Героев выбирает небо...

Глава 1

Пузырь. Жизнь словно мутный непроглядный пузырь, через который иногда просто не хочется смотреть по сторонам, всегда страшно. Что в очередной раз пронесется мимо твоей уютной оболочки? Неизвестность. Иногда, когда все тело ноет от усталости, а мозг настолько впал в кататонию, что иной раз пошевелиться, становится просто сродни подвигу или как минимум тем, за что себя можно даже похвалить. Ты пытаешься разглядеть что-нибудь снаружи, увидеть свой путь, и понять, куда он тебя несет. И вот в такие моменты, ты неуклюже проворачиваешься в нём, чтобы сменить одно неудобное положение на другое, понимая, что это всего лишь робкая неудачная попытка изменить себя в этом мире, а получается, что это необходимо, чтоб сместиться внутри обычной, плохо тянущейся кишке. И ничего не меняется. Хотя случается так, что когда тебя выворачивает наизнанку собственное сознание, ты шевелишь безвольно конечностями, и твоя рука робко обтирает внутренний нагар негатива или пелену безразличия своего ненавистного кокона, и ты обретаешь шанс увидеть что-то хорошее, то ради чего стоит жить, по крайней мере то, ради чего захотелось бы жить самому, по — настоящему. И даже когда видишь мир не своими глазами, а получаешь возможность просто полюбоваться на то, как живут другие, ты натыкаешься на такой же пузырь, но находится он уже где-то у тебя внутри. Это словно яд. Он отравляет тебя обидой и злостью, из-за нереализованных желаний. Или опухоль мозга, которая мешает воплотить в жизнь самые смелые, а возможно и во многом наивные фантазии, а может это на тебя давит сам этот треклятый пузырь, который питается мной изо дня в день, отбирая последние стремления, последние чувства. Человек не должен жить в пузыре! Мой пузырь образовался сам, я его не звал и не мечтал о столь неоднозначных оковах, но он появился. Что я мог ему противопоставить, если я сам не подозревал, что он у меня есть. Да, и если признаться честно, он мне был нужен с самого начала, с момента появления на свет. И до тех пор, пока эта уютная оболочка оберегала меня от агрессивного мира, я рос внутри нее, не пытаясь бороться с окружающей средой. Но пришло время, и я из него вырос. Точнее достиг той точки развития, когда мне уже не нужна опека, не нужна защита от зла этого мира, а нужна мне лишь свобода. Сбросить мишуру и глянец потребительской жизни, преодолеть барьеры собственных страхов и поддаться единственной страсти, которая заполонила все. Жажда знаний и безграничное любопытство. Дорога…

… Тут на сцену выходить она — дорога. Но какая она? То, что она одна, я уверен, на сто процентов, ибо это моя дорога. Но как мне ее узнать, как выбрать правильную, и окажется ли она именно той моей, а может, я ошибусь? И вот приходится стоять на распутье, медленно разгораясь от стыда, поглядывая в сторону пузыря и молиться. Молиться, чтобы не пропустить начало именно твоей дороги, твоего жизненного пути…

И вот в эту самую секунду на одной из дорог стоял наш герой, не осознавая, что его путь вот-вот обретёт форму и самое главное направление, а правильное это будет направление или не очень, ему придется выяснить, принимая много важных и сложных решений. Главное не останавливаться.

