Где ты, Маленький 'Птиль'

-- Нет, там я еще не был и, может, не буду.

-- А причина? Вам и вашему отцу это разве не интересно?

-- Это, как говорят у нас на Земле, -- риторический вопрос.

-- Понятно.

-- По нашим планам и с согласия правительства, вашего, до нашего отлета осталось несколько дней. Увидеть можно не так уж и много, объем информации был бы минимальным. И еще: нам никто ничего подобного не предлагал.

-- Почему, как вы думаете?

-- И дней мало, и, главное, существует мысль, что, возможно, наши цивилизации могут скрывать агрессивные намерения -- тогда нам по лабораториям разгуливать нечего.

-- А как убедиться в неагрессивности?

-- Не знаю, допустим, все же запустить нас в недра вашей науки: это было бы проявлением и вашей силы, и уверенности в себе. И доверия.

-- Так за чем дело стало? На ваш взгляд.

-- Не знаю. Это мы у вас в гостях, а не наоборот. По общему впечатлению, вы сильнее нас и бояться вам нечего.

-- Почему вы так решили?

-- Ну... хотя бы потому, отвернись я сейчас от вас, я могу получить выстрел в спину (шепот, волнами), не буквально, конечно. А дайте мне автомат, отвернитесь вы и -- вы все видите! Третий глаз! -- Хохот в зале, маленькая буря. -- Как считает мой отец (а он ученый), беглые встречи, прогулки по городу, поход в театр, "планирование", охота в море -- это и есть нормальный первый контакт, доверие, или недоверие рождается на этом простом уровне. Лаборатории -- дело десятое.

-- Вы разумно рассуждаете, а ведь вы очень молоды. Откуда это?

-- Насобачился.

-- То есть? Поясните, пожалуйста. На-со-ба-чил-ся.

И только тут, балда, я вспомнил, что ведь у политоров нет собак, мы же не видели, а были бы -- тоже не просто объяснить, -- это же не прямое выражение. Кое-как я объяснил им, что такое собака, но само свое выражение объяснить не смог и заменил его словом "натренировался".

-- Простите! Мы ученые, но с нами беседует не ваш отец, а вы -- совсем еще мальчик... Надеюсь, вы не обижены?..

-- Нет, конечно. Мой отец беседовал с уже учеными, а вы -- только будущие. Я -- тоже будущий ученый. Через три года я буду работать в сложнейших лабораториях Земли.

-- Мы этого не знали. Как это получилось?

-- Дело было сложное. Оно касалось нового межпланетника суперкласса, он был сосчитан весь, кроме одной детали двигателя, -- и я предложил наиболее правильное решение. Мой папа поначалу был моим подчиненным...

Мама миа! Как они хохотали.

-- Я стал известной фигурой на Земле, много выступал, вот и... насобачился.

-- Вы философ? По склонностям.

-- Нет, я ученик, школьник, Митя. Зовите меня просто Митя, уль -- меня смущает.

Они улыбались. Я быстро подошел к доске, взял мелок и быстро нарисовал мой корабль в разрезе.

-- Вот он, тот корабль. -- Значительная пауза. -- Понятен он вам?

Я быстро стер рисунок. Несколько перекрещивающихся реплик, восклицания, потом один политор сказал, а легкий гул согласия обозначил, что это не только его впечатление:

-- Разумеется, неясно ваше топливо, ясно по некоторым узлам, почему он способен летать, но вообще досконально конструкция не ясна.

-- Превосходный корабль, -- сказал я. -- Но не может долететь до вас пока. Вопрос о нашей агрессии отпадает.

-- А мы до вас долететь можем?

-- Не скажу, -- сказал я, и все заржали.

-- В общем, -- сказал я, -- мы вам собак доставить на Политорию не сумеем. Вернувшись на Землю, мы можем вычислить, где установить между нами маленькую плакетку-переходник, тогда я обещаю вам несколько собак. Пользуйтесь, существа отличные!

-- Это было бы прекрасно! Митя, судя по тому, что тот ваш корабль вышел в космос, вы -- настоящий ученый, но вам не кажется, что вы -- прежде всего -- психолог, философ и политик?

-- Ну, если я политик, то по случайности, жизнь заставила, а если философ и психолог, то вы тоже философы и психологи, если вы, конечно, ученые. Кстати, разговор о чем попало гораздо ценнее, в нем больше рациональных зерен. Это -- ощущение. А как ваше? -- Многие закивали. -Задавайте мне любые вопросы, но лучше не из сферы науки.

-- У нас много общего. Кино, театр, цирк... Спорт у вас есть?

-- Да, -- сказал я. -- Все есть. Это тем более поразительно, что вы произошли от птиц, а мы, как моро, от обезьян, которых у вас нет, и вы не видели их никогда.

-- На кого они похожи?

-- На меня. Но я покрасивей и могу говорить, а они нет.

-- А они думают, рассуждают?

-- В известном смысле.

-- Почему же между нами много общего? Если мы птицы, а не... Я изложил им "гипотезу" Пилли. Что они -- тоже земляне.

-- Но они же позамерзали и на Земле, и у нас -- наши и ваши гены.

-- Да? А вдруг они "летали" в космосе, как ваши миленькие птички -галли? -- Опять это была Пиллина мысль.

-- Потрясающе! Что-то цирковое, а ненаучное!

-- Иногда это может совпасть. Кстати, я жутко удивлен, что вы не умеете аплодировать.

-- А это что еще за штучка?

-- Вчера я впервые в жизни "планировал". В воздухе, пролетая мимо меня и желая показать, что я молодец, одна милая девушка сжала вот так кулак, а большой палец -- вверх. Это же наш, земной, жест! Вы понимаете?! Это намек на нашу схожесть помощнее, чем разница в принципах космотехники. А аплодировать вы не умеете! Уль Орик, что сделали вчера политоры после спектакля, если он им понравился?

-- Молодые люди, -- обратился Орик к аудитории, -- покажите Мите, пожалуйста, как это выглядит.

Все встали и будто бы громко, но и нежно запели с паузами.

-- А на Земле делают так. -- И я стал хлопать в ладошки. -- Прошу вас, сделайте это все вместе! И-и-и...

И они зааплодировали! Это было здорово и абсолютно как на Земле.

Я закрыл глаза. И вдруг подумал о маме. О Натке. О моих ребятах из школы. Ч-черт, плакать хотелось. Я открыл глаза -- они аплодировали, Орик -тоже. Я сделал знак, и аплодисменты кончились.

-- Понравилось?! Удобно?!

-- Да-а-а!!! И действительно -- удобно.

-- Можете этим пользоваться, Земля вам это дарит, кроме собачек. (Смех.) Вопрос на засыпку. Что вы испытывали, когда аплодировали, тренинг? Освоение нового жеста?

Они все уже "секли", даже про "засыпку" не спросили.

-- Да, тренинг, еще какой, ладошки горят.

-- И только?

-- Нет. (Несколько голосов.) Мы аплодировали вам, Митя!

-- Спасибо. За что же?

-- За встречу, за жест-новинку, за дочку уля Орика. Орик встал и поклонился им и мне.

-- Это, Митя, ваша первая криспа? У вас есть такие?

-- Есть. Да, первая и, надеюсь, последняя. Но, честно говоря, я от борьбы с криспой устал меньше, чем от разговоров о ней. Я сделал то, что полагалось.

-- Демонстрируя сейчас, что вы еще и скромны.

-- Не знаю. Вряд ли я скромный. Папе, маме видней... Мы с вами достаточно схожи. Одно племя. А в одном племени легко возникает и дружба, и вражда. Наша общая задача, по-моему, она и научная, избежать вражды.

На этой высокой ноте (все меня поддержали, кстати, с помощью аплодисментов) мы и закончили встречу, разве что некоторые наперебой предлагали более интимную встречу в их клубе, и я согласился.

-- Мы полюбили вас, как младшего брата. Тебя, вернее!-- крикнула малюсенькая политорочка, тоже "по традиции" красавица. -- Я бы с удовольствием потанцевала с тобой в клубе, Митя!

-- Я тоже, -- сказал я. -- В этом деле -- я мастер. Аплодисменты -- и мы простились.

-- Я к квистору, -- сказал Орик. -- Привет. До обеда. Он улетел. Я немного замешкался, и ко мне подошел молодой политор, почему-то боязливо оглядываясь.

-- Я только что был на вашем выступлении, меня зовут Трэг. Надо поговорить. Может, это важно, а может, и нет.

-- Если вы так и не заметили слежки, садитесь в машину, -- сказал я, он впрыгнул, и мы взлетели.

-- Я не задержу тебя, -- сказал он. -- Если окажется, что все это бред, я извиняюсь за потраченное тобой время.

-- Не стоит, -- сказал я. -- Я слушаю.

-- Я один из лучших кулачных бойцов Политории и состою в том же клубе, что уль Орик. Я не рискнул подойти к Орику (кстати, в кулачном деле Орик у нас -- лучший боец), он торопился; ты передашь ему то, что скажу я, он разберется. Вчера вечером была тренировка, работало пар двадцать, все устали, расслабились под душем, кто молчал, кто вяло болтал, и я услышал один разговор, очень непонятный, но чем-то он меня задел. Болтали двое, шум воды, но я хорошо слышу, я акустик...

Я почему-то напрягся.

-- Один сказал: "Ну, ты помнишь, он зашел утром, все объяснил и отправился по делу. К нашему лучшему". "Ну и что?" -- сказал второй. "Ты забыл, что ли, что он обещал зайти, но не зашел".

"Ну и что, задержался, надо было возвращаться, он и укатил в скалы, подумаешь".

"Может, и так, но вечером перед тренировкой из Селима позвонил а, Пик и сказал, что тот не вернулся, так как получил еще в городе распоряжение главного принять кое-какие функции в другой группе. Странно".

"Не особенно", -- сказал второй.

"Но к нам-то он не зашел. Не есть ли это плохой знак?"

"Поди знай".

"Я считаю так: нам не обязательно ждать, можно и так пойти куда надо, им будет явно интересно узнать про нашего лучшего бойца. Они нам спасибо скажут, а может, и деньжат отвалят".

"Во, разбежался!"

"А я считаю, что мы должны его опередить". Все, -- сказал Трэг. -- Вы что-нибудь поняли, Митя?

-- Ничего, -- сказал я. -- Абсолютно.

-- Я тоже мало что понял. Но все же это про "нашего первого", то есть про Орика. Это тревожит.

-- Я все запомнил и передам улю Орику, а вы, чтобы он смог во всем разобраться, назовите мне имена этих двух.

-- Пожалуйста: а,Грип и а,Урк.

-- А, Грип и а,Урк, -- повторил я. -- А звонил а, Пик, верно?

-- Да, еще первый добавил: только идти нам надо дня через два-три, вдруг глазастого уберут с работы вообще, как-то будет на душе легче.

-- Если здесь есть угроза Орику, то последнее -- важная деталь. Куда вас подвезти?

-- Никуда. Спасибо. Я пройдусь. Я снизился, и он вышел.

-- Странно, эти двое -- безродные, но в одном клубе с Ориком.

-- Это неэлитарный клуб. Элитарный только в смысле подготовки бойцов. Высокородные и безродные на бойцовской площадке -- равны. Привет.

-- Привет. Еще раз спасибо.

Мы расстались. Я быстро маханул в небо и позвонил квистору.

-- Уль Горгонерр, -- сказал я. -- Долгой жизни. Это Митя. Простите, что отрываю вас от важных дел. Я хотел поблагодарить вас за мое выступление в технициуме. Было интересно.

-- Правда? Превосходно! И вам спасибо, уль Митя.

-- Простите, уль Горгонерр, не у вас ли уль Орик? И удобно ли прервать на секунду вашу беседу?

-- О, вполне!

-- Орик? Это Митя. Я лечу в планетарий, там будут дети, Ир-фа мне говорил, что они очень хотели повидать и вас, просто очень, раз уж вы мой гид тем более.

-- То есть обязательно до обеда?

-- Да, да, да! -- жестко сказал я. -- Постарайтесь!

-- Договорились. Долгой жизни.

-- Я именно об этом, -- сказал я.

Я был очень напряжен, когда со своей краской, запиской и курсом на бумажке летел к Ир-фа. И тут же позвонил Латор.

-- Уль Митя, -- сказал он. -- Мне поручили привезти вам с Тиллы-один целебные корни. Завтра рейс состоится, а тут заболел мой приятель-рабочий, и начальник работ согласился взять меня, а в Селиме меня отпустили. Очень хорошие корни, вы обрадуетесь.

Спасибо, Латор, -- сказал я, и мы попрощались.

... С Ир-фа мы управились быстро. Я сделал на модели внешнюю надпись Пиллиной краской, крышку носа модели Ир-фа снял заранее и заправил модель топливом. Мы пристроили нашу с папой записку для Славина, и Ир-фа установил курс модели из расчета, что она уйдет с Тиллы-1.

-- Еще раз объясняю, как ее запустить, а ты, Митя, постарайся, чтобы Латор понял все точно, -- сказал Ир-фа.

Он (я вздохнул) пристроил на место крышку модели специально для меня -неаккуратно, и я увидел, как крышка легко "поползла" своими краями по краям, соответствующим ей на нижней части носа модели, и "стала" тютелька в тютельку на свое место; Ир-фа еще раз показал мне систему запуска.

-- Я узнал, -- сказал Ир-фа, водворяя модель на место (к стене тем боком, где я написал текст), -- кто ведет корабль. Я сказал ему про Латора с большой сумкой и про корни. Пусть его не удивляет большая сумка. Все хорошо, Митя.

Я долго и крепко жал руку Ир-фа, тут позвонил Орик и сказал, что летит мне навстречу.

-- Вылетаю, -- сказал я и добавил Ир-фа: -- Можно я забегу просто так, уль Ир-фа? Ну, просто так. Можно?

-- Конечно. Я буду очень рад. Удачи, -- сказал он. -- И не волнуйся. Мы встретились с Ориком в воздухе и медленно, летя совсем рядом, "поплыли" на обед. Он молчал. Я сказал:

-- Увы, есть ситуация, и все хуже, а не лучше, чем нам бы хотелось. Вы знаете Трэга?

-- Да. Славный парень. Кулачный боец. Классный.

-- Информация от него. Важная. Она его встревожила, и он мне все рассказал, хотя я понял, что сам-то он ничего не понимает, но и я сделал вид, что тоже.

Я пересказал ему ситуацию Трэга.

-- Знакомые лица и опасные бойцы, -- задумчиво произнес Орик, -- а,Грип и а,Урк. -- Он протянул через оба борта руку и сжал мою до боли. -- Спасибо, малыш, -- сказал он.

-- А, Тулу следует поскорее узнать имя а, Пик, -- сказал я.

-- Это мы сделаем немедленно.

-- Еще а, Пик жаловался, что их там двое всего, и если он позвонит с такой идеей из Селима в квисторию, не исключено, что пошлют не этих. Опасность остается.

-- Верно. -- Орик кивнул и тут же соединился с а,Тулом.

-- Слушай, -- сказал он. -- Вы отправили политора на задание, пусть тебе помогает его друг а, Пик, понял? Возможно, пришлем еще одного, может меня переиграть в кулачном бою, умный и хитрый. А то и двоих пришлем.

-- Все понял. Все? Долгой жизни.

-- Среди кода вы назвали а, Пика. Это не опасно?

-- Нет. Имя а, Пик скажет им многое, но они подумают, что кто-то из квистории звонил, кто причастен к лазутчикам. А я и есть из квистории! -- он засмеялся.

