Героев выбирает небо...

Глава 4

Сколько времени прошло с того момента как я сюда попал? Уже больше суток, наверно. А сколько мы идем под палящим жарким солнцем? Ни привалов, ни отдыха. Хорошо, что мой спутник мне выделил флягу с водой из трофейных, которые мы благополучно наполнили, когда проходили мимо той самой поляны. Оказалось, что место привала, обусловлено было, как некий перевалочный пункт, но пользоваться им рисковали в основном люди из-за леса, думаю, те самые Слуги Таухида, что взяли меня в плен. Если рассудить по логике, то действительно, место для стоянки не сильно удачное, так как всегда есть вероятность нападения со стороны холма, с которого я спустился, где как раз начиналась возвышенность, ведущая в те края. Но племенам, которые там жили, опасаться набегов на ночной привал не стоило, и они часто использовали это место для ночлега и пополнения запасов свежей родниковой воды. Мне мой провожатый показал, где из того самого холмика, в укромном месте за валунами из гладких камней, бил небольшой ключ подземной речушки, который вытекая их холма, сразу пропадал в крохотной трещине или разломе. Не знаю, не силен я в спелеологических терминах. Имени своего мой спутник по-прежнему не называл, но вежливо отвечал на некоторые мои вопросы, которые я выдавал, дозировано и с продолжительными паузами. Вообще для меня это была целая мука. Я был готов утопить его в водовороте вопросов, роившихся у меня в голове. Некоторые из них, я признаться честно, сам боялся озвучивать в собственном подсознании и старался упорядочить их так, чтобы самые сложные, а на данный момент они еще мне кажутся наиболее нелепыми, оставались на потом. А когда наступит это «потом», мне и предстоит узнать, начиная с наиболее простых, которых тоже хватало.

Собеседника моего нельзя было назвать сильно разговорчивым, он не особо шёл на контакт, да и я старался не раздражать его своей назойливостью. Вокруг было очень тихо. Монотонная ходьба не оставляла других развлечений, кроме как копаться в своих размышлениях, пытаясь определится, что делать дальше. Судя по той информации, которую мне удалось вытянуть из моего спутника, то направлялись мы в город под названием Орасмар. Видимо поэтому Урес, когда меня допрашивал, задал самый логичный вопрос. Раз я русский и нахожусь относительно близко к городу, то я могу быть его жителем. Хорошо, что у меня хватило ума уйти в отказ и стоять на частичном беспамятстве и помешательстве рассудка, вызванного сумасшедшей жарой.

Город, расположенный у моря, являлся одним из ближайших незахваченных полностью городов, между территориями враждующих народов. Ситуация была напряжена на протяжении десятилетия, после окончания крупномасштабной войны между враждующими империями. Одна империя — это Таухид. Огромная по территории, она простиралась от бескрайних лесов северных земель через гряду гор, и выливалась в плоскости равнины к западу, где превращалась в долину и вновь упиралась в горы. Ближайшим городом империи Таухид к нам, как раз и был Ази Сухур, в который меня собирались отвезти, и куда, вероятнее всего отвезли Настю. Вторая империя, к которой относили город Орасмар — называлась Новария. Ее основные территории, находились за Абсидовым морем, и были также огромны и населены, как в долинах лесов, так и в устьях рек и у подножия гор. Город Орасмар, также как и Лаган, стали камнем преткновения, на котором сошлись интересы двух империй. Ази Сухур также входил в их число, но уже десятки лет, как полностью отвоеван у империи Новария. Все три города были спорными землями для обеих держав и в какой-то момент, началось противостояние за право обладать ими. Бандиты, взявшие меня в плен, были из племени Тыман. Агрессивные бойцы, промышлявшие всеми возможными преступлениями на территориях, освобождённых от их гнёта земель, свободных русских народов. Он рассказал про работорговлю, о которой я уже догадался, а также контрабанду и ведение против русского народа, партизанской войны, которая включала в себя и теракты и вербовку, также саботаж промышленности, торговлю наркотиками и много еще всего плохого. Такие новости меня не могли обрадовать, я понятия не имею, где я нахожусь, как я сюда попал, что с Настей, что делать дальше, а тут к этому всему еще и война партизанская в полном разгаре. Повезло…

— Почему ты меня спас? — Решил не ходить вокруг да около, я. — И куда меня везли? Немного поколебавшись, он все же ответил:

— Я спас не тебя, я убил бешеных собак, которые приходят в наши земли, отравлять жизнь моему народу. А везли тебя, скорее всего, в Ази Сухур — это город, который располагается за лесом, и горный хребтом. Попасть через лес в него можно только через небольшой перевал, но он контролируется бойцами Тыман.

— Но убив их, ты тем самым спас меня. Мне бы хотелось знать хотя бы имя своего спасителя. Раз уж мне нечем тебя отблагодарить сейчас, я хотел бы знать, кому обязан жизнью. Он подозрительно посмотрел на меня, затем плюнул в сторону и коротко сказал:

— Глеб. Я из Лагана.

— Лаган? Это город? — Мои вопросы и мне резали слух, но не задавать их я не мог, мне необходимо было понять, где я, чтобы разобраться, как и с кем себя вести. Но Глеб на них реагировал нормально. Мне кажется, ему просто было плевать на меня.

— Да, последний незахваченный город, на границе между двух империй. Сейчас там происходят периодические столкновения, народ уже несколько месяцев неспокоен, все больше вспыхивает конфликтов между русскими и махлесами. Они некогда лояльные к русским и проживающие на русских землях, сумели сохранить человеческие лица и не поддаться провокации со стороны националистов из банды Тыман. Но сейчас, все больше и больше из них, подвергается вербовке. Молодое поколение, имеющее доступ к посещению ближайших городов империи Таухид и вовсе поддаётся на их жалкие речи и призывы.

— Мухесы это кто? — Спросил я и съежился мысленно, ожидая удивленного взгляда Глеба, а то и более бурной реакции. Мне хотелось, как можно незаметней для него задать важнейшие вопросы о взаимоотношениях между воюющими, и геополитическом положении двух империй в целом, чтобы в дальнейшем у меня не возникали неприятности, пребывая в том, или ином месте.

