Герой

Глава 29

— Что ж, выглядит хорошо. Ни следа заражения, — сказала Лиз.

Немного ошеломленно уставилась на медсестру. Я чувствовала себя так с тех пор, как покинула квартиру в сопровождении Кейна, Арни и Слая.

— Я приняла «Кефлекс», как было предписано.

— Хорошо. Теперь, когда швы сняли, не забудь о травме. Тебе все еще нужно как минимум две недели на исцеление.

— Не думаю, что в ближайшее время забуду это.

Она улыбнулась с сочувствием.

— Полагаю, так и будет. Они уже нашли этого парня?

— Нет. — Лиз помогла мне встать. — Я просто готова жить дальше своей жизнью, но с этим на шее…

Она сжала мою руку.

— Дорогая, надеюсь, они скоро его поймают.

Я благодарно улыбнулась, и она вывела меня в комнату ожидания, где Кейн тихо разговаривал по телефону, пока Арни со Слаем стояли у двери. По-настоящему их звали Гриф и Дон, но они с юмором относились к прозвищам, которые я им дала.

Кейн увидел нас и быстро закончил разговор. Положив телефон в карман, он подошел и сразу обратился к Лиз.

— Все в порядке?

— Швы сняты. Заражения нет. Лекси на пути к выздоровлению.

— Прекрасно. — Я наградила его резким взглядом. — Теперь я могу ехать домой.

Он нахмурился.

— Если под домом ты имеешь в виду мой дом, то да, ты можешь ехать домой.

— Кейн…

— Не спорь.

Он обнял меня за талию, поблагодарил Лиз и повел нас на выход. Я посмотрела через плечо, чтобы наградить медсестру благодарной улыбкой. Весь путь я пыталась игнорировать прижатое ко мне тело Кейна. Я могла сама справиться с ходьбой, но не хотела устраивать сцену в больнице, требуя отвалить.

Когда он исчез той ночью, Эффи помогла мне добраться наверх и дойти до кровати. Думаю, в этот раз даже она разозлилась на Кейна и поняла, что я достигла предела в этой борьбе. Когда немного позже я услышала, что вернулся из поездки, то надеялась, что он придет ко мне. Чтобы сказать что? Я не знала. Что-то. Что-нибудь. Тем не менее, он этого не сделал, и тогда я решила, что настало время, наконец, отпустить его. В ту ночь я лежала в постели, думая обо всем, что мне нужно было упорядочить в жизни и что не вращалось вокруг Кейна.

Устранение карьерного кризиса выглядело как начало. Сестра Антуана, Рене, связывалась со мной и дала две недели на обдумывание ее предложения, прежде чем она предоставит его кому-то другому. За последние четырнадцать дней Антуан прислал несколько электронных писем, в каждом из которых рассказывал о прелестях и преимуществах жизни в Париже. Должна признать, всю прошлую неделю думала, что останусь в Бостоне, если смогу заставить Кейна мне довериться. В любом случае это означало бы поиск новой работы, потому что не могло быть и речи о том, что я продолжу работать его помощником, если мы соберемся строить серьезные отношения.

Теперь, я обнаружила, что рассматриваю предложение Рене.

Хотя еще до того, как подумаю о Париже, я должна уладить все с отцом. С ним оставалось слишком много нерешенных вопросов. Мне не хотелось даже думать о том, что он может причинить мне боль. Но мысль, что он мог стоять за нападением, закралась мне в голову, хоть и продержалась недолго. Конечно, поразмыслив, я пришла в ужас от того, что могла даже подумать о подобном. На самом деле это больше, чем ужаснуло — это поразило пониманием того, что я нигде и никогда не смогу начать жить с чистого листа, пока я не разрешу проблему с отцом. Нам нужно было поговорить, и я надеялась, что разговор поможет мне лучше понять его поведение.

Если бы он смог, я могла бы найти в себе силы простить мать за то, что выбрала его вместо меня. В конце концов, боль, которую она причинила своим выбором, лежала в основе моих проблем. Как я могла продолжать жить дальше в Париже, не смирившись с этой болью, этим отказом? Не смогла бы. Я бы просто повезла ее с собой.

