Прошло всего два часа после того, как Лиллиан вернулась к себе в комнату, но теперь, неожиданно для себя, она снова покидала ее. Наступил рассвет, пришло время поискать Саймона. Ей хотелось как можно раньше поговорить с ним, во-первых, чтобы никто не помешал, а во-вторых, она боялась, что струсит и не сделает этого.
Прежде чем она полностью откажется от идеи мести, надо убедиться, что это правильное решение. Для этого, казалось ей, вполне достаточно поговорить с Саймоном и выяснить, что беспокоит его. Она цеплялась за последнюю надежду, что этот разговор освободит ее от исполнения предсмертной просьбы отца.
Лиллиан осторожно шла по тихим коридорам. Остальные гости еще долго будут спать, а слуги, даже если уже встали, будут слишком заняты домашними делами, чтобы обращать на нее внимание, если она будет вести себя тихо и осторожно.
Спустившись по винтовой лестнице в холл первого этажа, Лиллиан зевнула. Она не спала прошедшую ночь. Даже забравшись под одеяло, она беспокойно крутилась и вертелась, вспоминая прикосновения Саймона. Вероятно, она никогда не почувствует их вновь. Слишком многое стоит между ними: и то, что уже известно, и то, о чем Саймон даже не подозревает.
Лиллиан, вздохнув, взялась за ручку двери кабинета Саймона. После короткой молитвы о мужестве она толкнула дверь и вошла в комнату.
К ужасу Лиллиан, в кабинете оказалось темно и пусто. Очевидно, Саймону все-таки удалось уснуть после совместно проведенной ночи. И теперь он вряд ли встанет раньше остальных гостей. А ей придется ждать, чтобы обсудить с ним очень личные вопросы. Лиллиан уже собралась уходить, но тут ей в голову пришла одна мысль. Ей не придется ждать, если она сама сможет понять, что его беспокоит.
Она окинула взглядом комнату, в которой царил беспорядок. Если Саймон еще не проснулся, у нее есть несколько часов, чтобы все здесь осмотреть. Он наверняка отложил найденные бумаги, поэтому если она их обнаружит, то сможет спокойно просмотреть.
От мысли о том, что она будет осматривать этот кабинет, у нее загорелись щеки. Какая ирония! Она наконец получила свободу сделать это, но теперь была не уверена, хочет ли этого.
— Разве тебе не хочется узнать правду? — пробормотала Лиллиан самой себе. — Разве тебе не хочется так или иначе покончить с этим?
Короткий разговор с собой помог. То, что она может найти доказательства, на поиски которых потратила много месяцев, вовсе не означает, что она воспользуется ими. Но ей необходимо увидеть их. Она чувствовала, что это отобьет у нее стремление отомстить за мать. Даже если она никогда не доведет дело до конца, сам факт, что она хотя бы могла это сделать, должен помочь.
Ну разве не так?
Лиллиан двинулась вперед. Она обошла стол и, отдернув занавески, чтобы впустить в комнату поток утреннего света, села изучать огромное количество бумаг, возвышавшихся в стопках перед ней. Одна стопка была сдвинута в сторону, и к ней Лиллиан обратилась в первую очередь. Судя по тому, как были сложены в ней бумаги, похоже, их уже отсортировали. Значит, здесь могла содержаться информация, которая так расстроила Саймона.
Взяв из стопки первый лист, Лиллиан приступила к чтению. Она не знала, сколько времени она читала вот так документ за документом. Многие из них имели отношение к законодательству, и, как ей уже сознался Саймон, общественная поддержка законов его отцом часто была обусловлена деньгами, которые он платил оппозиции, выступающей против.
Лиллиан фыркнула с отвращением. Это лишь доказывало, что герцог не был честным человеком, но никак не являлось тем ошеломительным секретом, который она вознамерилась найти. Даже теперь, когда Лиллиан почти отказалась от идеи мести, ей хотелось открыть о старом герцоге что-нибудь личное и унизительное.
Лиллиан стала дальше просматривать бухгалтерские книги и письма, стараясь запомнить то, что она увидела. Она просмотрела уже почти половину, стопок и заинтересовалась одной бумагой, которая, похоже, намекала, что у герцога был какой-то секрет, как вдруг дверь в кабинет распахнулась.
Лиллиан быстро бросила бумагу на стол и вскочила на ноги, когда тот, кто открыл дверь, вошел в кабинет. Лиллиан задохнулась, когда увидела, что это пришел Саймон.
