Кристиан попросил таксиста остановить на остановке на Томас Хейтис плас. У него еще было несколько минут. Последний отрезок пути до виллы вдовы Констанс Шелдруп-Бёдкер он хотел пройти пешком. Необходимо было собраться с мыслями, припомнить все свои аргументы и предугадать ее возможные реакции. Через неделю после первого обращения к ней он получил написанное от руки длинное письмо. Его можно было трактовать как угодно. Констанс в своем письме описала множество фактов из своей биографии, в том числе о жизни в Индокитае с мужем-послом.
Однако Кристиан решил проявить терпение. Если вдова согласится на их предложение, то и остальные крупные акционеры последуют ее примеру. В этом случае он, конечно, выслушает ее ностальгические рассказы. Он хорошо помнил, как Томми из «Скандорамы» обработал импортера автомобилей на Эншо.
После того, что ему довелось наблюдать в зале ожидания Гардемуна в мае, Кристиану следовало быть предельно осторожным в отношении всего, что касалось «Ашехоуга». Про Скрамстада-младшего он с тех пор больше не слышал. Скорее всего, Эрленд был прав, говоря, что этот попугай вышел из игры, получив свои быстрые деньги. К тому же Кристиан не был уверен, общался ли Скрамстад-младший с Констанс Шелдруп-Бёдкер.
Кристиан долго выбирал костюм для этой встречи, чтобы произвести хорошее впечатление на вдову. Он остановил свой выбор на костюме-двойке с позолоченными адмиральскими пуговицами, который он купил без Тессы на летней распродаже в «Фенер Якобсен». К костюму отлично подходила белая рубашка и синий галстук с желтыми якорями. И, само собой разумеется, «Патек Филипп».
Кристиан хотел сначала спросить совета у Тессы, но после кошмарной ссоры в прошлые выходные решил этого не делать. Средиземноморское солнце растопило холодок между ними, но южное настроение быстро улетучилось, когда они вернулись домой и обнаружили, что Ибен уехала в свой Орхус, или Фюн, или откуда там она была — Кристиан точно не помнил. Он брел к вилле вдовы Шелдруп-Бёркер. Перекинутый через плечо пиджак он держал за петельку указательным пальцем.
Массивная швейцарская вилла утопала в саду. Ее едва было видно с улицы сквозь густую изгородь. Кристиан открыл калитку, и петли тоскливо заскрипели. Перед ним был ухоженный садик с яблонями и опрятный уютный въезд. Звонка на двери не было. Кристиан уже собрался постучать, как украшенная орнаментом входная дверь открылась, и на темном фоне прихожей возник тощий индиец, в широких штанах цвета хаки, узконосых туфлях и жилетке с богатыми цветными вышивками. Кристиан вошел, и индиец аккуратно прикрыл за ним дверь.
— Будьте любезны, следуйте за мной, — сказал он с явным индийским акцентом, не поднимая взгляда.
Кристиан вошел в фойе, декорированное сушеными розами и лавандой. По широкой лестнице они прошли в гостиную, окна которой выходили в сад.
— Будьте любезны подождать здесь. Я доложу о вас госпоже, — произнес слуга, не отрывая глаз от туфель.
Кристиан чувствовал себя так, словно совершил путешествие во времени. На стенах висели тяжелые драпировки, скрипучий дубовый паркет почти полностью был покрыт персидскими коврами. Комната была набита смесью восточных и европейских вещиц. Все это подтверждало, что фру Шелдруп-Бёдкер натащила сюда всякой всячины из разных стран, которые посетила, будучи женой посла. Через некоторое время Кристиан обнаружил, что в комнате звучит музыка. Откуда-то доносились индийские мелодии, исполняемые на флейте. На стене в огромной золоченой раме висел большой портрет пожилой женщины в экзотическом наряде. Она стояла на фоне лунного пейзажа. В ее лице было что-то неприятное, но достойное уважения. Кристиан подошел поближе, чтобы рассмотреть инициалы в правом нижнем углу: «О.Н.» Неожиданно позади него что-то зашуршало в дверях.
Там стоял оригинал. Вдова была облачена в фиолетовое кимоно и сандалии. Терракотово-красные волосы крупными кудрями уложены вокруг худого лица.
— Добрый день, господин Холл.
— Добрый день, фру Шелдруп-Бёдкер.
— Зовите меня просто Констанс, Холл. Раньше, когда мой муж был жив, я предпочитала, чтобы меня звали госпожой Шелдруп-Бёдкер. За годы, прошедшие после его смерти, я попыталась привыкнуть к тому, чтобы меня называли вдовой Шелдруп-Бёдкер. Но это кошмарное имя… Я так и не смогла с ним смириться. И сейчас я предпочитаю, чтобы меня называли Констанс. Будьте любезны, садитесь. Ранганат скоро принесет что-нибудь освежающее. Вы ведь не помните моего мужа, Холл? Он был грандиозный человек, великий человек, великий! — продолжила фру Шелдруп-Бёдкер, прежде чем Кристиан успел ответить.
— Вы курите? — спросила она и достала серебряный портсигар с полки под чайным столиком. Они сели на стульях в стиле рококо в эркере напротив сада.
— Боже, как скучно! — сказал она, когда Кристиан поблагодарил и отказался от сигареты. Она достала мундштук, вставила туда сигарету и прикурила. — Вы, наверное, и спортом занимаетесь на каком-нибудь отвратительном стадионе? Они в последнее время стали так популярны, — она странно протянула гласные в последнем слове. — Так в чем заключаются ваши намерения? Расскажите, будьте добры. — Она выпустила дым через ярко накрашенные вызывающе красные губы. — Прежде люди гуляли на свежем воздухе. Сейчас они утомительно и нудно изнуряют себя в сырых и темных подвалах, как мне рассказывали. Это не может быть полезно для здоровья.
Кристиан не нашелся что ответить. Он не ожидал такого развития беседы.
— Все молодые директора в наши дни все равно внезапно умирают. Либо от рака, либо от инфаркта. Это просто ужасно. Вот такие же, как вы, Холл, мужчины вашего поколения тренируются и тренируются, но все равно заканчивают свой жизненный путь где-то к пятидесяти годам. Что, без тренировок вы себе уже и жизни не видите? Ну да бог с ним, ведь вряд ли вы нанесли мне послеобеденный визит, чтобы выяснить мое мнение о тренировочной истерии, не так ли, господин Холл? Не принимайте это близко к сердцу, — произнесла вдова Шелдруп-Бёдкер. — Но я должна вам сказать, что в одежде вы весьма традиционны. Галстук с желтыми якорями… Я надеялась, что у вас неплохой вкус.
Кристиан вспыхнул. Он чувствовал, что сейчас сорвется. Тут кстати вспомнилось высказывание, которое он прочитал в книге, подаренной Эрлендом. Это была книга цитат из великих литературных произведений самых известных писателей всего мира.
— Ну, как сказал однажды Томас Манн: «Одевайся как буржуа, а думай как революционер».
— Вряд ли он сказал это по-норвежски. Он это сказал или все-таки написал? Я всегда прислушиваюсь к остроумным фразам выдающихся людей. Как я понимаю, они получают признание за случайно сказанную во время какого-нибудь обеда фразу. А когда они сидят у письменного стола и имеют в своем распоряжении весь мир, то… Вы знаете, и Харальд Григ и Уильям Нюгорд, я имею в виду старика, разумеется, могли быть очень остроумными. Так вот. Я вижу, как вы одеваетесь. Но если вы думаете, как революционер, то это совсем другой вопрос. Может, будет интересно послушать об этом больше. — Она снова откинулась на спинку стула и позвонила в маленький колокольчик. В дверях вырос индиец.
— Шерри? — спросила фру Шелдруп-Бёдкер и посмотрела на Кристиана.
— Да, спасибо.
— Ряда слышать, что вы хоть от алкоголя не воздерживаетесь. — Она повернулась к своему слуге: — Ранганат! Два тио-пепе. И тарелочку кешью из Кашмира. — Она снова откинулась назад. — Ну, расскажите-ка мне о ваших революционных планах.
Вошел индиец с шерри и кешью.
— Что-нибудь еще, фру? — спросил он.
— Нет, спасибо, все в порядке, — проговорила фру Шелдруп-Бёдкер и жестом отпустила его.
— Как я изложил в том письме, которое послал вам на прошлой неделе, — начал Кристиан, — «Скандинавская медиагруппа», где я являюсь директором по развитию, желает стать ведущим актером в скандинавской медиаотрасли. Как вы, вероятно, знаете, сегодня в норвежской медиаиндустрии существует четыре больших концерна. Это «Шибстед», «А-Прессен», «Оркла» и СМГ. Кроме того, шведские «Бонниер» и «Кинневик» и финская «Санома» имеют свои интересы в этих предприятиях.
Он не мог не заметить, что фру Шелдруп-Бёдкер зевнула. Она попыталась скрыть это, поспешно забросив в рот кешью.
— СМГ — не самый крупный участник по оборотам, но быстро растет и развивается. У концерна есть амбиции стать крупнейшим в Скандинавии. Существенный шаг в этом направлении — это усиление издательского отделения концерна. Его оборот сегодня — больше двухсот миллионов.
Фру Шелдруп-Бёдкер снова зевнула. Челюсть ее хрустнула.
— По нашим представлениям, в норвежской книжной отрасли издательство «Ашехоуг» самое интересное как само по себе, так и в свете тех возможностей, которые мы подразумеваем.
— То есть вы хотите купить мои акции в «Ашехоуге»? Вы это пытаетесь мне внушить? Понимаете ли вы, молодой человек, какая это ответственность — владеть таким издательством, как «Ашехоуг»? — Реакция фру Шелдруп-Бёдкер была именно такой, какую ожидал Кристиан.
— Да, естественно, мы очень осторожно продолжим его традиции. Мы очень хотим продолжать ту культурно-историческую и общественную роль, — Кристиан подчеркнул эти слова, — которую играло издательство, фру Шелд…
— Ради бога, зовите меня Констанс!
— Да, разумеется, извините. Я не знаю, насколько хорошо вы знакомы с составом СМГ и теми принципами, которые лежат в основе работы главного акционера.
— Никакого понятия, господин Холл. Будьте так добры, не утомляйте меня больше, чем это крайне необходимо. Все эти технические детали можно опустить. Переходите к сути.
— Главный акционер СМГ, Аугустус Агер-Ханссен, передает свой контрольный пакет акций для управления этому учреждению, если уставной обычай гарантирует, что вы тоже продадите их. Другое условие…
— Ну, что еще? — зевнула фру Шелдруп-Бёдкер и осушила свой бокал шерри.
— СМГ в качестве владельца «Ашехоуга» будет гарантировать то, что владение норвежской издательской областью останется в Норвегии. Отрасль, которая иначе может…
— Отлично, отлично, — зачмокала вдова, — ваш рассказ звучит как сказка. Но позвольте поведать вам небольшую историю, молодой человек, — и она затянула длиннейший рассказ про одного своего французского друга. «Он был очаровательный мужчина, просто очаровательный. Настоящий художник. Поэт в полном смысле этого слова. Он был просто гений…»
Настала очередь Кристиана прятать зевок.
Вдова Шелдруп-Бёдкер снова позвонила в колокольчик, и в комнату вновь вошел индиец и наполнил ее стакан из графина, который стоял рядом.
— Что-нибудь еще, госпожа? — спросил Ранганат тем же монотонным и приглушенным голосом, как и раньше.
— Мои ступни.
— Разумеется, госпожа.
Ранганат опустился на колени перед фру Шелдруп-Бёдкер, снял с нее фиолетовые сандалии и начал массировать ступни. Кристиан старался не смотреть.
— Итак, мой милый, вы говорите, что у вас есть ко мне предложение, — с закрытыми глазами медленно сказала вдова.
— У нас нет конкретного готового предложения прямо сейчас… — Кристиан тут же пожалел о своих словах, — но я могу в любом случае вам пообещать, что мы будем очень заинтересованы представить вам это предложение в очень скором времени.
— Я давно мечтала разделаться с этими утомительными семейными акциями, — пробормотала Констанс. — Кроме того, меня бросает в дрожь при мысли, что мои отвратительные дочери получат хоть что-нибудь после моей смерти. Я предполагаю потратить все, израсходовать все деньги без исключения. Вот тогда они ничего не получат. Они никогда не приходят ко мне, не находят минутки, чтобы позвонить, даже не посылают мне самой маленькой рождественской открытки.
Внезапно фру Шелдруп-Бёдкер совсем затихла. В уголке ее глаза задрожала слеза. Кристиан осторожно прикрыл ее руку своей.
— Вам нет причины стеснять себя.
— Да-да, — всхлипнула она и похлопала его по руке, — похоже, вы понимаете толк в этих вещах, Холл. Вы думаете, я смогу получить за мои акции хорошую цену? — Вдова открыла глаза и посмотрела на него.
— Я могу обещать вам правильную и хорошую цену, Констанс. — Кристиан воспользовался возможностью стать ей ближе.
Ранганат поменял ногу.
— Так лучше, госпожа?
— Еще немножко, Ранганат. Ты просто ангел, чистый ангел.
Она снова откинулась назад и закрыла глаза.
— Я полночи лежу без сна из-за страшных болей в ступнях. И они говорят мне прямо в лицо, что это игра моего воображения. Что нынче приходится терпеть? Даже от самых респектабельных врачей… Это просто кошмар.
Кристиан не ответил. Было понятно, что ему уже пора уходить.
— Еще одно… — начал он, пока она не открыла глаза, — тайна. Полная тайна, разумеется, это главное. Если информация просочится, в том числе и к другим акционерам «Ашехоуга», то едва ли возможно будет совершить хоть какую-нибудь покупку, — проникновенно произнес Кристиан.
— Уильям обедает у меня по первым воскресеньям каждого месяца, я же упоминала об этом. — Кристиан опустил глаза. Его слова явно не дошли до нее.
— И особенно важно, чтобы именно Уильям Нюгорд не пронюхал о нашем разговоре, — прибавил он немного резче. Но фру Шелдруп-Бёдкер только приподняла руку и помахала ею, словно отгоняла мух. Кристиан понял, что теперь разговор закончен и надо уходить.
— Ну, я думаю, мне пора.
— Да, идите, милый, идите, — пробормотала она и приоткрыла один глаз. — Удачи вам. Я искренне желаю вам удачи в ваших планах. Буду рада повидать вас снова. Ранганат покажет вам дорогу. Осторожнее на лестнице. Когда с клена осыпаются листья, там очень скользко. Ах, эти листья…
Кристиан не дослушал болтовню фру Шелдруп-Бёдкер. Молчаливый индиец проводил его до калитки. Сейчас, когда акции вдовы Шелдруп-Бёдкер практически лежали у него в кармане, можно было делать следующий шаг.
— А ты уверен, что это подходящее место для разговора?
— Здесь-то? Да здесь никому до нас нет дела.
— Это же правительственный квартал, рядом Совет министров и Департамент экспедиции министерства. Здесь из-за каждого угла торчит по политическому советнику… — Кристиан обвел взглядом помещение, чтобы проиллюстрировать свои слова.
— Да успокойся, все отлично. Если бы мы с тобой сидели в «Бристоле» или «Тострупе», то обязательно нашелся бы кто-нибудь интересующийся. А здесь? Да никогда в жизни.
Кристиан и госсекретарь Сюр Ингвальдсен сидели в совершенно новой столовой за столиком у окна напротив Акерсгатан.
— Мне надо показывать им свой паспорт?
— Мы храним государственную тайну, как известно. — Ингвальдсен иронично улыбнулся и протянул руку к гладкой прическе.
Кристиан думал, что охрана заставит его показать членский билет Рабочей партии, но охранник даже не подошел к нему. Как один из руководителей государственного совета Рабочей партий Ингвальдсен даже не задумывался о подобной чепухе. Кристиан, в свою очередь, не собирался подшучивать над сидящим здесь членом правительства.
— Тому уже четыре года, Сюр? Последний раз мы виделись на празднике по поводу окончания Высшей торговой школы. Ты уже чуть ли не на вершине государственной власти.
— Зато всегда есть чем заняться. Кроме того, на вершине государственной власти министр, а не я. Не забывай об этом.
Кристиану показалось, что Ингвальдсен просто разминается перед тем, как начать говорить о серьезных вещах.
— Как ты думаешь, долго ли продержится правительство Стольтенберга? До выборов следующей осенью?
— Не знаю, определенного мнения пока нет, во всяком случае официального. Но даже если Рабочая партия не останется правящей, карьерные возможности найдутся всегда.
Кристиан заинтересованно расспрашивал Ингвальдсена о его прошлой работе журналистом. Но все это была пустая болтовня. Кристиан прекрасно знал, чем государственный секретарь занимался после окончания Высшей торговой школы. Сначала Кристиан с большим трудом вспомнил какого-то Сюра из Бергена, но он проделал основательную исследовательскую работу.
Эта встреча за ланчем была важна для него. Кристиан целиком и полностью попадал в зависимость от доброй воли разных политиков, если проект «Сехестед» войдет в силу.
— Ладно, Кристиан, — сказал Ингвальдсен, поглядывая на улицу, — как у вас там в концерне говорят: «Кончай молоть чепуху и переходи к сути дела».
Кристиан выпрямился и глотнул кофе. Самым важным сейчас было получить копию документов по продлению норвежского владения в издательской отрасли, чтобы правительство не чинило препятствий проекту «Сехестед».
