Железный человек

19

Утро понедельника было необычайно ясным и холодным. И в порту происходило много чего.

Вначале я увидел только корабль. Большой, даже из моего кухонного окна его невозможно было не заметить – металлический колосс серой военной окраски, усаженный, как рождественская ёлка, антеннами и вогнутыми радарами и имеющий – в маленьком порту Дингла – вид какого-то монстра-насильника. Я вышел из дома, не обращая внимания на своих сторожей, и по дороге в город обнаружил, что на корме военного корабля реет оранжево-бело-зелёный ирландский флаг. Корабль назывался «L.Morrigan», и, судя по количеству удивлённых зрителей, собравшихся у пирса, я был не единственный, кто ничего не знал о каких-либо манёврах ирландского военного флота.

Но внимание зрителей лишь частично относилось к серому кораблю. Большей сенсацией, как я видел, было для собравшихся количество полицейских, наводнивших порт. Синих полицейских машин было больше, чем когда-либо видело на одном месте всё графство Керри, не говоря уже о самом Дингле. Причалы были взяты в кольцо, мужчины в перчатках и в белых защитных костюмах размеренными движениями обыскивали каждый квадратный дюйм грязного асфальта, а в самой бухте мелькали два водолаза под опекой нескольких военных в гребной лодке.

Я приблизился к этому скоплению людей. Мужчины в надвинутых на лоб бейсболках и женщины в крепко повязанных головных платках с мрачными минами комментировали действия полиции своими суровыми голосами.

Я оглядел корабль с антеннами. Повинуясь импульсу, включил свой телескопический взгляд, чтобы посмотреть на лица матросов. Молодые мужчины, ничего другого и ожидать было нельзя, и, разумеется, никого из них я не знал, но мне не раз и не два показалось, что за некоторыми смотровыми люками я разглядел американскую униформу. Было ясно, что это не манёвры.

Я счёл благоразумным пройти дальше, не останавливаясь здесь. В моей жизни были более неотложные вещи. Банк, например, который задержал мою кредитную карточку. Или почта, которая задерживает мои посылки.

– Вы слышали? – встретил меня Билли с взволнованно прыгающим кадыком. – В бухту вроде как вынесло убитого.

– Да что вы говорите, – ответил я.

– Никто его не знает и никогда не видел, – продолжал он возбуждённо.

– По мне, так лучше бы вынесло мой пакет.

– О! – Билли растерянно заморгал и принялся укрощать пятернёй свои непокорные волосы. – Вы знаете, я боюсь… – Он исчез в задней комнате, порылся в своих пластиковых боксах. – Я бы его заметил, мистер Фицджеральд, – кричал он оттуда. – Я бы вам сразу позвонил. Ведь вы уже столько ждёте эту посылку.

– Мне обещали, что сегодня она придёт, – сказал я.

Возникла пауза. Потом он вернулся к окошечку с пустыми руками и отрицательно покачал головой.

– Мало ли что обещают люди…

Я резко развернулся, вышел из почты и двинулся вверх по Мейн-стрит, к отелю «Бреннан». Прежде чем ошеломлённая миссис Бреннан за стойкой в вестибюле успела произнести хоть слово, я взбежал по лестнице и секунду спустя колотил в запертую дверь Рейли. Мне подошёл бы любой повод, чтобы взломать её.

Рейли открыл в пижаме, сонная маска его оливково-зелёного лица поползла от удивления вверх, он ещё не проснулся как следует.

– Дуэйн? Вы? Что такое, чёрт возьми…

Я вломился мимо него в комнату, не дожидаясь приглашения.

– Я только что был на почте, – рявкнул я так, что по комнате прокатился гул. – Раньше для меня регулярно приходили пакеты, вы это помните? Сегодня тоже должен был прийти пакет. Но он почему-то не пришёл.

Он закрыл дверь и, наконец, убрал с лица проклятую маску сонливости. Его пижама радовала глаз своей простотой; добавить серебряные веточки на плечевые вставки – и вполне могло бы сойти за эрзац униформы.