Поэтому стоя на перекрестке дороги, Камиль в очередной раз не замечал ничего, будучи, глубоко погруженным в собственные жалобы, и тяжело загруженным, бестолковыми и всепоглощающими переживаниями. Все было просто, как угол дома — Камиля не устраивала его жизнь. Нет, нельзя сказать, что он был отпетым неудачником или безвольным дураком, у которого ничего не было. Было в принципе все, что может хотеться нормальному, без звезды в голове, человеку. У него была квартира, хоть и однокомнатная, но достаточно уютная и просторная даже для двоих. Обустроено в ней было все в достатке, ровняясь на современного обывателя 21 века, то есть компьютеры, умные микроволновка и телевизор, программные гаджеты и тому подобное. Была и хорошо оплачиваемая работа, не очень тяжелая, но и не самая интересная в мире. На личном фронте, нельзя сказать, что было все просто, но и в отсутствии такового тоже нельзя было его упрекнуть. В общем-то, самый обыкновенный человек, в самом обыкновенно мире, мире потребительства, алчности и фальши. Естественно, у Кама и не было тяги к какой-нибудь гламурно-богемной жизни, с постоянными тусовками, шопингами и проматыванием драгоценного здоровья почём зря. Хотелось же ему совсем иного: путешествий, новых горизонтов, безграничных знаний. Он читал много разной литературы, как художественной, так и научной, интересовался всем, чем только можно было интересоваться, и не интересовался при этом ничем. Он искал. Искал себя в книгах, в мифах и легендах, в исторических личностях и событиях, пытаясь понять, что может ждать его в будущем, выбирая варианты, пройденные другими людьми в прошлом. Но не находил. Вот Камиль и стоял на остановке возле перекрестка, ожидая приезда «маршрутки», пытаясь грубо представить еще один предстоящий ему, бессмысленный рабочий день. Вся проблема была в том, что Кам разучился получать удовольствие просто от жизни, от окружающей его природы или же от пугающей, но такой могучей красоты огромного города, от нежности весеннего ветерка либо от бархатных объятий тёплого моря. Он перестал видеть вокруг мир, так как его переживание и поиски выхода, из мертвецки сжатого капкана рутины, занимали все его мысли, и, поглощали его. Вся жизнь Камиля Ларина, не имела, мягко говоря, никакой амплитуды. Он почти никогда серьезно не страдал от каких-либо потрясений или бед, но и не вкушал райские плоды богатства и плотских утех. Все его проблемы сводились к: «детским — порванные вещи», «юношеским — не разделенная любовь», и «нынешним — я не знаю, что делать», простым житейским неудачам. Даже в излюбленном отдыхе-туризме, его не покидало чувство, что он просто сторонний наблюдатель, и все те великолепные места, которые он посетил, все равно оставались для Камиля чужими. Он мог с легкостью представить, как охотились племена инков или мая, когда побывал на руинах их древних городов, или мог, попробовать рыбачить совместно с филиппинскими рыбаками от рассвета до заката, изнуряя себя тяжким трудом. Но все равно оставался в роли «модели», на которую примеряют утонченные костюмеры свои вычурные «наряды-роли». Он не чувствовал себя нужным, и самое главное, полезным этому миру и Камилю очень хотелось найти себя, свой путь, свое предназначение.

— Камиль! — окликнул чей-то знакомый мужской голос. — Кам, подожди! — Камиль обернулся и увидел приближающуюся фигуру, бегущего к нему человека со стороны проезжей части. Одет человек был в знакомый серый плащ, с поднятым воротом, и не очень сочетающейся с этим плащом, развеселой шапкой ярко-зеленого цвета. В руках у него был маленький зонтик, потому что погода в этот день была уж очень поганая. С самого утра небо затянуто плотными волнистыми тучами, тусклой ржавчиной, перекатываясь от гребя к гребню. Намечалась буря, которая была уж очень редким явлением, для этого солнечного города, но в таком практичном и прагматичном мире, никто на такие капризы природы уже не обращает внимания. И Камиль остановился, чтобы подождать своего знакомого. Парня звали Юрий Грибов, или по-простому, как его называли коллеги по работе Юрка Гриб. Человек был он веселый, общительный, достаточно умный, но еще не очень зрелый, и в силу своей незрелости, немного не серьезный. Большой любитель современных клубов, вечеринок, да и вообще, любых «тусовок». Нравы в повседневности у Гриба не блистали особым изыском, но и заурядным назвать его было нельзя. А еще он был компьютерным гением, со своеобразным мышлением, поведением и восприятием. Чувство юмора же у Гриба было и вовсе экстраординарным. Например, взломать базу данных районного военкоматы и выслать с его адреса повестки, всем мужчинам, работавшим с ним на фирме, он считал верхом своего тонкого чувства юмора. Или же написать вирус, который вместо открытия рабочей базы, запускал на всех компьютерах, включая «машины» начальства, сайты с порнографическим содержанием. Его за такие проделки, естественно не хвалили, но и уволить его не могли, потому что в своей сфере деятельности он был признанным докой своего дела. Посему даже самое высокое руководство было вынужденно терпеть его выходки.

— Привет Юра! — сказал Камиль и протянул подбегающему, но, ни капли не запыхавшемуся коллеге по работе, руку.

— Здарова Кам! Ты где вчера пропал? Мы же все вместе обсуждали, что после вечерней «планерки» поедим куда-нибудь в паб, пропустить по пару бокальчиков «чешского», а ты так незаметно исчез, что твое отсутствие мы обнаружили только на «проходной».