К обеду мы поспели вовремя. Я быстренько рассказал всем о визите к Ир-фа, а после уже Орик рассказал о том, что Трэг сообщил мне.

-- Да, мы верно решили исходить из худшего. А история с Трэгом -- это колоссальное везение. Надо этого а,Урка заслать туда, -- сказала Пилли. -Да и второго.

-- Обдумаем, -- сказал Орик. -- Ждать и делать это не сразу -- опасно. А быстро -- не заподозрит ли чего а,Урк? Он хотел пойти в квисторию через два-три дня, а если его вызвать туда завтра, он заодно может все и рассказать. Здесь нужно подумать. Митя, ты говорил о серьезном разговоре за обедом. Я готов. Кстати, Митя научил молодых ученых аплодировать, похоже, теперь это может прийтись по душе всей Политории.

-- А это что за номер? -- спросила Пилли.

-- Потом, ладно? -- сказал Орик. -- Митя, я слушаю.

-- Послушайте папу. Пилли, помнишь, как мы рассуждали об антигелловой машине? Пап, расскажи.

-- Орик, я вычислил, что все упирается в вас. В сейф! Ха-ха! -- Папа коротко изложил суть. Потом добавил: -- Скрытую дверь вы не обязаны знать, вы из непосвященных. Но вспомните-ка, как стоит сейф и есть ли он?

-- Есть, большой.

-- Прижат ли он к стене... и, если нет, прижат ли он к полу или он на ножках?

Орик задумался, спрятав лицо в ладони.

-- Он... без ножек, на полу. И он -- прижат к стене.

-- Значит, сейф не отпадает, -- сказал папа.

-- Да-а, чувствую, что вы можете оказаться правы. Это задачка посложнее, чем с а,Урком. Надо думать.

-- Надо ночью геллу проникнуть в окно квистора! -- сказала Пилли. -- Ну а там...

Мысль была непродуманной, но такой быстрой и простой, что мы с папой, не сговариваясь, зааплодировали.

-- Что это? -- спросила Пилли. -- Что за игры?

-- Это аплодисменты, -- сказал Орик. -- Аплодировали тебе.

-- И это все? А что это значит?

-- Не узнаю Пилли, -- сказал Орик. -- Представь, ощути (со мной это сегодня было), когда громко весь зал аплодирует артистам в театре. Это колоссальное впечатление!

Пилли закрыла глаза, задумалась и сказала:

-- Да. Точно. Это у нас может привиться. Подарок Земли.

-- Митя еще обещал с помощью межпланетной станции доставить и подарить политорам собачек.

-- Кого-кого?! -- сказала Пилли. -- Со-ба-чек?

Я описал Пилли собак, полаял, изобразил их разный рост, вид, хвосты, два слова о несении службы, поиск преступника...

Пилли, умница, моментально мне зааплодировала. Веселый был обед, ничего не скажешь. И тут папа сказал Орику:

-- Уже с помощью разных дел, пахнущих восстанием, кровью, секретностью, опасностью, мы быстро и прочно связали себя друг с другом. Я давно не испытывал такого полного доверия, как к вам и Пилли, Орик. И все же -- мы гости, чужие, и не всякий вопрос к вам уместен...

-- Да ну вас, уль Владимир, -- сказала Пилли. -- Ваш сын спасает Оли, готов был прикончить врага Орика, а вы...

-- Я слушаю вас, -- сказал папе Орик. -- Пилли права.

-- Ситуация на Политории и наш отлет могут совпасть, и тогда... Скажите, вы знаете, когда ваши начнут?

-- Нет, -- сказал Орик. -- Я только чувствую ситуацию. Думаю, что я буду знать обо всем заранее и скажу вам, но не исключено, что по ситуации я узнаю все, когда все и начнется.

-- Спасибо. Заранее -- это хорошо. Хотя, для чего?

-- Если совпадет, я все равно постараюсь помочь вам улететь.

-- Это будет очень непросто!

-- Я спать хочу, -- неожиданно заявил я.

-- Хвала небу! -- воскликнула Пилли. -- Ребенок устал. А то как вечный двигатель. Ложись.

-- А мы трое, -- сказал Орик, -- махнем с едой на речку, Владимир возьмет снасти для ловли рыбы...

-- И я хочу, -- сказал я сонно.

-- Мы кое-что обсудим. Мне кажется несколько опасным мой вызов в квисторию а,Урка. Но если меня вдруг возьмут -- то не расстреляют, я слишком много знаю о повстанцах, за это и возьмут, и я им буду нужен, -- сказал Орик.

-- А если это случится, как мы узнаем? -- спросил папа.

-- Если я опоздаю на два часа куда-либо и не позвоню.

-- И как тогда быть?

-- Добирайтесь до моро, или связь с Ир-фа.

-- Я не об этом, -- сказал папа. -- Как вас спасать?

-- Но не самим же!

-- Я должен проснуться, когда стемнеет, обещаете? -- сказал я.

-- Да. Спи, -- сказала Пилли. -- Мы прилетим вовремя.

... Проснулся я сам; рядом дрых Сириус. За окном начало темнеть, вернее, пока сереть, и я подумал, что надо позвонить своим: пришла вдруг в голову мысль кое о чем попросить Орика. Я дозвонился до папы и спросил, где они.

-- А не знаю, на речке какой-то.

-- Попроси, пожалуйста, Орика, взять для меня подзорную трубу, ладно? А ты ловил рыбу?

-- Ловил. На блесну.

-- Поймал кого-нибудь?

-- Одну. А две сорвались.

-- Крупную?

-- Кило.

-- А на кого похожа?

-- На ведьму.

Глядя в вечернее небо, я подумал вдруг, что сегодня что-то многовато всяческого транспорта в небе, не космического, конечно. Кроме того, что постоянно по городу и над городом летали машинки типа наших, обычные, летали еще какие-то блюдца с иллюминаторами, вероятно, только верхолетные и грузовые, и часто проплывали большие корабли (тоже грузовые), может быть, военные. Я ощущал какое-то "брожение" в небе, что-то их было многовато. Что это? Случайное совпадение многих рейсов или что-то началось? Вон тот, например, зеленый и узкий, промчался с какими-то дырками на морде, -- может быть, для пушек или пулеметов? А где же наши? Я посмотрел на часы -поздновато. Часы, кстати, политоры носили, цифры были не наши. Занятно, что политоры не курили, не то чтобы курили, но сто лет назад все бросили, а просто не курили, не знали, что это такое. Я спрашивал об этом у Пилли, и она, удивившись и с трудом поняв о чем речь, сказала, нет, такого у нас нет. И алкогольных напитков у них не было (тоже пришлось кое-как объяснить, что это за штучки), пили они какие-то, кроме чисто целебных, успокаивающие или сильно возбуждающие травы, но это было вовсе не то.

Наконец вернулись Пилли, папа и Орик. И Оли прилетела, наверное, Орик взял ее с собой, когда трубу забирал.

-- Спасибо, Орик, -- сказал я. -- Извините, вещь ценная, но что-то мне неспокойно.

-- Бери-бери. Кстати, а для чего? Планетарий?

Я кивнул, сказал всем, что отлучусь минут на пятнадцать, и дунул к Латору. Машину я, чтобы она не примелькалась, оставил до спуска в нижний город. Латор был дома.

-- Вы выспитесь, если мы все сделаем ночью?

-- Конечно, конечно, -- сказал Латор.

-- Прилетайте ко мне в двенадцать ночи на самый верх, ладно? До Ир-фа полетим вместе.

Вскоре я вернулся в дом.

-- Давай твою рыбину, покажи, -- сказал я папе.

-- Если ее Пилли еще не разделала на кухне.

-- Ка-ак?! -- заорал я, бросаясь на кухню.

Нет, Пилли с ножом еще только тянулась к рыбине.

-- Да что ты, Пилли, странная какая! -- сказал я. -- Это же -инопланетная рыба! Мне ее видеть надо!

Я стал разглядывать папину "ведьму". Я думал, что она на вид должна быть, как и на Земле, поскромнее морских. Ничего подобного. Не ведьма, конечно, но... Почти черная, даже фиолетовая, с продольной узкой красной полосой. Рожа страшноватая, тупая, а глаза не по бокам, а очень близко друг к другу на лбу и очень выпуклые.

-- Как ее зовут? -- спросил я.

-- Алабия, -- сказала Пилли. -- Довольно вкусная.

Я вернулся в столовую. Орик задумчиво играл с Сириусом.

-- Что, тоже о памятнике для него подумываете? -- Ну и шутка.

-- А знаешь -- мысль мелькнула. -- Орик улыбнулся.

-- Кстати, -- сказал папа. -- На Политории верят в бога?

-- Это кто -- бог? -- спросила Пилли, входя. Папа, как мог, объяснил, хотя это было очень непросто.

-- Нет, такой веры у нас нет.

-- Но какая-то есть, если даже как и на Земле, не всеобщая?

-- Конечно, мы без этого не обошлись, -- сказала Пилли. -- Мы верим в чистый разум с большой буквы: Чистый Разум.

-- Это лишено божественного смысла? -- спросил папа. -- Ну, как вера в любовь, в доброе начало...

-- Если идти от вашего бога, то Чистый Разум -- понятие божественное. Это некий сгусток, невидимое облако там, куда и корабли долететь-то не могут. Чистый Разум вбирает в себя все, что есть в нас: и высокое, и дурное, он руководит нами, нас судит и решает наши судьбы. Все это связано с высокой идеей.

-- А у вас были, наверное, времена, когда политоры ели мясо политоров?

-- Случалось. В глубокой древности.

-- С массовым размахом?

-- Нет, в отдельных племенах.

-- Как и у нас на Земле, -- сказал папа.

-- Ну, если и у вас так было, и рабство было, -- вы не менее парадоксальное общество, чем мы.

-- Иногда мне кажется, -- сказал папа, -- что надо не только не позволить элите улететь, но нужно улететь самим, элиту бросить, улететь на огромную хорошую планету и зажить на ней большим и свободным сообществом.

-- Орик, он бог, что ли, уль Владимир? Попал в точку: ведь бродят в воздухе и такие идеи, правда, втихую.

Я чудом вдруг ощутил, что через минуту мне следует быть наверху иглы.

Корабли в ночи проплывали чрезвычайно редко. В общем, Латору не сложно было уйти в темное небо и потом спуститься ко мне, что он и сделал, прилетев, конечно, с сумкой и фонарем. Он возник на перилах балкона как черный ангел, едва видимый в темноте; мы спустились вниз, он поздоровался со всеми, и мы быстро съехали вниз и моментально взлетели. Сразу же я все подробно объяснил ему.

Не дожидаясь моего предложения, он все повторил. Мы летели высоко, но отыскали планетарий точно (геллы отлично видели в темноте), я сделал широкую дугу, спустился на уровень галереи метрах в двухстах от нее и сказал Латору: пора. С сумкой и фонарем в ней он легко скользнул вниз, волна от его крыльев пробежала мягко по моему лицу, и он стал удаляться, бесшумно толкая крыльями свое тело вперед; я немного спустился, завис над землей и достал трубу Орика. Было тихо кругом, пусто и достаточно темно; какой-то неясный свет все же шел с неба, и кое-как я видел Латора вдалеке. Вот он долетел до окон, пошарил, видимо, рукой, глазами нашел щель, секунда-другая -- и он исчез в галерее. Я был очень напряжен, было нелепое ощущение, что опасность притаилась где-то внутри галереи. Мелькнул на секунду слабый свет фонарика Латора, потом большая пауза, вновь я едва различил Латора уже снаружи, опять -- пауза (он закрывал окно), и очень скоро его крылья оказались над моей головой, и он опустился в кресло.

-- Закрыли окно хорошо? -- шепотом спросил я.

-- О, да. Щелочка с палец. Махонькая.

-- Отлично. Погнали.

Я ушел в небо, мы тихо скользили в теплом воздухе, я попросил Латора раскрыть сумку, он раскрыл, и этого было достаточно, чтобы все ему объяснить.

-- Модель топливом заправлена, -- сказал я. -- Теперь только полет. И сделаете вы вот так. -- Я зажег фонарь и, светя им прямо в сумку, показал ему систему запуска. Он все время кивал головой и после медленно и дважды, как бы успокаивая меня, повторил все, что сказал я.

-- Ир-фа сказал, что обыскивать вас не будут. Во время работ, до отдыха, не надо оставлять сумку в корабле. (Он кивнул.) Если вдруг вас забросят на Тиллу-два, не смущайтесь, установленный курс годится. Вот и все. А как Мики?

-- О, завтра уже будет летать, как птичка.

-- Это прекрасно, -- сказал я. -- А я попробовал "планировать".

-- И как? Понравилось?

-- Потрясающе! И получилось, главное, с первого раза.

-- Здорово, это не часто бывает. Так говорят.

-- Я не полечу в нижний город, ладно? Добросить вас поближе?

-- Это неважно, -- сказал он, -- летите пока вот так. -- Жест рукой. Я ускорился, Латор закрыл сумку и, положив мне руку на плечо, сказал: -- Не волнуйтесь. Будем надеяться.

Я сказал:

-- Да, да. Спасибо. Вы вернетесь к вечеру, да? Сразу звоните мне. Если я буду не в лучшем месте, я дам понять. Привет Лате и Мики! Он сжал мою руку и исчез за бортом моей машины.

10

Орик улетел на свидание с а,Тулом, а мы с папой полетели посмотреть Тарнфил сверху. Пилли мы дали передохнуть после завтрака, и она укатила к какой-то подруге шить платье. Народу днем было не так уж и много, и мы полетели сначала по надземному Тарнфилу, нечто в виде слалома между домами-шарами. На улицах, вчера и сегодня, было больше, чем обычно, военных, точно мы не знали, что это именно военные (хотя, как оказалось, не ошиблись), просто они были в особой форме, отличавшейся от формы полиции.

После мы связались с Ориком и попросили его позвонить на космодром, чтобы нам разрешили навестить наш "Птиль" и кое-что забрать, в том числе аппараты и пленки.

-- А что можно снимать? -- спросил папа.

-- Все.

-- Помилуйте, как это все?

-- А все объекты стратегического значения скрыты.

-- А космопланы? Такие, как у Карпия?

-- Разве по внешнему виду на Земле сумеют создать аналогию, то есть корабль, способный долететь до Политории?

-- Думаю, нет.

-- Вот и я так думаю. Я им позвоню, на космодром.

И мы с папой дунули на центральный космодром. Прилетев, мы убедились, что охрана в курсе дела и мы спокойно можем посетить "Птиль", корабль Карпия "на приколе" и там уже предупреждены. До корабля (он стоял далеко) мы можем подлететь на своей машине. На корабле Карпия нас принял не он сам, а Ол-ку. Он любезно довез нас на машине до "Птиля", в наш кораблик с нами не поднимался, ничего не контролировал, то же самое было и при выходе с космодрома -- никакой проверки. Быстро взяв, что нам было нужно, мы с папой все же секунд двадцать молча посидели на наших легоньких креслах: какая-то грусть накатила на нас -- не передать. Когда мы взлетели и "поплыли" в центр, папа выдал мне свою маленькую тайну: он, будучи на "Птиле", включил на полную катушку излучатель биополя. Если это будет замечено и кому-то не понравится, можно будет отключить и извиниться, мол, проверяли приборы (по-хозяйски, это было понятно), отключили, а этот канал -- забыли, эко диво. Излучатель биополя стоял, как правило, на всех наших космолетах и машинах, развивавших большую скорость в воздушном пространстве, -- поток, довольно мощный, биополя, как ветродуем, сдувал с пути корабля птиц и птичек, чтобы корабль их не "шлепнул". То, что это поле на "Птиле" вполне пробивается сквозь стенки Карпиева корабля, стало ясно сразу же, как мы начали от корабля удаляться: маленький сигнализатор с "Птиля", который папа давно забрал с собой, легко регистрировал его, этого поля, наличие и силу. И то, что стенки корабля эту силу значительно уменьшали, было нам, как оказалось, только на руку, потому что частично папин замысел сводился к тому, что влияние нашего биополя по мере удаления от "Птиля" должно по шкале сигнализатора быстро упасть до нуля. Так оно и произошло, папа заулыбался, довольный, и сказал:

-- Понял, куда я клоню?

