Ситуация складывалась дико и глупо. Как было двум отрядам разминуться в одном корпусе? Пока мы готовились идти на пляж, дети сталкивались постоянно в холле. Игры, затеянные взрослыми, как будто развели ребят по разные стороны баррикады. Младшие обходили старших стороной и избегали встречаться с ними взглядом. Старшие же, чувствуя это новое отношение к себе, вели себя вызывающе, нарываясь на драку. Пока я сидела на скамейке у входа в корпус, дожидаясь, когда соберется отряд, я заметила несколько таких стычек: вроде небольшого затора в дверях, и короткого спора, кто кому уступит дорогу. Спора тихого, обошедшегося без рук и ругательств. Но от того не менее напряженного. Младшие уступали. Но я гадала, надолго ли их хватит? Противостояние, созданное искусственно, могло перерасти в настоящую, нешуточную войну, где никто не вспомнит уже, из-за чего, собственно, все началось.
Все это нужно было немедленно прекращать.
Вот только я не очень-то представляла себе, как.
Из задумчивости меня вывел тонкий детский голос, обратившийся ко мне подчеркнуто официально:
— Татьяна Сергеевна, здравствуйте. Ильсур Айсович послал нас помогать вам на отряде.
Я обернулась и встретилась взглядом с Мамонтенком. У него были тёпло-карие, глубоко посаженные глаза. Он смотрел внимательно и спокойно.
— Мамонтёнок?! — вырвалось у меня невольно. Мальчик улыбнулся уголками губ и пятерней зачесал густые, падающие на глаза волосы. У него была очень выразительная мимика. — Извини, — поспешила исправиться я, — как тебя зовут?
— Мамонтёнок, — ответил мальчик, щурясь насмешливо, — а это Ди.
Я перевела взгляд. За спиной пацана стоял другой мальчишка, наверное ровесник детям моего отряда, но уж не старше их точно.
В отличие от маленького, крепкого, лохматого Мамонтёнка этот мальчик был утонченно красив. "Смерть девчонкам", подумала я, глядя как непринужденно он стоит — в шортах и сланцах — на дорожке, ведущей к корпусу. Ни на гран подростковой угловатости, неловкости, не знающей, куда деть ставшее вдруг непропорциональным тело.
— Почему Ди? — спросила я машинально, не столько удивляясь такому странному имени, сколько пытаясь собраться с мыслями.
— Это герой популярного сериала, — ответил мальчик, пожимая плечами, — я очень на него похож.
"Верная смерть", кивнула я себе, и вновь перевела взгляд на Мамонтенка. В его хитром прищуре мне почудился хитрый прищур Ильсура Айсовича. Судя по всему, пикировка, начавшаяся вчера в вожатской, все еще продолжалась, и я по-прежнему проигрывала. "Он издевается". Я не представляла себе, чем могут помочь мне эти присланные Ильсуром Айсовичем помощники. Шкет лет на пять младше самого младшего ребенка в моем отряде, и двойник кинозвезды местного пошиба. Все это не обещало ничего, кроме новых проблем. Но особого выбора у меня не было.
— Отлично, — сказала я, испытывая несколько противоречивые чувства, — мы идем на пляж. Будете замыкающими. Следите, чтобы никто не шлялся по кустам. — Запнувшись, я попыталась себе это представить, но решила, что отряд пока ведет себя очень дисциплинированно, и может быть все еще обойдется. — Сейчас я познакомлю вас с ребятами, — закончила я, рассчитывая, что официальное "вступление в должность" может быть придаст моим новым помощникам чуть-чуть авторитета, и одновременно понимая, мои дети не оценят такое новое начальство над собой.
— Не надо, — ответил Ди, поведя рукой. — Мы сами.
И развернувшись, со всех ног припустил к корпусу.
— Всё будет нормально, — заверил меня Мамонтенок, будто прочел все мои сомнения и тревоги, а потом вразвалочку направился следом.
Я встала со скамейки, с некоторым волнением ожидая, когда отряд выйдет из корпуса. Первыми отреагировали девчонки. Марина, запыхавшись, прибежала с заднего крыльца и спросила, не успев отдышаться:
— Этот новый мальчик, как его зовут?
— Ди, — отвтила я, ни на минуту не усомнившись, о ком идет речь.