— Махлесы — это так сказать мирные, лояльные слуги Таухида, которые ведут религиозный образ жизни, но не опускаются до физических давлений или притеснений русскоязычного населения. Когда-то давно это была одна территория, которая объединяла в себя множество стран и этнических групп, и население здесь было смешанного типа, и хоть север был уже полностью захвачен мусульманами, оставалась небольшая территория не подвластная им.

— Ты сказал, что из Лагана, а там что происходит?

— Да, это крупнейший город северных границ империи. Он частично находиться под властью племени Тыман, там сейчас идет сепаратистское сопротивление, и попытка захватить власть полностью. Если им это удастся и город будет потерян, то не останется никакой надежды на победу в войне. В Лагане создаётся ополчение, так как иметь полноценную армию не позволяют ни ресурсы, ни географическое положение города. Поэтому каждый воин, каждый мужчина сейчас на вес золота. Империя помогает нам продовольствием и кое-какими ресурсами, которые переправляются через Орасмар. Без их поддержки нам было бы худо, но и не так уж сильно они пытаются нам помочь.

— Что ты имеешь в виду? — Я мысленно удивился, такому заявлению Глеба.

— Император не сильно желает развязывать полноценную войну, поэтому нас оставили, так сказать, отдуваться самостоятельно. Провиант, деньги, даже некоторые ресурсы нам переправляют по морю. Орасмар единственная наша связь с империей, но вот подкрепление так, ни разу не пришло с теми караванами кораблей, которые привозили ресурсы. Хорошо, хоть император, разрешил весь военный потенциал направлять на нужды ополчения.

— Если каждый человек столь важен для ополчения, почему же ты покинул город? — Вопрос звучал как упрёк, в какой-то степени, но все же, я не мог его не задать, мне нужно было понять, кто же, этот Глеб и могу ли я ему доверять.

— Каждому свое место, у всех есть своя роль. — Более чем туманно ответил Глеб и замолчал.

В этом молчании мы и добрались до первого признака близ лежащего города. Это был небольшой хутор, обнесённый вокруг, невероятными по своим размерам, загонами для лошадей. Но лошадей в них почему-то не было. Хутор не выглядел брошенным, но какое-то запустение все же, присутствовало. Не было вокруг ни людей, ни животных, только небольшое скопление одноэтажных зданий в центре с большим домом, да огромный крытый сарай, больше похожий на самолетный ангар, основательно заставленный снопами с сеном, обмотанных, частично, какой-то тканью. К югу от хутора, на берегу моря находилось небольшое поселение — это была деревня. Называлась она Мороль, деревня рыбаков и фермеров.

Солнце, уже основательно преодолев свой маршрут, давало понять, что скоро, и оно отправиться отдыхать от дневной суеты. Дневная жара уже сошла на нет, и стало гораздо легче дышать. Все же повышенная влажность в этих краях была для меня совсем не привычна, хоть я и рос в городе, расположенном возле моря. Нещадное солнце выжимало из меня все соки, пешая прогулка, по палящему солнцу и с ограниченным запасом воды, делало это путешествие малоприятным и изнурительным. Но приближающийся силуэт, символизирующий цивилизацию, резко прибавлял сил и решительности, так что не оставалось ничего, кроме как выдавить из себя последние силы и идти дальше. Поляна, рядом с которой меня «выкинуло» находилась уже очень далеко и давно скрылась из глаз. Да и воспоминания, оставленные мне бойцами из племени Тыман, не дававшие покой полдня, (а меня все же неслабо колотило после испытанных переживаний) уже улеглись и не так тревожили. Оставался не закрытым один и важных вопросов, но решить его в ближайшем будущем мне не светит, так и не стоит тогда распыляться. Следовало акцентировать внимание на тех, которые мне еще предстоит прояснить.

— В, загонах нет ни одной лошади, да и людей я не наблюдаю. Где все? Может что-то случилось? Те люди, что меня взяли в плен, у них был большой загон лошадей, большинство из них неоседланные, а на некоторых был привязан какой-то груз в мешках. Может это как-то связано? — Выдал я возможную версию событий.

— Подойдем ближе, там видно будет. — Оборвал мои рассуждения Глеб.

Солнце уже совсем спряталось за горизонтом, и на посеревшем небе уже пробилась первая звёздочка. Погода стояла безветренная, но после изнурительной жары, казалось, что все поглощено было бодрящей вечерней прохладой. Мы подошли уже к границам хутора и стояли возле забора одного из загонов. Глеб вглядывался, в расплывающиеся силуэты построек, не шевелясь. Казалось, что он даже перестал дышать, чтобы не упустить ни звука, ни шороха или возможно чьего-то движения. Хутор выглядел брошенным, но нельзя было отделаться от чувства, что за нами кто-то наблюдает. Брошенным хутор был только на первый взгляд. Если же осмотреться по — внимательнее, и немного по — рассуждать, то можно было сделать вывод, что покинули место совсем недавно. Дом выглядел ухоженным, стога сена в ангаре стояли плотными рядами, что говорило о солидных запасах пропитания для многочисленного табуна лошадей, а возможно еще и другой скотины, вроде коров. Но с этой теорией в разбег были и другие факты. Например, общий беспорядок сразу же бросался в глаза. Какие-то вещи валялись прямо во дворе, некоторые из них были разорванные, а то и вовсе сожжены. Там же разбитая посуда, кое — где выбитые окна, в общем неслабый здесь был погром. Мы еще с полчаса наблюдали за хутором, и когда на улице окончательно стемнело, Глеб мне коротко кивнул и сказал: «Пошли».

Пробравшись через забор загона, чуть пригнувшись, пошли не спеша, постоянно оглядываясь по сторонам в поисках признаков опасности. Подобравшись к скоплению построек, многие из которых представляли собой сараи, кладовые, возможно, какое-то из них даже было баней, я учуял слабоватый знакомый запах. Он вызывал далёкие воспоминания, которые у меня ассоциировались с отдыхом, спокойствием, безмятежностью. Это был тонкий аромат шашлыка, даже нет, это уже мозг вырисовывает свои ассоциативные предположения. Пахло костром, еле уловимый запах распространялся в разные стороны, и чем ближе мы подходили к дому, тем отчетливее он был.

— В доме кто-то есть. Чувствуешь запах костра, может кто-то готовит ужин? — При этих словах в животе зловеще заурчало, словно там жило страшное «животное«…от слова живот… животное.