– Почта? А её сегодня уже привезли?

– Привезли.

Он схватил с ночного столика свой будильник.

– Который, вообще, час? Я могу позвонить ещё раз, но я уверен, что самое позднее завтра…

– Перестаньте, Джордж, – прошипел я. – Вы прекрасно знаете, что больше не будет никакого пакета. Никто и не собирался их впредь рассылать. Ведь так?

Он вяло опустился на край кровати с будильником в руках.

– Этот вопрос не в моей компетенции. Я пытался вам это объяснить. Я сам толком ничего не знаю.

– Понятно. – Трубка его комнатного телефона была снята с рычага и лежала рядом с аппаратом. – Но как могло случиться, что Габриеля Уайтвотера задавил грузовик, хотя бы это вы знаете?

Он ничего не сказал. Он смотрел на меня, глаза его расширялись, и ужас в них мешался с жутким подтверждением того, что можно было предвидеть.

– Габриель? – выдохнул он. И вдруг показался таким маленьким, примостившимся на краю монументальной точёной кровати из тёмно-коричневой древесины под пологом.

Я не испытывал к нему никакого сострадания.

– Габриель, да. В субботу утром. А ночью перед этим умер Джек – от тромбоза! Форрест не отвечает. Хуан тоже. Что это значит, Джордж? Скажите мне, что это означает!

– Они в клинике. У Хуана давно уже не в порядке суставы…

– Вы с ними говорили? – перебил я.

– Да, конечно, я…

– Когда?

Он хотел было ответить, но так ничего и не сказал, только смотрел на меня затравленно, как подранок на охотника.

Я подвинул стул, уселся перед ним и даже не думал о том, чтобы нарушить мучительное молчание.

– Этот план существует уже давно, – прошептал он наконец. – Я всегда выступал решительно против, можете мне поверить, Дуэйн. Я даже помыслить себе не мог, что они введут в действие эту опцию на случай вынужденной необходимости, после этого инцидента с адвокатом…

– Что это за опция? Уничтожить всех киборгов?

– Да. Устранить Железных людей. Уничтожить все следы проекта.

Хорошо, что в этот момент я сидел. У меня было такое чувство, будто во мне вдруг разверзлась пропасть, жерло необъятного ужаса. Одно дело – строить свои теории для объяснения загадочных превратностей, как та, например, что на тебя могут посягнуть свои же люди, и совсем другое – когда ты получаешь подтверждение этой чудовищной догадки. Первое сродни личному озлоблению, внутренней ярости против непонятного, заигрывание с надуманной манией преследования, способной внести хотя бы временный смысл в бессмысленное – неважно, каким бы зловещим ни было твоё предположение, оно остаётся лишь мыслью, игрой, которая тебя не очень-то и задевает. Но когда тебе говорят: да, всё именно так, – в это мгновение тебе становится ясно, как чудовищно тебя подставили.

И это больше не мания преследования.

– Они были в панике, Дуэйн. Они не знали, кто этот адвокат и что он замышляет. Они каждое утро ждали, что, ну, я не знаю, например, «Вашингтон пост» разразится огромной статьёй о проекте Железный Человек. Адвокат скрылся, и единственное, что было известно его партнёрам, – что кто-то передал ему папку серебряного цвета с красной эмблемой. Это и явилось поводом для всех этих событий.

– Почему? – спросил я с болью в голосе. – Отчего возникла необходимость устранять нас? Ведь мы молчали. Мы жили себе потихоньку, жрали свой проклятый пищевой концентрат и держали язык за зубами.

– Они пришли к выводу, что, видимо, кто-то из командования действует заодно с адвокатом. Я вас умоляю, Дуэйн, посмотрите, какие бешеные деньги люди выигрывают на процессах только из-за того, что не могут отвыкнуть от курения или защемили себе палец микроволновкой. Процесс, в котором каждый из вас мог бы потребовать миллиарды долларов возмещения, – это был бы огромный соблазн.

