты идешь к Горгонерру, -- это-то логично. Так?

-- Да, так. -- Этот все еще легонько похлопывал рукой по подлокотнику, глядя на Пилли, третий его глаз смотрел в противоположном направлении, но, я уверен, что не наверх.

-- Но где гарантия, что, получив деньги, ты не передумаешь и не отправишься все-таки к Горгонерру?! Я поглядел наверх и замер...

-- Гарантия есть, я предлагаю сделку, и если он на нее пойдет, мое молчание -- это дело моей чести.

-- Что-о?! -- сказала Пилли. -- Чести? Твоей?! Не смеши меня!

-- А вы не оскорбляйте меня! -- глупо выкрикнул он.

А я смотрел вверх, на самый край лестницы... Рука этого нервно похлопывала по креслу, а я, как завороженный, глядел наверх, косил глаз, чтобы он не заметил.

-- Он может не дать тебе ни гроша, даже веря тебе!

-- Это почему же, милая дама?

-- Поосторожней, политор! -- сказала Пилли. -- Ты еще не купил у меня право так обращаться ко мне!

-- Ах-ах-ах!!!

-- Это Орик -- человек чести и не скроет от а,Тула твое предательство. И он не даст тебе ни гроша, рискуя всем.

-- Похоже, что записку оставлять не надо, а следует прямо идти к Горгонерру. Ты этого хочешь, да? -- сказал этот гад.

-- Если ты, порождение тысячи крисп-тутт... еще раз назовешь меня на "ты"!.. -- резко сказала Пилли, и в этот момент с верхней ступеньки лестницы коршуном на руку политора упал Сириус -- он любил играть.

От неожиданности и при виде кольво политор заорал и неуклюже попытался отпихнуть от себя мордочку Сириуса. Это было грубо, и Сириус всадил свои зубы в пальцы политора.

-- Яд! Яд! -- завопил тот. -- Ко-ольво! -- Он весь извивался в кресле, стараясь вырвать кисть из зубов Сириуса. -- Яд!!!

В мгновение Пилли оказалась рядом и ногой выбила пистолет этой жабы, а я стоял над ним с лазером. Я оторвал за шкирку от него Сириуса и легко отшвырнул его, громко сказав:

-- Все, политор, поздно. Яд!

Он сполз с кресла на пол, извиваясь, бледный, весь в судорогах.

-- Он умирает, -- жестко сказала Пилли. -- Говори, Горгонеррово отродье, еще двое осведомителей в отряде видели Орика?

-- Нет, не-ет!.. Не видели. Я один был в кустах.

-- И ты им ничего не сказал?!

-- Нет, не-ет, я не идиот, они бы постарались сделать то же самое, что и я... Я умираю... я умираю, да?.. Спасите-е!

-- Выйди, -- сказала мне Пилли, -- дай ему умереть!

Я вышел, закрыв дверь, и различил через секунду два глуховатых выстрела. Дрожа, как маленький, я простоял возле входа на кухню несколько минут; потом вошел обратно в столовую. Пилли сидела в кресле, разглядывая пистолет этого гада.

-- Я унесла его в ванную на последний этаж, -- сказала она. Я брякнулся в кресло. -- Ты знаешь, -- продолжала она, -- он бы так и умер, тебе ведь известна сила воображения развитого мозга? Но это было бы долго и противно. И потом, я не хотела рисковать. Как ты заметил -- все же мозг мозгу рознь.

-- Зачем ты... это... -- сказал я Пилли, впервые называя ее на "ты". -Я был готов, с лазером, ты бы сказала... и я...

-- Я уверена, что ты никого в жизни не убил, кроме криспы.

-- Ты тоже не убивала людей, политоров! Я... чувствую.

-- Да, это верно, -- Пилли помолчала. -- Но ты не должен был этого делать: так или иначе, я и ты очень по-разному относимся к Орику. Все. Жаль, что мы не узнали имен тех двоих в отряде, но так уж вышло: у этой твари уже не было сил.

7

Гад -- это гад, а его продукты -- это продукты. Я так не считал, мне эти продукты были противны, отвратительны, а у Пилли это шло, я думаю, от отношения к продуктам: они не должны пропадать. Она принялась готовить обед.

-- Маешься? -- спросила она у меня.

-- Есть немного. Даже потряхивает, если честно.

-- Пойди, погоняй на своей машине, -- сказала она, и я подумал, что она умница, ведь именно так я вел себя когда-то на Земле, гонял на моей амфибии, когда мне было худо.

-- Тебе не будет неуютно одной? -- спросил я.

-- Не обижайся -- нет, не будет. Я занята важным делом.

-- Я имею в виду того, наверху.

-- Да нет, ерунда.

-- А вдруг он просил кого-нибудь подстраховать себя?

-- Нет! Сказать, что визит сюда, -- опасно. Нет-нет.

-- Если я вернусь через час -- не поздно?

-- В самый раз.

-- И дай мне номер а,Тула. Это же необходимо!