Я сказал: "Пока нет".

-- Тебе ведь понравилась моя логика детектива? -- хохотнув, спросил папа. -- Правда, это было предположение, не более, хотя и логичное, я хочу к нему добавить кое-какие доказательные детали, если это выйдет. Теперь понял?

-- Нет, -- сказал я, -- не понял, пап.

-- Думай о птицах, -- сказал он, но я ничего не понимал, как пень; космодром был довольно далеко от Тарнфила, и папа, как оказалось, специально "плыл" очень медленно, а мне велел глазеть на шкалу биополя нашего сигнализатора.

Папа сказал:

-- Как ни крути, птицы Земли и здешние имеют много общего. Геллы и политоры в процессе развития наверняка закрепили некоторую разницу своих биополей. Гак вот, их машина -- излучатель не некоего биополя, но биополя, направленного на организм птиц, геллы -- куда более птицы, чем остальные политоры, и не исключено, что, при всей разнице устройства на "Птиле" и этой машины, на шкале нашего сигнализатора кое-что появится (я уже все понимал) по мере приближения к квистории, то есть к машине-излучателю.

В конце этой его фразы стрелочка шкалы дрогнула, и по мере того как мы углублялись в город, держа курс прямо к квистории, влияние некоего биополя росло и стрелочка довольно бойко ползла к максимуму. Метрах в ста от квистории мы свернули в сторону подземного входа в нижний город -- стрелочка уже твердо уперлась в край шкалы, потом начала смещаться обратно.

-- Понял? -- сказал папа, когда мы уже пешком шли по подземному городу. -- Это еще ничего не доказывает, но сам довод посильнее, чем просто мысль, что машина должна быть в квистории.

-- Это дело, -- сказал я. -- Разве что проникнуть к этой машине не станет легче. Ну ты и голова! Куда мне...

-- Зато попытка -- осмысленней, да и риск -- тоже.

Видимо, обеденный перерыв кончился, народу поубавилось, приветствия, подходы к нам и "руки на плечи" сошли почти на нет, и мы, "прячась" от них, да и из-за интереса, отдали себя во власть приветствий продавцов магазинов. Они-то и напомнили нам, что все для нас -- бесплатно. Смущаясь, мы все же кое-что "подарили" себе: легкую и большую сумку, разные симпатичные игрушки для Латоровой Мики, костюм и платье для Латора и Латы, симпатичные украшения для Пилли и Оли и "местный" фотоаппарат с объективом, меняющим свое фокусное расстояние, с десятком разных пленок. Это оказалось все же заразительным, и я сказал, что перед отлетом надо будет поднабрать "товару" для привоза на Землю, для мамы, по крайней мере. Из машины по дороге к дому папа позвонил Орику и выяснил, что тот через полчаса будет, и папа спросил у Орика, не подскажет ли ему наша дама какого-нибудь очень хорошего специалиста по бионолям. Орик сказал папе, что мы, наверное, окажемся дома раньше и он просит папу ждать его на балконе столовой, он пролетит мимо, сделав два круга.

Все это было несколько загадочно, и Пилли сказала, что Орик кое-что, видно, затеял. Впрочем, ничего более разумного она сказать и не могла, так как любовалась бусами и колечком, которые мы с напой ей подарили: оказалось, что это классные подарки. Улыбаясь, папа вышел на балкон.

-- Пилли, -- сказал я. -- А у тебя есть знакомый ученый, который разбирается в биополях и любит геллов?

-- Покопаться -- есть, наверное. Л что такое?

-- Папа показал мне кое-что толковое, но нуждается во мнении специалиста.

Вероятно, в этот момент Орик пролетел чуть ниже уровня балкона и довольно медленно, так что я услышал:

-- Я сделаю большой круг, а вы втроем быстро спускайтесь вниз, оставьте двери открытыми, я сяду к самой двери, а вы трое встаньте между машиной и входом в сад дома.

Мы в темпе скатились на лифте вниз, распахнули двери и встали так, чтобы оставить место для машины. Орик быстро сел, и раньше, чем он сам вылез из машины, из ее "салона" в дверь мгновенно метнулись две тени, не тени, конечно, но так это ощущалось.

-- Поезжайте наверх, -- сказал нам Орик. Честное слово, я никого не видел. Мы поднялись и прошли в столовую. Вскоре появился и Орик, с ним были два молодых моро. Они поклонились нам, и каждый назвал свое имя: Олуни и Кальтут. После они отошли и сели на ковер. Один из них поманил и взял на руки Сириуса.

-- Они знают, что он не ядовит? -- спросил я у Орика.

-- Они знают, что он ручной. Но если вдруг он захочет их укусить -- они быстрее. Пилли, -- сказал он. -- Как видишь, у нас гости, и я жду еще двоих. Как у нас с едой?

-- Еды хватает, -- сказала она и ушла на кухню. Вскоре внизу раздался сигнал. Орик спустился, приведя Трэга и Палифа, и всех перезнакомил. С Трэгом мы поздоровались, улыбнувшись друг другу, как старые знакомые.

Орик сказал:

-- Кое-что мы изобразим до обеда, после -- будет просто тяжело. Отодвинем стол. -- Он, папа, Палиф, Трэг и я сместили стол к окну, Трэг и Орик ненадолго вышли и вернулись босиком, по пояс обнаженные, в узких брюках и перчатках для кулачного боя. В сравнении с нашими боксерскими они были по длине почти до локтя, а части, покрывавшие кулаки, были вдвое меньше и, вероятно, жестче -- удар болезненный. Все. кроме Орика и Трэга, разошлись по стенкам, и те начали бой. Сразу же я понял, что это бой показательный, в полсилы, и что он очень непохож на наш бокс. Защита, в общем, была похожа, да и нападение тоже, разве что участвовали и ноги, правда, как я понял, удар ногой следовало наносить тоже выше пояса и только так, чтобы пальцы ног были обязательно собраны в "кулачок". И Трэг и Орик двигались очень быстро, много было финтов, связанных с ударами ног, ни разу ни одному из них не удалось нанести удар ногой в голову. Было много прыжков и ложных замахов, все делалось в диком темпе. Наконец оба иод-устали, тем более что Трэгу удалось "попасть" Орику два раза в голову рукой, а Орик попал в голову трижды и дважды сильно по корпусу ногой. Оба подняли руки, показывая, что бой окончен.

Пилли молчала; не знаю, как папе, но мне не показалось, что это нас, землян, так развлекают.

Трэг сказал:

-- Хотя бой показательный, уль Орик сильнее меня.

-- А каков ваш уровень, Трэг? -- спросил я.

-- Я был один раз вторым в Политории, но никогда выше. Наконец бойцы отдышались.

-- Теперь вы, Трэг? -- спросил Орик.

-- Как угодно, -- сказал Трэг, вновь выходя на середину, а Орик кивнул моро Олуни, тот снял легкую кожаную обувь, плащ и рубашку и тоже вышел на середину комнаты, оставшись в легких брюках и головной повязке зеленого цвета.

-- Бой тоже показательный. Трэг будет работать в своей технике, моро Олуни в своей, то есть каждый ограничен лишь правилами своего вида единоборства.

Они начали. В первую минуту нападал только Трэг и только руками. Олуни либо едва заметным движением уходил от ударов, либо не закрывался от удара, но как бы быстро перехватывал руку Трэга, отбрасывая ее вниз. То же самое он делал, когда Трэг пустил наконец в "дело" ноги. Олуни только защищался. В какой-то момент вдруг он перехватил (но не отпихнул вниз) руку Грэга и, резко повернув ее, бросил Трэга через себя, тот с удивительной ловкостью вскочил с одновременным ударом ноги в голову Олуни. Олуни поймал его ногу, резко падая, увлек Трэга на пол, Трэг упал на живот, а Олуни оказался у него на спине и одной рукой резко, но только обозначив, опустил прямую кисть на шею Трэга. Потом оба встали.

После бой провели Кальтут и Орик. Орик был сильнее Трэга, но и Кальтут, должно быть, был посильнее Олуни. Бой продолжался тоже не долго. Орик "работал" только ногами, а Кальтут лишь защищался, "сбрасывая" удары Орика вниз. В какой-то момент Кальтут перехватил ногу Орика, но не "сбросил" ее, а вытолкнул резко вверх, но причем так, что и вторая нога Орика взлетела. Он падал на ковер, Кальтут подсел рядом с ним, и Орик упал на его ладонь. Потом встал.

-- Если бы в первом случае Олуни ударил Трэга ладонью посильнее, а Кальтут подставил мне под спину не ладонь, а косточки сложенной в кулак кисти -- это было бы очень больно. Обедать.

Папа спросил Палифа, не ученый ли он по биополям, тот улыбнулся и кивнул.

-- Да, -- сказал он. -- Я узнал через Орика, что вы хотите меня видеть, и очень польщен.

Перед тем как все сели за стол, Орик извинился и сказал, что хотел бы перед обедом сделать короткий звонок. Он вышел на балкон и позвонил по коммуникатору, но мы все слышали.

-- Уль Горгонерр, -- сказал он. -- Долгой жизни, это Орик. Вечером вы просили меня быть на совещании и я буду, тем более, что наши гости приглашены в клуб технициума не для беседы, а для чисто дружеской встречи. Среди студентов есть один кулачный боец, который предложил устроить показательные, но классные бои для наших гостей... Да? Одобряете? Вы не могли бы попросить вашего секретаря позвонить в мой клуб главному тренеру, чтобы он выделил троих лучших бойцов, один есть. Именно лучших. Мне неловко просить его об этом, я бы хотел оставаться его учеником, а не членом правительства, которому он не может отказать. Благодарю вас.

Обед прошел размеренно и спокойно, наверное, потому еще, что, как это ни странно, общий тон задали моро -- Олуни и Кальтут: они молчали. Остальные беседовали очень тихо.

-- Палиф, -- сказала Пилли, -- вы хорошо ведь относитесь к геллам?

-- Да, вполне. Я бы даже хотел стать геллом, -- улыбнулся он.

-- Даже при наличии машины? -- спросила она.

-- Нет, -- сказал он, -- сначала разобравшись с ней.

-- Уль Владимир, -- сказал Орик, -- считает, что машина обязательно в квистории, дверь в помещение, где она стоит, -- обязательно невидима, а потому -- в кабинете квистора, может быть даже -- это сейф.

-- Это лишь мое предположение, -- сказал папа.

-- Неплохое, -- сказал Палиф. -- А чем бы я мог помочь? Папа достал из кармана куртки сигнализатор "Птиля", передал его Па-лифу и сказал:

-- Я пока отключил его. Простите нас, этот аппарат сообщает нам, не делается ли чего плохого с нашим космолетом, пока он стоит внутри корабля Карпия. Мы с сыном были сегодня на нашем "Птиле" и, летя обратно, проделали один эксперимент. Для нас, землян, все это связано с птицами, и я прошу прощения за включение птиц в эту тему, так как вы -- птицы.

-- Не ожидал, -- сказал Палиф. Все, кроме моро, рассмеялись.

-- Особенно, геллы, -- продолжал папа. -- Я исходил из посылки, что за многие века развития некоторые различия, скажем так. в химии тела политоров и геллов закрепились.

-- Вполне допустимо, -- сказал Палиф.

-- Может быть, этим и объясняется разница реакций политоров и геллов на биополе машины.

-- Вот именно, -- сказал Палиф. -- Разница некоторых желез.

-- Еще находясь сегодня на "Птиле", я включил на нем наш поток биополя, правда, потом частично перекрытого, к счастью, стенками корабля Карпия. Когда мы быстро летим над Землей в воздушном пространстве, мы включаем этот мощный поток биополя, и птицы, чувствуя его, "сходят с курса" корабля, а раньше они часто гибли. Так вот, на этом сигнализаторе есть шкала, регистрирующая силу потока биополя. Мы с Митей включили его, отлетая на машине от Карпия; он показал небольшую дозу, и, пока мы отлетали, доза эта упала до ноля, а когда приблизились к Тарнфилу, летели по нему и подлетели метров на сто к квистории, стрелка шкалы была на максимуме, на пределе. Наше "поле" -- для птиц, и у вашей машины "поле" -- тоже в расчете на птиц... геллов...

-- И не есть ли это доказательство, что машина в квистории? -- спросил Палиф. -- Х-м, хотя теперь я почти в этом уверен, -- добавил он. -- Не знаю, что мне мешает сказать просто "да", может быть, сознание того, что геллы -давно не птицы, что наши птицы, возможно, биологически очень несхожи с вашими или несколько несхожи. Может быть, есть разница какая-то в типах наших аппаратур... Но тогда на что же в квистории реагирует эта ваша "штучка", если в этом здании только политоры и, кроме предполагаемой машины, нет миллиона маленьких птичек галли, чтобы был такой эффект?

-- А что, -- сказал папа, -- если политоры иные, чем геллы... но все же -- птицы для нашей "штучки"? Трэг, -- сказал он. -- Клуб технициума далеко от квистории?

-- Хорошая мысль, -- сказал Палиф, -- если моя догадка верна.

-- На другом конце города, далеко, -- сказал Трэг.

-- Отлично.

-- Наша штучка не очень чувствительна, скоро мы увидели на ней ноль, когда отлетели от космодрома. И полную реакцию -- возле квистории. В квистории тьма политоров, и если это реакция на них, как все же на птиц, это можно проверить сегодня в клубе, где не будет геллов.

-- Толково, -- сказал Палиф.

-- Когда я слушаю этого мальчика и его папу, я иногда думаю о тех, верующих в Чистый Разум, которые говорят, что когда-нибудь он пришлет нам своего гонца, чтобы избавить нас от раздоров, -- и Пилли добавила: -- Обожаю высокие идеи и высокие слова!

-- Захватите с собой эту штучку, ладно? -- сказал Трэг.

-- Она всегда со мной, -- сказал папа, а Палиф добавил:

-- Вы меня взволновали.

Закончился обед. Орик спросил у папы, можно ли, сохраняя огромную предосторожность, сделать так, чтобы этой ночью моро переночевали у нас или ему забрать их к себе?

-- У нас это абсолютно удобно, -- сказал папа.

-- Пусть они отдохнут сейчас, -- сказал Орик и добавил моро, что если они устали, то могут отдохнуть, и показал им на третий этаж. Поклонившись, оба моро вышли.

Ушли Палиф и Трэг, долго благодаря Пилли за обед.

-- Мы, я надеюсь, увидимся? -- сказал мне и папе Палиф, -- Я был рад узнать вас.

Мы сказали, что тоже очень рады.

-- В семь вечера я залечу за вами, -- сказал нам Трэг. Когда они ушли, Орик снова набрал какой-то номер.

-- Уль Ки-ол? -- сказал он. -- Долгой жизни. Это ваш ученик, Орик. Я слышал, что вас собираются попросить выделить несколько учеников для показательных выступлений в клубе технициума. Да? Я-то не могу. А земляне очень хотели посмотреть. Благодарю вас. Кого вы пошлете, чтобы это было сильным впечатлением? Отлично. Кланяюсь вам.