— Так вот — но это только между нами — ситуация такова. «Скандинавская медиагруппа» желает поддержать продукцию и деятельность концерна, о чем сейчас так много шума подняли и газеты, и интернет-порталы, и телевидение, и журналистика вообще.
Сюр открыл свой пакет с едой и начал жевать сэндвич.
— У нас уже наработана некоторая издательская деятельность, но мы хотим укрепить позиции в издательском деле и одновременно использовать позиции между живой экономикой и книжной отраслью, чтобы как можно лучше позиционировать себя, когда медиаконвенция окончательно вступит в игру. Поэтому мы готовы изыскивать возможности для того, чтобы начать активно развивать издательскую отрасль Норвегии. Короче говоря, Сюр, — сказал Кристиан, заметив, что Ингвальдсен уже утомился, — СМГ хочет взять контроль над «Ашехоугом» и «Гюльдендалем».
Рука госсекретаря замерла в воздухе. Кристиан прибавил суровости в голосе:
— И слить их в большой издательский концерн, котирующийся на рынке.
Кристиан последовательно выкладывал одну карту за другой.
— Как мы оба знаем, такая сделка подпадает под закон о труде. Но мы не хотим делать что-либо, противоречащее интересам наших акционеров. Во всяком случае, не получив предварительно одобрения властей.
Ингвальдсен ничем не выдавал своих мыслей. Он молча жевал свой сэндвич, не сводя взгляда с улицы.
Кристиан остановился и взялся за кофейную чашку. Теперь очередь Сюра высказаться. Ингвальдсен жевал, глядя в окно.
«Чего он там высматривает?» — нетерпеливо подумал Кристиан.
Наконец Ингвальдсен ожил. Он медленно повернулся к Кристиану.
— Дай-ка угадаю. Ты ведь хочешь, чтобы я все это сказал на государственном совете и потом сообщил тебе об их реакции? Так?
Кристиан решил отшутиться:
— То, что ты хороший госсекретарь, я знал, но что умеешь читать мысли — для меня новость.
— Не очень-то это и трудно. Но позволь задать тебе вопрос: почему ты пришел с этим ко мне? Или, если говорить в нашей манере Высшей торговой школы, мне-то что с этого будет?
— Позволь, я сначала расскажу тебе, как мы это себе представляем, как все это будет исходить от правовых инстанций. Главный аргумент — угроза иностранного вмешательства в наши управленческие дела, и будь уверен, я точно знаю, что со стороны иностранцев существуют конкретные планы, касающиеся и «Ашехоуга», и «Гюльдендаля».
Кристиан откинулся назад и продолжил:
— Благодаря компании Аугустуса СМГ станет лучшей гарантией того, что крупнейшие издательства Норвегии останутся норвежской собственностью.
— Какой еще компании, какого еще Аугустуса?
— Аугустус Агер-Ханссен — главный акционер СМГ. Он владеет двадцатью шестью и одной десятой процента акций. Но на практике он контролирует свыше трех четвертей голосов путем всяких юридических вывертов, то есть Агер-Ханссен действительно имеет полный контроль. Вдобавок он постановил следующее: когда он умрет или, как он сам выражается, «если он умрет», его акции автоматически перейдут его компании. Таким образом, исключается внешний захват, а устав компании Аугустуса содержит такие формулировки, как «свободные и независимые редакции», «качество и доверие», «долгосрочность» и «свобода слова». Козырные карты в политическом смысле слова.
— Основное я понял. — Сюр посмотрел на часы. — Подумаю, что смогу сделать, но некоторые моменты я еще должен уточнить у Йонаса.
«Йонас? Это еще кто?» — подумал Кристиан, но спрашивать не стал. Это пока излишне.
— Да, конечно, — промямлил он.
— Но позволь мне задать тебе еще один вопрос… — начал Сюр.
— Что ты с этого будешь иметь? — быстро парировал Кристиан. — Скажу тебе так: если все получится, то нам будут нужны очень способные люди, с экономическим и политическим чутьем. Они понадобятся нам в руководстве. Но все же позволь и мне задать тебе один вопрос: сколько, как ты думаешь, продержится правительство Стольтенберга? Что будет после выборов 2001 года? — Кристиан осторожно улыбнулся. — Если мы получим одобрение властей, мы начнем работать уже с весны 2001 года. Как в твои карьерные планы это вписывается?
Едва Кристиан вернулся в свой кабинет после разговора с Сюром Ингвальсеном, как тут же зазвонил мобильный. Он выудил трубку из внутреннего кармана и сразу узнал высветившийся номер.
— Привет, Фритьоф!
— Послушай, — Фритьоф перешел сразу к делу, — нам нужно поспешить с договором. На следующей неделе будет поздно. Сейчас скажу, почему вдруг такая срочность. Но расслабься, твоя просьба мне понятна. Я могу пообещать тебе индивидуальный подход. Ты успеешь в «Театральное кафе» к половине третьего, то есть через четверть часа?
— Сейчас посмотрим, — Кристиан кликнул по палму свободной рукой, хотя и без того знал, что отменил все послеобеденные встречи на тот случай, если затянется разговор с Ингвальдсеном.
— Подходит. Но почему такая спешка?
— Этого я в двух словах рассказать не могу. Значит, увидимся через четверть часа?
Кристиан подтвердил и отключился. Фритьоф Киршоу всегда нервно разговаривал по телефону. Но сейчас было как-то иначе.
Кристиан отправился на улицу Розенкранца, где в мае они обедали в «Акве» и где он рассказывал Фритьофу о своем проекте «Сехестед». Через день после этого он переслал Фритьофу и его адвокату все важные материалы, и с тех пор от него ничего не слышал до позавчерашнего дня. Позавчера позвонил Фритьоф и сообщил, что адвокат подготовит все к следующей неделе. Кристиану стало немного легче, но его обеспокоила эта внезапная спешка.
Кристиан пересек площадь перед Национальным театром. И тут увидел огромный «мерседес» инвестора. Машина была припаркована с нарушением всех правил — прямо перед входом в «Театральное кафе». Он собирался пересечь улицу перед Парламентом, когда его взгляд упал на большие рекламные плакаты на стене. Они напомнили ему о постановке Сольстада. Может, им с Тессой правда стоит сходить куда-нибудь вместе?
Кристиан подумал об этом и тут же рассердился на себя за то, что книга Сольстада, которую он оставил у себя на столе прошлым летом, так и пропала без следа.
— У меня назначена встреча с Киршоу.
Не удостоив Кристиана взглядом, метрдотель пробежал глазами по линованной тетради и кивнул, приглашая следовать за собой.
— Привет, Кристиан! Садись! Представь, — проговорил Фритьоф, когда метрдотель ушел, — они отдали мой столик кому-то другому. А оставшиеся свободные столики только здесь, в общем зале. И я должен тут сидеть, со всякими… А ведь я им звоню только в том случае, чтобы предупредить, что мне столик не нужен. Но я не стал сильно скандалить. Мне кажется, что и здесь неплохо. Стулья с высокими спинками. Тут мы и пошептаться сможем. Не то, что там. Тебе как? Давай, может, быстренько что-нибудь перекусим несложное. Мне надо вернуться поскорее на работу. Раки? Стейк?
Кристиан кивнул на стейк, и Фритьоф подозвал кельнера. Потом он вынул из внутреннего кармана два сложенных листочка и положил на стол.
— Это самая что ни на есть подробная экспертиза. Твой проект, определенно, обещает стать доходным предприятием. Эти цифры — сплошные предположения, притом что этот издательский концерн находится только на бумаге. Прими это как хороший знак. Как видишь, — Фритьоф разложил перед Кристианом распечатки таблиц, — адвокат дал несколько сценариев инвестирования на два года вперед. Фирма при этом активно действует на рынке. Это же то, что ты хотел, так?
Кристиан кивнул и задумался. Сейчас следовало держать язык за зубами.
— По подсчетам моего адвоката, ценность слияния существующей издательской деятельности СМГ с «Ашехоугом», «Гюльдендалем» к АО «Сехестед», при условии, что интеграция «Скандорамы» не станет известна на рынке, составит приблизительно два миллиарда. Со следующим исходным пунктом: курс «Гюльдендаля» на день покупки плюс бонусы.
Кристиан снова кивнул, и Фритьоф продолжил:
— Давай для простоты представим, что АО «Сехестед» поделится на двадцать миллионов акций и первоначальный биржевой курс составит сто крон таким образом, что общая стоимость на рынке становится два миллиарда, как ты и упоминал. Что действительно касается первоначального курса, то он перейдет к тебе, поэтому считаю, что тебе следует пригласить кого-нибудь из «Маккинси», кто сейчас работает в «Голдман Сахс» и «Морган Стэнли».
Кристиан только кивал.
— Мой адвокат предлагает сделать это исходным пунктом. Он предлагает потребовать опцию на пятьсот тысяч акций, к десяти кронам за акцию. Тогда тебе достанется два с половиной процента от акций общества, и, по-моему, это вполне правомочное требование.
Кристиан снова кивнул и максимально сосредоточился.
— Дано: курс АО «Сехестед» через два года останется тем же, что и на момент создания, то есть сто крон. Тебе придется заплатить всего пять миллионов, чтобы получить пятьдесят. И налог ты заплатишь сорок пять миллионов. И, как видно из этой колонки, удвоение стоимости акции до двухсот крон принесет тебе девяносто пять миллионов прибыли. Если все пойдет по-другому и курс уменьшится вдвое, ты возьмешь двадцать миллионов, а если курс утроится, ты получишь целых сорок пять миллионов.
Кристиан поднял брови. Цифры были определенно больше, чем он предполагал.
— Но, — продолжил Фритьоф и отрезал кусочек сэндвича с раком, — существует одно большое «но». Это новые опционные правила налогообложения. Как ты, вероятно, понял, опционная прибыль сейчас облагается налогом как прибыль по зарплате. Другими словами, ты рискуешь из своей прибыли выплатить пятьдесят пять и три десятых процента налога, а не обычные двадцать восемь, как при акционной выгоде. Никогда не знаешь, какого еще идиотизма ждать от нашего финансового департамента. На твоем месте я бы не исходил из того, что он с ходу не потопит опционное налогообложение. Нынешний порядок подразумевает, что если курс остается прежним, то через два года у тебя окажется не сорок пять миллионов, а двадцать. При возможном удвоении курса ты получаешь не девяносто пять миллионов, а всего лишь чуть-чуть выше сорока. Если курс уменьшается вдвое, то ты получаешь девять миллионов, а в случае утроения — приблизительно шестьдесят пять. Шестьдесят пять миллионов — тоже деньги. Не пойми меня неправильно, но захочешь ли ты платить больше восьмидесяти миллионов налога, Кристиан?
Кристиан потряс головой и принялся считать в уме: «Пятьсот тысяч акций по курсу продажи на триста дает сто пятьдесят миллионов минус опционная цена пять миллионов. Сто сорок пять миллионов минус пятьдесят пять запятая… Нет, черт с ней, с запятой. Минус пятьдесят пять процентов, это приблизительно семьдесят девять… или почти восемьдесят миллионов. Да, все верно».
— Но есть выход. А вот и наш стейк. — Фритьоф полистал другую бумагу. — Поскольку правила опционного налогообложения совершено идиотские, мой адвокат предлагает тебе следующее решение. — Фритьоф вытер пальцы о скатерть. — Сначала тебе надо убедить Бьёрна Ягге пойти на то, чтобы объединить существующую издательскую деятельность СМГ в собственное акционерное общество, которое для простоты мы можем называть «предварительный „Сехестед“», то есть «Пре-Сехестед». Этому акционерному обществу следует формально купить «Ашехоуг» и «Гюльдендаль». Как видишь, мой адвокат обусловил общую стоимость из многих маленьких издательских объединений, как журнальных, так и книжных, чтобы заработать приблизительно двести миллионов. То есть десять процентов биржевой стоимости возможного акционерного общества «Сехестед». Эта цифра весьма приблизительна, но выглядит неплохо исходя из тех материалов, которые ты мне послал. Не так ли?
Кристиан снова кивнул. Он не контролировал происходящее. Он представлял себя марионеткой, а Фритьофа — хитроумным кукловодом.
— Давай для простоты будем исходить из того, что ты зарегистрируешь акционерное общество «Пре-Сехестед» с двадцатью миллионами акций с номинальной стоимостью десять крон таким образом, что общество будет оцениваться в двести миллионов. Другими словами, мы выпустим столько же акций, как будущее АО «Сехестед», но с номинальной стоимостью десять процентов. После этого при эмиссии акций АО «Пре-Сехестед» преобразуется в АО «Сехестед». Но вот в этом-то и фокус. — Фритьоф довольно причмокнул. — Вместо того чтобы просить об опционе в пятьсот тысяч акций в будущем АО «Сехестед» по десять крон за акцию, ты просишь купить то же самое количество акций в «Пре-Сехестеде» по десять крон за штуку к номиналу. Одновременно ты требуешь удержать эти два с половиной процента с возможного роста капитала. И ты это делаешь уже сейчас или сразу регистрируешь акционерное общество «Пре-Сехестед» в Бреннесунде. Тем самым ты не получаешь никакой налоговой опционной прибыли, но покупаешь акции по их реальной цене.
Кристиан нахмурился, но, прежде чем он успел сформулировать какое-либо возражение, Фритьоф продолжил:
— И самое хитрое — это когда АО «Пре-Сехестед» покупает «Ашехоуг» и «Гюльдендаль» и становится акционерным обществом «Сехестед». Стоимость издательства с двух миллионов возрастет до двух миллиардов. Тем самым стоимость одной акции с десяти крон возрастает до ста. Таким образом, ты заплатишь за акции пять миллионов, которые через полгода смогут свободно обернуться на бирже и принести сорок пять миллионов чистыми И при такой выгоде тебе нужно будет заплатить только двадцать восемь процентов налога, а не пятьдесят пять и три, как при опционном решении. Так что подобное решение даст тебе тридцать два миллиона после уплаты налогов, а не двадцать. Двенадцать миллионов ты кладешь себе в карман. Кроме того, ты не ждешь целых два года.
Фритьоф улыбнулся так широко, что Кристиан чуть не подавился. На самом ли деле это так легко и просто, как рассказывает Фритьоф?
— Если мы продолжим удваивать курс, то сокрушительного прорыва в результате интеграции АО «Сехестед» со службами «Скандорамы» не произойдет. Ты положишь в карман шестьдесят восемь миллионов после выплаты налогов, а не сорок. При утроении курса это не представляется невозможным. Я знаю тебя, — Фритьоф подмигнул, — продать и заграбастать сто четыре миллиона, даже после того как налоговая инспекция возьмет свое. Свыше ста миллионов, Кристиан, это не самое худшее, согласись?
Кристиан снова чуть не подавился. Сто четыре миллиона! Чистыми! О такой сумме он не осмеливался и мечтать. Это значило полную свободу в обозримом будущем. Но для перспективы таких доходов ему сейчас нужно пять миллионов крон. Или, в любом случае, сделать формальное предложение акционерам «Ашехоуга» и «Гюльдендаля» перед встречей руководства в декабре. Он не только должен затаиться с пятью миллионами, но и конструкция с «Пре-Сехестед», разработанная адвокатом Фритьофа, тоже достаточный риск. Что, если проект «Сехестед» развалится? Что, если руководство не одобрит его? Что, если сменится власть? Что, если какой-нибудь ключевой акционер «Ашехоуга» откажется продавать? Кристиан запустил пальцы в волосы.
— Ну, что скажешь? — Фритьоф набросился на последний кусок сэндвича со стейком.
— А не слишком ли велик риск? В таком случае я должен выложить пять миллионов на акции общества, которого не существует?
— Задержка с покупкой акций также не годится для традиционного опциона. Ты выкладываешь пять миллионов акций и когда-нибудь ты захочешь выкупить опцион. Но это пустяки по сравнению с тем, что ты таким образом экономишь на налогах. Если ты меня спросишь, то я назову это инвестицией.
Внезапно до Кристиана дошло, что Фритьоф считает, что у него, Кристиана, лежит пять миллионов, чтобы выкупить все здесь и сейчас. Кристиан почувствовал, что у него загорелись щеки.
— Послушай, Фритьоф, буду с тобой честным. У меня сейчас нет пяти миллионов в ликвидных единицах.
— Боже мой, пять жалких миллионов можно просто одолжить.
Кристиан покраснел еще больше. Однако надо было сказать правду. Врать сейчас было бессмысленно.
— Дело в том, Фритьоф, что я и так уже по уши в долгах. И, в отличие от тебя, у меня семья — дети, няня и все такое прочее. И за ту зарплату, которую мне платят в СМГ, трудно взвалить на себя еще и такой заем.
Фритьоф улыбнулся.
— Да не проблема. Ты можешь взять в долг у меня. Я дам тебе ренту в десять процентов, но тебе не придется платить ренту или вычеты. Потому что ты получишь их наличными. Кристиан, послушай, сегодня твой день.
Кристиан почувствовал себя неуверенно: если проект «Сехестед» полетит в помойку, то он останется ни с чем, да еще и с долгом Фритьофу в пять миллионов! Ведь одни расходы по ренте превысят его годовую зарплату в несколько раз.
— Единственное, за что тебе сейчас придется заплатить — это гонорар адвокату, — продолжил Фритьоф. — Самуэльсон, конечно, дороговат, но у нас в стране он самый лучший. Посмотрим, что он пишет… — Фритьоф вытащил из кармана приклеенную к бумажке наклейку. — Он получит сто тысяч за работу плюс полпроцента чистыми в счет налога, когда ты решишь продавать акции. Сто тысяч на лапу, ты понимаешь, старик, это же пара заходов в ресторан.