— Ты притихла. Больно? — спросил Кейн, когда мы сели в машину.

— Немного чувствительно, но я в порядке. И я бы в самом деле хотела, чтобы ты позволил мне вернуться в свою квартиру.

— Не до того момента, когда найдут напавшего на тебя, — сказал он, вздохнув.

— А если мы не найдем его?

— Проедем мост, когда до него доберемся.

— Предупреждаю, что это будет деревянный веревочный мост с сухими трухлявыми досками и большим знаком: «Проезжай на свой страх и риск».

Кейн ничего не сказал, и я повернулась к нему. Он смотрел в пассажирское окно с признаками веселой улыбки на лице.

На моем языке крутились слова «Ты потеряешь мою остроумную задницу». Но я знала, что его ответ, или скорее отсутствие ответа, принесет больше боли, чем скобы, которые мне только что удалили.

Домой к Кейну мы возвращались в тишине. Арни и Слай провели нас до квартиры, и ушли сразу, как только я благополучно устроилась внутри. Меня тошнило от охраны. Отсутствие каких-либо зацепок вынуждало подозревать, что меня подрезал какой-то уличный псих. Охрана и необходимость быть запертой в квартире ощущались как перебор.

— Мне нужно вернуться на работу, но скоро здесь будет Эффи, — сказал Кейн.

— Эффи больше не обязана находиться здесь. — Я скинула туфли и подняла руку, чтобы остановить Кейна, который шел мне помочь. — Теперь я могу обходиться без помощи. Уверена, у нее есть дела поинтересней, чем помогать тебе держать меня взаперти.

— Лекси, это просто продлится немного дольше.

— Как для тебя это будет ощущаться? — Я нахмурилась, прислонившись к стене для поддержки. — Тебя это не убьет?

Вместо ответа — не то чтобы ему нужно было его давать, потому что я знала, что это будет убивать его — Кейн напомнил звонить, если он понадобится, а потом ушел.

Я ему не звонила, потому что исполнилась решимости больше никогда не нуждаться в красивом сукином сыне.

Возможно, от чувства разочарования я передвигалась по квартире в тот вечер больше, чем было необходимо. Теперь, когда утвердилась в своем решении встретиться с отцом, прежде чем приму предложение Рене, я хотела сделать это как можно быстрее. Выбор сделан, и я хотела начать двигаться в этом направлении по многим причинам, включая тот факт, что это отвлекало меня от мысли о том, чтобы навсегда покинуть Кейна. Всякий раз, когда я позволяла себе зацикливаться на мысли не видеться с ним ежедневно, меня охватывали страх и полное опустошение.

Что угодно лучше этого чувства.

Чтобы не ощущать всего этого, я провела остаток дня и ранний вечер, планируя. Вместо звонка написала Рене электронное письмо: разница во времени в шесть часов означала, что в Париже уже поздно. Я скрестила пальцы на удачу, что утром от нее получу известие. Потом вошла в интернет и начала искать квартиру. Чувствуя себя не в своей тарелке, написала Антуану, обратившись за помощью, и получила полный энтузиазма ответ, в котором он сообщил, что допросит меня утром.

Затем много ходила, перед тем как отправиться спать, чтобы избежать встречи с Кейном.

Вышагивания по квартире и дрожь стали виновниками того, что я проснулась посреди ночи от боли. Постанывая от собственной глупости, я поднялась и медленно, отправилась вниз, где оставила свой «Перкосет». Я дошла до кухонного островка, где, была уверена, оставила таблетки. Не повезло.

К своей досаде следующие пять минут я провела, открывая шкафы и ящики, усугубляя боль в животе. Безуспешно. Я сердито осмотрелась в едва освещенной комнате, пытаясь прикинуть, куда, черт возьми, положила таблетки. Мой взгляд остановился на столике возле столовой. Я никогда им не пользовалась, потому что он соответствовал обеденному столу и больше был похож на произведение искусства, но подумала, что есть вероятность, что Эффи убрала таблетки туда, когда заглянула после ухода Кейна. Как только она появилась, я заявила, что ценю уделенное мне время, но больше не нуждаюсь в няньке. Видимо, она согласилась, потому что после того, как приготовила кофе и немного повозилась в квартире, ушла.