11

Вечером Трэг залетел за нами, и мы отправились в их клуб. Орик улетел в квисторию; он сказал, что моро пусть спят, Пилли тоже останется.

-- Почему-у? -- спросил я.

Пилли раз десять повторила одну и ту же фразу, но перевода я не слышал, наверное, "плеер" "думал", наконец все стало ясно -- он "искал" аналогию и нашел: "Любопытному на днях прищемили нос в дверях". Н-да, это был класс!

Мы с папой и Трэгом полетели на другой конец Гарнфила; волнуясь, я подумал, что скоро мы будем в клубе, не так уж удобно мне будет говорить с Латором, если он позвонит, и тут -- хвала небу! -- он и позвонил. Он радостно прокричал, что все в порядке, он привез нам целебных корней.

-- А птичка-то как?! -- заорал я, хотя и так все было ясно.

-- Ой, она улетела. Быстро-быстро. Не поймал!

-- Ну, ладно, -- сказал я, смеясь. -- А за корни -- огромное спасибо, не знаю, как сегодня, но вскоре повидаемся, да?

-- Да, -- сказал Латор. -- Я, мы были бы рады.

Во время этого разговора (я видел) папа был напряжен дико, даже когда, улыбаясь, понял, что все в порядке. Свободной от руля рукой он обнял меня, лицо его светилось.

-- Молодец, Митька, "молоток"! Ну, будем надеяться!

Все в голове и в душе у меня перекрутилось, какие-то разные клочкообразные мысли запрыгали, заметались в моей голове, в том числе и такая: а будет ли в клубе та девуля, которая хотела со мной потанцевать? Я им там дам звону!

Клуб оказался в нижнем Тарнфиле и действительно далеко от квистории. Это был отдельный небольшой домик, состоящий только из зала и сцены. Зал был уставлен столиками с разными напитками. Конечно, здесь, в основном, была та же публика, что и на встрече со мной, и нас с папой встретили аплодисментами, отчего он немного растерялся. Зальчик был хорошо радиофицирован, говорить громко было легко, играла тихая с малой дозой металлического звучания музыка -- больше было, что ли, флейт и ударных, и легко угадывался ритм, одновременно незнакомый и какой-то знакомый. На сцену вышел политор, не Трэг, другой, Трэг сидел с нами, и еще какая-то девушка с темно-медными волосами.

-- Мы снова приветствуем уля... -- сказал этот, незнакомый.

-- Просто -- Митю! -- сказал я с дурацкой поспешностью.

-- Приветствуем... Митю, но прежде всего вас, уль Владимир, ученого, которого кое-кто из нас видел только по стереотелеку.

Папа встал и долго "отвешивал" поклоны.

-- Я буду вести эту встречу. Она пройдет... как пройдет, как ей захочется, но будут танцы, будут концертные номера, вероятно, о чем-то мы поболтаем, в общем, все...

Сцена была неким круглым возвышением в центре зала. Как я потом понял, в серединке она имела скрытую "яму", занавес опускался с потолка, скрывая всю сцену по кругу, и тогда артисты через "яму" сменяли друг друга. Кстати, если нужно, она могла вращаться с разной скоростью. Вероятно, под

сценой было нечто вроде артистической уборной, а из нее -- выход в то же помещение наверху, где была раздевалка и куда мы вошли с улицы. Нашу соседку по столику, девушку с темно-медными волосами, звали Тикки, лицом она напоминала одну из богинь Древней Греции, не помню только -- какую, и я сказал ей об этом. Тикки была смущена, польщена и прочее; что такое богиня, я объяснил ей легко и добавил, что, пожалуй, на Диану, богиню охоты.

-- Бр-р, -- сказала она. -- Я же птица. Неуютно как-то.

-- Но вы же и богиня, -- сказал я, и папа посмотрел на меня так, как будто хотел сказать -- не слишком ли взросло я себя веду с незнакомой девушкой. Тикки, вероятно, от соседства с нами и начала общий, так сказать, непринужденный разговор, громко, на весь зал, попросив меня или папу рассказать о том, смотрим ли мы здесь телек и как он нам нравится.

-- Понимаете, -- сказал папа. -- Ваш телек для нас -- сплошной парадокс. Конечно, стереоэффект поразительный и цвет блестящий, но... мы его почти не смотрим.

-- Ка-ак? -- сказала Тикки. -- А информация -- ведь вам же все интересно, а возможно, и необходимо ее иметь. Тем более, говорят, увы, скоро вы нас покинете.

-- В этом-то и парадокс. Не будем касаться того, что не любой информации мы можем доверять. Вы должны уяснить себе и легко поняли бы это, окажись вы на нашем месте. Даже форма политорской логики -- для нас информация. Нам все интересно.

-- Так в чем же дело?!

-- Абсолютно нелепо сидеть дома и видеть ваш мир через телек, -- сказал папа. -- Вид живой птицы, реки, решетки дома эмоционально важнее вида завода по телеку.

Гул голосов показал, что они поняли папину мысль, и тогда другая девчушка (тут-то я и узнал ее, она встала) сказала:

-- А что, например, уль Владимир думает о войне между Землей и Политорией. О ее возможности. А потом и потанцуем, да?!

-- Вот что, дети, -- сказал папа, а они заржали. -- Вы-то смотрите телек, читаете газеты? С этим вопросом вроде все ясно.

-- Да вроде не все! Телек и газеты -- это полдела.

-- Ладно. Ясны неясности. Война предполагает обоюдное желание воевать или желание одной из сторон. И хочет ли этого Земля -- совершенно неважно.

-- То есть как это неважно?! -- сказала Тикки.

-- Рядом со мной сидит Тикки, -- сказал я. -- Такое впечатление, что она не будущий ученый, а беззаботная птичка галли.

-- Это я такая! -- сказала танцорша.

-- Пока не знаю, -- сказал я ей. Папа посмотрел на меня строго. -Простите, мне стыдно за вашу недогадливость. Земля не знает о вас ничего, и вы это знаете. О вас знают лишь двое землян: папа и я. Но мы точно не хотим воевать с вами, вы нам симпатичны. На кой леший нам война? Если мне что-то и нужно от Политории, то это я бесплатно могу получить в магазине -- уль Горгонерр разрешил мне и папе. Война же бывает, если кому-то что-то от другого надо, а тот не отдает.

-- Да, но вы же вернетесь на Землю и все расскажете.

-- Но расскажем мы далеко не все, мы мало знаем, а главное, что же мы скажем: политоры, мол, очень славные, мы их полюбили, давайте на них нападем, так, что ли? -- сказал папа.

-- Ну, не так. Вы двое -- еще не вся Земля.

-- Верно. Но мы с папой уже говорили, что возможность войны на самой Земле была связана с таким оружием, что Земля бы просто погибла, перестала бы существовать -- этого не случилось, хвала небу, война была буквально задушена людьми, и вкус к ней отбит. Вообще. К агрессии. К тому же, повторяю. Земля крупнее вас, на ней много государств, много уль Горгонерров: решение воевать может быть только коллективным, а это не так просто. Да и чего нам на Земле может не хватать?

-- Возможно, каких-то наших ресурсов.

-- Ого! Значит, кое-что вы знаете! Тогда есть еще одна детская причина, по которой мы на вас не нападем.

-- А именно? Хотя, что вы можете знать о наших ресурсах?

-- И это. По виду и строению нашего с сыном космолета, маленького, на котором сами бы мы до вас не долетели, политоры сделали вывод: наши большие корабли по конструкции и характеру топлива таковы, что не долетят до вас. Вот и все.

-- Танцы! Танцы! -- крикнул кто-то.

-- Да погодите вы! -- крикнул высоченный политор. -- Ну, ладно, уль Владимир, а как с войной по инициативе Политории?

-- Ну, этого я не знаю, -- сказал папа. -- Ощущение такое, что основная масса политоров против войны с нами. А уж геллы -- наверняка. Хотя...

-- Хотя что?

-- А вот что: почему вы так много об этом говорите и думаете? Был печальный опыт?

-- Нет.

-- Разве что вы завоевали Тиллу-один и Тиллу-два? Не так ли? Но ведь вы завоевали их без оружия. Точнее, не пуская его в ход. Чего вам бояться? Тем более есть мнение, что вы-то до Земли долететь можете?

-- Но мы не собираемся!!!

-- Лично вы -- да!

Тут кто-то все же "врубил" музыку, довольно энергичную, и Тикки пригласила папу, а моя танцорша мигом оказалась рядом. Или у них было так принято, или просто было не до приличий. ("Я танцевала с землянином, моя дорогая! Вот так-то!")

-- Я -- Лития, -- сказала она. Я старался понять, как танцуют политоры, и легко это уловил. Похоже на нас.

-- А вы кто, Лития? -- спросил я. Она уже увела меня в сторону, и мы танцевали на самой эстраде. Танцевала Лития классно.

-- Я занимаюсь сверхпрочными металлами.

-- Здорово, -- сказал я. -- У нас есть металл "литий", а у вас?

-- Конечно, есть, -- сказала она.

-- А по-политорски он произносится, как и ваше имя?

-- Не, по-другому.

Наша беседа совсем не помешала нам вдвое увеличить темп танца, когда Лития этого захотела. Но я тоже -- как я говорю -- не в лесу родился, танцевал по высшему разряду, хотя и чуточку иначе, чем она. Когда же само собой она начала задыхаться, одновременно кончилась музыка, я проводил ее на место, и она сказала мне:

-- Ну, я чувствую, вы там на Земле даете! -- и тут же ведущий объявил номер. А нам с Литией здорово хлопали.

Потом запела какая-то милая светловолосая девушка, плюс две дудочки и легкий барабан. Песня была грустной до жути, о несчастной любви, я "отключил" свою присоску, чтобы слышать чистое политорское пение, по-моему, оно было красивым, или я начал уже вникать, проникать... Она спела еще пару песен, потом снова были танцы, потом пара политоров (мне сказали, что они классные "планировщики") показали номер с подкидными досками -- это была фантастика! Номера и танцы сменяли друг друга, и внезапно я увидел, как группа музыкантов на кружочке главного круга "уехала" вниз, а когда кружочек вновь поднялся, на нем стоял ведущий и... двое моро: Олуни и Кальтут! Они низко поклонились и ведущий сказал:

-- Один из наших опоздавших к началу друзей встретил моро, они прилетели за покупками. Он уговорил их зайти к нам и познакомиться с землянами. -- Пошептавшись с моро, он объявил, что сейчас они покажут один из танцев моро. Вышли музыканты, Олуни немного поиграл на дудочке, Кальтут -- на барабане, так сказать, "обозначили" музыку, музыканты потом легко ее продолжили, а Олуни и Кальтут станцевали красивый резкий какой-то танец, с падениями и выпадами, с плавными переходами и гортанными криками.

Им долго аплодировали, йотом усадили за столик.

-- Уль Владимир, а у вас одна жена? -- спросила какая-то из девушек. Странно, я никогда не видел таких сине-черных глаз.

-- Конечно, -- сказал папа удивленно. -- Но и у вас так же. -- Не совсем.

-- Что вы имеете в виду?!

-- Высокородные политоры, если они занимают первый, второй и третий пост в правительстве, имеют право иметь несколько жен.

-- Вот это да! -- сказал папа. -- Не ожидал.

А я тут же вспомнил улыбки в квистории на самой первой встрече, когда папа спросил у уля Горгонерра, любит ли он свою жену.

-- Особая традиция, идущая из глубины нашей истории.

"Тьфу, -- сказал я себе, -- заслушался". И показал папе руками, чтобы он дал мне сигнализатор. Он передал, я включил шкалу биополя (зажмурившись при этом), открыл глаза -- стрелка была на ноле, на биополе политоров реакции не было. Улыбаясь, я показал шкалу папе, и он радостно тоже закивал.

-- Стало быть, у уля Горгонерра -- несколько жен?!

-- Да, пять! -- весело закричали папе девушки.

-- И... и как они, у них разные функции в обычной жизни? А главная -есть?

-- Нет, официально главной среди них -- это было когда-то -- нет, разве что он сам кого-либо выделяет. Вроде бы одна -- хозяйка очага, кухни, вторая -- лучше других компетентна в вопросах науки для бесед с квисто

ром, третья -- "по поэзии", четвертая -- музыкантша, пятая... не знаем. Но все очень красивые.

-- И сколько же у квистора детей? -- спросил я.

-- Восемь, кажется.

-- Ого! -- сказал папа. -- Вероятно, среди них первые претенденты на пост главы Политории?

-- Разумеется. Правда, важен возраст. Сложная система. В этот момент Трэг извинился и вышел из зала, а ведущий тут же объявил:

-- Если волнующая тема многоженства завершена, я хотел преподнести всем, и особенно нашим гостям, сюрприз: мы решили показать вам выступления классных политорских кулачных бойцов.

Тикки подскочила и захлопала в ладоши первая, а потом и все. Малый круг опустился, затем поднялся. На нем стояли обнаженные по пояс, босиком и в перчатках Трэг, какой-то еще юноша и... а,Грип и а,Урк. Мы с папой быстро переглянулись, когда ведущий торжественно объявил имена бойцов.

-- Площадка большая, пары будут работать одновременно.

Трэг вышел против а,Грипа, незнакомый политор -- против а,Урка. Бой начался, он был, конечно, показательный, но жесткий. Пары "работали" стремительно, так что уследить за всем было трудно. Минуты через три а,Урк нанес сильный удар Трэгу, и тот упал, и, отойдя в сторону, оба они сели на край сцены. Вскоре незнакомый нанес два удара в голову а,Грипу, тот закачался, и его противник отошел от него. Некто и а,Урк поднялись на сцену, и ведущий поднял руки победителей.

-- Небольшой отдых, и бойцы поменяются противниками, -- сказал он.

Опустился занавес-цилиндр, потом поднялся, бойцы исчезли, остался лишь ведущий; тут я увидел, что моро Олуни поднял вверх очень прямую руку, и ведущий подошел к нему. Они коротко поговорили, потом ведущий объявил:

-- Наши гости, моро, готовы показать свое искусство боя с нашими кулачными бойцами. Правда, у них свой стиль борьбы, и они просили узнать у выступавших, не против ли они того, что каждый моро и его противник будут пользоваться только своими приемами. Сейчас выясним.

Я посмотрел на папу -- у него было очень серьезное лицо. Тикки подпрыгивала от нетерпения.

-- А вы сама -- спортсменка? -- спросил я.

-- Да. Вы ведь знаете Пилли? Я тоже "планирую".

-- Я и Финию знаю, -- сказал я.

-- О! Так вот они -- первые номера Политории, а я -- ну четвертая, пятая.

-- Это высокий класс! -- сказал я. -- Очень.

-- Ну, более или менее. Они классом выше.

Ведущий поднялся вместе с бойцами, они дали согласие, и первыми в круг вышли Трэг с Кальтутом и незнакомый боец с Олуни. Моро быстро разделись.

