Генерал армии Черняховский

ОПЕРАЦИИ В ПРИБАЛТИКЕ

Новая директива Ставки войскам 3-го Белорусского фронта приказывала без какой-либо паузы, с ходу разгромить вильнюсскую группировку врага и освободить столицу Советской Литвы Вильнюс. Это была нелегкая задача, требовавшая от уставших и ослабленных длительными боями войск огромного напряжения.

А медлить никак нельзя, враг может превратить город в сильную крепость. Поэтому командующий и штаб фронта, не теряя времени, приступили к планированию Вильнюсской операции.

Главный удар на Вильнюс генерал Черняховский решил нанести: с востока — силами правофланговой армии Крылова, с юго-востока — 3-м гвардейским механизированным корпусом Обухова и 5-й гвардейской танковой армией Ротмистрова.

В центре оперативного построения фронта 11-я гвардейская армия Галицкого должна с рубежа Молодечно, Городок перейти к преследованию противника в направлении на Ораны, с последующим выходом к Неману.

Левофланговая армия Глаголева из района Раков и 3-й гвардейский кавалерийский корпус Осликовского, из района Молодечно, наносят удар на Лиду.

Для доведения новых задач до войск и контроля за их выполнением во все армии были направлены офицеры штаба фронта, политического управления и штабов командующих родами войск.

В механизированный и кавалерийский корпуса Обухова и Осликовского Черняховский и Макаров утром 5 июля выехали сами. Подвижным соединениям и на этот раз предстояло быть во главе войск фронта.

Наступал чудесный летний день, теплый, солнечный. Освобожденные от фашистского гнета белорусские города и села наливались новой жизнью. Всюду радостные встречи воинов-освободителей, короткие митинги, пламенные речи, ласковые улыбки, крепкие рукопожатия. Ликовали люди, ликовала природа. Радостно было на душе и у командующего фронтом, и у члена Военного совета.

По всем дорогам на запад широким потоком двигались пешие колонны, тянулись обозы, пылили «студебеккеры» с прицепленными к ним орудиями, неслись затянутые в чехлы «катюши», шныряли юркие штабные «виллисы». Войска шли днем, шли ночью.

На перекрестке дорог Черняховский и Макаров, выйдя из машин, стали пропускать мимо себя колонну одной из частей 11-й гвардейской армии. Завидев генералов, солдаты одергивали гимнастерки, прихорашивались, чеканили шаг.

— Как жизнь, гвардия? — спрашивал Иван Данилович, с любовью посматривая в лица бойцов.

— Хороша, товарищ генерал. Давно такой ожидали, — весело, с улыбками отвечали из строя.

И не было видно на лицах людей ни отпечатка бессонных ночей, ни следов изнурительных походов. Они светились радостью.

— Преклоняюсь перед нашим солдатом, — сказал Черняховский Макарову, направляясь к машинам. — Преклоняюсь перед его мужеством, его упорством в преодолении трудностей, его несгибаемой волей к победе. Три года он шагает вот так: и днем и ночью, в зной и стужу, шагает со своей неразлучной винтовкой или автоматом. Недосыпает, недоедает, но всегда подтянут, бодр и весел, всегда с веселой песней, шутками-прибаутками.

— Да, золотые у нас люди, — подтвердил Макаров. — Разъясни любому, что от него требуется, позаботься о нем по-человечески, и он готов гору свернуть…

Около 10 часов утра Черняховский и Макаров прибыли в штаб 3-го гвардейского механизированного корпуса. Командир корпуса Виктор Тимофеевич Обухов доложил:

— В течение вчерашнего дня и сегодня ночью восстановлено свыше сорока танков и самоходно-артиллерийских установок. Теперь в строю сто сорок пять танков, сто орудий и минометов, более четырнадцати тысяч личного состава. Гвардейский механизированный корпус к выполнению задачи готов.

Черняховский крепко пожал руку энергичному и неутомимому генералу, поблагодарил за отлично выполняемые задачи.

Удар на Вильнюс командир корпуса решил нанести по двум направлениям. Справа, прикрываясь рекой Вилия, должна была действовать 8-я гвардейская механизированная бригада генерала Д.С. Кремера. Слева — по кратчайшему пути — наступали главные силы корпуса.

В частях и подразделениях с большим подъемом прошли партийные и комсомольские собрания, проведены митинги. Вся партийно-политическая работа проходила под лозунгами «Освободим Вильнюс!», «Вильнюс снова будет советским!».

Наступление началось 5 июля в 14.00. Продвинувшись на запад около 60 километров, 3-й гвардейский механизированный корпус вступил на территорию Литовской ССР. На следующий день он вышел на подступы к Вильнюсу и завязал бои на внешнем оборонительном обводе.

Командир 3-го гвардейского кавалерийского корпуса Николай Сергеевич Осликовский доложил Черняховскому о ходе боев за Молодечно и попросил предоставить ему на подготовку к выполнению новой задачи хотя бы одни сутки.

— Раньше не успею, — сказал он. — Надо привести части в порядок, а потом мы свое наверстаем.

Время на подготовку Осликовскому было предоставлено. Начав наступление, 3-й гвардейский кавалерийский корпус совершил блестящий марш-маневр к левому крылу фронта. За двое с небольшим суток он преодолел свыше 120 километров и внезапной атакой 9 июля овладел городом и крупным железнодорожным узлом Лида.

Верховный Главнокомандующий в приказе на имя Черняховского объявил кавалеристам генерала Осликовского особую благодарность, а Москва произвела в их честь артиллерийский салют.

В период с 7 по 13 июля внимание Черняховского и штаба фронта было приковано к наиболее важному очагу — району Вильнюса, крупному политическому центру, узлу дорог и баз снабжения, овладение которым позволяло упрочить положение всего правого крыла наступавших на запад Белорусских фронтов.

Гитлеровское командование также придавало большое значение Вильнюсу как важному узлу обороны, превратило город в крепость, сосредоточило в нем свыше 15 тысяч солдат и офицеров, до 300 орудий и 50–60 танков. Из Берлина на самолете прибыл генерал-лейтенант Штагель, который возглавил оборону города Сюда же подтягивались по железной дороге и воздуху дополнительные резервы.

Напряженные бои за город затянулись на целую неделю. В течение 8 и 9 июля 5-я армия генерала Крылова при содействии 29-го танкового корпуса 5-й гвардейской танковой армии продолжала вести уличные бои и в то же время стремилась возможно скорее замкнуть кольцо вокруг вильнюсского гарнизона противника и не допустить подхода к нему резервов.

Немецкое командование, стремясь деблокировать окруженную группировку, сосредоточило в районах Майшеголы, Евье полк мотопехоты и до 150 танков и штурмовых орудий. Днем 9 июля вражеская группировка перешла в контратаку.

О создавшейся угрозе командарм Крылов доложил по телефону Черняховскому.

— Помогите авиацией, — попросил он командующего фронтом.

— Помету, Николай Иванович, но и сами вы принимайте меры, — сказал комфронта. — Прорваться к городу враг не должен.

Минут через пятнадцать — двадцать уже штурмовали и бомбили около сотни самолетов 1-й воздушной армии. Маршалу Ротмистрову было приказано нанести удар с юга по флангу контратакующей группировки, а командарму 11-й гвардейской Галицкому — ускорить выдвижение своего фланга к Неману.

Прорваться к городу врагу не удалось. Его колонны были скованы ударами нашей авиации и подошедшими частями 72-го стрелкового корпуса.

Вражеский гарнизон Вильнюса, сжимаемый плотным кольцом со всех сторон, был расчленен на части и 13 июля капитулировал. За время боев за город было уничтожено свыше 7 тысяч немецких солдат и офицеров, а 5200 человек захвачены в плен.

«Освобождать столицу Литвы, — вспоминает Маршал Советского Союза Н.И. Крылов, — советским воинам помогали и местные жители. Они указывали замаскированные огневые точки врага, подносили боеприпасы, перевязывали раненых. Когда наши войска вступили в город, одновременно с ними в Вильнюс вошли несколько партизанских отрядов, действиями которых руководил Литовский штаб партизанского движения, возглавляемый А.Ю. Снечкусом.

