Гекуба

Гекуба где ж?

Уж точно злополучьем

Мужей и жен опередила всех:

660 Никто у ней победы не оспорит.

О, проклят будь зловещий твой язык!

И отдыха не знают вести горя.

Гекубе скорбь несу: а тем, кто скорбью

Застигнут, — тем уж не до благоречья.

Да вот она выходит… И как раз

К твоим вестям Гекуба подоспела.

Бессчастная превыше слов моих,

Погибшая! Уж нет тебя под солнцем,

Изгнанница, бездетная, вдова!

670 Не ново уж. Я знаю все. Молчи!

Но труп зачем несешь ты Поликсены,

Когда мы все слыхали, сколько рук

Ахейских ей готовит погребенье?

Не знает… все о Поликсене плачет,

А новых бед и краем не коснется.

О, горе мне! Не девы ль исступленной,

Пророчицы Кассандры, тело там?

Она жива.

Ты ж мертвого оплачь,

Вот труп его. Гляди. Дивишься, верно?

680 Ты этого ль, несчастная, ждала?

Мертвец — мой сын, мой Полидор; в чертоге

Его фракиец для меня берег.

Погибла я! Конец, всему конец!

Мальчик, мальчик мой!

Пенясь в безумье,

Губы мои поют…

Выходец ада[41]

Песнь мне внушает.

Над сыном грех свершили? Ты узнала?

Нежданный грех! Неслыханный удар!

К горю прежнему

690 Горе новое!

Уж не вижу дней

Пред собою я

Без горючих слез,

Без стенаний жалких!

Да, что за ужас, что за ужас это!

Дитя, о матери дитя несчастной,

Как умер ты? Каким ударом

К земле прибит и чья

Рука с тобой покончила?

Узнаешь ли? Не берег же расскажет.

Волна ли его иль копье

700 Глади песчаной отдали?

Он вынесен прибоем моря бурным.

Увы, о, горе… о, сон…

Я сон узнала свой!

Тот сон чернокрылый,

Что видела я.

Тебя, знать, вещал он,

Вещал, что ушел ты

От божьего света

В обитель теней.

Но кто ж убил его? Тебе не снилось?

710 Мой гость, мой друг, фракийский конелюбец,

Которому отец малютку вверил!

Что говоришь? На золото польстясь?

Без имени поступок, наважденье…

О, боги милые! Где ж это совесть[42]?

Кто за гостя накажет тебя?

О, будь ты проклят!

Так искромсать железом

720 Тело ребенка…

Поистине тебя многострадальной

Твой тяжкий демон сделал. Но глаза

Агамемнона различают. Тише!

Завесу на уста, подруги… Царь.

Ты не спешишь, однако, с погребеньем.

Со слов Талфибия я приказал,

Чтобы никто до мертвой не касался…

Что ж вышло? Мы отстали, а тебе

730 Все недосуг. Тебя поторопить

Я прихожу… А с нашей стороны

Все сделано, и хорошо, поверь,

Коль может быть хорошим это горе…

Что вижу я? Перед шатром троянец

Убитый, да: не греческий покров

Его младое тело обвивает…

Несчастная, — себе я говорю,

Что сделаешь, Гекуба? Мне колени

Его обнять или крепиться молча?

Зачем же отвернулась и, склоняясь,

Ты слезы льешь, не говоря ни слова?

740 Что вышло здесь? Чье тело пред тобой?

А если он рабыню и врага

Во мне лишь видит и от ног отринет

Молящую, нам скорби прибавляя?..

Не вещим я рожден, чтоб разгадать

Твоих дорогу мыслей без ответа…

Иль, может быть, напрасно я врагом

Его считаю, он же добр и ласков?

Коль говорить не хочешь ты, с тобой

Мы сходимся — мои закрыты уши…

Иль без него смогу я отомстить

750 За сына смерть?.. Мои кружатся мысли…

И для чего? Смелее! Будет толк

Или не будет — попытаться надо.

Агамемнон, молю тебя, колен,

И бороды, и гордой от побед

Твоей десницы, царь, касаясь нежно…

О чем, жена, ты молишь? Может быть,

Освободить тебя? Нетрудно это…

О нет… лишь дай злодея наказать,

И кончить век рабыней сладко будет!

И помощи ты просишь у меня?

Не угадал ты, царь, моей кручины.

760 Ты видишь этот труп? Ты видишь слезы?

Я вижу, да; но смысла не постиг.

Под поясом носила я его.

Он из детей твоих, жена несчастья?

О, не из тех, что пали там, под Троей.