Бой был очень интересным и красивым, моро навязали небыстрый темп, и можно было наблюдать за обеими парами сразу, смотреть -- как балет. Некоторое сходство с балетом было и в том, что к восторгу публики и -- как я заметил -- к явному неудовольствию а,Грипа и а,Урка моро выиграли каждый свой бой в одно и то же мгновение: р-раз -- и Трэг, и второй политор были прижаты к полу, а,Грип и а,Урк вскочили; я чувствовал, они рвались в бой, и наверняка очертя голову, так как, видно, сообразили, что моро -- это оч-чень крепкий орешек. Трэг и второй проигравший "уехали" вниз. На площадку поднялись а,Грип и а,Урк. Опытный а,Урк, видно, сообразил, что Кальтут чуть сильнее Олуни, и выбрал его. Я был очень напряжен, хотя и знал, что моро бой выиграют. Но что меня поразило, что когда их бои с интервалом в десять секунд закончились, то закончились по уже знакомой мне схеме (моро делали то, что хотели). Олуни оказался на а,Грипе и пробил ему распрямленной ладонью по шее, чуть позже я увидел, как падал сверху на спину а,Урк и Кальтут присел и подставил ему под спину (чего никто не видел) не ладонь, а жестко сжатый кулак. Публика была в восторге, бой был очень энергичным, но только я и, может быть, папа видели, что и а,Грипп, и а,Урк вели бой очень заведенные, вполне серьезно и на грани травмы, видимо, их взвинтил проигрыш их товарищей, ощущение мастерства моро и, я думаю, особые свойства их мерзких характеров. Под аплодисменты опустился занавес, через какое-то время поднялся вновь, ведущий сказал, что и те, и другие бойцы благодарят публику за внимание и прощаются с ними.

Не знаю, сколько времени продолжалась еще наша уютная встреча, может, час, -- не знаю. Мне было не по себе от того, что увидел я, папа, Трэг, вероятно, незнакомый мне боец-политор и -- больше никто. Всем было весело. И я тоже веселился, танцевал, отвечал на вопросы, сам их задавал, спорил; никто по мне, кажется, ничего не заметил.

Когда все закончилось и народ схлынул, мы остались вчетвером у своих машин: я и папа, Трэг и Пилли, которая и привезла моро. Как сказала Пилли, а,Грипа и а,Урка без сознания она отправила в соседнюю знакомую ей клинику.

-- А кто четвертый боец? -- спросил я у Трэга.

-- Эл-ти, -- сказал он. -- Он хороший парень.

Мы распрощались с Трэгом и сели в свои машины. В воздухе Пилли "повела" нас за собой, куда-то не в центр, связалась по коммуникатору с Ориком, и вскоре уже три наших машины летели рядом спокойно и тихо, с одним прожектором на троих, в ночь. Пилли коротко все объяснила Орику, и он позвонил в клинику, главному врачу.

-- Ну как они? -- спросил он у него.

-- Все еще без сознания.

-- Серьезные травмы?

-- Да, но не смертельные.

-- И сколько они пролежат?

-- Долго. С неделю. Но еще не придут в норму. Тонкая работа, скажу я вам. За что это они их так?

-- Я думаю, моро бы их просто убили, если бы к тому делу причастны были именно эти двое. Когда-то два политора из кулачников пытались обидеть их девушку. Это месть.

-- Но сегодня было еще двое бойцов, -- почему они выбрали этих?

-- У моро очень развито чувство более совершенное, чем интуиция. Двоих они ощутили -- как добрых и спокойных, а тех -- как агрессивных и злобных.

-- Понятно. Работа ювелирная.

-- О да! Если в вашей клинике их выздоровление будет идти медленно из-за отсутствия нужной аппаратуры, можно будет их перебросить в Калихар или Ромбис.

-- Конечно. Мне они не дороги.

Они распрощались, и Орик сказал, мол, ладно, тренеру он позвонит завтра.

-- А он как? -- спросил я. -- Покалечили-то лучших...

-- Ки-ол ценит классных бойцов, но права своих сограждан, моро, он ценит выше, как и главный врач больницы.

-- Моро дома, -- сказала Пилли.

-- Их логичнее переправить обратно днем, ночью возможен контроль. А днем... патрули знают меня, обыск отпадает, -- сказал Орик. Я набрал номер Ир-фа:

-- Уль Ир-фа?.. Да, это я. Мне звонил Латор, он привез много целебных корней, и для вас тоже. Я их вам занесу. А птицу, синюю такую, он поймать для меня не сумел: она, когда он подкрался, улетела с бешеной скоростью. Огромное вам спасибо и долгой вам жизни.

-- Долгой жизни, малыш.

Мы залетели за Оли, потом -- домой.

-- Так вот, -- сказал я. -- Сегодня в клубе было полно политоров, но их биополе никак не подействовало на шкалу нашего сигнализатора. Из квистории идет мощный поток биополя несколько иной природы.

-- Да, -- сказал папа. -- Такие вот дела.

-- И отлично, -- сказал Орик. -- Спасибо вам.

-- О! Пока птичка в клетке -- говорить не о чем.

-- Но если что-то делать -- риск уже осмысленнее. Правда, я думаю, что же лучше: найти ее, ликвидировать, и у нас будет целая армия свободных геллов, или не рисковать: когда заварится каша, отыскать эту машинку будет куда проще. А из светских дел ясно одно: с помощью моро я стал куда свободнее, и пора подумать о нашем путешествии. Уль Горгонерр -- за. И ему пока и не до вас, и не до Земли.

-- Пилли, Орик! Ваша модель с запиской, что мы живы, ушла на Землю! -выпалил наконец папа и захохотал.

12

Утром Орик залетел к нам, и снова улетел -- отвезти моро. А наш вылет был назначен на утро завтра.

-- Начнись здесь военная заварушка, а по сути -- гражданская война, мы с тобой должны помочь политорам максимально! -- сказал папа. -- Понял?

Это его "мы" выглядело по-детски наивным.

-- Надеюсь, ты понимаешь, почему? -- продолжил он. -- Это, так сказать, наша двойная задача. Просто помочь им и тем самым помочь Земле. Да, Земле! Если режим Горгонерра падет, можно ожидать кардинальных перемен на Политории, намечается борьба отнюдь не мелких группировок. Пади Горгонерр -и новая Политория не полетит к Земле ее завоевывать. Эта война, Митя, война здесь -- против войны вообще, против войны с Землей, против войны космической.

Я кивнул, все так и было, но его уверенность в нашей помощи Политории, нас двоих, когда он говорил об этом вслух, выглядела жутко по-детски.

Заверещал стереофон. Кто там еще? Папа нажал кнопку -- это был улыбающийся второй помощник Карпия.

-- Долгой жизни, -- сказал он. -- Извините, что помешал. Я забыл вам сказать, когда вы прилетали, что на нашем корабле намечается бедствие.

-- А что такое? -- напряженно спросил папа.

-- Забыл сказать: дети несут и несут подарки, всякие... Боюсь, несколько дней -- и корабль будет погребен. Конечно, это была шутка, но и намек: забрать подарки.

-- Как же быть? -- сказал папа. -- Нам хранить негде.

-- Знаете, -- сказала появившаяся Пилли, -- уль Владимир прав, мы к тому же летим знакомиться с Политорией. Есть же подсобные помещения, уль Орик позвонит начальству космодрома. Хорошо?

-- Это было бы очень мило с его стороны, Карпий меня убьет, ведь все это происходит при мне.

-- Договорились, -- сказала Пилли.

-- Странно, -- сказал папа, -- если я вдруг оказался прав и эта адова машина -- в квистории, то почему вы сами-то этого не отгадали?

Пилли, хвала небу, не почувствовала себя уязвленной, задумчиво сказала:

-- Не знаю. Наверное, обычный вариант: заскок в голове у нас и прямой ход свежего взгляда со стороны. Многие полагают, что эта дрянь -- никак не в городе, а зарыта в каком-то мрачном лесу. Полетели, уль Владимир, я от

везу вас в музей скульптур наших знаменитостей. Да, это свежий взгляд со стороны, а мы замордованы вечными и разными проблемами. Особенно теперь.

-- А из чего они? Скульптуры?

-- Из одного мягкого материала, который быстро застывает.

-- У нас на Земле есть буквально подобное.

-- Ого! Ваши гении с третьим глазом?

-- Некоторые знаменитости на Земле были такими, будто действительно имели еще один глаз, скорее всего, где-то внутри себя. Ну, полетели?

Я вскоре тоже вылетел и довольно быстро добрался до Ир-фа. Мне повезло -- у него было часа полтора до какой-то экскурсии.

-- Завтра мы с Ориком улетаем на несколько дней. Я думаю, Латор сам занесет вам корешки, вы уж простите.

Он положил мне руку на плечо, мол, ерунда.

-- Уль Ир-фа, -- сказал я. -- Я на машине, время есть, давайте слетаем куда-нибудь, ну, на природу, посидим.

-- А что, -- сказал он. -- Очень неплохо. Я готов.

Я "привез" его в клуб "Голубые крылья", но там было пусто, никого. Мы поднялись на середину вышки и сели на край доски, свесив ноги вниз. Чем-то мне это напоминало сидение с удочкой на пристани, на земной речке.

-- Наверное, неловко об этом говорить, уль Ир-фа, -- сказал я. -- Но мне очень-очень жаль, что вы из-за той травмы с рукой перестали водить корабли в космос. Вы же любите космос!

-- Здесь дело не в этом, мальчик, -- сказал он, вздохнув, -- не в руке, хотя травма была и остается.

-- Корабли же ходят на автопилоте, -- сказал я.

-- Это придирка, мол, может быть такая ситуация, когда командир корабля обязан взять управление в свои руки буквально. Но я и мог бы это сделать, травма мне не мешала. Врачи специально дали неверное заключение.

-- А за что? Вот гады.

-- За разное. Но их "доконало" одно мое выступление на совещании деловых и летных кругов. Я позволил себе сказать, что мы обираем обе Тиллы. Кто-то зло сказал, уж не предлагаю ли я помочь Тиллам или тем более моро создать цивилизацию. Я им возразил, что моро цивилизации не хотят, а на Тиллах глупо ее создавать искусственно.

"Да она им и ни к чему, -- сказали мне. -- Они ленивы".

Я сказал им, что я о другом: мы очень многое берем, редчайшие металлы и сколько угодно, а даем практически ноль.

"Нужны им эти металлы", -- возразили мне.

"Возможно, и нет, -- сказал я, -- хотя вдруг и понадобятся, они принадлежат им, и это трудно оспорить".

"Но они расстаются с ними с огромной легкостью".

"Ну, что ж, -- сказал я. -- Это верно. Но мы должны с легкостью -- не с легкостью давать им что-то эквивалентное".

"Это очень дорогие металлы, -- возразили мне. -- Их эквивалент -высшая техника, которая тиллитам не нужна".

"И пусть, -- сказал я. -- Пусть это будут предметы быта".

"Вы что, смеетесь? -- сказали они. -- Если исходить из эквивалентного обмена, то, учитывая стоимость металла, мы должны завалить их предметами быта, это неэквивалентно".

"Почему?" -- спросил я, понимая при этом, почему и для кого.

"Да потому, что горы всяких чашек -- это тысячи дорогостоящих рейсов на Тиллы. Это наш проигрыш".

Этого я и ждал.

"Вот это и было бы подлинным балансом", -- сказал я.

"Как прикажете вас понимать?"

"Вы же не меняетесь с ними, а отбираете у них редкие металлы. Дебаланс в их пользу -- за ваш произвольный отбор".

"Вздор. Они им цены не знают, и они им не нужны".

"Но это уже не ваша забота, -- сказал я. -- Юридически -- это их металлы".... Этого-то выступления, с опорой на псевдотравму, они мне и не простили. И конечно, им не нравится моя дружба с моро.

Мне показалось, что Ир-фа говорит со мной, ребенком, так охотно, потому что его просто прорвало от долгого молчания, которое его гордость выбрала сама.

-- Уль Ир-фа, -- сказал я. -- А будет война? И когда? Это вопрос дней или недель?

Он засмеялся:

-- Где-то посерединке.

Мы помолчали.

-- Я знаю все о размышлениях твоего отца о том, где эта адова машина. И о вчерашней проверке в клубе вашего сигнализатора на предмет реакции его на биополе геллов. По ощущению отец близок к истине. Вы многое сделали для нас буквально за несколько дней.

Я не знал, что сказать, потом спросил:

-- Как мне вас искать, вдруг возьмут уля Орика и начнется заварушка? Он велел держать связь с вами. И моро.

-- Связь обычная, если не возьмут и меня. Может, меня даже скорее. А, Пик не знает, что узкоглазый убит, да и про уля Орика он ничего не знает: видел-то его узкоглазый. А эти двое -- а,Грип и а,Урк -- "увязли" плотно. Летите спокойно. Можешь у Орика взять еще номера бойцов Трэга и Эл-ти.

Уль Ир-фа знал все! А ведь ни я, ни Орик ничего ему не рассказывали. Да, политоры действовали, хотя в городе было спокойно. Я подумал, что, может быть, как фигура -- Ир-фа посолиднее а,Тула и даже Орика, что он абсолютно бесстрашен, этот маленький седоватый политор с никакой должностью в жизни, если учесть, что раньше он бороздил космос.

Неожиданно Ир-фа схватил меня за руку и показал в небо, я глянул, обалдел, и тут же на нашу доску, на которой мы сидели, на самый краешек мягко "приземлилась", моментально убрав крылья, Финия с маленьким сынишкой на руках. Высший класс!

-- Откуда вы, Финия?! -- сказал я. -- Мы давно здесь сидим. Вы летали, да, когда мы прибыли?

-- И вовсе нет, -- сказала она, смеясь. -- Я тихонечко пришла в клуб, вижу -- вы сидите. Так же тихо я надела крылышки и...

-- Где, где вы взлетели?! -- сказал я.

-- А за помещением клуба.

-- Прямо с земли?!

-- Ну да. Я умею ловить поток и с земли.

-- Потрясающе! Ир-фа, а почему вы не увидели Финию своим третьим глазом, а? -- спросил я.

-- Стойка вышки мешает, -- сказал он, и все мы рассмеялись.

-- Митя, хотите полетать? -- спросила Финия.

-- О! -- воскликнул я. -- Ужасно хочу! Уль Ир-фа, можно?

-- Можно, -- сказал он. -- Валяй, малыш. Время есть. Через пять минут я опять был в воздухе. И опять получилось сразу же, разрази меня гром! Я парил в свое удовольствие, забираясь высоко в небо;

я пытался, пока безуспешно, выполнить кое-какие трюки, кося глаз на вышку, на Финию и Ир-фа, но они были едва видимы, далеко. Заканчивая один из кругов, я поглядел чуть влево и ахнул: совсем рядом со мной парил Ир-фа и улыбался мне. Легко, даже несколько небрежно он выполнил три-четыре трюка, и я был просто потрясен. И Финия, конечно, была не простой орешек, она не случайно предложила полетать мне одному, будто Ир-фа -- или старый, или не умеет, но оба они, наверное, прекрасно поняли, что возможен розыгрыш. Мы вернулись с Ир-фа на землю одновременно, и в этот раз посадка мне удалась вполне.

Мы попрощались с Финией, и я "повез" Ир-фа в планетарий.

-- Надо бы взять с согласия политоров чертежи крыльев, баллончика, брюк и прочего, -- сказал я. -- Это удобно?

-- Нет ничего легче, -- сказал Ир-фа.

-- Скажите, уль Ир-фа, а это правда, что моро -- не политоры, хотя давно с вами? Будто их привезли?

-- Ты будешь у моро, может, они тебе сами расскажут. Глубокий поклон Малигату, он великий моро.

-- И уж конечно его скульптуры нет в вашем музее великих?!

-- Случись такое, Горгонерр просто загрыз бы скульптора и директора музея, забыв о своей элитарности.