— Да, я помню про наши планы, но у меня появились срочные дела, которые не терпели отлагательств. Ну, я и уехал на такси, не дожидаясь пока вы, закончите закрывать рабочие места. — Рассказал самую незаурядную версию Камиль, зная, что Юра не станет заниматься расспросами о подробностях «дел», да и вообще ни о чем больше.

— Очень зря! — Бросил небрежно Юрка, уже четко осознавая, что Камиль, в силу своей обычной нелюдимости, явно не пропустил на вчерашних посиделках, ничего для себя интересного. Юра также знал, что Кам был из тех людей, которые остаются всегда достойной ячейкой общества, даже принимая во внимание то, что у него отсутствует необходимость контактировать с остальными представителями социума. Кроме тех рамок, в которых он был вынужден жить. Но на Ларина никто никогда не обижался, потому что в рабочее время он был достаточно веселым и общительным, а обладая очень тонким юмором, для некоторых коллег был кем-то вроде ориентира, в вопрос отношений на рабочем месте.

— Так, Камиль Сергеевич! — Неправдоподобно серьезным тоном сказал ему Гриб. — Сегодня будет очень интересная вечеринка в закрытом загородном поместье, которое арендовали наши партнеры по развитию фирмы. Отказ они не примут, да и все «наши», могут подумать, что ты ставишь себя «выше» других, чтобы ходить на подобные мероприятия. А потому, я со всей ответственностью заявляю: — Надо быть!

«Быть или не быть? Извечные вопросы…»

— Посмотрим! — Задумчивым тоном сказал Камиль и направился в сторону КПП — вход в офис фирмы, где он работал. Ему эта идея не показалась удачной, но сходу отказывать товарищу по работе тоже не хотелось. И в эту самую секунду, Ларина прошиб, словно электрический ток, который длился всего лишь долю секунды, но это мгновение для него показалась чем-то большим. Камиля, одновременно с разрядом, бросило в холодный пот, а причиной тому было нечто иное — его собственное отражение в витринном стекле проходной. Он на секунду засомневался, что в немного искаженном отражении был именно он — Камиль. Лицо человека, чертами было похоже на лицо Кама как две капли воды, но глаза…что- то было не так с его глазами. В них он увидел совсем не себя. У того, другого, эти «зеркала души» отображали совсем не того человека, которым был у Камиль Ларин — среднестатистического менеджера среднего звена. Это были глаза человека опытного, волевого, решительного. Они выражали одновременно все те качества, которыми Кам, увы, не обладал, но так страстно желал воспитать в себе. Глаза, смотревшие на него всего одну секунду, были одновременно и, добрыми и строгими, какими-то нежными и при этом безжалостными, две терпкие маслины, в которых пульсировала жизнь, но их же, не редко омрачали и отпечатки смерти. Большие, грустные глаза, полные опыта и надежды. Но проходящий мимо, очередной сотрудник с его фирмы, зацепивший его плечом, выдернул Камиля из своего кратковременного ступора, и в отражении он снова увидел себя. Понял он это, так как вместо тех невероятно уставших, но гордых глаз он не увидел ничего, а это значило, что на их место вернулись привычные для него, напуганные и разочарованные зеленые глаза. Глаза Камиля, в которые он уже сам себе давно не смотрел. А тот пронзающий, сверлящий взгляд напомнил ему о еще одной большой трагедии в своей жизни.