Через мгновение он заметил Лиллиан, стоявшую у стола с виноватым и испуганным видом. А она воспользовалась этим мгновением, чтобы внимательно рассмотреть его. У него был такой же измученный вид, как и у нее, и она догадалась, что он тоже провел бессонную ночь. У обоих был встревоженный вид, несмотря на полученное удовольствие друг от друга.
— Лиллиан, — удивленно произнес Саймон и устремился к ней, словно не мог управлять своим поведением.
Ей хотелось броситься в его объятия, успокоить поцелуями, но Лиллиан сдержалась.
— Д-доброе утро, Саймон.
Он осмотрелся вокруг, словно вспоминая, где они находятся.
— Подожди, что… Что ты здесь делаешь, Лиллиан?
Она оказалась совершенно не готова к этому вопросу и несколько мгновений открывала и закрывала рот, судорожно соображая, что ответить. Саймон пристально смотрел на нее, на усталом лице застыло замешательство.
На короткое мгновение Лиллиан вдруг подумала, Не рассказать ли ему все. Признаться в том, что действительно случилось с ее матерью, рассказать о предсмертном желании отца отомстить, о ее решении взять это на себя, потому что на брата надежды нет. Рассказать все и ждать его реакции, какой бы она ни была.
Но Саймон смотрел на нее с такой теплотой и обожанием, что у Лиллиан перехватило горло. Если она все расскажет ему, он никогда больше так не посмотрит на нее. Он перестанет считать ее интересной загадкой и станет смотреть на нее так, как она того заслуживает: как на врага.
Поскольку у них нет совместного будущего, зачем ему знать все это? Зачем разрушать настоящее, какое у них есть, ведь осталось всего несколько скоротечных дней?
— Я не могла уснуть, потому что думала о нашей общей проблеме.
Лиллиан глубоко вздохнула. И это не было абсолютной ложью.
— О нашей общей проблеме? — вскинув голову, повторил Саймон.
— Д-да, — кивнула Лиллиан, и в желудке все перевернулось. — Вчера вечером мы говорили о наших родителях и пытались найти способ смириться с тем, кем они были и что делали. Вряд ли я смогу смириться с тем, что сделала моя мать, но я…
Лиллиан замолчала в нерешительности. Еще не поздно остановиться. Забыть о поисках правды, прекратить врать и просто уйти. Но она не могла.
— Я надеюсь, что, возможно, смогу помочь тебе, — прошептала Лиллиан.
У нее надломился голос и задрожали руки.
Саймон шагнул вперед, закрывая за собой дверь.
— Ты пришла сюда, чтобы помочь мне?
— Ты так и не сказал, что же сделал твой отец, чтобы так сильно расстроить тебя. Я надеялась, что смогу понять, если найду хоть какую-то информацию.
Теперь Лиллиан еще больше ненавидела себя, потому что заметила, как смягчились черты лица Саймона, и он направился прямо к ней. Он крепко прижал ее к своей груди, вдыхая запах волос.
— Спасибо, Лиллиан, — прошептал он. — Спасибо тебе за это.
Лиллиан заморгала, чтобы не проронить закипающие слезы, и кивнула, освобождаясь из его объятий.
— Мне не следовало без разрешения приходить сюда. Прости. Просто… Я очень волновалась. Ты простишь меня?
— Да, — после долгой паузы ответил Саймон.
Лиллиан ждала, пока уляжется внутреннее волнение. Ведь она почти открыла грязную правду о человеке, которого считала своим заклятым врагом, даже если никогда не использует ее.
Даже если она не осуществит свои планы. Внутри с новой силой зрело отвращение. Она воспользовалась прошлым, чтобы заставить Саймона поделиться своими секретами, и поступила так же мерзко, как и его отец.
Саймон взял ее за руку и повел к окну, где стояли два стула. Поджав губы, он убрал лежавшие на них стопки бумаг и предложил ей сесть.
Они присели, соприкасаясь коленями. Саймон накрыл ее руки своими и так пристально смотрел на Лиллиан, что ей казалось, его взгляд проникал в самую душу.
— Я говорил, что мой отец был не слишком честен в том, что касалось поддержки его законопроектов.
Лиллиан кивнула, вспоминая, какая боль была у Саймона на лице в тот день, когда он признался в этом. Тогда она впервые по-настоящему сопереживала ему.
— Я знаю, для тебя это было сродни предательству, — прошептала она, когда пауза затянулась.
— Ты права, — кивнул Саймон. — Я воспитывался в благоговейном отношении к его честности и великодушию, и вдруг я сталкиваюсь с тем, что ему эти качества не присущи вовсе. Но есть кое-что похуже. То, что я собираюсь рассказать тебе, легко может уничтожить его репутацию… и, возможно, мою тоже, если ты кому-нибудь расскажешь услышанное. Поэтому я надеюсь, что могу рассчитывать на твое благоразумие.