... На обеде присутствовали все, и Оли тоже. Орик доставил моро без приключений. А Пилли и папа действительно поглядели галерею великих; он прихватил с собой фотоаппарат и отщелкал четыре пленки, хотя великих политоров было куда больше. Я спросил, были ли там изображения женщин, и Пилли сказала:

-- А ты думал нет? В элитарной среде у нас демократия.

-- Да нет... -- Я смутился. -- Я уверен, что в жизни они есть, например, ты, Пилли, я думал нет скульптур.

-- Есть, -- сказала она. -- А твоего папу я повела туда и с корыстной целью: там есть моя скульптура.

Я -- обомлел.

-- Такая молоденькая и... Это за кулинарное искусство?

-- Нет, по этому разделу там были звезды похлеще меня.

-- "Планирование"? -- спросил я.

-- Нет. Я автор трех работ, благодаря которым корабли Политории увеличили скорость в полтора раза. Ну как?

Она сказала это, когда уже заканчивалось чаепитие, и уместно было встать из-за стола. Что я и сделал, брякнувшись в дальнее кресло, и долго молчал. Пилли мне бешено нравилась, но я и думать не думал, что она великая женщина. Впрочем, нет, -- она великая женщина, решил я, даже если бы ее скульптура не стояла в музее. Великая -- и все тут. Я это чувствовал, хотя вряд ли бы смог объяснить словами.

После я ненадолго маханул к Латору. Не стесняясь, я долго обнимал его и гладил его крылья. Лата и Латор были в восторге от моего подарка -- костюма и платья, и оба были очень смущены. Латор дал мне много корней и объяснил, как их быстро сушить и заваривать. Но конечно, в настоящий восторг без всякого смущения пришла Мики. Крылышко ее прошло, а уж с ними она и вовсе была похожа на ангела: огромные ресницы и белые локоны -- все как полагается. Сначала она раз пять пересмотрела все игрушки, которые я ей подарил, потом забралась ко мне на колени, обняла руками за шею и сказала:

-- Ты замечательный, хотя у тебя и нет крылышек. Почему?

-- Потому что я с Земли, а это другая планета.

-- А папа может до нее долететь?

-- Нет, -- вздохнул я. -- Это в космосе. Очень далеко!

-- Нет, он может! -- сказала Мики. -- Папа все может!

-- Тебе папа и мама объяснили, на что ты опираешься крылышками, когда сама летаешь?

-- Ни на что. Я просто ими машу.

-- Мики, -- сказала Лата. -- Я же тебе объясняла.

-- Ах да, я забыла. Я -- опираюсь -- на воздух...

-- Ну вот. А когда летишь на Землю -- это космос, без воздуха.

-- Ну, а как же ты туда летаешь?

-- На космическом корабле.

-- А он как летит?

-- Его сильно-сильно запускают вверх.

-- И папа, и я можем полететь на эту вашу Землю?

-- Очень бы хотелось, но я пока не знаю -- когда.

-- Узнаешь, и тогда опять приходи к нам, ладно? -- сказала Мики, и я сказал, ладно, постараюсь, и мы распрощались.

Дома царила какая-то подавленность и возбуждение одновременно. Звонил Горгонерр и велел Орику быть осторожным в путешествии. В Ромбисе и Калихаре чиновники-управляющие вместе с полицией пытались загнать политоров в шахты. Те отказались. Началась свалка, и в обоих городах по одному управляющему было убито. Погиб один полицейский. Стрелять полицейским было запрещено, и многие политоры попали в тюрьму. В Лукусе тихо, И Горгонерр перебросил часть войск оттуда в Ромбис и Калихар, но ни там, ни там, ни в Тарнфиле он пока не объявил военного положения. А повстанцы молчат. Атмосфера накаляется. Будьте осторожны.

Часть 3

1

Среди высоких и прямых деревьев это дерево было тоже высоким, но корявым, с толстенными ответвлениями, на которых вполне можно было лежать, что я и делал. Рядом, чуть дальше по ветке, которую и веткой-то не назовешь из-за толщины, лежал с копьем Олуни; таких разлапистых деревьев, среди которых шла водопойная тропа животных, было несколько, и на одном из них, ближе к реке, лежал Культут и еще один моро, тоже с копьями. Я, разумеется, был без копья, как и папа, который еще с одним моро лежал на дереве, тоже расположенном ближе к реке. Мы добрались сюда от поселения почти в темноте, и дерево, которое выбрал Олуни, было таким корявым, наклонным и толстым, что я, поднимаясь по нему до нужной ветки, шел иногда просто как по наклонной плоскости без рук, но иногда становился на четвереньки, чего, конечно, не делал Олуни. Эта охота была "устроена" отчасти потому, что селению немного не хватало мяса, отчасти для того, чтобы мм с папой сами увидели охоту моро. Постепенно светало, но я очень боялся, что не хватит света, чтобы сфотографировать эпизоды охоты. Нам уступили дерево, где кабан мог появиться раньше, чем под деревьями с папой и другими моро. То ли это было сделано для того, чтобы я уж точно увидел охоту, то ли потому, что этим подчеркивалось мое преимущественное право "великого" охотника, так как никто из моро никогда не убивал криспу. Мы лежали с Олуни и ждали.

... Прилетели к моро мы еще вчера утром. Малигат и все его поселение встретили нас как старых почетных гостей. Разумеется, гордый Малигат не принял никакого участия в "обучении" нового канала связи "моро -- земляне" через "плеер" (этому тоже помогли Олуни и Кальтут), но вынужденно он пользовался "плеером", так как мудро понимал, что ни папа, ни я за такой малый срок никак не сможем овладеть хоть капелькой языка моро. Ближе к вечеру Орик и Пилли улетели в Калихар. В домике Орика осталась Оли,

в час охоты она, вероятно, сладко спала. В первый день мы с папой немного поохотились под водой, слетав к морю на нашей машинке. После вернулись и, пообедав, слетали на речку со спиннингами. Папа поймал двух незнакомых рыб луффи, довольно крупных и вполне съедобных, а я изловил ту папину "ведьму" -- алабию, очень здоровую.

... Голова моя на толстой ветви дерева лежала возле самой пятки Олуни -- так мы договорились. Я лежал тихо, как мышка, распластавшись и прижавшись к шероховатой коре дерева, -- не пошевелись. Вдруг я почувствовал, как пальцы ног Олуни легонько коснулись моего лба, я поднял глаза, глазами же Олуни показал мне вниз и наискосок, и я сразу же увидел кабана, кроме клыков над самой его мордой был чуть задранный вверх острый рог, такой же, как, говорили, как третий у буйвола-хурпу. Кабан был крупный, с очень светлой шкурой. Он поравнялся с нами, тронулся дальше, и когда самую малость "отошел" от нас, Олуни откинул руку с копьем и метнул его в кабана, попав прямо под лопатку (тут я нажал спуск, и еще несколько раз, под сплошной рев кабана). Олуни тихо крикнул что-то недовольным голосом и стал быстро спускаться, так как кабан метнулся в чащу леса. Я "дунул" за Олуни. Видимо, он был недоволен тем, что не убил кабана сразу. Бежали мы довольно долго, и, когда я стал уже сдавать, открылась большая лесная поляна с медленно бегущим по ней кабаном. Олуни сделал несколько быстрых и длинных прыжков и пал на кабана сверху, умудрившись при этом снизу ножом перерезать тому горло. Я дождался, не подходя к Олуни, когда тот даст стечь кабаньей крови, потом Олуни взвалил кабана на себя, поманил меня рукой, и мы отправились в селение.

-- Толстый, -- сказал Олуни. -- Вкусный. Многим хватит мяса.

-- Ты женат, Олуни? -- спросил я.

-- Нет, -- сказал он. -- Рано. Я хороший охотник. Вырастут охотники не хуже меня, племя позволит мне взять себе жену.

-- Ты будешь ее выбирать?

-- Я ее уже выбрал. Ее зовут Талиба. Она из другого племени. Иногда мы встречаемся с ней, поем, плаваем, едим вкусные плоды. Вот глупый моро, -добавил он, хлопнув себя по лбу. Тут же сбросил с плеч тушу кабана, выхватил из-за пояса сетку и мигом исчез в кроне дерева. Вскоре он спустился с полной сеткой плодов.

-- Давай, Олуни, съедим по штучке, -- сказал я.

-- О, конечно! Сколько хочешь. Ты -- гость.

-- Один я не буду, -- сказал я.

-- Можно. Ты гость. Прошу тебя!

Мы вернулись в селение, когда уже было светло, потом вернулись и остальные. Им повезло больше: втроем (папа не в счет) они осилили крупного буйвола-хурпу. Сквозь полусон, ожидая папу, я вспоминал вчерашний ужин в доме Малигата. Кроме папы, меня и Оли, был сам Малигат, его жена, две дочери и два сына. Когда мясо было съедено и мы пили настои из трав, я встал и сказал:

-- Вождь Малигат! Ваш друг Ир-фа кланяется вам (я глубоко поклонился) и желает вам долгой жизни. Мне и моему отцу очень нужна была его помощь, и он помог нам. Спасибо вам за это.

Едва заметно Малигат кивнул мне и папе.

-- Будто бы есть история о том, как моро много-много солнц назад прилетели на Политорию. А до этого моро жили совсем на другой планете. Расскажите нам об этом, если у вас есть желание.

Малигат выдержал необходимую паузу и начал, иногда взмахивая рукой и как бы отмечая наиболее важные места рассказа.

-- Моро появились здесь очень давно, меня тогда еще не было на свете, и я не появлялся еще много веков. Но раньше моро жили на другом шаре, крутящемся в воздухе, а когда прилетели сюда, то стали рассказывать об этом своим детям, а те -- своим, как они жили на другой планете. На той планете были большие реки, и озера, и леса. У нас были ручные звери с высокими рогами, рога у них были большие и пушистые хвосты. Они очень быстро бегали и могли бежать долго, от рассвета до заката. Мы садились на них и ездили по всей планете. Мы жили мирно. Охотились, ловили рыбу и рожали детей. Однажды случилось такое, чего моро не знали никогда: с неба пошла вода, она шла сто дней, и дул очень сильный ветер. Он сломал наши дома и ломал леса, животные разбежались и носились -- как безумные. Потом вода с неба стала падать желтой, реки и озера стали желтыми, а моро и звери начали умирать. Мы бы умерли все, но тут с неба слетели на землю пять лодок, еще больших, чем у политоров. Из них вылезли существа размером с вашего кольво. Эти существа, маленькие и убогие, были похожи на ходячих рыб с руками. Их язык был нам непонятен. Они стали нас звать к своим лодкам, но мы не шли. Тогда они толпой хватали одного моро и волокли его на лодку. Мы ослабли и не сопротивлялись. Когда попавших на корабль напоили красной водой и им стало легче, моро поняли, что это спасение, и послали гонцов во все племена, и все моро ушли к лодкам, падая по дороге и умирая, а те, кто не умер и выпил красной воды, улетели вместе с маленькими рыбами. Мы летели сто дней и оказались на Политории, а те лодки, которые спасли нас, улетели и больше никогда не появлялись. Я не знаю, где была их планета и как они узнали, что мы погибаем, но они нас спасли. Мы появились здесь много веков назад, когда политоры еще не умели делать воздушные лодки, и их дома не были похожи на теперешние, а геллы умели сердиться, хотя очень нравились нам. Многие негеллы тоже нравились нам, но некоторые -- нет. Они заставляли нас всех жить в больших сараях и работать на них. Кто отказывался -- тех они убивали. Однажды мы собрались все вместе, разломали сараи и, сражаясь с политорами досками и палками, ушли в далекие леса, и они о нас надолго забыли. Когда мы с ними снова столкнулись, мы были уже с копьями, стали, как умели раньше, делать металл и копья. Но они нас не тронули. Наверное, в их книгах было сказано, что мы умрем, но работать на них не будем. Так рассказывали мои предки.

Все долго молчали. Я выждал время и спросил:

-- Вождь Малигат! А что говорили ваши предки про других животных в лесах планеты Моро? Не было ли там таких, которые были похожи, ну, на меня, только, если бы я был шире в плечах, с длинными руками и весь волосатый, как хурпу?

-- Да, были. Они назывались обезьяны.

Я поклонился ему, сел и больше ничего не спрашивал. Слушая речь моро без "плеера", я был почти уверен, что их предки, как и наши, -- обезьяны, пусть и другие. Я не спросил у Малигата (постеснялся) -- не думает ли он, что моро произошли от обезьян, а он молчал. Думаю, что он этого не знал, а то бы сказал. Он был мудр, и знай это, не считал бы это плохим или зазорным.

В тот вечер, когда мы были гостями Малигата и наконец покинули вождя племени, папа сразу ушел спать (утром предстояла охота), а мы с Оли долго сидели на крылечке ее домика и молча слушали ночной лес, его шорохи и звуки. Я глядел на небо и чувствовал, будто я на Земле, вот крылечко, вот рядом... Натка... Нет, буквально так я не думал, просто уколола мысль и улетучилась, как отпрыгнула, рядом была другая девочка, Оли, и это я чувствовал острее, она была не просто красивой, а красивой какой-то, ну, близкой, что ли, мне красотой, -- не знаю, как сказать, -- мне было тепло от Оли и в то же время неспокойно, я догадывался, что даже как-то избегаю ее, вот Пилли я искренне восхищался, а Оли... нет, здесь было нечто совсем другое; иногда, когда я глядел на нее, внезапно что-то сжималось во мне, и мне очень хотелось взять ее за руку, за обе руки, но я отгонял от себя это желание, сам толком не понимая -- почему. Из-за отсутствия у женщин этого третьего глаза я воспринимал ее почти как девочку с Земли, и, слушая ее слова по "плееру", настолько забывал, что это не ее голос, что она ощущалась мною куда более близкой, чем, скажем, земная француженка, языка которой я тоже не знал.

Я вздрогнул -- Оли положила мне голову на плечо, и я долго сидел, боясь пошевелиться и чувствуя, как бешено застучало, скачет мое сердце. Не убирая головы с моего плеча, она прошептала странные, почти напугавшие меня слова:

-- Сон, скоро сон, сон, как чужая страна, где страшно и уютно, тепло, нежно, и я иногда летаю, как гелла, со своими живыми крыльями... Я часто вижу во сне Землю, где я никогда не была. Никогда не была. Никогда.

Она приподняла голову с моего плеча, я почему-то на секунду зажмурился, вдруг ощутил ее ладони на своих щеках и, не открывая глаз, тут же почувствовал ее мягкие теплые губы на своих, и тихо мы поцеловались. Потом куда-то все исчезло, ее ладони, лицо... Полная пустота, скрип ступеней, ее голос, очень тихий: "Никогда не была... "

Меня качало, когда через минуту я шел к нашему домику. "Она не с Земли. Она не с Земли, -- думал я. -- Я ее никогда не увижу. Ни-ког-да". И только засыпая и чуть успокоившись, я подумал: "Не потому ли я ее избегал, прятался от нее, не искал, чтобы потом не потерять навсегда?"

2

Если тот же а, Пик выбирался в Селим и звонил в квисторию, то там знали, где группируются повстанцы а,Тула. В этом смысле разведывательные винтокрылы были не нужны. Но они летали довольно часто, хотя и ближе к морю. Что им было нужно -- неясно. Что-то чувствовалось в этом тревожное и несколько перебило главное: вернувшись с охоты, я ждал, когда же выйдет из своего домика Оли, но она не появлялась. Вдруг я снова услышал шум винтокрыла, вскоре он показался, один, и завис над "центральной площадкой" селения. Тут же заработал мой коммуникатор, я решил, что это Орик, но это оказался командир винтокрыла.