Она назвала мне его; с какой-то жалостью, вдруг охватившей меня, я погладил ее по голове и быстро умчался на лифте. Я вскочил в машину, взлетел и быстро погнал ее как можно круче вверх, потом лег на нормальный курс и летел уже медленно и долго, размышляя. Я подумал, может, не стоит говорить с а,Тулом, но правильный текст сам вдруг пришел в голову, я соединил на груди рядом коммуникатор и "плеер" и набрал номер а,Тула.

-- Вас слушают, -- сказал голос. Чей-то.

-- Говорит мальчик, который купался с девочкой в море.

-- И у этого мальчика есть хороший охотничий нож?

-- Есть. Он нашел его в скалах. А с кем говорю я?

-- С помощником безродного, но старшего.

-- Рядом никого нет?

-- Нет.

-- Пусть так же будет, когда подойдет старший. После паузы я услышал наконец:

-- Старший.

-- Безродный?

-- Еще какой! -- И смех. Конечно, это был а,Тул.

-- Был ли один, немного узкоглазый, направлен в город?

-- Да, точно.

-- Он один из трех. Он улетел в другой мир. Навсегда.

-- Вот это да!

-- Важный вопрос! Мой голос слышен хорошо?!

-- Достаточно хорошо.

-- А рядом с ним не слышен другой, такое легкое пение, таинственные звуки? -- Я намекал на мою человеческую речь.

-- Да. (Я напрягся.) Но очень слабо, едва уловимый фон.

-- Это при определенных атмосферных условиях?

-- Нет, всегда. Разница частот.

-- Осталось двое. Быстрее обнаружить.

-- Ясно.

-- А ушедший -- ну, ушел по новой вашей просьбе в далекий город надолго. Послали его вы лично.

-- Ясно.

-- Есть кто-то в городе, кто очень расстроится, если узнает, что он исчез. Это не факт. Предположение.

-- Ясно. И тогда?

-- Он пойдет к высокородному и расскажет об исчезновении, не более.

-- Ясно. Насколько это возможно?

-- Не знаю. Может быть, ваши двое его знают.

-- Ясно.

-- Долгой жизни почти всем, -- сказал я.

Мы разъединились. Я развернулся и "поплыл" обратно. На душе у меня было неспокойно очень. Вопреки логике.

-- Ты где? -- вдруг спросил Орик по коммуникатору.

-- Лечу. Летаю, -- сказал я. -- А вы с папой?

-- Тихо летим к дому, обедать. Мы звонили Пилли.

-- А вы где именно?

-- Уже виден дом вдалеке.

-- Проскочите его прямо на юг и идите на максимальной скорости, встретимся. Я включу прожектор.

Мы встретились очень быстро, пошли близко друг к другу и, пока, уже медленно, скользили к дому, я все рассказал папе и Орику. Орик позвонил нам домой и сказал Пилли, что мы очень извиняемся, но еще минуток пятнадцать полетаем, отдохнем от встречи с учеными. А Митя с нами.

-- Ну, летайте, ничего страшного.

-- Удивительная женщина, -- тихо и в сторону сказал Орик.

Он был прав: она сразу поняла, что я им все рассказал, и следовало нам немного "простыть", прежде чем сесть за стол в доме, где лежит убитый предатель. Я пересказал Орику слово в слово только что бывший разговор с а,Тулом и извинился за свою вольность. Собственно, если с помощью великого Сириуса (папа и Орик нахохотались всласть) опасный тип был изолирован навсегда, все было не так уж и плохо. Даже отлично (страшно было представить, если бы он, оставив записку, улизнул). Но обострялась проблема двух других гадов в отряде а,Тула и неясная проблема "кое-кого", который бы донес квистору, что узкоглазый исчез.

-- Жаль, -- сказал Орик. -- Похоже, это моя вина. О людях Горгонерра в отряде я узнал вчера поздно вечером и тут же сообщил а,Тулу. Когда мы ранее встретились с а,Тулом, я ничего не знал, -- но мог же допустить, а?

Уже дома, легко обняв Пилли, Орик попросил обедать без него. Все отказались.

-- Без меня временно.

-- То есть? -- спросила Пилли.

-- Скоро поймете, -- сказал Орик, укатывая на лифте. Действительно, через пять минут он вернулся с какой-то огромной тряпкой, велел нам выйти в кухню и запереть за собой дверь. Через минуту он прошел мимо кухни, тяжело шагая. Вскоре из открытого окна кухни мы увидели его летящим на своей машине. Пилли начала накрывать на стол. Она делала все обстоятельно и медленно, явно желая дождаться Орика.

-- Ну как? -- спросила она, когда он вернулся.

-- Есть там, не поймешь где, старая, разрушенная, очень глубокая шахта. Никто туда не сунется. Да, Митя, меня вызвонил а,Тул. Когда вы говорили, оба настолько увлеклись, что ты забыл кое-что спросить у него. Он уверен, что ты расшифруешь его код. Код колоссальный. Я не расшифровал. Он сказал: "Пусть отважный пловец обратится к одному богатому политору огромного роста, такого огромного, что он головой достает до звезд. Я с ним договорился".