— Я знаю. Левое, крайнее окно, там занавеска шевелится. За нами наблюдают. — Невозмутимо поведал мне свои наблюдения Глеб.

— Что будем делать? Уйдем отсюда? — Но мой компаньон ничего не ответил и направился прямиком к входным дверям. Как вдруг в доме что-то грохнуло с такой силой, что одно окно, которое расположено возле входа задребезжало и лопнуло. Я, испугавшись дернулся и как каучуковый мячик, одним движением прыгнул в сторону забора и в перекате залег за дверь калитки, через которую мы вошли.

— Выходи! Мы ничего тебе не сделаем! — Таким же безучастным голосом крикнул Глеб. А из дома послышалась какая-то возня, очень мне напомнившая на перезарядку переломного ружья, и я лишь крикнул: «Глеб, ложись». Сквозь разбитое окно высунулось дуло двуствольного ружья и с незначительной задержкой громыхнуло сразу два выстрела, слившихся в один. Но Глеб даже не шевельнулся. Я готов был поклясться, что даже если бы моя позиция позволила бы видеть его лицо, то на нём я не увидел бы ни одного дрогнувшего мускула.

— Илья, кончай дурковать, а то я сейчас войду, отберу ружье и всыплю розгами до кровавых соплей. — Эту фразу он произнес хорошо поставленным командирским голосом, но как-то мягко, без злости. Сказать, что он меня удивил, не сказать ничего. Я закрывавший руками уши, в положении лежа, уткнувшись лицом в солому, которая была настелена на землю в качестве подстилки, чуть этой соломой не подавился. «Что за, мать его за ногу, Илюша такой?». Но не успел я додумать и прочувствовать до конца весь свой испуг, дверь приоткрылась, из-за нее показался ствол ружья, расположенный на уровне бедра, а затем и хозяин следом. Держал хозяин двустволку не возле бедра, как мне сразу подумалось, а у самых глаз, сноровисто обхватывая рукоять и цевье оружия на манер элитных спецподразделений. «Вот тебе и Илья». Это был парнишка лет десяти, невысокого роста и худощавого телосложения. Он уверенно сжимал ствол и даже руки не тряслись под его тяжестью, а представить, как он из него палил, вообще тяжело было, отдача у ружьишка-то не слабая совсем.

— Ты что творишь, подлец? Выпороть бы тебя, а когда вернется отец, чтоб добавил.

— Дядя Глеб это Вы? — Мальчишка, ставя оружие с должной аккуратностью, что меня опять немного удивило, метнулся к знакомому и, уткнувшись лицом в его живот, тихо заплакал. Глеб даже не стал спрашивать, что произошло. И так было все понятно. Лошади в обозе, которых перегоняла ватага Зараха, были именно с этого хутора. Он среди ватаги был что-то типа командира, но не вожак. Главного я видел ночью. Именно для него Урес совершил показательную казнь и, судя по всему, казнили папу этого самого белобрысого мальчишки. Я на секунду представил себя на месте этого парня и в груди, словно напалмом пожгли, так стало больно за сломанную судьбу ребёнка. Как он интересно выжил?

Дальше парнишка рассказал нам, как крупная банда ворвалась на хутор, палила в воздух, перепугала всю живность, а когда отец вышел к ним, они его крепко избили и забрали с собой. Всех лошадей, которых им удалось запрячь в обоз, они забрали, а остальных разогнали пальбой в воздух. Многих лошадей в загоне уже не было. Отец пару дней назад продал их через одного из полномочных помощников коменданта, для перегона в Лаган. Они уехали вместе с отцовскими объездчиками-берейторами и конюхами. Так они остались на хуторе одни вместе с отцом, да трое помощников, что помогали по хозяйству. Когда на хутор напали, глава семьи вышел к бандитам договориться. Ему же он велел спрятаться и не выходить пока он не вернётся. То, что отец уже не вернется, мальчик понял, но послушно продолжал сидеть дома, и вот уже вторые сутки, с отцовским ружьем наперевес, он нес службу по охране, отчего дома. Отца забрали, а помощников убили, а их тела оттащили в сарай.

Глеб слушал рассказ внимательно, что-то уточнял, расспрашивал, суть этих мелочей мне не дано было понять, я слишком мало разбирался в местных реалиях. После сбивчивого, но довольно подробного рассказа Ильи, мы отправили его спать, не забыв плотно поужинать перед этим. Костер, который парнишка разводил в печи, прикрытой заслонкой, мы решили потушить, чтобы не выдать себя на случай незваных гостей. Глеб назначил меня первым нести ночное дежурство, а я озабоченный расстановкой и перевариванием всего услышанного сегодня, заснуть и не смог бы, слишком много на меня навалилось за эти два дня. Себе же он оставил утреннюю вахту с трёх часов ночи.

К концу моего дежурства, глаза пекли и слезились от усталости так, что я уже не мог разглядеть даже очертания хутора. Зевота, напавшая на меня, отчаянно пыталась вывихнуть мне челюсть, а тело, покрытое мелкими каплями пота, било мелкой дрожью — организм требовал отдыха. Я уже был уверен, что произойти ничего не может и, потирая лицо быстрыми движениями, чтобы не уснуть, ходил из угла в угол, изредка поглядывая в окно. Звездное небо в такой глуши поражало своим великолепием. Освещения от звезд на чистом небе хватало на многие сотни метров, даже молодой месяц, как-то тускло смотрелся на их фоне. Атмосфера ночной жизни за окном удивляла своим многообразием и пугала немного, неизвестными звуками.

«Что это?» Приглушенный звук синхронных хлопков, довольно быстрый и частый, перекликается с точно такими же звуками и еще и еще раз. «Топот копыт — это лошади». К нам явно приближалась небольшая группа всадников, потому что поверить в возвращение сбежавших животных никак не получалось, тем более они были организованы, что вряд ли говорило об их самостоятельности. Я высунулся незаметно из-под занавески и посмотрел вдаль. Находясь в комнате, окна которой выходили на загоны, откуда мы пришли, я вглядывался в темноту. Там никого не было. Прошел в соседнюю комнату, окна которой выходили сразу на две стороны дома, как раз где я услышал более громкие хлопки копыт. Аккуратно высунулся и увидел на дороге, ведущей со стороны города, скачет трое всадников, знакомого мне уже вида. Не веря своим глазам, пригнулся, чтобы меня не засекли и ломанулся в комнату, где спали на подстилках из соломы Глеб с Ильей.

