Гекуба

О горе! Увы! О, чем отзовусь?

Стенаньем каким или плачем?

Ты, рабское иго, меня,

Ты, ярмо, совсем задавило…

О, кто защитит? Какая семья?

Иль город какой?

160 Cтарик — под землей. Ушли сыновья.

Куда же я кинусь? Куда?

Направо ли брошусь? Налево ль? Куда…

Иль бог или демон какой

Старухе пособит?

Троянки, о вестницы горя,

О вестницы мук,

Сгубили, убили меня вы

Нет больше под солнцем

Мне жизни желанной.

Ты, старости жалкий костыль,

170 Веди к ограде старуху,

Показывай путь!

Дитя мое! дочь

Самой несчастной, — о, выйди!

Не слышишь? О, какая молва

В ушах материнских звучит,

Какая молва!

Ио!

О мать моя, мать, зачем я тебе?

Точно птенца, ты меня

Криком зачем спугнула?

180 Горе[15]!

Над чем ты? О, черное слово!..

Над жизнью… над жизнью твоей…

Не прячь же… Скажи…

Робею, поклясться могу,

Я этого стона.

О жалкий ребенок…

Ясней, бога ради!

Решеньем одним уста их полны

Тебя заколоть на могиле

190 Пелеева сына…

Увы! О мать моя, мать… грозного горя

Голос откуда ж в тебе

Этот звучит? Горя-то голос?

Сказ несказанный — снова услышь:

Аргос с тобой,

Аргос с тобой порешил…

Страдалица злосчастная о муже,

О, горький жребий матери… Опять,

Клеймо тебе на сердце разжигая,

200 Демон какой-то кладет…

Итак — твой ребенок с тобою,

Жалкой и старой,

Иго неволи делить

Больше не может…

Сочной травой ущелий

Вскормленную телку

От тебя уведут,

Из рук твоих вырвут, зарежут

Для впадины черной — где мертвых делить

210 Должна я постели…

Над долей твоей, моя горькая мать,

Я плачу, все стоны — тебе…

Своей же позорной и низкой

Мне жизни не жалко… И нет для меня

Выхода лучше, чем смерть.

Чу… Одиссей… Как шаг его поспешен!

К тебе, Гекуба, речь он обратит.

О женщина! Ты волю войсковую

И приговор, должно быть, знаешь. Вот

Наш приговор: "Ахейцы[17] присудили

220 Рожденную тобою Поликсену

Под насыпью Пелида заколоть".

Мы здесь теперь послами от ахейцев,

Чтоб увести девицу. А жрецом

Пелидов сын назначен ей — надеюсь,

Что силою девицу отрывать

Не вынудишь меня ты, отбиваясь.

Ведь налицо беда-то. Что же тут

Поделаешь? А мудрый и в несчастье

Рассудка не теряет, говорят…

Не миновать беды мне… очень трудной

230 И полной слез борьбы… Так вот зачем

Я до сих пор живу, хотя убитой

Сто раз бы быть мне, кажется. Меня

Доселе Зевс не губит, а питает,

Чтоб зрелищем горчайших бед мои

Не сытые ль еще глаза насытить…

О, коль рабам, царям когда-нибудь

Дозволено, их не ужалив речью,

Задать вопрос, слова твои моих

Ушей теперь, я верю, не минуют.

Задай вопрос. На время не скуплюсь.

Ты помнишь, царь, лазутчиком себя

Там, в Илионе[18]?.. Лоскутами ризы

240 Обезображен был ты, а из глаз

Сочились по ланитам капли крови…

Глубокий след остался в сердце… Да.

Не мне ль одной ты был открыт Еленой?

В опасности я, точно, был большой.

Униженно ты обнял мне колени…

И рук разжать, казалось, я не мог.

Но я дала уйти тебе, ты помнишь?

Ты это солнце видеть мне дала.

А что сказал ты, раб мой, в те минуты?

250 Чтобы спастись, каких не скажешь слов?

Что ж? И тебе не стыдно? Сам признался,

Что стольким мне обязан — и не только

Не заплатив добром, наоборот,

Меня же мучишь, сколько сил хватает.

О, семя ненавистное — витии[19]

В погоне за отличьем! Никогда бы

И не слыхать про вас! В утеху черни

Вы губите друзей — и нипочем.

Я бы хотела знать, какой уловкой

Был приговор тот вызван. Может быть,

260 Вам кажется приличнее на гробе

Закалывать людей, а не быков?

Иль это месть Ахиллова убийцам,

И правая, по-вашему? Ребенок

Мой ни при чем тут все-таки. Пускай

Елены бы потребовал для гроба

Заколотой Пелеев сын: она

Его влекла под Трою и сгубила…

А если меч ваш выбирал красой

Меж пленными отмеченную, также

270 На нас он не падет. Тиндара дочь[20]

И прелестью всех выше, и рожденьем,

Пусть, грешная, не уступает нам.