Я вскочил со стула как ужаленный, будто в моём организме сработала вживлённая система, о которой я и не подозревал, но то была всего лишь ярость, старый добрый натуральный гнев.

– Fuck, Джордж! – Я протопал к окну, из которого был виден порт, полицейские и корабль. – Миллиарды долларов? Да что мне с ними делать? Мне некуда девать даже свою обычную пенсию. Что мне делать с миллиардом долларов? Мой кишечник мне не вернуть и за десять миллиардов долларов.

Он кивнул.

– Это вы так думаете. А Габриель, например, смотрел на это иначе. У него и самого уже были идеи в этом направлении, я это точно знаю. Адвокат нашёл бы к нему подход и шастал бы к нему как к себе домой.

– Это смешно, – перебил я. – Джордж, в пятидесятые годы армия засылала легионы солдат на полигоны для испытания атомных бомб, заражённые радиацией, и половина из них потом умерла от рака. Они подвергали радиоактивным осадкам ни о чём не подозревающих американских граждан, чтобы провести исследование, как это скажется на их здоровье. Сегодня об этом все знают, об этом пишут – и что? Состоялся хоть один процесс о возмещении ущерба? Я ни об одном не слышал. Так что не рассказывайте мне, что президент отдал распоряжение уничтожить всех киборгов, потому что он боится процесса о возмещении ущерба. Это смешно. За этим наверняка стоит что-то другое.

Рейли молча сидел, поглаживал пальцами свои волосы, коротко поглядывал на меня и снова отводил глаза, глядя в пустоту и не переставая теребить волосы. У него был ужасный вид. Это мгновение заставило меня заподозрить, что правда может оказаться ещё ужаснее, чем всё, что способна была нарисовать моя фантазия.

– Есть дело, о котором вы не знаете, – сказал Рейли. Он это действительно сказал или мне почудилось из-за моих взвинченных нервов, которые начали играть со мной злые шутки? Я слышал голос, который вроде бы принадлежал ему, но я не мог бы поклясться под присягой, что он сказал это.

Кажется, я что-то ему ответил, но не знаю, что. Вполне возможно, я издал лишь какой-то неартикулированный звук.

Но помню, что солнце в это мгновение закрыла тяжёлая чёрная туча, и вся ясность утра погасла, будто её выключили. Тёмный коричневый цвет мебели и зелёно-жёлтый цвет покрывал, подушек, занавесок и обоев переплавился в мрак кулис заколдованного леса.

Голос Рейли перешёл в мучительный шёпот.

– Тогда хоть и отказались от проекта Железный Человек, но не отказались от идеи создать исключительного солдата. С некоторого времени эксперименты возобновились. Но на сей раз они пошли по пути генной техники. Будут созданы так называемые химеры, люди, располагающие отдельными свойствами животных – силой медведя, ловкостью пантеры, выносливостью паука и так далее. – Ещё до того, как он произнёс следующие слова, я уже знал, что он скажет. – Проект ведётся под кодовым названием Кровь Дракона.

Атомные батареи в моём тазу показались мне вдруг нестерпимо тяжёлыми. Я поплёлся назад к стулу.

– Что, опять то же самое?

– Они учли наши ошибки. На сей раз они не мчатся сломя голову. Эксперименты уже идут, но продлятся они долго, прежде чем можно будет увидеть первые результаты. В соответствии с природой. Человеку ведь нужно восемнадцать лет, чтобы вырасти. – Рукавом пижамы он вытер пот со лба. – И этот проект, Дуэйн, защищается всеми средствами. Это вопрос национальной безопасности.

– Но какое отношение это имеет к нам? К Железному Человеку?

Рейли рассмеялся, но его безрадостный смех перешёл в кашель.

– А сами вы не можете догадаться? Допустим, как-то просочился бы слух, что был проект Железный Человек, какие были бы последствия? Конгресс назначил бы комиссию по расследованию. Стали бы допрашивать людей, тогдашних сотрудников, а некоторые из них сейчас работают на Крови Дракона. И существование Крови Дракона уже нельзя было бы удержать в секрете. Вы можете себе представить, что по этому поводу скажут сенаторы, у которых не спросили разрешения ни на тот, ни на другой проект?