-- Это Ир-фа! -- Я рассмеялся. -- Смешно, верно? Он сказал, не достанешь топлива, я помогу. Пап, ты понял, о чем речь?

-- Вроде нет, -- сказал папа как-то хмуро. Мы уже ели, когда Пилли спросила у меня:

-- Какие у тебя планы после обеда?

-- "Планирование", -- сказал я.

-- О! Это мы сделаем. А папа и Орик пусть потом обдумают ситуацию.

-- Пилли, дорогая, -- сказал Орик. -- Уместно ли во время обеда порассуждать о делах?

-- Конечно, Орик. Тем более есть же какая-то тревога.

-- Итак, есть некто в городе. Если он существует, он может узнать лишь о переводе его дружка в другую группу. Это когда еще он узнает. Но главное, как это узкоглазый мог рассказать что-то в городе, здесь тоже зверье, они могли бы пойти к квистору, не дожидаясь его смерти. Или этого "некто" просто нет, вымысел, способ запугивания меня. И все же -- а вдруг он есть? Может, надо исходить из того, что он есть, но осведомлен узкоглазым о визите ко мне, а не о цели визита?

-- Убедительно, -- сказала Пилли. -- Сириус действовал эффективнее. Все засмеялись, а Орик сказал, что тема закрыта. Папа сказал:

-- Ну-с, уль Митя, о чем ты думал, что решил? Не убавилось ли сомнений и боязни сглазить?

-- Боязнь частично осталась, сомнений меньше...

-- И тебя подмывает нам все открыть, да? -- сказал папа.

-- Я коротко, -- сказал я. И все рассказал про Ир-фа и Латора. -- Нам с тобой, папа, предстоит составить точную записку Славину. Модель может подавать сигналы о приближении к Земле, ее перехватят, или она сядет в какой-то точке и продолжит подавать сигналы, на ее боку я напишу краской (Ир-фа скажет, какая выдержит перелет) точный адрес. Все.

-- Про краску, может быть, я тебе подскажу, узнаю, -- сказала Пилли. -Видишь, Орик, какая система разработана, чтобы их мама не волновалась?

-- Хотя, -- папа был в восторге, -- на случай задержки придется кое-что для мамы приврать! Впрочем, я не очень-то представляю себе, что иметь в виду под словом "задержка".

Орик сказал, смеясь:

-- Я слышал, Митя, что ты резко против того, чтобы тебе поставили памятник: землянину Мите от благодарных политоров.

-- Не резко, а просто против, -- сказал я.

-- А если сделать не тебя, а криспу, рассеченную пополам, ну, и конечно, в скульптуре сместить эти части. Красиво?

-- Если серьезно, -- сказала Пилли, -- то, что ты продумал с моделью так быстро, разумно и в ситуации некоторого обалдения, -- все это вызывает мое восхищение.

-- Пилли, когда меня хвалят, я немножечко... перекашиваюсь...

-- Все скоро сбалансируется, стоит тебе нацепить крылья для "планирования". Летим!

-- А что встреча с учеными, а, пап? -- спросил я.

-- Пришлось исходить из формулы Пилли: квистор хочет знать все о Земле, ничего не сообщая о Политории.

-- Так что, ты врал, что ли?

-- Да нет. Но я действительно мало знаю о ресурсах. Кстати, есть у вас на Политории детектор лжи?

-- А это что за зверь? -- спросила Пилли.

-- Машина, определяющая, правду ли ты говоришь.

-- Потрясающе. Нет, у нас почему-то нет. А на Земле?

-- Да, водится, -- сказал папа.

-- Квистор захочет -- будут и у нас, -- сказал Орик.

-- Наверное, карманные, для пользования в среде элиты, -- сказал я. -Для интриг.

-- Не такая уж это шутливая мысль, -- горько как-то сказал Орик. -- Ты прав. К сожалению, можешь оказаться правым.

-- Смываем слезы, -- сказала Пилли. -- Чаю -- и летим!

8

-- Пилли, мой секретарь сообщил, что билеты в театр будут.

-- О! Чудесно. Орик и уль Владимир гуляют, я им передам.

-- А вы, уль Митя, пойдете?

-- В театр я обязательно схожу. Но ведь у вас есть и детский?

-- Конечно. Как вам у нас, весело?

-- Очень, уль квистор, -- сказал я. -- Мне все очень нравится. А еще я хочу попробовать "попланировать".

-- О! -- сказал он. -- Детям так понравилась встреча с вами! Может, вы выступите в каком-нибудь технициуме?

-- Конечно, -- сказал я.

-- Скоро будет решен вопрос о скульптуре в вашу честь.

-- Уль квистор, прошу вас -- не надо!

-- Ценю вашу скромность, но это вопрос чести планеты.