— Да, Фритьоф, предложение просто шикарное. Но что, если мои планы рухнут? Я хочу тебе сказать, что предпочел бы иметь подстраховку.
— Подстраховку? Естественно, у меня есть подстраховка. — Фритьоф был увлечен. — Я очень хорошо тебя знаю. И знаю, что ты любишь полностью контролировать ситуацию, Кристиан. Поэтому я так и привязан к тебе и хочу обеспечить тебе подстраховку.
Кристиан кивнул, и Фритьоф махнул проходившему мимо кельнеру.
— Не только смеха ради я сказал тебе по телефону, что дело срочное, — Фритьоф посмотрел ему прямо в глаза. — Помнишь про ту работу, о которой я говорил с тобой в «Акве» перед летом?
Кристиан кивнул.
— Мы получаем гарантированное «да» на одну из четырех лицензий. Но у нас есть небольшая проблема. Та, кого мы нанимали шефом, пойдет в декретный отпуск. Сейчас она на втором месяце. Нам она еще ничего не говорила и не знает, что мы в курсе. У нас свои методы. Как ты, вероятно, догадываешься, нам жутко не в тему, что она пойдет рожать под Новый год. Лучше бы это случилось чуть-чуть попозже, хотя бы через несколько недель. А так — не годится. Нам надо ее по-быстрому спихнуть куда подальше. Во всяком случае, еще до Рождества. Поэтому нам нужен кто-нибудь, кто возглавил бы этот консорциум с Нового года, когда лицензия будет уже готова. Ты в нашем списке один из первых номеров, с тех самых пор, когда мы узнали про нее. Сейчас все считают, что ты для нас подходишь. Твой опыт работы великолепен, к тому же вряд ли ты забеременеешь. Я очень верю в твой захват издательства Кристиан. Ради бога, пойми меня правильно. Но если тебе не повезет с «Сехестедом», то в СМГ ты станешь персоной нон грата. А для тебя у нас дверь всегда открыта.
Кристиан слушал как завороженный. Фритьоф достал из внутреннего кармана третью бумажку с распечаткой.
— Условия очень привлекательные, поверь мне. Мы можем предложить два миллиона подъемных плюс три миллиона зарплаты в год. Плюс бонусы. То есть пять миллионов в первый год и три миллиона в последующие, плюс бонусы. Думаю, это в любом случае больше, чем ты имеешь в своем СМГ.
Кристиану трудно было уместить все это в голове. Он уставился на бумаги на столе.
— Я никогда не позволю себе заплатить меньше, чем обещал. Как ты видишь из этой маленькой схемы, вот такая у тебя будет раскладка денег.
Кристиан внимательно изучил листок.
— Но в этой выдержке с этой зарплаты после выплаты налогов и покрытия ренты и выплаты… а на что я жить буду? У меня жена, дети, няня, дом… Да ну что ты…
Фритьоф так вскрикнул, что Кристиан отскочил.
— Я не могу держать тебя в руках как нянька. Ты же сейчас берешь кредитный заем. Нетрудно это понять.
Кристиан опустил вялый взгляд.
— Да, естественно, все это не проблема, — забормотал он, думая, что им нужно либо отпустить практикантку или больше использовать родителей Тессы. Может, даже обратиться с просьбой к ее отцу выступить поручителем за заем и попросить не говорить об этом Тессе, чтобы она не узнала о проекте «Сехестед».
Но тут он вспомнил, что вся эта история на случай, если провалится проект «Сехестед». А он не провалится.
— Отлично, Фритьоф, — сказал он и поднял взгляд. — Все, что ты предлагаешь, очень интересно. Особенно, что касается подстраховки. Ты знаешь, мой проект «Сехестед» будет обсуждаться с руководством в начале декабря. До этого я не могу конкретно сказать тебе по поводу этой работы. Но я согласен на АО «Сехестед» и на твой заем.
— О’кей. Но дольше чем до начала декабря мы ждать не можем.
Фритьоф прервался, потому что зазвонил мобильный Кристиана. Он все время лежал перед ним на столе. Прежде чем Кристиан отключил его, оба заметили, что на экране было написано: «Тесса-мобильный».
— Семья звонит? — заметил Фритьоф.
Кристиан сунул телефон во внутренний карман и огорчился.
Фритьоф посмотрел на свои часы. Это были те же самые «Жере Перрего», с которым он ходил на праздник в Бюгдёе и в «Акву». Свет люстры на потолке отразился в часовых стрелках.
— Слушай, мне пора бежать, — воскликнул он, поспешно собрал бумаги и рассчитался, крикнув: — Запишите на счет Киршоу, — и умчался на Буннефьорд.
Кристиан сидел некоторое время в задумчивости, но знал, что получил совершено уникальное предложение, которое получают нечасто в жизни. Сто четыре миллиона.
Кристиан поднялся на улицу Парламента, раздраженный на Эрленда и всех придурков, которые любили разглагольствовать на тему о вилле Ашехоуг. Он направлялся на улицу Розенкранц напротив Ибсеновского квартала, где хотел отметить договор стрижкой. Обычно он стригся в назначенное раз и навсегда время, каждый второй понедельник, но сегодня легкая стрижка все-таки не помешала бы.
Еще когда он работал в «Маккинси», он стригся в парикмахерской «Ла Бионда» на Акерсгата. Это было дорого, но стоило того. Сначала раз в месяц, но потом чаще, приблизительно каждую третью неделю, а в последний год он начал стричься в постоянное время каждый второй понедельник с четырех до пяти. И всегда у Барбары. Вероятно, каждый второй понедельник — это довольно часто, но, имея столько официальных встреч, важно всегда выглядеть аккуратным.
Сегодня был четверг, и с последнего раза прошло всего полторы недели, но если Барбара на месте, он попросит подстричь его вне графика.
Она была на месте. И ко всему прочему у нее не было клиента, ее кресло в зале на первом этаже было единственным свободным. Кристиан повесил пальто и папку на вешалку и сел, пока Барбара приводила себя в порядок. Рядом с ним сидела молодая женщина, которая, видимо, красила волосы, потому что голова ее была вымазана какой-то клейкой субстанцией. Она листала журнал. Кристиан напрягся, когда понял, какой. Это был «Уоллпейпер». Именно тот номер.
Он следил за ней глазами, пока она не дошла до страницы с рекламой «Дольче энд Габбана», но она быстро пролистнула дальше, и Кристиан перевел дыхание.
Сзади подошла Барбара и обернула накидку вокруг его шеи.
— Чуть-чуть подровняем? Или как обычно, везде коротко и очень коротко на шее и над ушами?
Он кивнул. Единственный раз, давным-давно, она предложила ему сделать мелирование, и он сразу же наотрез отказался. Мелирование для мужчины — это уже извращение.
Барбара подвела его к раковине. Вообще-то мытьем головы должен был заниматься ассистент, но Барбара обычно делала ему все сама, от начала до конца. Мытье волос — едва ли не лучшая часть всего процесса. Положить шею на край фарфоровой ванночки, наклонить голову назад, закрыть глаза и ощущать струю воды, которую льет на него Барбара. Кристиан балдел, сидя на стуле. Он чувствовал, как расслабляются шейные мускулы. Барбара взяла шампунь и начала массировать ему кожу головы.
Он потянул носом, вдыхая ароматы шампуня и духов Барбары. Она была так близко от него! Ее грудь практически касалась его лица. Такое уже случилось однажды, несколько недель назад, но никто из них ничего не сказал.
Они очень редко говорили, и только на темы стрижек и причесок. Кристиан сидел с закрытыми глазами.
Барбара снова полила горячей водой и смыла шампунь, потом легко промокнула голову полотенцем. Кристиан поднялся и вернулся к парикмахерскому креслу. Он наделся, что никто из других клиентов на него не смотрит, потому что всегда чувствовал себя глупо, когда волосы мокрые и торчат как попало.
Барбара вновь наклонилась над ним, и Кристиан закрыл глаза. Она стригла быстро и ритмично. Металлическое «клик-клик-клик» ножниц. Кристиан сконцентрировался. Он ощущал тепло, исходящее от ее тела. Барбара поворачивала его голову мягко, но властно.
По дороге на работу Кристиан завернул в кофейню на Грейсене. Там стояла длинная очередь, и он пристроился ей в хвост. Вдруг он вспомнил, что во время разговора с Фритьофом позвонила Тесса, а его мобильный телефон до сих пор выключен. Кристиан поспешно включил его и увидел, что на автоответчик пришло сообщение. Кристиан поднес телефон к уху и прослушал его.
— …и еще будет здорово, если ты купишь памперсы по дороге домой. Классно будет, если ты успеешь к ужину.
«Да черт же вас всех побери, ты и сама могла бы сгонять в ИСА. Считаешь, я сижу и отдыхаю весь день?» — подумал Кристиан и послал ей ответное сообщение о непредвиденной встрече и о том, что он еле-еле успеет домой к ужину, после чего снова отключил телефон. Он даже думать не хотел о «ледяном» обеде на Крокусвейен.
У Кристиана было несколько бонусных карточек в разные кафе города, но он ими не пользовался, так как кофе он всегда себе покупал навынос здесь, в этой кофейне. Но старые, дающие право на скидку карточки всегда болтались в его карманах.
Пока он стоял в очереди и в ворохе бумажек искал нужную, краем глаза он заметил женщину, которая пробиралась сквозь толпу с двумя полными чашками горячего кофе — к своей подруге, занявшей место у окна.
— Ах, извините, — пробормотал он и отодвинулся, давая ей дорогу, но она лишь улыбнулась и пошла дальше.
Кристиан был уверен, что встречал ее раньше. Он посмотрел ей вслед и сунул карточки обратно в карман.
— Следующий, пожалуйста!
Кристиан поднял глаза. Девушка за стойкой нетерпеливо ждала, когда он сделает заказ. Остальные сновали туда-сюда позади нее, чтобы налить в чашку кофе, добавить молоко или выудить круассаны из-за стеклянного прилавка.
Осилит ли он обычный двойной эспрессо? Кристиан всмотрелся в графитную доску с ассортиментом. Может, и ему стоит попробовать «Мачиато»?
— Я возьму один… один…
Девушка нетерпеливо забарабанила пальцами по углу кассового аппарата.
— Что? — спросила она и помахала ладонью, призывая соображать порезвее.
— Двойной эспрессо. — Кристиан достал отрывной купон и положил его на прилавок, затем обернулся к окну и увидел там чью-то ярко-рыжую прическу.
— Большой или маленький?
Кристиан по-прежнему пялился в окно.
— A-а. Большой, большой.
— Здесь или навынос?
— А? — Ее профиль, когда она говорила с подругой… Что-то с ее профилем…
— Вы будете… здесь пить или возьмете с собой? — Девушка нервным движением откинула непослушную прядь волос с глаз и бросила на очередь взгляд: «Вот ведь урод на мою голову».
— Я возьму с собой.
— Двадцать восемь крон.
Кристиан искал в кошельке монеты.
— У нас нет печати, — сказала девушка, — можно я просто распишусь на карточке ручкой?
Он кивнул и попытался достать десятикроновую монетку, но та прочно застряла в бумажнике. Продавщица повернулась к кофеварке.
Тут Кристиан заметил, что женщина у окна поднялась и пошла прямо на него. Кристиан продолжал копаться в монетах наудачу, пока не увидел, что ее туфли стоят непосредственно рядом с его ботинками. Внезапно ему в голову пришла мысль. Он поднял глаза и посмотрел на ее шею. Татуировка была прямо перед его носом. Женщина протиснулась рядом с ним и нагнулась над прилавком. Она что-то писала. Кристиан заглянул ей через плечо и увидел, что пишет она с обратной стороны его отрывного купона. И писала она той же самой ручкой, что и продавщица!
Он сунул нос обратно в бумажник, когда услышал, как звякнула ручка, отброшенная на прилавок, и женщина удалилась обратно к окну.
— Пожалуйста, — кофейная девушка поставила перед ним его заказ. Кристиан выложил три десятикроновые монетки на подносик и засунул карточку в карман брюк.
— Сдачи не надо, — пробормотал он и надел крышку на чашку. Глядя строго перед собой, он вышел из кофейни на широкий тротуар и пошел куда глаза глядят, лишь бы подальше от этой женщины. Так он брел, пока не дошел до светофора.
Городской шум, повсюду пестрят рекламные щиты с бирюзовым шрифтом на зеленом фоне: «Что такое Sc? Будем мы Sc? Что такое Sc?»
Но Кристиан не обращал на них внимания. Он был взволнован. Отрывной купон жег его сквозь карман брюк. Что-то в ней такое знакомое, думал он. Должно быть, они раньше встречались. Она определенно узнала его, раз нацарапала что-то на его купоне.
Он осторожно достал его из кармана и рассмотрел с обратной стороны. Зажегся зеленый, все пошли через дорогу. Они обходили Кристиана, а он стоял и покачивался, пока снова не зажегся красный свет.
Кристиан поспешно повернулся и пошел по Гренсен. Проходя мимо окна, где сидели эти две женщины, он бросил на них поспешный взгляд. В окне отражалась улица, но вскоре он поймал ее взгляд. Она смотрела на него, а ее подруга листала журнал. Кристиан заметил, что она улыбнулась и сложила кончики пальцев вместе.
Он быстро опустил взгляд и побежал дальше. Он уже достаточно увидел.
Вернувшись на работу, Кристиан велел Будиль ни под каким предлогом его не беспокоить, затем достал купон и уставился на номер мобильного телефона, нацарапанный на обратной стороне под розовым бутоном. Там еще стояло неизвестное ему имя. Кристиан опять проверил все варианты по поисковой системе, но такого номера не было в он-лайновом телефонном каталоге. Он взял карточку указательным и средним пальцами, как игральную карту.
— Ну вот это, — сказал он себе и потер карту кончиком пальца, — не могло быть случайностью.
Страстное желание вспыхнуло в нем. Звонить? Или не звонить? В последние несколько раз, когда у него была такая возможность, он просто наблюдал, и в бассейне на Бюгдёе, и в баре «Аква». Он видел перед собой женщину с прической Клеопатры, которая улыбалась ему из кофейни. И пока он вертел карточку в руке, вспомнил цифры, которые Фритьоф смел со стола в «Театральном кафе».
Он решительно положил карточку на стол и набрал номер.
— Как ты считаешь, нам следует поговорить о том, почему мы больше не занимаемся сексом?
— М-м-м…
— Это значит — нет?
— М-м… — Кристиан лежал, повернувшись к жене спиной, и тупо смотрел в темноту.
— Думаю, наверное, да.
Тесса, конечно, знала, что он не хочет об этом говорить. Но она-то хотела. Как-то Кристиан показал ей газетную статью, где известный семейный терапевт-мужчина рассказывал, что, как правило, инициатором похода к психотерапевту выступает женщина, и только ей на этих сеансах хорошо — после них она чувствует себя прекрасно, чего нельзя сказать о мужчине. Тесса отшвырнула статью и называла ее мужской шовинистической писулей. Но Кристиан не мог не заметить, что в глубине души она с этим согласна.
— Но почему мужчинам тяжело говорить о проблемах? — спросила она. — Если ты хоть немного будешь мне доверять, Кристиан, у нас все будет намного лучше.
Она заводила «поговорим про это» исключительно тогда, как они укладывались спать. Кристиан решил позвонить Магнусу Скрамстаду-старшему завтра утром. Это был последний акционер «Ашехоуга» в его списке. Хорошо бы ему уговорить Скрамстада на продажу акций, как ему удалось убедить в этом всех предыдущих. Если Скрамстад-старший знает о планах сына, то разговор будет нелегкий. Вот почему сегодня Кристиану было необходимо выспаться.
Но была еще одна причина, чтобы «поговорить об этом» именно сегодня. Когда Кристиан пришел домой с работы, примерно в полночь, Тесса стояла в дверях спальни в сияющем платье от «Дольче энд Габбана», которое так и висело в шкафу со времени его приезда из Парижа. Ее было трудно понять неправильно. Тесса без слов обняла его и начала жадно целовать. Но Кристиан отодвинул ее от себя, пробормотал что-то бессвязное и ушел в ванную. Боже, один ее взгляд в дверях спальни был такой манящий, но в то же время полный неуверенности и сомнений. Кристиан расстроился.
После долгого и горячего душа он забрался в темноту спальни. По шуршанию ткани он понял, что Тесса легла спать в своем платье.
Кристиан крепко зажмурил глаза. Он отлично знал, что его ждет, и все же сделал попытку:
— Тесса, мне вставать через шесть часов. Может, в другой раз, а?
— Может, тебе кажется, что я… не привлекаю тебя после того, как ты присутствовал при рождении Ханса-Кристиана?
— Да что ты, это уж совсем смешно.
— Думаешь, я поверю? Ты уже несколько месяцев едва ли обращаешь на меня внимание. У меня впечатление, что я кажусь тебе несексуальной, да больше скажу — просто отталкивающей!
— Послушай, Тесса, — Кристиан приподнялся на локте, — ну должна же ты понять, что я не в состоянии думать об этом именно сейчас. У меня на работе критическая и решающая фаза.
— Как думаешь, а чем я занимаюсь целыми днями? Я работаю над «Ашехоугом», и это оказалось гораздо труднее, чем мы думали вначале. И в довершение я вожусь с двумя детьми, плюс новая дура-практикантка, а ты даже не понимаешь, сколько сил требуется, чтобы поддерживать дом и семью в порядке, придурок!