— Глеб у нас гости. — Шепнул я, крепко тормоша его за руку. Глеб в секунду открыл глаза, плавно, почти бесшумно встал и спросил:

— Сколько их?

— Трое, всадники, думаю бойцы Тыман. На них такая же одежда, у всех винтовки. Тем временем, всадники уже почти подъехали к хутору и сменили аллюр с галопа на рысь, проделывая шумные маневры, не опасаясь произвести лишний шум.

— Буди Илью, скажи ему, пусть спрячется, а сам бери его двустволку с патронами и за мной. Я кивнул, и пошел будить парня. Он, тоже молча, встал, протёр сонные глаза и тихонько шмыгнул в кухню, где был небольшой лючок в погреб, куда он и влез, не производя ни звука. Я запер за ним люк и придвинул сверху стол.

— Сиди тихо, и чтобы не случилось, не выходи. Я постучу три раза быстро и два раза медленно — это будет наш сигнал. — Внизу никто не ответил, но я думаю, парнишка меня понял. Побежал в комнату к Глебу.

— В рюкзаке лежат ПМы, возьми себе один и там же есть к ним магазины, около четырёх штук, бери все. Возле двери стоит винтовка — ее тоже бери. Боекомплект к ней на ремне висит рядом. Я подхватился и сбегал за винтовкой. Это был СКС или Самозарядный Карабин Симонова, точная его копия, но производство было не похоже на заводское, хотя и кустарным назвать его, язык не поворачивался. Цевье и приклад были выполнены из темного дерева, покрытого чем-то похожим на полупрозрачный лак и во многих местах сильно потертого. Явно оружию был не один десяток лет, оставалось надеяться, что за время его службы, оно не утратило свою работоспособность.

— Заряжай дробью, это вон те с золотой полоской на гильзе. Да правильно. — Махнул он мне и притих, прижимая указательный палец к губам. Бандиты уже почти подобрались ко двору, вели они себя очень самоуверенно и нагло, словно приехали к себе домой. Глеб вприсядку подошёл ко мне и сказал:

— Иди аккуратно просунь ствол в разбитое стекло и когда они подойдут поближе, стреляй сразу с двух стволов в упор, а я стану у дальнего окна и подстрахую, добью их.

Я кивнул и пошёл, нежно ступая на деревянные доски пола, опасаясь, чтобы они не скрипнули под моими ботинками. Аккуратно прислонился к стене возле окна, кинул взгляд на обрывок занавески, лежащий у ног, нагнулся, подобрал его.

Короткие взгляды кидаю через свое же плечо, наблюдая за скоростью движения противника, его траекторией. Идут не спеша, явно ничего не опасаясь. Думают наверно, что здесь после набега товарищей никого не осталось. Взял обрывок занавески, начал плотно наматывать на ствол, оставляя надорванные пряди свисать с него. Элемент маскировки, чтобы дуло не увидели раньше времени. Высунулся. Сюда не смотрят, хорошо. Медленно повёл дулом ружья к проёму с выбитым стеклом. Ветра нет, главное не шевельнуть остатками тряпья от шторы. Упор. Жду. Трое противников уже вошли через калитку во двор, до входной двери оставалось около тридцати метров, дистанция смешная для любого оружия, имеющегося у нас, но рисковать не стоит, у нас преимущество — эффект неожиданности. Бандиты смеются, явно расслабились, не ждут нас. Их взгляды переметнулись между собой, один из них что-то говорит другому, на своем, речь мне не знакома, переходит на крик, машет руками, что-то объясняя товарищу, тот что-то доказывает в ответ, но совсем коротко. Затем он соглашается с первым и идет назад в сторону стойла для лошадей. — «Чёрт» — пронеслось у меня в голове, если один уйдет, накрыть сразу всех троих не получится, но делать нечего, будем импровизировать. Глеб показывает мне жестом, чтобы я успокоился. Вдох-выдох, еще. Пытаюсь успокоиться, вроде прихожу в себя, киваю, мол, все в порядке, жду. Двое бойцов уже совсем близко, уже даже различима вонь их пота, меня передергивает, палец держу вдоль ствола, чтобы не пальнуть раньше времени с психу. Меня самого колотит от разыгравшегося адреналина и страха. И, когда они пересекают примерно пятиметровый рубеж, мысленную границу которого я себе пометил, вдавливаю крючки в рукоять так, что костяшки белеют на руках, а приклад вжимаю в плечо, словно пытаюсь сам себе его вывихнуть. Гулко бахнуло, сильно дернуло плечо, я такой отдачи все равно не ожидал, как не старался ее компенсировать, запах сгоревшего пороха затянул комнату, а дальше просто калейдоскоп событий, которые я смог переварить гораздо позже. С улицы слышен сдавленный крик, звук чего-то упавшего на землю, серия одиночных выстрелов, патронов на десять, снова крик, выстрелы. Резко, одиночная пальба, заглушается продолжительной автоматной очередью, но слишком звонкой для обычного автомата. Звук как у пистолета, только в захлёбе, полноценная очередь патронов на двадцать, а то и все тридцать. Я упал на пол, сверху посыпались осколки оставшегося выбитого новой очередью, стекла. Перед этой автоматической стрельбой, я краем глаза видел, как Глеб, стоя у крайнего окна, вжимаясь туловищем в стену и прикрываясь оконным проёмом, всадил в раненного мною бойца две пули из ПМа. Второй погиб моментально от дроби. После очереди, он уже лежал в другом месте, в которое он перекатился от бешеных пуль, заколотивших в деревянные бруски дома. Дом был добротно построен. Сваи и брёвна сруба были толстенные из твердой породы, поэтому выстрелы, попадавшие в его стены, нам были не страшны. Но пол усеяло осколками окон и щепками их рам. Я пополз от входной двери, которая была сделана не так основательно. Её тонкие доски были во многих местах прошиты пулями насквозь и частично уже напоминали решето. Глеб мне крикнул сдавленным тихим голосом: — «Камиль, пошуми!». Я кивнул в знак понимания и отполз в дальний угол комнаты, где стоял увесистый стол, опрокинул его на бок и закинул сверху СКС, как на упор. Обойма на десять патронов, откинул затвор, посмотрел, патрон в патроннике, можно пошуметь. Десять выстрелов сливаются в гул. Дёргаю затвор в крайнее заднее положение на задержку, рву из подсумка с боекомплектом, который перекинут через голову, обойму еще с десятком, вставляю в приёмник, вдавливая их во чрево винтовки, откидываю пустую обойму в сторону. Вновь хаотичная пальба через окна в сторону противника, слышен звук удара о брёвна чего-то увесистого. Глеб кричит: — Граната! — Он падает на пол, сразу откатываясь в сторону. Взрыв. Хорошо, что не попал в окно этой чушкой. Прогремело так, что затряслись стены. Я, лежа за столом, в шоке от неожиданности, пытаюсь сориентироваться. Глеб ползёт ко мне, а автоматчик на улице не умолкает. Дробит всё в щепки, не заботясь о прицельной стрельбе, похоже патронов у него много.