-- Вы, вероятно, уль Митя? -- спросил он у меня.

-- Да, -- сказал я, глядя вверх.

-- Передайте, пожалуйста, Малигату поклон от Ир-фа и спросите, позволит ли он нам сесть на пару минут.

Я сбегал к Малигату, он дал согласие, я сказал об этом винтокрыльщику, и тот сел. Вырубив двигатель, он спрыгнул на землю с улыбкой от уха до уха, а с ним еще какой-то политор с большой сумкой в руках. Водитель винтокрыла подошел ко мне и, положив мне руку на плечо, сказал:

-- Меня зовут Фи-лол, привет! Тебе тоже поклон от Ир-фа и вот этот сверточек -- держи.

В этот момент почти подошел и метрах в десяти от нас остановился Малигат. Фи-лол быстро прошагал к нему, они положили руки на плечо один другому и о чем-то быстро поговорили. Потом Фи-лол вернулся ко мне, легко хлопнув меня по спине, бросил на ходу: "Этот человек все объяснит тебе, а Малигату я сказал" и, вскочив в винтокрыл, "завелся", боком-боком поднялся и улетел.

Второй политор направился к Малигату. Они обменялись поклонами, политор что-то сказал вождю, тот кивнул и направился к своему домику, что-то гортанно крикнув.

-- Меня зовут Ар-кут, -- сказал мне этот политор, -- я второй врач клиники, где лежат ваши голубчики -- а,Грип и а,Урк. Сейчас Малигат даст мне людей и я отправлюсь к а,Тулу. Насовсем. Там есть больные и, я думаю, будут еще.

-- А как поживают наши голубчики? -- спросил я.

-- Нормально. Как и сказал главный, им лежать неделю.

-- Они уже в сознании? -- спросил я.

-- На три четверти, -- сказал Ар-кут. -- У меня забарахлил коммуникатор, если можешь, позвони а,Тулу, что я иду.

-- Мигом. Подбросить вас туда на машине?

-- Нет, рискованно. Винтокрылы летают.

-- Судя по тому, что у а,Тула есть лазутчики квистора, люди на винтокрылах и так знают, где а,Тул.

-- Приблизительно, и сверху они их не видят: высокий и густой лес, а машина... нет, не стоит.

Подошли Олуни и Кальтут, я познакомил их с врачом, они должны были проводить его к а,Тулу. Тут же они и ушли, а я связался с лагерем а,Тула.

-- Команда веселых музыкантов слушает.

-- Мне бы главного флейтиста.

-- А это я и есть.

-- Высокородный? А я сосед.

-- Еще какой "высокородный". А тебя я узнал.

-- Я сейчас между водой и вашей командой. Только что к вам отправился с охотниками политор, который вылечит кого угодно. Нашли вы у себя второго болтуна?

-- Да. Старались вовсю и обнаружили. Привет.

Только тут я развернул сверточек от Ир-фа: это был полный чертеж аппарата для "планирования"! Потрясающе!

И тут появилась Оли. Она подошла совсем близко ко мне и, проведя ладонью по моей руке, ткнула пальцем в лист.

-- Крылья, -- сказал я. -- Чертеж.

-- ... Я сегодня летала. Без таких. Ночью.

-- Махнем на речку? -- сказал я. -- Только папу предупрежу.

Я захватил снасти, фотоаппарат, лазер. Оли взяла кистевой пистолет, как у Орика, мы сели в машину и взлетели. Пролетев над ущельем и первой к морю высокой грядой скал, мы нырнули вниз, я повел машину над речкой, и мы наконец сели почти у моря. Когда Оли вышла, я развернулся и "вплыл" в извилистую щель в боковой части скального массива; если идти мимо, машина была не видна.

Я спиннинговал возле самого впадения речки в море, надеясь поймать либо речную, либо даже морскую рыбу. Оли фотографировала меня, в том числе и тогда (я просто заорал ей), когда что-то крупное село у меня на блесну, и она, умница, отсняла весь "процесс" вываживания рыбы. Она прыгала, хлопала в ладошки и радостно смеялась, а я никуда не мог деться от собственной гордости и никак не мог ее скрыть. Потом мы разделись, купнулись у самого берега и легли позагорать лицом к морю. Мы молчали, было тихо, как-то дико вокруг и жарко. Я попросил Оли лечь чуточку иначе, чтобы сделать ее портрет на фоне моря. Она легла, как я просил, я вывел трансфокатором камеру в положение съемки телевиком и, лежа, стал искать нужную мне точку. Неожиданно я увидел с помощью мощного моего телевика какую-то очень далекую точечку на глади моря. Я щелкнул пару портретов Оли, передал ей камеру и попросил поглядеть, что это там в море.

-- Давай. Мы, птицы, видим лучше вас. -- С полминуты она глядела в море и наконец сказала:

-- Катер на воздушной подушке, очень далеко, идет быстро и именно к устью нашей речки.

-- Пошли, -- сказал я, и мы, на всякий случай пригибаясь, добрались до щели, прошли по ней метров триста к нашей машине, спрятали в нее все, кроме оружия и камеры, отыскали годные скальные уступы и начали медленно и осторожно подниматься вверх по скалам. Минут через пять мы уже были наверху гряды и, когда наконец добрались до обрыва, уже лежа, отыскали удобные щели, я отдал Оли камеру, она поглядела на море и сказала:

-- Катер военный. Идет точно к устью. Их трое.

Через пару минут катер этот "вылез" на берег, и из него вышли трое политоров в морской форме, такую я в Тарнфиле не видел. Эти трое быстро разделись, искупались (Оли отвернулась, купались они голыми), выйдя на берег, оделись, оделись и улеглись почти под нами.

-- Отлично, что их ждать еще целый час, отдохнем хоть. Надоело, все вода и вода под ногами, -- сказал один.

-- А как они сообщили, что они будто бы раскрыты?..

Я положил ладонь на плечо Оли -- она поглядела на меня. Я приложил палец к губам, указал ей рукой на ее пистолет и изобразил, что я немного отползу, а она пусть слушает. Тихо я отполз подальше, нашел наконец нечто вроде колодца, спустился в него и вызвал а,Тула.

-- Великородный?

-- Еще какой. Это ты, акулий глаз?

-- Напрягись, -- зашептал я. -- Где двое болтунов?

-- Ушли ловить рыбу на часок-полтора.

-- Это не так, -- зашептал я. -- Я прячусь наверху скалы, километрах в пятнадцати от моро в сторону Тарнфила, где скалы у моря прерываются. Устье речки. Когда те ушли?

-- Минут тридцать назад.

-- Подо мной трое военных с катера. Ждут двоих через час, тех двоих, которые боятся, что их раскрыли.

-- Это очень важно. Очень. Спасибо тебе.

-- Послать вам машину с отцом?

-- Да. Наши машины прибудут только завтра. Ждем. Я вызвал папу:

-- Пап, это я. Ты далеко от машины?

-- Нет, я в поселке.

-- Помнишь точно дорогу к а,Тулу? Только точно.

-- Да.

-- Возьми вторую машину и гони на просеку к а,Тулу. Лети, сделав левый крюк, и как можно ниже над скалами, правее тебя могут засечь. Все.

Сверхосторожно я дополз до Оли. Те, внизу, молчали, млели на солнышке; нам оставалось только ждать, не шевелясь. Это было нелегко. Плюс -- жара. Я распластался поудобнее, вовсе не пытаясь заглянуть вниз, даже чуточку расслабился. Мы лежали тихо, те, внизу, -- тоже; я быстренько глянул вниз, они загорали лицом к земле, жара, их третий глаз был закрыт. Я тоже закрыл глаза, положив правую щеку на гладкий камень. Неожиданно левой щекой я почувствовал прикосновение ладони Оли, ладонь легла мягко и чуть тяжело при этом, и так мы лежали долго и молча, и сердце мое тукало несколько быстрее, чем обычно. Время медленно приближалось к моменту прихода а, Пика и а, Капа. Может, от застылости и неудобства позы мы с Оли одновременно, не высовывая головы, приподнялись на локтях и стали глядеть на море. Мы были высоко над ним, у берега глубина здесь была немалой, уходящие под воду скальные камни были темными, колыхались водоросли, вода под берегом была слепящей и мутной одновременно, но мы почему-то уставились на нее. И неожиданно, и очень тихо из воды выросли три фигуры в темных костюмах, масках, ластах и баллонах, с пистолетами в руках, и тут же самый высокий из пловцов вынул трубку изо рта и громко и резко сказал, рявкнул: "Встать!", и обалдевшие трое военных вскочили, повернувшись лицом к берегу. Их оружие было далеко, у катера.

-- Быстро! Кого вы ждете?! Их имена! Ваша цель?

-- А,Пик и а,Кап. Переброска на подлодку.

-- Номерные знаки подлодки и имя капитана. Те назвали.

-- Это вы доставили оружие в Калихар? Мы из морской разведки.

-- Да.

-- Кое-кто из вашего экипажа помогал полиции в Калихаре, когда арестовывали политоров с рудников?

-- Да.

Глухо щелкнули три выстрела, и те трое сползли по стене скалы на землю. Повстанцы оттащили убитых за выступающий угол скалы, и там же, раздевшись, оставили свое подводное снаряжение, вернулись и в одних трусиках легли лицом вниз загорать.

Подняв голову, а,Тул сказал мне:

-- Как просматривается берег реки до поворота?

-- Хорошо, -- сказал я, посмотрев в ту сторону.

-- Можешь устроиться так, чтобы была гарантия, что тебя не заметят?.. Жди их и предупреди нас.

-- Понял. Они вот-вот появятся.

-- Оли, -- сказал а,Тул. -- Вы с пистолетом? С бионаводкой?

-- Да. С таким.

-- Если что -- не стреляйте, неизвестно, кого дуло выберет. А у тебя какое оружие? -- спросил у меня а,Тул.

-- Лазер.

-- Ага. Выстрел только точечный! Не стреляй без команды.

-- Понял, -- поглядев вдоль реки, сказал я.

Оли перевернулась на спину, нашла удобное положение и замерла, глядя в небо. Я ждал этих героев, и, хотя знал, что они появятся, все-таки немного поразился, увидев их вдруг, быстро шедших в нашу сторону. У каждого в руке был пистолет, и я, перевесившись чуть вниз, сказал об этом а,Тулу, а,Тул приподнял руку, мол, все понял. Медленно они приближались. Я боялся выглядывать, вдруг они меня увидят и, даже слыша их шаги под нами, тоже сдержался, помня о третьем глазе.

-- Во, расшвыряли форму, -- сказал один; они дошли до разбросанной одежды и сейчас должны были увидеть своих спасителей.

-- Эй, привет, -- сказал первый. -- Мы тут, хвала небу! Ну, где ваша подлодка?

-- Заснули, -- сказал второй. -- Разморило. Растолкаем их? Видимо, они подошли вплотную к а,Тулу.

-- Пощекочем им пятки, -- сказал первый, и я чуть-чуть выглянул (правда, уже с лазером в руке), зная, что вряд ли они сейчас поглядят наверх. Они стояли над повстанцами, и мне не передать ту скорость, с которой трое повстанцев вскочили, а те двое рухнули, получив пару плотных ударов по челюсти, и "легли", испуганно глядя на знакомые лица и пистолеты.

-- Вытяните руки вверх, -- сказал а,Тул. -- Шевельнетесь -- стреляем. -- Он отошел к катеру, принес веревки и тряпку. Связали повстанцы их быстро и тряпкой завязали глаза.

-- Ну что? -- сказал им а,Тул. -- Там вы у нас были на примете, но точно доказать что-либо мы не могли. Теперь вам все ясно.

Мы с Оли тихо спустились вниз и вышли из-за скалы. А, Тул подошел к нам и обнял нас: Оли -- легонько, меня -- крепко и по-мужски. "Растет ребенок", -- подумал я про себя. А, Тул, ослабив глушитель, выстрелил в воздух, и через минуту на своей машине подлетел и сел папа. Мы помахали молча друг другу рукой. Вдевятером в машине им было тесновато, а,Тул нашел в катере длинный конец, катер они сбросили на воду, подвязали конец к его носу и "корме" машины, сели в катер, и папа мягко взлетел, а вскоре и мы на своей машине.

Когда мы прибыли к моро, Пилли и Орик были уже там, и Оли все подробно им рассказала. Тут вернулся из лагеря а,Тула папа, и мы отправились обедать.

3

Как оказалось позже, Орик и Пилли снова улетают, но мы, трое, уже ночевать у моро не будем, нам на двух машинах, собрав все вещи, предстояло вылететь самим... Далее шла инструкция, куда и как лететь. Нам следовало "перевалить" через скалы к морю и лететь направо, то есть от Тарнфила, и лететь километров двадцать над береговой линией вдоль скал, причем лететь максимально низко, чуть-чуть над пляжем, и не одна машина за другой, гуськом, а две рядом, параллельно друг другу. Отрезок до моря над скалами следует преодолеть на максимальной скорости, а потом лететь очень медленно.

-- Как интересно, -- сказал я, засмеявшись. Орик прекрасно понял, что я просто стесняюсь спросить, почему такая предосторожность.

-- Катер не вернулся на подлодку, -- сказал он. -- Там, разумеется, встревожены и будут следить за береговой линией.

-- Таинственность потрясающая! -- позже сказала Оли.

-- Ничего особенного, -- сказал я. -- Важно лишь прибыть туда-то и тогда-то.

-- Ага, -- усмехнувшись, сказала Оли. -- "Т у д а -- т о"!

Действительно, как-то мы "проглядели", слушая инструкцию, докуда нам лететь.

Мы начали прощаться с моро минут за десять до вылета. Сириус забрался вождю на колени и "бодал" головой его в руки и в живот, ласково урча, а я с явной грустью подумал, что, может, не только не вернусь погостить к моро, но и вообще не увижу их никогда.

... Небо было в тучах, в темноте шел все же какой-то неясный свет, мы мягко взлетели (Оли села со мной) и тут же увидели, как хорошо угадываются в темноте вершины деревьев и скал. Мы с папой резко бросили наши машины вперед. До моря было рукой подать, и скоро мы снизились над береговой полосой, прижались к пляжу и очень медленно "поплыли" над берегом вперед; внизу света было куда меньше, и папа зажег неяркий фонарь, освещая нам путь, чтобы не врезаться в какой-нибудь случайный камень. Слева море тихо накатывало на берег, справа были скалы, мы молчали, не знаю, было ли

что-то таинственное для нас в этом полете (для меня почему-то не очень), скорее, было просто неясно: сколько лететь, куда, зачем... Мы "плыли" так довольно долго, луч горгонерровской подлодки с моря не появлялся... Наконец что-то "загадочное" началось. Перед нами узкая полоса берега вдруг кончилась, вновь продолжившись впереди нас метров через пятьдесят, а эта полоса воды перед нами была и частью моря, и частью узкого залива, уходящего вправо глубоко в берег, точнее -- прямо в скалы; это был довольно высокий и очень длинный грот. Нам ничего о нем не говорили, мы, естественно, выключили моторы, и тут же в темноте от угла грота отделилась темная фигура и со словами "Привет. Все точно" к нам подошел Орик.

-- Пап! -- сказала Оли. -- Таинственно -- колоссально!