Кроме того, по своей концепции это нарушало все международные соглашения. Я понимал. И хотя у меня не было ни малейшего представления, как можно незамеченно устранить следы проекта с расходами в миллиарды долларов, который длился не один год и в котором участвовали сотни людей, но я понимал, что я и другие киборги в известной степени были живыми доказательствами. Документы можно было уничтожить, жёсткие диски стереть, свидетелей запугать или купить их молчание – но пока существовали пятеро мужчин, любого из которых достаточно поставить под рентгеновские лучи, чтобы доказать невероятное, все остальные меры тщетны.

– Как давно вы знаете про Кровь Дракона? – спросил я.

– Со вчерашнего вечера.

Интересно было бы узнать, откуда подхватил это словечко Гарольд Ицуми. Вопрос, который я не мог задать, не выдав при этом, что я собственными глазами видел пропавшую папку.

– Боюсь, Джордж, что вы подвешены на тот же крючок, – сказал я вместо этого. – Если они действительно устраняют весь состав Железных людей, то с вами тоже произойдёт несчастный случай, как с Габриелем и остальными.

Рейли взглянул на меня, и в его глазах читалась апатия. При его визите ко мне в воскресенье вечером казалось, что он всего лишь в дурном расположении духа; но теперь у него был такой вид, будто он воочию видит, как вся его жизнь неудержимо рушится в пропасть.

– Я знаю, – произнёс он наконец, как будто этим всё было сказано.

– И что?

Он встал – тяжело, как будто его вес за последние минуты удвоился, – и прошёл к письменному столу, на котором лежал чемодан со спутниковым телефоном. Над столом висело зеркало в золочёной раме.

– Такова моя жизнь, – сказал он своему зеркальному отражению. – Что я могу сделать? Я давал присягу, клялся на знамени, на конституции. Я поклялся отдать свою жизнь, если это послужит моей стране. Умереть, если законно избранный президент прикажет мне это. Такова моя жизнь, Дуэйн.

Некоторое время у меня теплилось подозрение, что всё это разыграно как по нотам, и у Рейли есть задание склонить меня к тому, чего от меня хотят. На высокой ноте патриотизма и гражданских идеалов преподнести мне тот банальный факт, что команда агентов ждёт только приказа меня истребить.

Но если бы Рейли был таким хорошим актёром, с ним не случилось бы за все эти годы такое количество постыдного срама. Нет, он действительно разговаривал сам с собой.

– Перестаньте, Джордж. Это не имеет никакого отношения к верности конституции. Это просто поганая игра тайных служб, а больше ничего.

– Да, – кивнул он. – Да, так и есть. – Он повернулся ко мне. – Кстати, вы были правы.

Обычно приятно слышать о том, что твоя правота получила подтверждение, но сейчас я мог бы без этого обойтись.

– Я? В чём?

– Ицуми устранили наши люди.

Он не сказал мне ничего нового, и я не стал разыгрывать удивление или неверие. Вместо этого мне пришло в голову, что в этом деле была одна странность, если вспомнить о том, что Рейли рассказал мне накануне вечером.

– Но ведь это значит, что они всё время знали, где он. И что они могли выйти на его след не только благодаря известиям о его убийстве.

Рейли кивнул.

– Действительно, они с прошлого воскресенья знали, что Ицуми здесь. И как только узнали, сразу выслали оперативную группу.

Я спросил себя, известно ли Рейли, какую роль во всём этом деле сыграл я.

– С прошлого воскресенья?.. – эхом повторил я, прощупывая слова, как дырку в зубе, потому что в них, казалось, прячется ещё какое-то значение, ускользнувшее от меня.

– Они узнали об этом от вас, Дуэйн, – сказал Рейли.

На сей раз мне не пришлось разыгрывать недоумение.