Сделав круглые глаза, Марина умчалась обратно. А потом в холл высыпали мальчишки. Мамонтенок держался в сторонке, а вот Ди уже спорил о чем-то с Пашей. Паша горячился, размахивая руками. Движения Ди были сдержанней и спокойнее. Ди был немного выше Пашки, но зато Паша был значительно плотнее и шире в кости. Подерись они, я бы без колебаний поставила на Пашу. "Стоп!", я осадила себя, сообразив, что уже прикидываю, к каким последствиям может привести конфликт между моим отрядом и детдомовцами. "Стоп", повторила я мысленно, выходя вперед и хлопая в ладоши, привлекая внимание. — Строимся, — крикнула я, и спор немного утих.
Паша и Ди стали вместе, продолжая громко шептаться. Младший отряд строился рядом. Появившийся в холле Артур стоял у дверей в правое крыло, собираясь запереть их. Из корпуса вышли, наконец, девочки. Я заметила, что Марина успела уже переодеться. Она сменила топик и шорты на воздушное, разлетающееся платье. Длиной ниже колена, оно оставляло спину открытой. Свои шикарные вьющиеся локоны Марина забрала наверх, под шляпку с широкими матерчатыми полями. Несколько прядей кокетливо падали на плечи. Шушукаясь и смеясь, девчонки стали в строй. Мамонтёнок тут же пристроился в хвосте, и одна девочка, из самых маленьких, покровительственно взяла его за руку. "Есть замыкающий", подумала я и сказала: "Ну идем, покажете мне океан" — и только в этот момент поняла, что скоро произойдет то, ради чего люди на Земле копят деньги, годами откладывая по копейке, или вступают в борьбу за немногие вакантные места в корпорациях, ведущих здесь бизнес, либо, как я, заключают весьма сомнительные контракты.
Я окунусь в воды Аквариса.
От этой внезапной мысли меня пробила нервная дрожь. Я улыбнулась дурашливо и повторила: "Идем". Шел третий день моего пребывания на планете, а я лишь раз видела океан и еще ни разу не попробовала его воду хотя бы пальцем.
Мы тронулись с места, когда Артур еще ходил, поправляя кепки и панамки на детях младшего отряда. Те с любопытством глазели на Ди, а особенно — на Мамонтенка. Я невольно прибавила шагу, подумав, что хорошо бы нам обогнать младший отряд и не маячить всю дорогу у них перед глазами.
Выйдя на центральную аллею мы миновали еще пару отрядов, только-только собиравшихся выходить, и я окончательно успокоилась. Перед подковой с надписью "Аквамарин", обозначавшей выход из лагеря, ребята из дежурного отряда, прятавшиеся в тенечке от жаркого солнца, записали время выхода на море. Паренек пятнадцати-шестнадцати лет скользнул взглядом по колонне, считая детей по головам, и сверив цифры в тетради: 34 ребенка, трое сопровождающих, не стал уточнять, кто именно стоит в сопровождении отряда. Очень уж жарко было на солнце, и не хотелось выходить из-под сени раскидистых акаций.
Я перевела дух, и мы вышли, наконец, на лестницу.
Дохнуло свежим морским бризом. Океан, прятавшийся до того за деревьями, простерся от горизонта до горизонта, насколько хватало глаз. Обозначая разницу глубин, менялся его цвет, становясь от насыщенно-синего ярко-бирюзовым. Светилась граница силового ограждения, очерчивая обширную акваторию пляжа. Серой, едва заметной нитью посверкивал на солнце орбитальный лифт. От него шел, подпрыгивая на волнах, казавшийся маленьким отсюда катер. Было видно, как далеко под нами спускаются по лестнице другие отряды. Подойдя к перилам можно было глянуть вниз и отшатнуться от головокружительной высоты обрыва. Розово-белые скалы из песчаника были почти отвесны. Их мягкие наслоения, образующие красивый, плавный узор, обозначали, как медленно те поднимались со дна, постепенно превращаясь в плато. В длинных горизонтальных бороздах, образовавшихся под воздействием ветра, воды и сезонных перепадов температур, нашли приют зеленоватые лишайники и кусты чахлой растительности. По правую руку широкая лестница не была ограждена ничем, кроме наступающего прямо на нее дикого леса. Его плотные заросли лучше любых заборов сдерживали не в меру любопытных детей. Пробиться сквозь них здесь было практически невозможно. И лишь когда мы спустились ниже, к развязке нескольких тропинок, одна из которых, как я уже знала, вела к выходу на причал, другая, наверняка, к базару, лес отступил чуть дальше, потесненный человеком. Океан скрылся за гребнем невысокого холма, но шум его волн слышался все отчетливей. Мы свернули на третью тропку. Длинной прямой лентой она бежала в узкой ложбине вдоль лугов, где ярко-зеленая трава поднималась выше человеческого роста. Я оглядывалась, опасаясь, как бы кто не потерялся в этой траве, но дети, уже не раз ходившие этой дорогой, не обращали внимания на манящие дикие заросли, в которых так удобно было бы играть в прятки или казаки-разбойники. Только девочки, отбегая от дороги, срывали яркие цветы, в изобилии росшие у обочин, и плели себе венки. Холм становился все ниже и шире, пока мы не вышли, наконец, к океану.