Кристиан услышал два слабых всхлипа. Значит, слезы. Эту бабскую стратегию вести разговор он абсолютно не принимал. Она обзывалась стратегией «поговорим об этом», а по сути это была «слезная стратегия».
Тесса придвинулась к нему и уткнулась лицом ему в спину.
— Как будто мы уже старые. Можешь ты себе представить, что мы вели бы такие разговоры всего лишь пять лет назад?
— Мы стали старше, Тесса. И у нас, кстати, двое детей. Мы ведь уже не студенты, мы больше не ходим в торговую школу.
— Я слишком молода, чтобы быть старой. — Тесса начала ритмично двигаться.
Кристиан резко отодвинулся на край кровати и приподнялся на локте.
— Послушай, — сказал он решительно, — у меня нет на это времени. Мне нужно выспаться. У меня проблема, и она скоро решится. И касается это не тебя, а меня. Спокойной ночи.
— Так расскажи мне о ней. Я, вообще-то, твоя жена.
Он рассердился. Неужели недостаточно слов о том, что проблема будет решена в самом скором времени? Нет, она будет требовать каких-то объяснений.
— Ладно, только не говори громко, разбудишь детей. Я тут внезапно получил странную информацию от Бьёрна Ягге, это одно. А другое — этот поганый Конрад Брош постоянно вставляет мне палки в колеса. Я абсолютно уверен, что он пытается погубить один из проектов, над которым я сейчас работаю, очень важным проектом.
Он еще не рассказывал Тессе о проекте «Сехестед». Его любимое детище по-прежнему проходило под кодовым названием «один из проектов, над которыми я работаю в настоящее время». По правде говоря, Кристиан не был уверен, что она придет в восторг от его суперплана. Для него было важно то, что она справляется в той экономической ситуации, в которой они находятся. Во всяком случае, он больше не слышал про тот дом на Руделёкке. Лучше продолжать держать ее подальше от всего этого, по крайней мере до тех пор, пока не будет пути назад.
Кристиан слабо надеялся, что она расскажет ему про «Ашехоуг» что-нибудь такое, что он мог бы использовать. Но она говорила только об усилении издательской культуры руководства.
Он лежал в темноте. В голове крутились разные мысли. Он вспомнил еще один совсем недавний вечер. У Лоне был выходной, а Тесса ушла на курсы испанского, или керамики, или еще чего-то. Уложив Ханса-Кристиана и Сару, он пошел в кабинет немного поработать. Он сразу же заметил, что Тесса не выключила свой ноутбук. Он немного постоял, глядя на треугольники в защите экрана, которые крутились причудливым образом, прежде чем решился и нажал на «Enter».
Но за заставкой запросили пароль. Он перебрал несколько вариантов, такие как «Сара», «Тосен», «Пежо» и «Крокусвейен», но ничего не подошло, и Кристиан почувствовал себя легче, когда заставка снова активировалась.
— Может, ты хоть чуть-чуть отреагируешь? — прошептала Тесса. — Ты уверен, что у тебя нет небольшой паранойи? — Она осторожно погладила его по спине.
— Нет, в этом смысле я спокоен. Я знаю, что сейчас происходит какая-то ерунда: кто-то что-то делает и мешает мне спокойно работать над проектом. Но я не в силах выяснить, что это и кто. И именно из-за этого я совершенно не настроен на секс в последнее время, Тесса. Совсем не настроен. Спокойной ночи.
Он натянул на себя одеяло, при этом проследил, чтобы шерстяной шарф не сполз с его шеи. Последние вечера он притворялся больным и перед сном обвязывался шарфом.
Тесса долго молчала, потом проговорила:
— Я не знала, что у тебя такие серьезные проблемы на работе.
— Нет, все не так страшно, но они все же есть, и я хочу спать.
— Все будет в порядке, Кристиан. — Она повела указательным пальцем по его лбу, как будто разглаживая морщины огорчения и беспокойства. — У нас двое деток, хороший дом, все здоровы, но ты работаешь, как сумасшедший, да еще в таком напряжении и так сильно расстраиваешься. Почему бы тебе не сбавить обороты? Ты ведешь себя так, будто самое ценное в мире — это в отрасли медиа. Почему бы тебе не поискать менее сложную работу? Уйти с поста директора и найти что-нибудь попроще. Тебе ведь нужно больше времени на меня и на детей.
— Тесса, ты сейчас говоришь совершенно противоположное тому, что говорила раньше! Мне тридцать четыре года, не больше и не меньше. Поздно жить так, как мы жили в двадцать два, а обороты сбавлять еще слишком рано. И, кроме того, я уже снизил обороты, когда ушел из «Маккинси». Ты что, забыла? Но обещаю тебе, как только я запущу проект, все будет намного лучше. — Он снова попытался завернуться в одеяло.
Тесса промолчала. Кристиан уже провалился в первый поверхностный сон, как его снова разбудил ее мягкий голос:
— Кристиан? Ты спишь? Почему ты мне ничего не рассказываешь?
— Ты отлично знаешь почему, Тесса. Хорошо, Тесса! Сейчас, черт подери все на свете, мы будем говорить про то, в чем у нас проблема! — Кристиан сорвал с себя одеяло и повернулся к ней, оказавшись лицом к лицу.
Тесса смотрела на него широко раскрытыми глазами. И он понял, что она испугалась его злобы. Его слова прозвучали резче, чем он хотел. Он погладил ее руку под одеялом.
— Я беспокоюсь за тебя, — сказал он. — Ты так похудела за последнее время. Кажется, что ты почти исчезаешь.
Ничего не ответив, она повернулась к нему спиной и плотно завернулась в одеяло, словно пытаясь запаковаться. Кристиан слышал ее прерывистое дыхание. Это ничего хорошего не предвещало.
— Я слишком толстая, поэтому ты не хочешь меня, — сказала она быстро и с силой. — Именно это ты пытаешься сказать.
— Тесса, не говори так.
— Я не упрекаю тебя за то, что ты считаешь меня жирной и отталкивающей бабой.
— Мы говорим на одном языке?
— Не ори на меня, Кристиан, — этот дрожащий голос балансировал между истерикой и рыданием.
Кристиан вздохнул. Нельзя списать все на отсутствие между ними личной жизни. Он хорошо знал, что это не причина. Но может, кое в чем и причина? Он и в самом деле не мог вспомнить, когда они занимались любовью в последний раз.
Кристиан лег на спину и посмотрел в потолок. Там как будто проносились картинки. Перед ним всплывали разные моменты. И он ведь обещал себе, что то приключение в Париже будет последним! Что на этом он поставит точку! Но нет, он не сумел сдержаться. Даже в Осло!
Кристиан сжал кулаки и почувствовал, как в нем закипает ярость. Почему он не мог остановиться?
Он поспешно выпрыгнул из кровати, включил ночник, сорвал одеяло с Тессы и поднял ее на руки.
— Что ты делаешь? Ты мне спину сломаешь, — бормотала она, пока он нес ее, как ребенка, через спальню, а потом поставил на пол перед зеркальными шкафами.
— Посмотри на себя! — закричал он, показывая на отражение в большом гардеробном зеркале и треся ее платье от «Дольче энд Габбана» обеими руками. Пока он вытаскивал ее руки из рукавов, Тесса прятала лицо в сгибе его локтя.
— Смотри! — закричал он ей в ухо. Сияющее платье комом лежало на полу у ее ног, вместе с соскользнувшим шарфом Кристиана.
Он с силой зажал обе руки Тессы за ее спиной и заставил посмотреть в зеркало. Она пыталась отвернуться.
— Ну, и что ты видишь?
Она глянула и зажмурилась.
— Что ты видишь? Смотри! Что ты видишь, твою мать!
— Монстра, — прошептала она, открыв наконец глаза и посмотрев в зеркало.
— Да ты что? — оторопел он.
— Монстра, — всхлипнула она снова.
Кристиан осторожно поднял ее, положил на кровать и пристроился рядом. В свете ночника они смотрели друг друга. Тесса немного поскулила, потом прильнула к нему и погладила по груди и шее.
Они полежали какое-то время, глядя друг на друга, как вдруг Тесса наморщила лоб.
— Ой, милый, что это ты с собой сделал? — спросила она, — что это за рана у тебя вокруг шеи? — Она поднялась на локте и рассмотрела его шею в свете ночника. — Господи, да что с тобой случилось! — В глазах ее стоял ужас.
— Вчера по дороге на работу свалился с велосипеда. — Кристиан поспешно натянул одеяло до подбородка и отвернул лицо.
Он же уронил шарф, идиот несчастный!
— Это не опасно, просто шлем, — продолжил он беспечно, — нейлоновый ремень под подбородком затянулся и немножко разрезал кожу на горле. Не думай об этом, Тесса, давай спать. — С сильно бьющимся сердцем он потянулся и выключил ночник. Было темно, и он услышал, как она снова опустила голову на подушку.
— Ты разве в шлеме ездишь? — пробормотала она в темноте сонным голосом.
Кристиан лежал с широко открытыми глазами. Он знал, что в последний раз это зашло слишком далеко, даже на шее следы остались.
Тесса лежала, свернувшись калачиком рядом с ним; она спала. Каждый раз, когда вспоминалось все, связанное с кофейней, он начинал думать, что Тесса так и не рассказала ему правду про этого Виктора. После той кошмарной ссоры весной он хотел к этому вернуться позже. Но в Антибе не хотелось портить отпуск, а к осени начал сомневаться: не придумал ли он себе все это. Он просто не мог поверить, что Тесса могла путаться с подобным типом. И, наконец, может, лучше всего будет забыть все и подвести черту под этой дурацкой историей.
Как они с Тессой могли докатиться до такого? Ведь они же когда-то были так счастливы. Он прижался к ней и лежал, охраняя ее глубокий усталый сон.
Магнуса Скрамстада-старшего было никак не застать в офисе в Вика. Но, по словам его секретарши, с ним легче связаться по мобильному. Оказалось, так и есть. После пары попыток Кристиан дозвонился.
— Как насчет моря, Холл? Может, нам прокатиться на моей яхте? Что скажете? Сделаем пару кругов по заливу. Изумительно! Тогда договорились, после обеда в пять часов жду вас на Конгене.
Сегодня утром Кристиан получил приглашение совсем иного рода. Это было приглашение на открытие выставки Лео Доби в Нью-Йорке двадцать первого октября. Кристиан открыл свой палм и посмотрел в календарь. Оказалось, что на этот день назначена встреча в «АОL Тайм Уорнер».
Все отлично совпадало. Уже давно было известно, что Кристиан поедет в Нью-Йорк подписывать договор о намерениях, иначе и быть просто не могло, потому что проект LILO изначально принадлежит ему.
Во время ланча он прошелся мимо ограды Национального театра. После душераздирающей ночной сцены он твердо решил постараться что-то сделать, чтобы их отношения не разрушились окончательно. Пьеса «Достоинство» имела большой успех и шла с аншлагом. Были даже объявлены дополнительные спектакли, и на них тоже все билеты были проданы. Кристиан вздохнул, ему ничего не оставалось, кроме как уйти, но тут кассирша вдруг нашла отказ от двух билетов на двадцать второе сентября, ровно через неделю. Кристиан поспешно согласился и вернулся на работу с двумя билетами в бумажнике.
Остаток дня Кристиан использовал на подготовку к морской прогулке со Скрамстадом-старшим. Он с нетерпением ждал, когда же крупнейший акционер узнает о том, что его сын обращался в СМГ и «Саному», не говоря уже о других медиаконцернах, с которыми мог общаться Скрамстад-младший. Но если Скрамстад-старший захочет продать акции СМГ, то Кристиану надо будет быстро перехватить их, чтобы освободить место для LILO до того, как в управлении концерна все устаканится.
Его беспокоило еще одно: факс, который Будиль принесла ему сегодня днем. После летних каникул он неоднократно пытался связаться с Кнутом Бровиком, но безрезультатно. И тут приходит этот факс, в котором в туманных выражениях сообщалось, что издательский редактор хочет еще немного подождать. Как выяснилось, по ряду причин теперь не надо было срочно учреждать новое издательство.
Такого Кристиан не ожидал. Почему Бровик внезапно пошел на попятный? И что, в конце концов, случилось с проектом ДС, о котором Бровик и Фольдаль прожужжали ему все уши?
— Эй, доброе утро!
— Доброе утро! — ответил Кристиан. Он не решился называть Скрамстада на «ты», так что ограничился только «добрым утром». Это, во всяком случае, вполне нейтрально.
— Ну вот и славненько, что ты согласился принять мое приглашение на эту маленькую прогулку, — прохрюкал Скрамстад, пожимая Кристиану руку.
Он показал на шестидесятивосьмифутовую яхту. Они поднялись на борт. Скрамстад встал к рулю.
— Полный вперед! — закричал он. К счастью, на судне были юнга с матросом, парни из Бангладеш, так что Кристиан был избавлен от обязанностей помощника на судне всякий раз, когда капитан Скрамстад кричал: «Полный вперед! Лево руля» или «Отдать швартовы, тысяча чертей!», «Черт возьми, вон показалась Келлферга! Переложить парус! Снять парус!» Они пересекли бухту Фрогнера и взяли курс на Херберн. Наконец со Скрамстадом-старшим можно было поговорить о деле.
— Вы хотите купить мои акции в «Ашехоуге»? — старик вдруг снова перешел на «вы». — Да пожалуйста. Между нами говоря, я страшно устал от издательской отрасли и от семьи. Эти праздники в саду уже не такие, какими были раньше. Сейчас Уильям приглашает на Драммесвейен, 99, всякий сброд. Не говоря уже о семейных обедах со всеми этими женами и мужьями, то есть теми, кто затесался в семью через браки. Они не умеют надевать пиджак, в то время как Уильям, верный традиции, повсюду ходит и звенит своими орденами, а потом предлагает господам пройти после десерта в библиотеку. Да, даже сам Уильям в последние годы позволяет себе немного расслабить воротник, насколько я это заметил. При такой распущенности хорошим издателем быть невозможно, не говоря уже о писателях. Они не понимают, что такое рафинированность, выглядят как бездомные. Представляете, они даже не знают, как завязывать простейший узел на галстуке. Разве у них может получаться нормальная литература? Да, когда я был молод, времена были совсем другими. Такие фигуры, как Аксель Сандемусе и Сигрид Унсет фланировали по морю, и это было так респектабельно и элегантно.
Кристиан не мешал Скрамстаду болтать и довольствовался тем, что изредка кивал и улыбался про себя. Ничто не говорило о том, что капитан знает о коварных планах своего сына.
— Между нами говоря, — продолжил Скрамстад, который ни разу не проверил, что может быть в фарватере перед его шестидесятивосьмифутовой яхтой, а оба бангладешца сидели в позе лотоса на палубе, — я не готов к такому отношению. Подумать только, что Уильям мог отказать! Мне! Я не только крупный акционер и урожденный член семьи, но и один из крупнейших специалистов в том, что касается регламента и традиций в гольфе. — Слово «гольф» он растянул — «хо-о-ольф». — Я написал прекрасную книгу, Холл, изящную маленькую вещицу о правильном использовании пряжки на ремне на площадке для гольфа. Эти вновь пришедшие владельцы не имеют ни малейшего представления о том, что прилично. И тут Уильям просит меня попробовать обратиться в СМГ — издательство «Спорт и потенциал», которое, по его словам, не просто издает книги по гольфу. Ну и как вы на это смотрите? Я, крупный акционер «Ашехоуга», должен просить издать книгу в одном из издательств моего доброго друга по гольфу Аугустуса Агер-Ханссена?
Кристиан кивнул со словами «Ну да, ничего себе» и подумал, как бы ему снова свернуть разговор на акции. Но Скрамстад уже совершенно вышел из себя и потерял нить.
— Как вы, вероятно, понимаете, я охотно передам все дело кому-нибудь другому — вот вам, например. Но, естественно, вопрос тут в цене. Ведь содержать такую яхту стоит денег, — он улыбнулся и ласково похлопал борт своей яхты. — И, между нами говоря, я хотел бы разыграть моего сына. Совсем чуть-чуть. С тех пор как он стал самостоятельным, он пускает слюни на мои акции в «Ашехоуге». Раньше я думал оставить ему их в наследство, но в последние годы он стал совершенно невыносим. Раскатывает повсюду в маленьком «мерседесе» и совершенно не заботится об одежде. И плавать под парусом он тоже не умеет. И если вы сделаете мне приемлемое предложение, я охотно расстанусь с этим хлопотным акционерным паке…
Словесный поток был прерван громким «бах!» на носу яхты, и отзвук удара прошел через все судно. Оба вскочили, перегнулись через борт и увидели гребца на байдарке, который пытался выровняться. Они только что чуть не потопили его.
— Ну надо же смотреть! — закричал Скрамстад и затряс кулаком. — И выучи правила на море. Парусники всегда идут первыми.
Скрамстад снова сел, и они поплыли дальше, прямо к музею «Фрам».
— Надеюсь, у меня хоть не осталось царапин на обшивке, — вздохнул он.
Кристиан посмотрел вслед байдарочнику, который все еще балансировал со своим веслом. Что-то знакомое было в его фигуре.
— Нам надо сойти с курса! — крикнул Скрамстад, когда понял, что яхта не сможет пройти перед пирсом у музея «Фрам». — Поменять галс! — заорал он, и бангладешцы с трудом вскочили на ноги. Яхта развернулась. Потом они снова попытались пройти в шхеры. Гребец на байдарке все еще вычерпывал воду. Кристиан все смотрел на этого гребца. И тут он обомлел: Уильям Нюгорд! Кристиан присел и взмолился про себя, чтобы топ-шеф «Ашехоуга» и самый крупный его акционер не узнал бы ни его, ни — что, впрочем, было маловероятно, — Магнуса Скрамстада-старшего.