-- Благодарю вас, уль квистор, -- сказал я, опустив, как девочка, глаза долу. Эх, ресницы бы подлиннее!

-- Долгой жизни, -- сказал он, отключаясь. Пилли тоже отключилась и набрала чей-то номер. Я увидел бледное лицо Оли.

-- Оли, как дела? -- спросила Пилли.

-- Занимаюсь потихоньку. Привет, уль Митя.

-- Здравствуйте, дама, -- сказал я. -- Надеюсь, вы здоровы?

-- Не хуже вашего, -- сказала Оли с улыбкой.

-- Вы куда-то пропали.

-- Это вы пропали, не звоните. Неохота набиваться.

-- А теперь звоним, -- сказала Пилли. -- Как насчет "попланировать"?

-- Отлично, -- сказала Оли. -- Жду. -- Они разъединились.

-- Пилли, я сегодня перешел с вами на "ты" -- это вам как?

-- Нормально, -- сказала она.

-- Можно? -- спросил я. Она кивнула. -- Как ты думаешь, если человека зовут а, Рук, может он иметь телефон?

-- А кто он такой, этот а, Рук?

-- Официант у Карпия.

-- Тогда да. Капитан корабля должен иметь возможность позвонить любому члену экипажа в любой момент. Найти номер?

-- Долгой жизни, -- сказал я чуть позже. -- Простите, с кем я говорю? Я мальчик Митя с планеты Земля.

-- О! Очень-очень приятно, а я жена а, Рука.

-- Простите, вы-то мне и нужны!

-- Мне очень приятно. Чем могу быть полезна?

-- Вы тренер по "планированию". А могу я... попробовать...

-- О, конечно! Конечно! Через час вас устроит?

-- Вполне. А где это? Да, я с Пилли...

-- Привет ей. Она знает, где. Я жду вас, уль Митя.

-- А вы, как вас зовут?

-- Финия, -- сказала она.

-- Проблем масса, но меня интересует машина против геллов, -- сказал я Пилли за чаем.

-- В каком смысле? -- спросила она.

-- В смысле ее уничтожения! -- Даже как-то агрессивно сказал я. -- Уж если мой мирный кот убивает врага-политора...

-- Кстати, может, твой мирный кот этим и займется.

-- У тебя на все есть ответ, Пилли, -- сказал я.

-- Вовсе нет. Спроси у меня, что мне больше нравится -- соус, который я сама приготовила, или формула, которую я вывела, -- я не знаю ответа. Я женщина, глупая и запутанная.

-- И хитрая, -- сказал я.

-- И хитрая, -- сказала она.

-- Порассуждай, пожалуйста, об этой дьявольской машине.

-- А почему не ты сам?

-- Но ты хоть скажи, как она, по-твоему, большая?

-- Думаю, маленькая, -- сказала Пилли. -- Почти все при усовершенствовании уменьшается в объеме. Не корабли, конечно.

-- Города есть с любой стороны вашего политорского шара?

-- Да, конечно. Городки, скорее.

-- И в каждом есть геллы?

-- Да, и помногу.

-- Ты не допускаешь, что машина есть в каждом городе?

-- Наверняка нет. Дорогое удовольствие. Очень.

-- И все же вдали от Тарнфила влияние поля не ослабевает?

-- Нет. Постоянно. Стабильно.

-- Значит -- простые передатчики энергии от точки к точке, и в каждой точке энергия принимается и несложным путем усиливается.

-- У меня, гений, такие же соображения.

-- Если ты будешь меня подсаживать, Пилли, -- сказал я, -- я сам себе сделаю крылья, склею их, улечу к солнцу, солнце растопит склейку, я рухну вниз и погибну -- как Икар!

-- Как кто?! -- Мне показалось, она не просто встала, она вскочила.

-- Ну, есть у нас на Земле такой миф, сказка...

-- Но и у нас же есть! Будто был в древности политор, который захотел соперничать с геллами. И так же погиб.

Я не знаю, кто из нас был поражен больше.

-- Слушай, -- сказал я. -- Это странное совпадение. Это у разных народов Земли могут быть сходные мифы, но чтобы...

-- А вдруг мы когда-то жили на Земле? Была цивилизация, потом начались катаклизмы...

-- Скажем, ледниковый период, да?

-- Допустим. Мы улетели сюда, земляне погибли. А когда ушел лед на Земле, началась новая жизнь, новая цивилизация, но вы все забыли о прошлом, точнее -- не знали.

-- А вы не забыли, в легендах, в книгах, вы же были разумны, если долетели сюда!

-- Или мы прилетели сюда, а потом и здесь ледниковый период, а при возобновлении жизни сработали общие гены...

-- Которые жили в ледниках, да?

-- Зачем? В космосе. Схожесть генов родила схожие мифы.

-- Мы так с тобой с ума сойдем, -- сказал я. -- Полетели-ка!

-- Да-а. Две схожих сказки, а между нами -- пропасть.