Я надулась. Эффи я любила до глубины души, но каждый раз, когда она приходила, возникало что-то, что я не могла найти, потому что она эту вещь переложила. Я не могла понять, как кто-то с таким захламленным домом, как у нее, мог быть настолько одержим расчисткой дома Кейна.

Я открыла боковой ящичек стола и отгребла лежащий там хлам. Не-а. Нет «Перкосета». Я практически зарычала и уже почти закрыла ящик, когда в поле зрения попало нечто блестящее. Понимание того, что это стопка фотографий, заставило меня остановиться. На мониторе у Кейна нет ни одной фотографии. Я никогда не видела ни одной спрятанной. До настоящего времени.

Заинтересованная, я достала небольшую стопочку фотографий и поднесла к свету. Поражение и разочарование, испытываемые к бывшему боссу, внезапно поднялись на качественно новый уровень.

На каждом снимке была я. Всего шесть, и я помнила, что сделаны они на его телефон. Две из них сделала я: селфи, когда мы лежали в постели. На одном из них я, положив голову рядом с его, улыбалась в камеру, пока он смотрел в объектив с тлеющим недоумением на лице. Другое я сделала, держа камеру высоко, пока целовала его.

Оставшиеся четыре сделал Кейн. На первой я лежала на его кровати, простыня прикрывала нижнюю часть моего тела. Скромная, но чувственная фотография, потому что, хоть я и скрывала свои манящие части, смотрела в камеру взглядом, которого раньше у себя никогда не видела. Взгляд, наполненный желанием. К Кейну. Я сморгнула слезы, внезапно наполнившие глаза.

Две другие были сделаны на рынке Куинси за неделю до нападения. А на последнем — я, стоящая в дверном проеме между спальней и ванной комнатой. Одетая только в его рубашку. Плечи которой оказались слишком велики, поэтому они сползли, открывая достаточно много кожи. Кейн сделал тогда для себя открытие, насколько может быть сексуальна мужская рубашка. В ответ я развернулась и встала в позу, смешно надувшись, волосы беспорядком окружили лицо.

Теперь уже разрыдавшись, я положила фотографии назад в ящик, где он их прятал.

Я стукнула ногой по буфету и сразу почувствовала, как болезненный спазм прожег живот. Слезы потекли быстрее, и я споткнулась в коридоре, вдруг отчаянно нуждаясь в таблетках, так что мне требовалось что-то делать, что-то, на чем можно сконцентрироваться.

Я незамедлительно отыскала их на телефонном столике, так что на первый план снова вышло не что иное, как те проклятые фотографии.

Пытаясь смотреть сквозь размытое зрение и стараясь приглушить звуки плача, я поспешила в кухню и вытащила из шкафа стакан.

— Лекси? — до меня долетел голос Кейна.

Я напряглась, подставляя стакан под кран.

— Эй, эй, — произнес он успокаивающе, жар его тела коснулся спины, когда он потянулся через меня за стаканом. Второй рукой потянулся к «Перкосету» и таким образом окружил меня собой. — Тебе больно?

— Я в порядке.

Секунду он молчал.

— Ты не в порядке. Ты плачешь.

— Я сказала, что в порядке. Мне просто нужно принять «Перкосет». — Я взяла его за руку и попыталась вытащить из нее баночку. — Отдай.

— Лекс, позволь помочь.

— Мне не нужна твоя помощь.

Я не нуждаюсь в спасении мужчиной, который даже себя спасти не в состоянии.

— Лекс…

— Я сказала, что не нуждаюсь в твоей помощи!

Внезапно положив на меня руки, он мягко повернул лицом к себе. Я сопротивлялась, извиваясь в его хватке, насколько позволяло раненое тело.

— Лекси, прекрати, — фыркнул он в замешательстве.

Я не могла остановиться. Все, что могла видеть, — те фотографии. Все, что слышала — его отрицание чувств ко мне. Его отказ. Его ложь.