Половину жизни назад, Кам потерял единственно важного для него человека, до ухода которого он был самым счастливым подростком на свете, ну или в отдельно взятом микрорайоне своего города, где они делили самые яркие эпизоды своей молодости. Это был старший брат Камиля — Димка. Дмитрий был всего на 1 минут 23 секунды старше своего «младшего» брата, потому что у счастливейшей пары двоих советских граждан вместо одного долгожданного ребенка, родились близнецы. Сыновей назвали, заранее обдуманными именами. И в этом было нечто уникальное, что являлось знамением для новоиспеченных родителей, так как до рождения малышей, семейная чета часто спорила о выборе имени, будучи уверенными в рождении одного наследника. И молодой отец — Сергей Леонидович Ларин, статный высокий военный в чине старшего лейтенанта, хотел назвать сына Дмитрием. Так звали его боевого товарища, с которым они отслужили в горячих точках во время Афганской войны, и повидали немало трудностей на своём пути. А веселая девушка Ирина — мать ребятишек, которая сейчас работает в солидной фирме, и занимает пост главного бухгалтера. И которую уже давно все называет Ирина Леонидовна — хотела назвать своего сынишку Камилем, в честь ее дедушки из Средней Азии, которого она очень любила и уже почти не помнила. Но в день рождения братьев — близнецов, им по воле случая или же, по чудотворному проведению, понадобились оба имени. Вот так и появилась на свет Дмитрий и Камиль Ларины. И как обычно бывает в таких случаях, мальчик, родившийся первым, первым по жизни во всем и оставался, а его вторая более поздняя «версия», что и называется, был ведомым. Но Кам никогда не жалел о роли «второго» пилота, он даже не подозревал что в их тандеме есть кто-то главный, а кто-то не очень. Ребята росли очень дружными и веселыми. Димка всегда заботился о «младшем» брате и ни в чем не заставлял его почувствовать меньшую важность, свою незначительность по сравнение с ним. Они просто жили как два самых родных человека, помогая друг другу во всех начинаниях или идеях. Даже наказывали их за проступки всегда только вдвоем, так как не один из мальчишек никогда не признавал вину и уж тем более не предавал брата, хоть все и знали, чьи идеи были в основе все их детских приключений. Даже когда Кам иногда капризничал, что его назвали каким-то странным именем, а мама не могла убедить его в благородности своих помыслов, во время наречения детей, Димка не давал повода для расстройства брата. Он просто ему говорил, что его настоящее имя не Димка, а Кадим, что было очень созвучно с именем младшего братика, и Камиль очень этому радовался, понимая, что только у них из всех детей в классе такие необычные имена. Так их все и знали в округе — Кадим и Камиль. Дима всегда был целеустремлённее и амбициознее брата, ввязываясь в авантюры, привлекая к себе множество внимания и иногда даже осуждения, а Камиля все воспринимали как просто брата-близнеца непоседливого сорванца. И когда случилась беда, никто особо не удивился, что это произошло именно с Димой, а не с Камилем. Но что, же случилось? Об этом так никто и не узнал. Дима просто исчез одним трагичным днем и больше о нём никто не слышал. Что было с Камилем тяжело даже описать. То, как он страдал, поймет, наверное, только тот, кто пережил потерю дорогого человека. Только тот, кто понимает, что связь между братьями-близнецами, это не просто кровное родство, но и нечто большее, это как один организм, только разделенный в пространстве, но все равно обладающий, хоть и не в полной мере, единым сознанием.

Однажды Димка отправился с братом на прогулку, к пустырю далеко от их дома, что находился на окраине района, где проживали братья. Там не далеко от пустыря была массивная лесополоса разделяющая пустырь и очень большое озеро, которое впечатляло своими размерами и обрамленное почти на одну третью скалистыми обрывами. Место было очень живописным, буйство красок вихрем сменялось от одного пейзажа к другому. Бескрайнее пространство пустыря, сочность растущей зелени вокруг озера, и острозубые в одних местах скалы, плавно переходящие в покатые гладкие склоны, создавали неповторимую атмосферу сказочности и нереальности этого места. Мальчишки часто приходили к этому живописному уголку природы на поиски своих, тогда еще детских, приключений. Но однажды ребята выбрали не очень подходящий момент для очередного «приключения».

В тот злополучный день погода с самого утра была какой-то мрачной, свинцовые тяжелые тучи не покидали небосвод, начиная с рассвета, которого в тот день как бы и не было. Складывалось впечатление, что ночь не захотела отдавать бразды правления новому дню и, заручившись поддержкой чего-то неживого, неправдоподобно-зловещего осталась на земле, всё шире и дальше распространяя свою мрачную сущность. Димка предложил брату привычную авантюру, то есть в неподходящее время посетить неподходящее место и посмотреть, что из этого выйдет. Обычно ничего серьезного из-за их детских шалостей не происходило, но не в этот раз, да и не они были причиной того, что случилось потом.