— Поменять галс, шевелитесь! — снова закричал Скрамстад, и они наконец взяли курс на Херберн. Парус поймал ветер, и яхта побежала вдоль Бюгдёя. Кристиан сидел и автоматически поддакивал на болтовню Скрамстада, а сам смотрел на огромную виллу на улице Кристиана Беннеше. Послеобеденное солнце освещало гранитные стены, а лужайка напротив была покрыта самой зеленой травой на свете.
— Боже мой, как медленно, — сказал Магнус Скрамстад, когда яхта постепенно сбавила скорость, хотя ветер не стих. Наконец она причалила и остановилась у заграждения. Между большим и малым Хербернами вода была страшно грязная.
— Нельзя сюда? — спросил он сам себя и удивленно посмотрел на верхний край обшивки лодки. — Ах нет, мы должны причалить на другую сторону.
Кристиан сумел овладеть собой. Он получил от Скрамстада обещание, что тот готов продать акции, и сколько бы они тут ни катались под парусом, он был уже доволен.
— Якорь, лодыри, — заорал Скрамстад на бангладешцев, которые опять сидели в позе лотоса на палубе. Один из них с трудом поднял якорь, который Скрамстад изо всех сил бросил в воду.
— Отлично! Чудесно он лег! Все вон с корабля! — . Кристиан и оба бангладешца с трудом пробрались к берегу по страшной грязи, на глазах посетителей ресторана. Кристиан надеялся, что их никто не узнает, но все одетые по-морскому люди на террасе узнали Скрамстада и принялись радостно его приветствовать.
— Не забудь пришвартоваться, Скрамстад! Ты помнишь про спасательный жилет? — раздавалось над проливом.
Когда они наконец очутились на берегу, Скрамстад предложил выпить шерри на террасе в ожидании служебного корабля, который должен был оттащить его яхту на нужный причал. Но Кристиан с благодарностью отказался.
— У меня назначена встреча в городе, — сказал он. — Спасибо за прогулку с асом. А насчет договора я сам свяжусь с вами, когда мы сделаем официальное предложение. И не забудьте, что все надо сохранить в тайне, особенно от семьи. Вероятно, не все придут от этого в восторг, — он улыбнулся Скрамстаду, который уже шел заказывать себе сухой «тио-пепе».
— Кристиан, ты не прав. Ты, конечно, умный парень, но здесь ты ничего не понимаешь. Когда ты в последний раз ездил на лимузине?
— Ну и что? Все равно я совершенно прав. Черный лимузин с белым шофером — лучше, чем белый лимузин с черным шофером.
— Черный лимузин и белый шофер вышли из моды еще в конце восьмидесятых, — громко закричал Буссе. — А сейчас на дворе двадцать первый век. — Кристиан и Буссе сидели в салоне бизнес-класса самолета на Нью-Йорк. Бьёрн Ягге тоже летел с ними. В этот четверг в нью-йоркском офисе «Голдман Сахс» они должны были подписать международный договор с «AOL Тайм Уорнер».
Скоро закончится эта возня с LILO. Все чаще ему казалось, что он теряет контроль над финансовыми резервами. Уже в конце мая, в тот день, когда Регина вошла в его офис со срочным факсом в руках, он знал: что-нибудь обязательно не согласуется. На самом деле, еще со времени первой встречи с Бьёрном и Конрадом по поводу проекта «Сехестед» в начале апреля, он чувствовал, что за его спиной что-то затевалось. Кристиан постоянно вспоминал ту «почти оговорку» Конрада, когда тот предложил финансировать проект миллиардом от LILO. Уж не говоря про странную реакцию Бьёрна в то раннее воскресное утро в подвале здания, около комнаты «Sat.com». Могло ли это быть как-то связано с нежеланием Буссе частично интегрировать АО «Сехестед» и «Скандораму»? Буссе недвусмысленно сказал «да». Но Кристиан по-прежнему чувствовал, что он желает чего-то иного, нежели действия с «Ашехоугом» и «Гюльдендалем».
Кроме того, Кристиана беспокоило постоянное падение курса акций в информационном секторе.
К счастью, Конрад в последнюю минуту отказался от поездки. Точно так же, как и перед встречей в «Ашетт». По словам Бьёрна, Конрад заболел. Чтобы число представителей СМГ соответствовало заявленному, им пришлось взять Буссе.
Путь на Манхэттен был обычным кошмаром: одна огромная пробка в туннеле Линкольна. Кристиан сидел на заднем сиденье между Бьёрном и Буссе. Становилось все холоднее. Такси медленно ползло вперед. Кристиан попытался заговорить с шофером через стекло. У парня была огромная пышная шевелюра. На карточке таксиста стояло его имя: Мустафари Джаминг.
— Вам не трудно включить печку? — закричал Кристиан в громкоговоритель.
— Чего, братта? — ответил выходец с Ямайки, быстро взглянув назад.
— Включите, пожалуйста, печку, — повторил Кристиан просьбу, четко выговаривая слова.
— Чего?
— У вас печка есть? Печка!!!
— Не работает сегодня, братта, — печально ответил Мустафари Джаминг и показал пальцем в кольцах на сломанный кондиционер.
Шеф концерна Ягге любил показывать хороший пример другим директорам в совместных поездках. Особенно когда дело касалось гостиниц. В СМГ бытовало неписаное правило, что гостиницу выбирает Ягге. И не только гостиницу, но и комнаты себе и своим спутникам. Это с его стороны был такой тактический ход. Ему нравилось селить в лучшей, анфиладной комнате, если таковая была свободна, не себя, а кого-нибудь другого, а сам брал что-нибудь попроще. Таким образом, Ягге убивал двух зайцев сразу: показывал, что он топ-шеф, который никогда не транжирит денег и не дает себе никаких привилегий, и при этом избегал ночных посиделок в своей комнате. Он мог уйти к себе и лечь спать в любое время, когда ему хотелось. Однако нередко случалось, что он бодрствовал дольше, чем другие. Бьёрн любил смотреть, как зевают уставшие директора. Но на этот раз такого риска не было, поскольку и Буссе, и Бьёрн должны были возвращаться в Осло уже на следующий день после подписания договора. Бьёрн был человек старой закалки. Он придерживался принципа, что заключение сделки надо праздновать вечером, а не накануне. Ягге любил дорогие отели, но он выбрал не ультрамодный отель на Манхэттене, а «Барбизон» на Ист-Сайде, и не из-за интерьера гостиницы. Причина была в подвале.
Как и Кристиан, Бьёрн много занимался спортом, в какой точке мира он бы ни оказался. А в подвале «Барбизона» находился один из лучших в Нью-Йорке фитнес-клубов «Екинокс». Это был страшно дорогой клуб. Оборудование там было на грани фантастики. Чего только не было в тех четырех подвальных этажах, каждый свыше семисот квадратных метров.
«Екинокс» работал круглосуточно семь дней в неделю, и в этом была вся суть. Тренажерный комплекс в подвале был тем местом, где решались проблемы со сдвигом во времени. Лучше пойти в спортзал, чем пытаться заснуть или пить кофе, поддерживая бодрость. Как и все любители потренироваться, Бьёрн и Кристиан давно перестали подстраиваться под американское время, когда прилетали сюда всего на одни сутки. Фокус состоял в том, чтобы в течение всего пребывания оставаться в режиме европейского времени. Поскольку разница составляла всего шесть часов, это означало, что спать нужно идти в восемь часов вечера. Прежде чем Кристиан лег, он заказал себе сеанс на велосипедном тренажере, время с четырех пятнадцати до пяти утра.
В пятницу утром он сам проснулся в 3.57, натянул на себя спортивную одежду и спустился на лифте прямо в ресепшн «Екинокса». Девушка с лучезарной улыбкой указала ему персонального тренера, который препроводил его к велосипедному тренажеру. На тренажере можно было запрограммировать пять различных степеней интенсивности нагрузки — от легкой до максимальной. Кристиан пошел на уровень три. В гардеробе ему указали на шкафчик, дали халат, полотенце, мыло, шампунь, пачку с туалетными принадлежностями, шапочку для душа и очки для плавания. Все это было упаковано в пакет с надписью «Стерильность гарантирована». Перед уходом ассистент показал, что можно нажать на кнопку в стене, и тогда ему принесут все, что он пожелает, из продуктового магазина на верхнем этаже.
Тут пришли Бьёрн и Буссе со своими ассистентами. Они тоже выбрали тот же тренажер, что и Кристиан, и вскоре все трое сидели каждый на своем «Спин-о-Маньяке», которые, помимо всего прочего, имели каждый свой компьютер, так что можно было выбрать: едешь ты по еловому лесу, пустыне, гололеду или вовсе по Луне, а также можно было любоваться ритмом сердца и процессом сжигания калорий. Они крутили педали в стеклянном боксе размером с поле для сквоша. Три стены были из стекла, как в такси, а четвертая — зеркальная. Они видели себя и руководителя по велосипедному тренажеру Вокруг них на тренажерах уже сидели другие люди. Все — белые женщины в возрасте около тридцати пяти лет. Они, должно быть, встали до четырех часов утра, чтобы потренироваться. Три из них крутили педали прямо перед ними. На них были надеты тесные шорты и топы из спандекса. Кристиан нажал на какие-то кнопки на компьютере и рассердился на себя, что не надел ничего более модного, чем старые шорты для бега и застиранный рекламный свитер из магазина «Джи-Спорт». Даже Бьёрн, и тот был лучше экипирован.
Вошел тренер — сильно загоревшая в солярии женщина, волосы забраны в длинный хвост, профессиональная улыбка, как у стюардессы.
— Так-так, господа! — заорала она восьми-девяти американкам и трем норвежцам в заднем ряду. — Меня зовут Белинда. Я ваш тренер по спиннингу сегодня утром. Привет, Лиза, рада видеть тебя сегодня! Тебя тоже, Андреа, — лучезарно улыбнулась она и махнула двум дамам в первом ряду, видимо, постоянным посетительницам. Тут она повернулась к крайнему тренажеру, который стоял чуть в стороне от остальных. — Все готовы?
— У-гу, — отозвались женщины.
— Вы все находитесь на третьем уровне? Так?
Снова шелест согласия вокруг Кристиана. Он тоже кивнул.
— Тогда начинаем.
Белинда нажала на свой пульт, свет погас, из динамиков зазвучало «техно», да так громко, что все вокруг завибрировало. Все закрутили педалями в такт Белинде, которая в микрофон задавала темп.
Кристиан не понимал, почему его велосипед такой тугой. Он был не в состоянии выдерживать такой же ритм, что остальные. Тут от стены отделилась Белинда, подошла к Кристиану и нажала на кнопочку. На мониторе перед Кристианом появилась новая графическая картинка. После этого дело пошло намного лучше, и Кристиан вошел в ритм под техноремикс восьмидесятых годов.
«Классно!» — подумал он, вслушиваясь в звук работающих тренажеров, потом поднял глаза и вдруг в полутора метрах от себя увидел супердевушку в трико. Кристиан вновь опустил глаза и сделал вид, что изучает цифры на дисплее. Но и так он видел ее, черт возьми.
«Шорх шорк шорх шорх», — с каждым вращением в Кристиане что-то дергалось. Он невольно подглядывал за девушкой, при этом его взгляд скользил туда и обратно по рядам. Все эти женщины такие свеженькие на вид. Он сосредоточился на той, что была слева. Поверх велосипедных шорт на ней был надет спортивный костюм — как купальник с очень большим вырезом и очень узенькими трусиками. Кристиан заметил, как красиво на ее спине и плечах играли мускулы. Ее бедра двигались равномерно, жесткий захват руля, согнутое тело, грудь покачивалась в такт движению.
Он посмотрел в другую сторону, и его взгляд уперся в женщину справа. Тут он заметил маленькое темное пятнышко на крестце, точно там, где заканчивалась спина. Пот! Она начала потеть! Пятно на ткани постепенно росло, расширялось. Потом он заметил, что несколько капелек пота скапливаются на ее голой шее. Кристиан сжал челюсти. Он снова почувствовал томление. Невыносимое томление. Ему хотелось ее, но — нельзя. Кристиан сосредоточился и в полном оцепенении уставился в зеркальную стену между велосипедистками, и попытался думать о дневной встрече. Вскоре он заметил, что та девушка, справа, смотрит в зеркало прямо на него. Он смешался и опустил глаза. Когда же он снова поднял взгляд в зеркало, то обнаружил, что она все так же настойчиво смотрит на него. Он снова отвел глаза. Что-то в этой девушке изумляло его. Он сконцентрировался на том, чтобы держать ритм, и одновременно заставил себя думать о чем-то другом. Он попытался представить себе помещения «Голдман Сахс» на пятьдесят шестом этаже Броад-стрит, неподалеку от Уолл-стрит. Там пройдет процесс подписания договора. Но мысли не желали уходить от отражения девушки в зеркале. Он внутренне содрогнулся и заметил, что девушка справа больше не смотрит на него в зеркало. Она обернулась и смотрит теперь прямо на него. Кристиан нервно забарабанил пальцами по дисплею, постоянно косясь направо.
Нет, так не пойдет. Внезапным рывком он бросил взгляд на нее.
Улыбка! Огненно-красные волосы.
Он опустил взгляд. «Шорх-шорх-шорх».
Тренер все время ускоряла темп, ее крики звучали все более отрывисто. Близился конец. Часы на дисплее показывали без четверти пять. Кристиан посмотрел на пульс, приблизительно сто семьдесят пять. Когда он посмотрел на «Аккурекс», там было сто девяносто. Это был его предел. Дальше он может начать задыхаться.
Это несоответствие изумило его. Но в этот миг он почувствовал что-то мягкое на внутренней части бедра. Красноволосая девушка положила ему туда руку.
Кристиан не осмелился взглянуть в ту сторону. Он крутил педали с такой силой, с какой только мог. По лбу бежал пот, в висках стучала кровь. Девушка нагнулась и что-то сказала ему в самое ухо. Он не расслышал из-за музыки.
— Что? — закричал он ей.
Она снова нагнулась и что-то шепотом прокричала ему. Красные волосы упали прямо ему на плечи, ее духи пахли очень резко. Но и на этот раз он не расслышал ее слов из-за музыки и шума вращающихся педалей.
Он не стал кричать ей «что?» еще раз и повернулся к ней с улыбкой, выражающей «конечно, что скажешь, детка».
Это, видимо, ни в коей мере не оправдало ее ожиданий. Сначала она удивилась. Затем она убрала руку с его бедра и звеняще рассмеялась. Она отошла, вернулась к своему тренажеру и закрутила педали как ни в чем не бывало.
— Две минуты! — закричала Белинда в микрофон, и все перешли к заключительной стадии. Кристиан уставился на экран, хотя решил не смотреть туда, прежде чем не закончится время тренировки.
Наконец музыка смолкла и зажегся свет.
— Все, на сегодня хватит! — закричала Белинда, — отличная работа, девоч… ой, отличная работа, господа.
Кристиан смотрел на дисплей. Он был совершенно измучен. Он не осмеливался смотреть направо, да вообще по сторонам на всех этих женщин. Они, переговариваясь, выходили из зала. Они даже не задыхались.
Он посмотрел на Бьёрна и Буссе. Буссе выглядел так, будто и не тренировался. Он лишь слегка вспотел. Зато, глядя на Бьёрна, можно было подумать, что он только что пережил шторм: он был весь красный и насквозь мокрый от пота.
— Ну что, пойдем поищем что-нибудь более мужское? — крикнул Буссе и улыбнулся. — Или вам достаточно этих дамских велосипедов?
Кристиан не ответил и улыбнулся. У него было такое чувство, что Буссе жульничал. Может, он неправильно жал на педали или крутил их медленнее, чем остальные? Неожиданно за стеклом, в коридоре, он увидел женщину с красными волосами и прической Клеопатры. Она смотрела на него сквозь стекло и улыбалась. Он уставился на нее. Позади слышалась болтовня Буссе и Бьёрна.
Некоторое время Кристиан смотрел на нее, не отводя взгляда. В тот момент, как он нагнулся, чтобы вытащить ноги из педалей, он заметил, что она показала ему знак! Через стекло он увидел, как она подняла руку и сложила вместе пальцы мягким и быстрым движением.
Кристиан ухватился за велосипедный руль, чтобы не свалиться. Это невозможно! Как она могла узнать! Здесь, в Нью-Йорке! Что это со мной? Как они это видят?
Кристиан в оцепенении смотрел на нее, а красноволосая женщина уже спешила к выходу и вскоре скрылась. Он чувствовал себя как обезьяна в клетке, когда сидел на тренажере. Его терзал и страх, и паранойя. Почему они все время показывают ему этот знак? Что происходит?
Он заставил себя собраться. Вдали он услышал голос Буссе.
— Кристиан, ты идешь или нет? А может, ты хочешь остаться здесь на новый круг? Или пойдешь на беговой тренажер?
Ценой невероятных усилий Кристиан слез с велосипеда. Пока он шел к весам за Бьёрном и Буссе, его всего колотило. Она узнала и показала ему этот знак. Это было вне всяких сомнений. После того случая с девицей в кофейне он клятвенно пообещал себе больше никогда этого не делать. Но здесь, в Нью-Йорке! В тысячах миль от Осло! Ужас застыл у него в жилах. С завтрашнего дня он останется здесь один. И что? Будет он это делать? В самый последний-последний раз?