Вот мой ответ, о царь, на вашу правду.

Теперь пойми, чего Гекуба ждет,

Возмездия какого за услугу.

Ты подтвердил, что ты руки моей

И щек моих с мольбой касался старых,

Я то же делаю теперь.

И жду

Я милости возвратной. Нет, ребенка

Не вырывай из рук моих, ножа

К ее не подносите шее. Мертвых

Вокруг меня с избытком. В ней одна

Утеха, царь, и стольких передышка,

280 О, стольких мук… Все в ней одной теперь:

И город, и кормилица, и посох,

И поводырь. Ты — сильный, только сил

Не отдавай дурным страстям. Ты счастлив,

Но разве счастье вечно? Вспомни — мой ли

Завиден не был жребий? А гляди…

День, день один все счастье отнял…

Сжалься ж,

О борода, молящую почти[21].

Ступай назад к ахейцам, объясни им,

Разубеди: ведь оскорблять богов,

Убивши жен, которых уж когда-то

290 У алтарей простили… Сжалься… Сжальтесь…

Свободного ль, раба убить — у вас

Ведь равный грех[22], не правда ли? Ты властен:

В дурном и то ты убедил бы их…

Из царских уст или из уст безвестных

Одна и та ж звучит различно речь…

Природы нет такой между людскими

Бесчувственной, чтоб на твои стенанья

И вопли не ответила слезой.

Ты ослепить дала себя, Гекуба,

Разгневанному сердцу — оттого

300 Разумные слова считаешь злыми.

За свой успех готов я уплатить

И тою же монетой. Повторяю

Тебе слова я эти, но и тех,

Произнесенных мною всенародно,

Я не возьму назад. А я сказал:

"Когда себе потребовал царевны

Тот, между нами первый, так нельзя ж

Нам отказать ему". Не горе это,

Когда один почет между людей

Что истинно достойному, что прочим.

Был истинно достоин Ахиллес,

310 И умер он прекрасно за Элладу.

Так не позорно ль было бы ему

При жизни льстить, как другу, а едва лишь

Глаза закрыть успел — из счета вон.

Ведь этак-то, случись опять созыв

Военных сил, гляди в глаза сраженье,

Пожалуй и задумается кто,

Увидевши, какой почет убитым,

Уж выступать ли, полно, поберечь

Не лучше ль жизнь? Да взять меня. Покуда

Я жив — мне много ль надо? Ну, а гроб

320 Я бы хотел почетный… Нашей славы

Предел далек[23]…

Ты говоришь, жена,

Что твой плачевен жребий. Но не меньше

Несчастные старухи и у нас,

И старики такие ж, и невесты,

Чьих женихов покрыла Иды пыль,

Каких мужей покрыла! Духом падать

Ты не должна. Пойми: не слыть же нам

Невеждами, отказывая мертвым

В забвении небрежно. Да, у вас,

У варваров, нет уваженья к дружбе,

330 Вас славная не восхищает смерть

Мы ж, эллины, тем держимся. И вот

Что принесли, жена, вам ваши мысли.

О рабство! Зла-то что в тебе, увы!

Чего, врагом осилена, не терпишь!

Увы… О дочь… Бесплодные слова

Рассеялись в эфире, нож не спрятан.

Искуснее меня ты, может быть,

Окажешься… Попробуй, Поликсена!

На все лады уста, как соловей,

Настраивай, чтоб не лишали жизни.

В слезах прильни к его коленям, дочь,

340 Умаливай, — он сам детей имеет[24]:

Дочерней ли не тронется судьбой?

Я вижу, грек, как под одеждой руку

Ты затаил и отвернул лицо:

Ты, кажется, боишься, чтоб ланиты

С мольбой я не коснулась. Успокойся.

И "Зевса нищих"[25] имени не жди

Из царских уст. А за тобой пойду я

И оттого, что надо, и затем,

Что умереть сама хочу. Довольно

Вам слабых жен, жизнелюбивых жен.

Да и на что мне жить? Престолом мира

Фригийского гордился мой отец;

350 Все в жизни ниже власти. Вырастала

Я для царей невестой — чей очаг

Я пламенем бы оживила, верно,

Был зависти б достоин. Между дев

Сияла я, как бог — не вечный только.

И я — раба… Не правда ль, самый звук,

Коль не родился с нами он, то смерти

Таит в себе желанье? А господ

Узнай-ка нрав заранее! Дикарь

360 Какой-нибудь, купив меня, заставит

Варить себе похлебку, дом мести,

У челнока поставит ту, что Гектор

Сестрою звал и столькие… А день

Окончится томительный, и ложе

Мне купленный невольник осквернит,

То ложе, что царей манило. Нет!

Свободными смежу глаза я, тело

Аиду отдавая. Уводи же,

И кончите со мною, Одиссей.

370 На лучшее надежды нет, и ждать

Мне нечего и незачем бороться.