-- Пропасть? Просто схожесть психики. Убить собрата по крови за деньги -- эта схожесть тебя не смущает? А миф смутил.

-- А миф смутил.

-- Да, а кино вы снимаете?

-- Хронику. А если не хронику, то без политоров. Политоры -- это для театра, этого достаточно.

-- Какое же тогда кино?

-- Цветные пятна, полосы, объемы, все плывет...

-- Абстракция? -- спросил я.

-- Да, конечно. Ну, полетели.

Через пять минут Оли впрыгнула к нам в машину.

-- Привет, -- сказала она мне, плюхаясь рядом. И тут же поцеловала меня в щеку. -- А то не дождешься! Но ты не забывай! Захочешь -- скажи.

До клуба "Голубые крылья" я летел красный. Возле двухэтажного домика клуба стояла на краю горы вышка, вроде как для прыжков в воду, многоэтажная, но наклоненная вперед: если ты падал вниз, то нижний "этаж" ты гарантийно не задевал, и, как объяснила Пилли, падать было не страшно, площадь крыльев была велика и падение было не быстрым. Падение было безбольным, после -соскальзывание вниз, а обратно -- бесступенчатые эскалаторы.

-- А как его искать? Поток воздуха, -- спросил я.

-- Щекой, крыльями, всем телом, -- сказала Пилли.

-- А если вдруг поток резкий и лобовой? -- спросил я.

-- Привет, Финия!

-- О! Пилли! Здравствуйте, уль Митя и Оли.

-- Финия, для нас троих будут крылышки?

-- Конечно, Пилли, дорогая, -- сказала Финия. На руках у нее был маленький политорчик, но уже с горбинкой на носу.

-- Сын? -- спросил я Финию. -- А, Рук говорил мне.

-- Да, -- сказала она гордо. -- Еще маленький, не "планирует" Я -- вся к вашим услугам!

Мы вошли в клуб и разделились: Пилли с Оли пошли в свою раздевалку, я и Финия -- в другую. Народу никакого не было.

-- Уль Митя, -- сказала Финия. -- Я выйду, а вы наденьте вот эти брюки и захватите с собой эту вот трубу.

-- А зачем брюки, Финия?

-- На трубке посередине вы видите шарик, он с легким сжатым газом.

Когда вы нажимаете на трубке левую, белую, кнопку, раскрываются крылья, выбрасываются в стороны телескопические хлысты и одновременно баллончик наполняет нужным количеством газа обе брючины, чтобы в полете ноги не висели вниз, а были во взвешенном состоянии, только тогда вы, вращая вот это колесико на лямке, крепящей трубу, можете регулировать количество воздуха в брюках, то есть положение тела и угол атаки крыльев. Все очень просто, да?

-- Да уж просто! -- засмеялся я. -- Я-то, конечно, брякнусь.

-- Мне кажется, у вас получится, -- мягко сказала Финия, выходя. Я надел брюки, взял с собой трубу и вышел. Финия помогла мне надеть трубу на лямках, с трубы свисала очень тонкая желтая беспорядочная ткань, Финия собрала ее в комок, перевязала тонкой ниткой почти у конца хвоста ткани, сам хвост строго по середине кончался замковым устройством, и Финия, велев мне надеть и затянуть пояс, присоединила щелчком этот "замок" сзади к поясу. После соединила гибкими трубочками баллон-шарик с брюками и с колесиком на левой лямке.

-- Теоретически это так: вы прыгаете с вышки вперед с одновременным нажатием белой кнопки слева -- крылья раскрываются, наполняются воздухом брюки, и вы начинаете полет, сразу же регулируя колесиком количество воздуха в брюках и меняя, как надо, угол атаки. Если вы, спланировав или упав, оказываетесь на земле, нажмите правую, красную, кнопку: труба-телескоп сложится, и ничто не будет вам мешать подняться к вышке, -- сказала Финия.

-- Как все просто, да? -- сказал я. -- А мне страшно.

-- Это до первого прыжка.

-- И плюс талант, -- сказал я. -- Ведь нужен же талант!

-- О да, талант точных ощущений в полете.

Финия была тоже красивой женщиной, но иной красоты, чем Пилли. Она привела меня к вышке, на лифте мы поднялись на самый верх (своего политорчика она так и держала на руках), Пилли и Оли уже ждали нас.

-- Свой полет, если я не брякнусь, конечно, -- сказала Пилли, -- я посвящаю хладнокровному охотнику на крисп. -- Тут же она прыгнула с огромной высоты резко вперед, и, обалдевший, я увидел, как выстрелила в обе стороны труба Пилли, и из него возникли длинные узкие крылья. Одновременно Пилли "лежа" в воздухе как бы параллельно земле опустила левое крыло чуть вниз, правое -- вверх и, набирая высоту, постепенно мягко и быстро ушла высоко в небо. Я еще не опомнился, а Оли уже тоже уплывала в небо вслед за Пилли.