— Меняемся! Я прикрою, а ты попробуй его подловить. — Это Глеб, он показывается мне направление своего маневра, хочет повторить мой огонь на подавление, только у него АКМ, это будет точно действеннее. Я делаю прыжок в дверной проём, прикрываясь дверью. Стрельба смолкает, возможно, перезарядка, есть шанс поменять позицию. Проскальзываю в комнату, хватая стул, стрельба вспыхивает снова, а я тем временем бросаю стул в окно, и звон битого стекла утопает в какофонии огня и ударов пуль в брёвна. Придерживаюсь за раму, вылезаю в окно, в руку впился осколок, жгучая боль отдаёт в локоть. Коротко выматеревшись, подхожу к углу дома, который противоположен стрелку, выглядывать чувствую, пока не стоит, поливает как из пожарного шланга. Глупо, конечно, но это его единственный шанс прижать нас, ему нужен коридор к стойлу с лошадьми, иначе уносить ноги ему придётся своим ходом, вот и пытается выиграть время, чтобы мы затихли. А за забором до стойла метров сто по открытой местности и ни камушка для укрытия. Так далеко строили, наверное, чтобы меньше слышать растревоженных ночными зверьми, лошадей. «Кстати, мимолетно отметил в голове, что вижу ночью очень хорошо. И понимаю, что в доме в кромешной тьме, видел гораздо хуже. Хотя по логике в доме я вообще ничего не должен был видеть. Светом изба наполнялась только из окон и то благодаря лишь звездам и луне. А на улице, так и вовсе кажется что, едва наступили сумерки, так хорошо все было видно. Странно, но эти мысли пролетели в голове в один миг, и уже вспомнил я о них гораздо позже, когда все закончилось.» Перезарядка противника, секундная пауза и из дома на бандита обрушивается настоящий шквальный огонь. Укрытие бойца, в виде забора, сделано так же прочно, как и дом. Такой же толщины брёвна, но установленные вертикально частоколом. Прошить их из АКМ не составило бы труда. Могучий патрон 7,62х39 это сделал бы без проблем с такого незначительного расстояния, но позиция Глеба и частый огонь тыманца не позволяли вести прицельный огонь. И вот после раскатистых, прерывистых очередей из дома, бандит решился вылезти, и прицельно отстрелятся по хулигану, засевшему внутри, но это была его роковая ошибка. Я уже поджидал его возле самого угла на изготовке, упираясь стволом на сруб дома. Высунулась часть головы, хлопок, карабин толкнул меня в плечо, плюнул снопом пороховых газов и поставил точку в этом крохотном, но свирепом столкновении. Часть черепной коробки, с мгновенно слипшимися от крови волосами, как крышка танкового люка откинулась в сторону, и выплеснула, серовато красным облаком, все содержимое.

— Эй Глеб! Это Камиль. Не стреляй, я вхожу. Пауза, какая-то нехорошая тишина, снова крикнул. Спустя пару секунд Глеб отозвался, но очень уж странно. Что-то не так. Я решил не заходить через главный вход, а обойти дом, с другой стороны. Подхожу к стене, расположенной перпендикулярно дороге, вижу выбитое окно, осколки все внутри. Понятно, двух мнений здесь быть не может, кто-то зашел нам в тыл. Слышу Глеб, довольно ледяным, но тревожным голосом позвал меня еще раз. Спросил, чего я там копаюсь. А я не копаюсь, я маневрирую. Залез в комнату, прислонил карабин к стене, достал из-за пояса пистолет. Большим пальцем оттянул курок, прикрывая его левой ладонью, как ракушкой, чтобы уменьшить громкость щелчка. Взвёл. Прижал правый локоть к туловищу, поднося целик к глазам, левой рукой обхватил пальцы правой, создавая указательным пальцем опору для ствола, и медленно, водя им на уровне глаз, пошёл на голос Глеба. Когда я скользнул в приоткрытую дверь, мне открылась неприятная картина. Глеба держал на прицеле один из воинов Тыман, почему я его не заметил со всеми на дороге? Да потому что его с ними не было, он или отстал от них, либо они договорились встретиться на этом хуторе. И в тот момент, когда я держал его голову в ряд с мушкой и целиком, под ногой сухо скрипнула доска. Рука противника, сжимающая пистолет, быстро и неуловимо начала двигаться, поворачиваясь в мою сторону, но шансов у него не было. Пуля пробила ему череп чуть ниже виска, он вскинул руку вверх и вбок, падая в полу развороте.

До рассвета еще оставалось пару часов, но спать уже никому не хотелось. Мы с Глебом вытащили труп из дома и приволокли его во двор к остальным. Сложили всех в рядок, а Глеб накрыл их найденным в доме покрывалом. Я уже сидел на дощатом, прохладном полу, прислонившись к бревенчатой стене, растирал лицо руками, не открывая глаз. Перед глазами то и дело всплывали образы недавно случившегося боя, организм била крупная дрожь так, что руки тряслись. Это было моё первое убийство. По-честному, первыми были те двое возле двери, но стреляя в них, я даже не смотрел, просто направил ружье в их сторону и выстрелил. И то, убил я только одного, второго добил Глеб из пистолета, я чётко помню предсмертные крики от боли тыманца, а после выстрелов Глеба, они резко стихли. А вот этого в доме… Я без колебаний застрелил его. Даже автоматчик у меня не ассоциировался с чем-то ужасным. Его я тоже убил, но я не видел: ни лица, ни туловища, просто краешек головы, который я вскрыл метким выстрелом. В моей голове прокручивалась картинка случившегося. Я не мог поверить, что смог так хладнокровно, не раздумывая, убить.