Ты, мать моя, нам не мешай: ни слов,

Ни дел твоих не нужно больше; молча

Желание дели, чтоб порвалась

Цепь жизни и позора. Если губы

Еще едва смочила горечь, нам

Больнее и ярмо на шею. Право,

Счастливее и мертвый иногда,

Чем мы, живые. Жить без славы — трудно.

О, меж людей на благородном знак

380 И грозный и красивый. Если доблесть

В ком светится, на том и знак горит.

Слова твои прекрасны, дочь, но горечь

В их красоте.

Коль точно ублажить

Пелида вы обязаны, — иначе

Упреки ждут аргосцев, — убивать

Все ж нет ее причины; отведите

К Ахиллову костру меня, колоть

Гекубу нет запрета вам. Не ею ль

Парис[26] зачат, чья горькая стрела

Рожденного Фетидой[27] уложила?

Но не тебя, старуха, а ее

390 Потребовал, пойми, Пелидов образ.

Убейте нас тогда обеих — и

Кровавою напоите отрадой

И землю вы, и мертвеца вдвойне.

Достаточно одной. Не бойня ж это…

И девушку бы, кажется, зачем.

А все ж убить придется вам обеих.

Кто ж это мне прикажет, не пойму…

Как дуб ее плющом я обмотаю…

Коль разума лишатся все вокруг.

400 Не выпущу… не выпущу ребенка.

Но без нее я тоже не уйду.

Родная, успокойся!.. Сын Лаэрта[28],

Она сама себя не помнит… Это ж

Понятно… Не сердись… Не надо, мать!

Ведь он сильней… Или упасть ты хочешь?

Смотри, какие руки. Оттолкнет,

И, стукнувшись, ты старое покажешь

Уродливо-израненным лицо…

Где ж удержать тебе меня? На что

Надеешься? Довольно унижений.

Мне нежную скорее руку дай;

410 В последний раз прижмусь к твоей ланите:

Злосчастной, мне не видеть света дня!..

Последнему внимаешь ты привету;

О мать родная, — в ад я ухожу!

О дочь моя! Увы, рабыней жалкой

Богами суждено мне дни влачить!

Уйду в подземный мир одна, и ложе

Невесты царской одиноко здесь…

Дитя мое! Как за тебя мне горько,

Но мать твоя несчастней во сто крат!

В Аиде мне без ласк родимой страшно!

Увы! Что делать мне? Как кончить жизнь?

420 Я — дочь царя, и ухожу — рабыней!

О, сколько схоронила я детей!

Что мне отцу и Гектору поведать?

Что мать твоя — горчайшая из жен…

О грудь, меня вспоившая так сладко!

О дочь, безвременной добыча смерти!

Будь счастлива!.. Прощай и ты, Кассандра!..

Я счастья на пути своем не вижу,

Оно ушло от матери твоей!

Будь счастлив, Полидор, в степях фракийских!

Да, если жив он только… Сердце мне

Сомненье гложет, так несчастна я.

Нет, нет! Он жив, я знаю. Полидор

430 В последний час тебе глаза закроет…

Мне горе погасило свет очей!..

Царь Одиссей, идем, но только мне

Лицо завесь, а то, пожалуй, раньше,

Чем вы меня заколете, я сердцем

Растаю от рыданий материнских

Иль изведу слезами мать.

Тебя

Еще назвать могу я, радость солнца,

Но свидимся мы разве между медью

Ножевою и пламенем костра…

Ой… Лихо… Ухожу я… Факел гаснет…

Расходятся суставы… Дочь моя!

Возьми меня… Хоть руку дай… Дитя,

440 Не оставляй одну, бездетною… О смерть…[29]

Ветер, ветер, дитя морей!

Ты по влажным полям несешь

Быстрокрылые челны… О,

О, куда же ты мчишь меня?

Где я, горькая, дом найду?

Где же купят нас?

450 На дорийских брегах[30]?

Иль на фтийских лугах[31],

Где волнами бегут серебристыми

Апиданом[32] потоки рожденные?

Или жребий мне дом сулил,

Окруженный волнами дом

Для печальной невольницы,

Там, где лавра священные

С пальмой ветви младой сплелись,

460 Над Латоею[34] ложе мук одев,

Чтоб меж Делоса[35] дев,

Артемида, твою прославляла я

Диадему златую и лук златой?

Или в веси Паллады,

Девы лучисто-колесной[36],

Нитями пестрыми буду

Пеплос ее шафранный[37]

Я украшать, запрягая

470 Дивной коней в колесницу,

Деве рисуя титанов,

Зевса перуном пылких,

В вечную ночь погруженных.

Горе, горе… о дети…

Горе… о предки… О Троя!..

Ты, о добыча аргосцев,

Полная черным дымом,

Пламенем полная жадным!

480 Горькое имя рабыни!

Вместо небес фригийских

Рабское ложе в Европе…

Терем Аида не краше ль?