Еще в городе раздавались выстрелы, а на легендарной башне Гедимина вместе с первыми солнечными лучами взвился красный флаг. Всюду происходили волнующие и радостные встречи советских воинов с трудящимися Вильнюса. Женщины в праздничных платьях со слезами радости обнимали наших солдат и офицеров, преподносили им цветы».

Я прошу читателей обратить особое внимание на описание Крыловым радости и дружелюбия литовцев при встрече Советской Армии. На то, как они ждали ее, как помогали изгнанию фашистов. И сравните это с сегодняшними оскорбительно-безобразными поступками по отношению к армии-освободительнице и ее воинам, проживающим в Литве, Латвии и Эстонии. Воинов, отдавших жизни за освобождение этих республик, нынешние политиканы называют «оккупантами».

Родина высоко оценила мужество и героизм советских воинов, участвовавших в освобождении Вильнюса. Советская столица салютовала им 24 залпами из 324 орудий. Отличившимся соединениям и частям присвоены наименования Виленский.

Разгромив вильнюсскую группировку врага, 5-я армия Крылова к 15 июля своим правым флангом вышла на подступы к Каунасу, а левым выдвинулась к Неману и приступила к его форсированию.

11-я гвардейская армия Галицкого и 31-я Глаголева также выдвинулись своими передовыми соединениями к Неману и начали форсировать реку с ходу под огнем противника. К исходу 15 июля фронт форсирования в районе Алитуса и к югу от него составил 70 километров, а глубина захваченных плацдармов доходила до 7—10 километров.

На стык 5-й и 11-й гвардейской армий Черняховский выдвигал к Неману освободившуюся из-под Минска 33-ю армию, в командование которой вступил генерал-лейтенант С.И. Морозов.

Дальнейшие бои на западном берегу Немана за расширение плацдармов приняли затяжной характер. Немцы перебросили значительные резервы, восстановили сплошной фронт и наладили управление войсками. Враг предпринимал непрерывные контратаки, пытаясь сбросить наши части с занимаемых плацдармов.

…16 июля, оторвавшись от боевых дел, Черняховский и Макаров поехали в Минск на парад партизан.

Парад проходил за разрушенным городом. Находясь на трибуне у большого луга, простиравшегося на берегу Свислочи, генерал Черняховский с волнением смотрел на нескончаемое движение партизан, тех, кто, рискуя жизнью, сообщал фронту ценные сведения о противнике, тех, кто громил фашистские гарнизоны, подрывал пути и пускал вражеские эшелоны под откос, тех, кто встречал и провожал части дивизии фронта по дорогам лесов и болот, захватывал мосты и вместе с саперами строил для наступающих войск переправы.

28 июля поступила новая директива Ставки. 3-му Белорусскому фронту было приказано развивать наступление силами 39-й и 5-й армий и не позднее 1–2 августа ударом с севера и юга овладеть городом Каунас. Всеми силами наступать к границе Восточной Пруссии, выйти к ней не позже 10 августа и прочно закрепиться для подготовки к вторжению в Восточную Пруссию в общем направлении Гумбиннен — Инстербург — Прейс-Эйлау.

Полоса наступления 3-го Белорусского фронта расширилась. Вего состав Ставка вновь включила 39-ю армию И.И. Людникова, которая располагалась теперь на правом крыле, а на стыке 5-й и 11-й гвардейской армий Черняховский ввел в первую линию 33-ю армию. Но с большим сожалением передал Иван Данилович сроднившиеся с войсками фронта высокоманевренные соединения — 3-й гвардейский кавалерийский корпус 2-му Белорусскому фронту, а 3-й гвардейский механизированный — 1-му Прибалтийскому; тепло распрощался с их прославленными боевыми командирами, Николаем Сергеевичем Осликовским и Виктором Тимофеевичем Обуховым.

Боевые действия войск 3-го Белорусского фронта развернулись на каунасском, гумбинненском и сувалковском операционных направлениях.

Первые два дня наступательных боев желаемых результатов не принесли. Ни на одном из участков фронта нашим войскам не удалось вырваться на оперативный простор.

Общевойсковые армии вышли к Неману значительно обессиленными, с растянувшимися до предела тылами, с уставшими от длительных боев и походов людьми. Численный состав стрелковых дивизий сократился до 3–4 тысяч человек. Резко снизилась боеспособность и танковой армии. Боевых машин в строю оставалось мало.

В то же время вражеская оборона с каждым днем крепла. Боевые порядки немецких войск уплотнялись подходившими из глубины резервами, возрастала активность вражеской авиации.

Все это Иван Данилович учитывал и, не переставая, вместе со своим штабом продолжал отыскивать у врага наиболее уязвимое место. Такое место было найдено к югу от Каунаса. Предназначенный ранее для развития успеха в полосе 11-й гвардейской армии 2-й гвардейский танковый корпус Бурдейного был срочно, за одну ночь, переброшен в полосу 33-й армии, которая до этого наносила вспомогательный удар.

Утром 30 июля танковый корпус при поддержке артиллерии и пехоты 33-й армии стремительным ударом прорвал немецкую оборону. Продвинувшись за день с боями на 35–40 километров, гвардейцы-танкисты вышли в район Козлова Руда, Пильвишки, отрезали пути отхода на запад каунасской группировке противника и создали для нее угрозу окружения.

Смелый, решительный маневр 2-го гвардейского Тацинского танкового корпуса на коммуникации каунасской группировки создал перелом в ходе боев. 5-я армия Крылова подошла вплотную к городу и крепости Каунас, а 33-я армия Морозова, используя успех танкистов, продвинулась вперед до 25–30 километров.

В 12 часов дня Черняховского вызвала Москва.

— С вами будет говорить товарищ Сталин, — предупредил голос в трубке.

Уже много раз в ходе операции Иван Данилович докладывал Верховному Главнокомандующему и каждый раз испытывал душевную тревогу. Казалось, вот-вот Верховный упрекнет его в чем-то недоделанном, в каком-то промахе. Взволнованно взял трубку и на этот раз.

Но вместо ожидаемого «Как дела под Каунасом?» услышал другое:

— Советское правительство наградило вас второй медалью «Золотая Звезда». Поздравляю. Желаю новых успехов, — как всегда, коротко и по делу сказал Сталин.

От неожиданной вести и поздравления самого «хозяина» долго не мог унять набежавших радостных чувств. Хотел было поделиться новостью с Макаровым, Покровским, Иголкиным, но решил с присущей ему скромностью иначе: «Пусть лучше узнают из газет».

Центральные газеты с Указом Президиума Верховного Совета СССР от 29 июля 1944 года были доставлены на командный пункт под вечер. В Указе говорилось: «За образцовое выполнение боевых заданий Верховного Главнокомандования на фронте борьбы с немецкими захватчиками и проявленную при этом отвагу и геройство наградить второй медалью “Золотая Звезда” Героя Советского Союза Черняховского Ивана Даниловича, соорудить бронзовый бюст и установить его на постаменте на родине награжденного».

О большой заслуженной награде своего молодого талантливого командующего узнали все войска 3-го Белорусского фронта.

Наступление разрасталось, набирало темпы. 31 июля 33-я армия Морозова овладела Мариамполем, а 5-я армия Крылова завязала уличные бои в Каунасе.

Вечером советское Верховное Главнокомандование объявило по радио приказ генералу армии Черняховскому.

«Войска 3-го Белорусского фронта, — говорилось в приказе, — перейдя в наступление, форсировали реку Неман, прорвали сильно укрепленную оборону противника на западном берегу Немана и за три дня наступательных боев продвинулись в глубину до 50 километров, расширив прорыв до 230 километров».

А на другой день, 1 августа, последовал второй приказ, в котором сообщалось, что войска фронта, сломив сопротивление противника, штурмом овладели городом и крепостью Каунас — важным узлом коммуникаций и мощным опорным пунктом обороны немцев, прикрывавшим подступы к Восточной Пруссии.