А разве ты еще детей имела?

Вот этого, — но не на радость, нет!

Но где ж он был, пока ваш брался город?

Отец услал его, сберечь хотел…

И отделил от прочих… Но куда ж?

770 В страну, где мы убитого нашли.

К царю земли, чье имя Полиместор?

Да, стражем злата горького, увы!

Но кто ж убил его? Как вышло это?

Да кто ж другой? Фракийский друг убил.

Несчастная… Позарился на деньги?

Несчастие фригийское узнав.

Где ж вы нашли его и кто принес?

Рабыня, царь, вот там — на прибережье.

Его ища иль за другим трудом?

780 Шла за водой она — для омовенья.

Царь, видно, выбросил его туда…

На жертву волнам, так изрезав тело!

Твоя безмерна мука, это ужас!

Все унесу в могилу муки, все.

Увы, меж жен кто так же обездолен?

Нет никого — опричь самой Недоли!

Но выслушай мольбу, с которой жадно

К тебе я припадаю. Если скажешь,

Что я терплю за дело, — примирюсь

И я с своим страданьем. Если ж даром

Ты отомстишь, не правда ль, за меня?

790 Безбожника, не правда ль, покараешь,

Забывшего, что боги и под нами,

И в небесах живут? А сколько раз

Он трапезу делил со мной, считаясь

Меж первыми друзьями; все, что долг

Велит давать друзьям, — ему давали.

А заплатил он чем же? Взяв к себе

Ребенка, чтоб спасти его, — убил;

Убив, не удостоил и могилы,

Нет, в море труп он выбросил. Рабой

Бессильной стала я; но есть же боги

800 И тот Закон, что властвует над ними[43]:

Ведь по закону верим мы в богов

И правду от неправды различаем.

И если тот закон тебе вручен,

И будет он нарушен, и убийцы

Своих гостей иль тати храмовые

Не понесут возмездья — сгинет правда

Среди людей навеки!.. Но надеюсь,

Что оценил его деянья ты!

Почти ж меня и сжалься; как художник,

Шаг отступив, взгляни ты на меня:

Все бедствия откроются тебе.

Царицею была я — ныне стала

Твоей рабой; я матерью была

810 Благословенной — и бездетна ныне

На склоне лет; отчизны лишена,

Одна на свете, всех несчастней смертных…

Увы! Увы! Уходишь ты, меня

Ты избегаешь, кажется. Усилья

Бесплодные!.. О, горькая!.. Зачем,

О смертные, мы всем другим наукам

Стараемся учиться так усердно,

А речь, единую царицу мира,

Мы забываем? Вот кому служить

Должны бы все, за плату дорогую

Учителей сводя, чтоб, тайну слова

Познавши, убеждая — побеждать!

820 Не для меня наука эта: в чем же

Моя надежда? Сыновей когда-то

Имела я — уж нет их. Я копья

Несчастная добыча и влачусь,

Издалека взирая, как бежит

Клубами дым с развалин Трои…

Слушай…

Хоть, может быть, и попусту любви

Придется мне привлечь сюда богиню…

У бока твоего ночами спит

Та жрица Феба[44], что зовут Кассандрой

Во Фригии. Не забывай же неги

Ночей любовных и лобзаний сладких

На общем ложе; пусть за них награду

830 Получит дочь моя — и я за дочь.

Ведь нет для смертных уз теснее, нет

Сильнее чар, чем дань любви во мраке.

О, слушай же! Ты видишь этот труп?

Ведь это брат Кассандры… Не чужому

Поможешь ты…

Я кончила… Одно

Скажу еще. О, если б чудом голос

Открылся у меня теперь в руках

И на плечах, и ноги и ступни

Когда б теперь мои заговорили

Дедаловым искусством[45] иль другим

Каким-нибудь… Каких бы слов они

Тебе ни насказали, с воплем жалким

840 Мешая речь, обняв твои колени:

О царь, о солнце дивное Эллады,

Дай убедить тебя и протяни

Старухе руку помощи… Пускай

Она ничто, но ты велик, ты славен…

Кто доблестен, в том правда и оплот:

Где б ни увидел злых, он их карает!

Как странно нас судьба мутит порой.

И новый долг над старым торжествует

Сознаньем крови, то являя другом

Врага, то друга делая врагом.