-- Ну само собой, -- сказал Орик. Он взял с пляжа камешек и кинул его в воду -- чуть в глубину грота и посередине его ширины. Неожиданно вода почти по всей длине грота снизу осветилась, потом как-то вскипела, и в гроте всплыло огромное тело подводной лодки. Тут же заработали двигатели, лодка почти вся задним ходом выплыла в море, открылся огромный, освещенный снизу люк, кто-то крикнул: "Милости просим!"; Орик сел к папе, обе наши машины взлетели, и сначала Орик с папой, а потом и я с Оли мягко "вплыли" под небольшим углом в тело лодки и сели в просторном коридоре. Перед нами стояло четверо политоров: улыбающаяся Пилли, двое в морской форме и... Ир-фа. Я так обрадовался, что, не сдерживаясь, с криком "Ир-фа, миленький" бросился к нему, и мы обнялись.

-- Как же так? -- сказал я радостно. -- А планетарий?

-- А я, раз уж врачи нашли, что рука моя ни к черту, позволяю себе иногда отдых на пять- десять дней, то ли охочусь, то ли...

-- Вот именно -- "то ли"! -- сказал я, радостно смеясь. -- Спасибо вам огромное за чертеж!

-- Уль Митя, вернемся к ритуалу, -- сказал Орик, и я смутился. Конечно, раньше следовало представиться. -- Уль Владимир, Уль Митя, -- сказал Орик. -- Позвольте вам представить наших друзей. Капитан Рольт. Его помощник -Ки-лан.

Они поочередно положили нам руку на плечо, мы -- им, и папа сказал:

-- Это большой сюрприз. Если будет необходимость, уль Рольт, вы покажете мне систему управления лодкой, и я, если надо, пригожусь вам в качестве второго помощника.

-- Папа, -- сказал я. -- Это как прикажешь понимать?

-- Как? -- сказал он. -- Или я не говорил тебе? Когда ты еще не родился, я служил в армии, в подводном флоте.

-- Да-а, -- сказал я. -- Ну и скромность.

Мы задраились, двигатели заработали, и сразу я ощутил погружение.

Потом все мы пошли куда-то по коридору, лодка была огромной, очень скромно оформленной, никаких даже полос-эскалаторов, и наконец оказались, вероятно, в кают-компании, где ничего, кроме низких столиков, кресел и коммуникатора видеосвязи, не было. Принесли легкий ужин, Сириус вольно расхаживал по кают-компании, по коленям и рукам присутствующих, и я спросил:

-- Уль Рольт, это та самая подлодка, экипаж которой навсегда разлюбил бедного Горгонерра? Мне говорили.

-- Она самая, -- сказал, улыбаясь, Рольт.

-- И вот она-то и неуловима для остальных подлодок?

-- Совершенно верно. Наше "поле" не прощупать.

-- Почему же квистор не построил таких побольше?

-- Дорога сама система исключения из пространства тела лодки.

-- Уважаемые земляне, -- сказал Орик. -- Увы, я разрываюсь между делами и вами. Не знаю, не лучше ли было оставить вас в Тарнфиле, хотя как бы я это объяснил Горгонерру? С другой стороны, до вашего отлета на Землю я бы хотел все же показать вам Политорию. А с третьей -- показ этот совпадает с моими делами и с накаляющейся ситуацией. Не знаю, право, как мне быть, и в ту ли жизнь я вас ввергаю?

-- В ту, -- сказал папа. -- Вы не только наши друзья, которые хотели бы и уже помогли нам, но и те самые люди, политоры, которым посильно хотели бы помочь мы.

Это была замечательная, хоть и краткая, папина речь, точная и к месту, и которую вряд ли бы осилил я. Орик сказал:

-- Спасибо, уль Владимир. Теперь о наших планах. В Лукусе довольно спокойно. Не спокойно в Калихаре и Ромбисе. Квистор часть войск Лукуса перекинул туда. В Лукусе появился некоторый избыток нашего оружия, в котором нуждается Калихар и Ромбис. Задача сегодняшней ночи -- подойти в район Лукуса (хотя он и не рядом с морем) и забрать оружие, а потом перебросить его в Калихар, он ближе к морю. Потом мы сможем прямо с лодки улететь в Калихар и пожить там, правда, в несколько накаленной обстановке. Как вы к этому относитесь?

-- Мы -- за, -- сказал папа.

-- Отлично. Калихар -- город, который стоит посмотреть. В этот момент я, да думаю, что и все, почувствовали несколько мягких толчков по подлодке.

-- Что это, уль Рольт? -- спросила Оли.

-- В море не одна подлодка Горгонерра. И та, которая потеряла сегодня катер и трех солдат, возможно, связывает это с нашей лодкой. Мы будто бы недалеко от берега, поближе к повстанцам, где именно, они нащупать не могут, а подойти боятся. И они ради красивого жеста, веерообразно обстреливают наш берег торпедами. Толчки вот отчего: несколько торпед шли в нашу зону или, может, буквально в нас и мы их взорвали встречными зарядами. Толчки -- это обратная волна.

-- Торпеды, которые прошли мимо нас, -- взорвались на берегу?

-- Нет, они нацелены только на подлодки, дойдя до берега, они возвращаются на свою подлодку.

-- А у противника есть такая же система защиты?

-- Менее чуткая. Если мы близко -- им ничто не поможет.

-- А если они ударят с близкого расстояния?

-- Наш контрудар не зависит от расстояния. Он всегда эффективен, так как программируется их же выстрелами.

-- Да-а, квистор дал маху с этой лодкой.

-- Только в том смысле, что тем нас не найти.

-- А система безупречного контрудара?

-- Она была обычной и стала более совершенной уже в море.

-- Как это удалось? -- спросил папа. -- Вы конструктор?

-- Я-то конструктор, -- засмеялся Рольт, -- но разработку я сделать не сумел. Это сделала -- Пилли.

-- Да что же это такое?! -- воскликнул я, честно, потрясенный. -Пилли, ты сверхученый, что ли?!

-- Ага, -- сказала Пилли. -- Просто гений, обыкновенный. Готовишь обед, и нет-нет что-то и придет в голову. Ки-лан, заговорив впервые, сказал:

-- Я рекомендую нашим гостям поспать. Каюты готовы.

-- Отлично, -- сказал папа. -- Если вы сами не ложитесь и покажете мне систему управления лодкой, я буду рад.

-- К вашим услугам, уль Владимир, -- сказал Рольт, после чего все мы встали и разошлись по указанным нам каютам.

... Как это ни странно, я заснул довольно быстро, и, когда Орик, пообещав, честно разбудил меня, папы в каюте не было. Двигатели не работали, лодка наша, как я скоро убедился, всплыла, люк ее, когда я подошел к нему, был открыт, Пилли, папа и Оли были рядом. Рольта и Ки-лана не было. Потихонечку, но я вылез-таки наверх, на большой борт лодки. Светало. Перед нами был берег не далеко, и я увидел свет фонаря на берегу, толпу политоров и с десяток машин нашего типа. Береговая полоса казалась узкой и крутовато уходила вверх метра на два; дальше, кроме леса, метрах в ста впереди ничего не было видно. Из нашего люка "выплыли" три катера и направились к берегу. Из машин в катера политоры стали перегружать оружие, по цепочке, и когда катера наполнились, они вернулись к подлодке и их разгрузили. Так было сделано три раза. Когда катера разгрузили в третий раз, матрос одного из них сказал: "Все, еще один рейс". Не знаю, что на меня нашло, глубокое детство, что ли, но, когда катера отходили, я, с криком "Я тоже хочу помочь" прыгнул в катер и тут же, огромным прыжком, в него свалился папа.

-- С ума сошел?! -- рявкнул он. Я опустил голову, но катера мчались и уже подходили к берегу. Мы пристроились к цепочке политоров и стали помогать грузить оружие. Прошло минут пять, и вдруг, как бы подчеркивая мою идиотскую вольность, со стороны леса раздались выстрелы, и все мы мигом залегли на песке пляжа.

-- Выследили, гады! -- крикнул кто-то из политоров, и все они поползли по песку к двухметровому возвышению над пляжиком и моментально открыли ответный огонь.

-- Неужели они сняли наш патруль?! -- крикнул тот же политор, потом он выкрикнул несколько имен и велел им продолжать вести погрузку катеров. Я увидел, как папа со своим лазером подполз к остальным политорам и начал стрелять. Мгновенно высунется -- выстрел, высунется -- выстрел. Я оказался рядом с ним, он цыкнул на меня, но, конечно, смешно ему было отгонять меня вместо того, чтобы стрелять, и он смирился. Помня политорское положение о лазерах, я, как и папа, стрелял одиночными выстрелами, хотя лес был далеко, и залегшего противника можно было попытаться "покосить" лучом. С подлодки тоже начали стрелять чем-то похожим на навесные разрывные снаряды и довольно точно: обернувшись, я увидел перископ, с помощью которого они видели, на каком расстоянии противник. Огонь с чужой стороны стал ослабевать, тут и там лежали горгонерровские солдаты, сраженные огнем с двух точек. Вдруг меня по щеке царапнула пуля (папа не видел), тут же раздался крик: "Оружие загружено", и мы с папой скатились вниз и впрыгнули в катер. Через пару минут мы были на борту лодки. На берегу продолжалась стрельба, с нашей лодки тоже стреляли, катера мигом разгрузили, и береговой катер ушел обратно, а наши три "заплыли" быстро в люк. Постепенно выстрелы прекратились вовсе. "Они отступили!" -- закричал кто-то громко с берега, тогда наша лодка "задраилась" и ушла под воду. Пилли, ни слова не говоря, увидев раньше папы кровь на моей щеке, куда-то быстро утащила меня, и политор в отдельной каюте, где было полно колбочек, лекарств и инструментов, молча мигом промыл мою неглубокую рану и наложил нечто вроде пластыря. Позже, в кают-компании, происшествию со мной была поставлена логическая точка. Среди общего молчания капитан Рольт спокойно сказал:

-- Уль Владимир, я не имею к вам никаких претензий. Вы прыгнули за сыном, -- вы отец. Благодарю вас за помощь политорам, там, на берегу. Уль Митя, впредь вы должны знать, что вы на военном корабле, где все действуют, подчиняясь только моей команде. Отмечая ваше благородное рвение, не могу не сказать, что ваше ранение никак вас не украшает. Все, все свободны. Все стали расходиться, папа не глядел на меня, я дождался, когда он выйдет, подошел к капитану Рольту и, не поднимая головы, сказал:

-- Не знаю, что на меня нашло. Я искренне прошу вас...

-- Извиняю, -- строго сказал он, и мне оставалось только уйти, так как он ничего не добавил и спокойно молчал.

-- Ты позоришь меня в глазах чужой высокоразвитой цивилизации! -- позже как-то уж очень напыщенно сказал папа. Я механически уткнулся в чертеж Ир-фа, потом мне это надоело, я лег на мягкую койку и -- неожиданно уснул. Меня разбудили, когда лодка медленно уходила от Калихара, и сообщили, что разгрузка была, пора позавтракать и покинуть лодку.

Вскоре, за завтраком, решила восстановить мое доброе имя Оли (Пилли и Ир-фа, по ощущению, были тоже на моей стороне, Орик держался нейтрально, а папа, ясное дело, смущенно и строго).

-- Дорогой капитан Рольт, -- сказала Оли. -- Могу ли я высказаться в защиту уля Дмитрия? Мы покидаем вас, и не хотелось бы увозить с собой или оставлять у вас некий осадок.

Все это выглядело крайне тонко и дипломатично, и капитан Рольт, чуть улыбнувшись, сказал: "Разумеется, разумеется".

-- Я не мужчина и не моряк, -- сказала Оли. -- Может, мне простительна будет моя логика, но я считаю вас неправым, уль Рольт. Вы не были на выгрузке оружия. Возможно, будь вы рядом, уль Митя был бы сдержанней.

Мне показалось, что Рольт был несколько смущен и смотрел на Оли чуть застенчиво и с напряженным вниманием.

-- Я не права?! -- спросила Оли.

-- Вполне правы, -- сказал он. -- Я принимаю упрек.

Честно говоря, чувствовал я себя все же виноватым, но мне показалось, что безотносительно ко всему довод Оли был не просто спасительным, но, пожалуй, и справедливым.

... Осмотрев внимательно горизонт, капитан Рольт дал команду к всплытию. Мы всплыли, открылся люк, Пилли и Орик сели в одну машину, папа -в другую, я с Оли -- в третью, Ир-фа обнял меня, сказал, что остается, но что мы скоро встретимся в Калихаре, потом короткое прощание, и мы взлетели. Лодка на наших глазах задраилась и ушла под воду, а мы на предельной скорости прямо над вершинами леса быстро "нырнули" вглубь Политории.

-- Это даже для меня поразительный и странный город, -- сказал Орик. -Даже к внешнему виду Калихара я не могу привыкнуть. Это промышленный город, окруженный рудниками, точнее, построенный среди рудников. Внешне он похож на ("плеер" "задумался")... паука. Да вы сами увидите. В Калихаре нас ждет отдельный дом, но уже иной, нежели в Тарнфиле. Тарнфил изящный город-парк для элиты. Калихар -- чуть ли не антипод.

Тут же "заговорил" коммуникатор Орика -- это был квистор.

-- Да-да, уважаемый друг, -- сказал Орик. -- Я только что собирался звонить вам. Все в порядке, все живы-здоровы, мы летим от моро в Калихар. Нет, я думаю, Калихар все же не опасен для наших гостей. Вас беспокоит отсутствие контакта с вашими людьми, которых вы направили в скалы? (Тут я понял, что и у них есть "код", а это обращение к квистору "уважаемый друг"?) Вряд ли они совершенные работники, да и как-то так вышло, что они без коммуникаторов. Плохая подготовка. А дорога в Селим лесом -- опасна.

Ваш поклон передам непременно. Да. По-моему, они восхищены Политорией. Долгой жизни!

Оли сказала:

-- А Сириус, это такое же имя, как Митя?

-- Да. Так можно назвать и кольво, и человека, но прежде всего это имя принадлежит двойной звезде из созвездия Пса.

-- А что такое "пес"?

-- Так иногда говорят у нас про собаку мужского пола, а что такое собака -- я объяснял, помнишь?

-- Митя, -- сказала Пилли. -- А почему мы не знаем Сириус?

-- Слишком далек от вас. Вероятно, ваши космопилоты ее знают, но, скорее всего, под другим, вашим именем.

-- Вот, начинается, -- сказал Орик. Впереди, за лесами показалось острие башни, постепенно оно росло, и мне вскоре стало понятно, что эта башня-игла куда выше башни-иглы, скажем, квистории. Но поразительным было другое (и скоро я понял, почему Орик сказал про Калихар, что это город-паук): от вершин башни во все стороны вниз расходились под не очень острыми углами "лучи". Причем эти "лучи" отходили не только от самого верха, но и от участка пониже и еще ниже, "лучей" было много.

-- Вот под этим "пауком" и стоит Калихар.

-- Каждый "луч" -- это что? -- спросил папа.

-- Это очень длинный двусторонний тоннель. На лифтах (их полно) основной башни-иглы поднимаются наверх рабочие-политоры и в вагончиках по "лучам" спускаются прямо в рудники.

Когда мы уже почти влетели в Калихар, я наконец ощутил подлинную величину этого "паука": пространство под ним и между лучами было таким, что летать там на машинах нашего типа ничего не стоило. Подчеркивая известное неспокойствие в Калихаре, в воздухе было полно винтокрылов. Миновав пару "лучей", мы приземлились почти в центре Калихара, возле отдельного, небольшой площади по периметру фундамента, но башнеобразного трехэтажного домика. Он тоже был окружен ажурной высокой стеною и зеленью за ней; был и бассейн с розоватой водой, возле которого мы и сели.