В отличие от встречи с «Ашетт», которая проходила в марте, на этот раз все было продумано заранее. Договор о намерениях был подготовлен адвокатами в «Голдман Сахс», и единственное, что должны были сделать трое директоров СМГ, это подписать его.
Сонный, с приклеенной улыбкой, как у Бьёрна и Буссе, Кристиан бродил кругами вместе с Реймондом Бернштайном и Джоном Динолой по всей фирме. Их представляли одному за другим директорам «AOL Тайм Уорнер».
Он все вспоминал о той женщине с красными волосами. Появится ли она снова завтра на тренировке в то же самое время?
После непривычных ему фальшивых американских излияний встреча наконец была завершена, и договор с LILO был подписан.
К своему изумлению, Кристиан узнал, что у Бьёрна и Буссе запланирована еще одна встреча с «AOL Тайм Уорнер». Он рассердился, что они не сообщили ему об этом заранее, но Бьёрн успокоил его, сказав, что это касается лишь возможного сотрудничества в дальнейшем между «Скандорамой» и «AOL Тайм Уорнер».
— Может, пройдешься по магазинам? Купи себе новый костюм, например. И встретимся у ресепшн через час, о’кей?
Кристиан кивнул. Пройтись по магазинам? Он не был в магазинах с момента распродажи в «Фернер Якобсен» в июле, когда взял на себя смелость купить себе костюм с позолоченными адмиральскими пуговицами, в котором ходил к вдове Шелдруп-Бёдкер. Помимо этого случая, он и не помнил, когда покупал что-либо сам.
Несмотря на то что он пришел на десять минут позже назначенного времени, Бьёрн и Буссе, казалось, были в прекрасном настроении. На вопрос Кристиана, как прошла встреча, они отделались уклончивыми фразами. Буссе настаивал, что такси будет взять невозможно, поэтому лучше ехать сабвеем. Кристиана почему-то такое предложение не устраивало.
— Кристиан, нас, конечно же, ограбит толпа огромных страшных негров, но зато будет что рассказать Тессе, когда вернешься домой, — поддразнил его Буссе и потянул в сторону сабвея. Бьёрн тоже пошел за ними. Казалось, он был погружен в глубокие мысли о чем-то своем.
Вагон был почти пустой. На скамейке вдоль одной стены сидело несколько представителей цветной молодежи в больших наушниках. С другой стороны сидели несколько пожилых белых людей и смотрели перед собой. Бьёрн и Буссе схватились за поручень, а Кристиан сел на ближайшую скамейку, к молодежи.
Но едва он сел, как Буссе подскочил, нагнулся к нему и закричал:
— Ты что, с ума сошел? Это не та сторона.
Кристиан посмотрел на него недоуменно.
— Эта сторона для черных, — прошептал ему Буссе на ухо и красноречиво посмотрел на ребят.
Кристиан аж подпрыгнул, прежде чем понял, что это шутка.
Буссе загибался от смеха.
— У тебя проблема не только с белыми и черными лимузинами, — хохотал он.
Бьёрн настаивал на том, чтобы сразу поехать в Нью-Арк.
— До самолета еще три часа, однако никогда не знаешь, будет пробка в туннеле Линкольна или нет, — бурчал Бьёрн, — и, насколько я знаю, они еще не построили отдельный туннель для членов «Пандиона».
Буссе заметил, что есть такой сервис — долететь на вертолете из Беттери-парка до Нью-Арка.
— …и теперь, когда мы еще не «Младший брат» в медиамире, то, может быть, всего один разочек…
Ягге сделал страшные глаза.
Младший брат? Что он имел в виду? Кристиан вспомнил, что и Бьёрн упоминал об этом такси прошлой весной после встречи в «Ашетт». Это что, новое крылатое выражение?
Но Бьёрн и Буссе уже вызвали такси и уехали — он так и не успел их спросить.
По дороге в номер его остановил администратор.
— Извините, сэр, вы мистер Холл, не так ли? Некто оставил вам сообщение.
На маленьком белом конверте не было никаких надписей. Кристиан почувствовал, что у него учащается пульс. Зайдя в лифт, он разорвал конверт пальцем. Там оказалась карточка, такая же белая, как и конверт. По элегантной манере письма можно было определить, что писала женщина. Кристиан прочитал сообщение несколько раз: «Лаки Страйк. 7.30». Он перевернул карточку. Та же женская рука нарисовала там маленький схематичный бутон. Наверное, она узнала его имя в ресепшене «Екинокса». Но ведь в «Екиноксе» не было никакой секции для спиннинга с таким названием — «Лаки Страйк». И 7.30. Видимо, это означает половина восьмого вечера. Войдя к себе в номер, он достал с полки каталог «Белые страницы», открыл на букве «Л» и отыскал адрес: Лаки Страйк, 59, Гранд-стрит, Нью-Йорк, 10013, (212) 941 04 79.
Кристиан лег на кровать. Ему было неспокойно.
— Что же делать? — простонал он вслух и приподнялся. Затем схватил трубку, позвонил на ресепшн и попросил соединить его с конторой по найму лимузинов.
— Здравствуйте. Прокат лимузинов. Слушаю вас.
Кристиан заказал черный лимузин с белым шофером к отелю «Барбизон» к семи вечера.
— Черный автомобиль, белый шофер. Я полагаю, вам нужна классика, сэр?
— Да, вы правы, — ответил Кристиан и назвал номер своей кредитной карточки.
Без трех минут семь ему позвонили с ресепшн. Кристиан посмотрел в зеркало и удостоверился, что узел на галстуке завязан правильно.
Одетый в униформу служитель открыл перед ним дверцу автомобиля. Кристиан сунул ему четвертак и скользнул на кожаное сиденье.
— Куда ехать, сэр? — прошуршало в динамике.
— Пожалуйста, по Пятой авеню до Сохо.
— Боюсь, что это невозможно, сэр.
— Почему?
— Пятая авеню — северная граница.
Кристиан не сразу сообразил, в чем дело. Затем вспомнил, что Парк авеню — это исключение. Все остальные авеню на Манхэттене были односторонние.
— Да, конечно. Выберите тогда любую.
— Как насчет Мэдисон?
— Отлично.
Над сиденьем шофера был вмонтирован телевизор, в стеклянном шкафу за длинным диваном стояло шампанское. Кристиан открыл крышку в столике и нашел там склад сигар «Ван Кемп» из Суматры. Сверху на стене висела белая телефонная трубка. Сейчас ее использовали нечасто, поскольку у всех были мобильные телефоны. Кристиан положил руку на темную поверхность телефонного диска. Он засветился. Кристина понял, что это контрольная панель стереоаппаратуры. Из колонок на стене и на крыше запел Фрэнк Синатра: «Нью-Йорк, Нью-Йорк».
Кристиан нажал на кнопку и открыл окно. Стекло опустилось. На него подул горячий воздух Нью-Йорка. Кристиан откинулся обратно на сиденье.
— А куда вам надо в Сохо, сэр? — услышал он голос шофера через интерком.
Кристиан заколебался. Что это за заведение «Лаки Страйк»? Он ответил только:
— Угол Гранд и Вустер.
Тротуар был полностью забит машинами, и лимузин остановился на проезжей части. Стекло между шофером и Кристианом опустилось, и шофер сунул ему квитанцию.
— Ваш платеж в «Готем Лимузин» можно произвести по кредитной карточке. Все, что вам нужно, это поставить здесь свою подпись.
— Отлично, — сказал Кристиан и расписался, уже открывая дверь.
Шофер как-то неестественно закашлялся. Кристиан замер и посмотрел на него вопросительно.
— В Нью-Йорке принято давать шоферам чаевые, сэр.
— Да, конечно, — он достал бумажник и сощурился, глядя на квитанцию в плохом освещении салона. Поездка стоила двести двадцать пять долларов. Он протянул шоферу двадцатидолларовую купюру. Тот бросил быстрый взгляд на купюру и сказал:
— В Нью-Йорке обычно дают пятнадцать процентов от суммы. Это стандарт.
Кристиан покопался в бумажнике, но вспомнил, что в Гардемуне он наменял только двадцатидолларовых купюр. Он достал еще одного «Джексона» и ткнул его в шоферский кулак. Может, получится вписать это в счет командировочных.
— Приятного дня в Нью-Йорке, сэр, — угрюмо ответил шофер лимузина и закрыл окно.
— Надменная скотина, — пробормотал Кристиан и захлопнул дверь сильнее, чем это было необходимо.
Лимузин влился в автомобильный поток. Кристиан посмотрел на часы — естественно, он выбрал «Патек». Ровно полвосьмого. Он надеялся, что женщина уже пришла. Он ясно видел ее перед собой: лицо в маленьких жемчужинках пота, улыбка, волосы, касающиеся его шеи, и руку на бедре. На другой стороне улицы светился неоновый щит: «Лаки Страйк».
Кристиан очнулся в субботу рано утром, ровно в три пятьдесят восемь, спустя три часа после того, как добрался до кровати. Постепенно он начал приходить в себя. Сначала попытался вспомнить, где находится. И обнаружил, что лежит в позе эмбриона, завернутый в шикарные простыни, в «Барбизоне». Ощущения были кошмарными. Первым делом Кристиан посмотрел на часы, благо они находились прямо перед ним. В темноте светились красным четыре цифры: ноль, три, пять, восемь. Он попытался заснуть снова, но глаза не закрывались. Кажется, проснулся окончательно, хотя совершенно этого не хотел. Очень медленно он перекатился на спину. Все тело болело. Эта баба зашла дальше, чем следовало. И этот чертов сдвиг во времени! Кристиан попытался сесть на кровати. Но голова раскалывалась от боли. Он застонал и свалился обратно на подушку. Подождал несколько минут, пока тяжелые удары в мозгу не прекратились. Затем скатился на пол.
Несколько минут Кристиан неподвижно постоял на четвереньках. Затем на четвереньках добрался до ванной. Поднявшись, открыл кран, расстегнул ширинку и помочился в умывальник. К крайней плоти прицепился длинный красный волос. Кристиан снял его и поднял взгляд на отражение в зеркале. Медленно повернул голову набок и оглядел шею. Черт! Кажется, он ясно сказал, чтобы не оставалось следов. Он осторожно погладил красную распухшую полосу на шее. Края раны, к счастью, были ниже воротничка. Скажет, что простудился в дороге.
Он снова вернулся в комнату, лег и свернулся клубочком, пытаясь заснуть. Вдруг запищал телефон. Он поднял трубку. С ним заговорили по-английски:
— Доброе утро, мистер Холл! — голос звучал по-утреннему бодро. — Звоню вам, чтобы напомнить, что вы записаны на тренинг в «Екинокс» с четырех пятнадцать до пяти утра. Вставайте и вперед!
— Твою мать, — невпопад ответил Кристиан.
— Вижу, что вы записаны на уровень четыре, на беговой тренажер. Вы готовы, мистер Холл?
— Ммм, вообще-то… — Кристиан встал. Шею саднило. Во всех мышцах была тупая боль. Ноги дрожали и подкашивались.
— Должна вас проинформировать, что вы записаны на занятие, но мы позволяем гостям отменять занятия без дополнительной платы.
— Нет-нет, все отлично. Я только…
— Так отменять или нет?
— Да, пожалуйста, — ответил он поспешно. Но прежде чем он повесил трубку, его осенила идея: — У вас массаж есть?
— Сейчас, я проверю, сэр. — Телефон переключили на режим ожидания. Он услышал мелодию Луи Армстронга «Чудесный мир» в симфонической обработке. — Нет, сообщений для вас нет.
— Я спрашивал про массаж. Массаж! Можете мне предложить какой-нибудь массаж[22]?
— Ах да, конечно.
Перед дверью в галерею «Диллон» на Вест Бродвей, 421, Кристиан взял бокал розового шампанского. Рядом кто-то радостно восклицал: «Вау, как футуристично!»
Кристиан стоял и оглядывался в помещении. От картины к картине ползала толпа людей. Скоро он заметил, что приблизительно половина зала с одной стороны была закрыта бумагой, точно так же, как он видел в мастерской Доби. Разве Лео не успел распаковать все картины? В то же мгновение кто-то толкнул его в спину так, что розовое шампанское пролилось на рукав. Кристиан раздраженно повернулся, но сразу осекся.
— Ребекка! Боже мой! Какой сюрприз! А что ты здесь делаешь?
Он оглядел ее. Выглядела она очень стильно.
— Знаешь, скорее, это сюрприз для меня, — Ребекка улыбнулась. — Вопрос в том, что ты здесь делаешь? Ты знаком с Лео Доби?
— Знаешь, несколько месяцев назад я купил его картину.
Боже мой, не могу поверить, чтоб ты вдруг стал интересоваться искусством. В Высшей торговой школе ты в этом ничего не понимал, насколько я помню. — Она иронично улыбнулась. Но он не обиделся.
— Это инвестирование чистой воды. Честно говоря, лично я в его картинах не понимаю ничего. Ну раз уж я принял приглашение на его вернисаж и раз уж все равно оказался в Нью-Йорке, то подумал, почему бы не зайти. А ты-то тут почему? Ты знаешь Лео?
— Мы с ним хорошие друзья, вернее, я достаточно хорошо его знаю через одну подругу.
Он никак не мог понять, почему женщин притягивают длинноволосые, пахнущие скипидаром художники в поношенных куртках. Случайность? Он хорошо помнил, что Ребекка вообще ничего не понимала в художниках, и Лео Доби едва ли мог рассчитывать на ее интерес.
— Ты уже здоровалась с ним? — спросил он и кивнул в сторону галереи.
— Да, но ты сходи, я подожду здесь. — Она снова улыбнулась ему.
Кристиан пробрался сквозь толпу и нашел Лео Доби в окружении людей самых разных возрастов.
— Привет! Тебя Кристиан зовут, да? Очень приятно, что ты пришел. — Лео, казалось, был уже слегка навеселе. — Позволь, я представлю тебе манхэттенское общество, которое демонстрирует нам свое кантианское равнодушие, — зашептал он и развел руками, указывая на всех проходящих мимо его картин, — Кант, черт возьми, был прав. Тут никто ничего не понимает в искусстве. Они здесь исключительно для того, чтобы показать себя другим. Собрание хомо сапиенсов. Ты читал Канта, Кристиан? Тогда, может, не все понимаешь, что я говорю, но…
— Я прекрасно понимаю, что ты имеешь в виду, хотя Канта я и правда не читал.
— Прекрасно. Эти бизнесмены и не представляют… Ой, господи, смотри-ка, Нэнси идет! — Лео смотрел на даму средних лет. Та подплывала к нему. На ее шее позвякивало ожерелье из ракушек.
— Как приятно видеть вас здесь, дорогая! — закричал он, прошептав одновременно уголком рта: — Она самая лучшая моя клиентка в Нью-Йорке.
— Что ты думаешь о его картинах? — спросил Кристиан, подходя к Ребекке.
— Старые вещи на тех стенах? Не особо. А вот те, что из серии «То же дерьмо в новой упаковке», очаровали меня. Я чувствую, что это «забумаживание», как Лео это называет, отражает концепцию Кристо… — Ребекка осеклась, увидев, что глаза Кристиана затуманились. — Хочешь, пообедаем вместе? Я знаю тут неподалеку корейский ресторан. Он тебе понравится.
Кристиан посмотрел на часы и понадеялся, что Ребекка отметила его «Патек Филипп». Четверть первого. Он еще не очень хотел есть. Но это не играло роли. Ребекка Лунд, бизнес-леди года, пригласила его на обед. В Нью-Йорке!
— Охотно, — улыбнулся он.
«Йо Ко Хо» действительно был впечатляющий ресторан. Кристиан и Ребекка поднялись по узкой лестнице на второй этаж и сели друг против друга на длинных скамьях. Они сидели между азиатскими бизнесменами. Азиаты раскрыли глаза так, словно впервые в жизни увидели белых людей. Но через минуту они снова вовсю орудовали палочками.
Кристиан огляделся. Он как будто попал в самое сердце Сеула. На стенах и с потолка свисали маски, было сыро и темно. В воздухе стояли какие-то испарения. Шум вокруг ошеломлял.
— Я была здесь вчера по всяким японским делам, — объяснила Ребекка. — Вон там меню, — она показала на доску на стене покрытую иероглифами в вертикальных колонках. Единственное, что понял Кристиан, — это цены, написанные в долларах.
— Расслабься, тут один официант говорит по-английски. — Ребекка улыбнулась и положила свою руку на его.
Кельнер, говорящий по-английски, подошел и объяснил что к чему. Кристиан повторил заказ Ребекки. Они выбрали засоленные свиные ножки, несколько кусочков сырой рыбы, которая называлась не суши, а сашими. «Очень большая разница», — объяснил официант. И еще много всего другого.
Несмотря на то что Кристиан умел быстро управляться с палочками, он должен был сосредоточиться, чтобы скользкие соленые куски не падали на пол. И все же это дважды произошло, однако никто вокруг не обратил на него внимания.
Было очень шумно, и поговорить не удавалось.
— Какой маленький ресторан, — крикнул он, нагнувшись к ней через стол. Она кивнула. Что привело тебя сюда именно вчера?
— Интересуешься? — дразнящее улыбнулась она.
Он проглотил пилюлю и дожевал последние кусочки не «суши, а сашими», которые на вкус были точно как суши в новом ресторане «Восток» в Осло, где он обедал несколько раз. Хотя в тех суши рис был не на дне тарелки, а в шарике рядом.