И опять салют! И почетные звания. Черняховский искренно поздравлял своих соратников, и казалось, что он их наградам радуется больше, чем своей.

Почетное наименование «Неманского» было присвоено и Добровольческому французскому отдельному истребительному авиационному полку «Нормандия», входившему в состав 1-й воздушной армии. В связи с этим Черняховский тепло поздравил командира полка майора Дельфино и весь личный состав полка и пожелал французским воинам новых боевых успехов.

За первую неделю августа войска правого крыла 3-го Белорусского фронта, преодолев упорное сопротивление противника на рубежах рек Невяжисы и Дубисы, продвинулись до 80 километров и овладели городом Расейняй. Войска центра, наступавшие на гумбинненском направлении, продвинулись на 60–70 километров и заняли важный узел дорог Вилькавишкис. Войска левого крыла вышли на подступы к Сувалкам. До выхода на границу с Восточной Пруссией оставалось каких-нибудь два десятка километров.

Но именно здесь, на ближних подступах к фашистскому логову, снова разгорелась жестокая борьба, потребовавшая от командования и войск больших усилий.

Сильными контрударами танковых дивизий и пехоты на Вилькавишкис и Расейняй немцы овладели этими городами.

Командующему фронтом пришлось произвести частичную перегруппировку, усилить угрожаемые направления артиллерией и перебазировать авиацию.

15 августа войска 39, 5, 33-й и 11-й гвардейских армий возобновили наступление, отбросили неприятеля на 10–15 километров и вновь овладели Вилькавишкисом.

Два дня спустя соединения 5-й армии Крылова вышли на государственную границу с Восточной Пруссией у литовского города Наумиестис, на фронте протяжением 10 километров. Первой водрузила знамя на советской границе 184-я стрелковая дивизия генерала Б.Б. Городовикова.

17 августа из состава 3-го Белорусского фронта в 1-й Прибалтийский убыла 5-я гвардейская танковая армия, а 20 августа войска фронта, выйдя на рубеж Расейняй — Наумиестис — Сувалки, перешли к обороне.

Одновременно переходили к обороне и основные силы 2-го, 1-го Белорусских и 1-го Прибалтийского фронтов. Крупнейшая стратегическая операция 1944 года — Белорусская операция — успешно завершилась. В ходе длительного сражения была разгромлена немецкая группа армий «Центр», освобождена Белоруссия, большая часть Литвы, часть Латвии и значительная часть польских земель к востоку от Вислы. Советские войска подошли к границам Восточной Пруссии.

Войска 3-го Белорусского фронта под командованием Черняховского за 58 дней наступления (с 23 июня по 20 августа) продвинулись с боями по прямой свыше 500 километров и во взаимодействии с 1-м Прибалтийским и 2-м Белорусским фронтами полностью освободили от фашистских захватчиков Витебскую, Минскую и в значительной степени Вилейскую и Барановичскую области.

Освобождены столицы союзных республик — Минск и Вильнюс; областные центры — Витебск, Вилейка; города, районные центры и крупные железнодорожные узлы — Орша, Толочин, Лепель, Богушевск, Борисов, Сморгонь, Ошмяны, Лида, Гродно, Алитус, Мариамполь, Каунас, Вилькавишкис и около 12 тысяч других населенных пунктов.

Двенадцать раз за время операции войскам фронта объявлялась благодарность Верховного Главнокомандования.

Многим отличившимся соединениям и частям присвоены наименования освобожденных ими городов, 104 тыс. воинов фронта награждены орденами и медалями.

Таковы краткие итоги боевых действий 3-го Белорусского фронта под командованием генерала армии И.Д. Черняховского в Белорусской операции летом 1944 года.

О полководческой деятельности командующего войсками фронта Ивана Даниловича Черняховского, его стиле руководства, росте его боевого мастерства в ходе операции вспоминает ближайший соратник, бывший начальник штаба фронта генерал-полковник Александр Петрович Покровский:

«В решении оперативных вопросов в деятельности И.Д. Черняховского, — пишет он, — обращало на себя внимание умение быстро оценить обстановку и увидеть в ней главное, наиболее существенное. Решения, принимаемые им, отличались оригинальностью и большой смелостью, основанной на высоком знании и тщательных расчетах.

Высокое полководческое искусство И.Д. Черняховского особенно проявилось в период командования им войсками 3-го Белорусского фронта. Смелое вторжение ударной группировки фронта в глубину обороны противника, быстрое ее взламывание, стремительный выход к Березине и далее на оперативный простор являются высоким образцом военного искусства…

В Белорусской операции и в последующем в Восточной Пруссии И.Д. Черняховский проявил себя великолепным мастером проведения крупных наступательных операций. Он как бы повторял образцы своего творчества, показанные на примере 60-й армии, но в большем масштабе. На опыте весьма поучительной Белорусской операции видно было, как раскрывался и мужал талант молодого полководца… И.Д. Черняховский был полководцем-новатором…»

Хочется и мне от себя сказать несколько слов об искусстве полководца. И не только Черняховского, но и вообще о военном искусстве. В книгах о Жукове и Сталине я уже касался этой темы. Здесь повторюсь и продолжу ее с проекцией на искусство Черняховского.

Каждый вид искусства — живопись, скульптура, театр — по-своему вызывает у зрителя положительные эмоции: восхищение мастерством, удовольствие от соприкосновения с талантом, удивление, что может быть достигнуто такое совершенство, и, наконец, нравственное и даже идеологическое воздействие на того, кто видит творение мастерства.

Как же быть с военным искусством? Если оно действительно искусство, то должно оказывать такое же воздействие и вызывать подобный прилив положительных эмоций. На первый взгляд военное искусство таких высоких чувств и взволнованности не вызывает В чем оно проявилось? В беспощадной, грубой схватке людей и техники, обоюдно уничтожающих друг друга. Казалось бы, о каком искусстве может идти разговор, когда льется кровь и гибнут люди? Но, повторяю, это лишь первое, поверхностное, дилетантское, некомпетентное мнение.

Военное искусство имеет все вышеперечисленные привлекательные стороны других видов искусства и даже кое-что сверх того.

Вот доказательства. Возьмем для примера одну из победных операций, ну, хотя бы Минскую наступательную операцию, проведенную Черняховским. Сравним со зрительным впечатлением человека, рассматривающего (тоже беру первый, широко известный пример) картину художника Шишкина «Утро в сосновом бору». Что может про себя отметить простой зритель: красиво, очень похоже, медведи — как живые и деревья — как настоящие. Более искушенный отметит игру солнечного света и восхитится мастерством художника, который сумел масляные краски превратить в свет. Что еще? Многие другие тонкости доступны профессиональным критикам или коллегам-художникам: композиция, содержательность, сюжет, перспектива и т. д.

То же можно повторить в отношении скульптуры, актерского мастерства и… военного искусства.

У военных мастеров своего дела тоже свой индивидуальный стиль, свой почерк, свои особенности в творчестве. И в целом военное искусство и каждое его отдельное произведение вызывают определенные эмоции, как и в других видах искусства — положительные или отрицательные (нравится — не нравится, успешно — неуспешно). Все это присутствует и при оценке творческих результатов полководцев — той же Минской операции.

Но и есть еще кое-что, порождаемое только военным искусством: это радость победы над врагом, приближающая конец войны, гордость за нашего полководца, взявшего верх, одолевшего проклятых фашистов, которые принесли так много горя и страданий советским людям, это, наконец, горькое и сладкое чувство отмщения за погибших родных и близких.

И все эти эмоции в крупных общенародных масштабах. Картина, скульптура, актер на сцене порождают чувство восхищения у сотен, пусть тысяч людей, но только у тех, кто воочию воспринимает искусство этих мастеров.