Лиллиан сглотнула, почувствовав, как пересохло в горле. После многих месяцев поисков наступил момент истины. Сейчас она получит то, что так хотела отыскать.
Ее молчание, похоже, успокоило Саймона, и он продолжил:
— Я нашел свидетельство того, что у моего отца не только есть по крайней мере один внебрачный ребенок, но и что он заплатил его матери деньги, а потом бросил их обоих.
Лиллиан глубоко вздохнула, мгновенно осознав важность этой информации. У многих мужчин в светском обществе были внебрачные дети, но у немногих из них была такая благородная репутация, как у герцога, который публично выступал за заботу, поддержку внебрачных детей и за уважение к ним.
Такие заявления приводили аристократию в гнев, позорили ее. Если есть доказательство лицемерия герцога, свидетельство того, что он бросил собственного внебрачного сына, то это здорово подорвет репутацию, которую он создал себе. Кто тогда станет устанавливать статую в память о нем? Или произносить хвалебные оды в его честь на светских раутах?
— Но я думаю, что у него есть и другие внебрачные дети, кроме этого ребенка, о котором я нашел информацию, — сказал Саймон и закрыл руками лицо.
Лиллиан во все глаза смотрела на Саймона. Он, ссутулясь, сидел на стуле, потирая виски. На лице застыла такая боль разочарования, что у Лиллиан заныло сердце. Саймон уже никогда не сможет относиться к отцу как к идеалу мужчины. Он никогда не сможет забыть то, что узнал о нем и в чем подозревает.
Именно в этот момент Лиллиан поняла, что ей надо отпустить прошлое. Даже если ей удастся убедить общество, что Роджер Крэторн был величайшим лицемером на земле или ужасным чудовищем, маскировавшимся под святого… это не вернет ее мать. Это не ослабит боль, которую этот человек причинил ее семье.
Победа будет ложной. Этим она лишь разрушит еще одну семью, причинив боль Саймону и его сестре, которую никогда не знала, но которая, похоже, очень добрый человек.
Лиллиан подумала о матери. Не о том, что происходило с ней несколько лет назад, не о самоубийстве, а о женщине, которую помнила сама Лиллиан. Она была доброй и хорошей. Если во имя матери Лиллиан разрушит жизнь другого человека, вряд ли мать одобрила бы ее поступок. Она часто заморгала, чтобы не заплакать. Все закончилось.
— Я обидел тебя? — Саймон убрал руки от лица. — Прости, если так.
— Нет, конечно, нет. Я знаю, что тебе было трудно поделиться этим со мной. Я вижу, как тебе больно. Но… — Лиллиан замолчала. Она могла предложить ему лишь свое утешение. Искупление вины за себя и… за его отца. — Но герцог передал деньги для сына. Это все же лучше, чем то, как поступают другие мужчины.
Лиллиан поджала губы. Ей было неприятно защищать герцога, но она знала, что Саймону необходимо было услышать это.
— Сумма была приличная, — покачал головой Саймон, — но к ней не прилагалось никаких условий расходования денег, никакого контроля. Одному Богу известно, видел ли этот мальчишка хоть фартинг, не говоря уже о том, хватило ли ему денег для взрослой жизни. Ведь он мог оказаться на улице, Лиллиан, или умереть. И мой отец не знал этого, его это даже не волновало.
— Но мать ребенка вполне могла быть разумной и экономной, — ухватилась за соломинку Лиллиан. — Она могла отложить значительную сумму на будущее. И парень имел возможность поправить свое материальное положение.
— Надеюсь, что все так, — после долгого молчания ответил Саймон. — Не знаю, какая у него мать. Наверно, где-то здесь есть записи о ней, но мне еще надо найти их.
— Но все это в прошлом, дело сделано, — настаивала Лиллиан.
— И все же я хочу знать, что с ним произошло, — задумчиво сказал Саймон.
— Знаешь, существует один способ, как это сделать, — нерешительно произнесла Лиллиан.
— Как?
— Ты можешь найти его.
Саймон удивленно раскрыл глаза и медленно покачал головой:
— Никаких других данных, кроме его имени и суммы платежа его матери, у меня нет. Я не имею представления, в каком городе она жила, у меня вообще нет никаких сведений о ней.
— После твоего отца осталось так много бумаг, — Лиллиан окинула взглядом кабинет, — здесь, несомненно, есть книги или другие записи, из которых можно подробнее узнать о случившемся. Я могу помочь тебе в этом, если хочешь.