Кристиан все время искал тему для разговора. Он по-прежнему не знал, видела ли она его на празднике «Первого вторника» или нет. Но поскольку Ребека никак не комментировала это, то решил попробовать.
— Я мог видеть тебя на празднике в Форнебю прошлой весной? — закричал он.
— Что ты говоришь? — она нагнулась и нахмурила лоб, пытаясь услышать его сквозь шум.
— На «Первом вторнике»!
— Да уж…
— А что случилось?
— Это же моя работа. Как директор по развитию в «Шибстеде» я должна ходить на такие мероприятия. Для меня это скорее обязанность, чем удовольствие. — Немного поколебавшись, она продолжила: — Ты попал в точку, когда сказал, что картины Лео ничего тебе не говорят. Немногие осмеливаются такое сказать прямо на вернисаже. Тогда и я честно скажу тебе, что имела в виду, говоря про эти примочки с «Первым вторником». Это очень напоминает детский сад, где все стоят и надувают воздушные шарики. Если шарик не лопнет, то через какое время из него выйдет воздух, — это просто вопрос времени. И картины из серии Лео «То же дерьмо, но в новой упаковке» — характерное явление нашей эпохи. Глобальный капитал стирает все. Новые капиталы и новые медиа имеют печальную тенденцию терять индивидуальность, лицо. Мы так интенсивно развлекаемся до самой смерти, что думаем, что живем.
Кристиан понял примерно половину из того, что сказала Ребекка, но точно осознал, что к «первым вторникам» она относится отрицательно. Он полностью разделял такое отношение. По выражению ее лица он также догадался, что говорить об этом ей не хотелось.
— Здесь слишком шумно, — закричала наконец Ребекка, — и есть я больше не могу. Кстати, у них есть тихий бар, называется «У ангела».
Она указала на потайную дверь в глубине помещения. На ней висела табличка с надписью на английском языке: «Тихо. Не более шести человек».
— У них самое лучшее сакэ во всем Нью-Йорке. Хочешь попробовать?
— Что имеется в виду про шесть человек? — крикнул в ответ Кристиан.
— Это значит, что здесь все очень эксклюзивно.
Ребекка подозвала говорящего по-английски официанта и заплатила по счету так быстро, что Кристиан даже не успел и слова сказать. Одновременно она спросила, есть ли свободные места в баре, в задней комнате. Кельнер посовещался с администратором, который не очень хотел, чтобы в этот «тихий бар» просочились какие-то не азиаты, а уж тем более западные женщины. Но Ребекка была одета в полосатый костюм, как большинство здесь сидящих. Кроме того, она так очаровательно улыбалась, что в конце концов добилась разрешения.
В баре было тихо и скромно. Никаких украшений на стенах и потолке. Интерьер отделан темными пластинами из японского дуба. Освещение такое скудное, что Кристиан не видел противоположного угла, несмотря на то что комната была не более десяти квадратных метров. На полу лежал толстый мягкий ковер, похожий на водоросли.
В зале сидели три азиатских предпринимателя, но никто не оглянулся и не прервал разговора, когда Кристиан и Ребекка тихо вошли и устроились за указанный столик за ширмой.
Кристиан опустился на тонкий, но удобный корейский стул из соломы. Можно было расслабиться и отвлечься от еды трудноуправляемыми палочками. Он ослабил узел галстука и расстегнул верхнюю пуговку на рубашке.
Бармен пришел с картой сакэ. Здесь было, по меньшей мере, тридцать разновидностей. Кристиан снова позволил Ребекке выбирать. Она о чем-то тихо посоветовалась с официантом, тот записал и исчез. Она наклонилась к нему и прошептала:
— Теперь-то мы с тобой сможем поговорить.
Как и там, в ресторане, она осторожно прикоснулась к его рукаву. Но его это не смутило, он расценил это скорее как жест доверия, нежели желание чего-нибудь достичь. Какой же он был скотиной по отношению к ней после разрыва тогда, на вечеринке в Бергене. Он просто пренебрег ею, не отвечал на письма, не подходил к телефону, старался пройти по разным коридорам, садился в столовой как можно дальше. Сейчас его охватило страстное желание что-то вернуть, сделать ей что-нибудь приятное, поговорить, признаться, что он тогда был невероятным гадом. Может, даже намекнуть, что несколько раз за последнее время он очень пожалел о прошлом. С Тессой он не мог говорить о проекте «Сехестед». Но с Ребеккой все было бы проще. Она точно поняла бы его. Она увидела бы движущую силу в его бизнес-плане.
Все было бы проще, если отбросить тот факт, что Ребекка работала на «Шибстед». Уж она бы с огромным удовольствием посмотрела, что у него в папке.
— А что случилось у тебя с горлом? — спросила вдруг Ребекка и показала на его кадык.
Кристиан потрогал себя за шею и проклял собственную неосторожность.
— Я вчера бегал и решил срезать путь. И представляешь, налетел прямо на натянутую посреди какого-то двора веревку для сушки белья.
— А. Веревка для сушки белья? — Она ядовито улыбнулась.
Кристиан опустил глаза.
Бармен пришел с двумя большими бокалами сакэ.
— Ты по-прежнему с этой… как ее, Тесса, кажется? — прервала молчание Ребекка.
Кристиан схватил бокал. Он и раньше заказывал сакэ в азиатских ресторанах, но всегда его приносили в маленьких фарфоровых кружках. Возможно, винные бокалы — корейский вариант.
— Давай лучше поговорим о чем-нибудь приятном? Твое здоровье.
— И твое, — ответила она и подняла бокал.
Вкус сакэ был свежий и прохладный, напоминавший вкус сухого белого вина.
Снова повисло молчание. Они сидели и искали, о чем бы поговорить, оглядывая стены и потолок. Вдруг Ребекка вздохнула и решилась.
— Кристиан, ты счастлив?
— Счастлив ли я?
— Да, существует большая разница между счастьем и успехом.
Кристиан испугался. Он вспомнил, что его посещали такие мысли: на скамейке в Фрогнер-парке, когда он гулял с Сарой и когда он валялся на пляже в смокинге.
— Есть еще большая разница между «разбогатеть» и «жить богато», — продолжала Ребекка, — и вообще, есть большая разница между «быть» и «стать». Я думаю, человек становится счастливым, когда он просто есть. Я определенно хочу еще сакэ.
Он кивнул, бармен подлетел по первому взмаху. Разговор пошел легче. Поговорили о всяких разных вещах в жизни. А после третьего бокала сакэ вообще перестали стесняться.
Он смотрел на Ребекку. В ней было все: успешная карьера, внутренняя сила, элегантность, смелость, искра жизни… и настолько не похоже на вечные жалобы Тессы.
Абсолютно естественным движением он сплел ее пальцы со своими. Она не противилась. Когда к ним тихой походкой подошел бармен и спросил, не желают ли они выпить еще чего-нибудь, Ребекка подвинулась поближе к Кристиану и прошептала ему в ухо:
— Хочешь выпить что-нибудь еще?
Он отказался, и Ребекка попросила счет. Его принесли на фарфоровой вазе и поставили перед Кристианом.
Он достал свою карточку и подписал квитанцию. Краем глаза он успел заметить сумму — каждый бокал стоил двадцать два доллара. Восемь бокалов — несомненно, сто семьдесят шесть. Свыше полутора тысяч крон. Кристиан нацарапал свою подпись и решил, что это он тоже внесет в командировочные: встреча с Ребеккой Лунд из концерна «Шибстед». Он вспомнил шофера из лимузина и прибавил еще тридцать долларов в дополнительные расходы.
Они направились к дверям, ведущим в шумную ресторанную часть.
— Там не твоя папка с документами? — спросила Ребекка и показала на папку, оставшуюся около его стула.
— Да, спасибо. Без этой папки я — труп. — Кристиан благодарно улыбнулся.
Кристиан понял, насколько он пьян, едва они вышли на Астор Плейс. Даже в такси он влез с трудом. Он крепко держался за Ребекку, но она тоже спотыкалась и шла с трудом.
Ребекка назвала адрес, и всю дорогу Кристиан смотрел в окно, пока не заметил, что ее бедро тесно прижимается к нему. Он не придумал, что сказать, но молчание его больше не мучило. Он чувствовал себя счастливым.
Такси остановилось у площади Колумба перед небоскребами с огромными входными дверями.
— Ты тут живешь? — спросил он, взглянув на стеклянный фасад.
— У «Шибстеда» здесь своя представительская квартира. — Ребекка взяла его за руку: — Пойдем, я тебе покажу вид из окна.
Она нажала самую верхнюю кнопку.
— Самый верхний этаж?
— Нет, но я думаю, тебе было бы интересно посмотреть вид на парк.
Лифт шел вверх, разгоняясь. Он стоял рядом с ней и смотрел на светящиеся цифры над дверьми: 3… 8… 12… Сумеет ли он выпросить у нее поцелуй? 18… 29… 37… Здесь, в лифте?.. 49… 53… 57… Может, Ребекка хочет безумства в лифте? 61… 64… 67…
Нет. Лифт остановился на шестьдесят девятом этаже. Ребекка пошла по коридору впереди него и первая ступила на плоскую крышу. Кристиан не заметил высокого порога и налетел на Ребекку. Они упали и покатились по крыше, вцепившись друг в друга. Ребекка всхлипывала от смеха. Под конец они остались лежать на спине, бок о бок, и смотрели на южную панораму Манхэттена.
— По-моему, самая красивая здесь — ты, — прошептал Кристиан и погладил ее по волосам.
Ребекка только улыбнулась ему и, ничего не сказав, поцеловала его прямо в губы. Затем она отвела голову в сторону и легонько оттолкнула Кристиана.
— Не здесь. Пойдем лучше в квартиру.
В холле она скинула туфли и пошла в спальню прямо в чулках. Кристиан положил папку на стул и последовал за ней. На пороге спальни она обернулась и беззвучно прошептала:
— Иди же ко мне!
Оба лежали голые на кровати. Только раз или два в жизни Кристиан переживал нечто подобное. Ничего не получилось. Он просто-напросто не смог. Как размокший перекисший соленый огурец. Даже гибкие пальцы Ребекки не вдохнули в него жизнь.
— Ничего страшного, у нас все хорошо, расслабься, — мягко сказала она и погладила его по лбу.
Он хотел рассказать ей все сразу. Сначала то, что он отмочил в Париже, пять лет назад, и недавно, в марте, и обо всем, что он делал потом, вплоть до полнейшего вчерашнего кайфа.
Ребекка приподнялась на локте.
— Хочешь чего-нибудь выпить?
Прежде чем Кристиан что-то ответил, Ребекка выскользнула из кровати. По пути на кухню она включила музыку. Кристиан лежал, уставившись в полоток. Ночью он пережил такой кайф, что еле выжил. Казалось, он был еще мощнее, чем в Париже. Но это что-то совсем другое. Совсем другое.
Он так глубоко ушел в свои мысли, что не заметил, сколько времени прошло, когда Ребекка вернулась из кухни. Обнаженная, с бокалами в одной руке и бутылкой «Вдовы Клико» — в другой.
— Посмотри, — она улыбнулась и показала ему бутылку, — нашла в холодильнике настоящую «Вдову». — Она опустилась перед кроватью на колени и дернула зубами за обертку пробки. Та слетела, и шампанское пролилось Кристиану на живот.
Они лежали на кровати, пили шампанское и молчали. Кристиану хотелось, чтобы это состояние длилось вечно. Он был счастлив как никогда.
Наконец Кристиан спросил:
— О чем ты думаешь?
— Ни о чем.
— Нельзя не думать ни о чем.
— Ну, это неинтересно.
— Как, это неинтересно?
Ребекка повернулась на бок и натянула на себя простыню.
Кристиан испугался. Почему она внезапно стала такая отчужденная?
— Еще шампанского? — спросил он через некоторое время.
Она не ответила, но, по крайней мере, взяла протянутый бокал.
Ребекка встала.
— Послушай, уже половина четвертого. Тебе, наверное, пора, если ты хочешь успеть заехать в гостиницу перед аэропортом.
«Мой самолет не улетит до девятнадцати десяти», — подумал Кристиан. Но что-то в ее голосе заставило его сказать:
— Да, ты права.
Ребекка вылезла из постели и пошла в ванную. Кристиан встал и поспешно натянул на себя одежду. Он ходил по фойе, ожидая, пока Ребекка оденется.
Внезапно она появилась в дверях, свежая и одетая. Кристиан возился с замочком на папке. Он хотел договориться с ней о встрече в Осло, но ничего не посмел сказать. У дверей он попытался поцеловать ее в губы, но Ребекка отклонилась, бегло поцеловала его в щеку и закрыла за собой дверь.
Найти такси было делом одной минуты. Кристиан сидел, совершенно сбитый с толку, и тупо смотрел в окно такси. Он вспомнил, что забыл купить подарки и попросил шофера остановиться перед «Блуминг Дейл» и подождать его. Бегая по «Блуминг Дейлу» в поисках подарков, он размышлял, почему Ребекка так внезапно переменилась. Может, она была разочарована тем, что у него ничего не получилось? Но почему же она тогда пришла из кухни с шампанским и довольная?
Он выбрал для Тессы маленькую забавную сумочку, а для Сары и Ханса-Кристиана нашел несколько игрушек на первом этаже — куклу, машинку и две кепки.
В аэропорту у Кристиана оставалось много свободного времени. В зале ожидания он зашел в свой почтовый ящик на хотмейле и поспешно просмотрел длинный список новых писем. В самом низу экрана нашел два сообщения, которые заставили его вздрогнуть: первое — от раздражения, второе — от радости. «Черт возьми, как она нашла мой электронный адрес?» — подумал он, открыв первое. Откуда она вообще узнала, что он живет в Осло? Единственное, что она могла знать, это его имя и то, что он останавливался в «Барбизоне».
— Приехать в Осло, — бормотал он, водя взглядом по экрану.
Этого не должно случиться. Он решил подождать с ответом до своего возвращения и тогда ответить, что визита в Осло не будет ни под каким видом.
Потом Кристиан перешел к другому электронному письму. Он нетерпеливо барабанил пальцами, пока сервер открывал последнее сообщение в папке «Входящие». Наконец оно появилось на экране.
«Привет, Чудо-мальчик! Не сильно же ты был темпераментен. Поприветствуй свою очаровательную жену. Надеюсь, дома в постели ты не так плох. Что ты себе вообразил? На что ты рассчитывал после подлости в Бергене? Но месть будет еще слаще, чем я думала. Удачи тебе с проектом „Сехестед“!
Искренне твоя,
Р. Л.».
Он снова и снова перечитывал короткий текст. Он никак не мог понять, откуда Ребекка могла узнать о проекте «Сехестед». Он быстро прокручивал шаг за шагом, что делал и о чем говорил сегодня с ней.
Внезапно до Кристиана дошло. Господи, какой он дурак! Естественно, в кухне! Она, естественно, залезла в папку с документами, которую он бросил при входе. Идиот!
Он вспомнил свои слова, когда она напомнила ему про папку в тихом баре в «Йо Ко Хо». «Без этой папки я труп», — сказал он тогда. Мог ли он выразиться яснее? Да он чуть ли не сам открыл ей папку.
Это было хуже, чем ужасно. Наверное, сейчас весь концерн «Шибстед» узнает о проекте «Сехестед». И это в сто раз усложнит ситуацию. Цены на «Ашехоуг» и «Гюльдендаль» возрастут, и в самом худшем случае весь его проект будет провален. Неужели все рассыплется в прах из-за минутной слабости к Ребекке Лунд? Ну она его и провела!.
Кристиан потер лоб. Ребекка способна на все что угодно. Одним телефонным звонком Бьёрну она запросто может сломать его карьеру. А одним звонком Тессе — разрушить его семью. Со стороны регистрационной стойки он услышал:
— Последнее предупреждение мистеру Холлу! Последнее предупреждение мистеру Холлу! Последнее предупреждение мистеру Холлу! Пожалуйста, пройдите к выходу шестьдесят девять для немедленной посадки.
«Последнее предупреждение мистеру Холлу!» — крутилось у него в голове, когда он шел к выходу шестьдесят девять.
Вернувшись из Нью-Йорка, Кристиан все время боялся, что Ребекка Лунд сделает ему какую-нибудь гадость. Он плохо спал ночью. Дни на работе протекали вяло. Он пытался работать над презентацией перед управлением концерна, но его мысли все время возвращались к тому, что может случиться, если она использует то, что узнала.
Лишь через две недели он немного расслабился, решив, что, возможно, угроза сама по себе уже была для нее местью.
6 ноября, через три недели после поездки в Нью-Йорк, Кристиан сидел за компьютером, просматривая материалы презентации. Осталось четыре недели до встречи с руководством. Сейчас, когда финансирование от LILO стало решенным делом, осталось только усовершенствовать презентацию. А еще одну из этих четырех недель необходимо посвятить укреплению командного духа. Кристиан радовался. Уже в следующее воскресенье они будут в Найроби. Он был хорошо подготовлен.
Он послал презентационные материалы на цветной принтер, который находился внизу, в комнате, где хранилась почта. С распечаткой на бумаге работать легче — можно все материалы разложить на столе и видеть, в какой взаимосвязи они находятся.
Вокруг принтера лежал ворох бумаг. Он собрал их и хотел было уже отложить в сторону, но тут обратил внимание на заглавие на верхнем листе: «Младший брат». Кристиан быстро выглянул в стеклянный коридор, чтобы удостовериться, что его никто не видит.