Военное искусство, как видим, имеет широчайшее воздействие на всех соотечественников, порождает их благодарность, чувство гордости, воспитывает патриотизм, укрепляет веру и прибавляет силы для дальнейшей борьбы с врагом. Вспомните, как всколыхнула нас наступательная операция под Москвой! (После того, как 5 армий попали в окружение, которые предназначались для обороны столицы, а Жуков, по сути дела, на голом месте восстановил фронт.) Опять-таки благодаря своему искусству остановил врага малыми силами, а потом опрокинул и погнал гитлеровцев вспять. Это ли не мастерство полководца, достойное восхищения!

А как расправился Черняховский с «Медвежьим валом»! Не только прорвал его, но и окружил и уничтожил всю витебскую группировку во главе с ее командующим Гольвитцером! Разве это не вызывает восхищения соратников и соотечественников?

Это — операция военачальника с могучим талантом, ясным, смелым мышлением и огромным опытом, творчество его можно вполне приравнять к творчеству гениальных мастеров Брюллова, Репина, Врубеля, Айвазовского, Шаляпина, Вучетича, Игоря Ильинского, Жарова в годы их полного расцвета.

Могут возразить — у каждого из названных мастеров искусства свой стиль, свой почерк, своя индивидуальность.

Согласен! И это присутствует и в искусстве Черняховского. Эту операцию сумел провести только так и только он. Другой полководец сокрушил бы «Медвежий вал» уже по-своему. И это было бы его индивидуальное творчество.

Военное искусство стоит, как равное, среди других видов искусств. И генерал армии Черняховский Иван Данилович владел им в совершенстве.

Все, от командующего фронтом до рядового бойца, понимали, что использовать оборону и отдых надо с большой для себя пользой.

Перед войсками 3-го Белорусского фронта простиралась Восточная Пруссия. Отсюда фашисты вторглись на советскую землю, здесь в районе Растенбурга находилось «Волчье логово» — ставка Гитлера.

Из состава войск фронта убыла 33-я армия. Взамен ее прибыла 28-я армия, которую возглавляли командарм генерал-лейтенант А.А. Лучинский, член Военного совета генерал-майор А.Н. Мельников, начальник штаба генерал-майор С.М. Рогачевский.

В армиях первого эшелона командованием фронта были произведены перегруппировки: в обороне оставлено крайне необходимое количество соединений, остальные выведены в резерв для отдыха, пополнения, боевой подготовки.

Черняховский с утра до вечера проводил в войсках — вручал соединениям и частям правительственные награды, выступал на совещаниях командного и политического состава, проверял ход оборонительных работ и боевой подготовки.

Во всех частях Ивана Даниловича встречали с большой любовью. Авторитет его среди войск был огромен. А держал он себя, как всегда, скромно и совершенно не терпел славословий по поводу своих личных заслуг. Макаров вспоминает такие эпизоды.

При посещении одной из танковых частей Черняховский увидел свой портрет. Он тут же приказал убрать его, а члена Военного совета попросил, чтобы это не повторилось в другом месте.

А однажды командующему представили на просмотр текст подготовленной для фронтового ансамбля песни. В ней о Черняховском упоминалось как о смелом полководце и бесстрашном герое. Иван Данилович решительно воспротивился исполнению этой песни.

По ночам кипела работа в штабе. Командующий фронтом вместе с генералами Покровским, Иголкиным, командующими родами войск тщательно изучал новый театр военных действий — Восточную Пруссию, прикидывал возможные варианты будущей операции. Он предвидел — эти соображения скоро от него потребует Генеральный штаб. Так оно и вышло.

В середине сентября Черняховского вызвали в Москву. Подготовленный штабом фронта план наступательной операции Черняховский докладывал Сталину.

Об этом вспоминает уже знакомый читателям однокурсник Ивана Даниловича по артиллерийскому училищу и академии генерал-лейтенант Мернов.

Во время доклада Черняховский намеревался подробно изложить обдуманные и расчетами проверенные варианты действий войск, при этом много внимания уделил укреплениям Восточной Пруссии и группировке противника.

Сталину не понравилось такое начало доклада. Он резко оборвал Черняховского:

— Вы практик хороший, но теоретик плохой. Зачем вы сами себя и нас пугаете укреплениями в Восточной Пруссии? Укрепления любые мы сокрушали не раз! Надо из этого исходить! А не запугивать.

Черняховский сократил доклад. А Сталин успокоился и его решение все же утвердил.

15 сентября Михаил Иванович Калинин вручил Черняховскому Грамоту Президиума Верховного Совета СССР и вторую медаль «Золотая Звезда». Остаток дня Иван Данилович провел у себя на московской квартире вместе с семьей.

Возвратившись в штаб фронта, с головой погрузился в подготовку новой операции по вторжению в Восточную Пруссию.

Сосед справа, 1-й Прибалтийский фронт, перегруппировав свои войска с рижского направления в район Шяуляя, в начале октября перешел в наступление в направлении на Мемель с задачей выйти на побережье Балтийского моря на участке Паланга — Мемель — устье реки Неман и отрезать путь отхода прибалтийской группировке противника в Восточную Пруссию.

По директиве Ставки «3-й Белорусский фронт с целью содействия 1-му Прибалтийскому фронту должен был правофланговой 39-й армией нанести удар из района Расейняя на Таураге, а южнее Немана подготовить и осуществить удар на гумбинненском направлении, чтобы не дать противнику возможности перебросить отсюда часть сил на мемельское направление».

Накануне наступления Черняховский вместе с генералами Макаровым, Иголкиным, Барсуковым и Хрюкиным побывал у командарма Людникова, чтобы еще раз проверить готовность армии. Знакомые места невольно перенесли командующего фронтом к первым дням войны.

— Здесь, к юго-западу от Шяуляя, я начинал войну и вот снова возвратился сюда, — сказал Иван Данилович своим близким друзьям и соратникам. — Возвратился спустя три с лишним года. Двадцать восьмая танковая дивизия, которой я командовал, и другие наши соединения не смогли тогда отбросить назад вероломно вторгшегося к нам врага. Слишком неравны были силы. Не выполненный ранее долг и до сих пор считаю за собой. Прошу вас, Иван Ильич, — обратился Черняховский к Людникову, — снимите с моих плеч старый долг, сделайте то, чего не удалось раньше сделать ни мне, ни всем нам вместе.

— Будет сделано, товарищ командующий! Тридцать девятая армия не подводила вас, не подведет и теперь, — заверил командарм.

Утром 6 октября армия Людникова перешла в наступление, прорвала оборону гитлеровцев и углубилась за день на 14 километров. В дальнейшем, преодолевая сопротивление врага, соединения армии 10 октября овладели городами Таураге и Юрбаркас, а на следующий день, перейдя государственную границу, первыми из советских войск вклинились в пределы Восточной Пруссии. Поставленная армии задача была успешно завершена.

К этому времени главная группировка войск 1-го Прибалтийского фронта завершила освобождение территории Литовской ССР к северу от Немана и вышла на морское побережье севернее Паланги, отрезав тем самым основные силы группы вражеских армий «Север» от Восточной Пруссии.

Войска 3-го Прибалтийского фронта во взаимодействии с частями 2-го Прибалтийского фронта 13 октября освободили столицу Латвии Ригу.

А 3-му Белорусскому фронту предстояло нанести главный удар из района Вилкавишкиса на Инстербург с задачей выйти на рубеж Гумбиннен — Гольдап. Этот удар отвлекал силы восточно-прусской группировки противника и способствовал наступлению Прибалтийских фронтов в Курляндии.

Черняховский решил прорвать вражескую оборону мощной группировкой войск в составе 16 стрелковых дивизий 6-й и 11-й гвардейской армий на 20-километровом участке фронта. Затем вводом в сражение подвижной группы и сильных вторых эшелонов пехоты развить успех в общем направлении на Гумбиннен, Инстербург.

В соответствии с этим решением частными оперативными директивами штаба были поставлены задачи армиям. С точки зрения оперативного искусства командованием и штабом фронта при планировании и подготовке операции было сделано все возможное, и в то же время Черняховского ни на минуту не покидало чувство высокой ответственности за выполнение поставленной Ставкой задачи. Войска фронта должны были первыми перенести боевые действия на вражескую территорию. Не выходил у него из головы и последний разговор со Сталиным об укреплениях.