Всё произошло как в кошмаре, у меня не было времени обдумывать свои поступки. Я понимал, что нам грозит опасность и действовал. Во многом мне помогли уверенность и спокойствие Глеба. Он чётко координировал меня, не оставляя времени для сомнений или нерешительности. Вот так было и с бандитом в доме, только командовал уже мой разум, принимая жёсткие, но верные решения. Я понимал это умом, но для сердца, для моей души — это так и осталось воспоминанием того, как я убил человека. Прострелил висок, глядя прямо в глаза. Удивленные, мне кажется на тот момент, уже понявшие все и смирившиеся, глаза. Сильное потрясение для психики. В детстве, обязательные игры в войнушки, где мы мелкими пацанятами с братом бегали по дворам, на строительных площадках, недостроенных или заброшенных домов, казались куда романтичней, чем оказалось в реальной жизни. Мы вдвоем всегда играли за хороших парней. Учиняя нешуточные, но детские бойни, против закоренелых «бандитов» из соседнего дома. «Кадим. Где ты? Как мне тебя отыскать?» На душе стало так тоскливо, адреналин все еще прошибал весь организм, пытаясь выбраться и оставить меня в покое.

Я размышлял над тем, что мне делать дальше, как искать брата, как самому не сгинуть в этих опасных землях. Здесь всё такое чужое, такое враждебное. Только небо оставалось родным, придавало чувство уверенности и спокойствия. Глядя на него, я по-прежнему верил, что я дома, только этот дом где-то далеко-далеко. Внезапно всплыла давно забытая шутка в голове и от неожиданности и нереальности всего происходящего, я засмеялся. Я не помню ее подробностей, но шутка звучала так:

— Что Вы почувствовали, когда впервые убили человека?

— Отдачу…

Глупо, но почему-то именно эта, не очень остроумная, но забавная потеха, вывела меня из ступора. Я осмотрелся, рядом со мной на стареньких матрасах сидел Илья. Он держал в руках блокнот, похожий на книгу с желтыми, но пустыми страницами. Илья старательно что-то вырисовывал карандашом, при свете масляной лампы, изредка его слюнявя губами. Я встал размяться. Заглянул к парню в блокнот. Там был запечатлён Глеб, в виде хорошо набросанного карандашом, скетч-портрета. Я удивился, но особо не предал, таланту мальчика, значение. И так хватало впечатлений. Глеб собирал с убитых трофеи и складывал на столе. Подойдя к столу, я взялся осматривать арсенал. У двоих бойцов были трёхлинейки Мосина, еще у одного, который поливал нас огнём, оказался довольно новый с виду, но давно устаревший даже в моём времени ППШ. У бандита убитого в доме была довольно новая СКС, похожая на мою, но в гораздо лучшем состоянии. Она висела у него за спиной в момент заварушки, я даже вспомнил её очертания в момент…в тот самый момент. Мысли снова спутались, опять вспышка в памяти моего выстрела и безжизненные глаза, глядящие на меня. Тошнота, комом подкатила к горлу, я, сглатывая, попытался продышаться. Вдох, еще. Вроде легче.

С тех пор, как пропал мой брат, я не надеялся, что моя жизнь меня хоть чем-то удивит. Годы, прожитые без Кадима, были серыми, неинтересными. Всегда не хватало событий, эмоций, наверно даже страха не хватало. Я никогда не считал себя особым смельчаком, хотя был уверен, что если того потребуют обстоятельства, то смелость у меня появится. Есть хорошая фраза Марка Твена о смелости: «Смелость — это сопротивление страху, а не его отсутствие». Это и в правду так. Разве я, представитель «офисного планктона», мог бы подумать, что в моей жизни произойдет что-то, для чего мне понадобилась смелость убить человека? Никогда. Но это значит, только то, что никому до конца неизвестно, какие повороты может преподнести судьба, и какие силы ты обнаружишь в себе после этого.

Я взял пистолет со стола, он был мне знаком. Это форт-12, украинской фабрики Форт. Сделан он был, если я не ошибаюсь, а я точно не ошибаюсь, по аналогу пистолета CZ(чизет), чешской фирмы Чезька Збройовка. Хороший, качественный аппарат под патрон 9х18 с механизмом двойного действия. Позволяет стрелять как самовзводом, так и с предварительно взведённым курком. Пистолет сделан из оружейной стали, кроме деревянных щечек на его рукоятке. Довольно эргономичный и точный, обладает слабой отдачей и хорошей скорострельностью. До этого, в этом новом для меня мире, я видел только одно оружие сравнимое по современности разработки — это снайперская винтовка Глеба, выпущенная в 90-х, хотя разработка была начата еще в 70-х. Какая хронология выпуска местной оружейной продукции, я не знаю. Но воспоминания о ТТХ этих, действительно качественных агрегатов, привели меня в нормальное состояние, которое было как никогда кстати.

— Что ты будешь делать с оружием? — поинтересовался я у Глеба.

— Большую часть оставим здесь, припрячем в погребе, их все равно везти в город нет смысла, много бумажной волокиты будет, да и налог придется платить как за товар.

— Это еще почему? Разве входить в город с оружием нельзя? — Вскинул я, удивившись, бровями.

— Можно, но только с личным оружием. Один человек может привезти в город в качестве оружия личного пользования не более четырех единиц, включая пистолеты.

— Вот как. А за остальное, стало быть, потребуют заплатить пошлину, как за товар на реализацию?

— Всё верно. И разрешительные документы на торговлю в Орасмаре потребуют. А я в город еду как раз, чтобы проконтролировать поставку оружия, а не продавать его.

— Оружие? Зачем? — Я удивленный таким доверием и откровением со стороны Глеба, решил крутить его до конца, пока он готов мне хоть что-то рассказать. Возможно, наше путешествие после перестрелки потечёт в ином, более благоприятном для меня русле. И я перестану быть в роле подопечного, сопровождаемого Глебом, незнакомца. Глеб мне рассказал суть его визита в Орасмар.