– От меня? – Я закрыл рот и непонимающе покачал головой. – Что за глупость? В прошлое воскресенье я даже не знал о существовании этого адвоката.

– Но вы позвонили Габриелю Уайтвотеру и рассказали ему, что вас преследует какой-то азиат.

– Что?

Взгляд, который бросил на меня Рейли, затуманился болью.

– Вчера у меня был один человек из оперативной группы. Он продемонстрировал мне запись вашего разговора.

– Запись? – Это было немыслимо. Как это могло произойти? Ведь мы говорили по линии, о которой никто не мог знать…

– Вы попытались установить надёжную связь, – продолжал Рейли с тяжестью в голосе. – Устроить фокус с вашим мобильным телефоном и частной линией по соседству с Уайтвотером, номер которой он сообщил вам в зашифрованном виде. – Рейли был явно глубоко опечален тем, что его ребята оказались способными на такую хитрость, на такое подлое коварство. – Вам не повезло в том, что среди сотрудников, которые вели наблюдение за линией Санта-Барбары, оказался один компьютерный чудик, который за десять минут написал программу, чтобы выделить все возможные комбинации цифр и сравнить с телефонным справочником. Набралось сто возможных номеров, и сорок три из них существовали реально. Когда вы позвонили Габриелю второй раз, все сорок три уже были на прослушке.

Значит, они намеренно оставили мне мой мобильный телефон. Поскольку их интересовало, кому я ещё буду звонить.

– Вы ничего не сообщили об этом, Дуэйн, – с огорчением сказал Рейли. – Поэтому они подозревали, что вы хотите вступить с Ицуми в сговор. – Рейли смотрел на меня покрасневшими глазами. – Вам не уйти от них, Дуэйн. Весь город у них под контролем. На каждой дороге, ведущей из города, стоит машина с радаром и приборами инфракрасного видения. Ваш дом под наблюдением. Они ждут, когда вы ослабеете настолько, чтобы они могли взять вас, не привлекая внимания.

– Но зачем, ради всего святого? Для чего такие затраты? Почему просто не послать выпускника 8541, который быстро и безболезненно загонит мне в череп пулю?

– Этого я не знаю. Может, потому, что мы за границей. Пытаются сделать всё незаметно.

– Это называется незаметно? Десятки агентов обложили весь город.

Он беспомощно пожал плечами.

– Не знаю, Дуэйн. Знаю только, что у них есть особое указание ничего вам не делать. Особое – и с очень больших высот.

Это меня крайне озадачило. Они задавили Габриеля без особых раздумий. Что они сделали с Джеком Монроем, я не знал, но уж тоже наверняка не церемонились.

– С чего бы это?

– Пока вы не нарушили подписку о неразглашении, запрещено применять к вам насилие.

– А просто уморить меня голодом.

– Я больше не могу раздобыть для вас концентрат, это верно. – Он положил свою мясистую ладонь на чемодан со спутниковым телефоном. – Но одно дело в моих силах. При условии, что всё пройдёт так, как мне обещано. Корабль из нашей конюшни, военный корабль «Rushmore» сейчас выполняет северо-атлантическую миссию и находится на пути из испанского Кадиса. Они сделают крюк и завтра к вечеру прибудут к ирландским суверенным берегам.

Ну, хотя бы суверенным.

– Для чего? Чтобы вести войну против наших собственных секретных служб?

– У них на борту есть этот новый лёгкий десантный катер из комплектации авианосцев. Он нас заберёт. Во вторник вечером, в восемь часов, с крайнего пирса. Они причалят, возьмут нас на борт и тут же отчалят, никто и глазом моргнуть не успеет.

– А потом?

Он помедлил. Это промедление сказало мне всё.

– По крайней мере, мы будем среди своих людей. Среди морской пехоты, Дуэйн. Мы найдём решение. Поверьте мне.

– Мои предчувствия скорее подсказывают мне, что я, как только поднимусь на борт этого катера, стану овечкой, которая идёт на бойню своим ходом.