Наступление главных сил фронта началось 16 октября, после двухчасовой артиллерийской и авиационной подготовки.

К исходу первого дня войска 6-й и 11-й армий, сломив сопротивление 1-й восточно-прусской, 549-й и 561-й немецких пехотных дивизий, с тяжелыми боями продвинулись до 11 километров. Был взят сильно укрепленный опорный пункт Наумиестис, развернулись бои за пограничный немецкий город Ширвиндт.

На следующий день перешли в наступление войска 39-й и 31-й армий.

Черняховский внимательно следил за ходом сражения, помогал командующим армиями деловыми советами, воздействовал на оборону врага сосредоточенными ударами авиации. А когда требовалось личное общение, выезжал к командармам на их командно-наблюдательные пункты.

Бои принимали все более ожесточенный характер. Войска 39-й и 5-й армий отбивали непрерывные контратаки пехоты и танков противника. Вступивший первым в бой в Шталлупененском укрепленном районе 3-й гвардейский корпус 28-й армии под командованием генерала Ф.И. Перхоровича был скован огнем и контратаками и почти не имел продвижения.

Только 11-я гвардейская армия со 2-м гвардейским танковым корпусом Бурдейного продолжали развивать прорыв в обход Шталлупенена и Гумбиннена с юга. Танковый корпус вышел к юго-восточной окраине Гумбиннена, а 31-я гвардейская стрелковая дивизия выдвинулась к р. Ангерапп.

Прорыв пограничного укрепленного района и выход подвижных частей фронта в район Гумбиннена, а пехоты к реке Ангерапп создали для немецкой обороны серьезную угрозу. Гитлеровское командование вынуждено было срочно перебросить в Восточную Пруссию танковые дивизии «Герман Геринг» к «Великая Германия», а также 20-ю и 5-ю танковые дивизии.

Войска главной группировки фронта были скованы контратаками до 500 немецких танков и штурмовых орудий и до двух пехотных дивизий.

О ходе боевых действий в Восточной Пруссии генерал Черняховский ежедневно докладывал в Ставку и с душевным волнением выслушивал замечания Сталина. Очень не везло Черняховскому в последнее время в боях на новом направлении. По радио и в печати приказы с его фамилией давно не появлялись.

Последний раз фронт Черняховского Сталин отметил

1 августа за взятие города и крепости Каунас, а о других фронтах приказы следовали почти ежедневно:

5 августа маршалу Коневу за взятие города Стрый в предгорьях Карпат 1-м Украинским фронтом.

14 августа генералу армии Захарову за овладение городом и крепостью Осовец, прикрывающим подступы к границам Восточной Пруссии.

18 августа маршалу Коневу за взятие Сандомира на левом берегу Вислы.

И многим другим. Дальше привожу только фронты — соседей 3-го Белорусского.

25 августа генералу армии Масленникову за овладение городом и узлом дорог Тарту 3-м Прибалтийским фронтом.

6 сентября генералу-армии Захарову за взятие города-крепости Остроленка на реке Нарев 2-м Прибалтийским фронтом.

3 сентября опять генералу армии Захарову за взятие крепости Ломжа на реке Нарев.

14 сентября Маршалу Советского Союза Рокоссовскому за овладение крепостью Прага — предместья Варшавы на восточном берегу Вислы 1-м Белорусским фронтом.

19 сентября генералу армии Масленникову за овладение городом и крупным железнодорожным узлом Валга 3-м Прибалтийским фронтом.

19 сентября генералу армии Баграмяну за прорыв сильной, глубокоэшелонированной обороны юго-восточнее города Рига 1-м Прибалтийским фронтом.

23 сентября Маршалу Советского Союза Говорову за взятие города Пярну, важного пункта в Рижском заливе Ленинградским фронтом.

8 октября генералу армии Баграмяну — из района Шяуляй прорвали сильно укрепленную оборону и за четыре дня продвинулись вперед до 100 километров, расширив прорыв до 280 километров. (Правда, указано: «…при содействии 3-го Белорусского фронта».)

13 октября генералу армии Масленникову, генералу армии Еременко за овладение столицей Советской Латвии городом Рига 2-м и 3-м Прибалтийскими фронтами.

И наконец-то! 23 октября генералу армии Черняховскому:

27 октября Черняховский с разрешения Ставки отдал приказ о переходе к обороне на достигнутом рубеже Сударги — Шилленен — Пилькаллен — Вальтеркемен — Голдап — Филлипув — Августов.

Инстербургская наступательная операция 3-го Белорусского фронта с вторжением в пределы Восточной Пруссии завершилась с весьма ограниченными успехами, но обошлась она войскам фронта дорого.

Сталин убедился в том, что для победоносного проведения Восточно-Прусской операции необходимы усилия не одного, а нескольких фронтов и длительная, всесторонняя подготовка. Может быть, он даже подумал, что Черняховский был прав, когда говорил о трудностях преодоления здешних укреплений.

Самое достоверное представление о минувших событиях дают участники или очевидцы этих событий. Поэтому дальнейшее повествование о боях в Восточной Пруссии я поведу с использованием мемуаров генерал-лейтенанта Бойко Василия Романовича Он мне подарил свою книгу «С думой о Родине», которая издана Воениздатом в 1982 году. В ней автограф:

Бойко обнаружил меня еще на Калининском фронте при посещении нашего 629-го полка. Был он тогда членом Военного совета 39-й армии. Командир полка Кортунов или комиссар Арбузов, наверное, рассказали ему о бывшем штрафнике, который умело охотится за «языками».

Бойко захотел познакомиться со мной поближе. Послали за мной связиста.

Я прибежал в блиндаж командира полка, полковника Кортунова, стал ему докладывать о прибытии, а он мне глазами в сторону показывает. Гляжу, а там сидит генерал, да еще с Золотой Звездой на груди (Бойко был удостоен звания Героя еще в войне с Финляндией). Сначала я оторопел, потом опомнился, начал ему докладывать. Он махнул рукой, брось, мол, формальности, и попросту сказал:

— Здравствуй. Говорят, ранило тебя, а ты в госпиталь не пошел.

— Было дело. Но ранение легкое, не захотел в госпиталь уходить. Оттуда в запасной полк пошлют после лечения. А я не хочу в другой полк. Хочу со своими ребятами остаться.

— Правильно сделал!

Затем он расспросил меня о прежней моей службе и весьма непростой биографии (еще до войны судили меня как «врага народа» за «разговорчики», а на фронт я прибыл в штрафной роте). Нелегко мне и неприятно об этом было вспоминать. А генерал будто все эти мои грехи мимо ушей пропустил и заявляет:

— Мне кажется, Владимир Васильевич, тебе пора подавать заявление о приеме в партию. (Именно по имени-отчеству назвал!)

Я в полной растерянности промямлил:

— Так я же, товарищ генерал, бывший преступник, не примут меня! Судимость хоть и снята, но…

Генерал сердито сдвинул брови.

— А ты не вспоминай про судимость. Коли она снята — значит, ее не было. Какой ты теперь враг — ты друг народа, вон сколько у тебя наград. Ты для народа и Родины жизни не жалеешь!

— А рекомендации кто даст? Побоятся, наверное, моего прошлого.

— Не сомневайся, боевые друзья знают тебя только с хорошей стороны, дадут рекомендации!

Не один день пребывал я под впечатлением от беседы и поступка генерала Бойко. Кто я для него — один из многих тысяч. Но почему-то он не побоялся ни моего прошлого, ни последствий, которые могли возникнуть в связи с таким его поступком. А они могли возникнуть: поручиться за человека с таким прошлым — это не слова, а именно поступок.

Генерал Бойко письменной рекомендации, указаний на мой счет не дал, но я чувствовал, как дальнейшие перемены в моей жизни пошли под его добрым влиянием. Дали мне рекомендации однополчане.