— Отвали от меня! — крикнула я, теперь жестко борясь.

— Лекси, прекрати, — повторил он и усилил хватку.

Но я бы не стала. Не смогла бы. Каждая частичка боли, которую я чувствовала в последние несколько недель, переросла в насилие. Я кричала, плакала и стучала кулаками ему в грудь.

— Прекрати, ты причинишь себе боль, — услышала я его рычание.

Это меня не остановило.

Его хватка уже грозила синяками, и он легонько меня встряхнул.

— Прекрати, — хрипло приказал он. — Лекси, остановись.

А потом он поцеловал меня. Жестко. Отчаянно. Ошеломленная, я перестала бороться. Позволила ему целовать себя, запустив руки в мои волосы, он удерживал меня и целовал так, будто нуждался в этом больше, чем в воздухе.

Наконец мой мозг сосредоточился на происходящем, и я замерла, губы больше не двигались в унисон с его. Кейн почувствовал мое нежелание и смягчил поцелуй. Он коснулся моих губ раз, второй, прежде чем отодвинуться.

Мы глазели друг на друга, одинаково сбитые с толку произошедшим.

— Я уезжаю, — эти слова первыми вылетели из моего рта. — Не в квартиру. В смысле да, в квартиру, но немного другую. Ты помнишь Антуана Фоше? Я представила его тебе в аэропорту.

Кейна вцепился пальцами в мои руки. Я не думала, что он даже осознал это.

— Я помню, — ответил он грубо.

— Его сестра предложила мне работу в компании по организации праздников в Париже. Сегодня я приняла предложение. Уезжаю через четыре недели.

Мгновение он смотрел на мое лицо, словно пытаясь убедиться в том, насколько я серьезна. Отпуская меня, он отступил назад.

— Ты поэтому плакала?

Я почувствовала злость, гораздо мощнее боли, которую ощущала раньше.

— Я только что сказала, что покидаю Бостон, и вот такая у тебя реакция?

Когда он посмотрел на меня, его челюсть сжалась. Хоть какая-то реакция лучше предыдущего нелепого вопроса.

— Я не поэтому плакала, — ответила я. — Я нашла фотографии.

Растерявшись, он пожал плечами.

— Какие?

— Те, на которых я, мы. Они в боковом столике.

Его ответом стали несколько осторожных шагов назад. Вновь появившиеся слезы задрожали на моих ресницах.

— Я уезжаю. Так что единственное, что тебе от меня останется — те гребаные фотографии.

Перед его лицом опустилась глухая стена.

Теперь я поняла. Все, как говорила Эффи. Кейн никогда не становился более холодным и отстраненным, чем когда был полон решимости скрыть то, что чувствует на самом деле.

— Я не собираюсь стоять и спорить на эту тему снова и снова. Просто скажу, что выйдя за эту дверь, возненавижу тебя за то, что выбросил меня из своей жизни, в то время как правда в том… правда в том, что ты меня любишь. Знаю, это так, даже если ты отрицаешь. И на твоем месте я не смогла бы вынести мысль, что ты меня ненавидишь, независимо от того, как сильно мы отдалились. А я буду ненавидеть тебя, если не прекратишь лгать. Так что или ты скажешь мне, что скрываешь, или нет. Но тебе стоит знать, что я точно возненавижу тебя, если не расскажешь. — Я сморгнула слезы. — А я так устала от самой идеи непрощения.

По ощущениям я ждала ответа целую вечность. Дождавшись, не понимала, что испытывать: облегчение или беспокойство. Взгляд его ожесточился, и он кивнул.

— Отлично, хочешь правды — будет тебе правда, но сначала выпей лекарства.

— Это я могу сделать. — Мне не понравился нервный резкий тон его голоса.

Как только проглотила таблетки и присела на диване в другом конце комнаты, Кейн походил немного вперед и назад передо мной.

— Собираешься присесть?

Мое сердце забилось сильнее от его возрастающего беспокойства. Господи, что он скрывает? Вместо того чтобы присесть, он встал передо мной. Меня затошнило.