-- Нет, я так не смогу, я помру со страху, -- сказал я.

-- Поехали вниз, -- сказала Финия. -- Не забывайте, что, если сразу ничего не выйдет, вы упадете мягко -- крылья вам помогут.

Когда мы спускались вниз, я подумал, что не в кнопках или в колесике дело, а в том, что я, мое тело совершенно не знают, что ему делать в воздухе.

-- С какой высоты вы прыгнете? -- спросила Финия.

-- С... ну, с серединки... можно? -- робко промямлил я.

-- Нормально, -- сказала она. -- Там еще легко ловится поток. Я думаю, вы отлично плаваете под водой, если сумели убить криспу, а это одно и то же.

Я отошел поглубже назад, положил руку на белую кнопку, разогнался и, удержавшись от лихого крика, прыгнул вперед, одновременно нажав кнопку. Тут же я почувствовал плечами резкие и одновременные выбросы "моих" крыльев, а ноги мои чуть "всплыли" вверх, и я ощутил, как "опираюсь" на воздух и будто вишу в небе.

-- Отлично! -- крикнула Финия.

И тут же я почувствовал легкое соскальзывание вниз, правда, подо мной была уже порядочная высота. Подкрутив колесико, я немного "опустил" ноги, руки с крыльями сами нащупали поток, даже точнее -- крылья, и, слегка наклоняясь вбок, я по широкой кривой стал уходить в небо. Честно говоря, я не понял, сколько я летал. Я подымался вверх и опускался вниз, делая плавные при этом повороты, и, когда пообвыкся чуть-чуть, заметил наконец в воздухе Пилли и Оли, почти рядом; я "направился" к ним, они ко мне, и, когда мы, "повстречавшись", снова разошлись в небе, Пилли успела показать мне кулачок с оттопыренным большим пальцем вверх, мол, отлично (что такое? Абсолютно земной жест!), а Оли, разумеется, -- язык. Хорошая девочка, ничего не скажешь. Я стал кружить под ними, глядя, что они вытворяют в воздухе, и, хотя мой полный восторг не проходил, я понял, что мне само собой еще ого как далеко до них, особенно до Пилли. Они постепенно снижались к обширной ровной площадке вокруг клуба, и я догадался, что они "пошли на посадку", и дунул ближе к ним, чтобы все увидеть и попробовать это же сделать самому. Одновременно девушки сделали вот как: снизились до земли, сбросив скорость, нажали кнопку, сбрасывая давление газа в брюках, и, как бы продолжая движение, пробежали несколько шагов по земле. И все. Очень просто, да? Я осторожно покрутил колесико, то чуть задирая, то чуть опуская ноги в воздухе, ощутил, сколько оборотов надо, чтобы воздух из брюк вышел весь и ноги перед "посадкой" смогли первыми коснуться земли. Это я и исполнил. Крылья резко "спрятались", воздух из брюк ушел, но я немного не справился со скоростью и расстоянием до земли, поэтому слегка поджал ноги, выпрямился на них и вынужденно быстро побежал вперед и упал, сделав, чтобы не покурочиться, мягкий кувырок через голову. Пилли, Финия и Оли окружили меня, тиская, целуя и говоря, что это просто гениально, и вовсе не для первого раза, а вообще, и в пятидесятку Политории я мог бы войти уже. И это без подготовки-то!

После мы трое отнесли в клуб аппараты, вышли, и тут же, обомлев, я увидел, как ушла в воздух Финия, причем со своим сыном-политорчиком на руках.

-- Финия -- прелесть, -- сказала Пилли. -- В душе она еще девчонка и каждый раз хочет напомнить мне, чего она стоит. Мы же с ней основные соперницы в первенстве Политории.

-- И кто из вас выше? -- спросил я.

-- Она, -- просто ответила Пилли и улыбнулась.

Да-а, если верить романам, которые мне удалось прочесть, и если бы, скажем, мне было лет шестнадцать, я влюбился бы в Пилли по уши, как щенок, забыв обо всем на свете, о папе-маме, науке, "планировании"... даже -- что же делать? -- о Натке...

Вернулась Финия. На лице ее сына-политорчика я не заметил ничего, что бы обозначало, что он проделывал акробатические трюки в небе. Этот всем даст звону. Летать будет как господь бог! Может быть, со своей девушкой. Может, даже захватив провизию и чай. Может быть, там под вечер он ей и предложит руку, а также -- сердце. И она согласится, и они поцелуются, задевая крыльями политорские звезды.

И вдруг я вспомнил: что такое, что за состояние? Я напрочь забыл, что сегодня днем при мне был убит политор. Дрянь, но убит недавно, я (могло и так получиться) мог и сам его прикончить... Я видел его предсмертные судороги и так легко, хоть и ненадолго, забыл; забыть следовало, но почему так быстро, что за смена состояний на этой планете, что за волны проходят через меня, что за темпы событий? Три дня, а я в сложнейшем клубке чужой жизни, к которой напрочь привязан. А Пилли? Впервые в жизни убила человека несколько часов назад -- и хоть бы что, летала, улыбается. Да, это было отвращением к подлости, да, это защита Орика и Любовь к нему. Все ясно. Но ведь убила?! И тут же забыла. Или я не прав?