– Это всё, что я могу вам предложить. Вам придётся довериться мне в последний раз.

Я посмотрел на него и почувствовал, что голова моя настолько переполнена всем, что я не смог бы продолжать разговор.

– Я подумаю над этим, – сказал я. – Не поздно будет, если я позвоню вам завтра?

– В принципе вам просто надо вовремя явиться на пирс.

– Я всё равно позвоню, – сказал я.

С этим я ушёл, твёрдо решив, что не закончу свою бесславную жизнь жалкой смертью.

То был апрель 1991 года. Война в Персидском заливе кончилась больше месяца тому назад, кончилась победой, Кувейт был освобождён. Нам снова разрешили телевизор, и мы следили за новостями, как Советский Союз выводит свои войска из Польши, все 50000 человек. Слова корреспондентов дышали разрушением основ, порождали тревогу и сумятицу. Мир менялся в таком стремительном темпе, что захватывало дух.

Проект Железный Человек тоже постепенно сворачивался. Закрыли и опустошили три лаборатории. Официально считалось, что это давно запланированная перестройка.

С нами проводили уже лишь небольшие операции, якобы всё это были меры, исключающие отказ системы, как случилось с Лео Зайнфельдом. Но у нас было такое впечатление, что каждый из учёных действует кто во что горазд. Сроки операций становились известны лишь в последний момент, иногда накануне вечером, и зачастую так же внезапно отменялись. Впервые за два года у нас появились дни, когда нам нечего было делать. Больше не существовало плана тренировок, хотя время от времени нам сообщалось, что они того и гляди возобновятся. Ларри Робинсон, который официально всё ещё руководил проектом, блистал своим отсутствием; якобы, его задерживали в Вашингтоне неотложные дела. Считалось, что он там каждый день ведёт переговоры с научными руководителями разных подразделений.

И в опорном пункте становилось всё меньше людей. Заглянув однажды в столовую для персонала, я увидел, что она перегорожена временной стенкой пополам.

Когда я возвращался от отеля «Бреннан», около меня неожиданно притормозила машина. Я глянул на опускающееся стекло пассажирского сиденья и увидел инспектора Ойгена Пайнбрука. Он поднял на меня свои бронзовые глаза.

– Здравствуйте, мистер Фицджеральд, – сказал он усталым голосом. – Есть у вас немного времени?

Я вздохнул и кивнул. Инспектор велел своему водителю проехать немного вперёд, где можно было остановиться, не блокируя всё уличное движение.

– Может, вы уже слышали, что совершено ещё одно убийство? – спросил он, тяжело выбираясь из машины.

Я кивнул.

– Билли на почте мне сказал.

– Опять американец. Некий Виктор Саванна, по крайней мере так значится в документах, которые мы при нём нашли. Всплыл в бухте, мёртвый, но не утопленник. – Он подал знак унылому юноше на заднем сиденье, охранявшему коробку с документами, и тот извлёк из коробки коричневый конверт и протянул наружу. – Взгляните, пожалуйста. Не встречали ли вы где-нибудь этого человека.

Мне показалось удивительным, что на сей раз у меня не спрашивали алиби на минувшую ночь. Как будто кто-то убедительно заверил инспектора, что я, начиная с раннего вечера воскресенья, безвыходно оставался дома. Интересен уже сам по себе этот контекст. Я взял конверт, который он мне протянул, достал оттуда фото большого формата и посмотрел на него.

Без особого удивления я увидел, что на снимке тот мужчина, который был вчера у Рейли. В смерти его черты носили отпечаток удивлённого неверия.

– Я его не знаю, – сказал я, снова сунул фото в конверт и протянул его обратно.

Пайнбрук медлил забирать его.

– И никогда не видели? Здесь, в городе, или где-нибудь ещё?

– Нет. – Я опустил конверт через открытое окно на пассажирское сиденье. – Что-то Дингл стал опасным местом. Трос убитых за одну неделю. Поневоле задумаешься, не пора ли куда-нибудь убраться отсюда.