Когда братья добрались до того самого пустыря, погода уже не просто угнетала своей мрачностью, она бушевала уже не на шутку, швыряя стремительные потоки ветра и мелкого дождя в лица мальчишек, и капли этого дождя впивались, как тончайшие жала, которыми могли ужалить осы или пчелы. Холодные, слегка заледеневшие капли, были похожи на мелкую россыпь осколков разбитого стекла, кружащих в частых вихрях посредине поля. Ветер выл чудовищную песню, оглушительно насвистывая над головами близнецов. Обычный летний день превращался в иллюстрацию ада, сошедшую с картин Босха, только вместо мечущихся в разные стороны людей в ожидании страшного суда, главными героями «картины», стали двое мальчишек. Дима и Кам видели вокруг себя: рвущуюся «плоть» деревьев, кружащих в бешеном танце ветки и листву, стены, из воды и грязи, летящие беспросветным авангардом, отрезая взгляды от малейших проблесков света. Кривые, изогнутые под немыслимыми углами росчерки молний, оставляющие хлесткие и тут же исчезающие шрамы на черно-фиолетовом небе, и такие же неуловимые отблески — «зайчики», остающиеся на сетчатке глаз, мгновенно таявшие, как снежинки на ресницах. Раскаты грома, частые и продолжительные, оглушали и дезориентировали в пространстве, не позволяя расслышать хоть что-то внятное. Они были похожи на гул постоянно-работающего двигателя огромного транспортного судна или же на нескончаемый рокот состава из большущих, груженых вагонов, несущегося по огромному кругу, который опоясал все озеро вместе с пустырем и плотными рядами деревьев. И вот: прорываясь через весь этот ужас; преодолев гладкий пустырь, который не мог остановить своими сильнейшими порывами неистового ветра; продравшись, через цепкие ветки и торчащие корни деревьев, которые молотили отважных исследователей по щекам и глазам, неприкрытым рукам. Ставя подножки под незащищенные ноги, обутые в легкие сандалии — они смогли выбраться к берегу озера, на котором разыгрывалась, завораживающая своей эпичностью, битва между силами природы и ее стихиями. Ребята пошли по берегу озера, едва уклоняясь от вырванных веток деревьев и потоков пыли, приносимыми ветром и дождем.

— Смотри Камиль, что это? — Показывая куда-то во мглу, сказал Димка.

— Что там? — Спросил брата Камиль, не видя в той стороне того, что привлекло его внимание.

— Ну, вон там же, смотри внимательнее! Там яркий синий огонек словно парит над небольшой скалой. Гляди, как раз между деревьями, за валунами! — уточнил старший, и помчался, перепрыгивая сваленные молодые деревца и крупные стволы уже высохших деревьев.

— Стой, Кадим, стой! — закричал Камиль, но брат его уже не слышал, он мчался, то подскакивая вверх как мячик, перепрыгивая препятствие, то делая резкие зигзаги, огибая гладкие, но широкие валуны. И скрылся в темноте за ширмой из камней и деревьев. Камилю понадобилось меньше мгновения, чтобы принять решение остаться на месте или побежать за братом. И вот он уже несся по, захламленному бурей, берегу озера, повторяя все нехитрые, но очень эффективные маневры брата. Камилю казалось, что он не терял брата из виду, и он продолжает преследовать его шаг в шаг, повторяя все его финты, но по мере приближения к свечению его силуэт все больше размывался, и уже как бы сливался с общим свечением. И вот когда Кам забежал за угол широкой скалы, над которой и пульсировало синее свечение, втиснувшись между массивными телами внушительных деревьев, свечение резко взорвалось от синего до ярчайшей вспышки идеально белого света, цвета каким может обладать только свет звезды. И затухло в тот самый миг. Камиль резко зажмурился, ощущая, как его собственные веки вдавливаются в глазные яблоки, принося при этом еле заметное облегчение от той боли, которую вызвала вспышка света. Руки его вскинулись как не свои, в порыве скрыть лицо за юношескими ладонями. Его обдало резким, но каким-то нежным порывом ветра и Камиль не удержался и упал на спину, больно ударившись о промокшее, от ливня, бревно. Когда Кам раскрыл глаза. Все уже закончилось. Ветер медленно стал утихать, а ливень сменился слабым дождем, поглощая во чрево туч едва различимые вспышки молний. Он даже не подумал о своем ушибленном затылке, вскочил на ноги и помчался в сторону большого валуна, за который, по его мнению, и спрятался брат, уклоняясь от непонятного аномального явления. Но за камнем никого не было. Камиль начал бегать в районе скалистого валуна, взывая брата откликнуться на его призывы, но было тихо.

После этого дня в душе Камиля тоже стало тихо, не от того что ему стало спокойней жить, а потому что больше не было того энергичного, веселого, бесстрашного «старшего» брата. Он остался один.

Эти воспоминания нахлынули на Камиля свирепой бурлящей рекой и на мгновение захлестнули до свиста в ушах. Всего мгновение, но сердце Кама сжалось до размеров маслины, дыхание заперло на вдохе, перекрыв доступ не только к воздуху, но и к восприятию окружающей действительности. Как при кислородном голодании все поплыло в глазах парня и ноги предательски подогнулись в попытке провалиться «под землю». Но он устоял, и, не оборачиваясь на толкнувшего его проходящего мимо коллегу, пошел в оплот бумаг и электронной информации — на работу.