У нее все внутри, но железная воля? А может, -- это действительно какие-то волны, убыстряющие здесь любые психические процессы, как бы даже снимающие их, особенно отрицательные, -- отсюда и их долголетие, так, что Ли? Я не знал.

Мы распрощались с Финией, взаимное "спасибо", конечно, "приходите еще", и полетели обратно.

-- Оли! -- сказал я. -- Можно вопрос? Но серьезный?

-- Поняла. Можно.

-- Вспомни момент своего самого сильного потрясения под водой. Сколько времени ушло на то, чтобы успокоиться эмоционально абсолютно? -- Думаю, уже к ночи.

-- И ночью ты спала нормально, хорошо? -- Вполне.

И тут же Пилли, будто помогая мне, сказала: -- Я от своей истории освобожусь через час. А что?

-- Прости, Пилли! Оли, и это не возвращалось? -- Нет.

-- Видишь ли, Пилли, кое-что я почувствовал по себе, а на вас я проверяю. Может быть, не только ваша психика, но и моя отчасти подвержена каким-то сугубо политорским волновым явлениям, которые помогают быстро, быстрее изгонять из себя тяжелое или страшное. У вас так всегда? -- Поняла, -- сказала Пилли. -- Не знаю. -- Не в этом ли причина вашего долголетия?

-- Это мысль. Но если ею заниматься, то с аппаратурой.

За ужином мужчины спросили, поучился ли я летать.

Он летал, а не учился, -- сказала Пилли. -- Уму непостижимо (я покраснел; что-то часто я стал краснеть).

-- Он способный, что ли? -- спросил папа.

-- Слово неточно, -- сказала Пилли. -- Орик, даже без трюков, которые он пока не знает, Митя через месяц вошел бы в пятьдесят сильнейших в Политории.

-- Детям это дается легче, -- скромно сказал папа.

-- Детям? Ребенок не может с ходу бросаться на криспу, стоять с лазером над противником и летать почти по высшему классу. Уль Владимир, вы родили колоссального человека. Перестань краснеть! -- сказала она мне. Но папа был не так прост.

-- Это у него все от нашей мамы, -- сказал он.

-- Он ведет со мной беседы, ну, как бы болтает, но каждая его тема -минимум важная гипотеза.

-- Хорошо-то как, -- сказал папа, -- что все это он вываливает не на меня.

-- Пилли, ладно уж, -- сказал я, -- я устал.

-- А скромность какая! -- сказала, хохоча, Пилли. -- Мне сорок лет.

По-земному -- двадцать. Улечу с вами на Землю, подожду лет семь, и мы с ним поженимся.

-- А меня и Оли бросите? -- смеясь, сказал Орик. -- Нечестно.

-- Не бросим. С собой возьмем. Найдем вам там девушку, Орик. Краса-вицу. Разницу и незаметите, они там на затылке тоже безглазые, а некоторые, простите, как и я, -- безмозглые.

-- Это у нас бывает, -- сказал папа.

Вечером, когда папа и Орик ушли в театр, я побывал у Пилли дома, в ее лаборатории. Дом у нее был вроде нашего. Когда погибли Пиллины родители, ей не предложили даже отдельный дом поменьше -- из уважения к ее роду и не без поддержки Горгонерра, который с ее родителями был дружен.

Я знал уже скорость корабля Карпия и, помня время, которое мы летели с ним, сосчитал расстояние от точки пленения до Политории. Я помнил его курс, знал расстояние от Политории до обеих Тилл и вычислил, на каком расстоянии (в двух случаях) пройдет модель уровень точки пленения. Плюс путь до Земли со скоростью модели. "Идти" модели именно через точку пленения было нерезонно: довольно резкий получался угол смены курса, и я его "спрямил". Так возникли две бумажки для Латора: курс модели в зависимости от того, на какую Тиллу их повезут.

-- Есть у меня еще одно дело, -- сказал я чуть позже.

Она, кивнув, набрала номер:

-- Роси? Это я, Пилли. ("Химик и художница", -- шепнула она мне.)

Я здесь несколько свихнулась: есть возможность мою машину сделать чуточку космической и гораздо быстрее... Ага! Подскажи мне, какая краска на борту уже в космосе на скорости будет хорошо себя вести?.. Поняла, поняла. А не дала ли бы ты мне немного этой красочки? Спасибо. Лечу.

Все это мы с Пилли проделали очень быстро, и вскоре я уже высаживал ее возле ее дома и сказал:

-- Покажи мне рукой направление к тому спуску под землей, где мы гуляли вчера.

Она показала, и я улетел, проведя прощальный разговор как-то очень комканно, наверное, потому, что мне хотелось еще побыть с Пилли и я этого стеснялся.