Лиллиан не могла поверить, что эти слова сорвались с ее губ. Но раз уж так случилось, у нее не было желания забрать их назад. Если она сможет помочь Саймону найти его сводного брата, то планам Крэторна, который так отчаянно стремился держать детей порознь, суждено провалиться.
— Найти брата, — пробормотал Саймон.
Он встал и посмотрел в окно, где разгорался яркий безоблачный день.
— Признаюсь, я об этом не думал.
— Потому что он может быть из другого круга, не твоего сословия?
— Это Рис так думает, а не я, — отмахнулся Саймон. — В отличие от отца я на самом деле верю в идеалы, за которые мы боремся. Мне совершенно безразлично, бедняк мой брат или, например, известный политик.
Лиллиан отвернулась. Похоже, классовая принадлежность важна для Саймона только в отношении брака. Впрочем, это не имеет значения. Он не знает истинного положения вещей, а Лиллиан знает. У них не может быть будущего, несмотря на ее желание утешить его и несмотря на страсть, которая вспыхнула между ними вчера вечером.
— Нет, я не думал об этом, потому что мне кажется, это значительно усложнит ситуацию, — пробормотал Саймон.
— Существует риск, что и другим станет известно об истинном лице твоего отца, — тихо сказала Лиллиан, внимательно наблюдая за его реакцией.
— В данный момент, — Саймон повернулся к ней, слегка раздувая ноздри, — меня это не заботит. Я должен знать своего брата, если он еще жив. А он должен узнать обо мне и о нашей сестре Наоми.
— Ты говоришь, что тебя не волновало бы, если бы вероломные поступки твоего отца стали известны всему миру? — удивленно спросила Лиллиан.
Саймон помолчал в нерешительности.
— Я рассердился на него за двуличность, но я не хочу, чтобы об этом узнали все, — покачал он головой, — по крайней мере пока. Возможно, когда-нибудь…
Лиллиан удивленно заморгала. Это означало, что однажды он раскроет правду, только на своих условиях. И она еще больше утвердилась в своем решении отказаться от собственного стремления к мести.
— Когда я думаю о раскрытии правды, я думаю о Наоми, и о ее детях, и о матери, да и о себе тоже, хотя, наверно, это, эгоистично.
— Это не эгоистично, Саймон, — прошептала Лиллиан, глядя себе под ноги. — Ты ничего плохого не сделал. И ты не должен страдать из-за поступков собственного отца. Это несправедливо.
— В этой жизни так много несправедливости. — нахмурился Саймон. — Я думаю о тех людях, кому он причинил боль… Разве они не заслуживают возмездия?
Лиллиан вскинула на него взгляд. Он снова предлагал ей отличную возможность раскрыть правду о себе, о своей матери. Она могла признаться, почему приехала сюда и чего хотела от него в самом начале. Может быть, в этот ответственный момент он поймет ее? Или не поймет. И теперь, когда она позволила ему поделиться с ней величайшим секретом-, он возненавидит ее еще больше.
Может ли она так рисковать?
Она не успела ответить себе на этот вопрос, потому что услышала тяжелый вздох Саймона.
— Теперь ты понимаешь, почему я все переживаю внутри. Но нельзя хвататься за все сразу. Если я действительно буду искать этого человека, брата, которого никогда не знал, я должен буду делать это с величайшей осторожностью, чтобы не раскрыть своих истинных целей.
Саймон посмотрел на Лиллиан. На фоне солнечного окна он был похож на темного падшего ангела: чувственного, прекрасного и соблазнительного. Несмотря на все свои опасения, Лиллиан хотела его сильнее, чем прежде.
Однако она пообещала избегать соблазнов. Особенно после такого разговора, какой состоялся у них только что, прикасаться к нему, целовать его, заниматься с ним любовью… было неправильно. Она не могла повторить это, независимо от того, насколько велико было ее желание.
— Я должна идти. Тебе нужно многое обдумать и спланировать.
С этими словами Лиллиан встала и собралась уходить.
— Пожалуйста, не уходи, Лиллиан, — взял ее за руку Саймон.
Он осторожно потянул ее к себе, и она не стала противиться. Похоже, у нее не оставалось сил бороться.
— Саймон, — беспомощно прошептала она.
Он наклонил голову и прижался к ее губам. Она не могла сопротивляться ему. Она обняла его за шею, прильнула к груди. Желание, с которым она пыталась бороться, захватило ее целиком, и Лиллиан забыла обо всем.