Ему требовалось обеспечить новую поставку оружия из местной оружейной фабрики, для бойцов из сопротивления Лагана. Император Новарии — Всемир Справедливый, помогал Лагану и Орасмару, чем мог, но империя сейчас слишком ослабла из-за неурожая в прошлом году и развязать полноценную войну, он не мог себе позволить. Тем временем, в Лагане все чаще вспыхивали боестолкновения с тыманцами. Также я узнал, что на территории города — это не единственная группировка или как их называли местные — племя. В конфликте за территории, ресурсы и власть, против русского народа, участвовали бойцы племени Дауа и враждебно настроенные радикалы, проще сказать фанатики — безпредельщики — Калугари. Или как их называло русское население Лагана, Калы или еще проще монахи. Упрощение до монахов, произошло для удобства выговора, а также от внешнего вида представителей племени. Они носили всегда черную, одежду, военного образца из плотного материала с кожаными вставками, поверх которой всегда была надета черная ряса с капюшоном, которую они срывали, ввязываясь в бой или даже короткую драку.

Он мне обрисовал положение сил и взгляды на введение войны, из которых я понял, что основную опасность для всех представляют именно бойцы Калугари. После них, по кровожадности были Тыман, но они были больше бандитами, чем борцами за идею, хоть перевод названия их племени и звучал как ВЕРА. Они считали себя воинами веры, но их взгляды чаще были направлены на извлечение выгоды, а чаще всего, банальных денег. Представители Дауа были менее кровожадны и почти никогда не замечались в грязных делишках, типа работорговли или торговли наркотиками, местными наркотиками, естественно. Чего нельзя было сказать о тыманцах. Но бойцы Дауа были очень идейными и боролись до смерти с теми, кто не разделял их веру. Этот факт также делал их очень опасными. Дауа составляли собой, как раз, самую профессиональную и хорошо тренированную «прослойку» армии империи Таухид. И оставалась еще одна сторона, о которой я уже знал. Это лояльные мусульмане — Махлесы, зачастую предприниматели или ремесленники, которые никуда не вмешивались, но и себя в обиду не давали. Так я постепенно начал различать, что к чему, и кто кого, в этом опасном, но уже довольно интересном, для меня, месте. Много русских, свободных городов находилось к югу через море от нас, но вдаваться в подробные расспросы я не стал. Мне и так было над чем поразмыслить.

Еще одним поводом для визита в Орасмар было связано также с оружием, но не только. Глеб рассказал, что караваны, идущие из Орасмара в Лаган, в последнее время, стали часто грабить. По его мнению, этим занимались также тыманцы. Они выслеживали обозы и караваны с провиантом и оружием, чем рушили планы властей Лагана и уменьшали их шансы нормально вооружить ополченцев города. Не редки были случаи, когда ополчение захватывало вражеских диверсантов на подконтрольной им территории города. Во многих случаях это были бойцы племени Дауа, которые по странному стечению обстоятельств были вооружены образцами оружия из секретных поставок. Это вооружение, поставлялось в Лаган для профессиональных групп, входивших в состав ополчения, таким образом, что перехватить его не было возможным. Из этого всего, штабом обороны Лагана, было принято решение направить группу для расследования в Орасмар. Группа уже находилась в городе, а Глеб ехал туда последним, получив особые инструкции, о которых он мне, естественно, не рассказал. Признаться честно, его откровенность меня все больше и больше удивляла и… волновала. Он, рассказывая мне о своей миссии не мог не замечать моего изумленного выражения лица, но продолжал на меня смотреть так…словно знал, что я попросту не могу быть вражеским шпионом, словно знал… кто я.

Я глядел на него и не мог понять, что он, рассказав мне все это, потом собирается со мной сделать. Но особо радостных мыслей, в голову не лезло и я, что есть мочи, гнал их от себя. Хотя все же было ощущение, что именно догадки Глеба о том, откуда я появился в этом мире, и делало его таким откровенным. По крайней мере, я на это надеялся.

Раз уж Глеб приоткрыл тайну своей миссии, я сделал вывод, что он стал намного больше мне доверять. Думаю, это логично, так как я отплатил ему за свое спасение, такой же монетой. Не став скрывать своих ожиданий, поделился ими с Глебом:

— Трофеи с убитых мною бандитов мне причитаются или как?

— Ты можешь взять себе, то оружие, которое считаешь нужным. — Сухо ответил Глеб, кивнув. — Бери столько стволов, сколько разрешено провезти в город, остальное останется здесь. Я, ожидая чего-то подобного, ничего ему не сказал, молча начал вооружаться.

Перед тем как разобрать трофеи, спросил Глеба, что мы будем делать с трупами на улице. Он мне ответил, что по-хорошему, необходимо сделать их фотографии, но компактных фотокамер, из его рассказа я понял, нет в этом мире. Это могут сделать только спецы из города, обладающие нужной техникой.

Фотокарточки убитых нужны для архива в военной комендатуре, где велось наблюдение и фиксация всех криминальных промыслов, в которых участвовали как бойцы племён, так и обычные преступники. Я подумал над его словами, он был прав. Мало ли в каких еще авантюрах были замечены убиенные, такие вещи необходимо фиксировать. И тут у меня возникла идея. Слушай Глеб, там Илья сидит, рисует, у него неплохо получается. Ты знаком с его отцом, он тебе доверяет, может, ты попросишь его сделать пару набросков, хоть что-то у нас будет в подтверждения всего произошедшего. Глеб посмотрел на меня, холодными, как сталь, карими глазами, с легким прищуром, кивнул и пошел к парню. Да, это не та просьба, о которой хотелось бы спрашивать десятилетнего мальчугана, который только что потерял отца и стал свидетелем перестрелки с людьми, виноватыми в этом. Хотя, может именно вера в то, что он сможет своими рисунками помочь найти убийц, поможет ему переборть себя и зарисовать лица трупов.