... Мелодично "запела" дверь при моем прикосновении к ручке, тут же открылась, передо мной стояла очень милая гелла и улыбалась мне огромными глазами. Карими.

-- Здравствуйте! -- сказал я. -- Вы -- Лата?

-- А вы -- уль Митя, с Земли. Проходите, Латора нет...

-- Простите, я ненадолго. Я по делу.

-- Говорите, я слушаю. Не стесняйтесь.

-- Попросите Латора завтра позвонить мне из Селима.

-- Не сомневайтесь, я попрошу.

-- Вот номер моего малого аппарата. Пусть позвонит обязательно. А встреча вечером, само собой. Мики спит?

-- Да, -- она улыбнулась мне с благодарностью.

-- Как крылышко?

-- Легче. Это легкий был ушиб, хвала небу!

-- Можно, я взгляну на нее?

-- О, конечно, это такая честь!

Она провела меня в маленькую комнатку с лампочкой слабой и закрытой тряпкой. Мики спала на животике, чтобы крылышки были свободны. Она была хорошенькая, с огромными ресницами и смуглая. Я легонько погладил ее по голове и на цыпочках вместе с Латой вышел в микроприхожую.

-- До свиданья, Лата, -- сказал я. -- Пусть Мики поправится.

-- Спасибо вам, -- сказала она. -- Спасибо за Оли.

-- Не за что, -- неуклюже ответил я, и Лата закрыла за мной дверь. Пропади пропадом та криспа, которой следовало сидеть у самого дна, на севере!

Через пять минут я был дома. Папа и Орик -- тоже.

-- Как театр? -- спросил я, ставя емкость с краской у двери на балкон.

-- Колоссально! -- сказал папа. -- Их актеры играют так темпераментно, будто сейчас съедят друг друга.

-- А что за пьеса? А?

-- О бешеной любви высокородного политора к безродной политорке. Пьеса что надо. Все время плакать хотелось. Орик сказал:

-- Я улетаю. Есть вопросы?

-- Интуиция? -- спросил я. -- Если Латора не отпустят на Тиллу, вы сможете помочь? Извините, Орик.

-- Да, -- сказал он. -- Это не проблема.

Он ушел, улетел, явно озабоченный своей ситуацией.

-- Пап, сели за текст записки, да?

-- Давай, -- сказал он.

-- Сначала о наружной надписи. Вон там -- краска, Пилли достала, держит космическую скорость. "Земля. Наш городок. Космический центр. Славину. Вскрыть переднюю верхную часть мощным магнитом".

-- Нормально. Поправок нет.

-- Та-ак. Записка внутри: "Взяты в плен далекой высокоразвитой цивилизацией, обратный курс не используйте -- не долететь, попытаемся выбраться сами, возможна задержка, а вернется мама, ей приветы с планеты "икс", мол, обнаружили ценные металлы, нам заброшены продукты, аппаратура, работаем, вернемся через месяц-два, пусть не прилетает -- там сезон дождей, сообщи газетчикам; а двум-трем представителям высокого начальства изложи правду, но с твердым настоянием молчать, надеемся на встречу. Рыжкины".

Я прочел это медленно вслух, папиных поправок не было.

-- Я боюсь, что вспышка здесь может произойти раньше, чем обговоренный день отлета, -- сказал я.

-- Просить раньше вроде нет оснований. Мы же не в курсе дела. Принимают нас хорошо, отлет в срок -- обещали... Да вроде нам и самим интересно здесь, не так ли?

-- Мне так очень! Так бы хотелось половить рыбу, дунуть в другой город, еще раз "попланировать", увидеть Малигата, а,Тула, да и эта машина против геллов не идет из головы.

-- Я тоже об этом много думаю, -- сказал папа. -- Хочешь, я изложу тебе кое-что.

-- Давай.

Поразительно, он пересказал мне мои соображения.

-- Такую игрушку квистор от себя далеко не отпустит, значит, она в Тарнфиле. Где? Вроде бы в трех местах: лаборатория, тюрьма, сама квистория. Лаборатория скорее всего отпадает: если внутри нее есть засекреченное место, куда есть доступ лишь двум ученым, -- это ненадежно. Другие -- не идиоты, могут допустить, что машина там. Тюрьма? Нет. Приходящие ученые очень заметны. Это настораживает. Остается квистория. Но иметь засекреченный, но видимый вход во что-то, -- тоже подозрительно; хотя народ там вышколенный, есть и другие, например, Орик. Нет, вход к машине должен быть невидим. Значит (тут я напрягся), он в кабинете самого квистора с невидимой дверью в него. Даже сейф, если он там есть, может быть входом.

-- Сейф не сейф, а дверь, вход -- это здорово!

-- Спать, -- зашипел папа, так что Сириус зашипел тоже.

-- А как наши лаборатории, научные институты, заводы? Вы ведь там не были? -- Так началась встреча с молодыми учеными в технициуме. Со мной был Орик.