Мы встретились взглядами, и тошнота усилилась. Он выглядел злым, а я не знала на что.

— Кейн, — прошептала я.

— Я не для тебя, Лекс, — произнес он, и стало понятно, что он в это верит.

Я вспыхнула от досады.

— Это исключительно мой выбор.

— Нет, мой.

Мы смотрели друг на друга, пока во мне снова не вспыхнула злость.

Кейн прошелся рукой по своей груди.

— Только Генри и вовлеченные люди знают это о моем прошлом. Я тяжело работал, чтобы убедиться, что оно похоронено.

Ох, блядь, о боже, ох черт, ох, блядь…

— В школе я работал официантом в пафосном ресторане на Сосайети-Хилл. Я поступил в Уортон по стипендии, но жил не в лучшем студенческом общежитии в Филадельфии, и мне нужны были деньги. Они требовались не только на жизнь, но также чтобы инвестировать. Я встретил Генри в колледже, и у него имелись связи. Он устроил меня на работу в ресторан. Лучше, чем ничего… Пока я там работал, женщина постарше сделала мне предложение. Богатая женщина постарше.

Кажется, сердце остановилось на мгновение. Взгляд Кейна впился в меня с какой-то извращенной решимостью.

— Она предложила много денег.

— О, господи, — прошептала я, не веря, куда это признание ведет. Если бы я сделала ставку на его секрет, проиграла бы по-крупному. — Ты сделал это? Занялся с ней сексом за деньги?

Он коротко кивнул, так напряженно, что, казалось, готов был разбиться вдребезги.

— Я подходил ей идеально: студент Уортона, а не какой-то невежда с улицы, но бедный и амбициозный. Она задавала правильные вопросы, решала их, знала, что делает, знала, что я позволю ей мной манипулировать. И я позволил. Я подумал: «Какого черта? Это же только она».

Меня ударило понимание. В животе завязался узел.

— Но это было не так, правда?

Он покачал головой.

— Просто приключение, которого искала скучающая домохозяйка. Она рассказала подруге, которой доверяла и, прежде чем осознал это, я уже не нуждался в работе официанта. У меня появилась клиентура, — он с горечью выплюнул это слово. — Все шло идеально. Не было никаких шансов, что тайна выйдет наружу, потому что ни одна из этих женщин не могла позволить себе, чтобы люди узнали, что они платят студенту колледжа за секс. За девять месяцев я заработал достаточно денег, чтобы инвестировать. Я вложил разумно и увидел огромную отдачу. Затем я инвестировал больше и так далее.

— Достаточно большой доход, чтобы открыть банк.

Кейн наконец посмотрел на меня, словно побуждая его ненавидеть.

— Генри однажды застал меня с одной из клиенток и понял все. Он единственный, кто знает, как далеко я зашел, чтобы получить желаемое.

— Вот почему ты ведешь себя странно, когда я спрашиваю об Уортоне. Вот почему не переносишь, когда я рядом с Генри. Потому что он единственный, кто мог сказать мне правду?

— Это, а еще потому, что он выводит меня из себя, флиртуя с тобой все время.

Я проигнорировала это, слишком ошеломленная, прокручивая в голове его откровение.

— Та женщина на вечеринке Делейни… она была одной из них?

— Да, — признался он со все еще язвительным выражением на лице. — Она из Филадельфии. Я редко пересекаюсь с женщинами из той моей жизни, но я знал, что она там будет…

— Так вот почему ты был в таком настроении весь день и на вечеринке… — Я медленно встала и настороженно посмотрела на него. — Вот почему ты порвал со мной.

— Между нами бы никогда ничего не сработало.

— Из-за этого?

— Лекси, я практически продал душу, чтобы оказаться там, где я есть сегодня. Я эгоистичный ублюдок… а ты… — Его взгляд прошелся по моему лицу. — Ты почти потеряла все, что удерживало твою душу нетронутой.

— Кейн. — Минуту я не могла ничего произнести, скованная эмоциями.

Внезапно он начал уходить.

— Не уходи! — крикнула я.

Он остановился, слегка повернувшись, чтобы посмотреть на меня.

