Герой последнего боя

УРАЛЬСКИЙ ПАРЕНЬ

Враг рвался к берегам великой русской реки. Из глубины России на помощь осажденному Сталинграду шли полки и дивизии. В одном из воинских эшелонов ехал на фронт уральский рабочий Иван Глухов.

Эшелон остановился на станции Иловля. Раздалась команда:

— Выгружаться!

Шли всю ночь. На рассвете остановились в глубокой балке. Только лишь сгустились сумерки, вновь зашагали. На третью ночь вышли на передний кран. Здесь в маленьком окопчике на правом холмистом берегу Волги началась фронтовая жизнь Глухова. Здесь он испытывался на прочность, здесь постигал военную науку.

В этом обжитом окопчике он прочитал листовку о подвиге тридцати трех гвардейцев, два дня отбивавших яростные атаки врага. Фашисты забрасывали участок гвардейцев бомбами, снарядами, листовками. Но ничто не могло сломить волю советских солдат. Гвардейцы выстояли. Первые покинули поле боя гитлеровцы, оставив на склоне холма 27 сгоревших танков и свыше 150 погибших солдат и офицеров.

«Ни шагу назад!» — так заканчивалась маленькая листовка, написанная в окопах у великой русской реки.

Поразил Глухова и рассказ политрука о мужестве четверки отважных бронебойщиков, которые на подступах к Сталинграду из двух противотанковых ружей уничтожили 15 вражеских танков. Иван поклялся быть таким же мужественным, как героические защитники Сталинграда.

Ранним сентябрьским утром послышался рокот моторов. Иван Глухов чуть приподнялся над бруствером окопа. Прямо на него катился целый десяток бронированных чудовищ. «Танки», — прошептал Иван и оглянулся. Пригнувшись, по траншее шел сержант Столбиков. Поравнявшись с окопом Глухова, спросил:

— Как самочувствие?

— Да вроде бы ничего, — ответил Иван.

— Приготовь на всякий случай связки гранат. А голову каждую минуту из окопа не высовывай, а то ни за грош потеряешь. Наша задача — отсечь от танков пехоту и уничтожить, а с коробочками там, — кивнул вглубь обороны, — пушкари и бронебойщики без нас расправятся. Наше дело — пехота. Ясно?

— Ясно, товарищ сержант, — отозвался Глухов и, как его учили, опустился на дно окопа, замер. На какую-то долю секунды вокруг стало темно. Стальное чудовище проскрежетало гусеницами над головой, заполнило окоп удушливыми газами сгоревшего бензина, дохнуло запахами мазута, пороховым дымом и грозно зарокотало за спиной.

«Как бы не прозевать пехоту», — подумал Иван, вставая на ноги. Метрах в двадцати от него плотной цепью во весь рост шли гитлеровцы. Иван не помнит, как нажал на спусковой крючок автомата. Не помнит, как взводный с криком «Получайте, гады!» швырнул навстречу гитлеровцам гранату. В памяти Ивана Тихоновича остались отдельные эпизоды этого первого боя. Помнит он, что ярко светило солнце в то утро, по южной земле шел солнечный сентябрь. Хорошо помнит Иван и то, что впереди немецкой цепи с пистолетом в руках шел офицер. Вот он обернулся к солдатам, что-то крикнул, взмахнул руками и упал. Рядом с ним кувыркнулся солдат, потом второй, третий…

«Так вот они, непобедимые», — подумал Иван и стал стрелять не спеша, тщательно прицеливаясь. И каждый раз, когда немец падал, Глухов радостно восклицал: «Что, получил, гад! На, на еще, на!» И вновь припадал к автомату. Стрелял до тех пор, пока не раздался голос взводного:

— Прекратить огонь!

Иван провел тыльной стороной ладони по потному лицу и оглянулся: в глубине нашей обороны стояло пять подбитых вражеских танков, два дымились перед траншеями. Так простой уральский парень сделал первый шаг на дороге войны.

Утром 19 ноября 1942 года сержант Иван Глухов, уже командир отделения автоматчиков, лежал со своим отделением перед немецкими траншеями, готовый в любую секунду повести своих солдат на штурм вражеских укреплений и бить захватчиков без жалости и пощады.

И. Т. Глухов.

В восемь часов тридцать минут 13540 орудий и минометов по сигналу «катюш» открыли огонь по позициям врага, подавляя его живую силу и технику.

Прислушиваясь к грохоту боя, Глухов шептал: «Хорошо! Хорошо!»

Еще не успели смолкнуть раскаты орудийного грома, еще не рассеялся пороховой дым, а воздух наполнился новыми звуками.

— Танки! Наши танки! Вон они, товарищ сержант! — радостно закричал солдат Асадулин. Асадулин не ошибся. Это шли краснозвездные стремительные, неустрашимые советские танки. За ними шла пехота. Повел в атаку свое отделение и сержант Глухов.

