Желтый Кром

Глава тридцатая

Дэниса разбудили, но, хотя шторы на окнах были раздвинуты, он снова погрузился в то дремотное оцепенение, когда сон становится чувственным удовольствием, которое почти сознательно хочется продлить. В этом состоянии он, быть может, пребывал бы еще час, если бы его не потревожил настойчивый, хотя и негромкий стук в дверь.

— Войдите, — пробормотал он, не открывая глаз.

Щелкнула дверная ручка, чья-то рука схватила его за плечо и резко встряхнула.

— Вставайте, вставайте.

Моргая, он с трудом раскрыл глаза и увидел, что над ним стоит Мэри, — с ясным лицом и очень озабоченная.

— Вставайте же! — повторила она. — Вам надо идти и отправить телеграмму. Вы что, забыли?

— О Боже!

Он отбросил одеяло. Его мучительница удалилась.

Дэнис поспешно оделся и побежал в деревню, на почту. На обратном пути он испытывал большое удовлетворение. Он отправил длинную телеграмму и через несколько часов получит ответ с требованием немедленно вернуться в город по неотложному делу. Это было совершенное действие, сделанный им решительный шаг, а он так редко предпринимал решительные шаги. Он был доволен собой. К завтраку он явился с хорошим аппетитом.

— Доброе утро, — сказал мистер Скоуган. — Надеюсь, вам лучше?

— Лучше?

— Вчера вечером вы были довольно сильно расстроены проблемами мироздания.

Дэнис попытался отделаться от этого обвинения смехом.

— Неужели? — небрежно спросил он.

— Хотел бы я, — сказал мистер Скоуган, — чтобы меня терзали лишь такие мысли. Я был бы счастливым человеком.

— Счастливым можно быть только в действии, — провозгласил Дэнис, думая о телеграмме.

Он выглянул в окно. Большие румяные облака причудливой формы плыли высоко в голубом небе. Шелестел ветер в деревьях, и трепещущие листья сверкали и искрились, как серебро, в солнечных лучах. Все казалось изумительно прекрасным. При мысли о том, что скоро он уедет от всей этой красоты, Дэнис почувствовал внезапную боль, но утешился, вспомнив, как решительно он действовал.

— Действие! — повторил он вслух и, подойдя к буфету, положил себе на тарелку ветчины и рыбы, так чтобы они приятно дополняли друг друга.

Позавтракав, Дэнис отправился на террасу и, устроившись там, закрылся мощным защитным валом газеты «Таймс» от возможных набегов мистера Скоугана, который проявлял неуемное желание продолжить беседы о Вселенной. Чувствуя себя в безопасности за хрустящими страницами, он размышлял. В свете этого прекрасного утра его вчерашние ночные переживания казались очень далекими. И что из того, что он видел, как они обнимались при луне? Может быть, это, в конце концов, не так уж важно. И даже если важно, почему бы ему не остаться? Он чувствовал себя достаточно сильным, чтобы остаться, сильным, чтобы держаться с холодным равнодушием, бесстрастно — просто поддерживая дружеское знакомство. И даже если он недостаточно силен…

— Когда, по-вашему, придет телеграмма? — спросила Мэри, внезапно обрушиваясь на него поверх газеты.

Дэнис виновато вздрогнул.

— Понятия не имею, — ответил он.

— Я спрашиваю потому, — сказала Мэри, — что в три двадцать семь очень удобный поезд, и хорошо бы вам на него успеть, правда?

— Хорошо бы, — вяло согласился он. Он почувствовал себя так, словно готовил свои собственные похороны. Поезд отправляется с вокзала Ватерлоо в три двадцать семь. Цветов просят не приносить…

Мэри ушла. Нет, черт его возьми, если он позволит так быстро отправить себя на кладбище. Черт его возьми…

Из окна гостиной выглянул мистер Скоуган с голодным выражением, и он поспешно вновь загородился «Тайме». Он долго держал газету перед собой. Опуская ее наконец, чтобы снова осторожно посмотреть, что делается вокруг, он, к своему изумлению, увидел перед собой легкую, довольную, коварную улыбку Анны. Она стояла перед ним — женщина-деревце — в изящной позе, которая, казалось, была само застывшее движение.

— И давно вы тут стоите? — спросил он, оправившись от изумления.

— Думаю, около получаса, — весело сказала она. — Вы так углубились в свою газету — просто с головой ушли, — что я не хотела вас беспокоить.

— Вы чудесно выглядите сегодня, — воскликнул Дэнис. Впервые у него хватило духу произнести такого рода личное замечание.

Анна подняла руку, словно защищаясь от удара.

— Пожалуйста, не оглушайте меня.