— Спасибо, — прошептал Саймон, прижимая ее к стене. Он обхватил руками ее голову и не сводил с нее зеленых глаз. — Спасибо, что выслушала меня и не осуждала.
В глазах Лиллиан блеснули слезы, и она отвернулась в надежде, что он не заметил покатившейся по щеке слезинки. Но он, конечно, заметил и вытер ее кончиком пальца.
— Не плачь, Лиллиан, — пробормотал Саймон, уткнувшись в ее шею. — Никаких слез. Только радость, смех и все хорошее. Вот что я хочу дарить тебе. И хочу, чтобы ты дарила мне то же самое.
Лиллиан закрыла глаза, и Саймон стал целовать ее шею. Если и было в сложившейся ситуации что-то действительно хорошее, так это Саймон. Его теплые глаза и нежные руки. Его удивительная способность заставлять ее чувствовать себя хорошо и уютно, даже несмотря на то что она совсем не пара ему.
А он не знает этого, но почему-то дал ей разрешение забыть прошлое, забыть свой гнев.
Она хотела, чтобы у нее были силы сопротивляться этому соблазну, делать то, что нужно, но не могла их найти. Она сдалась и сказала себе, что это случилось в последний раз.
Лиллиан выгнулась ему навстречу, его руки скользнули к ее бедрам, и он еще крепче прижал ее к себе. Она застонала, уткнувшись в его плечо и вдыхая мужской запах, который был присущ только ему.
Если они должны расстаться, если она должна найти силы отпустить его, то пусть это последнее свидание станет запоминающимся, идеальным, чтобы потом было что вспомнить в мельчайших подробностях и без сожаления.
Лиллиан откинулась к стене и стала снимать с него сюртук. Справившись с задачей, она отбросила его в сторону.
— Здесь? — тяжело дыша, спросил Саймон и прижался к ее телу так, что Лиллиан едва дышала.
— Да, — выдохнула она, отвечая и на его действия, и на его вопрос.
Саймон больше ничего не спрашивал. Вместо этого, пока Лиллиан расстегивала его рубашку, он задрал ее юбки и, удерживая их в одной руке, второй рукой коснулся ее бедра.
Когда рука скользнула выше, отыскивая влажную плоть, Лиллиан закрыла глаза, и с губ сорвался хриплый вздох. Она еще не остыла от проведенной ночи, но это только помогало ей еще острее чувствовать его нежные прикосновения. Ее тело отреагировало почти мгновенно, готовясь принять его плоть.
Прежде чем снять с него рубашку, Лиллиан раздвинула ноги, словно приглашала его к себе. Она с улыбкой смотрела на его крепкую грудь. Боже, как он прекрасен, само совершенство!
Она прижалась губами к его плечу, пробуя его на вкус, дразня его кончиком языка. Когда ее поцелуи опустились ниже, настал черед Саймона стонать от удовольствия.
— Осторожно, — прошептал он, его голос прозвучал хрипло и соблазнительно. — Не играй с огнем.
— Мне нравится огонь.
После этих слов губы Лиллиан обхватили его сосок.
— Достаточно, — прорычал Саймон, и Лиллиан вдруг почувствовала, что ее ноги оторвались от земли.
Саймон целовал ее, прижимая своим телом к стене, и Лиллиан чувствовала его выступающую плоть. Потом она вдруг ощутила, что он высвободил ее, хотя не видела, чтобы он расстегивал брюки. Его тело выгнулось, и плоть проникла в ее разгоряченное лоно.
Лиллиан затаила дыхание, ожидая большего, а именно абсолютного удовольствия и полного проникновения. Когда Саймон начал осторожно двигаться, она задохнулась от ощущения радости.
Они застонали одновременно, и Лиллиан еще теснее прижалась к нему, когда его ритмичные движения очень быстро привели к пику наслаждения. Она откинула голову назад, задыхаясь от удовольствия, которое охватило все ее тело. Она потеряла контроль, простонав его имя, и ее тело содрогнулось от сладостных ощущений.
Саймон не отставал. Его движения стали быстрее и ритмичнее. В какой-то момент его тело напряглось, приближаясь к точке наслаждения, он застонал, и Лиллиан впервые почувствовала, как изливается в нее его живительная влага. Она покрепче обхватила ногами его дрожащее тело и растворилась в ощущении их единения, их дыхания в унисон.
Это были превосходные мгновения.
Но они вскоре были нарушены. Дверь в кабинет Саймона распахнулась, и вошли три самые бесцеремонные из приглашенных гостей леди, любящие посплетничать. Следом за ними появился дворецкий Саймона.