Первый лист после титульного имел подзаголовок: «Концепция». Кристиан быстро просмотрел ключевые пункты. Кристиан пролистнул следующую страницу: «Финансирование». Вдруг его руки задрожали: «Источник финансирования: „Lease In Lease Out“ как печатный план СМГ».
LILO! Кто придумал использовать миллиард от LILO? Охваченный яростью, Кристиан пролистал оставшиеся бумаги. «Ашетт» и «AOL Тайм Уорнер»… Кто стоит за этим, черти бы его взяли? Он стал поспешно листать бумаги, чтобы найти автора. Потом увидел. Внизу, в левом углу, на каждой странице стояло: «Б.Ш.»
Буссе Шенкенберг! Кристиан рассвирепел. Теперь он начал понимать что к чему. Так вот почему Буссе и Бьёрн дополнительно встречались с «AOL Тайм Уорнер», а его на эту встречу не пригласили. И вот почему Буссе говорил, что СМГ больше не будет ничьим «Младшим братом». Теперь-то он знал, что Бьёрн имел в виду, когда сказал в интервью «Экономической жизни», что договор с «ELLE» — «символический мост для СМГ на европейский медиарынок». Это лишь шаг к тому, чтобы получить «Ашетт» и еще что-нибудь. И вот почему Буссе был столь уклончив в отношении проекта «Сехестед»! Потому что они хотят построить зрительный портал. Это будет глобальная сеть с веб-камерами в частных домах людей. И вот для чего они надумали использовать его LILO!
Кристиан в бешенстве смотрел на принтер, который продолжал печатать очередной лист его собственной презентации. Сейчас он понял, чем было вызвано их странное поведение в подвале. Естественно, именно «Младший брат» было написано на папке для документов Конрада. По этой причине факс от Регины был адресован не ему, а Конраду, и Реймонд Бернштайн и Джон Динола в «Голдман Сахс» тоже были вовлечены?
Исполненный ярости, он взял бумаги Буссе и выбежал из комнаты.
Но мой миллиард от LILO! Чтобы развить этот портал для подглядывания! Не обращая внимания на лампочку, которая мигала сигнальным красным, и на крики Регины, что у шефа важный телефонный разговор, Кристиан бурей ворвался в кабинет шефа концерна.
Ягге как раз положил трубку, когда Кристиан шваркнул перед ним презентацию «Младшего брата» и заорал:
— Что это, черт побери?
Ягге сидел и молча смотрел на бумаги, а потом нажал на кнопку интеркома.
— Регина, я занят.
После этого он показал на кожаный стул, на тот самый.
— Арманьяк?
Кристиан аж отпрянул. Он знал, что это означало. Ягге держал выпивку в кабинете для самых крайних случаев. Об этом знали все в концерне.
Ягге вернулся с двумя полными бокалами.
— Ладно, — начал он, — поскольку ты уже видел эту презентацию, то бог с тобой. Но после твоей реакции я считаю, что ты прочитал уже довольно много. Знаю, что ты взбешен. Но я надеюсь, что ты понимаешь: «Младший брат» — такая вещь, о которой должно знать как можно меньше людей. Кроме меня самого в курсе только Конрад и Буссе. Теперь еще ты.
— Но миллиард LILO! Это же мой проект. Всегда предполагалось, что LILO будет финансировать проект «Сехестед», а не что-то другое.
— Подожди немного. «Младший брат» был идеей Буссе. Мы разрабатывали его аж с зимы. Сначала это был только норвежский проект, но после нашей мартовской встречи с «Ашетт» я стал работать с более крупным национальным вложением. Договор с «ELLE» был замечательным способом завязать контакт с концерном «Ашетт». Однако нам необходимо было финансирование, которое предполагало бы либо степень собственного капитала, либо высокий рейтинг. Конрад первый предложил LILO в качестве возможного источника финансирования «Младшего брата». Но он также имел в виду, что LILO мы должны использовать, чтобы завязать контакт с американским партнером для создания концепции «Младшего брата».
Так вот почему Конрад все время вникал в работу LILO. Буссе он еще мог понять. Он просто идет своей дорогой. Но Конрад, этот подлец искал в «Голдман Сахс» того, кто смог бы функционировать в качестве партнера для «Младшего брата».
Ягге похлопал его плечу.
— Я знаю, что ты сейчас чувствуешь, но подумай о том, что мы сможем заработать на этом проекте. С помощью «Младшего брата» мы, наконец, реализуем наши амбиции и станем одним из ведущих европейских медиаконцернов. — Ягге встал и посмотрел в окно на осеннее голубое небо. Потом он нахмурился. — Единственная проблема заключается в том, что «AOL Тайм Уорнер» тоже хочет быть в компании в качестве партнера LILO, если они получат бо́льшую часть в «Младшем брате». А «Ашетт» в этом не заинтересован.
— Но, честно говоря, Бьёрн, это же чистой воды любительское порно! Что скажет Аугустус? Я думаю, что он заявил СМГ как свободный от порнографии концерн?
Лицо Ягге немного омрачилось.
— Кристиан, ты здесь уже несколько лет и знаешь, как у нас все происходит. — Ягге сделал паузу. — Короче говоря, Аугустусу известно, что существует какой-то совместный проект насчет веб-технологий. Всей сути он не знает.
Кристиан с удивлением заметил, что в голосе Ягге звучит некоторое беспокойство. И тут он сообразил что к чему: Бьёрн, Буссе и Конрад ваяли «Младшего брата» за спиной Аугустуса. Через «Младшего брата», разумеется, они хотели получить центральные роли в мультинациональном обществе. Одновременно власть Аугустуса Агер-Ханссена станет чисто номинальной. Ягге заметил реакцию Кристиана.
— Теперь, когда ты все знаешь, у нас как раз есть вакансия.
Кристиан взял бокал арманьяка и подошел к окну. Это уже совсем другое дело. Он быстро соображал. Было ясно, что всем вовлеченным светили большие деньги. Деньги, благодаря которым можно было попасть в мир по-настоящему богатых людей. Кристиан смотрел на центр Осло. Он как будто смотрел со стороны на самого себя. Но картинка исчезла, как только его взгляд упал на рекламный щит на стене дома на противоположной стороне. Он вспомнил разговор с Эрлендом в «Габлере», на мгновение перед ним возникло убитое горем лицо отца, и он понял, что не может пожертвовать проектом «Сехестед».
Кристиан слышал, как Бьёрн говорит о больших возможностях Аугустуса, об управлении, которое на самом деле является просто тормозом. Кристиан уже хотел было повернуться и отвергнуть предложение Ягге, но остановился. Ведь Ягге только что сказал, что договор с LILO еще не вступил в силу. Это же отличный шанс! Он может замахнуться еще шире. И прежде чем он повернулся, в голове у него был уже крупный издательский медиаконцерн, достигший настоящих высот при новых экономических реалиях.
— Спасибо за предложение, Бьёрн, — спокойно ответил Кристиан, — но я должен отказаться.
Ягге нервно схватился за узел галстука и рванул его. Кристиан не мог сдержать улыбку.
— Такое квалифицируется как мошенничество. По сути дела, я должен идти прямо к Аугустусу.
Ягге ошалел.
— Ладно, Кристиан, чего ты хочешь?
Кристиан выпил арманьяк, поставил бокал на документы на столе Ягге и уперся руками в кожаную спинку стула.
— Когда будешь предъявлять свой сценарий, я взамен предъявлю свой.
Он быстро обрисовал, как представляет себе АО «Сехестед» в качестве самостоятельного предприятия, котируемого на бирже не только как дочернее предприятие под прикрытием СМГ, где он сам будет топ-шефом.
— Не только «Ашехоуг» и «Гюльдендаль», — продолжал он с жаром, — а также «Скандорама» будет приложена к АО «Сехестед».
— Это уж слишком… — Ягге не договорил, когда увидел, что Кристиан приложил руку ко рту, словно говорил в микрофон.
— Буссе может отдыхать, — решительно сказал Кристиан. — Вместо него мне нужен Пер Мортен…
Это решение пришло к нему спонтанно. Над Пером Мортеном у него был полный контроль.
— Естественно, я не думаю делать это бесплатно, — он коротко пересказал ключевые моменты, касающиеся пакетов акций Фритьофа, естественно, не упоминая имен.
Когда он закончил, наступила тишина. Ягге кусал кончик галстука. Кристиан понимал, что у Бьёрна другие причины молчать.
— Ты же собирался позволить мне провести презентацию проекта, а потом заморозил бы его. Ты хотел четвертого декабря принять проект «Младший брат».
— Я должен поговорить с Аугустусом, — медленно проговорил Ягге. — Ты можешь пока выйти?
Ягге кивнул на дверь и влил в себя остаток арманьяка из бокала, а потом пошел к телефону. Кристиан молча направился к двери. Он сильно сомневался в том, что Ягге расскажет Аугустусу правду, разве что упрощенную версию. Скорее всего, Бьёрн наврал ему, когда весной сказал, что Аугустус хочет перенести встречу на осень. Вероятно, это было решение самого Ягге. Предложение стать исполнительным вице-директором прозвучало, видимо, только для того, чтобы польстить ему, чтобы он не предпринял чего-нибудь, что могло бы помешать исполнению проекта «Младший брат».
Кристиан закрыл за собой дверь и увидел Регину. Она сидела и красила ногти красным лаком. Кристиан чувствовал себя подавленным. Он начал бесцельно шагать по коридору. Вдруг он вспомнил, что его собственные распечатки все еще лежат в принтере. Презентация проекта «Сехестед» не должна валяться на всеобщем обозрении. По дороге вниз он подумал, как странно, что презентацию «Младшего брата» послали распечатывать на общий принтер. Вряд ли это был сам Буссе. Распечатки были совсем свежие, листы были еще теплые, когда он их взял в руки.
Внутри никого не было, но и никаких бумаг около принтера не лежало. На столе тоже. Кристиан нагнулся и проверил пачку обороток, но своих бумаг нигде не нашел. Кто-то, должно быть, взял их с собой по ошибке… Он проверил по сетевому окружению, кто входил в программу принтера. Прямо перед его собственным «Кр. Холл» стояло: «Р. Окерстанд».
«Регина? Зачем она послала сюда файлы Буссе? У нее и Бьёрна есть собственные принтеры. Если она послала сюда файл по ошибке, то почему не прибежала, чтобы забрать?» Он пошел обратно, к кабинету Ягге.
— Послушай, Регина, — невозмутимо начал он, — ты печатала на принтере в почтовой комнате? Я спрашиваю потому, что, может, ты какую-нибудь распечатку там забыла?
Не отрывая взгляда от ногтей, Регина пробормотала:
— Как ты медленно соображаешь.
Тут по громкой связи раздался голос Бьёрна.
— Регина, пришли сюда Кристиана. И не соединяй меня ни с кем.
— Все в порядке, Кристиан. — Ягге налил два новых бокала арманьяка и снова указал на кожаный стул. — Я только что говорил с Аугустусом. Он хочет дать тебе шанс. Но условия не очень хорошие.
Кристиан подумал, как же Ягге представил Аугустусу всю историю?
— Насколько я его понял, — продолжил Ягге, глядя в окно, — он хочет сам распорядиться кадрами. — Он поспешно обернулся и посмотрел Кристиану в глаза. — Аугустус идет на это, потому что я в этом деле понимаю. И я не хочу бросать «Младшего брата». Я даю тебе возможность реализовать свой проект, с тем чтобы он не помешал «Младшему брату». — Ягге смотрел на бокал. — У меня есть три условия. Первое. Ты должен достать финансирование, которое не затрагивает собственный капитал до встречи концерна четвертого декабря. Второе. Финансирование должно быть достаточным, чтобы купить пятьдесят и одну десятую процента акций «Ашехоуга» и «Гюльдендаля». Третье. Я должен иметь более конкретный план продажи от акционеров, а также все, что касается ценовых вопросов.
Кристиан молчал. У него не было ни малейшего понятия о том, как можно за четыре недели раздобыть один миллиард крон законным путем.
Ягге глотнул арманьяка и улыбнулся. К нему снова возвращалось его обычное хорошее настроение.
— Буссе выйдет из «Скандорамы» вскоре после того, как твой проект «Сехестед» пройдет через руководство концерна. Я пока поставлю его на свободную директорскую позицию здесь же, в концерне. Но о чем мы здесь говорили, никто знать не должен.
Ягге подмигнул, как будто они вдруг стали закадычными друзьями. Кристиан ответил ему напряженной улыбкой. Он понял, что Бьёрн Ягге никогда не попадал в ситуацию, подобную сегодняшней. Он никогда не умел играть в такие игры, где затрагивались такие интересы.
— Да, Бьёрн, и ты защищаешь меня на встрече с руководством концерна.
— Это я могу тебе гарантировать, Кристиан. Если ты вовремя доведешь финансирование до победного конца. — Он осушил бокал. — До встречи с руководством осталось четыре недели. Но на самом деле у тебя их только три. Потому что финансовая проблема — не лучший повод для отсутствия на тренинге по укреплению командного духа. Он улыбнулся и толкнул Кристиана в спину. Ему понравилась мысль, что он получит выгоду с обоих проектов.
Кристиан вернулся в свой кабинет. Он попросил Будиль соединить его с Джоном Динолой. В Нью-Йорке было не позже начала девятого, но Динола имел обыкновение приходить на работу рано.
После того как Кристиан описал ему ситуацию, Динола уверил его, что ничего не слыхал о «Младшем брате». Он мог, разумеется, говорить только о себе. Но Кристиан почувствовал себя спокойнее.
— Единственное, в середине лета я как-то получил сообщение, — продолжил Динола, что вы больше не работаете с проектом LILO и что вся связь будет осуществляться непосредственно через Конрада Броша. Многие компании заинтересовались предложением LILO на эту осень, но мистер Брош их отклонил.
Тут Кристиан начал приходить в бешенство.
— Ну хоть какая-нибудь из тех фирм, которые хотели работать с LILO, еще заинтересована? — спросил он.
— Да, мы, например, можем связаться с компанией «Херст», которая по-прежнему готова вести переговоры насчет LILO. Но проблема в том, что у вас очень маленький срок. По правде говоря, Кристиан, в нынешнем квартале это совершенно немыслимо. Новый год уже слишком скоро. Но я обещаю, что мы постараемся привлечь «Херст» в самом начале первого квартала, может быть, сразу после самого Нового года.
После Нового года! Кристиан застонал.
Кристиан попросил Динолу не упускать из виду других, кто заинтересован в покупке, на тот случай, если произойдет чудо в течение следующих четырех недель. Но после того как он положил трубку, его охватили сомнения. Возможно ли в самом деле достать миллиард норвежских крон за столь короткий срок?
В течение почти сорока пяти минут Кристиан сидел и думал. Наконец он дошел до такой степени отчаяния, что позвонил Эрленду, просто чтобы поговорить.
— «Младший брат»? — весело сказал Эрленд. — И ты звонишь своему младшему брату? Ты ведь знаешь, что я полный ноль во всех этих финансовых штуках. Я могу помочь тебе, только когда дело касается политической стороны вопроса и внутренних интриг в издательской отрасли. А этот твой французский финансовый друг не может предложить тебе LILO? Ты можешь ему позвонить?
Договорившись с Эрлендом пообедать в «Габлере» в следующую пятницу, Кристиан набрал номер Жан-Люка.
— О-ля-ля, никаких проблем! — Жан-Люк пребывал в прекрасном настроении. — Проблема в том, что ты слишком быстро и далеко мыслишь наперед. Посмотрим, Кристиан. Скажи-ка, а ты никогда не слышал про систему замещения? Я в деталях не знаю ни «Ашехоуга», ни «Гюльдендаля», но думаю, обе эти фирмы достаточно солидные. И они не переоценены. Рагнхильд Виборг по-прежнему держит акции «Гюльдендаля» в своем фонде «Одина». Вряд ли могут возникнуть проблемы с временным размещением в том случае, если ты не сможешь заплатить за акции в начале первого квартала следующего года через LILO.
Кристиан так устал, что не понял, о чем говорит Жан-Люк. Замещение?
Жан-Люк почувствовал неуверенность Кристиана.
— Это очень просто. В тот же день, когда ты покупаешь акции «Ашехоуга» и «Гюльдендаля», ты продаешь их дальше, за ту же стоимость. Одновременно с тем, что ты обязуешься выкупить акции, например до десятого января. Такого рода контракт будет стоить тебе какую-то сумму, но, поскольку риск с нашей стороны минимален, мы будем оговаривать не более одного процента стоимости. Десять-двенадцать миллионов не сильно затронут собственный капитал СМГ.
Кристиан немного расслабился. Почему он не подумал об этом раньше?
— Если ты не выполнишь условия контракта до срока, то мы всегда сможем пролонгировать его.
Кристиан улыбнулся. Пока Динола будет искать американского партнера по LILO, такое замещение решит все финансовые проблемы с проектом «Сехестед». Одновременно с этим он станет реальной фирмой и появится на рынке уже в начале следующего года.
Кристиан был страшно возбужден. Бьёрн дал ему четыре недели, а он справился едва ли не за четыре часа. Выплата вознаграждения размером в несколько жалких миллионов не могла его остановить.
— Что ты говоришь? Мы заключили сделку, мой друг! И пока мы с тобой еще не повесили трубки, можно ли попросить тебя установить для меня через «БНП Парибас» настоящую оценочную стоимость «Ашехоуга» и «Гюльдендаля»?