850 Гекуба, жаль тебя мне, и ребенка

Жалею я; хотел бы я почтить

Молящую десницу; бога ради

И вечной Правды я б желал, чтоб изверг

Возмездье принял от тебя. Хочу

Лишь одного: чтоб, дав тебе отраду,

Не встретил я упрека, что воздал

Я за любовь Кассандре кровью гостя

Фракийского… Вот этой мыслью я

Смущен, жена. Его считает войско

Союзником, а мертвого — врагом.

Пусть мне он лично близок, но не может

860 Дружинам быть таким же он. Возьми ж

Все это в толк… Помочь я рад, ты видишь,

И хоть сейчас, да оторопь берет

Ахеец бы за это не расславил.

Увы! Увы!

Свободы нет меж смертными: один

Богатства раб, а тот — судьбы, иному

Кладет предел толпа его сограждан,

Тем письмена законов не велят

Так поступать, как хочет их природа.

Ну что ж, и ты не исключенье: черни

Боится царь. Раба освободит

Его от страха этого. Ты будешь

870 Поверенным моей коварной мести,

Помощником не будешь. Лишь тогда,

Когда б ахейцы подняли тревогу

И двинулись фракийца выручать

От кары, им заслуженной, — своих

Попридержи солдат, не подавая

И вида, что в угоду мне. А там

Я все сама устрою, будь спокоен.

Что именно устроишь ты и как

С мечом пойдешь на варвара в дрожащей

Руке, жена? Отравишь? На кого ж

Надеешься? Кто ополчится вместе

С тобой и где друзей тебе добыть?

880 Троянок мало ль эти сени кроют?

Про пленниц ты ахейских говоришь?

С их помощью я заплачу убийце.

Где же мужчин вам, женам, одолеть?

Нас много, хитрость же удвоит силы.

Подумаешь!.. Весь род ничтожен ваш.

Что так? Детей Египтовых не жены ль

Осилили[46], а Лемнос от мужчин

Не женщины очистили[47], ты скажешь?

Но будь что будет… Кончим разговор;

Ты женщине вот этой через лагерь

890 Дай пропуск, Агамемнон…

Ты ж, жена,

Приблизишься к фракийцу со словами,

Что бывшая царица Трои просит

Его прийти с детьми, что дело, мол,

Есть общее и не мешает слышать

О нем и детям гостя.

Задержи

Дочернее, коль можешь, погребенье,

Агамемнон, чтоб с братом вместе их

Похоронить могла я в землю; это

Двойное горе матери пускай

Один костер сожжет, испепеляя.

Пусть так оно и будет. Все равно

Наш путь закрыт покуда, и моей

Нет милости преграды. Ветра, видишь,

900 Нам не дал бог, — и в ожиданье мы

На тихое глядим тревожно море.

Ну, в добрый час! Для нас и городов

Прямая польза, если остаются

Счастливыми достойные, а те,

Кто зло творил, свою приемлют кару.

Ты, Илион, наша отчизна

Больше тебя средь городов

Несокрушимых не назовут…

Облака тяжкие кроют тебя,

Эллинов ярые копья…

910 Cбриты твои башни — пятно

В копоти ярко горит,

Плача достойное… Я же,

Горькая, больше в твои

Стены уже не вступлю…

В полночь меня гибель застигла.

Ужели прошел сладостный сон?

Очи смежая, мир погасил

Звуки и жертвы радость унес.

Спальня уж мужа сманила,

Там до утра он копье

920 Cонный повесил на крюк;

Он уж увидеть не мог,

Как мореходов толпа

В древний вошла Илион…

Я же локоны на ночь густые

Убирала под митру; глаза

В золоченое зеркало долго

Уходили лучами, слипаясь;

Наконец я на ложе склонилась…

А по городу клики неслися

И, призывные, Трою будили:

"О, когда же, когда, сокрушив

930 Илионского кремля твердыню,

К очагам вы воротитесь, греки?

Скоро ль, скоро ль, дети ахейцев?"

Я покинула милое ложе

И, одеждой прикрыта едва,

Как спартанская дева, небрежно

Я к Латониной дщери припала,

Но склонить не могла Артемиды.

Муж убит у меня на глазах,

А меня увлекают к другому

940 По родимым волнам, и ладья

Уж обратно стремится, курган

От очей моих город скрывает,

И от скорби я, горькая, таю!..

Елену, сестру Диоскуров

И горе Париса, влекома,

Кляла я… Тот брак злополучный

Не брак, наваждение ада,

Не он ли от отчей земли

Меня оторвал и на гибель

Отцовский очаг погасил нам!

О, будь проклята ты, невеста!

Тебя по пучине лазурной

950 Назад да не двинет волна;

Тебя да не примет, лаская,

С возвратом отцовская сень!