Железные люди

Глава сороковая Похороны

Было шестнадцать гробов. Были похороны. Торжественные, пышные, с речами и с музыкою.

На гробах, обтянутых красным сукном, лежали кортики, медали, ордена, цветы. На каждом гробе была фотография в траурной рамке.

Что испытывали члены «самого основного» экипажа, экипажа «просто основного» и экипажа дополнительного — я не берусь описать. Что испытывали другие моряки с подводных лодок такого же проекта и проектов других — я и об этом не рискну рассказать. Многие догадывались: новые гробы и новые слёзы при таких делах ещё будут и будут.

Политработники, снабженцы, прочие штабные чиновники изображали всем своим видом озабоченность и ответственность. Кто искренне, а кто и не очень. Много среди них было нечистых на руку, спившихся, изолгавшихся. Хотя и умных и честных было не мало.

Но кого же было среди них больше и у кого была реальная власть? Судите сами, дорогие читатели, по тому, как поступили с теми родственниками погибших, которые приехали сюда издалека, из других концов самой большой на планете страны: их не пропустили в военный городок, где проводилась торжественная церемония.

Режим секретности. Нельзя, чтобы посторонние люди под пустяковым предлогом похорон своих близких проникали в засекреченную базу атомных подлодок и узнавали наши сокровенные военные тайны для последующей передачи оных в органы американской разведки.

Как собаки, недостойные того, чтобы их впустили в дом, эти люди стояли за воротами и ждали, когда церемония кончится и похоронная процессия выйдет за пределы ворот и можно будет припасть к гробу с родным сыном или братом.

Во время аварии странная и зловещая кончина постигла матроса Сотникова, того самого, который вызвался первым выйти из седьмого отсека через вертикальную трубу в море, чтобы вывести на поверхность специальный спасательный трос — буйреп. Эта верёвка, как живая змея, обвилась ему тогда вокруг шеи и — задушила его.

И столь же странными, зловещими и незаслуженно отвратительными получились и его похороны.

Молодой лейтенант Капустин был тем человеком, которому командование поручило сопровождать цинковый гроб с телом моряка. Капустин должен был приехать в Баку, вручить родителям гроб, выразить соболезнования и рассказать, как погиб их сын. Так он всё и сделал: привёз, вручил, выразил. И были его соболезнования самыми искренними, потому что он и сам прошёл через кошмар затонувшего атомного корабля. И кому было страшнее выходить через трубу в море — Сотникову, самому первому в седьмом отсеке, или Капустину — самому последнему в отсеке первом, трудно определить. Тогда Капустин не убоялся и выстоял. Пропустил вперёд себя командира и, оставшись один на один с отсеком, благополучно вышел на поверхность.

А здесь, в Баку, устрашился и дрогнул.

Не слыхивал он до сей поры, чтобы у русского народа было в обычае забивать каменьями гонца за то, что тот привёз дурную весть. И когда стали его забивать на кладбище камнями свои же, русские люди (добро бы ещё азербайджанцы!), — удивился. И дрогнул. И в ужасе пустился бежать. И насилу спасся от смерти. Это после того, как благополучно вылез через торпедный аппарат из затопленного первого отсека!