Высокие волны накатывали на белый песок пляжа, отсутпая с тихим шипением перекатываемой гальки. Та узкой полоской тянулась вдоль всей линии прибоя. Длинные ленты и мохнатые бороды водорослей, зацепившись за камни, полоскались в чисто-белой пене.
Плаврук, дочерна загоревший, атлетически сложенный мужчина встретил нас у границы пляжа.
— Привет! — белозубо улыбаясь, поздоровался он со всеми сразу, — убираете линию прибоя, пять минут купаетесь, выход из воды по свистку, из-под навесов без кепки не выходить, по солнцу много не бегать. В общем, все как всегда. — И он обернулся ко мне, подмигнув.
Я сообразила, что все это было сказано исключительно для меня, как для новенькой здесь.
— Спасибо, — я улыбнулась в ответ.
— Роман Константинович, Роман Константинович, а трамплин будет? — загалдели мальчишки.
— Сами делайте себе трамплин, — ответил плаврук, смеясь, — тяжелые вы уже, на плечах вас таскать.
— Ну Роман Константи-и-инович, — затянули ребята, и плаврук махнул рукой.
— Ладно.
Судя по всему эти уговоры тоже уже стали этаким своеобразным ритуалом, повторявшимся изо дня в день.
Мы прошли дальше, под деревянные навесы с плетеными шезлонгами. Дети побросали пакеты с вещами, полотенца и, скинув обувь, помчались к линии прибоя, принялись собирать и оттаскивать в яму, вырытую поодаль, запутавшиеся в камнях водоросли. Девчонки хохотали и отпрыгивали, когда волны набегали на их босые ступни.
Детдом был уже здесь. Они тоже убирали пляж, и только Ильсур Айсович плыл батерфляем вдоль всей силовой линии, обеспечивающей безопасность акватории пляжа от обитателей местных глубин. "Метров пятьсот, а может и больше", прикинула я, глядя, как стремительно преодолевает пловец дистанцию.
Когда его голова и плечи поднялись над водой в очередной раз, рядом, за чуть светящейся полосой силового барьера, вынырнула, блеснув на солнце, темно-серая крутая спина с острым треугольным плавником. — Дельфины! Дельфины! — закричали дети, указывая на выпрыгивающих из воды животных.
Те сопровождали пловца до тех пор, пока он не повернул к берегу и не выбрался на сушу. Развернувшись, стая устремилась в океан. По толпе детей прокатился разочарованный вздох.
— Видали? — спросил Ильсур Айсович, проходя мимо и отфыркиваясь, словно морж. На его шее, как у настоящего пловца, болтались очки. Мокрые волосы, небрежно зачесанные назад, открыли широкий, покатый лоб с мощными надбровными дугами. — Какие красавцы! — В его голосе сквозило неподдельное восхищение. — Говорят, их завозят сюда сотнями. Настоящая эмиграция. А в обмен они работают на подводном и надводном строительстве. Осуществляют разведку территорий, изучают местную фауну… Эх!
Я без труда поняла досаду в последнем возгласе Ильсура Айсовича. Я и сама испытывала горечь, глядя на них. Воды Земли, несмотря на строгую политику в области экологии, все меньше и меньше подходили для этих созданий, чей интеллект был признан равным человеческому еще в двадцать первом веке. Получив возможность переселиться на новые, еще не освоенные людьми территории, дельфины с радостью ухватились за нее. Но теперь сами помогали техногенному освоению своего нового дома.