К исходу 30 ноября район, занимаемый окруженным противником, уменьшился более чем вдвое. 22 немецкие фашистские дивизии и 160 отдельных частей всех родов войск с многочисленной техникой были зажаты в кольцо на территории в 1,5 тысячи квадратных километров, которая простреливалась дальнобойной артиллерией в любом направлении. На шее армии противника захлестнулась смертельная петля.

— С каждым так будет, кто с мечем к нам придет! — промолвил Иван Глухов.

— Верно. Так завещал наш великий предок Александр Невский, а мы, его потомки, свято храним честь и славу русского оружия, — подтвердил взводный.

Неудержимым потоком катилась вперед лавина советских войск. Глухов терял счет дням, не запоминал названия освобожденных сел и городов. Но когда брал в руки газету, улыбаясь, говорил:

— Здесь и о нас пишут. Помните станицы Романовскую, Зимовники, мы их брали. Вот тут написано.

Но разве могли сводки рассказать то, что довелось увидеть и пережить сержанту Глухову в те дни.

Когда освободили хутор Потаповский, к Ивану подбежал старик. Крепко обнял Глухова, прижался изнеможенным лицом к щеке сержанта, и Иван почувствовал горячую стариковскую слезу.

— Дорогие мои сыночки, — шептал старик. — Спасибо! Спасибо!

В сводках не сообщалось и о том, как солдаты делились своим пайком с детьми, женщинами и стариками, как в перерывах между кровопролитными боями помогали мирным жителям строить шалаши и землянки.

Много видел сержант Глухов, шагая по дорогам войны. На окраине небольшого села видел он глубокий ров, до краев заполненный трупами советских людей.

Там, где было село, остался одни пепел. Все, что сгорело, было построено такими вот рабочими руками. Иван посмотрел на свои руки. Ими, действительно, много построено. Иван Глухов строил Челябинский тракторный и Уральский машиностроительный заводы, возводил учебные корпуса Свердловского Втузгородка и просторные дома для рабочих. Крепко полюбилась специальность строителя, но протрубили горнисты тревогу. Стал в строй и Иван Глухов.

…Кровь и пепел сожженных сел и городов, слезы стариков и женщин — нет, такое нельзя забыть.

Вот уже позади Лихая и Зверево, Гуково и Краснодон, впереди Ровеньки, Молочанск и Каховка — ворота в Крым. За Ровеньками движение замедлилось, а на подступах к реке Миус батальоны и полки остановились. По цепи поползла команда:

— Окапываться!

Отделение сержанта Глухова занимало огневую на гребне холма. Впереди тоненькой ниточкой тянулась река Миус. На ее правом берегу возвышалась гряда холмов.

Глухов думал, как лучше переправиться на противоположный берег, взобраться на сопку и овладеть ею. Автоматчики рыли окопы, связывая их ходами сообщения. Первый закончил работу статный, высокий тюменец Ведерников. Смахнув с лица капельки пота и кивнув в сторону противника, тихо спросил:

— Товарищ сержант, я слышал, будто против нас Шестая немецкая армия стоит? Только в толк не возьму, как она тут оказалась. Ведь мы ее в Сталинграде захлопнули, и пожалуйста, вон она где объявилась. Как это так? А?

— Очень просто, — улыбнулся Глухов. — Гитлер приказал из каждой армии выделить по дивизии и передать генералу Холлидту, его после сдачи Паулюса в плен назначили командующим Шестой армии.

— Несуществующей?

— По-нашему так, а по-фашистски наоборот.

— Так ведь это по-сибирски сплошное надувательство, — улыбнулся Ведерников.

— Выходит, так.

— А знаете, как они линию обороны здесь назвали? Колоссаль фронт. Но мы с этим колоссаль фронтом по-сталинградски разделаемся.

— Иначе и быть не может, — подтвердил Глухов.

Помнил Иван слова, сказанные отцом на прощание, когда он с группой односельчан уезжал на стройки первой пятилетки:

— Не ленись, сынок, работай во всю силу и честно. Тогда народ полюбит тебя, а тут и счастье придет. Счастье-то с трудом к людям приходит.

И Иван Глухов настойчиво и упорно учил своих солдат умению воевать за счастье.

Не теряя ни секунды свободного времени, Глухов обучал солдат своего отделения искусству ведения боя: рассказывал о повадках врага, обучал новичков ползать по-пластунски, стремительно менять огневую позицию, штурмовать и уничтожать огневые точки врага; учил умело использовать каждый бугорок и ложбинку. Ежедневно совершенствуя военное мастерство, он воспитывал мужество в своих подчиненных.

Как-то в теплое августовское утро, маскируясь в зарослях бурьяна, батальон подтянулся к окраине села и поднялся в атаку. Навстречу — ливень огня. Минута — и атака заглохнет. И в эту трудную минуту над цепью батальона поднялся сержант Глухов. Он знал, что тот, кто поднимается первый, может быть сразу же сражен вражеской пулей, но его самоотверженный поступок поднимет бойцов в атаку. Иван громко крикнул:

— Отделение, за мной!

Тотчас вскочили Асадулин и Ведерников, не отстали от них остальные бойцы отделения. Вслед за ними поднялся весь взвод, рота, батальон, и единым порывом сокрушили вражескую оборону.