Она села рядом с ним на скамейку. Он милый мальчик, думала она, просто прелестный. А грубая настойчивость Гомбо становилась довольно утомительной.

— А почему вы не в белых брюках? — спросила она. — Вы мне так нравитесь в белых брюках.

— Они в стирке, — довольно резко ответил Дэнис. Вся эта тема белых брюк была не в том ключе. Он еще разрабатывал план, как снова направить беседу в нужное русло, когда из дома вдруг стремительно вылетел мистер Скоуган, пересек террасу с торопливостью заводной игрушки и остановился перед скамейкой, на которой они сидели.

— Продолжая нашу интересную беседу о мироздании, — начал он, — я все больше и больше прихожу к убеждению, что различные его части абсолютно дискретны… Но не могли бы вы, Дэнис, чуть-чуть подвинуться вправо? — Он втиснулся на скамейку между ними. — А вы бы, дорогая Анна, сместились на несколько дюймов влево… Благодарю вас. Дискретны, я, кажется, говорил?

— Говорили, — сказала Анна. Дэнис безмолвствовал.

Они пили послеобеденный кофе в библиотеке, когда пришла телеграмма. Дэнис, виновато краснея, взял желтый конверт с подноса и вскрыл его. «Срочно возвращайся. Неотложное семейное дело». Нелепо. Как будто у него есть какие-то семейные дела! Не лучше ли просто скомкать и сунуть ее в карман, ничего не объясняя? Он поднял голову. Большие голубые фарфоровые глаза Мэри смотрели на него серьезно, пронизывающе. Мучимый нерешительностью, он еще больше покраснел.

— О чем ваша телеграмма? — многозначительно спросила Мэри.

Дэнис совсем растерялся.

— Боюсь, — пробормотал он, — боюсь, она означает, что мне придется немедленно вернуться в город.

Он свирепо нахмурился, глядя на телеграмму.

— Но это нелепо, невозможно! — воскликнула Анна. Она стояла у окна, разговаривая с Гомбо, но после слов Дэниса ринулась к нему через всю комнату.

— Срочное дело, — повторил он в отчаянии.

— Но вы пожили здесь так мало! — возразила Анна.

— Я знаю, — сказал он, чувствуя себя совершенно несчастным. О, если бы только она могла все понять! А еще говорят, что женщины обладают интуицией.

— Если это необходимо, то он должен уехать, — твердо вставила Мэри.

— Да, должен. — Он снова посмотрел на телеграмму, чтобы набраться мужества. — Видите ли, у меня неотложное семейное дело, — объяснил он.

Из своего кресла в некотором волнении встала Присцилла.

— У меня этой ночью было ясное предчувствие, — сказала она, — ясное предчувствие.

— Чистое совпадение, несомненно, — сказала Мэри, устраняя миссис Уимбуш из разговора. В три двадцать семь есть очень хороший поезд. — Она посмотрела на часы над камином. — У вас еще вполне хватит времени, чтобы уложить вещи.

— Я сейчас же прикажу подать автомобиль. — Генри Уимбуш позвонил в колокольчик. Похороны начались. Это было ужасно, ужасно.

— Я совершенно расстроена оттого, что вам надо ехать, — сказала Анна.

Дэнис повернулся к ней. Вид у нее действительно был расстроенный. Он безнадежно, обреченно покорился судьбе. Вот к чему привело действие, попытка сделать что-то решительное. Если бы он только предоставил всему идти своим чередом! Если бы…

— Мне будет не хватать бесед с вами, — сказал мистер Скоуган.

Мэри снова посмотрела на часы.

— Мне кажется, вам бы надо пойти и уложить вещи, — сказала она.

Дэнис послушно вышел из комнаты. Никогда, сказал он себе, никогда больше он не будет делать ничего решительного. Кэмлет, Уэст Баулби, Нипсвитчфор-Тимпани, Спейвин Делауорр… Затем все остальные станции и, наконец, Лондон. Мысль о поездке привела его в ужас. И что он будет делать в Лондоне, когда доберется туда? Он устало поднимался по лестнице. Пришло время ложиться в свой гроб.

Автомобиль стоял у дверей — как катафалк. Проводить его собрались все. До свиданья, до свиданья. Он механически постучал по стеклу барометра, висевшего у двери. Стрелка заметно сдвинулась влево. Внезапная улыбка осветила его мрачное лицо.

— Жизнь угасает — я готов уйти, — сказал Дэнис, цитируя удивительно подходящие к случаю слова Лэндора. Он быстро взглянул в лицо каждому, кто стоял вокруг. Никто ничего не понял. Он забрался внутрь катафалка.