Мы встречались с Бойко на фронте и особенно часто после войны в Москве, когда оба отслужили в армии, стали пенсионерами. Василий Романович жил на Плющихе, я часто навещал его, и мы, как полагается ветеранам, вспоминали «минувшие дни и битвы, где вместе рубились они».

Вот воспоминаниями из книги такого близкого мне сослуживца я воспользуюсь (редактируя, сокращая или расширяя, поэтому не ставлю кавычки в тексте), пересказываю, чтобы показать читателям, какие тяжелейшие бои вели войска Черняховского в Восточной Пруссии.

Итак, говорит генерал-лейтенант Василий Романович Бойко, член Военного совета 39-й армии:

«13 января 1945 года в 9 часов утра мощным ударом артиллерии началось наступление войск 3-го Белорусского фронта. В условленное время стрелковые и танковые соединения двинулись в атаку и захватили первые вражеские траншеи. В течение дня они овладели первой позицией, но, встретив упорное сопротивление, не смогли прорвать тактическую зону обороны противника и развить прорыв в глубину. Завязались ожесточенные бои, что внесло существенные коррективы в планы операции не только в полосе 39-й армии, но и всего фронта. Неудачное начало Восточно-Прусской операции в полосе нашего фронта в некоторых публикациях объяснялось по-разному. Мне, как участнику событий, не все суждения по этому вопросу кажутся убедительными, в связи с чем хочу напомнить некоторые конкретные факты, относящиеся к действиям 39-й армии, усиленной к этому времени 94-м стрелковым корпусом.

Мы с генералом Людниковым утром 13 января заранее прибыли на НП армии. Из докладов командиров следовало, что войска готовы к наступлению. Артиллерийская подготовка началась по плану. Температура воздуха была подходящей — около 8 градусов мороза, снег прекратился. Однако серьезное беспокойство вызывало то, что из-за надвигавшегося плотной стеной со стороны моря тумана видимость снизилась до 50–60 метров, что исключало применение авиации в ведении прицельного артиллерийского огня. Людников доложил об этом обстоятельстве, затруднявшем взламывание обороны противника, командующему фронтом. Генерал Черняховский тоже был этим обеспокоен, но свое решение подтвердил: наступать! Да и сделать что-либо другое было уже невозможно.

После переноса артиллерийского огня наши части сравнительно быстро ворвались в первую траншею, а затем, преодолев упорное сопротивление противника, в острых схватках, доходивших до рукопашного боя, целиком овладели его первой позицией.

Прорвав передний край, подразделения 781-го и 406-го стрелковых полков 124-й дивизии ворвались в крупный узел сопротивления гитлеровцев — город Пилькаллен, овладели его центром, вокзалом, кирпичным заводом.

Высокое искусство боя показали воины 3-го батальона 781 — го полка. Захватывая дом за домом, улицу за улицей, они уничтожали мелкие вражеские подразделения, засевшие в подвалах домов. В течение двух часов наши бойцы израсходовали все свои гранаты, пришлось пользоваться трофейными гранатами, в изобилии попадавшимися на улицах. Батальон успешно продолжал уличный бой.

Во второй половине дня все соединения армии отражали многочисленные контратаки противника и дальнейшего продвижения не имели.

Ночью противник подтянул свои резервы в район Пилькаллена, где у нас наметился успех, и утром 14 января, упредив наши войска, нанес удар двумя полками, усиленными танками, в стык 19-й гвардейской и 124-й дивизий, потеснив их части на 200 метров. Однако, понеся большие потери в живой силе в танках, гитлеровцы выдохлись. Их контратаки были массированными, но недостаточно организованными. Это объяснялось тем, что среди немецко-фашистских солдат, судя по составу взятых в плен, оказалось много стариков и безусых юнцов — фольксштурмовцев. Они упорно сопротивлялись в траншеях, но не умели действовать в контратаках. Тем не менее гитлеровцам, не считавшимся с потерями, удалось затормозить наше продвижение.

Три дня не совсем удачных наступательных боев были для Военного совета, командиров и политорганов большим уроком. Стало ясно, что хотя в боевом и моральном отношении противник надломлен, чтобы его разгромить, нужен еще более сильный удар. Следовало лучше увязать действия стрелковых частей первой линии с артиллерией, огонь которой с улучшением погодных условий стал более эффективным.

16 января я был в частях первого эшелона 17-й и 19-й гвардейских дивизий и видел, как смело и бесстрашно гвардейцы атаковали вражеские позиции. Части 124-й дивизии во взаимодействии с 19-й гвардейской полностью овладели Пилькалленом. Это был первый большой восточно-прусский город, над которым воины нашей армии водрузили победный красный флаг. Здесь, завершив прорыв главной полосы обороны противника, они вклинились во вторую полосу фашистских «неприступных» укреплений.

Взяв Пилькаллен, войска 39-й армии вбили клин в оборону врага. Чтобы расширить эту брешь, генерал Людников принял решение ввести в прорыв 28-ю танковую бригаду и танковые полки и этими силами под руководством командующего бронетанковыми и механизированными войсками армии полковника А.В. Цинченко нанести удар в общем направлении на Хенснишкенен и развить его в оперативную глубину. К этому времени погода улучшилась, и фронтовая авиация наносила бомбовые удары, эффективно помогая нашим частям.

Под угрозой окружения фашистское командование срочно начало отводить противостоявшие нам соединения 9-го армейского корпуса на правый берег реки Инстер. Наша разведка сразу заметила этот отход, и в ночь на 17 января командарм Людников приказал всем войскам армии, в том числе 152-му укрепленному району, перейти в решительное наступление.

Командующий фронтом генерал Черняховский решил немедленно использовать успех 39-й армии. В ее полосу был выдвинут и западнее Пилькаллена в стыке 5-го гвардейского и 94-го стрелковых корпусов, 18 января введен в прорыв 1-й танковый корпус генерал-лейтенанта В.В. Буткова. Командующий фронтом поставил ему задачу наступать в общем направлении на Хенснишкенен и во взаимодействии с соединениями 113-го стрелкового корпуса и войсками 43-й армии овладеть городом Тильзитом.

Танкисты сразу взяли высокие темпы. Успешно действовали по всему фронту и другие соединения армии.

Противник, используя промежуточные рубежи и бесчисленные отсечные позиции, систему развитых каналов, крупных населенных пунктов и фольварков, по-прежнему оказывал упорное сопротивление. Погода ухудшилась, пошел снег, началась метель, наступать снова приходилось без авиационной поддержки. Но никакие помехи не смогли остановить наших воинов. Вечером 18 января в полосу армии вошел 2-й танковый корпус под командованием генерал-лейтенанта А.С. Бурдейного. Это придало наступлению еще большую силу и размах. К исходу дня соединения 5-го гвардейского и 94-го стрелковых корпусов вышли к инстербургскому рубежу обороны противника.

Мы делали все возможное, нажимали, как говорят, на все педали, чтобы войска действовали без задержки и с ходу овладели этим рубежом.

За годы войны я много раз близко, из расположения полков, наблюдал момент перехода в атаку. Как часто раньше приходилось видеть, что пехотинцам не хватало артиллерийской поддержки. Теперь на нашей стороне было все, что надо, — высокая точность и четкость артиллерийского огня, возросшая поражающая сила, а главное — достаточное количество снарядов, чтобы подавить любое сопротивление противника.

Форсировав реку Инстер, воины полка, прикрываемые густой пеленой снега, двигались безостановочно, как говорят, в поте лица, а нам казалось, что шли они слишком медленно. Хотелось даже крикнуть: «Родные, дорогие наши воины! Прибавьте, еще прибавьте шагу!» Но часы показывали, что времени прошло еще мало, значит, темп движения был и без того высоким.

Разгорелся бой в траншеях первой позиции обороны противника. Гитлеровцы предприняли в ряде мест отчаянные контратаки. Но под ударами нашей наступающей пехоты и от огня артиллерии они откатывались назад с большими потерями.