Дивизия шла по дорогам Таврии. Но не было в боевом строю мотомехбатальона сержанта Глухова, раненого в той жаркой схватке.

Около трех месяцев пролежал сержант Глухов в госпитале. Зарубцевались нанесенные раны. Все чаще и чаще вспоминал однополчан и наконец пошел к начальнику госпиталя с просьбой послать его на фронт.

Начальник госпиталя, майор медицинской службы, вручил Глухову приказ, только что полученный из дивизии, по которому сержанту Ивану Глухову присваивалось звание — старший сержант.

— Насчет выписки, — сказал майор, — поговорю с лечащим врачом. Если все нормально, то в добрый час, догоняй свою дивизию.

Но еще полмесяца пробыл Иван в госпитале. А когда выписали, не попал в свой механизированный корпус, а угодил в команду, которую вел строгий неразговорчивый капитан. Когда пришли в Каховку, Глухова назначили помощником командира взвода автоматчиков в запасном полку 51-й армии.

Через месяц взвод подошел к колхозу «Червонный прапор», земельные угодия которого раскинулись на северном берегу Сиваша.

Как-то апрельским днем следил Иван взглядом за перелетной птицей, пролетающей над Сивашем.

— Что, уралец, по родным местам соскучился? — спросил командир роты.

— К нам, на Урал, летят, — Иван кивнул в сторону шумливых косяков. — Край у нас озерный, сколько птицы там гнездится!

— Они на восток летят, — сказал ротный, — а нам на запад идти. Как ваш взвод?

— Хоть сегодня в бой.

— Просмотрите все лично сами. Запаситесь патронами и гранатами.

…Штурм Перекопа начался 8 апреля. Первыми вступили в бой артиллеристы. Около двух часов громили они вражеские рубежи, уничтожая живую силу и технику противника. За огневым валом поднялись в атаку советские пехотинцы. В первых рядах атакующих шел и старший сержант Глухов.

На четвертый день Перекоп оказался позади. 11 апреля автоматчики Глухова первыми ворвались в Джанкой, 13-го вошли в Симферополь. Жители города, радостно встречая освободителей, рассказывали о кровавых злодеяниях фашистов.

Армия оккупантов откатывалась в Севастополь, обнесенный тремя железобетонными поясами. Мощным узлом сопротивления являлась и Сапун-Гора. Многоярусная система траншей, прикрытых минными полями, проволочными заграждениями и дотами, делали Сапун-Гору неприступной. Инженерные сооружения на склонах горы и в долине Бельбека усилены тщательно рассчитанной системой огневых средств.

…Взвод автоматчиков продвигался к вершине Сапун-Горы. Много раз мужественные бойцы бросались в атаку, но лавина огня противника прижимала, отбрасывала храбрецов назад. Выбыл из строя командир взвода, Глухов заменил его, умело отразил контратаку гитлеровцев.

Впереди виднелась траншея. Она вела к вершине Сапун-Горы. До траншеи было не более ста пятидесяти огневых метров. Слева ее прикрывал дот. Не проскочишь эти метры и прямо. Вон чернеет четырехугольник амбразуры дота. Два дота — сила. В лоб — много риску. Что делать? «А что если…», — подумал Иван и подал команду:

— Окапываться! Сержант Власов, ко мне! Остаешься за меня. А я иду вперед. Как только заткну вон тому доту глотку, поднимай взвод, — твердо сказал Иван и, набрав гранат, пополз навстречу смерчу огня.

Восхищенные мужеством своего командира, автоматчики повели меткий огонь по противнику.

Глухов метр за метром продвигался вперед.

Вот уже пятьдесят огневых метров позади, еще пятьдесят — и траншея. Но что это? Еще дот? Глухов внимательно присмотрелся. Заметив ранее не обнаруженную огневую точку, скатился в ровик. Неглубокий зигзагообразный ровик привел его к доту. Взмах руки, взрыв гранаты — и дот замолчал. Резким рывком ворвался Иван в траншею противника, которая вела прямо к второму доту. Быстро и решительно Глухов разделался с ним. Подошел с тыла к третьему, швырнул связку гранат. Как только взлетел на воздух этот дот, сержант Власов поднял взвод в атаку. Стремительный бросок — и над вершиной Сапун-Горы взвился красный флаг, извещая штурмовые роты о захвате ключевой позиции.

К концу дня 7 мая войска 51-й армии полностью очистили от противника Сапун-Гору — ворота в Севастополь. Взвод старшего сержанта Глухова первый ворвался в Севастополь.

12 мая вся 17-я армия врага капитулировала. На север потянулись длинные колонны пленных. А Иван Глухов со своими автоматчиками спешил все дальше и дальше на запад, очищая землю от фашистской нечисти. Не знал Иван Тихонович, что командир полка представил его к высшей правительственной награде.

Более двадцати лет трудится на Карабашском медеплавильном заводе Иван Тихонович Глухов. Здесь, в Карабаше, после войны вручена ему самая высокая награда Родины — орден Ленина и Золотая Звезда Героя Советского Союза.