— Я люблю тебя, — сказала я сквозь слезы. — Сильно люблю. Ничего это не изменит. Ничего.

— Даже то, что я был шлюхой? — фыркнул он раздраженно и с недоверием.

Меня передернуло от этого слова. Правда оказалась нелегкой, но не знай я его, не понимай, как потрепала его жизнь с самого начала, возможно, не увидела бы картину целиком. Но я могла. И не винила Кейна за случившееся. Я винила их.

— Они использовали тебя, — заспорила я.

Раз уж на то пошло, это еще сильнее разозлило Кейна.

— Они использовали тебя, — повторила я. — Да, ты тоже их использовал. Но ты был всего лишь ребенком.

— Лекси, я перестал быть ребенком в тринадцать.

— Для них ты был всего лишь ребенком. И поэтому хочешь ты это признавать или нет, они обидели тебя. Ты прошел через все, что с тобой случилось, потому что сосредоточился на своих амбициях. Поэтому ты совершал поступки, которых сейчас стыдишься… но они привели тебя к тому, где ты сейчас. Хотела бы я, чтобы все было иначе? Да. Я бы хотела, чтобы в прошлом с тобой такого не случалось. Уверена, что ты думаешь так же. Но теперь ты не такой. Мы просто должны оставить прошлое в прошлом.

— Это не часть прошлого, — зарычал он, казалось, разъяренный моим пониманием. — Это то, кем я являюсь! Я использую любые средства, чтобы получить то, что хочу, и мне насрать, кого я раню в процессе.

— Нет. — Я покачала головой, не поверив ни на секунду. — Ты не такой. Не со мной. — Я потянулась к нему, зарывшись пальцами в волосы и схватив за затылок, пытаясь придвинуть его ближе. — Ты лжешь себе. Ты настаиваешь на этом, чтобы удерживать меня подальше. Но уже слишком поздно. Я в деле. Ты любишь меня. — Я мягко улыбнулась, когда он закрыл глаза и заскрипел зубами от моих слов. — Ты любишь меня, — повторила я, — и никогда не обидишь. А я никогда не причиню боль тебе. Я никогда не буду тебя использовать, как это делали они, все они. Потому что я хочу тебя. Только тебя. — Я прижалась лбом к его челюсти и крепче притянула Кейна к себе. — Никто никогда не поймет тебя так, как я. Со мной ты совсем другой, малыш. Ты заботишься обо мне. Заставляешь чувствовать себя в безопасности. Ты не тот, кем себя считаешь. Не ты ли говорил мне, что люди не могут быть односторонними? Для меня ты намного больше того, что ты мог натворить в прошлом.

— Лекси, — произнес он, — я рассказал это, чтобы ты очнулась. Такой человек, как я, не может быть гребаным белым рыцарем.

Он оторвал мою руку от своей шеи и мягко оттолкнул меня. Я чувствовала, как внутри забурлила ярость.

— Я не ищу героя! — Он содрогнулся от волнения, разрывающего мои слова. Я покачала головой, сжав руки в кулаки. — Я никогда этого не просила. Только хотела тебя, потому что, несмотря на то, что ты думаешь, вижу тебя. И нет, ты не гребаный белый рыцарь, но я хочу тебя.

Когда он ничего не ответил, я почувствовала холод во всем теле.

— Я не останусь, — предупредила. — Не буду больше сражаться за тебя. Это конец. Если ты отдаляешься, это не для меня. Никогда не передумаю. Я всегда, всегда буду винить тебя за это. За то, что разрушил нас.

Тишина квартиры вокруг нас, казалось, растягивалась, расширялась и сгущалась, как монстр в темноте. Какое-то время мы просто стояли лицом друг к другу, пока монстр уничтожал любой шанс связи, которая остановила бы нас от разрыва навсегда. Наконец Кейн оторвал взгляд от меня и повернулся спиной.

Я вышла из комнаты, зашивая открытую рану в груди остатками эмоциональных сил, и вернулась в гостевую комнату с временно закрытой раной. Я была уверена, что она останется зашитой достаточно долго, чтобы хватило времени выбраться из Бостона.