В результате героических усилий наших воинов инстербургский рубеж был взят и надежно закреплен. Это была замечательная победа.

Часы наступления, которые я провел в боевых порядках частей, были полны тревог, напряжения, радости. В течение дня я дважды побывал на правом берегу реки, не один раз добрым словом старался поддержать боевой настрой воинов, ободрить командиров. А вечером, возвращаясь на КП дивизии, я так устал, что уже не мог двигаться по глубокому снегу. Обессилев, был вынужден сесть на попутные санитарные сани и вместе с ранеными добираться до КП.

Здесь я узнал только что поступившую весть: приказом от 19 января 1945 года Верховный Главнокомандующий объявил благодарность войскам 3-го Белорусского фронта, прорвавшим оборону гитлеровцев в Восточной Пруссии, в том числе войскам и нашей армии. Москва в тот вечер салютовала доблестным воинам, одержавшим эту победу.

Усталости моей как не бывало.

Иван Ильич сообщил, что по решению генерала Черняховского в полосе армии вводится второй эшелон фронта — 11-я гвардейская армия генерала К.Н. Галицкого. Ее соединения уже начали выдвижение в полосы 94-го и 5-го гвардейского стрелковых корпусов и вскоре вступят в сражение. Командующий фронтом, узнав, что мы с заместителем командарма находимся в войсках, приказал помочь корпусам в обеспечении ввода соединений 11-й гвардейской армии.

Задача была чрезвычайно важная. Связавшись с командиром 94-го корпуса генералом Поповым, мы безотлагательно приступили к ее выполнению. Скажу, что той ночью все прошло благополучно. Теперь на этом направлении создавались еще более благоприятные условия для развития наступления в глубину обороны противника на укрепленный рубеж на р. Дайме, а затем и на Кёнигсберг.

Утром 20 января командир одного из корпусов 11-й армии, находившийся на НП нашего 94-го корпуса, доложил, что его соединения перешли в наступление, и он благодарит генерала Попова и командование 39-й армии за оказанное содействие при вводе в бой. Я позвонил Ивану Ильичу и информировал его об обстановке в полосе корпуса. Через 15–20 минут он сам позвонил мне и сказал, что Черняховский доволен развитием событий на инстербургском рубеже и выразил большое удовлетворение действиями наших войск и обеспечением ввода в бой 11-й гвардейской армии.

— Теперь выезжай, и как можно скорее, — сказал командарм в заключение. — Есть вопросы, которые нужно срочно решать.

Дело было в том, что местное население, эвакуировавшееся по приказу гитлеровского командования в большой спешке, бросало свой скот. Коровы были привязаны в стойлах, их никто не кормил и не поил более трех суток. При подходе к населенным пунктам воины слышали душераздирающий рев. Было дано указание за счет вторых эшелонов и тыловых подразделений создать команды по три — пять человек, которые займутся брошенным скотом. Мы договорились, что к этому вопросу должен срочно подключиться начальник тыла полковник Зорин.

20 января войска армии во взаимодействии с 1-м танковым корпусом овладели городами Гросс-Скайсгиррен, Ауловенен, Каукемен — важными узлами коммуникаций и сильными опорными пунктами противника на кёнигсбергском направлении. Верховный Главнокомандующий в своем приказе вновь благодарил за отличные боевые действия соединения и части нашей армии, участвовавшие в овладении этими городами.

После овладения инстербургским оборонительным рубежом войска армии вышли на оперативный простор и продолжали успешное наступление. Боевые действия наших частей и соединений отличались большой динамичностью, умелым маневрированием на обход и охват опорных пунктов обороны противника, эффективным использованием артиллерии, танков и авиации. Этот этап операции был характерен также проведением ночных боев.

Серьезного внимания требовала организация встреч и эвакуации освобожденных из фашистской неволи советских людей, которых становилось все больше.

При взятии населенных пунктов на инстербургском рубеже были освобождены около 200 советских граждан. Даже их внешний вид говорил о том, сколько мук и лишений, особенно женщинам, принесла фашистская каторга.

Одна из волнующих встреч произошла в боевых порядках 52-го гвардейского полка. Воины с ходу ворвались в населенный пункт Зеехунд. Навстречу им выбежали две женщины, измученные, исстрадавшиеся в фашистской неволе. Они были из Гомельской области. Чтобы понять всю тяжесть их горя и страданий, достаточно сказать, что обе они до войны имели детей: Лихматова Нина — одного ребенка, Круторенко Ульяна — четырех. Лишь большими усилиями, теплым и сердечным отношением удалось вывести этих женщин из страшного состояния слез и рыданий. Они рассказали, что в числе многих жен военнослужащих их в сентябре 1941 года вывезли в Польшу, а в январе 1943 года продали помещикам в Восточную Пруссию, по 150–200 марок за каждую. Всего было продано 2500 женщин. Эту операцию проводил «начальник пункта формирования рабочей силы» некий Арбийсан Шмидт. До продажи эсэсовцы в лагерях морили женщин голодом, избивали. Потом началась каторга у помещиков. Рабочий день длился от темна до темна. За малейшее ослушание били плетьми. И вот теперь конец неволи! Теперь скорее узнать, что сталось с детьми!

Гвардейцы накормили и одели женщин, оказали медицинскую помощь, организовали их отправку на родину. Такая же забота проявлялась и во всех других случаях.

Состоялись встречи и совсем другого порядка — встречи с немецким населением. Часть жителей не успела эвакуироваться, другие держались за свое хозяйство и не могли его оставить, а некоторые сознательно оставались на территории, занимаемой Красной Армией. Во всем этом приходилось разбираться, оказывать содействие оставшимся людям в налаживании жизни в новых условиях. Я не помню случая, чтобы наши воины давали волю чувству мести в отношении этих безоружных жителей.

Военный совет с большим удовлетворением отмечал, что воины армии, несмотря на всю ненависть к гитлеровцам и их государству, правильно понимают политику Коммунистической партии в отношении немецкого народа…

Вот такие воспоминания, впечатления и суждения генерала Бойко, участника первых боев на территории Германии.

Дальше начинались бои на подступах и за сам Кёнигсберг.

До столицы Восточной Пруссии оставались теперь считанные десятки километров. Но фронтовые дороги измеряются не только километрами. Каждый шаг на пути к Кёнигсбергу будет даваться с боем. Предстояло прежде всего преодолеть особенно сильно укрепленный рубеж гитлеровцев на реке Дайме.

Скоротечный, но очень напряженный бой разгорелся еще на подступах к Дайме — за город Жиллен, важный узел шоссейных и железных дорог. Соединения 5-го гвардейского и 94-го стрелковых корпусов обошли город с севера и юга, перерезали железную дорогу, создав реальную угрозу окружения оборонявшихся здесь гитлеровских частей. Противник предпринял яростные контратаки, правда, небольшими силами, а когда они были отбиты, поспешно отступил. 662-й полк 124-й дивизии овладел городом.

К исходу 21 января войска 39-й армии, продвинувшись за двое суток в глубину до 40 километров, на широком фронте вышли к Дайме. Что же это за река Дайме, под защиту которой отступила армия гитлеровцев? Эта маленькая речка протяженностью всего 40 километров и шириной 30–40 метров вытекает из реки Прегель и впадает в Куршский залив (Куришес — Хафф). Ее словно нарочно туг поместили, чтобы прикрыть с востока подступы к Кёнигсбергу. Дно у нее очень илистое. Когда мы, захватив ее западный берег, построили мост, то при прохождении по нему первого же танка сваи стали оседать, хотя забивались они на глубину шести метров. Поэтому переправлять танки и всю тяжелую технику пришлось на паромах и по наплавному мосту. Свайный же мост пригодился только для автотранспорта и легкой артиллерии. Главным препятствием для наших войск являлся укрепленный район на западном берегу Дайме, который рассматривался гитлеровцами как внешний рубеж обороны Кёнигсберга. Он был плотно насыщен дотами постройки еще 1914 года, значительно усиленными позднее опорными пунктами с круговой обороной и довольно развитой системой траншей и ходов сообщения.