Я же спросил мимоходом у Ильи, осталась ли у его отца одежда и могу я себе, что-нибудь подобрать из нее. Он не ответил ничего, просто провел меня в отцовскую комнату и показал пальцем на шкаф. Затем он ушёл к Глебу. Открывая шкаф, я не ожидал найти там такое разнообразие одежды. Ничего сверх модного или не поддающего объяснению, я там не увидел, но так сказать ассортиментом не был разочарован. Прежде всего, мне нужно было сменить свои джинсы на что-то менее бросающиеся в глаза. Между прочим, в этот момент мне подумалось, что, несмотря на мой нестандартный для здешних мест, внешний вид, и без преувеличения странное поведение, каждый раз подчеркнутое кучей вопросов, у Глеба и Ильи ни разу не возникли вопросы ко мне. Ладно, парня можно не учитывать. У него сейчас и так большое горе, он мог и не обратить, на мою нестандартность, внимания. Но Глеб, производил очень устойчивое, серьезное впечатление, человека, знающего военное дело и соответственно обладающего нужной подозрительностью и звериным чутьем. А он ничего не спрашивал меня, не уточнял. Все же меня не покидало чувство, что Глебу и не требуется меня о чем-либо спрашивать. Он что-то явно знает. Мне на руку, без сомнений, что меня не допрашивают, но это вызывает чувство тревоги. Ну и пусть, разберемся. Слишком много всего навалилось, голова уже опухла от мозговой активности. Нужен отдых.

Отдыхать времени не было. Я сменил джинсы на штаны из плотной ткани, напоминающей мешковину, но словно прорезиненную или брезентовую, но именно что ткань. На коленях нашиты заплатки из какой-то грубой, шершавой кожи, словно вывернутой на изнанку, но покрытую напылением, похожим на лак или клей, не скажу. Свою черную рубашку сменил на такого же цвета футболку, в рюкзаке у меня уже была такая, трофейная. В гардеробе имелась лёгкая куртка, довольно короткая, по пояс, из оливковой ткани с боковой застежкой на пуговицах. Примерял, немного давит в груди, но на спине и в рукавах, движения не сковывает. Хорошо, пойдет. Одевать не стал, свернул рулоном, кинул в рюкзак. Ботинки не менял. Во-первых, у отца Ильи была нога меньшего размера, это и понятно, роста он был пониже меня, судя по длине штанин, но я и не натягивал их под самый пупок, хотя я уже убедился, здесь носят именно так, опять же, судя по Илье и Глебу. Во-вторых, качество обуви, в никакое сравнение ни шло с ботинками, надетыми на меня. Взял для смены еще футболку, побрезговав нижним бельем и носками. В городе куплю. Рядом со шкафом была вешалка с крючками, не ней висели пару курток, одна из которых была с капюшоном из плащевой ткани — дождевик. Вспомнилась буря, сопровождающая меня в начале моего перемещения сюда, и я решил, что возможностью обзавестись таким незаменимым предметом туалета, пренебрегать не стоит. Скрутил как можно плотнее в трубу, перевязал одним из кожаных жгутов, лежавших у меня в рюкзаке, и подвесил к нему же снизу.

Теперь самый приятный момент сборов — оружие. Взял я себе тот форт-12, как трофей и как напоминание о моём первом. О первых глазах, какие из-за меня увидели свет в последний раз. Он занял свое место в ременной кобуре, на поясе под правой рукой. С противоположной стороны подвесил плотный, кожаный подсумок, коричневого цвета, натолкал его магазинами, их оказалось всего два. Ничего, докуплю позже еще парочку. Так же обнаружил в амуниции бойцов наплечную кобуру, по размерам подходящую под ПМ, отличный вариант по габаритам для скрытого ношения. Сверху надел жилет из плотной холщевой ткани, сшитой в несколько слоёв, и на неё уже две лямки, похожие на подтяжки, на которых располагались короткие подсумки, плюс пояс с подсумками от СКС, который я сегодня удачно испытал в бою. Набил карманы и подсумки всеми имеющимися магазинами и обоймами. Выбрал из небольшого выбора ножей один, максимально удовлетворяющий меня по полевым характеристикам. Клинок был цельный, сквозь всю рукоятку. Обух ножа толщиной в 5–6 миллиметров с надежной, мощной гардой. Дина клинка сантиметров 15–17.Рукоять деревянная, резная, очень красивая. Я был изумлен качеством и красотой ножа. Признаться, и в обычной своей, простой жизни клерка, никогда не мог устоять перед красотой и мощью оружия, любого. Но законы страны, в которой я жил не позволяли быть владельцем короткоствольного нарезного, только охотничьего. Да и для разрешения на охотничье холодное оружие законы были не мене жестоки. Но клинок меня порадовал. Нашелся один клинок по типу мачете — «кукри», кажется так, он назывался в моем мире. И один полноценный мачете в ножнах, который я примотал сбоку рюкзака нейлоновой леской. На левом бедре разместил кукри, под выхват левой руки. Из оружия для дальних дистанций выбрал СКС, тот, что новее, и винтовку Мосина. Для начала пойдет.

Одел всё на себя, попрыгал, покрутился — удобно. Вот и отлично, я готов для продолжения путешествия. Кстати, заметил одну особенность: я чувствовал себя совершенно не уставшим. То есть совсем. Вчерашний затяжной поход, длинною в целый день, затем бессонная ночь, да еще и скоротечный, но такой ожесточенный бой с бандитами, мог бы выжать кого угодно до последней капельки сил. Но со мной ничего такого не происходило. Даже если учесть, сколько на мне сейчас добра навешано, сколько тяжести от оружия и боеприпасов, но я их словно не замечал, не чувствовал их вес. Это не то, чтобы плохо, но как минимум странно, словно я стал сильнее и выносливее. Хотя может из-за стресса организм задействовал скрытые ресурсы? Может быть. Я где-то про такое читал, в своей прошлой жизни. Ну ладно, с этим мне еще предстоит разобраться.

Илью мы не могли здесь оставить, поэтому Глеб велел собрать ему самые необходимые вещи и то, что осталось ценного у отца. Он не возражал. Вскоре мы увидели рассвет и приняли решение выдвинуться как можно быстрее, чтобы не идти по полуденной жаре. Со слов Глеба я узнал, что до Орасмара осталось всего полдня пешим ходом, но идти нам уже не придётся, ведь нападавшие оставили нам как раз три коня, а точнее одного коня и две лошади. Транспорт четвертого так и не удалось обнаружить. Может он прогнал лошадь, а может, почуяв неладное, он оставил ее неподалёку, но что гадать — это уже не столь важно.

Вывели лошадок из стойла, накормили сеном, из запасов Илюшиного отца и отправились в путь. Меня ждали новые приключения, новые места, новые люди. Быть может, среди этих людей я найду своего брата или же узнаю о нём хоть что-то, время покажет и небо тоже.