В ночь на 22 января части, достигшие восточного берега реки, отдельными подразделениями форсировали ее, вышли на западный берег и закрепились там. Большую помощь в этом им оказали воины армейской 32-й инженерно-саперной бригады, всех саперных подразделений. Их боевой деятельностью по проделыванию проходов во вражеских минных полях на берегах Дайме и организации переправ непосредственно руководили начальник инженерных войск армии полковник В.Ф. Тимошенко и командир бригады И.Т. Пархомчук. Перед командирами соединений Черняховский поставил задачу: в течение ночи подтянуть артиллерию, в том числе тяжелую, выдвинуть орудия на прямую наводку, как можно больше подвезти боеприпасов. Это было сделано.

22 января сражение за рубеж развернулось с полной силой.

Артиллеристы находились в боевых порядках стрелковых частей, сами видели, где в первую очередь нужна их помощь, и быстро направляли туда огонь — точный, если надо, массированный. Наступающих поддерживали огнем и танки — как те, что были еще на восточном берегу, так и успевшие переправиться.

Но самое большое впечатление у командующего фронтом оставляли пехотинцы. В едином наступательном порыве они двигались вперед — короткими перебежками по земле, длинными — по льду, ползком перед огневыми точками противника, метр за метром отвоевывая противоположный берег с его мощными сооружениями. Он видел, как с ходу форсировали Дайме и завязали бой на западном берегу отдельные подразделения 19-й гвардейской дивизии. А потом, вклинившись в оборону противника, фланговыми ударами начали захватывать один дот за другим.

После преодоления Дайменского рубежа Черняховский занялся планированием одной из труднейших операций — взятие Кёнигсберга.

На карте решение выглядело просто: 39-я армия Людникова обходит Кёнигсберг с севера и северо-запада, 11-я гвардейская армия Галицкого обходит с юга и юго-запада. Соединившись, эти армии осуществляют окружение Кёнигсберга, а затем штурмом овладевают им.

5-я армия и 5-я гвардейская танковая армия совместным ударом отрезают противника от моря и лишают его поддержки извне.

Штаб оформил решение, разослал директиву армиям. Началась обычная подготовительная работа.

26 января Черняховский прибыл на командный пункт Людникова.

— Я думал искать вас в районе Кёнигсберга, — сказал Иван Данилович, — а вы до сего времени сидите под Гольдбахом.

— В Кёнигсберг противник не пускает, — ответил в том же духе Людников.

— Ну вот и доложите, как же это он так не пускает вас в город.

Все данные о противнике Черняховский выслушал очень внимательно, сверяя их со своей картой и уточняя ее. Затем он провел такую же работу с командующим 11-й армией Галицким.

Иван Данилович вернулся в штаб фронта, чтобы отдать необходимые распоряжения. На КП вот уже второй день ждала его возвращения с переднего края жена, приехавшая к нему погостить.

Анастасия Григорьевна в домике для командующего успела создать такой уют, какой был возможен во фронтовых условиях. После длительного пребывания в поле в февральскую пронизывающую стужу Ивану Даниловичу было приятно войти в теплый дом и радостно встретиться с супругой.

17 февраля вместе порадовались очередному приказу Верховного, который благодарил командующего фронтом Черняховского и начальника штаба Покровского:

Вечером, когда по радио транслировали московский салют, Анастасия Григорьевна сказала:

— Наверное, Нилочка и Алик любуются фейерверком и говорят друзьям: это нашему папе салютуют!

Но время пролетело быстро, снова надо было отправляться на передовую.

— Ваня, погода очень плохая, хватит тебе мерзнуть в шинели, надень, пожалуйста, бекешу и теплый свитер, — забеспокоилась Анастасия Григорьевна.

— Надену, Тасенька. А за меня не волнуйся, все будет в порядке. Завтра вернусь, постарайся, чтобы баню изготовили, с веничком.

— Я буду очень ждать…

Утром 18 февраля он снова выехал в боевые порядки дивизий 5-й армии, чтобы все увидеть самому на местности.

Настало время возвращаться.

— Товарищ командующий, по плану мы должны теперь ехать на КП фронта, — напомнил сопровождающий его, как всегда, Комаров.

— Нет, надо еще проверить соединения армии генерала Горбатова, — сказал Иван Данилович. — Так что домой приедем только к вечеру. Позвоните командиру корпуса, пусть вышлет навстречу офицера связи.

Через несколько минут Комаров доложил об исполнении.

— Теперь едем!

Автомобиль командующего тронулся по шоссе в ту сторону, где находился командно-наблюдательный пункт командира корпуса. На перекрестке дорог увидели высланного им сопровождающего. Он на своей машине поехал впереди. Не успели проехать и двух километров, как в десяти — пятнадцати метрах сзади машины Черняховского разорвался тяжелый снаряд. Дым взрыва быстро рассеялся, наступила тишина. Грохнул один-единственный снаряд.

— Алеша, я ранен! — позвал Черняховский.

— Сверни с дороги! — крикнул водителю Комаров и выскочил из машины. Приоткрыв дверцу, бросился к Ивану Даниловичу. — Товарищ командующий! Сейчас все сделаем.

Через минуту он бережно бинтовал Черняховского.

Комаров сразу же понял: Иван Данилович ранен очень тяжело. Скрипя зубами от боли, чуть приоткрыв глаза, командующий смотрел в хмурое зимнее небо. Он тихо сказал:

— Душа Алеша, я умираю…

Рана была большой. Комаров наложил несколько бинтов, чтобы скорее остановить кровотечение, но оно продолжалось.

Подъехал командующий 3-й армией генерал Горбатов. Он и Комаров привезли Черняховского в ближайший медсанбат. Врачи очистили рану, сделали перевязку, переливание крови и уколы.

Иван Данилович был в сознании. Густые брови его сдвинуты к переносице. Голос прерывался. На лбу выступил холодный пот.

— Товарищ командующий, врачи говорят — все будет в порядке! — попытался Комаров ободрить раненого. Тот обессиленно закрыл глаза.

Черняховского положили в санитарную машину. Вместе с ним в госпиталь поехали сопровождающий врач и Комаров.

Позднее Алексей Иванович Комаров вспоминал: «Я не верил, что смерть может так быстро оборвать жизнь Черняховского. Сколько раз на моих глазах она проходила мимо Ивана Даниловича. Неужели сейчас, на пороге окончательной победы, это может случиться?

Но рана оказалась смертельной. “Не хочу умереть в постели, предпочитаю погибнуть стоя в жарком бою”, — высказал как-то Черняховский желание. Он умер именно так, как хотел.

На пути в госпиталь Черняховский скончался. Я видел, как закрылись глаза командующего. Глядя в ставшее таким спокойным лицо генерала, я, не сдерживая слез, думал: «Почему он назвал меня “душа Алеша”»? И вдруг вспомнил, что Багратион своего адъютанта называл “душа Алеша”. Да, Багратион умер на руках у Алеши Алферова. А Иван Данилович — на моих руках. И надо же было такому случиться!..»

Прощание боевых друзей с Черняховским проходило на командном пункте фронта.

…В зал вносят боевые знамена стрелковых, танковых, артиллерийских и авиационных частей, среди них алые полотнища с гвардейскими лентами. К гробу в почетный караул встают Макаров, Покровский, Иголкин, Хрюкин, Барсуков… командующие армиями генералы Крылов, Людников, Галицкий… командиры дивизий, полков, кому обстановка на передовой позволила отлучиться для прощания с любимым командующим. Прошли мимо гроба представители от соединений и частей. Их лица суровы.

Три часа длилось скорбное прощание. После траурного митинга воины пошли в бой, чтобы с еще большей яростью штурмовать вражеские укрепления и отомстить за своего командующего.

В командование 3-м Белорусским фронтом по приказу Верховного вступил маршал Василевский. Он поставил войскам задачу — основательно подготовиться к решающему штурму Кёнигсберга. И войска, отлично подготовленные Черняховским, эту задачу выполнили!